Четвертый порожденный и понятие чувств

Одно из всего,
Три явственно зримых
Самим себе, знаючи,
Проплыли весь новый,
Путь единственно верный,
Возлились из брошенных грез.

Первый мир, Верный мир, как поныне твердят,
Стал созданием истинных Трех
Величайших самих, для себя и обители,
Для значений, для осознания видений.
Никогда невозможно представить ту быть,
Вспышки разума, что воплощает суть
Если ты не бывал той частицей от них,
Что четвертым по формам считалась.
Нет осознанных бед им, и нету речей,
Нет замудрствований и нет языков,
Нет огня и воды, даже внутренних бурь,
Но слова положить в объяснения придется:
Возлились они и воспряли собой,
В осознании спустились из забвения вечности,
И не ведомо, что зазывало Троих,
Силы этой зов все затмил.
Оставались они в положении всего,
Оставались и двигаясь всюду,
Исчезали и вновь появлялись извне,
В необъятном восторга пламени.
В устремлении их всеобъятных видений,
Временами, которых не принято было считать,
Доносилось из разных, неравных мер
Невозможное нечто, непреодолимое.
Долго плыли они, не сдвигаясь и будучи
Всем одновременно, зная свои места,
Но покоя оно не давало и чем-то,
Питало их к сотворению нового.
Знали, ведали Трое о том, что ни есть,
Но не смели зайти за тот слой.
Что им весть доносил, о том, чего нет,
О том, что еще произойдет.
И похожий на треск, шум или тихий шепот,
Обнаружился разом создав все слова,
Все слова извлекло Оно с новой средины,
Называвшейся только пеклом.
То, что к воле Троих несомненно легло,
Оказалось далеким будущим,
Породило оно себя само,
Проникая в суть прошлого материей.
До последних из этих моментов видов,
Не имело значения любое течение,
Ничего не считалось заведомо в мерности,
Ничего и не воплощалось.
Но ему самому не давали имен,
Положили ответить жестом своим,
И отбросили силы они на одно
Порожденное Четвертое, незримое.