Повесть о приходском священнике Продолжение LXIX

Куличь с бубенцами...
для Бируте

Бабаиха пришла домой не сразу после службы. Хмурая, вся какая-то помятая. На её лице отображалась тревога и недовольство.
 — Хотите мне сад сжечь? — буркнула она, глядя как над деревьями путается густая пелена белого дыма.
 — Да это Аля обед готовит, — ответил я. — Не беспокойтесь, никакого вреда саду это не причинит!
Старуха брезгливо фыркнула, отмахнулась от меня, как от назойливой мухи, сказав:
 — Что она там может накуховарить? И вообще, для таких дел кухня есть.
 — Так вас долго не было, — сказал я. — Обедать давно пора. Мы не отважились без спроса хозяйничать на вашей кухне. Вот Аля и решила в саду еду сварить. Оно на костре вкуснее кажется.
 — На плите, на костре, — всё одно пища Богом посланная. Вы бы отец, не сластолюбием занимались, а порядок навели в храме! Община решила, что нам такой священник не нужен. Вот!
 — А какой нужен?
Бабаиха отвела взгляд, помолчала с минуту, наконец ответила:
 — Приход у нас не сахар, это верно. Люди сложные, каждый со своим характером. Но ведь вы во многом тоже неправы, согласитесь!
 — Отрицать не стану. Я не святой и далеко не праведник. По молодости и неопытности допускаю ошибки. Ну так помогите мне. Я готов выслушать дельные предложения. А вы все шепчетесь по углам да закоулкам. Вносите предложения, перспективы. Вместе рассмотрим. У нас всё-таки церковь, а не тоталитарная организация!
 — Сегодня уже рассмотрели, — Бабаиха не скрыла грубого раздражения в голосе. — Вы людей настроили против себя, да и только!
 — А мне кажется, дело совершенно не в этом. В чём я был неправ? Посмотрите, как за год в храме всё поменялось, люди стали приходить, даст Бог, новый храм построим. Чего этой ревизионной комиссии не так? Ах, да... До денег не могут добраться! Верующие же люди вроде, что же за искушение такое?
 — Вы напраслину на них не возводите, отец. Члены ревизионной комиссии — люди заслуженные и уважаемые. Прихожане им доверяют. Они не хотят склоку вносить в церковь, просто во всём порядок нужен. А вы, простите, допускаете расхлябанность и небрежение. Ещё и со старостой опять разругались! Перед самым храмовым праздником!
 — Как же вы изменились за последнее время, бабушка Оля, — я посмотрел на Бабаиху долгим взглядом.
Она стояла ко мне боком, отвёрнув в сторону голову. Лицо старой женщины не скрывало неприязни. Бабаиха ничего не ответила. Она низко нагнула голову и скрылась за дверью.
Утром следующего дня я уехал домой к родителям. Теперь я это делал чаще чем обычно. Оставаться в пустой комнате одному, без Ани, было невыносимо. Тем более что у родителей находился мой ребёнок. Не скажу, что я сильно за ним скучал, просто общение с родными людьми немного успокаивало, облегчало мое жалкое существование, которое я волочил с неописуемой тяжестью. Глубокая депрессия, разбавленная унынием, всё больше окутывала меня, делая своим покорным рабом.
При малейшем возможном случае я не упускал момента поисповедоваться у отца Василия. В этот раз рассказал о злоключениях на приходе. Батюшка долго молчал, морща брови, затем спросил:
 — Как думаешь поступить?
Я только плечами сдвинул.
 — Ну, так нельзя, — сказал он. — Ты уже взрослый человек, должен отвечать за свои поступки, тем более твои прихожане — дети Божьи, и ты за них отвечать будешь перед Господом.
 — А как тут поступишь? Запутался я, батюшка. Жизнь не мила. Не могу я смириться с нелепой смертью жены. Не могу понять, почему Бог так поступил со мной. Почти каждый день задаю себе этот вопрос, а ответа найти не получается!
 — Господь нередко посылает нам испытания, порой очень жестокие, — сказал отец Василий. — Постигнуть логику Бога нам не дано. Мы лишь должны понимать, что всё происходящее по Его промыслу, — для нашего же блага и спасения души. Кто знает, что Он усмотрел в этом обстоятельстве. Он милостивый и мудрый в своих поступках. Значит, так полезно для твоего спасения, для спасения души Анечки. Ты ведь молишься за неё? Уверен, больше и прилежней чем при жизни.
 — Да, батюшка, молюсь. От этого мне даже легче и спокойней. Только бывают мгновения, которые возбуждают ропот, уныние. Не однократно осмеливался укорить Бога.
Я почувствовал, как щёки обожгли горячие слёзы. Отец Василий по-отечески погладил моё плечо, произнеся с тяжёлым вздохом:
 — Крепись. Человек приходит на землю, чтобы  закалить свою душу, как золото в горниле. Мы все дети Божьи, и Он, милосердый и любящий Отец, всем хочет спасения. Надо терпеть. Через не могу терпеть. И во всём положиться на промысел Божий. Лишь тогда поймёшь, что иго Его благо и бремя Его легко есть… Если на приходе произойдёт полный разлад, не переживай. Я пойду к владыке и попрошу перевести тебя в наш собор. Где-нибудь пристроим, не горюй. Да и в родных стенах с близкими людьми будет куда проще переносить скорби.
Не знаю почему, но слова отца Василия меня совсем не утешили тогда. Я брёл по мокрым от дождя улицам, не глядя под ноги, вступал в лужи, иногда даже натыкался на фонарные столбы, толкал плечом прохожих. «Что мне дала эта вера? — с досадой и раздражением думал я. — Горе, боль разочарование. Зачем она мне? Я не чувствую больше присутствия Небесной Благодати, я полностью безучастен к происходящему, безразличен к своему ребёнку. Господи, как же сильно меня пришибло!». Но Бог не хотел прекращать моих неприятностей, не желал унять моё горе.
В Покровское я приехал в канун храмового праздника, аккурат к вечернему богослужению. Идя к храму, переживал, как пройдёт всенощная. После ухода Алины на клиросе стало совсем худо. Петь практически было некому. Айнара чаще всего вела соло, тётя Нина вторила ей, иногда не попадая в такт. Появилась ещё одна певчая по имени Людмила — женщина лет пятидесяти с красивым сопрано. Людмила очень старалась, схватывала всё на лету. Только такое старание всё равно мало чем помогало нашему хору. Пение звучало разлажено, как-то блекло, невпопад. Мало того, никто из клирошан не знал богослужебного устава, так что приходилось, особенно на вечерне, без конца бегать на клирос и тыкать пальцем чтецу, указывая, что и когда читать. Посему службу уже не служили, её, грубо говоря, отмучивали. Признаться, я сильно тяготился таким обстоятельством.


Дальше будет...