Что такое любовь?

Я любил зелёный чай с сахаром. Я любил шум дождя в холодные осенние ночи. Я любил поляны с цветами, особенно лежать на ней, медленно попивая воду из родника. Я любил запах краски. Я любил грязь на палитре. А ещё я любил её. Маленькую, неуклюжую, полненькую, но столь милую… Мне нравилось наблюдать за ней при приглушённом свете лампады, именно в такие моменты она танцевала, медленно обнажая себя и заливисто смеясь. Её тело было далеко от идеала, но я любил и его. Слегка торчащий живот, немного широкие плечи, странная родинка на правой груди. Она была столь глупой и надоедливой, но очаровательной. Мне было мало её частых взглядов, лёгких движений рук, я изнемогал от желания, когда она тихо пристраивалась рядом и с интересом наблюдала за моей работой. Я так заливисто смеялся, когда она тыкала своим пальчиком в какую-то кляксу на картине, пытаясь понять, что это, а потом одёргивала руку, надувая губы и поспешно убегая в ванну, чтобы отмыть следы моего бесстыдного увлечения.
      Я не мог ей насытиться, любил целовать с таким остервенением, что невольно кусал губы, оставляя на них малозаметные ранки, но её это всегда возмущало. Мне мало было её объятий, её тихих вздохов и голоса. Она была моим чаем. Столь горячая, но медленно остывающая, теряющая своё обаяние и сладкий вкус, поэтому я старался испить её как можно скорее, готов был считать секунды до её прихода, каждый раз мимолётом трогал её щёку и с тревогой подмечал, что она становится всё холоднее. А она лишь с удивлением смотрела на меня, немного наклонив голову и затем сладко улыбалась, медленно целуя мою ладонь. Её губы в этот момент были подобны цветам. Они расцветали, раскрывались и показывали всю свою красоту, а потом смущённо прикрывали. После встречи с ней я ещё сильнее полюбил цветы.
      После встречи с ней от меня заметно отдалялись друзья, с неким осуждением и сочувствием махая вслед рукой. Тогда я не понимал их, думал, что просто ошибся и это скоро позабудется. Но, видимо, я просто не обращал внимания на виноватый взгляд моей любимой и её дрожащих губ, которые словно пытались сказать мне что-то. Мы были так молоды, словно неопытные подростки, цепляющиеся за свои чувства и почти сжимая их за горло, боясь, что те пропадут, оставляя после себя лишь шлейф чего-то яркого и чарующего.
      Я часто повторял её имя, словно рефрен. Боялся забыть, затерять где-то в собственной голове и в ответственный момент не позвать, отпуская её холодную ладонь. Я давился её именем, хотел выплюнуть его на землю, растереть носом своего ботинка и потом вновь склониться, проклиная себя за безрассудство и вспыльчивость. Почти во всех проблемах я винил свой творческий склад ума, показывал грязную кисть и мольберт, пожимая плечами и глупо улыбаясь. Она не любила моё увлечение, презирала, но молчала. А я знал, что не любит, но тоже молчал и продолжал крепче сжимать кисть в руке, уже реже смотря на неё, а имя стало медленно забываться.
      Она не любила скандалов, не любила рыдать, хлопая дверью, нет, не любила от слова «совсем». Её личико лишь становилось бледнее, а уголки губ медленно ползли вниз, в то время как пальцы нещадно теребили халат с подсолнухами, который она часто оставляла у меня. А я и не замечал этого, думал, что она просто размышляет о чём-то далёком, может, мечтает о безоблачном будущем, но боится, что её улыбка выдаст все скрытые мечты и какой-то злодей украдёт их.
      Мы любили друг друга так страстно, так томно, что становилось в какой-то момент тошно, а сладкая судорога в животе больше походила на тупую боль, которая лишь раздражала и без того оголённые нервы. Я старался наестся ей до такой степени, что стало противно и тошнило от одного вида этого детского личика.       Я отчаянно сжимал в руке её пальцы, рассматривая неухоженные ногти и находил в этом нечто очаровательное, но в итоге всё это стало чуждо и противно, поэтому более её руки я не трогал. Она мечтала о любви, которую наблюдала в фильмах, читала в книгах и слышала из историй подруг. Я тоже верил, что буду вечно смотреть в её серые глаза и тонуть в них, блуждая в густом тумане и спотыкаясь о появляющиеся камни, которые оказались частью её тела.
      Я был с ней так мало, а казалось, что целую вечность. Я отдавал ей свою порцию обеда, делил кровать и одалживал деньги, коих у самого было немного. Мне хотелось боготворить её, улыбаться ей вечность и смеяться над глупыми и бессмысленными рассказами. Я так сильно погрузился в бездонное море из своих же фантазий, что не заметил, как перестал дышать и залёг на дно, а она ушла, забирая с собой кисть и мольберт, который пустила в свободное плаванье по речке.