Бабушки - бабушки

                Бабушки – бабушки

 
 Воистину верно, не знаешь, где потеряешь, где найдёшь.


 Случай на кладбище.
 
 Не будет мистики, зомбиков и привидений. Будет интересная встреча.
 
 Сходил в отпуске на кладбище, живу вдали от мест, где похоронены родственники, редко могу сходить. А тут удалось, день был приличный, постоял, вспомнил, да и домой пора. Иду, между рядами, грустновато конечно, столько всего было.
 Внимание привлёк прилично одетый мужичок, даже при галстуке. Смотрит на надгробие, и как – то интересно улыбается. Оглянулся на меня и вдруг предлагает помянуть его бабушку. Достал из портфеля чекушку и стопку, как – то искренне улыбаясь, протянул мне стопку. Не стал его огорчать, да и в стопке было почти на донышке, видать остальное он уже выпил, поминая бабушку. Придержал меня за рукав и произнёс, что сильно виноват перед ней.
 На керамической фотографии было видно лицо его бабушки, круглолицая женщина, кажется, даже с улыбкой смотрела на нас. Я ему и говорю, смотри, улыбается она тебе, значит, всё простила, давно, бабушки все добрые и плохое не помнят.
 Человек стал рассказывать, как бабушка готовила борщ, какие были вкусные солёные арбузы, а уж пела вообще великолепно. Рассказал, как доставалось ему за хулиганство хворостиной, хлестнёт, бывало и гонит кормить, переоденет в чистое и снова хворостиной, но уже не сильно, беги, гуляй….
 Вечерами рассказывала истории из своей молодости и детства, странные были времена. Она ведь родилась ещё до Октябрьской революции, помнила многое.
 Работали тогда много, рассказала интересную историю. Пшеницу жали серпами, собирали в снопы, потом уже в копны. Молотили уже на току молотилкой с конным приводом. Лошади ходили по кругу, вращая длинную жердь, а уж дальше механизм не могла объяснить.
 Вот жали в основном женщины и молодые девушки. Работали до захода солнца, быстро смывали пыль и скорей в соседнее село, петь песни, кто кого перепоёт. К восходу надо было быть в поле, пшеница ждать не будет.
 Было конечно интересно, но, похоже, это не всё, что он хотел рассказать. Глядя в мои глаза, волнуясь, поведал короткую историю.
Было ему тогда лет десять от роду, перебирали они с бабушкой старые фотографии, дед в погонах железнодорожника, дядька с ружьём на плече и добытой уткой.
 Показывает она мне фотографию, красивая девушка с яркой улыбкой, Смотрел я, смотрел да и ляпнул: "Морда кирпича просит…".
 Бабушка моя засмеялась и говорит, что это она, ещё до замужества. Я, говорит, втянул голову в плечи, убежал на улицу, вроде по делу. Вернулся не сразу, долго сидел на улице, даже продрог.
 Вернулся в дом, бабушка уже у плиты возится, думаю, пронесло, не обиделась, может быть.
 Больше не смотрели альбом с фотографиями, но вину свою запомнил.
  Сейчас эта фотография у меня, иногда достаю, прошу прощения за грубые слова, сюда вот прихожу, разговариваю с ней, улыбается с фотографии мне, повинюсь и домой спокойнее иду. Простила, наверное, она меня, а может и не обратила внимание на мои слова, посмеялась и всё.
 Успокоил человека, как мог, видишь, улыбается, забыла она твою глупую шутку, бабушки внукам прощают всё.
 Мой собеседник потряс мою руку, поблагодарил и попросил уйти, хотелось побыть одному со своей бабушкой.
 
 Вот давно это было, да не забывается эта встреча, сбивчивый рассказ незнакомца.
 
 В чём – то мы схожи, я тоже помню свою бабушку, две их было, как положено, просто с одной виделся очень мало, думаю, она мне тоже простила всё, что я вытворял у них в гостях.
 Моя бабушка, что растила меня, пока родители работали, тоже была необыкновенной.
 Очень хорошо пели дуэтом с дедом, солила, варила, пекла, всё как полагается бабушкам. Не дожила до девяноста лет совсем немного. Обычно выходила за ворота, вынесет стульчик и сидит, думки свои думает. Соседи идут, поздороваются, поговорят и снова сидит, думает что – то.
 Умерла тихо, без стонов, почти во сне. Мне позвонили, когда добрался, она уже была одета к похоронам. Попросили меня помочь, переложить на широкую скамью. Поднимаю её за руки, а мои дрожат, её руки ещё тёплые. Меня спрашивают, что боюсь, что ли? Не боюсь, боюсь сделать ей больно.  Меня успокаивают, ей уже не больно, говорят.  Что они понимают?
 Эти обмякшие руки помнят меня совсем крохой, я помню их с ложкой каши, помню, как шлёпала меня, как совала пирожки в мои руки. Вот этим рукам и боюсь сделать больно.
 Да и когда сморю на бабушкины фотографии, она тоже мне улыбается, не помнит мои глупые выходки, бабушки прощают внукам всё.
 Они с нами, пока мы их помним.