Мой дом и его жители. В шестидесятых годах двадцат

Мой дом и его жители.

В шестидесятых годах двадцатого века на окраину большого города областного центра пришли строители. Они заложили первый дом нового типа, который много позже назовут «хрущёвкой». Страна ещё не успела промышленно создать панельное домостроение, поэтому строительство велось из  белого силикатного кирпича.
Несмотря на отдалённость от центральной части города, место было довольно хорошо обеспечено транспортной структурой: близко проходили трамваи, троллейбус, автобус. Недалеко находились все необходимые магазины и службы, кинотеатр и дворец культуры, что обеспечивало будущим жильцам комфортное проживание.
Отличие дома от построенных ранее заключался в том, что  квартиры в нём были малогабаритные  с низкими потолками. Главным в постройке подобных жилищ было как можно больше обеспечить население хорошим и недорогим жильём. Лестничные пролёты также отличались своей теснотой и не позволяли вносить мебель иначе как  крутя её в вертикальное состояние. Чтобы разместить в комнате  пианино, приходилось разбирать большое трёх створчатое окно.  С большим трудом, на верёвках поднимался этот музыкальный инструмент, стараясь не повредить его, после чего он мог быть установлен на своё постоянное место.
Однако, даже подобной жилой площади, полученному советскими людьми, доставлял им великую радость.  Наконец, после прошедшей в стране кровопролитной войны, колоссальных людских и имущественных потерь, перенесенных народом  великих  тягод и невзгод, возможность вселения в отдельную квартиру со всеми удобствами, являлся счастьем.
Квартиры предоставлялись лучшим врачам, учёным, рабочим передовикам производства, многодетным семьям. Вскоре после ввода в эксплуатацию  дома, к его подъездам начали подъезжать грузовые машины с нехитрым скарбом счастливых новосёлов, которые  вносили его в свежие  помещения. Многие люди запускали в квартиру сначала кошку, а только потом входили сами. Считалось, что так в доме будет отличное здоровье, любовь и дружба.
С первых дней проживания в новых квартирах, одновременно со всех сторон, зазвучали работающие дрели, удары молотков и звуки пил.  Потом начались весёлые новоселья с исполнением хоровых песен, исполняемых захмелевшими гостями, криками произносимых тостов, плясок и танцев. Так как теснота помещений не давали возможности танцевать и плясать в квартирах, всё это переносилось во двор. Радость  лилась рекой и также воспринималась будущими новосёлами с надеждой на их скорое счастье.
Наконец, в комнатах, все полки были прибиты, повешены картины, расставлена мебель, вымыты полы, люди приступили к работе в своих учреждениях и предприятиях.
Одной из первых  заняла  свою трёхкомнатную квартиру кандидат  медицинских наук заведующая детским  отделением инфекционных болезней Лагунова  Татьяна Петровна. Все быстро поняли, что она врач поцелованная Богом. Человека с добрым лицом, приветливым характером, всегда готовой оказать помощь, конечно любили и не боялись дети. Особенно это стало заметно после того, как у молодой семьи неожиданно стал терять влагу годовалый малыш. Он постоянно просил пить, выпивал чайную ложку и тотчас его тошнило буквально литром воды. Когда Татьяна Петровна пришла уставшая с работы, а она ещё читала лекции в медицинском институте, молодая мамаша бросилась за помощью к ней. Бросив только взгляд на ребёнка, Татьяна Петровна немедленно вызвала машину из больницы и срочно доставила его к себе в отделение. Позже она объяснила родителям, если бы она немедленно не госпитализировала  малыша, то через час-два они бы его лишились от  обезвоживания. Мальчика звали  Дима и он стал её любимчиком. Возвратится с работы домой – обязательно посмотрит его, только потом поднимется к себе на второй этаж.
Несмотря на большое количество проживавших в доме врачей, медсестёр, лечиться, консультироваться при недомоганиях и болезнях, люди обращались только к Татьяне Петровне. Она же никому не отказывала в помощи.
 Так, постоянно к ней обращался живущий в соседнем подъезде симпатичный старичок, звали его Иван Иванович. Мальчиком он был устроен в кондитерскую, полюбил это дело и проработал там всю жизнь. Когда исполнилось Татьяне Петровне пятьдесят лет, Иван Иванович и говорит ей:
- Танечка, тортов не покупай, я сам их тебе сделаю и подарю. Себе в помощники на побегушки, Иван Иванович просит отпустить брата Дмитрия  двенадцатилетнего Ваню. Удивительно, но парень согласился. Подготовили они три больших торта. Один был на медицинскую тему, другой в виде семьи Татьяны Петровны, её самой, мужа, дочери и сына, третий торт на сюжет Лебединого озера в виде взлетающих лебедей. На всех гостей, а там были несколько светил местной медицины, профессуры и чиновников, то есть далеко не простых людей, которые много чего видели и едали, но узрев такое кулинарное совершенство, они закричали в один голос: не трогать два торга, посчитав их произведением искусства.
Ване так понравилось печь что-нибудь с Иваном Ивановичем, что он стал частенько бывать у него в квартире. Больше подобной вкуснятины и блаженства с тех пор нашей  семье кушать не приходилось. Умение готовить, не только выпекать Иван Иванович привил Ване на всю жизнь. Жаль, что с Иваном  Ивановичем наша семья познакомилась поздновато, прожил он совсем недолго. Очень приятный, интеллигентный, скромный  и корректный был человек, оставивший о себе добрую память.
В дворовой компании детей было много как и игр, поэтому в домашней духоте они не засиживались, проводя всё свободное время на свежем воздухе. Они постоянно находились под неусыпным контролем одной из пенсионерок. Эта женщина почти сутками сидела у открытого окна своей квартиры, наблюдала за всеми людьми появляющимися во дворе - кто когда пришёл, ушёл, к кому конкретно приходили, кто в чём одет, обут и так далее. Каждого ребёнка двора знала по имени, фамилии, кто его родители, в какой квартире проживает. Скрыться от её постоянного надзора было невозможно ни детям, ни взрослым. От её комментариев, порой едких и ехидных скрыться в светлое время суток было трудно, поэтому взрослые старались по возможности не передвигаться перед её окном. Отличалась  вредная старушка от других тем, что имела большое круглое лицо, за что ребята дали ей прозвище «Сова». Особенно она доставала детей при их игре в прятки. Она подсказывала галящему,  кто где и куда спрятался, чем вызывала их справедливый гнев. Однажды кто-то из парней откуда то принёс несколько фейерверков и они стали запускать их напротив её подъезда. Когда одна из ракет чуть не влетела в ней в окно, та с испугу захлопнула створки и две недели не подходила к нему. Но отсутствие добровольного наблюдателя длилось  недолго.  Вскоре распахнулись  створки  её совиного окна и всё началось по старому, к неудовольствию маленьких хулиганов.   
Когда начался учебный год, Сова останавливала возвращающегося из школы ребёнка и устраивала ему допрос: какие оценки получил, не шалил ли, обижал ли кто его и так далее. Нужно отметить, что некоторые боялись её и отчитывались перед ней.
В результате деятельности «Совы» многоквартирный дом превратился, как бы в городскую  деревню, где все всё знали о соседях.
Семья бывших участников отечественной войны, воевавших в окружённом Ленинграде, Суворкиных Петра Григорьевича и его жены Алевтины Степановны получила в этом доме однокомнатную квартиру.  Оба они страдали множеством болезней, заработанных ими ранее в ленинградских болотах и военных передрягах. Кто-то из них время от времени лечился в госпитале для участников войны. По этой причине увидеть вместе мужа и жену Суворкиных было трудно.
 Мыть за них  площадку подъезда приходила их взрослая внучка. Звали её Мария, была она студенткой последнего курса медицинского института. Говорила, пошла в медицину только из-за любви к бабушке с дедушкой. Скромная, трудолюбивая  Маша нравилась всем соседям.
 Она окружала своих стариков теплом и заботой, обеспечивала  их продуктами питания, убирала квартиру, стирала бельё. Замечательный человек была  Машенька, как все называли её.
Однажды Маша при очередной стирке белья, вместе с ним постирала и два небольших ковра. Повесила всё на верёвку во дворе и удалилась по делам. Вернулась домой около полуночи и видит: на верёвке весит только одно пересохшее бельё, а ковров нет. Расстроилась. Ранее жулики у нас во дворе не водились. Сняла оставшееся бельё и пошла искать ковры. Нигде их не видно. Собралась расспросить соседей, кто что видел. В это время на балкон третьего этажа вышла проживающая там пожилая  женщина, перегнулась через перила и спрашивает Машу, что та ищет?
- Маша  со слезами говорит, что кто-то украл ковры.
 Женщина и отвечает: Почему украл? Это я сняла их. Смотрю поздно уже, стемнело. Никто бельё не берёт, а с ним и два ковра. Чтобы сохранить, я и взяла их себе. Приходи ко мне Мария и забирай потерю. Так решился вопрос о воровстве.
В соседнем подъезде проживала интересная семья. Хозяин квартиры был невысокого роста, русский, по физиологии, по разговору, по характеру. Он трудился в научном  институте, был кандидатом технических наук. Его жена являлась настоящей цыганкой звали её Азалией.  Она носила типичные для цыганок наряды, шагала особенной национальной независимой походкой. Была разговорчивой, общалась со всеми женщинами дома. Часто в отсутствии  мужа,  приходила  к ней в гости её сестра также цыганка, но никогда не заходила в к ней в квартиру. Постучит легонько в окно и ждёт.  Сёстры садились на лавочку во дворе и подолгу разговаривали между собой на цыганском языке.  Говорили они спокойно, но иногда допускали эмоциональные нотки, доходившие до крика.   На прощание всегда целовались.
Азалия работала поваром в кафе. Если в её кафе что-то продавали населению из продуктов, извещала об этом всех соседей. Женщины любили её за общительность, за помощь в приобретении продуктов питания, за простоту.
Порой  казалось, ну что у них могло быть общее между этими людьми этой семьи? Однако что-то они находили в друг друге. Часто можно было видеть как они вместе под руку уходили толи в гости, толи в кино, толи в театр, а может и в табор. Куда ходили никому не рассказывали, но одевались по разному, либо в цыганское, либо в гражданское. У них было двое детей, мальчик и девочка. Девочка иногда дружила с дворовыми подружками, а мальчик практически с ребятами не водился. Был он настоящим цыганёнком, чёрненький, вертлявенький, весёлый, но малообщительный. Говорят, что он танцевал в каком-то ансамбле, учился в престижной школе, расположенной в центре города, то-есть ему некогда было общаться с детьми нашего двора. Да и они и не переживали по этому поводу.
Соседками интересной интернациональной семьи  из небольшой однокомнатной квартиры были две древние сёстры старушки. Было им каждой , наверное, по восемьдесят лет. Одна из них всю жизнь проработала учительницей математики в школе.  Вторая из сестёр до советской власти была монашкой, а во время отечественной войны работала нянечкой в госпитале. Существовали они на какие-то маленькие пенсии, но не жаловались. Называли себя только сестрицами. Практически почти никто не знал их настоящих имён. Друг Вани решил как-то обратиться к бывшей учительнице за помощью в решении трудной задачи. Вот как он рассказывал о посещении старушек. Постучал в дверь квартиры, ему открыла бывшая монашка. Поздоровался. Попросил помощи по математике. Монашка обратилась к сестре:
 - сестрица, к тебе с визитом пришёл молодой человек. Примешь ли ты его?
 - Конечно, сестрица, проси.
 - Проходите  юноша, сестрица, ждёт вас.
Учительница  любезно предложила присесть мальчику за стол.  Спросила  какой класс он посещает и в чём требуется её помощь. Узнав, достала толстую тетрадку и нашла в ней решение этой задачи. Посмотрела её, а затем объяснила решение, постоянно смотря в тетрадь.
Так и жили долго эти две древние, тихие, дружные женщины. Никто их не навещал и они также не ходили к своим соседям. Временами цыганка Азалия, по своей инициативе, помогала им, то что-нибудь купит, то подметёт пол, то просто зайдёт поговорить. Общение с живой душой помогало им существовать в этом мире.
Однажды в доме появилась взрослая собака породы Лайка. Чья она, откуда, никто не знал. Дворовые мальчишки, особенно Дима, привязались к ней. Всегда она сопровождала их во всех прогулках. Назвали собаку Белкой. Удивительно, но она такую кличку признала и откликалась на неё. Жила Белка в подъезде на площадке второго этажа, но ни к кому в квартиру не ходила, хотя люди приглашали её, чтобы накормить или погостить. Знала всех проживающих, даже часто приходящих к кому-нибудь. Впускала. Однако, по неясной причине, терпеть не могла почтальонов. Злобно лаяла на них, бросалась оскалив свою пасть, не давала войти в подъезд. Приходилось жильцам спасать работников почты. Особенно любила Белка ездить в автомобилях, которые были у некоторых жильцов. В это время руководство завода выделило мне для приобретения автомобиль "Запорожец". Собака сразу полюбила его. Надо было видеть как Белка сама  без разрешения, садилась на пассажирское сидение около водителя, вытягивалась и свысока гордо смотрела вперёд.  Когда моя жена Людмила, чтоб занять своё место, прогоняла её, та с недовольным видом пересаживалась назад, но из машины не уходила. Ездила с удовольствием с нами, в лес по ягоды или грибы, просто покататься по окрестностям, в магазины, в сад, всюду и везде.
Когда мы уехали из этого дома, дальнейшей судьбой собаки не интересовались, поэтому будущее её нам неизвестно, а жаль, добрая была собака..
Квартиру на пятом этаже занимал дворник, татарин Абубакер Акджанович. Очень работящий человек. Двор дома всегда был идеально чист. Независимо от погоды, он целыми днями трудился во дворе. Жители уважали его, всегда здоровались с ним, а мужчины так за руку. Да и дети любили Абубакера и называли его  дядей Абубаба. Тот не обижался на них. На посторонний  взгляд, ребят он любил. Всегда помогал им залить каток, очистить его вовремя, а летом засыпал все ямки. Однако, была у Абубакера одна плохая привычка. Любил он выпить, но так, что сил его хватало лишь на то, чтобы добраться до подъезда, а там свалиться на бетонный пол и заснуть. Жена Абубакера Акджановича где-то трудилась и приходя с работы, увидев валяющегося на полу мужа, останавливалась около "трупа" своего супруга и произносила на татарском языке гневную тираду, примерно, на полчаса. Высказавшись, уходила к себе в квартиру не пытаясь поднять лежащего пьяного мужа. В других случаях оба говорили только на русском языке. Напивался Абубакер примерно раз в месяц, видимо, после получки. Такой уж был дворник. Никто его не ругал и не осуждал. Говорили: - Ну с кем не бывает. Главное никому не мешает, не дерётся, не матерится, ни к кому не пристаёт. Проспится и всё пройдёт. Двор всегда чистый, убран, деревья и парапеты покрашены к празднику, посторонних не бывает. Чего ещё надо? Подумаешь выпил мужик, не каждый день пьёт, тем более на свои. Такие уж добрые русские люди, жалели Абубакера.
 Начинал свою рабочею деятельность Абубакер с пяти часов утра. В середине дня он встречался около корта с пенсионеркой Миленой Васильевной, бывшей партийным работником и обсуждал с ней международные и внутренние события. Разговаривали они довольно громко, осуждая новости и комментируя решения властей. Часто оба резко критиковали государственные органы власти, считая их действия неразумными. В чём-то они соглашались между собой, а в вопросах деятельности почти никогда. Абубакер Акджанович полгода воевал в составе действующей Армии на фронте. Муж  Милены Васильевны во время войны работал в составе райкома КПСС, (тогда ВКПб). Это ему бывший солдат простить не мог. Он считал, что тот просто скрывался от призыва, прикрываясь партийностью. Милена Васильевна как могла защищала покойного мужа, говоря, что он как и все голодал, много трудился, чем подорвал своё здоровье и в результате  рано ушёл из жизни. В текущее время у неё произошла переоценка действия властей и она резко разочаровалась в правильности руководства страны. Доклад Хрущёва  на двадцатом съезде партии о культе личности Сталина оставил неизгладимый негативный след в её сознании. Разговоры а дворником  убедили её в этом. Между тем, занимая одной двухкомнатную квартиру, считала  нормальным. Было у ней два взрослых сына, которые жили самостоятельно и отдельно, часто навещали её, помогали чем могли. Они не раз просили мать прописать любую внучку или внука  к себе в квартиру, но она резко им отказывала, говоря: Умру. Всё вам  достанется, а сейчас поживу одна.  Не хочу, чтобы молодёжь выживала меня из заработанной нами с мужем квартиры.  Когда через пять лет, она тихо ушла из жизни, её квартира немедленно была изъята и никому из сыновей или внуков не досталась. Дело дошло до того, что все вещи  рабочие вынесли на лестничную площадку, не пустив никого из родственников в квартиру. На жалобу  в жилищно коммунальную контору, её начальница резко ответила:
- Квартира принадлежит государству и не является собственностью проживающих ранее в ней лиц. Все вещи вынесены под роспись проводивших. Если, что-то, по вашему мнению, что то  пропало, подавайте иск а суд. На том расстались и остались родственники ни с чем.
А как мы попали жить в этот дом?
Родители моей жены занимали в этом доме трёхкомнатную квартиру на первом этаже. Чтобы у них не отобрали квартиру, они прописали к себе двух сестёр бабушки, хотя они там даже не появлялись. Мы  часто навещали стариков, помогая в тех или иных случаях. При эпидемиях в детских учреждениях, оставляли со ними своих детей. После того, как ушёл в другой мир отец моей жены, его половина осталась в трёхкомнатной квартире одна, что в советское время было непозволительным. Бабушку пригласили в жилищную контору и предложили посмотреть три однокомнатные квартиры для переселения в одну из них. Откуда то узнали, что другие родственники практически  у них не живут. Срочно на своём семейном совете, мы договорились поменяться с тёщей своими жилплощадями. Бабушка переезжает в нашу современную двухкомнатную, а мы в родительскую, трёхкомнатную. К тому времени, моя семья состояла из четырёх человек: непосредственно нас с женой и двух сыновей восьми и шести лет.
 Дело было в том, что наша квартира была кооперативная, а трёхкомнатная - государственная. Когда я посетил с необходимыми документами на семейный размен площадями, обменное бюро, получил в ответ решительный отказ. Чиновник резюмировал тем, что если бы кооперативная квартира была трёхкомнатная, то тогда обменить её на двухкомнатную государственную допускается, а наоборот - нельзя.
Пришлось мне обратиться за помощью к моему директору завода Соловьёву Александру Алексеевичу. Выслушав меня, простого инженера завода, Александр Алексеевич просто позвонил при мне Председателю городского совета и попросил его разрешить обмен. Когда я пришёл к руководителю обменной организации с письменным разрешением Председателя городской власти, то удивления и изумления у руководителя бюро скрыть было невозможно. Возможно от страха или раболепствования перед вышестоящим начальством, он дал команду срочно и немедленно выполнить необходимые дела. Вскоре мы въехали в квартиру без проволочек.
Большое спасибо Вам дорогой, Александр Алексеевич Соловьёв.
 На второй день заселения, в нашу дверь, по хозяйски, без разрешения, решительно её распахнув, вошла высокая дородная женщина. Представилась:
- Ирина Фёдоровна, ваша соседка, живу напротив, квартира 21, старшая по подъезду. Покажите, пожалуйста ордер на квартиру. Внимательно изучая документ, спросила строгим голосом:
- А как Вам удалось получить квартиру?
- Просто получилось?
- Наверное по большому блату?
Мы промолчали.
А как вас молодые люди звать величать?
Назвали себя: Генадий, Людмила, сыновья: Ваня и Дима, Фамилия Перминовы. Я - инженер на заводе, супруга - экономист в проектном институте. Ваня окончил первый класс, в скорости запишем его во второй класс ближайшей школы. Ирина Фёдоровна продолжила:
- Не знаю, сообщила Вам Полина Ивановна или нет, но я довожу до Вашего сведения следующее:
- Площадку первого этажа нашего подъезда, мы моем самостоятельно, ежедневно.  Ваша очередь наводить порядок наступает на следующий день после двадцать третьей квартиры. Затем, используемый инвентарь: ведро, тряпку и швабру-лентяйку передадите мне. Люди в нашем подъезде живут хорошие, добрые, вежливые, интеллигентные. Надеюсь, что Ваши мальчики не хулиганы, не безобразничают, не курят и не матерятся. В нашем доме и дворе это не принято. Немного помолчав добавила: - Ну, я вроде всё сказала. Коли вопросов нет, то До свидания.
 Резко развернулась и гордо удалилась.
- Берегитесь мужчины. Такая командирша покоя нам не даст. Будем тихо ходить по одной половице - промолвила Люся, все слышали?
- Да, ответили мы.
В действительности оказалось всё не так страшно.
 Жильцы дома, как и Ирина Фёдоровна, оказались людьми приветливыми. С первых дней здороваясь с нами, называли по имени-отчеству. Дети немедленно подружились со своими сверстниками. Во дворе находился большой огороженный корт, поэтому основной игрой летом был футбол, а зимой - заливали каток и играли в хоккей.
Через полгода у нас родился третий сын, назвали его Николай. Мальчик рос здоровым, весёлым, ласковым. Братья очень любили его. Каждый хотел командовать им, но, увы, парень оказался умным, быстро разобрался что к чему  и не позволил никому из них собой понукать. В настоящее время он является иконой им и в трудных делах братья всегда прислушиваются к его мнению. Иногда за глаза говоря,  даже за его спиной, можно услышать такую фразу:
- По этому вопросу надо посоветоваться  с Николаем Геннадьевичем. Это передалось даже их детям. Это много значит.
Мы прожили в этом доме семнадцать лет и он оставил нам очень хорошие воспоминания. Всё в нём было хорошо, расположение, соседи, несмотря на то, что в нём жили разные по социальной принадлежности люди, но они были дружны, не завидовали друг другу, не ругались, не ставили железные двери и решетки на окнах, по возможности помогали друг другу, выручали в трудные минуты.
Да и мы были молоды, любили нашу семью, детей, свою работу, часто путешествовали.   Уезжая на два месяца, даже не задумывались о безопасности своей квартиры, закрыли входную деревянную дверь на один замок и оставили открытой форточку на кухне.
Действительно, Бог дал нам пожить среди замечательных людей.
Когда нам пришлось покинут этот дом, честно было жалко его, людей, проживающих в нём, друзей и соседей. Память о тех прожитых годах сохраняется надолго, о чём и рассказывает эта небольшая подборка. Конечно, рассказано не о всех, а лишь о некоторых людях того времени.
Имена и фамилии сохранены. Если кто прочитает этот рассказ и узнает в нём своих родственниках, я буду этому  рад, что они сохранены в нашей памяти.