Глава 5

  Спустившись с крыльца поликлиники, Олеся, неспешным шагом миновав автостоянку, вышла на тротуар и раскачивая сумочкой на длинном ремешке, направилась в сторону автобусной остановки.
 
  Машина отца была в ремонте, и на пару дней, Олеся отдала ему ключи от своей, уверив его в том, что это, не причинит ей никакого неудобства; даже хорошо - можно будет отступить от привычного.

  Мартовский день уже клонился к концу. Было еще светло, но быстро опускающееся к горизонту Солнце, уносило с собой тепло весеннего дня и отчетливо чувствовалось, как скоро остывает воздух - так бывает только ранней весной, перед наступлением сумерек. В тот день, Олесе некуда было спешить. Она шла легкой походкою, иногда останавливалась, чтобы посмотреть на причудливые облака, подсвеченные закатом, почти недвижимо висевшие в безветренном небе. В голых кронах высоких деревьев, еще суетились в своих вечерних заботах воробьи. Перескакивая с ветки на ветку, они что-то громко начирикивали друг другу,  словно договаривались о каком-то неотложном деле, вспархивали стайками и уносились, только им ведомо куда и зачем. Во всем, Олесе чувствовалась легкость: в облаках, в прозрачности деревьев, в этих порхающих воробьях... Она остановилась у старой, раскидистой липы и поднявши голову, глубоко вдохнула прохладный воздух. Потом, стала медленно выдыхать, наблюдая, как выдыхаемое ею тепло, превращаясь в пар, взвивается кверху невесомым, белесым потоком и через несколько мгновений исчезает, подчиняясь волшебным законам природы.

  Олесе вспомнилось время, когда будучи студенткой, она сдружилась с парнем из института. Его звали Владислав. Учились они на разных курсах, а жили поблизости - Владик жил в соседнем доме - через дорогу от Олесиного. Они частенько возвращались с учебы вместе и иногда, даже дожидались друг друга, чтобы не скучно было идти. Ей было интересно с ним. Он много рассказывал, шутил и еще, когда он был рядом, она чувствовала себя защищенно и могла без опаски,  пройти с ним через  все темные улочки и дворы.
 
  Однажды, таким же мартовским вечером, они шли через сквер и все, как-будто было то же - такие же облака, воздух, деревья, воробьи... Внезапно, Влад остановился, порывисто схватил ее за руку, развернул к себе лицом и задрав голову, торжественно сказал: "Смотри!". Он сказал это громко - так, что двое случайных прохожих остановились и посмотрели вверх. Олеся, удивленно и с некоторым недоверием, тоже посмотрела над собою, но не заметив ничего особенного и приняв все за неудачный розыгрыш, попыталась высвободить свою руку. Но Влад, только крепче сжал ее кисть и не отрывая взгляда от неба, произнес: "Да посмотри же ты! Какое чудо - это небо! Ведь таким, его можно увидеть только один раз, только сейчас! Больше никогда оно не будет таким! Никогда, никогда! Природа, никогда не повторяется - это ее суть - бесконечное, неповторимое творчество! И каждый день, каждый час, каждый миг - неповторимы. И мы, больше никогда не будем такими как сейчас, такими какими были минуту назад... Понимаешь!? Никогда!". Он отпустил руку ее руку и тут же, заключив ее голову между своими горячими ладонями, пригнулся и легко, едва коснувшись, поцеловал ее губы. Не дав ей опомниться, он отнял ладони от ее порозовевших щек и положив их ей на плечи, добродушно и немного виновато сказал: "Не сердись. Может, это был единственный момент, в который я мог поцеловать Тебя. И больше, такого момента,  никогда не случится"

  Тогда, Олеся никак не ответила ему, она, лишь легким движением убрала его руки со своих плеч и быстро пошла вперед. Влад догнал ее, но больше ничего не говорил.Так, они и шли молча, до самого ее дома. Только попрощались, как обычно - на углу и разошлись.

  С того дня, Олеся перестала встречать Влада в институте. Только позже, узнала что его семья, уехала на постоянное жительство в Норвегию. Больше, она ничего о нем не слышала. А тот его поступок, показавшийся ей тогда бессмысленной странностью, запомнился навсегда. И  отчего то, всегда было приятно вспоминать о нем. Влад, словно открыл ей истину, о которой ей не думалось до того - истину ценности каждого момента жизни, то, что в едином моменте, может быть заключено все. Может и жить стоит, только ради того, чтобы замечать эти  неповторимые моменты, ценность которых, люди совсем не замечают, не умеют распознать, не умеют разглядеть и вечно нацеленные в будущее, забывают о ценности настоящего, совершенно не предавая значения тому моментальному счастью, что окружает их повсюду уже - в сию минуту. Как это ни странно, но людям,  свойственно тянуться к иллюзорному далекому счастью и отталкивать счастье в настоящем, бежать от него, сопротивляться ему - отвергая людей, не доверяя собственным чувствам,  ища и надеясь на нечто большее, лучшее и обрекая себя тем самым, на безысходность и разочарование.

  В дверях ее встретил отец. На стуле в прихожей стоял рюкзак, с которым Михаил Андреевич всегда ездил на дачу. Рюкзак был уже полон и ремешок верхнего клапана, заправлен в пряжку, что означало полную готовность.

 - Олесюшка! Наконец то! Что-то ты припозднилась... Ждем тебя - не дождемся... Думали - на работе задерживаешься. Звонить уж не стали - коли задержалась - стало быть, по делу. Чего ж отвлекать тебя  нашей стариковской болтовней.

- Да будет тебе, папочка - "стариковской болтовней" - могли бы и позвонить. Не велико время - пару слов сказать. А на дачу, вы как-будто и не собирались сегодня. Не думала, что соберетесь... Что за аврал? Знала бы - поторопилась. А то, я пешочком, неспеша... Гуляла, воздухом дышала.
 
- Ах, вон оно как..! Да, мы матерью, по правде говоря и засобирались то по случаю. У Юры Запахина день рождения сегодня. Так он в Бобровке отмечать пожелал. Ему самому, это лишь к обеду придумалось... Ты ведь знаешь Юрия Алексеевича - тот еще баламут! Пришлось подниматься, как по тревоге! Благо, машину из мастерской забрал. Вот - держи свои ключики! Спасибо!

  Михаил Андреевич, помог дочери снять пальто и одной рукой, вешая его в шкаф, другой - махнул в сторону кухни.

- Давай ка, милая - быстренько к столу! Поужинаем вместе, да мы поедем! А то ведь, тебя дожидались и за стол не садились.

  За ужином, отец взялся рассказывать о Праге. После их возвращения с фестиваля, вот уже почти неделю, эта поездка, была его  излюбленной темой. Он мог говорить об этом без устали и описывал все в мельчайших подробностях. И теперь - говорил увлеченно, много жестикулировал и Татьяна Владимировна, то и дело, успокаивающе поглаживала его по плечу, и напоминала, чтобы он успел  поесть: "Мишенька, будет еще время рассказывать... Ты поешь, милый. Поешь."

  Михаил Андреевич, улыбался ей, согласно кивал, умолкал, брался за еду, но через минуту, вновь принимался за рассказ. Супруге, оставалось только с ласковой заботою смотреть на него, слушать и улыбаясь его нетерпению, добродушно покачивать головой.
 
  Перед выходом, родители присели на минутку - они не изменяли этому обычаю, отправляясь даже в недалекие, короткие поездки, находя в этом действии полезный смысл - собраться с мыслями и перебрав в голове, все что уже уложено, удостовериться, что ничего не забыто.
 
  Заперев входную дверь, когда шаги родителей в подъезде уже стихли, Олеся, по своей неизменной привычке, проводила взглядом их автомобиль, глядя во двор из окна кухни.

  После, уже в гостиной, она опустилась в кресло, обняла прижав к груди, бархатную подушку, сшитую когда-то бабушкой и откинув голову на высокую спинку, закрыла глаза. Ей хотелось посидеть немного в тишине.