Утро в Горячем

Вспоминается мне раннее, свежее, тихое утро...
И. А. Бунин
 
В прозрачное и тихое осеннее утро, когда над черной студеной водой Базыра позванивает, переливаясь, бирюзовый воздух, проснешься, бывало, раньше других в доме и долго лежишь, обмерев от сладкого покоя и уютной зябкости. Слышно, как во дворе хлопают, словно нехотя, тяжелые от сырости и времени, двери хлевов, стаек, взмыкивают раздобревшие за ночь холмогорские кормилицы, взлаивают нехотя еще сонные собаки;  соседка, похлопывая калошами, кутаясь в теплую поддевку, поднимается на крыльцо, половицы старчески вздыхают под ее шагами – и от этого еще уютнее, зябче укутаешься в старое стеганое одеяло, штопаное-перештопанное, местами от ветхости вывалившее на божий свет ватные внутренности, -  но такое родное, пахнущее кипяченым густым молоком, которым поили в простудные дни, кошачьей шерстью, мамиными руками…
Невольно задремлешь и сквозь туман сладкого полусна слышишь, как в соседней комнате встанет отец, собираясь на охоту, споткнется в коридоре о звонкое пустое ведро, чертыхнется шепотом, бодро загремит-заплещет умывальником; смутно вплывет в комнату запах его любимого хвойного мыла – и все явственнее начнет ворошить тишину дома его возня: вот он снимает с веревки высохшие, коробом шуршащие байковые портянки, вот  наливает в алюминиевую фляжку припасенный с вечера  брусничный морс, и скулы  невольно сведет ощущением кислоты и сладости, и тоненькая струйка аромата потянется терпко в  комнату. Вздохнешь – и яснее услышишь, как прошуршит газета – это  отец завернет с собой здоровенный ломоть черного хлеба с солью и сваренные с вечера картошки, уложит в рюкзак плоскую баночку консервов «Завтрак туриста» и вполголоса, словно заранее извиняясь, что потревожил, разбудит мать: «Раечка, ты мне часы поищи, куда-то  с вечера задевал…» Потом встанет мама, негромко, кротко примется за поиски пропавших часов, тотчас обнаружит их на подоконнике под каким-нибудь мятым полотенцем, подаст отцу, уже одетому, по-охотницки экипированному, по-утреннему хмурому.
Встанешь, опустив босые ноги на вязаный пестрый кружок у кровати, отбросишь  сонное тепло старого одеяла и подойдешь к окну, покрытому первой испариной. Сквозь живое серебро подрагивающих капель увидишь лиловое озябшее небо, желто-бурую громаду Горячей, всю знакомую глубину двора: почерневших сараев, мокрых, темно-охристых корявых поленниц, лениво зевающих собак…
«Как о воде протекшей будешь вспоминать…» Сколько лет минуло, протекло с того октябрьского студеного  утра! Словно душистым дымом припоминания приходят и дышат осенней свежестью эти недавние дни, где сквозят на бирюзовом просторном  небе черные ветки старой черемухи, светятся, словно золотой пылью припорошенные, страницы любимой книги, а в ней  лежит засушенная травинка клевера, сохранившая в полуживом розово-пестром цветке едва уловимый аромат прошлого.