Письма из Америки. Одуванчик

  Мотоцикл «Урал» с коляской был прекрасен. Цвет хаки и торчащие отовсюду чёрные непонятные детали сразу пробуждали в душе неодолимый военный энтузиазм. Хотелось встать в строй и равняться направо.
  - Вот, - хозяин заморского чуда горделиво ткнул пальцем. - Это герб.
  И действительно, к передку коляски была прилеплена советская солдатская кокарда. Такую же я носил на своей серой шапке будучи юным армейским сержантом.
  - А это место для турели, - продолжал  мужичок. – Можно поставить пулемёт.
  - Или два, - угодливо поддакнул я. - И ракету.
  - Этот мистер с вами? - нахмурился хозяин.
  - С нами. - Джимми невозмутимо почесал небритый подбородок. – В технике понимает.

  На самом деле, в мотоциклах я не понимаю ничего. Как и в кокардах.  Я вообще, по словам Наташи, мало в чём понимаю.
  Между тем, Аманда, с горящими от восторга глазами, уже забралась в коляску и азартно подпрыгивала на сиденье. Мы и приехали в этот мотомагазин, чтобы именно для Аманды выбрать железную лошадку. Мы – это Джимми, его сейчас подпрыгивающая жена и я в качестве моральной поддержки. Джимми до недавних пор ни за что не соглашался на покупку самоубийственного снаряда. Посему мог неожиданно взбрыкнуть.

  А вот понять, что творилось в хорошенькой голове Аманды, было делом абсолютно нереальным. Примерно с теми  же чувствами я разглядывал служебную овчарку в Белом Доме. Собака сидела в коридорчике за высокой решёткой. С противоположной стороны дул специальный огромный вентилятор. Посетители проходили между вентилятором и решёткой, а собака вдумчиво нюхала набегающий воздух. Что за угрозу она могла учуять после всяких металлоискателей, сканеров и рентгенов? Крамольные антиамериканские мысли? Затаённую неприязнь к президенту? И что, интересно, в этот момент она думала в своей голове?
  От удивления меня тогда даже потянуло украсть историческую серебряную супницу, стоявшую на старинном комоде в каком-то зале. Но, видимо, некто предусмотрительный учёл собачье влияние на некрепкие умы: супница была намертво прикручена к комоду саморезами.

  С Амандой же я приятельствовал уже несколько лет. Мы обменивались сплетнями и полезными навыками. Я научил её снимать головную боль у кого угодно, притворяясь экстрасенсом и избражая магические пассы руками. А она меня – раскрашивать картинки в особых книжках-раскрасках для взрослых. Рекомендую, очень успокаивает, между прочим. Типа гипноза.

  Джимми дружить отказывался. Не со мной, а вообще. Бывший морпех, он избегал людей всеми силами. Видать, что-то произошло в его военном прошлом. Толпу обходил по окружности. Работал монтажником каких-то промышленных железяк, всегда в одиночку, всегда в командировках. Отдыхать предпочитал тоже один – с удочкой.

  Однако перед термоядерной энергией Аманды устоять не мог, и она его время от времени втягивала в свои увлечения. Главных было три: музыка кантри, автогонки «Наскар» и нынешний мотоцикл. Вокруг главных светил по замысловатым орбитам вертелось множество мелких увлечений, от тату на заднице до её пуделька по кличке Молдер – в честь агента из «Секретных материалов».
  Причём, ко всему она подходила с пугающим размахом.  Что бы сделал истинный любитель гонок? Купил бы билет на трибуны, угнездился в кресле и стал бы пить пиво и пялиться на бегающие далеко внизу автомобильчики?
  Три раза ха! Аманда настояла, чтобы они с Джимми арендовали трейлер для путешествий, который поставили чуть ли не в центре стадиона, или как это  называется. И каждое утро они просыпались от оглушающего рёва прогреваемых моторов и запаха выхлопных газов. После заездов счастливая Аманда карабкалась по ещё горячей наклонной трассе, исчерканной тормозными следами.
  В подарок мне она привезла стёртое до полного облысения колесо гоночного монстра, купленное в качестве сувенира. Немного грязное колесо я вымыл, укатил в подвал, застелил старым одеялом, и теперь в нём иногда спит кошка Мусечка.

  В Нэшвилл, столицу музыки кантри, она могла умчаться хоть среди ночи. Или в Вегас. И куда угодно, если там выступал один из её кумиров и можно было размахивать зажжённой зажигалкой в такт песне. Благодаря Аманде я стал отличать Кэрри Андервуда от Гарта Брукса и ценить Долли Партон не только за выдающуюся грудь.
  Хотя, честно говоря, тексты их песен довольно однообразны: сначала про несчастную любовь в захолустном городке, затем про старый грузовик. Или наооброт. Аманда, кстати, уверяла меня, что все иностранцы поголовно обожают кантри-музыку. В ответ я заявил, что поголовно все американцы без ума от ансамбля «Берёзка» и «Калинки-малинки». Словом, остались квиты.

  Ещё Аманда научила меня главному правилу вождения мотоцикла, которое ей вдолбили на курсах: всегда планировать уход от столкновения при необходимости. Всегда иметь выход. Хорошее правило. Если бы мы всегда в жизни имели выход, то и остальных правил не нужно. Забрёл куда не следовало и – ах, миль пардон! Ошибся дверью. Тут же нашёл выход и отправился себе дальше другой дорогой. Мда...   
  И вот  эта юная женщина Аманда, весёлая и мечтательная, смешная и умная, с причёской, похожей на одуванчик, презирающая юбки и любящая мужа, - была child-free. Она не хотела иметь детей.
  Совершенно сознательно и убеждённо. Могла, но не хотела. Потому что беременные выглядят совсем как коровы, потому что дети отнимают время, плачут, пачкают  памперсы, болеют, клянчат деньги, хулиганят и, в конце концов, вырастают и исчезают за горизонтом.
 И вовсе не потому, что дети мешают карьере: на карьеру ей было плевать. Должность мелкого начальника в крохотной компании её вполне устраивала. И не потому, что дети могли помешать её увлечениям. Этому не могло помешать ничто.
  Сперва я подозревал, что она втайне ненавидит детей. Но нет, она преотлично сюсюкала с первенцем лучшей своей подруги Бритни, хотя и не слишком долго. А на пикнике вместе с соседской детворой азартно запускала воздушного змея. Она и сама походила на девочку-подростка, тоненькая, кудрявая, Little Amanda, - Маленькая Аманда, как её часто называли друзья.
  Просто  она не хотела быть матерью. Так бывает. Некая загогулина в генах, ответственная за материнский инстинкт, потерялась при передаче данных от родителей к ребёнку. Сбой в программе. Ошибка природы, ничего не поделаешь.

  В общем, мотоцикл для Аманды выбирали долго и мучительно. Тяжёлые чопперы «Харлей Дэвидсон»  отвергли сразу: как объяснил Джимми,  если Аманда уронит такой драндулет, то поднять его, в случае чего, своими собственными воробьиными силами ни за что не сможет. Да и с управлением не справится.
  Но выход нашли. Джимми с хозяином аккуратно укладывали на пол какой-нибудь мотик полегче и с живейшим интересом наблюдали, поднимет его Аманда или нет. И даже, по-моему, втихаря заключали пари.
  Аманда тянула, толкала, тужилась, кряхтела, ругалась сквозь стиснутые зубы, однако не подняла ни одного. Тогда я предложил купить ей детский электрический самокат, за что был яростно послан в даль светлую.
  В результате хозяин отыскал-таки на складе лёгкую подержанную дорожную «Хонду» и пообещал привести машину в полный порядок за несколько дней. Заодно приобрели шлем и специальный жилет со вшитой бронеплитой. Аманда немедленно в него облачилась, а Джимми ходил за ней по пятам и время от времени дурашливо стучал в твёрдую спину:
  - Кто там? Кто там? Это мадам черепаха?
  - Идиот! - фыркала  Маленькая Аманда. Но по всему было видно, что она очень довольна.

  А на другой день в телефонной трубке раздался её деловитый голосок:
  - Где продаётся корм для мальчиков восьми лет?
  - Какой породы мальчик? – резонно задал я вопрос.
  - Порода человек. Только пока небольшой. Ты должен знать, у тебя сын.
  - Извини, мой мальчик уже вырос и женился. Питается мясом.
  Выяснилось, что у Джимми, оказывается, есть ребёнок от первого брака, а его бывшая отдала дитятко Джимми на передержку...Тьфу! То есть, на побывку ввиду каких- то обстоятельств, а Джимми, конечно, укатил в командировку в Техас, а Аманда боится кормить мальчика бананами и шоколадками, а другого ничего нет, а его надо возить в школу, а Джимми не отвечает на звонки, а ещё у неё изжога и она сойдёт с ума.
  Сначала я хотел отделаться сентенцией «украшение человека – мудрость, украшение мудрости – спокойствие». Но потом честно соврал, что ужасно занят.
  Следующие две недели превратились для Аманды в вечность. Она выучилась заливать молоком овсяные хлопья. Вытаскивать из карманов мелкого шалопая украденные в супермаркете конфеты. Вырезать из цветной бумаги непонятные квадратики. Разбирать детские каракули в домашнем сочинении о жизни пингвинов. Без запинки перечислять столицы всех пятидесяти штатов. Ходить к доктору на перевязку, потому что сорванец сунул палец в железную трубу и чуть его не оторвал. За две недели Аманда, незаметно для себя, выучилась быть матерью.
  Но даже вечность когда-нибудь кончается.

  Месяца через три мы с Амандой мирно сидели в кофейне, прихлёбывая капучино, и чиркали в своих раскрасках. Она работала над видом Манхэттена, а я над сложным африканским гиппопотамом. И вдруг она как бы между делом спросила:
  - Что ты думаешь, я с большим животом буду похожа на корову или на свинью?
  Карандаш сломался в моей руке. Небо упало на землю. Гиппопотам хрюкнул и убежал в саванну.
  - Когда? – выдавил я из себя.
  - Осенью. – Аманда безмятежно улыбнулась. – Так корова или свинья?
  Я пожал плечами. Хотя твёрдо знал, на что будет похожа Аманда.
  На беременный одуванчик.