Солнечный нокдаун

1.
Даже не знаю - зачем я всё это взялся описывать. Вряд ли когда-либо я стану  публиковать мою повесть. Пишу, как говорится, «для себя». Не то чтобы мне не даёт покоя слава Гоголя или Булгакова, но чертовщина приключившаяся со мною летом 197… года в санатории имени Серго Орджоникидзе, в Сочи,- по сей день не даёт мне покоя. Разглядываю старые фотографии, попиваю  абхазское вино, да пописываю себе-не докторскую диссертацию на тему обычаев древних адыгов и их связей со скифами , сарматами и племенами Алтая, за которую всё никак не могу взяться, а вот эту чепуху.
  Поезд «Новосибирск-Адлер»  долго баюкал меня в купе, где не давали выспаться и сосредоточиться на чтении прихваченного в дорогу детектива  двое капризных ребятишек молодой семьи железнодорожников из Омска, на халяву путешествующих к родне в Лао. На перрон я вышел, покачиваясь, словно меня все эти четверо суток болтало на волнах в открытом море. Таксист-абхаз быстро домчал меня до ворот санатория. Дотащив  мой увесистый чемодан по длинной лестнице до дворца в стиле сталинского ампира и вытерев взмокший лоб изжульканным носовым платком, он назвал цену оказанных услуг. Чертыхаясь по поводу обычая древних  адыгов - грабить, я наконец содрал с себя в номере  потные штаны и рубаху, принял душ, переоделся в шорты и майку и, прихватив плавки и полотенце,- устремился на пляж. Минута-другая и солёная морская  вода уже приятно щекотала ноздри.
   До вечера я провалялся на горячих камушках, периодически остужая их своим охлажденным черноморскими волнами телом. Скульптура  обнажённой купальщицы, фонтан с  пляшущим фавном, вакханками и большегрудыми наядами –всё это как-то не вязалось с курортом для поощрения трудящихся. Впрочем, в первый же вечер отправившись прогуливаться по терренкуру, я увидел идиллические парочки. «Каждой твари по паре». Без мужей и жён прибывающие на курорт передовики производства, знатные сталевары и шахтёры, итээры и научные работники мгновенно квантовались на пары. Я пока гулял–один. И намеревался наложить на себя, что-то вроде сексуальной епитимьи, съездить в Новый Афон, посозерцать пещеры монахов и  древние иконы, посетить руины византийской крепости и пещеру неандертальцев, поразмышлять о вечном, сидя возле подёрнутых мохом дольменов, совершить паломничество по самшитовой роще, чтобы увидеть на ветвях  древних дерев диковинных птиц, на экзотических травах дивных насекомых, а в глубине срывающегося со скалы горного потока – реликтовых рыб.
Плутая по тропинкам санатория, любуясь затейливыми балконами, изящными колоннадами, среди которых курортники и курортницы выглядели этакими патрициями античных  времён или дворцовой знатью эпох более поздних, забрёл я и в дальние уголки парка, обрамляющего архитектурные изыски. И в самом дремучем уголке этих джунглей, спугнув пестреньких попугайчиков целующейся парочки, наткнулся на прочно упьедесталенную скульптуру  товарища Серго. Собственно, скорее всего это был памятник не столько самому заслуженному  советскому деятелю, сколько его циклопическим сапогам, галифе и кителю с пуговицами. Голова идола пряталась в ажурной зелени буйной тропической растительности. Казалось, сейчас он вырвется из своих сапог – и, хватаясь за ветви, ускачет сквозь нагромождение крон в свою родную стихию, где, обрывая пуговицы, он сможет содрать с себя и галифе, и китель. 
   
Мои планы отшельничества полетели кубарем на следующее же утро. Но первый вечер был –штилем перед бурным штормом.
- Меня зовут  Гога, - подал голос  валяющийся на второй кровати в  номере, куда я только что вселился, похожий на латиноса брюнет в чёрных, как пиратский роджер,  семейных трусах и  с волосатым торсом. –Гога Квантавия. Я -менгрел. Мы –самый весёлый и жизнерадостный народ в Грузии. Танцуем лезгинку на свадьбах, пьём вино, поём, веселимся.   А какие мы готовим  хачипури! –пальчики оближешь.
-Очень приятно, –с размаху бухнулся я на лежак. -А моё ФИО - Владимир Семёнович Коротков. Я из Новосибирска.Просто-сибиряк…
-А-а! Сибирь, мороз, медведи…И эти , как их,-он пощелкал пальцами,-глу-ха-ри…А я местный. Ты не подумай, что я такой дурак-поселился здесь – с бабами путаться, минералку с вином пить и валяться на пляже. Спину, слышь, прихватило- нужны сероводородные ванны Мацесты. А вообще –то я работаю в Тбилиси на киностудии «Грузия-фильм». Оператором. Да немного боксом занимаюсь, когда радикулит не мучает. Люблю, знаете ли, -как бы не желая произвести впечатления склонного к амикошонству хама, перешёл он с «ты» на «вы»,- нокаутировать грушу после того, как режиссёр на меня наорёт. А так я не драчливый. Правда -было дело как –то лет десять тому назад  послал в нокдаун чемпиона Грузии – Вано Зурабия..
-Это очень  интересно, -зевнул я , веки тяжелели, очертания номера – две кровати , стол, телефон для вызова консьержки, настольная лампа, радиоприёмник- искажались…
-Ты знаешь, что в этом санатории снимали фильм про советского пионера Вольку ибн Алёшу? Ковер- самолет , Хоттабыч, волшебства всякие, а теперь  уж давным  давно Леонов вышел в космос, американцы на Луну слетали, а что физики творят, генетики, экстрасенсы! Я когда «Старика Хоттабыча»  снимали , был ещё ассистентом оператора. Насмотрелся чудес...
 Я засыпал.
-Ты что, слюшай , кино про то, как Волька достал кувшин со дна реки и оттуда джин явился –не помнишь? Там ещё Капелян знатного сталевара играл, -доносилось до меня сквозь сон.
Нас разбудил гимн Советского Союза. Убавив звук радиоприёмника до минимума, я сделал несколько приседаний – и  увидел входящего в номер Гогу –уже умытого, побритого и одетого  с иголочки. В момент присяда я уткнулся взглядом в  синие бостоновые брюки, жёлтые туфли с дырочками для проветривания, выглядывающие из под элегантного напуска, а когда  распрямился- пёстренькую рубашку с попугайчиками , черные кучерявины в распахе  ворота, соломенную шляпу сомбреро на шнурке. Лицом  менгрел был сущим мексиканцем.
-Доброе утро! –поприветствовал я сына гор.
-Хорош физкультурничать! Дуй на завтрак! Курортник! На первое - картошка с минтаем, на второе - компот. Не густо, но на набережной продают чебуреки и вино, вяленую барабульку.
2.
Усаживаясь за стол с несъеденной порцией, я  обнаружил, что я здесь не один за этим необитаемым островом санаторных яств. Этакой царицей Тамарой, восседая  как на троне, на стуле -напротив,  допивала компот,  смакуя его словно выдержанное вино, жгучая брюнетка. Огромные черные глаза , зыркнувшие на меня с холодным презрением, прихотливо очерченные пухлые губы, нос  с горбинкой, волосы , ниспадающие по бокам крыльями. Это была сущая Нефертити, египетская богиня Сатис, женщина из династии Багратидов , а то и фараонов.
-  Вам тут не скучно? – спросил я, понятно, с намерением познакомится.
- Скучно нэ то слово!- отозвалась она страстно, с кавказским акцентом.- Эта общэпитовская жратва-такая мерзость!
  В следующий момент мы уже сидели в ресторане. На столе стояла бутылка игристого «Абрау- Дюрсо». В бокалах мерцала божественная, дарующая перенесение на небеса розоватая влага, из вазы гроздьями жемчужин свисали кисти винограда. На блюде – скифским золотом  манил картофель фри, форель, обжаренная на оливковом масле, выглядела съедобным артефактом шлимановской Трои. Изящно выложенные веточки зелени. Оранжевые клешни крабов – на фарфоре.
 Я не мог понять , как образовалось всё это наваждение. Но хлебнув вина, я ощутил приятное потепление в горле, вкусовые рецепторы подтвердили, что всё это происходит на самом деле, а не снится. И до меня дошло: всё так и есть –мы сидим в ресторане  пятизвёздочного отеля « Понтийская жемчужина», и в номере с видом на морскую лазурь с круизным лайнером на горизонте, нас ждёт  широкая , как взлётно-посадочная полоса в аэропорту, постель. И, посидев вот здесь за бутылочкой винца, покачавшись в медленном танго под сомнамбулические звуки саксофона, мы взлетим на белом-белом, как несмятая простыня, самолёте в синюю-синюю высь.
  И всё бы ничего. Но подошедший официант поразил меня сходством с директором нашего Института древних культур Эдуардом Яковлевичем  Шлиманом, вместо которого я оказался  на черноморском побережье. Он умотал в Грецию, на международный симпозиум. И  наш родной профсоюз предложил горящую путёвку мне. Я уже хотел было спросить Эдуарда Яковлевича- каким образом вместо международного симпозиума исследователей эпохи бронзы он оказался здесь- в качестве подрабатывающего официантом, но, как только увидел цифру счёта, тут же понял, что обознался …
 Рассчитанная на три недели  наличность исчезла в прожорливом чреве ресторанного сервиса в тот же вечер. И  обсасывая кости минтая в санаторской столовой,  я корил себя за то, что погулял не по средствам…
  «А меня звать Амзу, я из Абхазии сюда - отдохнуть. Что значит –  Амзу? В переводе с абхазского-Луна»- всё ещё звучало в тишине, убаюкивающими гершвиновскими нотками. В комнату отеля  заглядывало серебрящее морскую даль ночное  светило–и вся она, эта божественная женщина, словно была отлита из лунного света. Воображение рисовало её нагой в хороводе фонтанных нимф, задуривших голову обалдевшему фавну…
 -Ну ты чо тут кость грызёшь? – подсел к столу Гога, совместившись с панно,  изображающим пиратский галеон. Сомбреро болталось за спиной, шнурок пересекал его угловатый кадык, будто кто-то набросил ему сзади на шею удавку - так одно время для того, чтобы завладеть выручкой таксистов, действовал  злодей-одиночка. Латиноамериканская внешность и ниточка усов над верхней губой наводили на мысль, что теоретически  это  вполне мог быть и он. Но, когда мой сосед по номеру склонился ко мне, я обнаружил разительное его сходство с самтрестовским грузином. В студенчестве я подрабатывал грузчиком на окраине Томска, куда подгоняли цистерны с грузинским вином – и мы, студенты,  чтобы зашибить копейку, нанимались рабами к сатрапам виноделия. Да, это был он. В качестве натуроплаты виноторговец щедро одаривал меня в полумраке хладной пещеры цеха, где по конвейеру двигались кегли бутылок: «Ва-азьми дарагой! Харашо работал! Тэбэ нэ два, тры булька «Карданаха»!» Так поощрял  он своего раба с интонацией фараонова надсмотрщика. Он  уже сопоставил дебет пролитого мною пота с кредитом выданного мне товара, увенчанного гроздью медалей на винной этикетке,- и был доволен полученным барышом, не подозревая, что пока его безжалостная плеть опускалась на натруженные спины студентов и алиментщиков, я успевал сунуть за пазуху пару фуфырей – и под видом отлучки до ветру прятал драгоценность в снег у железобетонного ограждения с колючей проволокой поверху. Правда, в этой крепостной стене мини-рабовладельческого государства в государстве победившей социальной справедливости зияли проломы, «колючка»  там и сям была оборвана - и вынести с территории сумку с наворованной отаваркой было делом пустяковым.  Следующим же вечером я стоял на бойком углу и, рискуя быть изгнанным из университета за аморалку , предлагал ,истомлённой сухим  законом и легачёвщиной, жаждущим опохмелки согражданам, заключённый , как парусник, в бутылку, концентрат южного солнца, кавказского темперамента и грузинских тостов. Любой не ленивый милиционер мог меня прибрать к рукам, чтобы раздегустировать  вино в том же кабинете, где я бы давал показания для протокола, и сдать колымщика, как когда-то моего деда – на Колыму, в ежовые рукавицы  декана исторического факультета.
 Да, Гога сильно   напоминал того , другого Гогу. И ещё одного – с базара. У него я покупал мандарины для Нового года на квартире  в потемневшем от времени  бревенчатом сооружении возле площади Батенькова с увенчанным снежной нахлобучкой  бюстом декабриста посредине трамвайного кольца.  Как только темнело, бравшая за постой 35 рублей в месяц старуха –хозяйка этакой надсмотрщицей обходила свою крепость , в которую она поймала двух провинившихся своей молодостью студентов, -и с грохотом запирала ставни. Тот Новый год мы провели вдвоём с моей  Суламифью с третьего курса. На ёлочку денег не было, поставили пихтовые веточки в вазу, повесили один шарик, гирляндочку-мигалку нацепили,-и это была наша Маленькая Планета, на которой  маленького Принца ждала Маленькая Принцесса… Правда , когда я высыпал мандарины на стол и они покатились, падая оранжевыми мячиками на пол, Марина взглянула на эту груду оранжевого солнца и сказала: «Он же тебя обвешал! Тут максимум полкило. Но никак не килограмм!». Но кого же всё-таки  ещё мне напоминал этот экс-помощник кинооператора? Кого же?
- Ну ты идёшь? На берегу – хачипури, «Мзиури» , «Кахети» и всё, всё на свете, - с языка презренной прозы перешёл на высокий штиль рифм Гога.
 На плече у Гоги  болтался фотоаппарат.
 3.
-Угощаю!- протянул мне Гога стакан с вином, словно зная, что после вчерашнего кутежа я остался без денег. – Да ешь ты ешь этот шашлык, не стесняйся! Я плачу! Это кавказское гостеприимство. Не в Сибири мы. В Сочи. Эх, если бы мы были в моём Мзиури- я бы налил тебе полный большой рог и даже два рога- и ты бы пил до дна. Таков обычай гор. Нэ выпьешь-обидишь хозяина!
   Расстилая на камешках своё покрывало, потому как потратиться  на лежак у меня уже финансов не было, я увидел Амзу.
 Она царственно загорала на деревянном подобии античного ложа. Сняв солцезащитные очки,  она изумлённо произнесла:
- Это ви?
-Вот, Гога! Знакомься, - она тоже в «сергуше» отдыхает, - представил я красавицу, явно не желая того делать. Уж шибко мексиканистым был этот Гога…
- Я вчера переехала в отель «Понтийская жемчужина», - играя бархатистыми регистрами голоса, почти пропела Амза.
-Могут же люди себе позволить! Вы, наверное, трудитесь в ресторанном бизнесе? Или принимаете у нас здесь высоких гостей из ЦК?- ласково прожурчал приятным баритоном, словно струя наливаемого в бокал вина, Гога.
-Ви почти угадали. А Володя –классный парень. Мы вчера с ним немного кутнули, - отозвалась пляжница с колокольчиковым звоном сдвигаемых рюмашек в хрустальном речевом потоке.
 Глядя на брюнетку( у меня в жизни все женщины, за исключением ушедшей недавно к другому последней жены, были брюнетки) я изумлялся – как же она похожа на мою одноклассницу  Тамару, в которую была влюблена вся мужская половина нашей школы. Солнце сверкало на водной зыби. Ветерок-ласкуша наносил запахи шашлыков. Хмель ударил в голову. Дурманила громкая музыка. Я чуть не крикнул: «Тамара- брось этот маскарад!» , но во время смекнув, что меня морочат химеры подсознания, промолчал. Тем более, что теперь она походила на аспирантку Ниночку-тоже брюнетку. С ней я намеревался оторваться на море, снять жильё в частном секторе, жуировать в  курортной кутерьме,  но потом сорвалось-она слиняла с директором института на международный симпозиум.
 Вежливо пожав руку креолки из Сатьяго, «мексиканец» с разбега нырнул в волну пенную и долго не появлялся на поверхности. Наконец его голова выглянула возле волнореза. Он махал мне:
-Володя, Амза! Айда сюда!
В мыслях о том, что у меня на дне чемодана лежат артефакты «звериного стиля» древних скифов, припрятанные мною во время археологическо-этнографической экспедиции на плато Укок, я плыл  не в морских волнах, а в наплывающих одна на другую собственных  грёзах. Надо было подумать – кому сбыть скифское золото –и тогда не придётся давиться  киселём в санаторской столовке…Этому Гоге? Но откуда он взялся в одноместном, с одной разъединственной койкой, забронированном для директора института, номере? Сквозь стену просочился?
 Моё состояние вызывало у меня уйму вопросов. Но кроме как самому себе задать их было некому. Многое из того, что я пытался много лет спустя запечатлеть в слове, обретало фантастические очертания. Юбилейной сыпью красных знамён на площадях необъятной  накатил 2017 год. Стуча по «клаве», я  понимал -минула бездна времени и с тех пор, когда я ездил на «сталинский» курорт, и с тех - когда я зачем-то начинал  эти записки. Многое могло  спутаться, переместиться, и даже перескочить из одного тысячелетия в другое. В самом ли деле это было путешествие во времени или просто меня, давно защитившего свою докторскую диссертацию, морочили навязчивая профессиональная склонность к параллелям и ветвящиеся бесконечными гирляндами ассоциации?
Я грезил наяву. Почти галлюцинировал. Я ещё помнил, как Гога фотал нас с Амзой на фоне  приблизившегося к берегу круизного лайнера, как взявшись за руки только что познакомившиеся побежали навстречу волнам, и дельфинами в них погрузились, -только два плавника над водой-и больше ничего,  а потом… То мелкой зыбью, то крупной рябью на меня набегали смеющийся фавн-в нём я узнал себя, фонтанные нимфы, Гога. Античные санаторные  колонны с завитками капителей кружили. Вакханки бежали по кругу. Пристроившись к ним хороводились Хоттабыч с развевающейся бородой, Волька с алым мигучим мотыльком  пионерского галстука-набок и сбежавший с пьедестала Скульптурный  товарищ Серго в кителе, сапогах, но без галифе, в прямоугольных сатиновых  трусах. В бешеной лезгинке мы неслись по кругу. За нами гнался милиционер с пистолетом…

4.
На столе у следователя лежала книжка с заглавием «Квантовая механика».
-Вас взяла в оборот семья мошенников, - улыбнулся   капитан, на погонах которого вместо звездочек  копошились махонькие крабики(по три штуки на каждом погоне). - Кочуют с курорта на курорт, обирают отдыхающих. Гога-Мексиканец и Нино Карапетян, выдающая себя за абхазку  Амзу. Впрочем она меняет имена , как и мужиков. Амза, Асида , Айша, Гунда, Гумала, Зимана, Наал, Сария. Что означачает-луна, львица, горьякая, красивая, покладистая, хорошая, сердечная, родник…Я сам абхаз –знаю всё это досконально…
  -Ядерной физикой увлекаетесь? - кивнул я на книжку.
–Да. Пришлось увлечься. Один отдыхающий физик из Томска подарил. И ещё, -он полез в ящик стола и  бухнул сначала поверх моего заявление пистолет ТТ, потом книжку. –От!  Генрих Хофштадтер…Весьма интересный автор, знаете ли,- про кванты и мозговые контуры рассуждает…
Он протянул мне как бы из другого измерения попавший в его руки околонаучный труд. Прочтя на обложке «Гёдель, Эшер, Бах: эта бесконечная гирлянда», я вернул блюстителю курортного порядка солидный том и покосился на беспокоивший меня пистолет.
-А! Не пугайтесь. Он игрушечный. Пластмасса! Изъял тут у одного пионера.
-У Вольки ибн Алёши?
- А как вы догадались?
- Я только что танцевал с ним и Хоттабычем  лезгинку. В санатории это входит в курс лечения. А костюмированные герои знаменитого фильма – это часть культурно-развлекательной программы.
- Да, но беспокойный  мальчик стал пугать этим пистолетом курортников. Пришлось  отобрать. Но я про Гёделя, кванты, экстрасенсов, -продолжил начатое тот самый милиционер, что гнался за нашим хороводом у фонтана. - Вот Джуна или Эсамбаев –они же обладают паранормальными способностями. Вот   и обобравшие вас мошенники –тоже – в своём роде … Артистизм. Импровизация. И даже гипноз. Вот этот Гога Менгрел, после того как мы с ним пообщались на эту тему придумал себе фамилию Кантришвили, а до того был Мюзоношвили, Торсишвили, Протонадзе…Он ездил к этому физику-ядерщику, земляку своему , из одного аула, законопослушному гражданину Серго Арджинадзе в Томск, жил у него на даче, и понахватался всей этой научной заразы. И вот теперь они кэвээнят с женой. Маслякова на них нет. Хотя Нино была в студенчестве  в тбилисской команде КВНа –и имела большой успех, а потом вот пошла по кривой дорожке. Да и он всю Сибирь по базарам прошёл- торговал гвоздиками, виноградом, мандаринами-апельсинами.  Потом-вином. Цистернами вино в тот же Томск возил, у него студенты пахали на разгрузке за отаварку.
Я припоминал. Из глубин подкорки всплыл Гога-Мексиканец, сующий мне две бутылки «Карданахи» в тёмном закутке цеха, где я целый день кидал ящики и даже умудрялся в коротких перерывах вынести за пазухой и утопить в снегу ещё два стеклянных акваланга с сладким хмельным вином вместо сжатого воздуха внутри: вдох, глоток и ты среди наяд, русалок и рифовых рыбок блаженства. Мои мозговые контуры коротили. Квантовый поток былого слился с нейтронным шквалом впечатлений настоящего. Казалось в кабинете РУВД пахло палёными клеммами, витал сероводородный дух ванн, в которые погружал своё натруженное проделками над курортниками Гога, чтобы, сгустившись полупрозрачным облаком, являться нашему брату-отдыхающему в обликах услужливых советчиков, не пьянеющих друзей –собутыльников, гостеприимно –хлебосольных горцев.
И  я наконец-то вспомнил-где я ещё его видел. Да! Конечно. Я застал этого Антония целующим мою Клеопатру под сенью крон  университетской рощи, где они прогуливались- лиричный физик-завоеватель египетских премудростей  кандидатской диссертации  и царственная филологиня.
-Я вам очень сочувствую, - сказал капитан, пока звёздочки -крабики с погон переползали на голову и уже копошились в придонных растениях волос милицейского чина.- Они вас обобрали до нитки. Деньги, вещи… Но…Владимир…В свою очередь вам предъявляется хищение  в особо крупных…Скифское золото из алтайского могильника, которое вы намеревались сбыть, знаете ли –это не шуточки…

5.
Я открыл глаза. И увидел склонившиеся надо мной фигуры. Они  мерцали на фоне солнца и напоминали пришельцев. Первым я увидел директора института  в белом халате со стетоскопом. Рядом с ним – аспирантку Ниночку-причину моего развода со второй женой. Следующей в этой композиции  замерших  «морских фигур» были Амза, Гога  и обе моих жены. С  боков остриями вверх витали два опустошённых рога. Журча терциями, звучала хоровая грузинская песня, с едва различимыми  словами «садари, чагара Мтацминда». Это пел университетский хор, ходя в который и спуталась с новоиспечённым кандидатом наук из потомков Витязя в Тигровой Шкуре, писавшая дипломную работу по эпосу  Шата Руставели моя грезившая Кавказом жена.
  Солнце слепило. Фигуры сливались и распадались. В этом калейдоскопе Гога мог превратиться в капитана милиции-все женщины слиться в одну нимфу, русалку, наяду. Всё  блестело и сверкало. Плыли радужные круги. В этом мелькании я увидел на сливающейся воедино и распадающейся голове мошенницы сияющие сокровища из скифского кургана- серьги, мониста, диадему.
-Конечно, солнечный удар,- поставил диагноз санаторный  врач.
-Даже нокдаун!- горным эхом отозвался голос рядом.
- Сколько не предупреждай этих сибиряков-всё бес толку, -продолжил заученную лекцию для отдыхающих  эскулап. - Нельзя особенно первые дни столько времени находиться на солнце. Нет –не слушают. Хотят побольше загара с собой увезти…