Я и Природа, часть 2

Скорее всего, у неё было другое имя. Может, его и вовсе не имелось. Крикливое существо обращалось к ней всегда одним и тем же набором звуков, в котором собрат по виду распознал бы слово «Алиска».
Алиска была енотовидной собакой. В свою нынешнюю тюрьму она попала достаточно взрослой, чтобы никогда не привыкнуть к противному  запаху, слабым голым рукам. Только однажды Алиске удалось вонзить свои зубы в нежную человечину. Какими воплями тогда разразилась крикливая тварь! Почище сороки, оставившей перья в зубах, даже лягушка так не визжит, когда вот-вот придавишь её лапами. Алиска не была злой или доброй; как всякое животное, она избегала абстрактных понятий. Не жаждала мести и зубы точила о клетку только чтобы в очередной раз попытаться прогрызть себе путь на волю. Более того, и за крикливым существом она не признавала субъектности. Человек на её месте, конечно, вообразил бы преступный мотив, личную ненависть; на худой конец, божью кару. Для Алиски была только материальная реальность, свершившийся факт. Енотка не испытывала привязанности к пленившему её существу, но при его появлении ощущала странное возбуждение. Чаще всего человек приносил корм, но Алиска ждала не этого. Иногда клетку с ней бросали в багажник машины, а потом долго везли в темноте, забивая выхлопными газами енотке нос. Зачем?.. Она всё равно не стала бы искать обратной дороги.
Её вывозили всегда в одно и то же место: за город, в огороженный наглухо деревенский двор. Морду чаще всего завязывали, чтобы не кусалась. Как только Алиску выпускали, она бежала к забору и искала прореху. Времени очень мало, ведь уже через несколько минут выпускали подлых ручных собак. Нередко это были щенки, и их укусы Алиска могла пережить. Однажды ей удалось лапами стащить с морды повязку, и она так изорвала мелкую собачонку, что щенка унесли, будто тряпочного. В один день енотовидная собака нашла нору и забилась внутрь. Что-то было не так с этим укрытием: вместо земляных стен с миллионами корешков и червей внутри здесь было мёртвое дерево с облупившейся краской. И когда Алиска успешно защитилась от очередной дурной шавки, крикливая тварь в толстых перчатках запросто содрала крышу с норы, схватила енотку за хвост и заперла в клетке.
Однажды Алиску повезли к реке: енотка поняла по особому запаху, что рядом вода, и в хорошее время можно было набрать себе снулой рыбы, сколько захочешь. Осень, и плотвичка уже не такая юркая. В лапы её, и в рот сразу же – вку-усно… Не то, что замороженные обрезки и требуха самой паршивой путассу, которые бросают в клетку: кусаешь, и лёд хрустит на зубах.
Алиска подобралась: багажник открыли. Вот клетку бросили на землю. Крикливого существа нигде не видно. Кто-то большой, пропахший собаками. Открыл дверцу. Енотка ,как ни колотилось её сердце, не рванула сразу .Подождала подвоха – тишина. Все отошли, ждут. Они устроили ей засаду с подветренной стороны. Алиска вышла наружу. Холодная земля коснулась мякишей лап и пообещала шанс. Зверь побежал, стелясь по траве. Понемногу в енотке просыпалась память. Воспоминания подняли голову – она не всегда была Алиской. Запах осенней реки пробудил их. Позади раздался визгливый лай – должно быть, отпустили поводки. Енотка бросилась со всех ног, но лапы её были коротки, шерсть поредела в неволе, шкура изодрана сотнями болезненных укусов, голод подточил силы. Она не успела добежать до кустов. Видела только, что леса нет, кругом голый пустырь и где-то неподалёку деревня с дымящими трубами и пустолайками в каждом дворе.
В этот раз не щенки. Алиску травили взрослыми собаками, явно неопытными: милосердно сломать ей шею не додумалась ни одна. Бока, лапы, хвост… А ведь у неё такой редкий мех. Один удачный укус, и конец мучениям. Но собак отогнали. Крикливая тварь разоралась пуще прежнего. Воняющий собаками человек вяло огрызался, опустив голову.
Алиска ждала возвращения в холодный сарай, хотела зарыться мордой в скудную охапку сопревшего сена, брошенную ей для подстилки. Но привезли не в тюрьму. Оставили под ярчайшим белым светом – енотка, привыкшая к темноте, не открывала глаз. Она сжалась в клубок, спрятав голову и подтянув под себя огнём горящие окровавленные лапы. Воняло непонятно чем, а ещё – насмерть испуганными собаками. В жизни Алиска не чуяла запаха страшнее. Крикливая носилась вокруг, пока енотовидную собаку не ткнули иглой.
Очнулась она в том же месте. Крикливая была здесь – Алиска обоняла её, но… Не слышала. Крикливая молчала. Это было так неожиданно, что енотка открыла глаза. Перетерпела жжение резких ламп и привыкла к свету, как привыкала ко всему. В первый раз она хорошо рассмотрела крикливую: мелкая, лохматая, грязная рядом с другими людьми. Страшно пахнущий высокий человек показывал ей плёнку и говорил, говорил, а Крикливая слушала молча.
- …У неё не просто сломаны лапы. Здесь размозжены кости. Нужна операция.
- А почему вы просто не загипсуете? – возмутилась крикливая.
- Нет смысла.
- Операция – дорого. Ухаживать ещё за ней… Просто напишите антибиотики, я поколю дня четыре…
- Она не будет ходить, в таком случае. И четыре дня колоть недостаточно.
- Ну, не будет так не будет, - раздражительно отмахнулась тюремщица. – Выпишите антибиотики.
Енотка слушала их речь, этот назойливый бессмысленный шум. Её разбитые лапы сейчас не болели – здешние иглы делали своё дело. И когда на Алиску двинулись толстые перчатки Крикливой, она нашла в себе силы зарычать.