Прощальный вечер в долине реки Хахопсе

из повести "Любовные треугольники"


Полностью перебазировались только к вечеру. Место для лагеря Василий действительно выбрал живописное. На узком водораздельном хребтике, среди преимущественно пихтовых деревьев, выделялись три ровных, почти горизонтальных, площадки, расположенных уступами – одна выше другой. На нижней террасе установили большую палатку Кордова и кухонный навес. На второй – поставили две маленькие палатки – одну для Лизы и Люси, другую – для Феди и Ильи Кузьмича. И на самой верхней террасе поставили ещё две маленьких палатки – для Виктора и Гришки, а вторую для нас с Толяном.

 А сказочность здешнему лесу придавали космы бледно-зелёного мха, свисавших кое-где с пихтовых веток. Из этих самых пихтовых веток мы выстелили себе лежаки вместо жердевого настила и получились шикарные пружинящие, как диваны, постели.

Ужинали уже в темноте, при свете костра. Лиза приготовила праздничный ужин – нажарила картошки и сварила какао со сгущёнкой. И оповестила всех, что этот ужин приготовлен ею в честь убывающих завтра из отряда студентов, т.е. это в нашу с Толяном честь. Ну и Лиза! Театр драмы и комедии одновременно. А что, поужинали вкусно, всем понравилось. Вспомнили про пудинг, как-то испечённый Людой на берегах Тугупса, и вечер смеха, последовавший вслед за откушиванием оного пудинга.

После ужина, как всегда, расселись возле костра. Сидели долго, тихонько разговаривали. Неожиданно Гришка сделал открытие: в центре лагеря лежало толстое гнилое дерево, которое светилось в темноте слабым зеленовато-белесым светом. Куски-гнилушки легко отделялись топором от ствола, и разбросанные здесь же, в траве, тоже светились бледным, постепенно угасающим светом. Все видели такое чудо впервые, кроме Витька. Он и объяснил природу этого явления. Это называлось фосфорисценцией – свойством некоторых веществ светиться в темноте, сначала под влиянием освещения, а затем и после прекращения его, в темноте, подобно фосфору. Поднесённые на минуту к яркому пламени костра, эти гнилушки какое-то время ярко светились в полной темноте, а затем медленно угасали.

Забавные светящиеся гнилушки добавили сказочности в прощальный вечер. Лиза подсела ко мне поближе и принялась меня горячо убеждать в нецелесообразности нашего завтрашнего ухода из отряда. Разве плохо нам здесь сегодня? И я отвечал, что сегодня здесь всё прекрасно, и что не хочется нам покидать эту сказочную поляну, и что Лиза – хороший повар и замечательная девушка, но мы же люди подневольные, и не можем делать то, что нам хочется. Мы вынуждены делать то, что необходимо, и не можем забывать, кто мы и зачем мы здесь? Наше время истекает, пора собираться в Новочеркасск. Впереди защита дипломного проекта, а сейчас нам надо к этому подготовиться.

Мои логические выкладки Лиза не услышала, и с ещё большей горячностью, вполголоса, чуть ли не повиснув на мне, уговаривала меня остаться. У меня не нашлось других слов, и я просто тупо молчал. Потом она переместилась поближе к Толяну и взялась его убеждать в том, в чём не смогла убедить меня.

Воспользовавшись паузой, ко мне подошёл Гришка и открытым текстом, по-простому так, по рабоче-крестьянски сказанул:

 – Ну чо ты теряешься, Санёк? Она же в тебя втрескалась, разве непонятно? Да отведи ты её в кусты и влупи ей по самое не балуй…

 – Спасибо за совет, Григорий, Я должен обдумать твоё предложение, – мне не очень понравилось его неделикатное вмешательство, а он опять рубанул:

 – Да хрена тут думать! Тут надо действовать…

Я отошёл от Гришки в лес ... Постоял, выкурил «беломорину». Из леса наш лагерь смотрелся тоже живописно и сказочно. Не спеша вернулся к костру. Гришка, в очередной раз, развернул свою любимую тему и стращал народ дикими медведями.

 «А мы лагерь поставили прямо на звериной тропе», – вещал он трагическим голосом, но при этом более всего ему хотелось запугать нас. Что было, то было – по хребтику действительно проходила хорошо заметная звериная тропа. Должны же звери где-то проходить к реке на водопой. Витёк поспешил всех, и себя тоже, успокоить:

 – Однако же, зверьё не дурнее человека. У них инстинкт самосохранения развит намного лучше, чем у человека разумного. А потому они как можно дальше будут обходить наш лагерь.
 
Толково сказал Витёк по поводу Гришкиных панических сентенций. Я даже зауважал его за это. А молчаливый Федя, знаток горного леса, авторитетно добавил:

 – Где человек поселяется, оттуда зверьё уходит.

Веское изречение Феди успокоило всех, в том числе и Гришку. Стали потихоньку расходиться по своим палаткам. Укладываясь на свою пружинящую, приятно пахнущую хвоёй, постель, я вспомнил: наша палатка располагалась прямо на той самой звериной тропе, о наличии которой всех оповестил Гришка. Это значит, что на пути у зверя, вздумавшего здесь спуститься к реке, первым препятствием будет наша палатка. Впрочем, до лагеря зверь вряд ли дойдёт. Признаки присутствия человека – дым костра, голоса, запахи, уже давно распугали всё зверьё в ближних окрестностях. Зверьё – оно же не дурнее человека. Это человек поспешил заявить на весь мир о себе, что он – человек разумный. Поспешил, однако…


сентябрь 1959