Ожидание

Вечер был чудесный. Стоило только выйти на улицу, как в головы до ног окутывали медовые ароматы луговых трав с горьковатым привкусом цветущего жасмина. Над городком нависли тягучие как сироп летние сумерки, просвечивающие темно-желтый свет умирающего солнца у края горизонта. Несмолкаемый гул насекомых изредка прерывался резкими криками птиц и стрекотанием цикад где-то в пожухлой изжеванной траве. Горячая пыль обжигала ноги даже через подошву сандалий, и даже редкий ветер не спасал от зноя – он был похож скорее на жар, полыхающий в раскаленной печи. 

 

Я приехал в этот городок в поисках вдохновения. Ну, разумеется, не только его. Гонорар, полученный за предыдущую картину, подходил к концу, а плата за квартиру пробивала заметную брешь в моем бюджете. Ситуация усугублялась еще и тем, что последние полгода у меня совсем не было крупных заказов. Я перебивался с дизайна рекламных буклетов, до разрисовывания подросткам дневников и тетрадей, так что и речи не могла быть о крупном заработке. Только однажды мне повезло – мой бывший клиент устроил меня оформлять выставочный зал. Что это была за выставка! Огромное современное помещение с идеальным освещением, место, где выставляли свои работы известные художники города. … А мне оставалось лишь мечтать о том, что когда-нибудь и мои работы будут гордо красоваться здесь. Положение дел ухудшалось с каждым месяцем, и я уже совсем отчаялся найти хорошо оплачиваемый проект, как неожиданно услышал новость, подарившую мне надежду. Пару недель назад мой хороший знакомый сообщил о том, что в конце лета пройдет конкурс, победитель которого сможет вывесить свою картину на городскую выставку (! ). Я едва смог сдержать нахлынувшее ликование – это мой шанс! Вот он, мой путь к моей мечте – моя картина в том волшебной галерее. Я немедля принялся за работу. 

 

Но вскоре возникли некоторые трудности. Конкурс посвящался живописным видам нашего города и его окрестностей. Из всех предоставленных тем я выбрал, на мой взгляд, самую интересную – «Гармония человека и природы». Само собой, среди бетонных блоков и стеклянных высоток трудно найти «живописные виды», поэтому единственное, что мне оставалось делать, это изображать виды за пределами мегаполиса. Но за городом я не был уже много лет, а писать по памяти тяжело, тем более, что есть риск «наврать» – мало ли, что там могло измениться. После долгих споров с моей квартирной хозяйкой, она согласилась отпустить меня до начала осени, правда, только с предварительно оплатой. Возможно, нельзя назвать разумным то, то я сделал – отдать последние деньги и уехать из дома только ради картины – в высшей степени безответственно. Но для меня это было лучшим выходом из сложившейся ситуации. Тем более, моя поездка не была дорогой в «никуда», я ехал в свой родной поселок, где провел детство и юность. 

 

Мои родители с радостью согласились принять меня на это лето. Они были счастливы – еще бы, я не навещал их ровно с тех пор, как уехал учиться. Я настолько был опьянен атмосферой большого города, открывшимися перспективами и чувством безграничной свободы, что беспокойство о родителях отошло на второй план, я совершенно по-скотски забыл про них. Признаю, что в первое время я даже не звонил, открывая номер лишь для того, что бы проверить очередной перевод средств на карту. Поэтому, по дороге домой я чувствовал, как неприятное и скользкое чувство стыда сжимает сердце. Я ужасно себя корил – насколько же я неблагодарный – ждал от родителей только материальной помощи, совсем не думая о том, что они любят и волнуются за меня. Мама и папа приняли меня очень радушно, будто ничего не было плохого с моей стороны, и от этого мне стало еще хуже. Теплое отношение моей семьей, несмотря на мое наплевательское поведение, заставляло меня все еще долго мучиться угрызениями совести. 

 

Мой отец тоже был художником, но он всячески отговаривал меня от этой профессии, говоря, что я закончу жизнь нищим бродягой. Он оказался прав. Точнее, почти прав. С деньгами всегда были перебои, но я никогда не жалел о своем выборе. Меня окружали творческие люди, которые видели мир по-своему, не как обычные люди, они были немного безумные и странные, и я упивался этим безумством. Будто все, что только есть вокруг, заключено в рамки, и лишь только ты видишь мир за пределами глупых ограничений, истинную сущность бытия. Я был молод и глуп, теперь же все пытался наверстать время, упущенное мною ранее и быть ближе к семье. 

 

После приезда я долго бродил по проселочным дорогам, выходил к реке, проходил через бесконечные поля растопленного золота до безмолвной границы темных лесов, резко чернеющих на фоне блестящих на солнце злаков, но нигде я не находил ничего стоящего. Я сделал несколько набросков, но они не представляли собой ничего стоящего. Я представлял набросок как полноценную картину в том самом зале и недовольно морщился. Не то! И вновь начинал поиски. Знакомые с детства виды, навевающие солнечными воспоминаниями, постоянно отвлекали меня от работы. Я с улыбкой смотрел на старый орех во дворе, с которого я не раз с визгом падал на землю, разбивая в кровь коленки, на густой малинник, где мы с друзьями играли в прятки, до тошноты объедаясь сочными ягодами, на наши старые речные места, уже обмелевшие, с высохшим высоким камышом, режущим ладони. 

 

Прошло уже около двух недель с моего приезда, а натуру я так и не нашел. Все, что я видел, было либо слишком простым, либо совсем не подходило под тематику конкурса. Однажды я как обычно прочесывал городок. Было около семи-восьми вечера, солнце еще не зашло, но уже начинали проявляться сумерки. Дойдя до окраины, где редкие дома почти сливались с полями, я в изнеможении присел на траву у обочины. Несмотря на вечернее время, жара стояла невыносимая, людей у домов не было, даже птицы пели как-то неохотно. Пыльная дорога пустовала, и единственным приметным ориентиром была рассохшаяся скамейка на противоположной стороне, поросшая травой и, казалось, стоявшая здесь с самого основания деревни. 

 

За поворотом возник чихающий пылью и скрипящий всеми деталями небольшой автобус, выкрашенный в облезшую желтую краску. На минуту остановившись, он так же не спеша поплелся дальше, оставив на дороге пассажира. Девушка, вышедшая из "пазика", спокойно села на древнюю скамейку и аккуратно расправила юбку. На ней было нарядное ярко-красное шелковое платье, столь необычно смотревшееся здесь. Несмотря на странность наряда, она казалась более здешней, чем кто-либо другой, словно составляла единое целое с это землей. Она расслабленно сидела, оперевшись руками о сидение, и, закрыв глаза, подставило лицо солнцу. Свободно обрамлявшие ее лицо пряди волос отливали медным блеском в заходящих лучах, оттеняя ее бледную кожу с россыпью ярких солнечных пятнышек. Я вдруг поймал себя на мысли, что уже некоторое время просто сижу и любуюсь на нее, такую красивую и необыкновенно волшебную. Спохватившись, я достал альбом и быстрыми невесомыми чертами начал набрасывать ее нежные черты, волнистые волосы и легкие складки платья. Хоть незнакомка сидела безучастно ко всему происходящему, чувствовалось, что она ждет, и ждет более нетерпеливо, чем кто бы это ни был. 

 

Я не знаю, сколько мы так просидели. Я изрисовал несколько листов, она была идеально моделью – почти не двигалась и совсем не обращала на меня никакого внимания, словно никого и не было. Я собрался было уже идти домой – сумерки сгущались, рисовать становилось все труднее. Только я встал с насиженного места, как со стороны полей послышался шум и из золотого моря вынырнули рабочие с полей. Девушка резко повернула голову в их сторону и замерла. Молодые парни и уже взрослые мужчины в свободных рубашках и разномастных кепках, с вымазанными солнцем лицами и густым запахом табачного дыма, зерна и пота. Неожиданно из общей толпы выделилась одинокая фигура, застывшая на месте, не обращавшая внимания на тычки и толкания проходящих мимо мужчин. Молодой человек, с выгоревшими, почти белыми волосами, в ступоре остановился, и, не веря своим глазам, смотрел на мою рыжекудрую фею, словно она была чем- то необыкновенным. Девушка же, напротив, словно стряхнула с себя неподвижность, невесомо соскочила со скамейки и полетела ему навстречу. Время словно остановилось. Во всем мире были только эти двое – она, мчавшаяся ему на встречу, будто на крыльях, и он, не верящий своему счастью, крепко поймавший ее в свои объятия. 

 

Каждый вечер в это время я еще несколько дней возвращался на это же место в то же время. Никто не мешал мне рисовать – приезжал все тот же фыркающий автобус, оставляя на дороге мою неземную красавицу, которая все так же терпеливо ждала своего человека. Однажды, как обычно придя на свое место, автобус проехал мимо. И на следующий день тоже. И еще. Исчезла неземная нимфа так же, как исчез ее возлюбленный. А на моей новой картине остался тот волшебный момент соединения любящих сердец, начало их новой жизни на фоне угасающего земного дня.