Ввержение...

ВВЕРЖЕНИЕ  В  АСПИДУ

Классическая   проза

ПОЛИТИЧЕСКИЙ ДЕТЕКТИВ
В  ТРЁХ  КНИГАХ


_________________________________
Благонамеренный  и  грустный  анекдот!
Какие  мерины  пасут  теперь  народ!

В.С. Соловьёв


«…добывая  золото  извне,  ты  неизбежно
утрачиваешь  золото,  которое  хранится
у тебя  внутри, сокровище  твоего духа».

Хосе  Марти
___________________________


КНИГА  ПЕРВАЯ


ВРЕМЯ  СМУТНЫХ  ОЖИДАНИЙ



ГЛАВА   ПЕРВАЯ

__________________   ***   ____________________
        Слякотная  выдалась  та  осень  в  Лубянске,  дрянная,  смурая.  Даже  днем  в  салоне  персональной  «Волги»  полумрак  от  недостатка  света.  Да  и  встречный  транспорт  брызгами  затемнял  стекла, - «дворники»  неустанно  трудились,  скрипели  по  ветровику,  а  заодно  цепляли  душу. 
       Авилов  поморщился  и  выдал  себе  сентенцию:  «Вот  зараза,  как  чесотка  на  прямой  кишке! Общаться  просто,  но  часто  беспокоит». И  наконец,  не  выдержал,  попенял  шоферу:
       -Ты  бы, Вовик, что-то  сделал  с этим.  Ну, как  тупым  серпом  по  интимному  месту  этот  скрип!
       -Я  щетки  поменял, Олег  Петрович,  а  всё  равно, -  оправдывался довольно  зрелый  мужик,  теперь  по  виду  почти  ровесник  шефу,  водитель. – Стеклоочистители  менять  надо.  Целиком!
        - А  ты  поменяй   машину! -  зло  обронил  начальник   городского  торга. – Забыл, где  работаешь? Задачку  мне  ставишь!  А  то  допрыгаешься, Вовик, что  шофера  поменяю.
         - Водитель  погоды  не  делает, -  сказал  взрослый  Вовик  и  с  долей  обиды  посмотрел  в  зеркале  на  хозяина,  сидящего  сзади. – Какой  день  льет  дождик. Всякая  резина  от  работы  изотрется.  Да  мне  что?  Поменяю  завтра.  Она,  сука,  точно  скребет  по  нервам.
        Этого  Вовика  рекомендовали  Авилову  давно,  когда  парень  пришел  из  армии  и  мыкался  в  отыскании  теплого  места.  Знакомец  о  нем  отозвался: «Золотые  уши  у  парня! И  язык.  Слышит,  а  молчит.  И  воровит  в  меру.  Но  кто  для  себя  не  старается»?
        Завторгом,  тогда  районным, взял  парня  на  испыток  судьбы  и  не  ошибся. Сработались. Отставной  солдат  так  для  Авилова  и  остался  Вовиком.  Сейчас  вот  заматерел, держится   почти  независимо, а с  подопечными  шефа  и  вовсе  барином. Женился,  растит  детей:  девочку  и  пацана.  Впрочем,  дети  уже  оперились  и  покинули  гнездо  родителей, сами  по  себе  кормятся.  Олег  Петрович  сгоношил  Вовику  трехкомнатную  квартиру,  помог  обставить,  и  был  твердо  уверен  в  личной   преданности  пестуна.  Авилов  понимал: тылы  должны  быть  крепкими.  Не  продаст  же  Вовик  хорошего  шефа  и  бесподобное  место  работы.  На  кой  ему  это,  ежели  не  дурак.  А  Вовик  себе  на  уме.
        Начальник  торга  прокрутил  эти  мысли   и  успокоился.  Верно:  деньги  и  личный  интерес  многое  могут.  Почти  всё.
        И  пожмурился  в  сладкой  истоме,  развалившись  на  заднем  сидении. Он  всегда  ездил  сзади,  с  тех  пор,  как  знакомый  гаишный  мусорок  поведал  ему   про  дорожную  статистику.  А  по  ней   выходило,  что  погибали  чаще  всего  седоки  рядом  с  водителем,  а  прочие  в  большинстве  травмой  отделывались  или  испугом. И  жили…
        Потом  он  сидел  за  столиком  в  сауне  обкомовского  дома  отдыха,  це-дил  пиво  в  компании  давешнего  визави  и  нахлебника,  милицейского  пол-ковника,  и  обдумывал  полученную,  надо  прямо  сказать,  паскудную  информацию.
        Конечно,  мусор  сначала  выудил  у  него  обещание  на  вспомощество-вание. Авилов,  впрочем,  и  не  сомневался  в  цели  назначенной  встречи.  Милиционер  был  жаден  и  даже  за  сведения  общего  характера  требовал  плату.  Можно подумать,  что  это  не  он,  начальник  торга,  по  кличке  Бирюк,  держит  на  цепи  и  кормит  легавого,  а  полковник  доит  его  на  самом  законном  основании.
        Впрочем,  Олег  Петрович  понимал положение «мусора», у  него  четверо  детей  и  все,  как  за  грех,  дочери,  а  это  уже  невезуха.  На  такую  ораву  баб  шмоток   сколько  надо,  чтобы   самые  скромные  запросы   удовлетворить.  А  объявись среди  них  хоть  одна  модница!  Спаси  и  помилуй, Господи!  При  жаловании  в  двести  рэ  с  хвостиком. Хоть  с  сумой  подавайся  по  свету,  а  то  и  веревку  готовь,  намыливай.
        Варианты,  надо  сказать,  были:  найти  себе  благодетеля  или  воровать,  брать  взятки.  Вокруг  воровали,  да  и  служба  его  боролась  с  тем  злом.  Тащили  в  карманах,  в  авоськах,  в  мешках,  возили  в  машинах.  Брали  мзду.
        Ему  тоже  предлагали  не  единожды,  но  он  не  дурак.  Не  взял,  когда  совали  мало  при  скромной   его  должности,  остерегся.  Просчитал,  что  его  всегда  будут  искать,  чтобы  всучить  толику.
        Но  ему-то  надо  много!  Чуток  взять  он  может  всегда,  если  придавит  жизнь.  Это  на  крайность.  Ему  бы   пожизненного  кормильца,  по  мере  роста  по  службе! «Мусор»  знал,  что  такие  кормильцы  на  белом  свете  обретаются  и  когда-либо  их  дороги  пересекутся.  Надо  случая  подождать,  слегка  попридержать  потребности.
        Не секрет:  его  подкармливали  через  семью,  подсовывали  подарки  к  праздникам  или  дням  рождения,  к  общественным  юбилеям, - поводы  нахо-дились. Но  все  это  были  слезы  по  отношению  к  его  нуждам.  Совали  десят-ками,  иногда  сотни  овеществленных  рублей,  а  требовались  тысячи  живых  и  шелестящих,  одухотворенных.  Пилила  вдоль  и  поперек  жена,  рвали  на  части  дочери,  из  которых  одна  уже  заневестилась.  И  к  тому,  стала  фасонистой.  Возможно,  через  то  он  стал  взрывным,  жестким  и  некомпанейским.  Он  бы  запил,  но  сдерживал  крутой  характер.
        Он  уже  стал  полковником  и  готов  был  впасть  в  крайность,  когда  наступил  тот  памятный  день.  Встретил  все  же  того  самого,  так  долго  искомого  купца.
        Вспоминая  тот  случай, Авилов  качнул  головой.  Они  сидели  тогда  здесь  же,  в  предбаннике  этой  сауны,  и,  возможно,  за  этим  же  столом,  что  задвинут  под  фикус.
        Откинувшись  на  спинки  мягких  кресел,  укутанные   в  простыни  на  манер  римских  патрициев,  выбравшиеся  из  бассейна,  отдыхали  телом.
        Они  уже  хлебнули  прохладного  пива  и  Авилов   плеснул  по  стаканам  коньяка. 
         Начальник  горторга  искоса  взглянул  на  лицо  полковника,  уже  взяв-шего  цвет  разлитого  напитка,  и  забросил  крючок  с   довольно  привлекате-льной   наживкой.
         - У  тебя,  вашбродь, я  слыхал,  трудности  на  семейном  фронте.  Дочь  замуж  отдаешь  и  предстоят  нештатные  расходы.  Зная   твой  гордый   нрав,  я  смог  бы   помочь.  Одолжить  денег.  При  твоей  службе,  нельзя  ударить  мордой   в  грязь.  Народ  глазеет  и  ни  за  что  не  поверит,  что  ты  нищ,  как  торговец  газировкой  в  зимнюю  пору.  Извини,  сравнение  из  близкой  мне  сферы.  И  должность  моя  воровская,  извини  снова,  но  се  ля   ви,  как  говорят   в  Парижах.  Не  хочешь,  а  взятку  всучат. Оформишь  сверх  меры  наряд  на  товары,  ведь  просит,  зараза,  падает  на  колени  и  готов  лизать  филейную  часть. Как  отказать? Да  я  и  нестойкий, характером  слаб.  А  он  потом  -  благодарность.  Не  в  приказе,  заметь, -  наличными!  И  пойми,  вашбродь,  все  так  живут,  которые  возле   возможности.  Может,  исключая  тебя. Берут  взятки!  Не  я,  так  другой,  третий,  пятый  и  десятый.  Всех  не  пересажаешь,  даже  если  поставишь  цель.  Руки  устанут  и  голова  тоже.
        - Ну? -  исподлобья  и  с  большой  иронией  взглянул  и  спросил  Авилова  полковник. – А  меня  за  сколько  купить  собираешься?  Мне  много  надо  и  не  единожды.
        Он  махом  опрокинул  в  себя  армянский   коньяк  и  тут  же  налил  для  повтора.  Усудобил  еще.  И  закусил  малостью,  кинул  в  рот  квадратик  шоколада.  Наверняка,  ему  не  хотелось  пить  разом  с  купцом,  которому,  он  знал,  сейчас  продастся.  Мент  ненавидел  себя,  а  начальника  торга  безмерно  презирал.  Он загрыз  бы  мучителя-искусителя,  но  сдерживала  пустота  загашников  и…души.
        Авилов  посмотрел  на  наперсника,  на  коньяк  на  столе,  но  пить  не  стал.  Он  многое  знал  в  жизни. И  сказал:
         -Ты  меня  знаешь  давно,  вашбродь. Я  не  дурак  и  никогда  тебя  не  обижал. Зачем  мне  тебя  покупать, когда  можно  купить  исполнителей, твоих  офицуцеров?  Дешевле  для  кармана  будет.  Но  я   слышу,  вижу,  понимаю.  Мы  с  тобой  выпили  уже  не одно  ведро  всякого  пойла. -  Он  кивнул  на  стол  и  пригубил  пива. – Мы  почти  друзья,  а  уж  товарищи  по  партии -  точно.  Оба  члены  бюро  горкома  и  парткомов  на  местах.  Так  я  могу  помочь  в  затруднении  товарищу?
        Завторгом,  наверное,  норовил  запудрить  ему  под  пьяную  лавку  мозги.  Именно  так  понял  полковник  рассуждения  собутыльника  и  потому   поощрил  кивком.
        - Ты  можешь.  Ты  многое  можешь,  поилец,  засранец  и  благодетель.
        - И о  какой купле-продаже  может  идти  речь?  Разве  мне  не  понадобится  твоя  помощь?  Допустим,  я  вынул  тебя  из  финансовой  петли,  а  ты,  вашбродь,  выручишь  меня  в  другую  минуту, -  проникновенно  говорил  Авилов,  с  толикой  хмари  разглядывая  полупустое  помещение  предбанника. -Допустим,  посадят  меня  на  парашу,  а  ты  передашь  пирог  с  начинкой  для  побега. Ножовку  там,  пулемет,  лестницу,  чтоб  через  проволоку  перебраться,  или  вертолёт.  А  на  твои  временные  заморочки  с  домашним  бюджетом  у  меня  с  собой  пять  кусков  наличными.  На  первый  случай  тебе  должно  хватить.
        Полудюжина  столиков  стояла  не  тесно  в  довольно  просторном  поме-щении,  обложенном  цветной  плиткой  с  мозаикой  на  тему  здравоохранения,  официанты  порхали  по  залу,  являясь  по  первому  знаку  высокочтимых  особ,  подносили  жратву  и  питье.  Бирюк  лишь  слегка  приглушал  голос,  понимая,  что  шпионов  здесь  быть  не  может,  а  сидящие  за  другими  столами  мужики теперь  слушают  каждый  себя.   На  их  столах  тоже  торчали  бутылки  не  только  с  пивом,  хотя  горячительное   приносил  каждый  свое.  Охота  на  пьющих  шла  там,  за  двором,  где  жили  обычные  люди.  Там  прятались,  употребляя  спиртное,  рисковали  местом  под  солнцем,  а  тут  расслаблялись.  И  отдыхали.
        - Пяток  штук  меня  устроили  бы, -  сказал  милиционер  и  взглянул  на  Авилова  чуть  помягче, с  мелькнувшей  надеждой.  Купец  называл  хорошую  цену,  а  «мусор»  был  на  той   грани,  когда  удоволился  бы  и  меньшей  суммой. Но  характер  у  него  все  же  гадостный  и  он  вопросил: - А  ты  не  боишься,  что  вот  возьму   сейчас  тебя  за  шкирку  и  привлеку  за  совращение  души?  Мзду  предлагаешь!
        Олег  Петрович  пожал  пухлыми  плечами,  смахнул  краем  простыни  с  гладкого  лица  пот,  вспушил  пятерней  жидкие  и  волглые  волосы  на  затылке,  пригладил  приличную  уже  плешину.  Жарко  все  же  то  ли  от  выпитого,  то  ли  от  принятого  пара.
        Потом  накинул  простынь  на  плечо  и  улыбнулся  раздольно  и  сни-сходительно.
        -Ты,  верно,  забыл,  что  я  предложил  помощь.  Заём.  А  если  забыл,  всё  равно  тебе  много  забот  и  хлопот  предстоит,  вашбродь. И  толку?!  Сколько  копать!.. Посадить  меня  можно,  по  мне  давно  нары  слезой  исходят.  Но  придет  другой,  третий,  восьмой.  Свято  место пусто  не  бывает.  Не  мне  говорить,  не  тебе  слушать.  Но  один  из  них  может  найти  прикрытие  в  ином  масштабе,  этажом  выше. – Он  воздел  глаза,  намекая  на  обкомовские  высоты. -  Все  течет  и  многое  меняется.  Старики  помирают,  приходят  новые  и  молодые. И  кому-то  оттого  становится  легче.  Потому  что  постулат:  от  перестановки  слагаемых  сумма  не  меняется,  верен  лишь  в  математике. А в  жизни…Я  думаю,  нам  не  стоит  ломать  сложившихся  устоев.  Угрожать,  тем  более  не  надо.  Угроза  рождает  тревогу,  а  улыбка  - надежду.  А  пять  штук  единовременно  в  нужный   момент,  это  уже  не  надежда,  это  реальность  со  всеми  вытекающими.  И  эти  куски  будут  у  тебя   сразу  после  купания. Уже  сегодня  отнесешь  их  деткам.  Впрочем,  можешь  сбросить  в  нужник.  Вместе  со  мной.  Но  не  ошибись.  У  тебя  еще  три  дочки  останутся,  когда  эту  пристроишь.  И  потом.  Вдруг  вызовешь  конвой,  а  у  меня  денег  при  себе  не  окажется?  Если  блефую  я?!  Я  ведь  извинений  тогда  не  приму.  Врагами  станем.  -  И  помолчав,  не  увидев  ответной  реакции  ни  на  лице,  ни  в  жестах,  успокоил: -  Не  завожу  я  тебя,  будь  уверен.  Я  предлагаю  дело,  вашбродь.  Ты  посмотри  вокруг.  Куда  идут,  куда  ведут?  И  кто!  А  нам  нормально  жить  надо,  Семён. Согласен?
        Полковник  промолчал,  отрешенно  упершись  взглядом  в  стену,  и  Бирюк  принял  за  согласие   его  торжественное  сидение.  Что  же,  он  правильно  выбрал  момент.  Предложи  он  помощь  милиционеру   еще  год  назад,    успеха  не имел бы,  а  возникли  проблемы  со  многими  неизвестными.  Теперь  же,  как  сказал  один  известный   человечище,  в  самый  раз.  Потому  что  вчера  было  рано,  а  завтра  поезд  убежит.
        Потом  они  попарились  еще  и  поплавали  в  приятной   водичке,  но  уже  торопливо,  наспех,  без  наслаждения.  Выпили  на  посошок,  закусили   шаш-лычком,  посидели  тишком  в  компании  собутыльников,  слушая   анекдоты,  и  ушли.
         А прощаясь,  обнимаясь  и  дурачась,  целуясь  взасос,  как  завещал  им  бо-льшой  учитель  и  старший  товарищ  Брежнев,  Бирюк  посадил  в  карман  пиджака  легавого,  чтоб  тот  слышал,  пачку  сотенных  казбилетов.  Погрузил,  не  оставив  своих   пальцев, -  это  он  умел.
        На  свадьбу  дочери  полковника  Олег  Петрович  не  попал,  сказался  хворым.  Но  подарок  передал.
        Визави  должен  был  обжить  чувство  предательства  интересов  госу-дарства  ли,  корпорации  органов,  свыкнуться  с  мыслью,  которая   укрепляется  лучше  не  в  одночасье,  но  в  толпе  подобных.  А  взятки  брали  многие,  и  пол-ковник  о  том  знал.
        Для алиби  в  глазах  партийных  товарищей  и  горактива  Авилов  орга-низовал  себе  на   недельку  бюллетень  под  видом  неизлечимого  ишиаса, болезни  действительно  хитрой  и  препаскудной.
        Со  временем  они  потихоньку  сблизились. Не  настолько,  чтобы  не  разлей   вода,  но… Бирюк  регулярно  снабжал  милиционера  деньгами.  Теперь  субсидии  были,  правда,  помельче,  за  предел  одной  тысячи  не  выходили,  но  зато  почти ежемесячно.  Такие  деньги  удовлетворяли  запросы    полковника  и  не  слишком  обременяли  начальника  торга.  Это  была  плата  вперед. 
        Сегодняшняя  встреча  внеплановая,  её  с  явной  настойчивостью  домо-гался  полковник.  Бирюк,  согласившись  составить  компанию  для  посещения  сауны,  осторожно  прозондировал  ситуацию,  и  выяснил,  что  у  наперсника  снова  предвидится  домашний  праздник. Нашелся  жених  для  второй   дочери.  Потому,  собираясь  на  встречу,  Авилов  положил  в  карман  темно-синего  пиджака  пачку  новеньких ассигнаций.  В  пять  тысяч  рублей.
        «Он  еще  ничего  не  сделал,  -  подумал   Бирюк,  собираясь  на  рандеву  и  разглядывая  в  зеркале   полное  лицо,  грустные  серые  глаза  и  кривой  и  широкий   нос. -  И  едва  ли  сделает.  Впрочем,  как  он  может  удружить?  Раскрутить  на  тебя  дело  и  о  том  доложиться  тебе  же,  чтобы  ты   заплатил  за  паршивый   слух?.. Не  жалей,  это  крыша.  Эти  деньги  окупятся.  Они  уже  оку-паются,  потому  что  ты   почти  спокойно  спишь.  В  верхах   взмутили   воду  и  многие  караси  зарываются  в  ил.  А  сколько  их  уже  на  сковородке!  Ты  глянь,  что  делается  в  иных  краях  и  республиках!  Гребут  лопатами   тене-виков.  Так  что  сопи  в  две  дырочки  и  благодари  Фортуну… Он  упредит,  если  где-то  станут  рыть  землю».
        - У  меня  опять  на  носу  праздник  в  семье  и  грядут  большие  расходы, - с  мрачной  усмешкой  сообщил  полковник,  едва  они  устроились   в  пред-баннике  за  столиком,  перед  погружением  в  крепкий   пар,  собираясь  хватить  по  кружечке  пивка. -  Да  еще  Любава  родить  собирается.  Грозится  одарить  внуком.
        И  посмотрел  на  Авилова  с  долей   вины  и  усталости.
        -А  что  тебе  внук  от  дочери?  Чужая   фамилия,  оторванный  ломоть, -  тоже  с  мрачностью   констатировал  начальник  торговой   конторы. -  И  все  же  прими  поздравления.  И  заверения,  что  пожертвую  на  свадьбу  и  позабочусь  о  приданном  для   новорожденного.  Для  хороших  людей  нам,  вашбродь,  ничего  не  жалко.
        - И  дерьма, -  разлепил  тонкие  губы  полковник   в   подначке.  В  нём  давно  поселился   циник  и  иногда  портил   в   общении  настроение. 
        - И  фекалий,  конечно,  если  деньги  теперь  ты  за   говно  принимаешь.  Ты  повеселей  гляди,  вашбродь!  Жизнь  давит,  я  понимаю.  Расклад  не  всегда  нужный   в  быту  и  на  службе.  Так  что? Вешать  нос?.. И  не  держи  зуб  на  меня. Не  я   виноват -  обстоятельства.  Я  сгодился  тебе  не  раз,  может,  и  ты  мне  сгодишься  по  делу. А  нет – так  и  суда  нет.  Не  считай   долги,  отдашь  добром! –тоном  ментора   проворчал  Бирюк  и  поднял  посудину  с  коньяком.
         Он  хмуро  улыбнулся  и  получил  ухмылку  в  ответ.
         Милиционер  смотрелся  куда  лучше,  когда  улыбался  и  был  прост. Слегка  вытянутое  лицо  гладко  выбрито,  без  заметных  морщин  и  даже  складка  жира  появилась  на  подбородке. В  глазах  нет  тоски  и   досады  -  игра  теней. Так  все  играют  в  жизни!.. А  было:  захирел  полковник,  казалось,  коростой   обрастал.  Вот  что  деется,  когда  нет  лишней заботы  и  харч  хороший.
        Полковник  послушал  наперсника,  покушал  черной  икорки  и  мясного  балычка.  Всё   запил  пивом.  А  потом,  как  о  великой  милости,  оповестил:
        - Если  тебе  интересно,  могу  дать  ориентировку.  Наши  заинтересовались  магазином «Силуэт».  Левый  товар  толкают.  Как  мы  догадываемся,  цеховики  объявились.  Я  почему  тебе   говорю?  Все  единым  миром  мазаны  и, может,  твои  люди  там  руку  приложили.  Если  так,  упреди.  Пускай слиняют.  А  нет  -  замажут  крепко.  Сейчас  крепкий  ветер  веет  по  просторам.  И  выполнить  установку  партии,  для  нас - честь.
         Авилов   еще  не  знал  цены  этой   информации,  но  кивнул.  Конечно,  он  имел  со  всего,  что  сбывалось  в   городе  через  сеть  торговли.  Зачем  иначе  ему  такая  должность?  Получать  зарплату?.. Вот  ради  такого  разговора  Бирюк  взял  на  содержание  этого  полкана.  Информация  могла  стоить  больших  денег,  но,  главное,  она  сберегала  от  тюрьмы!
         Он  увел  задумчивый   взгляд  на  сторону,  на  соседний   столик. Там  два  голопузых  чина,  подвыпив,  пытались  одолеть  один  другого,  показать  силушку  и  уложить  локоть  противника  на  столешницу. Они  равны,  пожалуй,  по  силам,  оба  пыжились,  краснея  лицами,  но  на  ничью  не  шли.  Их  могло  рассудить  время,  и  Олег  Петрович  вернулся   к  возникшим  вопросам.
        -Ты  меня  обязал,  вашбродь.  Я  прозондирую,  и,  если  там  и  верно  крутятся  мои  интересы,  упрежу  людей.  Но  на  свадьбу  твоей  дочери   я  имею  с  собой.  Ты  их  получишь.



                ___________________   ***   _________________
      -Что  там  у  тебя, капитан? -  вопросил  вошедшего  Николай  Терентьевич  Курагин,  человек  лет  сорока  на  вид, восседавший  за  столом.
       Пожалуй,  он  выглядел  слишком  сдобным, широким  в  кости  при  среднем  росте,  и   то, что  служил  в  отделе  обэхаэсэса,  прощало  ему  такой  недостаток.  Работа  у  них  сидячая, малоподвижная  и  не  всегда  продуктивная.  Вот  и  геморроем  обзаводились  частенько. Имел   профболячку  и  Курагин,  и  потому  гримаса  то  ли  боли,  то  ли  досады  почти  всегда  присутствовала  на   раздольном  лице.
       Он  и  теперь  смотрел  на  сотрудника  с  выражением  крайней  скорби.
       -Я  с  некоторыми  сомнениями,  товарищ  подполковник. Взяли  мы  на  учет  одно  дельце,  а  раскручивать  надо  бы  аккуратно. Пришел  посове-товаться, -  сказал  капитан  Володин,  и,  следуя  жесту  хозяина  кабинета, опустился  на  ближний  к  Курагину   стул.
       - Если  интересное  дело, так,  причем  сомнения? -  с  сарказмом  отозвался  подполковник,  всегда  памятуя,  что  инициатива – вещь  обоюдоострая. А  Володин  был  из  рисковых,  ретив,  и  брал  на  себя  часто  больше,  чем  мог  поднять. Гримаса  досадливой  боли  на  миг  пропала  с  лица  Курагина, а  в  серых,  прижмуренных  глазках  мелькнула  искра  задора. -  Ну, давай,  советуйся.  Как  на  дело  вышли?  За  пуд  соли  сменяли?
        - Как  всегда,  общественность  помогла, -  сказал  капитан  и,  утупив  глаза  в  столешницу,  дернул  плечом.  Он  знал  раздражительность  шефа  и  понимал  непустой  интерес  к  новости.
        Когда  у  тебя  почти  всегда  в  заднице  торчит  болячка,  ты  не  только  подначивать  станешь  от  злости. А  когда,  к  тому,  твой  начальник,  патрон  и  боёк, полковник  Терещенко  ткнет  тебя  мордой  в  унизительные  показатели  криминогенной   обстановки  в  районе,  ты  и  взвоешь.  И  отыграешься  на  под-чиненных.
       Но  подполковник  ввернул  довольно  вяло.
       - Конечно,  без  общественности  мы  никуда, она  нам  свет  в  тоннеле.  Нас  скоро  общественность  в  отхожие  места  водить  станет.
      - И  я  о  том  же. Потому  и  пришел.  -  Игнорируя  подтрунку, Володин  посмотрел  ему  в  лицо.  Визави  сидел,  поджав  толстую  нижнюю  губу  и  выпятив  большой   квадратный   подбородок. – Одна  гражданка  обратила  внимание,  что  в  фирменном  магазине  «Силуэт»  продают  женские  костюмы  по  всякому.  Кому   подают  с  вешалки,  а  иной - шмотку  достают  из-под  прилавка.  Дефицит,  Николай  Терентьевич,  стал  охватывать  всё  больший   круг  товаров.
       Капитан  стыдливо  потупился,  понимая,  что  глупо  объяснять  прописные  истины. А  еще  он  увидел  потемнение  на  обрюзглом  лице  патрона,  и  подумал,  что  могут  возникнуть  эмоции.  Подполковник  в  узком  кругу  расслаблялся  и  в  запале  гневил  бога  крутыми  словами.
      - Америку  открываешь, Володин.  У  нас  даже  гондоны  -  вожделенная   вещь, -  прогудел  густым  голосом  Курагин,  лениво  обмахнул  двумя  пальцами  прокуренные  и  пушистые  усы,  и  подстегнул  сотрудника: - Ну,  и  что  обна-ружилось?
       - Любопытная  вещь  обнаружилась,  товарищ  подполковник.  Гражданка  та  поскандалила  в  отделе,  но  все  же  произвела  покупку  с  вешалки  и  удалилась. Мы  её,  конечно,  попридержали  и  упросили  изложить  жалобу  в  письменном  виде. На  всякий   случай.  А  вот  когда  вышли  на  другой   объект,  который  получил  покупку  из-под  прилавка,  и  сравнили  два  костюмчика,  то  оказалось…Товар  и  цветом,  и  ценой,  матерьялом  тождественен!  То  есть  идентичен! – Нажал  голосом  капитан  Володин,  явно  наслаждаясь  эффектом  и  нетерпением  начальника,  который  обожал  заковыристые  дела.
       Подполковник  болезненно  скривил  физиономию  и  повел  довольно  колючий  взгляд  перекормленного  хряка  на  подчиненного. И  сдержался,  лишь  еще  больше  сузил  белесые  веки,  прикрывая  гнев.  Он  был  большой  и  нескладно  скроен,  неповоротлив  и  нетороплив  в  движениях,  но  мысль  его  была  шустрой.  Курагин  приподнял  над  столом  руку  и  покрутил  пухлой  ладонь, давая  понять,  что  шалун  рискует  благоволением.
       И  тот  быстро  заключил  сообщение.
       - Этикеточками   отличались  те  шмотки  без  ближайшего  рассмотрения.
       - А  при  ближайшем? -  чуть  шире  открыл  один  глаз  начальник  отдела.
       - Экспертиза  установила, что  на  каждый  сантиметр  ткани  приходится  разное  количество  нитей.  На  костюмах  из-под,..  то  бишь  на  левом  товаре  нитей  на  три  штучки  больше. -  Позволил  себе  улыбнуться   капитан   Воло-дин.
       И  почесал  переносицу,  что  было  знаком  крайнего  удовлетворения  в  разговоре  с  начальством.
       -На  сэкономленном  материале  работают,  канальи, -  констатировал  Курагин. -  Оправдывают  девиз:  экономика  должна  быть  экономной.  По-хамски  поступают  те,  которые  прочие. А?
       Володин  слегка  кивнул, соглашаясь  с  шефом,  поправил  галстук под  цивильным  пиджаком,  тронул  на  темени  русый,  зачесанн6ый  назад  волос.
       - Левый  товар  качеством  выше,  к  тому,  снабжен   английской   фирмы  этикеткой,  -  доложил  капитан. – Под  загрантовар  работают.  И  цену  не  взду-ли  за  качество.  Чтоб  быстрее  сбыть  продукцию.  Предлагают  не  всякому.  Знакомым  и  знакомым  их  знакомых.
       -Надеюсь,  вы  не  спугнули  их  излишним  интересом? -  озаботился  Курагин,  впрочем, хорошо  зная,  что  этот  сотрудник  из  толковых,  и  глупости   допустить  не  должен.
       - Мы  аккуратно  провели  первый   этап  разработки. Гражданку   утешили  и  попросили  подержать  язык  за  зубами.  Теперь  у  нас  есть  законный   повод  заниматься   этим  делом. За  магазином  установлено  наблюдение  до  ваших  санкций  на  разработку  операции.
       Капитан  покрыл  обиду  улыбкой,  понимая,  что  шеф  докладом  доволен.
       - Так  уж  и  операция.  Операция  с  дыркой  не  выйдет? -  Курагин  дрогнул  лицом. – Впрочем,  вы  поступили  грамотно.  Надо  проследить  пути  поступления  левого  товара,  источники  и  обозначить  людей,  которые  наладили  производство.  И  всё   это  деликатненько,  с  осторожностью.  Нахрапом  потом  станем  действовать,  когда  будут  результаты  и  если  подожмут  сроки.  По  отделу  работать  без  лишнего  шума.  Усекаешь?  Не  слить  чтоб  информацию,  а  то  сейчас  у  всех  ушки  на  макушке.  А  вот  когда  будут  дополнительные  сведения,  тогда  доложимся  выше. Но  мне  -  докладывать  каждодневно! И  не  медля.
       Через  пару  дней   Володин  заскочил  на  минутку   с  дежурства   по  райотделу  и  смог  доложить,  что  установлен  маршрут  товара.  Как  и  ожидалось,  костюмы  поступают  с  трикотажной   фабрики,  параллельно  основному  потоку   законной   продукции.
       - Вы  в  этом  абсолютно  уверены? -  подполковник  Курагин  опять  жмурился,  с  тенью  печали  смотрел  куда-то  в  угол  кабинета,  тогда  как  в  широкое  окно  лился  поток  солнечного  света  от  бабьего  лета.
       - Почти.  Вчера  отследили  рейс.  Товар  возят  на  грузовом  «москви-ченке»,  -  уточнил  капитан. И  на  дотошность  начальства  сотворил  на  гладком  лице  мину  официальности.
       - Ты  в  бутылку  не  лезь,  Володин.  Не  забывай,  что  зеленый  против  меня  и  можешь  пропустить  хрен  какой   нюанс, -  пробурчал  Курагин. -  Пижониться  нечего.  И  не  таких  обували  теневеки. И  меня  не  раз.  Ты  даешь  гарантию,  что  тебе  не  подставили  фабрику?  То-то…Человека  обозначили,  установили?
       Подполковник  теперь  смотрел  на  подчиненного  в  упор,  и  в  глазах  его  не  было уныния. Сквозь  щели  век  цедился  на  Володина  холод  стали.
       -Человека  покуда  вычисляем. Шофер  и  кладовщик  цеха  могут  не  знать  подноготной, -  вздохнул,  убирая  в  себя  гонор,  капитан,  явно  недовольный   куцым  результатом.
       -Вот  видишь.  Курочка  в  гнезде,  яичко  еще  в  одном  месте  сидит  колыхается, а  вы…Товар  могут  доставлять  из  другого  города. Даже  из  Одессы!  Теневеки  насобачились  работать  с  умом. Да  и  обнаглели.  Какие  крыши  строят!  Замминистры  их  прикрывают.  А  может и  министры.  А  всё  из-за  чего?  Вот  именно.  Все  хотят  денег,  богато  жить.  Как  будто  есть  противники…Да и  домашнее  бабьё  подстегивает,  на  моду  пялясь. Но  как  быть  с  законом  и…с  совестью?
       Пессимизму  офицера  Курагин  противопоставил  вибрирующий  и  поучающий  баритон.
       Володин  подрастерялся,  пробежался  пальцами  по  пуговицам  мундира.
       - Если  из  другого  города,  тогда  они  должны  оформлять  накладные  через  главный   склад.
       Патрон  слушал  подчиненного  со  вновь  напущенной  снулостью,  расслабив  мышцы  лица.  И  капитан,  хорошо  понимая  показную  беспечность  начальства,  вдруг  отметил,  как  нехорошо,  старо  выглядит  Курагин. Как  дрябло, брыласто  обвисли  щеки  и  студенисто  дрожат  при  каждом  движении.
       «Сдает  мужик.  Прикрутила  текучка.  Жрет  много,  сидит  на  месте,  а  надо  двигаться.  Задушит  жаба  в  заднице.  А  жаль.  С  ним  неплохо  работается», -  подумал  Володин.
       -Вы  не  торопитесь,  но  поспешайте  и  последите   еще.  Человек  нужен  обязательно.  Тот  самый.  Если  нам  подсунут  утку  -  пиши  пропало.  Тогда  сам  разгребать  будешь  фекалии  у  Терещенко.  Подшуруди  на  фабричке  среди  руководства.  Если  кто  из  них  замешан  в  афере,  товар  со  стороны  возить  вполне  могут,  чтоб  на  ложный  след  нас  сбросить. И  без  всякого  оформления  на  складе  повезут.  Заехал  с  товаром  и  выехал  с  ним  же.  А  мы -  мух  мухай. Усёк?! -  Курагин  резко  открыл  один  глаз  нараспашку. – Тебе  охота  оставаться  в  дураках?
       - Кому  охота? – воздел  узкий   подбородок  капитан,  соглашаясь  с  мыслью  начальства.
       - У  нас  забот  и  без  того  много,  а  эта -  из  ряда  вон.  Потому -  уста-новка  сверху  есть  леваков  выявлять.  Тут   пахнет  или  большим  делом,  или  аферой,  а  то  и  пустышкой  с  большущим  конфузом.  Так  что  учти,  Леонид  Сидорыч.  И  ступай.
       Оставшись  один, Курагин  снова  поскучнел  лицом,  прикинув,  что,  верно,  случайное  дело  может  вывести  к  начальству  на  ковер.  Начальник  райотдела  любил  учинять  разносы. А  узнай  он  о  загадках  со  стороны  и  проведай  о  возможности  достать  там  всякое  удовольствие  вплоть  до  дырки  под  орденок,  то  вообще  понесет  по  кочкам  с  большим  ором  на  всю  округу  децибел  на  полусотню.
       И  будет  по-своему  прав.  Потому  как  -  се  ля  ви.  Навуходоносоров  развелось,  плюнуть  некуда.  Дунет  такой  доброхот  в  любое  ухо  начальнику  ростом  повыше  Терещенко  и  тот  с  рвением    и  апломбом  надерет полковнику  наждачкой  зад.  Ну,  а  начальник  райотдела  вздрючит  Курагина  или  иного,  кто  подвернется  под  руку.  Потому  что  игра  такая  у   руководящих  в  ходу: «получи  в  копчик  и  передай  дальше».
       Подполковник  потрогал  усы  и  решил  хотя  бы   в  общих  чертах  доложиться  начальству.  Но  прежде  справился  по  телефону:  примет  ли?
       Получив  «добро»,  собрал  бумаги,  попил  кофейку  и,  покурив  на  дорожку,  пошел. И  мысленно  крестился,  желая,  чтобы  у  шефа  не было дурного  настроения.  Чтобы  камень  на  косу  не  накатился.
       С  подчиненными  Терещенко   строг,  но  Курагина  выделял,  и  подполковнику  всё  труднее  становилось  не  перечить  начальству.  Одно  утешало,  что  шеф  приспособился  жар  грести  чужими  руками  и  в  детали  вникал  редко.  А  вот  в  них  и  была  самая  суть  работы, цимус,  интерес,  ради  которого  ходилось  на  службу  иной  раз  и  с  радостью.  Кусок  хлеба  можно  добыть  и  на  другой   работе,  а  вот  прелесть  жизни  найдешь  где?
 
               
               
                __________________     ***   ___________________
       Семен  Ефремович  Терещенко  слыл  человеком  занозистым  и  так  держался  не  только  с  нижними  чинами.  Начальству,  особенно  небольшому  и  заезжему,  в  рот  не  заглядывал,  куражился  многими  наградами  и  незапятнанной  биографией.  О  неподкупности  его  ходили  легенды  и  не  одного  и  не  двух  рукосуев  сдал  он  в  прокуратуру  в  годы  оные,  будучи  мелким  работником  бэхаэсэс.
       К  слову  сказать,  понапрасну  полковник  на  рожон  не  лез,  начальство  умел  приветить,  а  с  партийным  активом  и  вовсе  был  почтителен  и  любезен.
       И  за  это  за  всё,  его  любили  подчиненные.  Младшие.  Потому  что  они  частенько  слышали,  как  он  распекал  старших.
       Впрочем,  он  понимал  юмор,  любил  меткое  слово, здоровался  всегда  первым  с  сотрудниками  и  чинушей  себя  не  ставил.  Жесткость  свою  показывал,  но  чтоб  обидеть человека  ни  за  что  -  не  допускал.  Вернее,  старался,    исключения  бывали.
       Рост  у  него  выше  среднего,  сложение  тела  крепкое,  жилистое,  но  на  аскета  не  тянул.  Гляделся  мужиком  средним.  А  вот  голосом  обладал  басовитым, раскатистым,  и  его  узнавали  издали  и старались  без  нужды  не  попадаться   на  глаза.
       Была  у  него  и  тайная  болезнь,  в  какой  сам  себе  он  признавался  неохотно.  Тщеславен  был,  ревнив  к  делу  и  умниц   рядом  с  собой  терпел  с  огромным  трудом.  Больше  всех  он  не  любил  подполковника  Курагина,  этого  жирного  кнура,  постоянно  полусонного  и  полуживого,  но  всегда  с  ясными  мозгами.  Потому  и  мысли  не  допускал  Терещенко,  чтоб  поменять  эту  свинью  ли  моржа  на  кого  другого.  Курагин  аналитик,  умница.  А  кто  заменит?  Тогда  вся  работа  коту   под  хвостик,  а  вместе  и  он,  начальник  райотдела.
       Курагин,  с  трудом  протиснув  себя  в  дверь,  вошел  в  кабинет,  протопал  к  столу  и  сел  на  привычное  место  одесную  Терешенко.
       Уложил  на  столешницу  папку,  раскрыл,  чтоб  полковник  увидел   наличие  там  бумаг,  и  уставил  на   визави  узкие  щелки  глаз.
       -Тут,  невзначай,  дело  у  нас  объявилось,  Семен  Ефремыч.  Левые  костюмы  из  шерсти.  Идут  в  продажу  через  фирменный   магазин  «Силуэт». Оснащены  знаком  английского  товара,  а  изготавливаются, как  мы  подозреваем,  у  нас  и  по  высшему  сорту,  с  лучшим  качеством.  -  Он  отдышался  после  тирады  и  заключил: -  Покуда  не  установили  цепь: где,  откуда,  когда,  кто?  Вот,  пришел  поделиться.
       - Потвоему,  леваки  осваивают  наши  просторы?  С юга  возить  им  накладно.  Резон.  Больше  денег  на  карман.  И  сколько  сим  занимаетесь?  -  осведомился   полковник.
       Он  сторонился  пустячных  дел,  о  каких  не  доложишь  наверх  с  помпой, а  в  отчет  о  преступности  заложить  надо.  Но  и  как  отличить  мелкое  дело  от  перспективного  в  начале  разработки?  Тут  нюх  надобен,  а  у  Курагина  он  как  у  гончей.
       - От  получения  сигнала  прошло  несколько  дней.  Срок  малый, безусловно,  но  чую -  пахнет  крупной  дичью.  Подпольный   цех  где-то  пашет.  И  цеховики  умные,  а,  может  статься,  и  с  опытом.  Потому  и  решил  доложиться  на  раннем  этапе,  -  сказал  куратор   отдела,  заметив  хрупкий  интерес  шефа  к  докладу  и  в  душе  надеясь,  что  Терещенко  останется  к  делу   холодным.  -  Вы  бы   потом  сказали  свое  «фе».  Или  не прав  я,  поспешил?
       «Да  нет,  по  морде  вижу,  хочется  тебе  громкого  дела.  То-то  макушку  пригладил…А  ежели  пузырь  мыльный?.. Тогда  начальство  мордой – в  дерьмо! Опасаешься…И  хочется  и  колется». – Усмехнулся  в  себе  Курагин,  давно  догадываясь  о  большом  тщеславии  патрона.
       Руки  наверху  у  полковника,  по  сведениям  Курагина,  нигде  и  никакой,  и  до  пенсии  еще,  как  копченому  котелку.  Звезды  генеральской  тоже  не  видеть,  как  своих  ушей,  вот  и  приходится   на  случай  надеяться,  на  ноги  и  спину,  чтобы  гнулась  в  нужный   момент.
       Еще  одна  звездочка,  положим,  не  помешала  бы  и  Курагину,  к  ней  бы  и  денег  малость,  а  вот  работы  и  так   хватает.
       Терещенко  воздел  куцую  бровь,  коснулся  её  пальцами.
       -В общем-то,  торопливость  нужна  при  ловле  насекомых,  но  и  придерживать  информацию  ты  не  смеешь.  От  кого  получен  сигнал?
       -Та-ак,  случайно,  почитай,  вышли.  Одна  гражданка  проявила  бдительность.  А  уж  наши  заинтересовались,  внимательно  проверили  жалобу.  Могли  в  сортир  опустить  бумагу, но…воздержались.
       Подполковник  не удивился  вопросу,  он  и  сам  поинтересовался  бы  точкой  отсчета. Ткнул  перед  собой  папку,  чуток  двинул  по  столу,  как  бы  предлагая  начальству  заглянуть  в  неё.
       -Почему  жалоба?  И  что  в  ней  интересного? – Терещенко  поднял  слегка  голос  и  вместе  -  глаза.
       -Из-под  прилавка  гражданке  не  дали  товар,  какой  перед  тем  выложили  предыдущей. Она  завелась.  Скандал  учинила.  А  тут  наши.   Будто  за  хулиганство  прищучили   гражданку,  чтоб  не  спугнуть  дичь. Товар  еще  одним  рейсом  прибыл,  а  на  человека  покуда  не  вышли.  Конспирация  на  высшем  уровне,  -  вздохнул  подполковник,  чтоб  перевести  интерес  на  себя.
       -А  ты  хотел - нахрапом?! Значит,  верно,  не  дураки  там  сидят  или  ложный  след  взяли.  А  то  и  пустышку  потянули.  Профессионализм  надо  поднимать  в  своих  рядах!  - пробасил  начальник.  -  И  характер!
       -Так  разве  охота  нам  чужой  зад  нюхать?! -  прохрипел,  морщась,  Курагин. – Ребята  стараются.  Санкция  нужна,  чтоб  подключить  технику  и  умение.  Но  и  ошибиться  можно,  тут  я  согласен.  Помозговать  надо.
       Подполковник  махнул  папку  к  себе,  закрыл  титульный  лист,  накрыл  рукой.  И  глаза  упер  долу.
       Терещенко  строго  взглянул  на  понурого  подполковника,  который  ему  сегодня  не  нравился.  Какой-то  неровный.  То  взъерошенный,  а  то   мягкотелый,  податливый.  Тогда  как  всегда  огрызался  по  каждому  мало-мальски  стоящему  поводу,  если  отстаивал  правоту   взгляда.
       «Сомневается,  неуверен,  потому  и  квёлый», -  подумалось  хозяину  кабинета.  И  выдал  участие:
       - Чего  скис?!  Как  собираешься  подбираться  к  ним?
       - С  ними  ухо  востро  надо,  чтоб  не  спугнуть.  А  то  -  лягут  на  дно,  мы   подзабудем  про  них,  а  они  примутся  за  старое.
       Курагин  посмотрел  на  шефа  со  значением.
       - И  что  мешает? -  вопросил  жестко  Терещенко. -  Я  подножку  тебе  ставлю? .. Я  поджопника  дать  могу,  чтоб  ускорить  дело.
      -Торопливость,  сам  говоришь,  нужна  в  другом  месте.  А  нам -  и  санкция,  и  особые  приёмы,   техника.  И  сомнения  остаются,  а  вдруг,  и  правда  -  пустой  номер?
       Курагин  потемнел  лицом,  недовольный,  что  полковник  никак  не  определится.
       «Он,  жердина   сухая,  хочет,  чтоб  я  раскрутил  операцию,  сделал  черную  работу,  а  уж  тогда  он  возьмет  инициативу  в  свои  железные  руки.  Совещания  станет  устраивать  и  тыкать  носом.  И  начальству  доложит.  И  появится  спецтехника,  санкция  прокурора  и…»
       Но  тут  Курагин  ошибся.  Терещенко  подобрался,  принял  деловой   вид  и  стал  рубить  ребром  ладони  край  стола.
       - Возьми-ка  ты  на  заметку  вот  что, -  прогудел  он. -  Первое:  внедрить  своих  людей  на  фабрику.  Детали  сам  с  народом  разработаешь.  Втрое:  проверить  версию  завоза  продукции  со  стороны.  Возможно  такое?  Возможно.  Но  тоненько  постарайся,  переключи  их  обиды  на  ГАИ,  когда  подозрение  будет,  что  везут  интересный  товар.  И  третье:  местные  партийные  органы  не  зацепи.  Актив  -  дело  нужное,  а  когда  слишком  активные  попадаются, то  жди  подлянки. И  последнее:  ищите  главную  фигуру  в  деле.  Без  него  и  дела  нет.  Довольно  нам  шестерок  дергать!  Чтоб  не  поводили  нас   вокруг  сосен.  Возражения  и  дополнения?
       И  воззрился  на  подполковника  с  ледяной   усмешкой.
        - Возражений  нет,  а  вот  дополнить  бы, -  осторожно  процедил   на  начальника  сквозь  полусомкнутые  веки  озабоченность  Курагин.
       -Что  ты  имеешь  в  виду?
       -Когда  раскрутим,  и  вдруг  дело  окажется  очень  весомым,  получим  мы  благодарности,  а  потом  и  пинка.  Заберут   у  нас  дело  люди  из   «конторы».  Так,  я  думаю,  уже  сейчас  попросить  у  них  помощь.  Пусть  хоть  косвенно  поработают  на  начальной  стадии. Уж  очень  тонко  надо  сработать. Послушать  бы  наших  клиентов,  посмотреть. 
       - А  вы  тонко  не  умеете? -  поддел  Терещенко,  задетый  неожиданным  предложением. Просить  иные  структуры  ему  не хотелось.  Это,  как  рас-писаться  в  собственной  никчемности.  Да  и  лавры  сразу  накинут  на  свои  головы. -  И  вообще!  Ты  понимаешь,  что  говоришь?! У  них  какие  масштабы  и  задачи?!  А  тут  валютой  не  пахнет!  Здесь  говном,  скорее  всего,  завоняет!  И  вот  тогда  я  тебе  покажу  «кузькину  мать»!
       -Техника  прослушивания  у  них  получше   и  подсмотреть  могут.  А  у  нас  действительно  говяный  инструмент.  Даже  если  прокурор  выдаст  санкцию  на  прослушку   в  начальном  этапе,  в  чем  я  сильно  сомневаюсь,  мы  не  сможем   удержать  контроль  над  ситуацией  до  нужного  финала, -  резюмировал  подполковник.  -  А  хочется  взять  их  с  поличным,  тепленькими,  с  хозяином  во  главе.
       -У  тебя,  Николай  Терентьевич,  курочка  еще  не  снеслась,  а  ты  уже  возомнил.  Может,  там  ни  хрена  нету.  Или -  мелочишка!  А  ты!…Нет! Работай  и  обходись  своими  силами.  Ну  что  я   представлю  на  интерес  в  качестве  козыря  людям  из  «конторы»?!  Да  и  начальнику  горуправления   сначала!  Нет,  я  тебя  проучу!  Приспичит,  сам  пойдешь  с  шапкой   по  кругу.  Поглядеть  бы,  как  ты  там  распинаться  будешь  и  слезно  просить  защитить  интересы  государства!  С  ума  съехал!  А  мнишь  себя   аналитиком!
       Терещенко  еще  раз  стукнул  ладонью  по  столу  и  с  укором  уставился  на  подчиненного.
       -Кто  это  мнит? -  пробурчал  Курагин,  краснея  лицом. -  У  меня  пред-чувствие,  товарищ  полковник, что  это  крупное  дело.  Мой  нос  картошкой, может  быть,  но  еще  не  подводил. А  потому,  думаю,  поспешать  надо  раскру-чивать  дело,  чтоб  другие  делишки  не  навалились.  А  то  укроются,  как  улитка  в  домике.            
       -А  куда  я  твое  особое  чувство  приклею?!  Что  ты  меня  дураком  выставляешь?!  Нет,  решено  окончательно.  Нужда  будет,  тебя  лично  направлю  к  комитетчикам  помощи  добиваться.  Уж  лучше  ты  глядись  там  идиотом,  чем  мне красоваться.  Ишь,  нахал!  - Наверное,  из  жалости  к  распекаемому,  Терещенко  вдруг  унял   желчь  и  скорчил  кислую  мину.               
       -Хорошо,  давай  сыграем  обратно.  Никакого  кина  не  крутили.  Ребята  ошиблись,  экспертиза  «прогнала  пургу»,  а  я  поторопился  с  выводом.  Кому-то  будет  хорошо.  А  что?!  За  те  же  бабки,  взять  приличную  шмотку!  Из-под  полы. - Подполковник  взял  в  руку  папку  и  вопрошающе  уставился  на  шефа. – Разрешите  приказать  отбой?
       Он  знал,  что  хода  назад  не  будет  и  дурачился  от  досады.  И  хозяин  кабинета  тут  же  Курагина  осадил.
       -Я  тебе  дам,  отбой!  Кашу  заварил,  так  доваривай!  Шестое  чувство  у  него!  Вот  и  докажи,  что  нюхалка  не  подводит.  Считай,  что  санкцию  получил.  Оставь  дело,  я  наведаюсь  к  прокурору.  Прослушку  мы  организуем,  а  большего…Продолжай,  как  договорились.  Когда  найдешь  чего-либо  сверх  ожидаемого, -  докладывай.  Но  по  пустякам  не  беспокой.  Дел  по  горло  и  без  того.  И  наперед!  Не  надо  кричать  караул  по  всякому  поводу. Ступай. -  Начальник  райотдела  вышел  из-за  стола,  зашедши  за  спину  Курагина, похлопал  его  по  погонине. -  И  не  надо  обиды  держать.  Поясницу  сегодня  ломит. Боль  скаженная.
       - Ну? – Тоже  поднялся  и  повернул  к  шефу  пухлое  усмешливое  лицо  подполковник. – И  ты   обзавелся  болячкой.  Всё  равно  орать  на  меня  надо  тоном  пониже.  Моему  геморрою  шесть  лет, а  я  на  тебя  орать  не  смею.
       -Это  ты  потому,  что  должность  не  позволяет.  Я  тебя  знаю.  Вот  получишь  еще  звезду,  вровень  станешь  и  пузом  на  меня  бочку  покатишь, -  пробасил  Терещенко,  прихлопывая  подполковника  теперь  по  груди. -  Ты  с  гонором,  Николай.
       -Ага. С  тобой   получишь  звезду. Сам  торчишь  в  районе  и  мне  возле  быть  до  пенсии.  В  районе,  сам  знаешь,  какие  звезды.  По  штату  выше  не  прыгнешь. Мы  с  тобой  на  одной  веревочке,  полковник.  Тебе  выше  навряд  ли  прыгнуть,  а  мне  уж…Так  я   пошел? -  уточнил,  выходя  из-за  стола, Курагин.
       -Да,  топай.  В  другое  время  бы   посидеть  за  рюмашками  коньячка,  потолковать  по  душам,  но …
       И  вздохнув,  прихлопнув  рукой  теперь  по  столешнице,  поплелся  к  своему  месту.


                ___________________    ***   _________________
       Поздним  вечером  Бирюк  встретился  с  Каином.  Увиделись  они  в  сквере,  будто  случайно,  совершая  променад.  Прогулку с  зонтиками,  потому  как  встречу   отложить  нельзя. И  устроились  на  веранде  кафе, заказав  по    стакану   воды.
       Погода  выдалась  на  руку.  Людей   вблизи  нет,  а  дальний   прозор  скрывал  мелкой  сеткой  нуднейший  и  холодный   дождик.  Из  динамика  лилась  тихая  музыка,  бабенка,  обслуживающая  заведение,  читала  книгу   за  неимением  клиентов.
       Авилов,  отхлебнув  шибанувшей  в  нос  газом  крем-соды,  сказал:
       - Есть  подозрение,  что  магазин  «Силуэт»  мусорное  движение   устроило  под  колпак.  Нас  это  не  тревожит?
       -А  кто  засветился,  когда? – нахмурился  Каин.
       Он  положил  рядом  на  столик   японский  зонтик,  кинул  на  него   шляпу  и,  взъерошив  копешку  слегка  вьющихся  рыжеватых   волос,  уронил  руку  на  стакан  с  сельтерской.
       - Откуда  я  могу  знать  детали?! Можно  предположить, они  вышли  на  продавца,  на  канал  доставки. А  то  и  на  связника  Сиплого. Кто  в  таких  делах  дока: ты  или  я?
       Бирюк   припечалился,  сдвинул  темные  брови,  проложил  две  складки  на  переносице.
       -Хорошая  новость,  -  пасмурно  покивал  Каин.  -  Но  еще  лучше,  что  они  сразу  никого  не  повязали,  а  поставили  наружку,  будут  слушать  телефоны.  Они  дают  нам  время  и  шанс!  А  с  Федей   встречаюсь  не  один  я.  Но  я  чаще  других.  И  его  бы  поберечь.  Да,  ему  с  вами  встречаться  больше  не  надо.
       -А  вот  без паники  лавай  обойдемся!  И  дело  сворачивать  нельзя,  если  оно  дает  хорошие  деньги.  Надо  раскинуть  мозгами,  Георгий!  Я  к  тебе  пришел  с  новостью,  а  не  к  другим  коллегам.  У  них  каши  в  головах  меньше.  И  Сиплого, насколько  я   помню,  ты  сам  одобрил  на  такой   случай.  Что-то  баил  насчет  зиц-председателя,  обращал  внимание  на  авторов  классики  криминальных  романов.  Допустим,  мы   попали  в  поле  зрения  мусоров.  Разве  Сиплый  много  знает? -  слегка  усмехнулся  Авилов,  вдруг  обретая  не  только  спокойствие,  но  и  уверенность.
       -Видишь  ли,  друг  мой,  -  сказал  Каин,  поднимая  жесткий   взгляд  на  наперсника. – Много  ли  Сиплый  знает,  мало,  но  он  не  громоотвод.  И  своих  я  не  сдаю.  В  поддавки   играть  не  собираюсь.  Да,  Сиплый  знает  мизер.  Он  знает  нас  всех:  тебя,  меня,  Мамону, Жирафа,  транспортный   канал.  Но  для  мусоров  это  уже  не - кое-что.  Кто  тебе  начальник  торга?  Спросят.  Почему  якшаешься?  И  что,  он  прикинется  Ванькой?  Но  тогда  придут  к  тебе  с  интимным  вопросом.  Кто  таков,  почему   по  худому   задку   похлопываешь?   Не  утехами  ли  занимаетесь,  в  смысле,  мужеловством?  Да  нет!  Скажешь  ты.  Как  можно?!  Он  всего  лишь  собирает  дань  с  магазинов  и  приносит  ко  мне. Чиновник  для  особых  поручений  при  моей  особе!  Или  скажешь:  в  первый  раз  вижу?.. Хорошо,  если  в  легавке  едва приступили  раскручивать  дело,  и  еще  нет  фоток  Феди  со  мной  или  с  тобой.  И  нет  разговоров  на  пленках.  Но  они  хотят  взять  нас  с  тобой,  а  это  -  ошибка.  Тебе  совет  мой,  нет, - приказ! От  Сиплого  отвернись.  Покуда  с  ним  поработаю   я.  Он  мой   клиент.  А  дань  пускай  остается  по  магазинам.  Потом,  с  долгами,  и  заберешь.
       Бирюк  взглянул  на  подельника  с  уважением,  потрогал  нос  с  малой  горбинкой. Орлом  начальника  торга  не  назовешь,  нет  в  профиле  горделивой   надменности,  а  вот  на  падальщика  смахивал,  с  плешью.
       - Конечно,  утихнуть  надо  временно.  Но  вовсе  не  общаться…Тоже  насторожить  может,  тень  бросить  можно  со  стороны  клиентов…
       - Бросай  темнить,  Бирюк.  Жадность  губит  не  одних  фраеров.  И  кто  слил  тебе  информацию? -  вопросил  Каин,  с  усмешкой   разглядывая   завторгом  и  безошибочно  полагая,  что  Авилов  имеет  личного  осведомителя   в  органах. – А  что?.. Касса  у  тебя,  можешь  уплатить  сколько  надо.  Да  и  стоит.  Одобрямс  бесповоротно.
       -А  тебе   не  един  хрен,  кто  сказал? Человека  нашего  загребут,  выйдут  на  тебя.  А  там  такие  зубры  у  мусоров  в  пытошниках  сидят,  что  яйца  вырвут,  выжмут  твой   еврейский   пот,  а  про  мои  загашники   узнают.  А  меня  беречь  надо,  у  меня   общак.  Думай,  Георгий,  как  объегорить  мусоров.
       - Буду   прикидывать, -  согласился  Егор  Исаич Бугров,  адвокат  городской   коллегии. – И  что  капельку  еврейских  генов  имею,  помню.  Я,  как  и  ты  и  все  вокруг,  по  крови  интернационален.  Русак,  хохол,  еврей,  татарин,  поляк  и  немец -  все  участвовали  в  строительстве  древа  геральдики  рода. Но  вернёмся  к  делам. Положим,  временно  мы  ляжем  на  дно.  Но  люди  из  органов  правоохраны  разве  утешатся, если  оближутся?  Они  долготерпеливы  и  своего  упускать  без  команды  не  станут.  Вот  если  прикажут  прикрыть  дело…Жаль,  теперь  другие  времена.  Сейчас  самый  шторм  разыгрался  на  милицейских  фронтах,  да  и  «контора»  без  дела  не  сидит.  И  награды  им  за  труды – дороже  жизни.  Твой  член  из  ментовки  не  может  своим  приказать  отбой.  Или  у  тебя  на  поводке  простая  сявка?
       - А  зачем он  предупреждал?  Чтоб  на  рога  не  лезли,  - зло  обронил  Авилов,  понимая,  что  проговорился,  не  сдержал  военной  тайны. – Теперь  твой  черед  ход  делать.  Снабди  их  пустой  работой,  раз,  ты  думаешь,  они  наружку   поставили.  Пусти  на  ложный   след.  На  то  ты   у   нас  и  кладезь  ума.  Упряжку,  в  какой   ходим,  ты   соорудил.  Был  бы  я  один,  разве…
        -Один  ты  давно  бы  парашу   обживал, -  перебил  его  Каин. – Я  разработаю  операцию    «О»  или  «Ы»,  если  ты  уверен,  что  мусорам  охота  побегать,  закинув  на  спину   языки.
        - Их  надо  отвлечь  дурной  работой.  И  кассу  перепрятать. Можешь  меня  не  посвящать  в  детали,  если  велит  дело,  но  общак  надо  переместить. У  меня  искать  прежде  всего  станут. Прикопай  деньги  у  себя.
        -Да  деньги,  и  только  они  станут  интересовать  работников  на  государство.  Мы  им  нужны  постольку  поскольку,  чтоб  было  у   кого  изъять  и  посадить  для  отчета  в  почетный   угол  тюрьмы. У  параши, -  согласился  Егор  Исаич  Бугров. -  Вот  на  этом  интересе  надо  построить  им  гонки  за  «зайцем».  Говоришь:  есть  необходимость?
        - Они  побегут  за  кассой,  которую  ты   соорудишь?  -  поворотил  на  Каина  недоверчивый   взгляд  Авилов.
        -Будут  бегать,  пока  не  поймут,  что  сосут  пустышку.  А  тогда  вернутся  к  исходной  точке.  К  тебе  или  к  «Силуэту».  И могут  наказать  за  наглость.  Сейчас  многие  наглеют.  Очень  многие,  -  подчеркнул  адвокат.
         -А  мы  хуже  других,  рыжие?  Или  белые  вороны?  Ты  устрой  им  бега,  а  там  посмотрим, -  сказал  Бирюк.  -  Хочется  позабавиться.
         - Да  уж,  можно  так  позабавиться  что  и  под  вышку  угодить. Тебя  заносить  что-то  стало. Ты,  случаем,  не  спортсмен-наркоман?!  Кто  пробовал,  говорят, очень  хочется  забавляться.
         -Так  достают  уже  меня   те  мусора-халявщики!  Вот  и  хочется  оттянуться   в  оборотку, -  в  сердцах  отозвался  Бирюк.  -  Чтоб  на  своей   шкуре  узнали,  как  нормальные  деньги  достаются.  А  то!.. Хотят  красиво  жить  и  чтоб  жопу  не  замазать!
       - Вот  и  нам  бы  залечь  на  дно  и  пожить  на  одну  зарплату, - задумчиво  проронил  Каин.  -  Хоть  какое-то  время.  А  то,  чует  моя  задница,  игры  наши  могут  затянуться.  А  я  не  спортсмен  и  на  дальние   дистанции  не  готов   бегать.
       -На  зарплату?!  На  какое-то  время  или   всю  оставшуюся  жизнь?
       -  Живут  же  люди  и  всю  жизнь.  И  не  дохнут   с  голодухи,  -  усмехнулся   Каин.
       -Ага,  живут.  Выживают!  А  нам  такое  не  подходит.  Мы  выбрали  дорогу  и  пойдем  дальше.  Понял?  Если  ты   пошутил,  то  хреново.  Подай  мусорам  работу! -  жестко  заявил  Авилов.
       -Ладушки,  Бирючина,  побегут  твои  обидчики  добывать хлеб  насущный.  Но  ты   уж  не  мельтеши  у  меня  перед  глазами,  посиди  тихо  в обители.  Время,  конечно,  маленько  не  то,  но  будем  надеяться  на  перемены, -  сказал  Каин. -  И  кстати! За  что  ты  берешь  с  завмагов  бакшиш?  За  нимб  вокруг  головы?         
       - Ну  и  за  это  самое,  за  должность. Она  их  жирно  кормит.            
       - Это  чем  же  они  промышляют,  ежели  не  секрет?    
       - Хорошо,  пример  из  жизни, -  распахнул  губы  Бирюк,  заглядывая  в  лицо  Каина  с  неким  изумлением,  что  такой  искусник  не  догадывается  о  простых  вещах. – Сколько  стоит  сто  килограммов  колбасы,  сосчитать  можешь?      
       - Докторской?       
       - Допустим,  её.   
       - Ну,  больше  двух  штук  рэ.   
       - А  сто  кэгэ  оберточной  бумаги?      
       - Которую  кладут  под  колбасу  на  весы? – прищурился  Егор  Бугров. – Суду  всё  ясно.   
       - То-то!  А  многие  думают,  что  деньги  делают  в  госзнаке.  В  магазинах  со  шмоткой  тоже  имеются  заморочки, - добавил  Авилов  и,  допив  из  стакана  воду,  взглянул  на  часы. - Пойдем  баюшки  делать. Поздно  уже.



                ГЛАВА    ВТОРАЯ
         
                __________________   ***   ___________________
       Все  же  распогодилось. Восточный  ветер  очистил  небо  от  хмари  и   явилось  красное  солнышко.  Почти  с  самого  светлого  утра  на  окраине  Лубянска,  за  кольцом  трамвая,  что  подвозит  работяг   от  машзавода  до  их  жилищ  за  речкой  Лубянкой,  среди  многих  узких  и  кривых   улочек,  в  своем  каменном  доме  гулял  освободившийся  по  амнистии  вор-домушник  Митька  Кифир.
       Почил  в  бозе  очередной  генсек, а  ворам  по  такому  случаю  -  свобода.  Оно  бы,  конечно,  грех  смеяться  над  актом  милосердия гуманистов,  но  Митька  смеялся  и  ржал  даже.  От  восторга.  Еще  бы!  Он  снова  будет  среди  корешей,  а  те  уж  устроят  на  радостях  встречу  и  позаботятся,  укажут  дома,  какие  стоит  обчистить.  Не  сидеть  же  ему  не «жрамши  и  пимши»,  сложа  крестом  на  груди  золотые  руки,   какие  могли  хорошо  брать  чужое.  Да  и  соскучился  Митька  по  такому  творческому   труду,  это  он  в  себе  признавал.
       Правда,  он  еще  в  дороге  вернулся  к  старому  ремеслу.  При  досрочном  освобождении  власти  лагеря  выдали  содержания  лишь  на  самое  скудное   вояжирование. Домушник  же  хотел  ехать  с  достатком,  да  и  с  собой   привезти  кое-то  на   прожиток   при  первом  времени.  Но  не  сбылось.  В  две  квартиры  забирался  Митька   в  проезжих   городах,  но  сумел  лишь  переодеться   из  старых   шмоток,  да  взять  чуть  больше  сотни  рублей.  Едва  на  дорогу   хватило  тех  денег,  чтоб  ехать  в  купе  и  с  выпивкой.
       Дома  он  выбрался  из   вагона  с  пустыми  карманами  и  с  большим  интересом.
       И  вот  братухи  сгоношили  складчину  и  приволокли  водки.  Приложила  руку  и  мать  Митьки.  Закусь  выставила  и  водки  с  ящиком  пива. Она  была  при  деньгах,  для  отвода  глаз  торговала  семечками,  а  в  тихую  сбывала  ворованное,  что  тащили  ей  сыновы   кореша.
       Митька  сидел  во  главе  стола  в  большой   горенке,  раскинув  мощные  плечи,  укрытые  клетчатой   ковбойкой,  ясными  светло-карими  глазами  оглядывал  гостей.  Перед  ним  стояла  тарелка  со  студнем,  который он  обожал  с  детства,  о  правую  руку  налитый  полно  стакан  водки,  по  левую – бутылка  кефира,  чтоб  запивать.  За   такой  романтический  запивон  он  и  кликуху  имел.
       Гости  сидели  по  ранжиру,  какой   сами  себе  заработали  в  жизни.
       Сбоку  место  матери. Но  она  бегала  от  стола  до  плиты,  старалась  на  радостях  угодить,  а  по  другую  руку  сидел  карманных  дел  мастер  Филька  Чапой.  Этому  за  тридцать  слегка,  на  вид  сухой,  а  в  деле  фартовый,  потому  как  работал  с  ассистентами  и  денег  им  не  жилил.  «Шарашили»  они  «лапотники»  лихо,  выбирали  всегда  «карася»  пожирнее,  а  потому  всегда  с  «бабками»  были  немалыми.  Зашибали  в  день  по  червонцу  на  рыло,  как  самую  малость.
       Чапой   приучал  помощников  жить  по  уму,  выпивать  в  меру  и  нигде  не  рисоваться,  а  в  кабаки  вовсе  не  хаживать.  Впрочем,  в  пивные -  тоже.  То  ли  дело,  загрузить  в  авоську  бутылки  с  пойлом,  да  закуски  от  пуза,  и  устроиться  где-либо  под  кустиком  или  деревом  не  на  виду   у  мусоров.  И  поговорить  славно  про  жизнь,  а  то  и  песняка  ударить,  как  натуральные  отдыхающие.  Какие  после  трудового  дня  имеют  на  то  веские  основания  и  права.
       Худым  и  долгим  был  Филька  Чапой  и  отсидел  всего  четыре  года. Теперь  он  поджимал  тонкие  губы,  морщил  складчатый  лоб  под  короткой   стрижкой  густых  черных   волос,  и  вопрошающе  глядел  тусклыми  серыми  глазами  на  хозяина  «хазы».  Чапой   ждал  команды  к  началу  главного  действа  и  потому  сглатывал  часто  слюну,  играя  большим  кадыком.
       Следом  сидел  другой  «щипач»  Васька  Сова.  Чересчур  упитанный  и  неторопливый, с  круглыми  и  малоподвижными  рыжими  глазами  и  загнутым  вниз  носом,  через  что  и  кликухой   наградили.  Он  специалист  по  нажопникам.  Заточит  сегмент  от  пятиалтынной  монеты  до  остроты  бритвы  и  высматривает  человека  с  бумажником  в   заднем  кармане  штанов.  Следует  за  ним  по  пятам  в  толпе,  чтоб  поконтачить.  Вроде  хобби  у   него  такое.  Потому  и  везло  ему  редко,  что  все  меньше  оставалось  любителей  носить  «лапотники»  на  заду  и  в  виду  «общественности».
       Сова  и  теперь  имел  под  ногтем  указательного  пальца  заветный  сегмент  и  всё  пробовал  остроту  его,  сбривая  с  запястья  длинный  и  густой   волос.
       Одевался  Васька  с  некоторой  респектабельностью,  ходил  в   коричневом  костюме  с  галстуком,  что  позволяло  ему  свободно  следовать  за  клиентом  почти  не  стесняясь.  Сейчас  он  тоже  парился  в униформе,  позволив  себе  лишь  слегка  отпустить  галстук, и,  вылупив  глаза,  терпеливо  следил  за  приготовлениями  молодящейся  и  дородной  тетки  Фаины,  матери  Кифира.  Выпить  Сова  любил  и  пил  много,  но  споить  его  невозможно.  Он  знал  секрет  и  всегда,  когда  считал,  что  дошел  до  кондиции,  молча  снимался  с  места  и  убирался  в  нужник.  И  возвращался  за   стол   как  огурчик.
       А  еще  была  у  него  мечта  в  жизни  -  найти  клиента  и  снять  с  него  единовременно  пять  штук.  Он   оптимист  и  не  хотел  знать,  что  был  уже  такой  охотник  и  плохо  кончил.  И  тоже  был  «щипач» -  Шура  Балаганов.  Его,  правда,  выдумали,  но  взяли-то  из  жизни!
       Дальше  восседал  Венька  Заяц,  вор-домушник,  коллега  и  конкурент  Кифиру.  Умен,  прохвост!  Коренаст,  крепок  на  вид  и  молодой,  под  тридцать  годков.  Лицо  мясистое,  с  глазами  под  цвет  свинца  и  наглости  поразительной.  В  тюрьме  не  сидел, параши  не  нюхал,  но  это  у  него  впереди,  как  пророчили  кореша.  На  дело  ходил  в  одиночку,  на  стрем  никого  не  брал,  а  хату  выбирал  долго  и  основательно, ворованное  сбывал  быстро  и  дешево.
       Десять  классов  кончил,  жил  по  соседству  с  Кифиром,  а  все  же  имел  большой  минус  в  глазах  воров -  работал.  Служил  во  вневедомственной   охране,  считался  контролером  на  заводской   проходной,  сутки  через  трое  дежурил.  Крышу  имел  хорошую  для  отмазки  и,  к  тому,  в   кармане  таскал  ксиву,  будто  общественный   он  мусор.  Корочку  ту  он  показывал  братве  и  воры  посмеялись  над  той  бумагой.  И  будто  с  завистью,  но  пообещали,  что  если  вдруг  он  построит  подлянку,  всадят  ему   под  ребра  пику   без  всякого  сходняка.
       -Ты  у  нас  исключение,  -  сказал  ему  тогда  Филька  Чапой.  -  А  потому  исключить  недолго.  Так  что  гляди.
       Заяц    ждал  начало  торжеству  с  нетерпением.  Уже  вовсе  не  рано:  пока  добрались,  пока  собрались,  за  стол  уселись,  а  во  рту  ни  маковой  росинки,  ни  стакашки  вина.  А  он,  когда  просыпался,  привык  взять  малость  на  грудь.
       Еще  сидел  за  столом,  рядом  с  местом  Фаины,  её  сожитель  и  отставной   прапорщик  Николай  Кривуля  по  прозвищу Стяг.  Мужик  худой  и  роста  среднего,  и  пьющий  в  компании  мало,  потому   как  мало  ему   позволяли.  На  правах   приживалы   к  столу  прилепился,  но  прописан  давно  и  законно.
       Отставник  исхитрялся  все  ж  выпивать,  но  до  выруба  никогда  не  набирался,  а  держался  в  том  состоянии  будуна,  когда  в  глазах  еще  не  двоится  и  черти  не  кажутся,  но  в  голове  верчение   и  чехарда  мыслей,  а  оттого  и  будто  -  кайф.  Он  и  сейчас  весело  ухмылялся  и  щупал  за  пухлый   зад  пробегающую  мимо Фаину,  тогда   как  все  прочие  -  как  огурцы!
       Когда  Митька   Кифир  установил,  что  на  столе  полный   порядок  и  есть  что  выпить  и  чем  закусить,  он  придержал  подле  себя  мать,  усадив  почти  насильно  на  стул  рядом, и  прокашлялся.
       -А  что,  братва!? -  сказал  он  громко  со  смущенной   ухмылкой  и  поднял  глаза  на  своих  сотоварищей   по  ремеслу. -  Век  свободы  не  видать,  когда  я  забуду  эту   минуту! Вы  пришли  отметить  мое  возвращение  и  я  в  долгу  у  каждого.  Давайте  глотнем  по  стакану  за  такой   повод,  потому  как  других  поводов  да  случаев  мы  всегда  найдем  сколько  надо  и  с  охотой!
       И  первым  поднял  над  столом граненый  стакан,  торкнулся  посудины  матери  и  работников   воровского  цеха,  и  медленно  влил  в  себя   водку.  Не  глядя,  пальцами  левой  руки,  собрал  с  бутылки  кефира   пластину  фольги,  приложился  и  выпил  до  дна.  И  тут  же  принялся  за  холодец.
       Следом  выпили  все  и  какое-то  время  за  столом   чавкали  и  стучали  ложки  да вилки.  Затем  по  кругу  говорили  слова  корефаны:  Чапой,  Сова  и  прочие,  и  по  такому  случаю  пили  снова.  Тут  же  за  столом  курили,  тыкая  в  полупустые  тарелки  окурки.  Пьянка  пошла  своим  чередом.
       Мать  Митьки,  для  всех  прочих  воров  тетка  Фая,  сидя  выпила  сынову  здравицу,  потом  прислуживала,  угощала  гостей,  моталась  от  печки  на  кухне   к  столу,  добавляла  огурчиков  и  помидорчиков,  приглядывала,  чтоб  находилось  выпить. 
       Тоже  радовалась  приезду  сына, надеялась,  что  образумится,  поменяет  судьбу  и  пойдет  работать,  и  на  нары  больше  не  попадет.  Но  слушая   застольные  беседы  дружбанов,  тут  же  засомневалась,  качала  себе  головой  и  потихоньку  утирала  слезы.  А  чтоб  забить  дурные  мысли,  меж  делом  опрокидывала  стаканчик,  загрызала  кусочком  сала  или  селедочки,  махала  по  пухлым  губам  тылом  ладошки.  Под  пятьдесят  ей,  но  еще  хорошо  глядится  и  пьяным  мужикам  приторговывает   былой   красой.  Даже  заезжие  воры  старой   закваски  не  брезгали  переспать  в  её   постели,  благодаря  потом  не  только  водкой,  жратвой  и  деньгами,  но  и  ласковым  словом,  сладким  комплиментом.
       В  дни  приёма   гостей  Фаина  сожителя  своего,  вояку  бывшего  без  зазора  совести   подпаивала  и,  если  летом,  выпихивала  спать  в  садок.  А  дождь  вдруг  -  так  в  сараюшке  доводил  ночь  до  утра,  корчась  на  прикладке  сена,  Николай  Сергеевич   Кривуля.  Слабоват  был  по  мужской  линии  отставной  прапорщик,  а  мать  Митьки  в  соку,  кругом  гладкая,  крепкая,  как  яблочко  позднее.
       Осуждать  не  за  что.  Кифир  так  и  объяснил  Стягу,  когда  сунулся  тот  жаловаться   в  жилетку  за  неприкаянность  и  отверженность.
       - А ты  чё  хотел, пала?!  За  одну  пенсию  станет  терпеть  твои  выкиндосы?  Кормит,  готовит,  кальсоны  стирает!  Чего  еще?  А  бабу  сношать  надо  периодически  и  непременно,  она  живая   еще  и  при  здравии.  Ей  хочется.  Ты  глянь  на  неё!  Два  бидона  молока  да   еще  окорока!  Она  еще  терпит  тебя,  по  ночам  слушая  слюнявую  гугню  заместо  мужской   работы.  А  по  мне,  так  давно  бы  по  шеям   задвинул  и  -  под   копчик  сапогом!  Гуляй!


                ________________   ***   ___________________
       Они  гудели.  Уже  стол  был  раздрызган  и  выглядел  непристойно.  Многие  неоднократно  выходили  во  двор  на  отлив  мочи,  и  Филимон  Чапой,  приладив  на  тощий  живот  гитару  и  развалясь  на  койке  Кифира,  выводил   свою  любимую  блатную  про  Мурку  в  кожаной  тужурке.
       Митька  тоже  усудобил  не  меньше   бутылки,  к  тому,  пива   не  мало,  но  алкоголь  почему-то  к  нему  не  приступал.  Он  сидел в  распахнутой  рубахе,  мускулистый  и  волосатый,  красовался  наколками  на  груди цветной  туши,  какие  внове  были  в  лагерях  и  практиковались  за  не  малые  башли. Вор  нервно  курил   «беломорины»  и  злился,  поглядывая  на  веселых  парней.  Он  хотел  и  не  мог  себя   чувствовать  в  превосходной   степени,  отчего-то  давила  тоска. И  когда  Чапой  с  надрывом  завыл  про  Ванинский  порт,  домушник  не  выдержал  и  заорал,  вперив   яростный   взгляд  в  слюнявую   морду  воровского  барда.
       - Что  ты  тянешь,  как  мертвого  за  яйца  в  гроб?!  Гоп  со  смыком, сыграй,  что  ли!  Цыганочку  или  цыпленка!  У  нас  не  поминки  -  праздник!
       Чапой  бросил  на  струны  ладонь,  на  одном  из  пальцев  которой   синел  тушью  посаженный  перстень  с  четырьмя  лучами,  внимательно  посмотрел  на  кореша  и  оскалился,  обнажив  желтые  зубы.  Впрочем,  два  из  них  блестели  желтым  металлом.  Фиксы  из  золота  в  их  среде  почти  обязательны.
       - Корежит  тебя,  Димарик.  А  ты  не  делай   пыли.  Всё  вернется  и  фортуна  подставит  передок.  У  меня  тоже  шла  полоса  невезухи.  Что  ни  шарахну   лапотник  - в  нём  комбинация  из  трех  пальцев.  Или  один  Вася   при  двух  яйцах.  И  где  тырил! В  кабаках!..А  вишь,  работяги  повалили  в  ресторан  жрать  водку. Волна  такая  пошла.  В  театр  и  филармонию  направил  колеса  -  тот  же  Вася!  В  аэропорту  повезло.  Людей   с  гор  шарашить  стал.  Те  при  деньгах…Так  сам  виноват!  Место  работы  выбирать  надо  с  умом!  Вот  когда  допер  про  эту  штуку,  всё  наладилось.  А  ты  домушник.  Поездий   по  городу,  походи,  послушай   народ.  Дачки  погляди  у  теневых   шарамыг.  Работяга  дачку  с  теремком  не  поставит. С  гаражом  под  низом!  Приличные  шмотки  у  торгового  народа  имеются.  А  щас  маги  прут  из-за  границы.  Ничтяк!  Полторы  тонны   каждый  двухкассетник  тянет.  Полтора   куска!  Это  ж  просто,  при  нашем  дефиците!
       - Без  дела  сидеть  скучно,  тут  я  согласный, -  покивал  Кифир,  внимательно  выслушав  дельный  совет,   налив  себе водки,  и  прибирая   в  руку  кусок  соленой  капусты - пилюстки. -   Потому  и  хандра  одолевает.  А  я  тока   приехал.  Золото  сейчас  по  хорошей  цене  спихнуть  трудно.  А  держать  про  запас…Я  гляжу,  торгаши  не  боятся  носить  на  себе  рыжевьё.  И  в   городе  должны  быть  богатенькие  буратины.
       - Щас  многие   взятки  берут, -  подал  голос  Васька  Сова. И  уставил  рыжие  глаза  на  хозяина  хаты. – Теневеков  бы   нащупать.  А  то  простого  госслужащего  за   кадык  не  схватишь.  Мусора  так   взъярятся,  что  и  бетон  долбать  будут,  а  тебя  достанут.  А  теневик  с  жалобой  в   органы  не  побежит,
       -Так   у  чинарика - чистая   зарплата!  А  взятки  шмотками  дают!  Или  мелочи  на  палку   колбасы  сунут.  Теневик,  барыга  -  это  да!  Вот  кого  пошерстить  умеючи!  -  отозвался   самый   хитрый   из  них  Венька   Заяц.  -  Я  бы   пошел  с  тобой  на  дело  к  теневику. У  него  и  тырить  не  надо,  сам  отдаст.  Я  знаю  способ  уговорить.
       - Иди  ты?!  -  дернулся   Кифир. 
       - Сука  буду!  Сам  выложит,  сколько  закажешь.
       - И  что  это  за  способ?  -  вопросил  Чапай,  с  интересом  поднимая  на   подельников  мутные  глаза. -  Поставить  в   позу  рака?
       -Вот  именно! А  потом  сунуть  в  дырку  горячий   паяльник   или  конец   утюга, -  ощерил  в  ухмылке  пасть  с  мелкими   резцами  Заяц.
       - Да  ты  садист,  я  гляжу!  -  с  угрозой   прорычал  вор-домушник   Кифир.  -  С  тобой  повяжешься,  так  по  какой   статье   пойдешь? Он  же  тебя   в  морду  знать  будет!  Побежит  потом  к  мусорам!
       Но  его  осадил  Чапой.
       -Ты  что  пургу  гонишь,  Кифир?!  Заяц  дело  говорит.  Расколоть  до  заднего  прохода  какого-нибудь  теневика  с  хорошими  бабками,  и  год  плевать  в   потолок   можно!  У  них  сотни  этих  кусков  и  пускай   поделятся.  И  жаловаться  он  не   побегит.  На  кого  бочку  он   покатит,  когда  мы   придем  к  ним  в  бабских  чулках?!  Да  и  срок  ему   не  охота  на  себя   просить.  У  них  все  дела  в  особо  крупных  размерах.  Так  что  надо  подумать.
       - Мудаки  вы  пьяные! -  вдруг  заявил  запасной   прапорщик  Стяг.  Он  смотрел  на  них  с  большой   желчью,  а  на  губах  висела   ухмылка.  – Размечтались  они!  В  цехах  хотят  поставить  доильные  аппараты!  А  кто  нагретый  паяльник  в  зад  пихать  будет?!
       Они  опешили,  они  удивились,  они  забыли,  кто  он  в  их  среде и  приняли  всерьез   его  дилемму.  Даже  рот  не  закрыли  ему  матогоном.
       И  действительно:  кто?
       На  такое  дело  ходить  надо  без  души  и  сердца.  И  оставить  дома  совесть,  хотя  у  всех  у  них  на  том  месте,  где  она  когда-то  гнездилась, другая  вещь  растет.
       Но  всё   едино,  где-то  в  закоулках  душ  своих  они  еще  считали  себя   человеками,  они  маму  любили,  бывало,  не  только  в  блатных  песнях.
       Что  могли  они?  В  горячке  врезать  в  лоб?  Так  это  мужское  дело. В  драке  ногой  садануть  в  промежность,  пырнуть  ножичком  или  заточкой,  и  тоже  в  сердцах?
       А  тут  много  расчетливой,  хладнокровной   работы.  И  надо  смотреть,  видеть,  как  тварь  божия  извивается   в  муках,  орет  благим  голосом  от  боли. Нюхать  запах  паленого  мяса  или  испражнений  от  недержания  при  страхе  за  жизнь.
       Нет,  они  еще  люди,  а  тем   умеют  заниматься   потомки  фашистов  и  маньяки.
       И  пьяные  воры  смотрели  на  пьяного  Стяга.
       -То-то,  геноссе жульманы! -  протянул  победно  бывший   прапорщик  разваленных   войск.  -  С  таким  делом  всякий  не  справится.  Тут  нервы  надо  в  кулаке  держать.  Среди  вас  справиться   с  такой   работенкой  один  я  могу.  Если  в  долю  возьмете.
       - А  ты  и  так   в  доле!  Сидишь,  слушаешь,  много  знаешь  про  нас.  Мусора  когда  повяжут,  за  незаклад  пойдешь.  Два  года  имеешь  всегда,  и  законных, -  сказал  Кифир,  коротко  и  зло  взмахивая  девичьими  длинными  ресницами.. -  Раз  не  можешь  работать  членом  с  бабой,  будешь  пихать  паяльник  в  зад  мужику.  Но  садисту  мы   процента  за  дело  не  дадим. Будешь  за   водку  пахать  и  для  своего   удовольствия.  Да  и  долги  отрабатывать.
       - Долги?!  Какие  долги,  шарамыга?! -  удивился   Стяг.
       - Большие,  -  процедил  Митька  и,  быстро  кинувшись  через  стол,  врезал  ребром  ладони  прапору  по   лопуху  уха. – Это  тебе  за  шарамыгу.  -  И  оборотился   к   ворам.  – А  где  теневика  с  бабками  возьмем?  На  лбу  у  него  написано,  что  денег  -  воз,  или  есть  кто  на  примете?
       - Карасей  с  башлями  в   городе  хватает,  -  сказал  Филька  Чапой. – Он  отложил  гитару, пересел  к  столу  и  налил  в  стакан   водки  и  пива.  -  Карася  можно  вычислить.  Щас  ёршика  потяну  и  расскажу  про   свои  наблюдения.
       Все  тоже   потянулись  к  выпивке.  Объединенные  интересом,  заедино  хлебнули  хмельного  и  закусили.  И  враз  задымили  куревом.
       - И  что  за  карася  ты  нашел?  И  какие  у   него  виды  на  нас? -  вопросил  Венька  Заяц,  прижмуриваясь  от  своего  же  табачного  дыма  и  выпячивая   верхнюю  рваную  губу, за  какую  получил  кличку.
       - Да  сидел  я   с  одним  два  года  на  зоне,  нары  рядом  торчали.  Он,  правда,  мужиком  был  и  мы  чуть  не  расширили  ему  попенгаген.  А  тут  встречаю  его  в  пивной   Клавки  Куколки  разодетого  в  хуты-нуты!  Шляпа  на  нем  зеленая,  кожаный  реглан  и  на  шее  удавка.  Сначала  думал  -  обознался,  а  когда  из  интересу  шарахнул  у  него  в  кармане,  а  там - пара  Катерин.  Ну  и  признал  заодно,  когда  голос  он  проявил.
       - А  чего  пидор  из  него  не  вышел?  Мыла  не  нашли  или  проход  совсем  узкий?  -  Показал интерес  Васька  Сова,  про  какого  ходил  примитивный  слушок.  Будто  он  соблазняет  гладкозадых  пацанов  не  одними  конфетами  и  вином,  но  и  деньгами  балует.
       - Да  нет! -  отмахнулся  рассказчик. -  Было  бы   в  самый  смак.  Его  уже  разыграть  собрались,  а  тут  кипеш   возник.  Не  сифон  с  собой  носит,  что  голос   гундосый?  Наш  главный  пахарь  Балан  побоялся  на  него  ставить.  Кликуху  пристроил:  Сифон!
       -  Иди ты?!
       -  Век  свободы  не  видать! -  побожился  Чапой. – Повезло  мужику.
       -  Или  вам, -  ввернул  Венька  Заяц, заливаясь  смехом.  -   Его  примочить  надо  было!  И  делов.  Так  в  чем  история?  С  Сифоном  этим.
       -А  в  том,  Заяц!  Откуда  у  него  взялись  такие  шмотки  и  две  Катьки?!  На  свободе,  покуда  в  зону  не  угодил,  он  на  мясике  ошивался   заготовителем.  А  теперь,  где  кормится?  Не  теневеки  его  пригрели?  Кто  и  за   какие  заслуги  приодел  в  такие  шикарные  шмотки  и  снабдил  башлями?  Наворовал  до  зоны  или  в   подставе  на  суде  оказался,  парашу  нюхал  за  других?  И  теперь  ему  -  премия?  Вагон  вопросов!
       - А  чего  думать?!  Проверить  надо.  Проследить  пути-дороги,  с  кем  имеет  свиданки.  Где  хаза?  Делов!  -  опять  поделился  мыслью  Венька  Заяц.
       - А  что,  братва?!  Об  этом  стоит  побазарить! -  Филимон  Чапой  загорелся   глазами.
       - Базар -  всегда  базар.  Сначала  надо  найти  верняк.  С  него  начать,  -  веско   заявил  Сова,  стягивая  с  себя  галстук  и  укладывая  в  карман  пиджака. А  потом  и  пиджак  приспособил  на  спинку  стула.  Недавно  он  посетил  отхожее  место,  блеванул  и  освежился  затем  пивом,  и  потому  рассуждал  почти  трезво. -  Пускай  прапор  на  мелких  делах  набьет  руку.  Есть  кто  в  городе,  чтоб  куска  три  или  пять  с  него  поиметь?  Ну,  кореша!  Вспоминайте,  шарики  покатайте  в  кубышках!
       - А барыга  с  Центрального  рынка!  Пузырь! -  воскликнул  Кифир,  простирая  над  столом  руку  в  сторону   города. – Перекупщик  и  бывший  боксер!  Он  на  подхвате  у  директора  рынка.  Вдвоем  они  вертят  делами!  У  него  под  матрасом  должна  быть  заначка!
       - Во! -  сказал  со  значением  Заяц.  -  Директор – лицо  должностное,  а  Пузырь  к  мусорам  пойти  побоится.  А  то:  вышивает  на  «Волге»,  морду  держит,  сморщив  нос,  а  глядит  кругом,  как  будто  вся  вселенная  его!  Пускай   ему  прапор  меж  половинок  всандалит  носом  горячий   утюг!  У  него  зад  шире  маминого.  За  него  ему  бояться  надо!
       И  со  смехом  посмотрел  на  Стяга. Тот  пьяно  мотнул  головой  и  поднял  руку.
       - Стоп,  гулящие!  Он  бывший   спортсмен?  Боксер  или  тренер?  Не  чемпион  и  призов  не  брал?  Он  в  годах  и  бокс  надоел?  Трусоват,  выходит  и  мордобой  не  по  нутру.  Ну,  я  постараюсь  надавить  ему  на  яйца.  В  лоб  не  дам,  а  мошонку  вырву.  Походить  за  ним  надо.  Где  живет  и  есть  ли  дачка? Да  чтоб  не  срисовал!  Собачка  у  него  есть?  Тоже  знать  надо. Ну  да  ничё.  Разведку  пустим  за  обоими.  Сифона  тоже  надо  проследить.  Давайте  мне  в  помощники  пацанов.  Годится?
       На  том  и  порешили.
       - Завтра  обговорим  толком,  -  сказал  Кифир. – Чтоб  не  по  пьянке  и  варила  голова.


                ___________________   ***   ________________________
       Через  день  Каин  встретился  с  Сиплым.
        В  троллейбус  они  вошли  на  разных  остановках,  причем,  Каин  уже   ехал  и  проследил,  нет  ли  за  связным  деловых  делового  хвоста.  За  ним  вошла  лишь старушка,  а  машины  тоже  не  видно,  чтоб  ехала  неотступно  и  одна  и  та  же.  Сошли  они  на  глухой   остановке  в  пригороде.
       Бугров  остерегался,  чтоб  не  подсунули  им  «жучка» -  прослушку  на  расстоянии  не  устроили. О  таких  штуковинах  он,  будучи  опером,   слышал  и  видел  в  кино,  где  шпионы  хитрой  техникой  пользовались.  И  чем  черт  не  шутит,  когда  прогресс  бежит  во  все  лопатки?  А  вдруг  в  милиции  поднаторели  и  захотят,  даже  смогут  послушать  их   разговоры…Пока  не  надо.  А  вот  когда  он  организует  игру,  тогда  позаботится,  чтоб  не  преминули.
       От  остановки  до  другой  они  прогулялись  пешком,  болтая  о  том  и  о  сём.  Когда  Каин  убедился,  что  посторонних  ушей  нет,  он  изложил  инструкцию.
       -Завтра  поедешь  на  автобазу  и  закажешь  машину.  Водилу  попросишь  на  рейс  обязательно  с  партбилетом. Пускай  свозит  мясо  в  Луковку.  Перед  тем,  зайдешь  в  любой  магазин  канцтоваров,  купишь  бланки…путевых  листов.  Пакет  оформишь,  чтоб  глазом  не  определить,  что  там  и  сколько.  Ну,  на  кило,  на  два  наберешь  бланков!  Пакет  с  шофером  доставить  тоже  в  Луковку.  К  нему  там    подойдет  человек  и  заберет.  А  сейчас  рванешь  к  родственнику  на  мясокомбинат  и  вытребуешь  один  груз. Всё  едино,  что  даст.  Почки  или  бочки.  Заплатишь  за  услугу.  В  нашем  деле  так.  Дружба  дружбой,  а  табачок  врозь.  Дефицит  определяет  сознание,  а  деньги  греют  душу.  Вот  тебе   полкуска.  Сторгуешься  подешевле  -  тебе  повезло.  Вместо  премии   лишок  оставишь  себе.  В  этой  папочке  бумаги  на  заказ.  Жителям Луковки  хочется   к  Новому  Году  на  стол  чего-либо  деликатесного.
       Адвокат  вручил  Сиплому  папку  и,  пожав  на  прощание  руку,  вскочил  в  подошедший  троллейбус.  Связнику   ехать  в  другую  сторону.
       Федор  Иванович   Сипунов  полностью  оправдывал  свою  фамилию  своеобразным  голосом,  а  оттого  и  кличку  в  среде  теневиков  получил  соответствующую  -  Сиплый.
       На  мясокомбинате  он  гость,  если  и  редкий,  но  свой.  Никто  не  ведал,  что  директор  комбината  Степан  Степанович  Иванцов  доводится  ему  двоюродным  братом.  Даже  секретарша,  почему-то  всегда  почти  пропускавшая   его  в  кабинет  беспрекословно.
       Нет, обаянием  Федор  Иванович  не  обладал.  Скорее,  наоборот.  На  его  лице  лежала  печать  злодея.  Как  бы  элегантно  или  респектабельно  он  ни  одевался,  как  ни  излучал  лучезарные  улыбки  и  сыпал  любезностями,  коим  он,  впрочем,  был  не  обучен,  смотрелся  Сиплый  непригоже.  Прежде  выдавали  глаза,  малоподвижные,  узко  поставленные  и  злые,  как  у  нелюбимого  пса.  И  тонкие  губы,  и  подбородок,  тяжелый  и  выступающий,  квадратный,  говорящий  о  темной  и  коварной   силе.  А  уж  речь  его,  приправленная  жаргоном  тюряг  и  задворок,  ставила  последнюю  точку  в  портрете  невежды  и  дегенерата.
       Ему  и  теперь  моложавая  женщина-секретарь  разрешила  войти,  указав  узкой  ладошкой,  присовокупив,  что Степан  Степанович  один.
       Сипунов  вошел  в  кабинет,  неторопливо  закрыл  за  собой  двойные  и  обитые  дерматином  двери,  воздел  у  порога  руку.
      -Хай  литра,  брательник!
       Снял  и  повесил  на  стойку  дубленку,  пыжиковую  шапку  и  шарф, распахнул  пиджак  и  поправил  галстук.  И  так  же  медленно  пошел  к  столу.
       Брат   молча  смотрел  на  него  с  немалым  удивлением.  Разодетым  в  модное  Федора  видел  впервые.
       Сипунов  остановился  впритык,  похлопал  директора  по  плечу  и  ухмыльнулся.
       -Хорошо  живешь!  Тепло  у  тебя,  а  на  улице  мряка,  моква  и  холодрыга,  туды  её  в  зад!  Согреться  хоть  у  тебя.
       - Явился  не  запылился!  - кислой  улыбкой  приветствовал  его  Иванцов. – Давно  не  бывал.  Да  еще  в  таком  виде.  По нужде  или  послом  от  ордена  идиотов?  Егор  прислал?  Чего  надо?
       И  отстранился,  смахнул  руку  брата  с  плеча.
        Визиты  Федора  его  никогда  не  радовали.  Может,  оттого,  что давно  утратил  к  нему   родственные  чувства,  а,  может  статься,  через  паскудный  и  хамовитый   характер  и  отталкивающий   вид.  Но  приходилось  терпеть  и,  к  тому  же,  от  многих  скрывать  родство  -  ходили  в  одной   упряжке.
       На  жест  и  бесприветные  слова  родственника  Сиплый   обиделся  и  «покатил  бочку».
       - Ну  ты,   в  натуре,  братан!  Будто  я  не  могу  зайтить  к  тебе  просто  проведать,  узнать  новости  из  деревни?  Матери  наши  рядом  живут.  А  как  здоровы?  Не  окочурились?  Вишь,  отцов  на  сколько  пережили! -  Он  разглядывал  меж  тем  кабинет  по-другому  обустроенный,  и  не  узнавал  его.  И  спросил: -  Новые  введения?  Отдельный   кабинет  для  отдыха  и  для   приема  гостей   сбацал.  И  станок  для   половых  сношений  там?  А  ну  пройдем,  коньячком  угостишь.  Или  я  тебя,  если  ты   прибеднял.  Я  от  старшого,  от  адвоката.
       И  похлопал  по  бутылке,  выглядывающей  из  бокового  кармана  темного  пиджака.
       - Вырядился  ты,  будто  в  женихи, - отозвался  Степан,  нажимая  кнопку  вызова  секретарши.  И  когда  та  появилась,  наказал: - Меня  нет.  Разве  что  срочный  вызов  сверху.  Поговорить  надо  с  человеком  спокойно.
       И  за  тем  указал  на  тайную  дверь  за  портьерой,  какую  Сиплый  углядел  еще  раньше  наметанным  глазом.  Под  низом  темного  бархата  гляделся  порожек.
       Вообще-то,  Иванцову  приятно  похвастаться  хоть  перед  кем-то  новым  обычаем.  А  тут  непутевый  брательник,  который,  конечно  же,  позавидует  и  разнесет  молву  о  преуспевающем  Степане  по  всем  дальним  родственникам  на  селе.  Грешен  тщеславием   директор  комбината.   И  слегка  глуп,  как  член  тайной  ложи  заготовителей  денег.  О  чем  и  был  поставлен  в  известность,  многоопытным  в  некоторых  делах  подельником.
       - Наглеешь,  брат.  Живешь  по-барски  и  не  скрываешь.  А  бар  не  любят  и  могут  сжечь.  И  станок  для  сношений  есть,  угадал  я.  Эхе-хе,  житуха!  Красивая!  А  в  лагере  возле  параши  сидеть  будешь.  Это,  как  два  пальца  обоссать!  Не  любят  вашего  брата,  теневика,  на  зонах.  В  общак  ихний   вы  давать  десятину  жметесь,  всё  хоронитесь,  скупердяи.  Одним  днем  живете!
       И  выставил  свою  бутылку  на  стол,  обставленный  мягкими  креслами.  Мимоходом  заглянул  в  холодильник,  подошел  к  диванчику  в  углу,  потрогал  руками.
       - Он  самый,  станок, -  удовлетворенно  просипел  Федор. – А  вот  на  зоне тебя,  брательник,  без  станка  в  зад  пихать  будут.  Раком  поставят,  руками  в  нары -  и    по  очереди  всех  желающих,  вперед,  до  социального  равенства!  За  великие  твои  заслуги.
       -Ты  что,  зануда?!  Опять  выпендриваться?!  Ты  свои  лагерные  шуточки  брось!  Знаешь,  надоело  слушать  блевотину!   А  то  я  не  погляжу,  что  ты  родственник  и  по  сопатке  так  врежу,  что  зубы   полетят  к  черту  и  юшкой   умоешься!  -  почти  закричал  Иванцов,  едва  сдерживаясь,  чтоб  не  схватить  брательника  за  шиворот  и  выволочить  вон. -  Тебе  что,  надоело  по-людски  жить?!
       Но  Сипунов  не  смутился,  он,  правда,  отступил  на  всякий  случай  на  пару  шагов,  но  зенки  свои  нахальные  выпятил  с  большим  укором.
       - Я, Степа,  по-разному  жил.  И  тебя  остерегаю,  чтобы  не  загремел  на  зону.  На  рога  лезть  не  надо.  Ты  загремишь,  и  мне  жизня  худая  станет. Завидуют  люди  и  закладут,  сравнивая  твою  жизнь-малину  со  своими  стараниями  пожить.  На  чужих  ошибках  учись,  братан!  Своими  руками  такое  дело  завалить  можешь.  Меня  же  сам  наставлял  и  предупреждал  раньше.
       Федор  Иванович  потихоньку  обходил  столик,  косясь  на  бутылку  с  выпивкой.  Потом  решительно  сел  в  кресло  и  взял  в  руку  коньяк.  И  с  хитрецой   посмотрел  на  респектабельного,  с  депутатским  значком  городского  значения  на  лацкане  пиджака,  брата.
       - Ну, ладно.  Наливай  и  рассказывай, с  чем  пришел, -  помягчал  Степан  Степанович.
       И  достал  из  холодильника  поднос  с  рюмками,  ветчиной,  шоколадом  и  лимоном. Сиплый  не  заставил  себя  уговаривать,  понимая,  что  застолье  кладет  конец  ссоре.  Разлил  коньяк,  поднял  на  уровень глаз  полюбоваться   цветом.  А  вот  нюхать   его  не  любил  мошенник, -  любой  сорт  отдавал  клопами.  Или  казалось  так?
       Он  сказал:
       - Армянский  у  людей  Бирюка  водится,  а  простому  брату  хрен  его  видать.  Будем  здоровы  и  не  в  ссоре,  брательник!  Выпьем  клоповник   бакинских  нефтяников!
       И  опрокинул  в  рот.  Зажевал  ломтиком  ветчинки,  предварительно  понюхав  аромат копчености.  Обстоятельно,  неторопясь,  и  с  удовольствием,  - за  таковским  столом  сиживал   он  редко  и  потому  растягивал  благодать.
       Когда  рассосался  по  жилам  коньячок  и  по  телу   разлилось  приятное,  Степан  Иванцов  вопросил:
       - Ну,  как  живешь-могешь  в  малосемейных  хоромах? Не  женился,  один бедуешь? В  новых  шмотках  выглядишь  ты  ничего.  А  кто  стирает?
       - За  комнатку  спасибо,  что  сохранил, Степа. Я  помню, кто  мне  благодетель.  А  жениться…Кто  ж  на  мою  морду  позарится?  Деньги  когда  есть,  и  баба  найдется  для  перепихнина. – И  вздохнул.  Еще  поводил  взглядом  по  хитрому  кабинету  и  покивал. -   А  ты  хорошо  тут  обставился.  Ничтяк.  И  станок  годится.  Хотя,  бабам  виднее.  Секретутка  у  тебя  ничтяк.  Не  приелась,  не  пора  менять?.. Да  ты  не  хмурься,  не  серчай  на  меня. Одно  другому  не  помеха.  Я  критикнул  как  родич.  А  жизнь,  она  идет  чередом  и  от  неё   надо  брать  вовремя.  А  то  вить  действительно  окочуришься  или…того,  на  парашу   пристроят,  а  ты  не  успел  пожить  на  всю  катушку.  Так  что  и  про  секретаршу  я   сблудословил.  Твоя  она,  тебе  решать,  когда  сношать,  а  когда  и  самоотвод  разрешить.
       Жеребцом  взреготнул  и  потянулся  снова  выпить.
       Когда  повторили,  Степан  Иванцов  поведал:
       -Этой  секретарше,  Федя,  откровенно  сказать,  цены  не  сложишь. Вот  она  тебя  ко  мне  всегда  без  доклада  впускает,  когда  я  один  в  кабинете.  А  почему?  Догадывается,  что  брат  ты   мой?  Может  быть.  А  вот  нутром  чует,  когда  можно,  а  когда  и  взашей   проводить  клиента,  это  точно!  И  жуликов  чует  за  версту,  и  мусоров  отличает.  Сколько  раз  она  меня  упреждала,  можно  сказать,  выручала.  Так  что,  кадры  решают  много,  братец.  Это  давно  сказано,  но  верно.
       - А  Нюрка  твоя  про  тот  кадр  знает?  Не  вздрючит  по  партийной  линии,  когда  прознает,  какие  кадры  ты  растишь? -  поинтересовался,  смеясь,  родственник. -  Навряд  жене  понравится  такой  расклад.  И  про  диванчик  этот  не  знает  она,  что  он  терпит.  А  то  б  разнесла  в  пух  и  прах.
       - Благоверной   моей  сюда  путь  запрещен.  И  партком  в  семейных  делах, -  этап  пройденный.  Пускай  жена  занимается  кухней,  а  я  - своими  кадрами, -  благодушно  отозвался  Иванцов. -  Как  говорилось  где-то:  у  каждого  свой  карман!
       - И  не  боишься,  что  Нюрка  заведет  себе  подобную  кадриль  при  такой  житухе?
       - Её  воля,  брательник!  За  всем  не  уследишь.  Да  и  долг  платежом  красен.  Я  хожу  налево,  а  у  неё  что,  ног  нету
       - Легко  живешь,  Степа!  А  что? Может, прав  ты?  Однова  живем!  Дерябнем  по  такому  поводу. Да-к,  и  третью  пить  придется.  Бог  троицу  уважает! -  воскликнул  Сиплый.
       Еще  выпили  и  теперь  хорошо  поели,  пришел  аппетит.  А  когда  Федор  покосился  на  бутылку,  а  пили  они  из  не  малых  посудин,  Иванцов  строго  сказал:
       -Ты,  духарь,  смотри  не  налимонься!  Мне  можно,  а  ты   урок  помни.  Алкаш!  Забыл,  что  слаб  на  выпивку,  как  иная  баба  на  передок?  Ты  с  чем  явился?  Давай  дело!
      - А, туды  её  в  кадушку!  Маленькая  просьба  от  Каина. -  Федор  Сипунов  кивнул  на  кожаную  папку, брошенную  на  край   стола. -  В  Луковку  к  Новому  Году  мяса  надо  подбросить.  Шахтеры  кушать  просют.  И  от  их  имени  заказать  машину.  Но  то  уже  моя  забота.  Бумаги  тут.  Ну,  и  за  труды  получишь  в  личный  лапотник.
       - Это  которым  же  шахтерам  мяса  захотелось?!  Что-то  я  не  помню,  где  не  затоварено,  - удивился  директор  комбината.
       -Так  я  ж  говорю - в  Луковку!
       - И  у  них  заготовлено.  Голодных  не  будет,  я  установку  обкома  исполнил!  Вот  жадюги!  Стырить  хотят  и  толкнуть  на  сторону.  А  мне  какой   навар?
       - Откуда  я  знаю?  За  заказ  мне  платить,  а  за  груз…С  Каином  разберешься.  Он  толковал,  что  транспортный  коридор  хочет  проверить.  Порожняком  машину  не  погонишь, -  поведал  Сипунов,  только  теперь  начинающий   понимать,  что  закручивается  что-то  не  для   его  ума.
       - Дурят  нашего  брата, -  пожевав  губами  и  о  чем-то  помыслив,  подтвердил  опасения  родственника  Иванцов. -  А  того  не  понимают,  что  я  потому  так  красиво  живу  и  еще  на  свободе,  что  работаю  в  пределах  разумного. И  милиция  по  моему  требованию на  проходной  шмонает  и  за  забором  засады  устраивают.  А  забор – четыре  метра!  И  метатели   кидают  через  него  тонны  колбас  и  мяса. Да,  навар  есть!  Ты  сам  когда-то  его  создавал.  Как  не  быть  ему  на  таком  деле?! Но  посмотри,  сколько  вокруг  мясика  пасётся!  Те  же  мусора,  которым  воровать  не  пристало. Чин  большой,  а  кушать  надо.  А  об  малых  чинах  я  молчу,  которые  тут  крутятся.  Но  это  крохи!  Горком  партии!  Райком  от  неё  же!  Профсоюзы  и  прочая,  прочая,  прочая.  Всем  надо  выделить!  Иначе  под  копчик  получишь,  да  еще  партбилет  заберут.  И  еще  план  держать  надо!  На  сто  один  и  десятую  процента!  Я  же  на  область  продукцию  выдаю!.. Нет,  нет  у  меня  мяса  для  каиновой   махинации!  Адью!
       -Уж  больно  ты  грозен!  Кончай  заливать.  Тонн  несколько  мяса  надо  выделить, - сказал  Сиплый,  с  веселой   угрозой  разглядывая  брата. -  Не  идти  же  мне  к  Каину  с  порожними  хлопотами.  Они, жмоты  шахтерские,  всего  три сотни  дали  тебе  на   подмазку,  а  потому  ты  им  костей   можешь  насыпать.  Хрен  с  ними,  и  кости  обглодают!
       -За  три  сотни,  скажи  Каину, пускай  в  сортир  сходит, -  сердито   отозвался  Степан  Иванцов. -  Подотрется  ими.  За  такие  деньги  машину  мяса  ему  давать!
       - Какая  машина? Восемь  тонн!  Или  четыре,  -  ввернул  Сипунов.
       - А  восемь  конских  членов!  Думает,  я  не  понимаю  его  аферы!  Сшибить  деньги  на  стороне  по  подставной  фактуре!  А  нарвутся  на  мусоров?!  Спрос  с  кого?!  - не  унимался  директор.
       - Что  ты   ко  мне  -  с  претензиями?!  Позвони  Каину,  ему  и  базлай, -  ощерился  Сиплый. -  Оформи  хоть  бычьи  яйца,  хоть  ухо,  горло,  нос,  хрен,  влагалища  и  хвост!  А  дело  мне  надо  сварганить! Денег  я  тебе  своих  сотню  добавлю.  Ожирел  ты,  за  всё  на  лапу  требуешь! Даже  со  своих!
       Иванцов  тупо  посмотрел  на  родича,  все  еще  что-то  в  себе  просчитывая, и  наконец  сдался.
       - Ладно.  Свои-то  как  раз  и  накрывают.  Тушки  телячьи  из  Венгрии  поступили. Всё,  что  могу.  И  то  -  четыре  тонны.  И  ни  грамма  больше.  С  шахтеров  Георгий  все  равно  ни  хрена  не  снимет.  Те  боговитые,  а  он  не  мастак.  Бумаги  я  заготовлю,  а  мясо  выделю   после  разговора  с  ним.  Так  и  передай  Каину.
       - Договорились.  Съедят  и  лангеты  из  телят. А  вот  тебе  и  гоноррея, - осклабился  Федор  Сипунов, выкладывая  на  стол,  как  чуял,  заготовленные  заранее  четыре  сотни. -  Вишь, за  каждую  тонну  получается  по  сотне.  Шкуру  дерешь  за  венгерский  товар!
       - Что-то  повеселел  ты  больно,  брательник.  Печенкой  слышу,  что  Каин  тебе  полкуска  отслюнил,  а ты  сотенную  пригрел. -  Посмотрел  в  глаза  ему  с  хитрецой  Иванцов. -  Вот  тебе  и  гонорея-гонорар.
       - Так  с  паршивой  овцы  хоть  кусочек  курдючного  жира!  Твоя  школа, Степа!  Сам  учил! - Не  стал  отнекиваться  Сиплый,  понимая,  что  дело  оканчивается  полюбовно.
       - Кстати,  служба  у  Каина  не  надоела?  А  то  возвращайся  ко  мне.  Дело  привычное  и  доходное.  Не  посадят,  если  опять  не  обнаглеешь. А  там  служить  на  побегушках…Все  же  брат  ты   мой, -  отчего-то  расчувствовался  Степан  Иванцов.
       - Не-ет, братишка! Покуль  я  там  поболтаюсь. Работа  у  меня  не  пыльная,  не  натужная,  туды  её  дырку  на  блюдечках!  А  ежели  что,  конечно,  вернусь.  Кто  ж  себе  враг?  Ты  тут  оглядайся,  чтоб  под  срок  не  влететь.  Ухо  востро  держать  надо.  Шарамыжники  эти,  Каин  и  Бирючина,  они  об  своем  интересе  заботиться  станут.  А  мы  им  до  лампочки.
       Разошлись  они,  в  общем,  довольные.


                ГЛАВА   ТРЕТЬЯ


                ___________________   ***   ______________________
       Нина  Андреевна  Мамочкина  спровадила  своего  муженька  за  безделье  в  постели,  за  великую  лень.  Разошлись  они  мирно, Ниночка  выставила довод  без  обиняков  и  с  присущей  технической  интеллигенции  прямотой.
       - Витя, ты  слабак!  И  зачем  берешь  на  горло? Орать  имеет  право  настоящий  мужик, а  ты  неврастеник.  Мне  мало  двух  палок,  а  ты   едва  способен  на  одну,  да  и  то  за  два  дня.  Зачем  мне  такая  жизнь?  Давай  разойдемся,  как  в  море  корабли.  Или  ты  выведешь,  и  я   заведу  массажиста.  Как  быть?  Ты  станешь  терпеть  любовника  перед  глазами?  Ну  пойми,  такая   уж   я  баба,  слабая  на  передок.  Хочу  и  хочу! 
       Виктор  Евгеньевич  был  худосочный, узкий  в  кости  при  среднем  росте и,  к  тому,  сутулился,  горбатясь  у  своего  кульмана.  Но  мыслил  он  трезво  и  потому,  вдруг  остановясь  в  запале  очередной   и  пустячной,  в  общем-то.  семейной  ссоры,  подумал,  что  половина  права.
       Ему  было  куда  подаваться,  родители  имели  трехкомнатную  квартиру,  и  приютили  охотно.  Виктор  не  стал  нисходить  до  дележа  нажитых  совместно  шмоток,  забрал  мужские  причиндалы  и  вышел  вон,  приняв  на  последок   «полбанки».  Чтоб  пришибить  набежавшую  мужскую  слезу.  Он  все  же  любил  свою  Нинку,  но…се  ля  ви.  Жизнь  бьет  иногда  не  только  по  голове,  но  и  дает  пинка  под  зад.
       Чуток  позже,  оформляя  развод,  Нина  Андреевна  познакомилась  с  очень  симпатичным  и  обаятельным  адвокатом  Георгием  Исаичем  Бугровым.
       Он  стоял  у  окна,  крупный  и  одинокий, смотрел  во  двор.  Короткая  прическа  рыжеватых,  слегка  вьющихся  волос, античный  профиль  гордо  посаженной   головы,  абрис  чувственных  губ…Она  попросила  у  него  сигарету.  Он,  взглянув  на  неё  мимолетно,  одарил  сначала  улыбкой,  а  затем  предложил  зайти  в  кафе  напротив.
       - Курить  здесь  всё  равно  нельзя.
       - Но  меня  скоро  вызовут!
       Она  оглянулась  на  дверь  в  зал  суда.
       -Обычно,   когда  не  является  кто-либо  из  ответчиков,  судебное  заседание  переноситься  на  поздний  срок, -  со  знанием   дела,  сказал Бугров. -  Вы  потеряете  только  время,  если  мы  не  вернемся  через  час.
       - Почему:  только?!
       Она  распахнула  голубые  глаза  в  наивном  удивлении.
       Каин  открыл  перед  нею  дверь.  Предложил  сигарету  и  огня  от  зажигалки,  с  вожделением  огляды -вая  спутницу,  сказал:
       - Всё  остальное  может  быть   приобретением.
       Мамочкина  с  деланным  удивлением  взмахнула  ресницами  и  слегка  качнула  головкой,  с  простой  прической  густых  каштановых  волос, перехваченных  синей  лентой.
       - Вашими  устами  мед  пить.
       - Возможно.  Но  отчего-то  есть  во  мне  уверенность,  что  всё  сложиться   как  надо.
       Каин  смотрел  ей  в  глаза  с  той  же  улыбкой  голодного  кота.  Нина  Андреевна  с  неохотой  отвела  взгляд,  глубоко  затянулась  дымом  и,  швырнув  сигарету  прочь,  сказала:
       - Мне  трудно  на  что-то  надеяться.
       И  с  грустью  вздохнула,  играя  с  очередным  поклонником.
       - Ну,  ну,  прибедняетесь, ласточка!  С  вашими  данными.  Я  почти  у  ваших  ног, -  сказал  Егор  Бугров. – И  стоит  вам  приказать…
       Сходя  с  порожек,  он  придержал  шаг,  разглядывая  её   сзади.  Она  полновата,  но  в  самую  меру. И  на  голову,  а  то  и  чуток  поболее  ниже  его.  Смазлива  на личико,  почти  красавица,  -  слегка  портил  картину  малость  вздернутый  носик.  А  вот фигура,  бюст, бедра  и  играющая  ягодицами  походка…Положительно,  она  была  в  его  вкусе.  Недаром  заприметил   её,  когда  вошел  в  холл. К  тому, эта  дамочка  первая  сделала  шаг  навстречу, а  уходить  в  сторону  Каин  не  привык.
       Он  предвкушал.
       - Вы  предлагали  зайти  в  кафе.  Признаться,  мне  захотелось  пить.
       - Прикажите  шампанского?
       Ей  показалось,  он  слегка  ёрничал. Но  она  приняла  игру.
       - Прикажу.  Сейчас  в  кафе  даже  простого  вина  нельзя  попросить,  а  мы  грозитесь  купеческим  жестом.  Вы  можете  явить  невозможное?
       Томный,  капризный  её   взгляд  чего-то  пообещал  Каину  и  он  загадочно  усмехнулся.
       - Я  могу  многое.  Есть  у  меня  и  шампанское, но  дома.  Так  что  пить  его  я  приглашаю  вас  к  себе.  Если  не  побоитесь. А  судя  по  вашим  глазам, вы женщина  смелая  и  решительная.  Или  я  ошибаюсь?
       Он  не  ошибся.
       С  того  дня  они  сошлись  близко.
       Нина  Мамочкина  работала  на  трикотажной  фабрике  технологом  в  экспериментальном  цеху,  который  открыли  недавно  для  внедрения  новых  видов  продукции.  Егор  Бугров  и  присоветовал  ей  заняться  новинками  трикотажа  в  своих  интересах,  когда  меж  любовных  утех  заводили  они  разговоры  на  свободные  темы,  а  Каин  узнал  Мамочкину  поближе.
       Он  бывал  у  Нины  Андреевны  часто,  его  тянуло  туда.  Двухкомнатная  квартира,  не  перенаселенная  мебелью  и  оставленная  без  притязаний  бывшим  мужем  владелице,  нравилась  Каину  незатейливым  уютом  и  почти домашним  теплом.  Вот   бы  мебель  сюда  толковую  и  книжный  шкаф  во  всю  стену. Да -  кресло-качалку. Сам   жил  холостяком  в  однокомнатной  хрущевке,  построенной  родителями  в  кооперативе, и  своё жилище  ему  нравилось   обжитостью  не  меньше. Не  собирался  Каин  посягать  на  чужое...Но  там  не  было  одухотворенного  духа,  едва  уловимого,  женского. Там  он  ел,  спал,  работал. А  вот  отдохнуть  душой… Потому  он  как-то  заметил  Ниночке,  расслабившись  после  любвеобильной   жатвы.
        - Хорошо  у  тебя,  Нинок1  Тянет  сюда.  А  почему?  Неужели  та  самая  единственная  и  неповторимая,  какой  мне  не  хватало?!  Или  стены  этих  чертог  заколдованы?!
        - На  женитьбу  намекаешь,  милок? -  усмехнулась  она  припухлыми  губами,  лежа  животом  на  постели  и  изогнув  ноги  в  коленях  вверх.
        -Да  нет,  не  думай,  что  помышляю  прихомутать  твою  жилплощадь.  Гнездышко  у  тебя  недурственное, но  все  же  в  нём  чего-то  не  хватает.
       Он  не  хитрил,  и  Нинон  понимала  это.
       -Чего  же   еще?  Детишек? Так  мне  уже  поздновато  заводить  чад.  Хотелось  когда-то,  но  перехотелось. Ах,  не  сыпь  мне  соль  на  рану! Я  баба,  Жорик!  Обыкновенная  русская  баба,  а  жизнь  бьет  всю  дорогу  по  заднице… Что  ты  нашел  в  квартире  не  то? – скривилась  Нина  Мамочкина.
      - Видишь  ли, к  вопросу  о потомстве  вернуться  можно  всегда. Если  захочешь.  Всё  в  наших  силах. Но  я,  - о  мебели.  Какая-то  она  блеклая  у  тебя,  разнокалиберная,  сборная.  Есть  будто  всё,  а  чего-то  не  хватает!  Не  смотрится.
       Он  раздумчиво  оглядывал  жильё.
       - Так  простая  мебель!  От  бабки  досталась  матери,  та  прикупила  еще  чего-то. А  я… Сменила  бы  мебель.  Так  за  какие  шиши?!  Инженерик  мой   получал  сто  десять, и  я  около  этого  или  чуток  побольше.
       Нина  смотрела  на  любовника  с  некоторой   озлобленностью  и  обидой, - тронул  больную  струну.  Она  любила  красивые   вещи  и  тряпки. Потому  и  по  магазинам  обожала  прошвырнуться,  любоваться  добротным  товаром  и  прикидывать  на  себя,  изводить  на  то  время.
       И  надрывать  сердце.
       Егор  Бугров  в  ответ  улыбнулся,  отхлебнул  принесенного  с  собой   коньячка,  закусил  кругаликом  лимона  с  сахаром,  и  поведал:
       -У  тебя  светлая  голова, Нинок,  и  работа -  что  надо! Пораскинув  твоей  и  моей  головами,  можно  кое-что  придумать, дабы  появились  живые  деньги. Сверх  зарплаты  в  сто  рэ.
       -Ну  так  раскидывай, а  я  послушаю!  Может,  и  соглашусь  с  чем, -    ответила  она  с  явным  вызовом  от  не  исшедшей   злости.
       Ну  разве  не  старалась  она  подзаработать, не  рассчитывала  на  премиальные?! Но  не  платили  больше  тридцати-сорока  рублей  за  усердие!  Не  платили!  И  жалование  -  смех  курам!  Сто  десять  рэ.  Раскрутишься  на  них?  На  самое  необходимое  едва  хватало. А  уж  о  выкрутасах  моды,  о  нормальной  жизни  лишь мечталось.  В  отпусках  отводили  душу,  экономя  целый   год  заранее.  Но  отпуск  скоро  истекал… И  опять  -  серые  будни.



                __________________  ***   ________________________
       Они  встречались  уже  месяца  три  или  более  того, и  потому  Каин  уже  кое-что  знал  о  работе  любовницы. И  понимал,  что  заработать  она  больших,  достаточных  для  удовлетворения  благих  желаний денег  не  может.  Но,  втайне,  хочет.
      - Понимаешь,  Нинок.  В  жизни  много  изгибов.  Одни  живут  на  свои  сто  или  чуть   больше  рэ  и  довольны.  Правда,  это  громко  сказано,  что  живут.  Существуют.  Втянулись,  о  завтрашнем  дне  особо  думать  не  надо, и  потому  - слава  богу. Иной  жизни  они  не  знают,  другая  житуха  за  пределами  наших  возможностей,  познаний  и  границ.  Некоторым  же  не  по  нутру  такой  спартанский   образ  бытосуществования,  они  хотят  чего-то  большего,  а  потому  пускаются  во  все  тяжкие.  Кто  трудится  сверх  или  на  пределе  сил,  чтоб  малость   подзаработать  денег,  кто  спекулирует,  как  зовется  у  нас  промысел  купца,  а  иные  запускают  руку  в  казну, фарцуют  или  имут   мзду. Ты  следишь  за  ходом  моих  разглагольствований?
       Каин  еще  хлебнул  коньячка  и  протянул  бокал  наперснице. Та  тоже   пригубила  и  кивнула.
        -Я  слушаю,  Жорик.  Валяй,  охмуряй  слабую  женщину.
        Теперь  она  саркастически  улыбалась,  показывая   сквозь  распахнутые,  сочные  губки  ряды   ровных  кипенных  зубов. А  Жориком   обзывала  в  пику,  чтоб  не  строил  из  себя   ментора.  Вообще-то,  по  паспорту  он   Егор.  От  рождения  же – Хаим.  Так  звала   его  мама  малышом. Но  о  том   мало  кто  знал.
       Адвокат  ей  в  ответ  ласково  покивал,
       -Я  понимаю, ласточка,  твою  иронию.  И  сочувствую.  При  такой  жизни  ты  скоро  станешь  вороной,  хотя  можно  остаться  веселой  и  проворной   птичкой-синичкой.
       Продолжая   ворковать,  в  одних  плавках,  явно  слегка  рисуясь, показывая    любовнице  отлично  сложенный   торс  и  медальный   профиль  умной головы,  Каин  вышагивал   перед  возлежащей  на  двуспалке  Нинон.
       -Птичкой  быть  плохо,  милёнок.  Сшибут  из  дробовика  или  расставят  силки.  Ты  же  вот  расставляешь, - заметила  всё  так  же  с  иронией  Мамочкина.
       - Сравнение  можно  поискать  и  найти  более  приемлемое.  Суть  в  другом,  друг  мой.  Суть  в   том,  что  есть  еще  одна  категория  людей,  которых  я  не  стал  бы  называть  ворами,  хотя  они  переступают  Закон.  Они  работают,  очень  много  вкалывают  руками  и  головой. Производят  продукцию  отличного  качества,  можно  сказать,  мирового  стандарта,  и  продают  ее  нелегально  и  дешево.  Продать  честно  не  позволяет  все  тот  же  Закон.  Возьмем,  к  примеру,  тебя.  И  к  примеру  же:  ты  разработала  у  себя  на  фабричке   новую  модную  модель  блузки,  платья   или  джемпера.  Продукция  отличного  качества,  нужного  фасона  и  идет  нарасхват.  Что  тебе  за  это?.. Премия!  Полста,  ну,  допустим,  сотню  выпишут  за  особые  заслуги.  А  ты  думала,  ночей  не  спала,  творила,  внедряла.  Где-то  там  за  кордоном,  за  железной   занавеской  такой   человек  ценится  не  в  один  десяток  тыщ  долларов   или  фунтов…И  у  нас,  если  ты  разработаешь  отличную  модель,  но  не  станешь  сдавать  её   государству,  а  распорядишься  сама,  тоже  сможешь  жить  довольно  прилично.
       Бугров  остановился  против  Ниночки   и,  закрепляя  мысль,  направил  на  неё  палец.
       - Как  это,  я  могу  распорядиться  сама?! -  вопросила  Мамочкина.
       Уязвленная  его  вниманием  на  отвлеченную  тему,  она  села  на  край  постели,  накинула  на  себя  на  манер  сафари  простынь  и  вперила  в  него  голубые  и  по-детски  наивные  глаза.
       -Торговать,  моя  милая! -  торжественно  объявил  Каин  и,  ухватив  её  за  короткую  шею,  надолго  припал  поцелуем  к  губам.  А  отпустив,  продолжал: -  Не  в  прямом  смысле,  конечно. Тебе  понадобится  посредник.  И  не  один.  Кто-то  же  должен  сбывать  продукцию,  перемещать  её,  доставать  сырье. И  каждый  имеет  свою  долю.  Но  всё  равно  ты  получишь  за  свои  труды  десятикратно  больше,  против  нынешней  оплаты  государством. Сравни  свои  сто  с  малым  лишком  рублей  из  кассы  фабрики,  и  полторы,  а  то  две  тысячи  от  оборота   слева.  Как  это  тебе?
       - А  сидеть  кто  будет? -  Мамочкина  возмущенно   взмахнула  ресницами  и  пустилась  по  комнате.  На  глаза  попался   коньяк  и  бокал.  Она  налила  почти  половину  и  по-мужски  опрокинула  в  себя.  Со  стуком  поставила  посудину  и  почти  закричала:  -  Пушкин  или  я?!
       - Курочка  в  гнезде,  яичко  у  Фаберже, Нинок, а  ты  в  панику  подалась.  - Каин  повел  взглядом  по  её  телу,  сокрытому   простыней. -  Рано  садиться  в  негожее  место,  Надо  сначала  хотя  бы   согрешить.
       -Ну  ты  даешь,  Жорик!  Даже  если  опустить  процесс  купли-продажи,  где  я   возьму  материал?  Вообще,  как  обставить  дело,  чтобы  товар  стал  моим?  Или:  по-моему  хотению,  по  щучьему  велению?
       Нина  Андреевна  не  снимала  иронии,  но  интерес  её  к  теме  разговора  явно  проклевывался.
       - Всё  дело в  деталях,  Нинок.  Насколько  я   понял,  в  твоем  экспериментальном  цеху  практически  хозяйствуешь  ты.  Начальница  тупая  и  в  дело  не  вникает.
       Тон  Каина  стал  проникновенно-душевным.
       - Это,  пока  я  тяну  за  неё   лямку  и  наш  цех  на  виду  с  неплохими  показателями.  Но  стоит  руководству   обратить  на  нас  критический   взгляд…О, ты  не  знаешь  нашу  Юленьку!  Это  змея,  удав! -  поведала  Мамочкина,  впадая  слегка  в  патетику. -  Она  проглотит  меня  и  даже  пожмурится  от  удовольствия!
       - И  все  же  она  полностью  доверяет  тебе,  когда  дела  идут  безупречно, -  констатировал  Егор  Бугров.– И  она   любит  лесть.
       - Эту штуку  любит  почти  всякий  и  у  неё не  отнять  желания, - согла-силась  Нина. – Она  даже  обожает  меня,  когда  директор  хвалит  нас  на  планерке  и  грозится  раздачей  премии.
       - Ну,  портить  такого  человека  деньгами  мы  не  станем.  Хватит  с  неё  неприкрытой  лести  и  фабричной   кассы.  Впрочем, дело  покажет.  А  вот,  допустим,  пользуясь  полным  доверием  патронессы,  ты  разработала  и  освоили  партию  шерстяных  платьев  по  сто  рэ  каждое.  И  потихоньку  смогла   сообразить  сотню  платьев  для  себя,  но  непревзойденного  качества. Первая  партия   ушла  через   сеть  в  пользу  государства,  а  другая,  через  ту  же  сеть,  но  в  твою  пользу. Итог:  десять  тысяч  рэ.  Оплатила   подспудные  расходы  по  перевозке,  продаже  и  хранению  продукции  и  тебе  остается   пять  тысяч  чистого  дохода.  Как  автору   проекта,  заметь!  Как  тебе  перспектива? -  улыбнулся  Каин,  проникновенно  заглядывая   ей   в  глаза.
       -Перспективка  заманчивая  и  очень  реальная.  Особенно  относительно  скамьи  подсудимых, -  улыбнулась  она  в  ответ, и  снова  с  иронией.  -  И  еще  вопрос  с  пряжей.  Где  её  купить  на  сто  платьев  или  костюмов?  И  потом  на  пятьсот,  на  тысячу,  когда  придет  аппетит.  За  какой,  извиняюсь,  шиш?
       -Сэкономишь, -  непреклонно  сказал  Каин. -  На  каждом  углу  плакаты. Год - на  сэкономленном  топливе,  сырье,  материалах,  энергии  и  прочей   чепухе! Вы  тоже  экономите  по  статистике. И  работаете  на  сэкономленной   шерсти.  Или  враки?
       -Так  это  чистой   воды  приписки  и  мистификация!  Профанация  и  той  же воды  криминал!  Просто  прокуратуре  запрещено  лезть  в  эти  дебри.-  Засме-ялась  хозяйка  квартиры,  сбрасывая  с  себя  сафари-простынь. -  Глупость  и  наглость  подхалимов!
       Но  адвокат  опять  игнорировал  жест  доброй   воли.  Он  наставлял  в  другом  деле.
       - Так  займись  и ты  приписками!  На  благо  фабрики  и,  естественно,  своё  личное
       Она  прикрыла  на  миг  глаза  и  серьезно  сказала:
       -Но  это  же  ни  в   какие  ворота,  Георгий!  Гнать  брак  в  народное  хозяйство  и  еще  надеяться  получить  деньги.  Левый  товар  должен  быть  сверх  качественный,  или  я  не  права?  Его  сбывать  надо  быстро!
       -Умница!  Ты  начинаешь  мыслить  категориями  левого  дельца.  Я  ведь  к  тому  и  клоню,  чтоб  выпускать  товар  не  ширпотреба,  а  экстра  класса.  Но  за  ту   же  цену, -  покивал  Каин. -  Остается   продумать  систему  добычи  сырья.  У  вас  брак  списывается?
       -Конечно.  И  уничтожается.  Изделия  из  хебэ.  Шерстяные  отправляем  на  переработку.
       -Всё?
       -Что  невозможно  перемотать,  распустить  и  пустить  повторно, - дернула  плечом  Нина и,  потупившись, капризно  надула  губки.
      -Прости,  милая,  я  идиот!  -  рассмеялся  Егор  Бугров,  хватая   её  в  охапку  и  бросая  на  кровать. -  Передо  мной  стоит  почти  голая  красавица,  а  я,  как  импотент  со  стажем,  читаю  ей  экономический   курс. Ах,  милая! Становись  в  стойку  лошадки.  Я  знаю,  это  твоя  любимая  поза.
       И  мигом  сдернув  с  себя  плавки,  пристроился  к  Нинон  сзади.
       Потом,  когда  они  посетили  ванную  и  присели  к  столу  перекусить, Каин  снова  вернулся  к  сеансу  внушения.
       -От  кого  зависит  количество  учтенной   продукции:  качественной  и  брака?  Понятно,  что  ОТКа  прикладывает  руку,  но  и  ты  не  последняя  фигура  на  доске.  Даже,  наверное,  сначала  ты,  а  уж  потом,  на  выходе  -  контролеры  ОТКа?  Цех-то  экспериментальный,  Или  все  же  поток,  конвейер?
       - Да  нет,  контролеры  проверяют  то,  что  сдают  мастера  пошива.
       - Выходит,  можно  сдавать  не  всё.  Ведь  заведомо  негожее  вы  бракуете  сами, -  хитро  прищурился  Каин,  обнимая  наперсницу.
       - Конечно,  всю  первичную  выбраковку   ведут  вязальщицы.  Явный  брак  сразу  идет  на  перемотку.  Но  где  взять  людей,  которые  не  лезли  бы   в  каждую  дырку?  Сейчас  все  досужие,  грамотные,  на  собраниях  глотки  дерут, - поддержала  игру  Нина  Мамочкина, и  было  заметно,  что  игра  ей  по  вкусу.
       - Люди,  голубка,  любят  деньги.  Все  без  исключения.  Но  женщины – осо-бенно. Из-за  них  они  дерут  глотки,  как  ты   заметила.  Деньги  дают  некоторую  независимость  и  большую  уверенность.  Или  я  ошибаюсь?  Твоя  задача  найти  и  привлечь  на  ударный  труд  в  меру  жадных.  Которые  радовались  бы   каждому  червонцу  сверх   тарифа.  Очень  жадные  не  годятся.  Алчность  рождает  зло,  зависть  и  мстительность.  Они  обязательно  предадут,  когда  им  покажется,  что  им  не  доплатили.  Такие  люди  не  умеют  оценить  реальность.  А  вот  в  меру  хищные… Но  им  надо  платить.  Не  напрямую,  разумеется, а  как  бы  премия  из  личного  фонда.  И  обязательно  по  ведомости,  какая  давала  бы   уверенность  работницам  в  легальности  дела.  А  ведомости  затем  уничтожить, - подчеркнул  адвокат.
       -Ты  толкаешь  меня  на  преступление, Жора, -  с  упреком  промолвила  Мамочкина. -  Неужели  я  настолько  надоела,  что  ты  хочешь  избавиться  от  занозы  таким  изощренным  способом?
       -Отнюдь,  рыбонька! -  Каин  пересел  с  нею  на  мягкую  постель  и  с  нежностью  обнял. -  Я  нарисовал  тебе  перспективу.  Возможный  ход.  А  уж  решаться  на  дерзость  или  попросту  плюнуть  на  большие  деньги,   все  же  тебе  придется. Подумать,  пожалуй,  стоит.  Пораскинуть  мозгами,  просчитать  варианты.  И  если  тебе  покажется,  что  и  хочется  и  колется,  а  мамка  не  велит,  то  взвесь,  чья  берет.  Риск  всегда  есть  даже  в  обыденной   жизни.  Где  гарантия,  что  не  упадет  сверху  кирпич  или  обломок  летающей  тарелки?  Думай,  Нинок!  И  если  что  интересного  надумаешь,  тогда  можно  и  со  мной  посоветоваться.  Я  все  же  юрист,  не  последняя  скрипка  в  оркестре.  Я  многих  консультирую.
       И  он  легонько   и  ласково  потрепал  её   роскошные  и  мягкие  волосы  под  каштан,  прежде  чем  уложить  навзничь.


                ___________________   ***   ______________________
       Спустя  некоторое   время  Нина  Мамочкина  сама  вернулась  к  волнующей  теме. 
       -Давай,  Жора, попробуем  пошить  партию  женских  костюмов.  Я  посмотрела  на  месте  и,  боюсь,   но  может  получиться   комбинация,  о  какой  ты   говорил  Но  на  первых  порах  мне  нужен  поводырь.  Будешь  им?
       -Я  родил  идею, -  адвокат  улыбнулся  с  одобрением. -  Мне  и  водить.  Лиха  беда  -  начало!  Давай   обмозгуем  некоторые  детали.
       И  вот  производство  налажено,  они  сплавили  несколько  партий  товара  и  Нина  Андреевна  Мамочкина  в  несколько  приемов  получила  чистый  доход  в четыре  тысячи  рублей.  Деньги  ей  передавал  Каин,  каждый  раз  посвящая  в  некоторые  детали  распределения  дохода.
       -Ты  получила,  Нинок,  приличные  деньги  за  вычетом  расходов  на  побочные  работы.  Десять  процентов я  передал  человеку,  который   ворочает  теневым  бизнесом  города  и  держит  общую  кассу  цеховиков.  Эти  средства  идут  на  подкуп  милиции,  городских  чиновников,  партийных  товарищей  и  иных  индивидов,  кто  любит  деньги  и  решает  судьбы  людей.  И  от  кого  зависит  процветание  наших  дел. Ну  и  на  адвокатов,  коли  случится  сесть  на  скамью  подсудимых.  Да  еще  на  поддержку  в  тюрьме  и  после.  Такие  вот  пироги, Ниночка.  Ты  можешь  быть  довольна.
       -Деньги  хорошие, Георгий.  Но  и  перспективу   неба   в  клеточку ты  нарисовал,  не  жалея   красок. -  Нина  болезненно  скривилась. -  Ты  поймал  меня  в  силки.  Но  я  могу  выйти  из  дела  по  своему  желанию?
       -В  любое   удобное  для  тебя  время. Ты  полная  хозяйка  в вотчине.  Расхочешь  иметь  свободные  деньги,  заболит  ли  зуб  от  лишних  забот  -  помахай  ручкой, -  сказал  Каин.  -  Всё  дело  в  деньгах, дорогая.
       -Хорошо.  Пока   покрутимся.
       Они  покрутились  еще  год  и  куш,  который  она  сорвала,  уже  не  ошеломил.  Человек  ко  всему   привыкает,  даже  к  лишним  деньгам.
       Мамона,  теперь  так   её  именовали  среди  цеховиков,  прибавила  в  себе   цинизма,  заматерела,  но  осторожности  не  потеряла.  По  совету   Егора  Бугрова построила  кооперативную  трехкомнатную  квартиру. Было  сложно  со  вступлением  в  закрытый  для   простых  смертных,  завуалированный   под  некое  общество  союза   обладателей  больших   возможностей,  но  деньги  делают  много.  Девятиэтажный  кирпичный  дом  построили  почти  в  центре,  в  зеленой   зоне.
       -Квартирка  в  запас, -  посмеялся  Каин,  разглядывая  её  накануне  въезда  новосёлов.  -  Не  дай  бог,  но  вдруг  накроют,  с  отсидки  придешь  под  свою  крышу.  На  прежней  в  таком  случае  придется  ставить  крест.  Она  принадлежит  государству.  А  тут  поживет  твоя  мама.  И  не  копи,  не  держи  много  наличных  денег.  Обращай   в  золотишко  и  прячь  долой  с  глаз.  Обзаведись  облигациями  золотого  займа.  Но  много  не  хватай.  Бумага,  она  всюду  бумага.  Но  выигрыш  станет  прикрытием.  И  машину   можешь  купить,  и  тоже  на  имя   матери. Пускай  стоит  до  поры.  Рисоваться  будем  потом,  когда  всё  устаканится.  Наше  время   когда-то  придет.  Лет,  эдак,  через  десять  или  двадцать. Не  вечно  же  умных  людей  будут  держать  под  спудом.  А  наша молодость  годами,  это,  малышка,  лишь  способ  обеспечить  себе  старость.  И  ничего  более!  Так  говорят  умные  люди.
       Совета  Мамона  послушала и,  посещая  изредка  ювелирные  магазины,  накупила  золотишка,  простеньких   колечек  и  цепочек,  кулончиков.  И  приобрела  «жигуленка».  Машину  поставили  в  гараже,  кооперативном  тоже. До  лучших  времен.
       А  золото,  когда  Нина  Андреевна  в  новоприобретенную  квартиру  заво-зила  мебель  и  не  привезла  еще  из  деревни  мать,  Егор  Бугров надежно  спрятал  в  стене  дома.
       -Смотри, -  говорил  он  Ниночке,  указывая  массивной  электродрелью  на  нишу  для  батареи  отопления. -  Сейчас  мы  с  тобой  сотворим  сейф  для  долгого  хранения  золотого  запаса  и  семейных  реликвий.  На  твой   взгляд,  неудобное  место?  Ну,  это  ты  напрасно.  При  случае,  отсюда  можно  довольно  легко  достать  содержимое,  но  зато  не  сработают  приборы  милиции.  Батарея  мешает,  а  снять…Догадаться  надо.
       С  тем  он  достал  из  кармана  и  положил  на  подоконник  две  небольшие  пластмассовые  коробочки,  укутанные  к  тому  же  в  пластиковые  пакеты.
       -Приступим?
       -Делай,  как  знаешь,  милёнок, -  покорно  промолвила  Нина.
       -Тогда – к  делу! -  Он  очистил  от  штукатурки  маленькой   кирочкой  небольшое  пространство  стены,  покуда  не  оголились  кирпичи.  Затем  включил  дрель  и  быстро  удалил  часть кирпичной   кладки,  зубильцем  зачистил,  подравнял. Получилась  небольшая  ниша  по  нижнему   краю  батареи.  -  Остается, Нинок,   положить  на  эту  полочку  наши  сокровища,  сокрыть  с  глаз  гипсом  или  цементом,  побелить  и  наклеить  обои.  Кстати,  где  твое  золото?  Или ты  не  доверяешь  его  этой   стене?  Не  бойся,  ласточка,  квартира  твоя,  и  знаем  о  заначке  лишь  мы  с  тобой.  Кто  останется  живой  ко  дню,  когда  надо  будет  курочить  стену,  тому  и  владеть  богатством.  Нуте-с,  милая,  тащите  нажитое  потовыми  железами!
       -Ты  странно  придумал,  милёнок.  Что  я  буду  рассматривать, чем  любоваться,  когда  прихватит   тоска? -  с  растерянной   грустью  обронила  Нина. – Эти  вещицы  грели  меня  в  такие  дни.  Неужели  нельзя  отложить  твою  прихоть  на  какое-то  время?
       - Это  не  прихоть,  это -  необходимость.  Золото  не  может  быть  целью  жизни,  миледи.  Купишь  себе  еще  побрякушек,  а  для  души   заведи  особенную  и  держи  при  себе,  грейся  ею.  Денег  на  то  хватает.  А  эти  надо  спрятать  и  замести  следы.  Промедление -  смерти  подобно,  как  верно   сказал  общеизвестный  мыслитель  в  кино, -  жестко  и  весело  взглянул  на  Мамону  Каин.
         -Да  я  так,  Георгий.  Взгрустнулось,  что  не  смогу  перебирать  железки.  Но  ты прав,  я  куплю  при  случае  замену.
       Нина  принесла  старенький  ридикюль  и  вытряхнула  груду  перстней  без  камешков,  колечек,  простеньких  сережек,  цепочек.
       -На  сколько  здесь? -  мимоходом  поинтересовался  адвокат Бугров,  укладывая  в  заготовленную  тару   неприхотливые  богатства  возлюбленной.
       - Должно,  тысяч  на  пятнадцать.  На  них  бирки  есть,  можно  прикинуть, -  флегматично  откликнулась  Мамона, зябко  поводя  плечами.
       - Дожили!  Сколько  имеем -  не  знаем.  А  говорили,  социализм  -  это  учет,  -  посмеялся  Каин.
       Он  уложил  в  нишу   коробочки,  закрыл  заслонкой  и  замазал  гипсом.
       - Мир  праху  сему! -  подвел  итог  Каин. – Я  загладил,  а  ты  забели,  закрой   обоями.  Чтоб  глазом  не  отличить  сделай.  Самолично!  Понимать  должна,  что  третий  тут   лишний.  А  мы  станем  дальше  жить  и  добра  наживать.
       И  дни  потекли  своим  чередом.
       Они  часто  ходили  в  люди,  но  не  в  рестораны,  не  на  семейные  торжества,  хотя  и  случалось  их  отмечать, -  они  посещали  филармонию  или  театр. Бугров  любил  классическую  музыку,  прекрасное  обожала  и  Мамона.  Особенно,  если  пройтись  в  антракте  в  фойе  театра  в  новом  наряде,  чтоб  мужики  шпалерами  падали  от  обалдения.  Выглядела  она  аппетитно,  слов  нет.  Потому  и  не  водил  Каин  её  в  кабаки  и  иной  мир,  где  могли  увести,  охмурить,  подпоить  и  использовать.
       -Я  не  боюсь,  мой  славный   шарик, что  тебя  уведут, -  молвил  он  как-то,  отбояриваясь,  когда  Мамона  просилась  в  ресторан.  -  Тебе  хочется  показаться  мужикам.  Понимаю.  Но, разглядывая  тебя,  мусора  срисуют  и  меня.  А  я  не  хочу  близкого  с  ними  знакомства.  В  общем,  ты  понимаешь  последствия.  Лучше  мы  сходим  на  вернисаж,  в  художественный  салон.  Там  тоже  водятся  мужики.  Интеллигентного  пошиба  и  даже  абстракционисты.  Сейчас  она  снова  в  моде.  У  молодых,  которым  жить  завтра.  Значит,  и    жизнь  завтра  будет…абстракция!?
       И  вот  сегодня  утром  Егор Бугров  приехал  с  печальными  глазами,  слегка  понурый,  словно  двинутый  в  подворотне  под  копчик.
       -У  тебя  неприятность? -  спросила  Мамочкина,  принимая  из  его  рук  розы  и  заглядывая  в  глаза.  Она  еще  не  понимала,  не  осмыслила,  что  втюрилась,  влюбилась.  Тревога  её  была  неподдельной. -  Большая  неприятность?
       Каин  приобнял  её  и,  игнорируя  вопрос,  попросил  выпить.
       -Прямо  с  утра?  А  как же  запах? Тебе  на  работу.
       -У  меня  работа…- Он  вяло  махнул  ладонью,  показывая,  что  с  этой   стороны  угрозы  не  ожидается. -  Твою  фирму  надо  срочно  законсервировать.  Что  накопилось  из  толкового  товара,  спихни  в  общую  продукцию  и  пусть  государство,  в  лице  покупателей,  целуют  тебя  в  ягодицы.  А  нет  -  спиши  в  брак.  Тебе  виднее.  Но  следов  не оставь.  Замрем  на  время.
       -Сигнал  тревоги? -  Она  озаботилась  мало,  скорее  возрадовалась.  Не  надо  будет  бояться.
       Милиция  положила  глаз  на  наш  магазин. Хорошо,  заведующая  навела  порядок  с  бумагами  и  с  товаром.  А  ты  у  себя  ничего  кардинально  не  меняй.  Впрочем,  можешь  сменить  модель  продукции.  Если  это  у  вас  практикуется, -  отдавал  распоряжения  адвокат,  прикладываясь  после  водки  к  минералке,  тоже  из  холодильника.
       -У меня  экспериментальный   цех, - напомнила  с  усмешкой  Мамона. -  В  последнее  время  мы  работали  над  новинкой.  Ассортимент  товара  надо  обновлять.  Запустим  её.
       -Прекрасно. Ты  наверняка  ведешь  записи  в  рабочем  календаре  у  себя  в  кабинете.
       Он  вопрошающе  уставился  на  неё.
       -Ты  имеешь  в виду  настольный  календарь-дневник?  Конечно, -  подтвердила  Нина  Андреевна.
       -И  ты  можешь где-то  раньше  отметить, скажем,  сегодняшним,  а  еще  лучше,  вчерашним  числом,  что  внедряется  новый   фасончик?  И  этот  листок  особо  пометить,  -  нажимал  голосом  Каин,  позывая  наперсницу  думать.
       -Там  есть  указание,  что  как  раз  вчера  мы  должны  были  запустить  «бикини»,  но  в  срок  не  уложились.  Нам  и  завтра  не  с  руки,  но  придется.
       - И  всё  это  у  тебя  помечено  в  календаре?  Ты  не  измышляешь?! -  чуть повеселел  Егор  Бугров.
       - И  не  только  у  меня.  В  плане  директора  это  идет  особой  графой.  И  за  срыв  графика  я  вчера  получила  устный  втык  от  моей  патронессы.  -  В  ответ  ему  улыбнулась  Нина  Мамочкина,  тоже  начинающая  понимать,  что  кое-что  складывается  на  их  пользу.
       Во  всяком  случае,  о  том  говорил  торжествующий   взгляд  адвоката.
       -Фортуна  пока  что  к  нам  передом,  сладость  моя!  А  потому,  когда  случиться  тебе  отвечать  на  вопросы  людей  из  карающих  органов,  не  ври.  Излагай  правду,  одну  её. Кроме  той,  какую  им  знать  не  надо.  О  левом  товаре  они  могут   лишь догадываться  и  потому  факты  нам  надо  придержать.  Пускай  роются  в  бумагах.  Ты  не  знаешь,  куда  увозят  товар.  Это  других  ума  дело.  Знаю  я.  А  я  твой   сожитель.  Мы  думаем  поже-ниться,  но  подвергаемся  испытанию  временем. Запомни:  сожитель!  Хотя  они  могут  назвать  наши  отношения  иными  словами.  Простим  их,  они  циники,  у  них  дрянная  работа. Вдруг  спросят  тебя  о  том  мужике,  что  диванчик  тебе  на  квартиру  затаскивал,  скажешь,  неведом  тебе,  я  нанимал.  И  все  тревоги  по  боку. А  сегодня  мы  прошвырнемся  с  тобой   в  филар-монию  или  в  театр.  Куда  тебя  больше  тянет?
       Ниночку  потянуло  в  постель.


                ____________________   ***   ___________________
       Капитан  Володин  и  старший  лейтенант  Зиновьев  работали  в  спарке  и  пока  что  взяли  под  наблюдение  магазин  «Силуэт»   и  тщательно  записали  рабочий  день  и  контакты.
       Володя  Зиновьев  был  подхватной  и  изобретательный,  а  потому  оставил  за  собой  магазин  и  клиентов.
       Прежде  всего  удалось  установить,  что  в  салоне,  тотчас  после  скандала,  перестали  продавать  товар  из-под  прилавка,  откуда  и  пошло  дело.  Старлей  тут  же  перенес  центр  тяжести  наблюдения  на  задворки,  но  и  при  пристальном  внимании  не  было  установлено  возвращения  товара  из  магазина  на  фабрику.
       «Это  хреново, Владимир  Иванович! -  сказал  себе  Зиновьев. -  Прохиндеи  имели  два  комплекта  накладных,  мы  их  вовремя  не  проверили,  и  теперь  они  торгуют  левым  товаром  открыто  или  вынесли  его  в  сумках.  Тогда  как  нам  не велено  их  трогать,  дабы  не  сломать  «хатки».  Но  что-то  сдается  мне,  что  они   уже  легли  на  грунт.  И  все  труды  наши  теперь  даже  на  благодарность  не  потянут.»
       Старлей  посадил  в  зал  своих  общественных  помощниц,  сам,  меняя  грим  и  выдавая  себя  то  за  студента,  то  за  пижона  с  благородными  сединами,  посетил  салон-магазин  несколько  раз  за  неделю  и  смог  установить  незыблемость  расписания  и  разнокалиберность  клиентов.
       Общественницам  Зиновьев  поручил  купить  пару  костюмов,  обещая  их  тут  же  сдать,  если  окажутся  не  по  вкусу  или  качества  ниже  желанного.
       Покупка  оказалась  с  фирменным  знаком  нашенской  шмотки  и  качеством  удовлетворяла  самые  смелые  притязания.
       - Ну  что? -  сказал  старлей  своим  девахам. – Фирма  веников  не  вяжет.  Будем  сдавать  товар  обратно,  толкнете  с  небольшим  наваром  подругам  или  наденете  на  себя?
       Вещи  были  стоящие,  но  даже  двадцать  рублей,  какие  можно бы   взять  «сверху»,  не  вдохновили  на  сделку,  и  общественницы  оставили  «шмотки»  себе.       
       А  несколько  дней  наблюдения  ничего  не  прибавили,  и  в  иных  «фигурантах»  как  был,  так  и  остался  шофер  «пирожка»,  на  каком  привозили  в  магазин  товар.
       По  вечерам, когда  капитан  Володин  и  старлей  «подбивали  бабки»,  Зиновьев  сокрушенно  вздыхал.
       - Как  простых  лохов  обули  нас  в  лапоточки, Лёнечка. Проворонили  мы,  лопухнулись,  мух  промухали.  Надо было  начхать  на  инструкции  и  снять  остатки  в  первый  день.  И  продавщицу  прищучить  можно  бы!  А  теперь  фиксируй  пустой  след  и  идиотскую  улыбку  этой  сучки  из  магазина-салона. Ну?!  Разве  у  тебя  лучше?
       У  капитана  на  фабрике  тоже  складывалось  ни  в  дугу.  Всё на  виду.  Люди  работали  и  даже  вкалывали,  вязальщицы  улыбались  молодому  и  незнакомому  мужчине  и  делали  глазки.  И  даже  рассказывали  и  показывали,  где  начальница  и  бригадирша,  кто  кладовщица  и  угощали  газводой.
                Но  тут  он  сам  виноват.  Не  догадался  попроще  выдумать  «профессию»,  и  местную.  Не  сразу  бы  лезть  в  женский   коллектив,  едва  миновав  проходную.  Да  еще  с  ним  приперся  сам  начальник  охраны  для  полноты  картины. А  как  же?  Из  областной  инспекции,  кадр!
       А патронесса,  начальница  цеха  Юлия  Антоновна  Носова  в  дела  произ-водства  особенно  не  вникала,  это верно.  но  и  должность  с  себя  не  снимала.  И  про  нового  человека,  появившегося  в  цеху,  ей  доложили  тут  же.  На  мужика  она  захотела  взглянуть  лично.  И  самолично  стала  ему  объяснять  и  показывать,  внушая  мысль,  что  тут  хозяйка    она  и  никто  больше.
       -Ах,  Леонид  Сидорович! Что  ж  вы  хотите?!  Чтобы  наша  женщина,  да  не  потянула  этот  воз  работы?!  Вы  поглядите  на  наших  красавиц!  Чтобы  с  ними  я  завалила  план?!  Смотрите,  вникайте  и  попробуйте  найти  изъяны!  Уверяю  вас,  это  вам  не  удастся.  Вы  из  пожарной  инспекции?  Сейчас  я  в  помощь  вам  подключу  наших  активистов,  наших  общественниц  и   вы  обойдете  весь  цех,  заглянете  во  все  углы.  Мы  ничего  от  вас  не  скроем.  Мы  открыты! -  вещала  она,  садясь  за  телефон  и  поднимая  на  ноги  всех  свободных  мужиков  фабрики,  начиная  от  комсорга  и  кончая  замдиректора  по  хозчасти.  Свою  бурную  деятельность  она  показать  умела.
       В  результате  Володин  про  себя  ругался  и  с  унылой  улыбкой  болтался  по  цеху  в  окружении  добровольных  помощников.  И  потерял  драгоценное  время.
       А  когда  раскусил  суть  работы  этого  хитрого  цеха,  когда  узнал,  что  всё  дело  ведет  Нина  Андреевна  Мамочкина,  -  уже  поздно.  Нет,  ничего  в  сущности  не  изменилось  в  отлично  налаженном  механизме  цеха,  всё  шло  своим  чередом.  Вязальщицы  производили  товар  повышенного  спроса,  его  отвозили  в  «Силуэт»  и  быстренько  продавали.  Но  товар  был  плановый!
       Правда,  мымра  продавщица  несколько  раз  отпускала  товар,  наверняка,  из-под  прилавка,  нарочно  нарываясь  на  скандал. Ловить  на  мелочи  её не  хотелось  и  капитан    пожимал  плечами,  слушая  Зиновьева.  Он  понимал,  что  под  их  подставляют  под  конфузию.
       В  очередной  раз,  на  докладе  начальнику  отдела,  Володин  изложил  свои сомнения  подполковнику. 
       Курагин  поежился,  чуть  шире  открыл  глаза  и  потрогал  усы.
       - Значит,  ты  полагаешь,  что  где-то  раскрылись  и  спугнули  мышку.  И  не  допускаешь  мысли,  что  хороший  теневик   сможет  снимать  левые  деньги  открыто?  Они  что,  срисовали  вас?  Вы  им  позволили?
       -Да  нет.  Насторожить  мы  их  не  могли.  Если   тот  скандал  с  покупательницей  их  не  спугнул,  они  работают  в  прежнем  режиме. Мы   не  заметили  никаких  отклонений,  нервности,  а  вот  какой-то  азарт  я  увидел.  Хочется  им  доказать  нам  чего-то.  Свою  невиновность,  что  ли.
       -Ты  предлагаешь  свернуть  работу.  Тащим  пустышку?  Тогда  как  быть  с  выводом  экспертизы?.. Они  отлежатся,  и  когда  увидят,  что  колпак  снят,  запустят конвейер  на  полную  мощь.  Ты  это  хочешь  им  позволить?
        Подполковник  Курагин  малость  нервничал  и  потому  двигал  по столешнице  руками,  перекладывал  карандаши  и  ручки,  бумаги,  скучнел  лицом,  ощущая  приближение  в  заднице  боли. Геморрой  напоминал  о  себе  обычно  в  минуты  раздражения.
       -Пожалуй,  они  залегли.  Но  я  уже  подозреваю,  что  есть  члены  их  кружка,  -  позволил  себе  усмехнуться  Володин. – А  кружок  -  Мамочкина. В  экспериментальном  цеху  ничто  не  может  вариться  без   этого  технолога.  Надо  за  ней  понаблюдать.
       -Понаблюдай. Даже  если  она  выйдет  из  игры  совсем,  а  я  думаю,  что  это  так, -  от  неё  пойдут  круги  общения.  Определи  нового  для  себя  человека. И  зацепись  за  него.  Там  может  быть  только  один  член.  Вычлени  его.



                ГЛАВА   ЧЕТВЕРТАЯ

                ____________________   ***   _____________________
       Телефон  трезвонил  долго,  но  оттого  и  Стеблов  выбирался  из  постели,  натягивал  на  ноги  обиходные  штаны  и  шлепал  к  аппарату  не  торопясь, загодя  готовя  раннему  абоненту  разнос.
       -Ну?!  Какого  черта  в  такую  рань?! – грубо  пробасил  он  в  трубку,  уверенный, что  кто-то  ошибочно  поднял  его  с  кровати.
       Но  сон  и  сварливость  тут  же  с  него  слетели,  едва  услышал  он  на  другом  конце  провода  сиплый  голос  и  узнал  владельца.
       -Ты  не  нукай,  халдей!  И  просыпайся  мигом.  Разговор  нешуточный,  а  ты   в  дымину  пьяный.  И  еще  баба   под  боком!  Мне б  такую  житуху.
       - Какой  к  черту  -  пьяный?!  Ты  свои  штучки  брось,  Федя!.. Чего  надо?! -  спросил  Стеблов.
       - Всему  свое  время.  Тебе  во  сколько  на  службу? -  спросил  собеседник.
       -В  восемь.  А  то  не  знаешь!
       -Ага.  Значит,  в  половину  восьмого  будь  в  пивнушке  у  Клавки.  Похмеляться  станем  пивом.  Усёк?  -  безапелляционно  объявила  трубка   и  шмыгнула  носом  в  ухо  завгаражом  одной   из  автобаз  города.
       -Пиво  я  с  тобой  лакать  стану,  что  ли? -  сухо  спросил  Стеблов,  подозревая  худший  вариант  общения  с  бывшим  зэком.
       - А  то  с  кем? По  вечерам  ты  в  саунах  водку  да  коньяки  кушаешь,  шашлычками  балуешься.  А  тут  мы  с  тобой   утряком  кислым  пивом  пуза  пополоскаем!  Начальство  такой   кайф  имеет?!  То-то!
       - Тогда  приходи  в  забегаловку  к  семи.  Позже  я  не  могу.  Планерка  у  меня,  а  опоздать  нельзя.  Понятно,  Сиплый?!  -  с  большой   ненавистью  продохнул  в мембрану  Виктор  Степа-нович  Стеблов  и  бросил  трубку.
       Он  помял  под  рубашкой   живот,  заметно  уродливый,  делающий   его  рахитом.  Разглядывая  за  окном  желтую  и  большую  звезду,  вывел:
       «Вот  падла!.. И  занесла  меня  к  ним  чума!»
       В  пивную  он  прибыл  к  семи  часам,  с  точностью  короля.  Гадючник  уже  час  как  открыт  и  алкаши  кипешевали,  похмеляясь  вчерашней  кислятиной,  разбавленной   водой.  Спозаранку  здесь  собиралось  всякое  отребье:  воровская  мелкота, бичи,  бомжи  и  алкаши.  И  бездельники,  кто  рано  вставал  и  приходил  сюда  гнать  скуку  из  спортивного  интереса.  Под  сурдинку  курили,  гомонили  за  каждым  столом  особо.  На  таком  фоне  респектабельные  и  случайные  посетители  из  порядочных  выглядели  белой  вороной,  а  потому   старались  тут  же  унести  ноги.
      Клавка,  полнотелая,  лет  под  тридцать,  шатенка  с  оплывшим  жиром,  ярко  раскрашенным  лицом,  с  сигаретой  под  носом  пуговкой  и  с  голубыми,  кукольными  глазами,  работала  сноровисто. Очереди  у  неё   случались  редко,  разве что  под  конец  рабочего  дня,  когда  заваливали  сюда  идущие  со  смены  работяги  ближних  заводов.
       Потягивая  скверное  пиво  и  оглядывая  завсегдатаев,  Виктор  Степанович  с  тревогой  думал  о  цели  прихода  сюда  представителя  теневиков. Стеблов  и  сам  был  пешкой  у  той  братии,  поставляя  транспорт,  толком  ничего  не  ведал.  Не  успел  он  прикончить  бокал  и  толком  разглядеть  спивающегося  бомжа  Пингвина,  как  явился  Сиплый.
       -Ну, как  пивко?  Кислое? Махать  твою  стерву  на  блюдечках!- вместо  приветствия  возгласил  он,  пригребая  к себе  пару  бокалов.
       -Как  и  заказано, - отозвался  завгар,  тоже  не  здороваясь  и  лишь  коротко  взглядывая  на  посыльного. -  Холодное,  и  как  моча.
       -Ага,  ничтяк, - покивал  Сипунов  и  присыпал  край  кружки  мелкой  солью.  Стоял  декабрь,  но  на  дворе  мерзко,  сыро,  снега  нет  и  потому  Сиплый  в  кожаном  пальто  и  при  зеленой  шляпе,  с  галстуком  на  несвежей  рубашке.  Он  приложился  к  кружке  еще и сказал: -  К  завтрему   подбери  шоферюгу,  чтоб  съездил  в  Луковку.  Заявку  тебе  мясокомбинат  устроит.  Надо,  чтоб  водила  был  честняга  без  копоти  и  из  партийных.  Я  принесу  бумаги  попозже,  а  ты  ему  всучишь,  тоже  в  Луковке  сдаст.  Мусора  могут  охоту  устроить  за  машиной,  но  ты   не  боись. Твое  дело  башли  получать.
       - Ошалели   там,  что  ли?! -  Стеблов  с  недоумением  смотрел  на  посыльного. -  А  вдруг  парень  из  любопытных  окажется?!  Заглянет  в  кладь  и  схочет  поиметь  чуток  и  больше?!
       - Ну  и  пускай  берет.  Ему  отвечать  перед  мусорами.  Тебе  же  сказано:  водила  повезет  пустые  бланки!  Бля  трусливая!  Я  вот  скажу  Каину,  пускай  он  с  тобой  побазлает.
       - Вот  и  скажи!  Он  умный  жид.  Придумает  хреновину, а  мне  не  спи, -  шумел  под  нос  себе  завгар  Стеблов. Он  ни  на  миг  не  усомнился,  что  шофер  в  действительности  повезет  что-то  серьезное,  может  статься,  большие  деньги.  И  если  что…- Я  всего  поставщик  транспорта, а  мне  -  морока!  Где  я  вам  такого  водилу  подберу  быстро?
       - И  за  что  тебе  бабки  отслюнивают? – удивился  Сиплый.  -  В  зад  перо  и  всё  кино!  Не  я  твой  шеф,  что  ты  такие  вопросы  мне  в  рыло  суешь.
       - Какие  вопросы?  Какие  деньги?! -  зло  прошипел  Стеблов. -  Эти  деньги  не  стоят  тех  страхов,  что каждую  ночь  терплю.  Уж  лучше…
       Но  благоразумие  сдержало  и  он  осёкся. Платили  ему  все  же  по-царски  и,  считай,  ни  за  что. Так  что  отказываться  от  таких  денег   глупо. Была  ли  работа  водителям – нет,  он  своё  получал.  Да  и  работа   его  шоферов  за  рамки  Закона  не  выходила.  Стеблов  иногда  даже  задумывался: почему,  за  какие  труды  такие  деньги?!  За  красивые  глазки?  Потом  стал  догадываться,  что  теневики  держали  его  на  золотом  крючке.  На  всякий   случай.
       Не  теперь  ли  наступил   этот  случай?
       Отказаться?  А  как  отнесется  к  тому  Георгий  Исаевич?  Мужик  он  будто  на  лицо  добрый.  А  какой   внутри?  Сейчас,  правда,  газеты,  журналы,  телевидение  во  всю  трещат  про  борьбу  с  «нечистью»,  но…Георгий  Исаич  сам  адвокат,  юридический   кончал. У  него  всё   схвачено.  Как  бы   подтверждая  такие  мысли  бывший   зэк  Сиплый  недобро  оскалился.
       - Кончай  трепаться! Ищи  кандидатуру!  Пойми,  козел!  Наше  дело  башли  отрабатывать,  а  не  обсуждать  планы  стратегов  не  хилого  бизнеса!
       - Ругаешься  ты,  Федя,  жутко, -  покачал  головой  с  осуждением  Стеблов. -  А  ну  как  нарвешься  не  на  того  и  точно  получишь  в  лоб  или  пасть  порвут?  Оно  тебе  надо?  Вот  доложу  адвокату,  а  он  пускай   принимает  меры.  Ведь  наведешь  ты  на  нас  мусоров!
       - А  мне  драть  тебя  в  задницу!  Говори  и  адвокату.  Может,  поможет.  Но,  скорее  всего,  приключений  на  зад  добудешь.  Понял,  падла?!  И  задание  не  сорви! -  почти  прокричал  он  и  с  тем  покинул  забегаловку.
       На  Сиплого  Виктор  Степанович   все  же  пожаловался  и  Каин  вызвал  связника  на  рандеву.  Удобней  всего  встретиться  в  парке,  после  работы.
       Прописной  дождик  шелестел  в  черных  ветвях  голых  тополей  и  каштанов,  скрадывал  зряшный  свет  фонарей  на   аллее.  Ни  одной  души  вокруг,  кроме  них.               
       Каин  сразу  сунул  Сиплому  кулак  в  солнечное  сплетение.  Человек  для  особых  поручений  согнулся,  хватая  ртом  воздух, и  Бугров саданул  ему  в  челюсть,  выровнял.  И  придержал  левой  рукой  за  ворот  кожанки.
       - Добавить? -  спросил  он,  когда  взгляд  Федора  Сипунова  прояснился.
       - За  что?! -  просипел  тот.
       - За  всё  хорошее.  Чтоб  западло  не  строил,  как  говорят  на  зонах.  Когда  ты  кончишь  посылать  людей  на  три  буквы  и  в  иные  места?  Тебя  просили  быть  вежливым  даже  в  трамвае.  И  этот  пункт  оговорен  в  контракте.  Мы  деньги  платим,  Федя!  А  ты  можешь  на  нас  обратить  внимание  уважаемых  мусоров.  Или  ты  думаешь,  у  них  мало  работы?  И  потому   прошу  еще  разок:  пожалуйста,  не  посылай  никого,   никогда  и  никуда.  Ни  в   какие  дырки.  Ладно?
       И  с  тем  врезал  ему  между  глаз,  чтоб  троица  получилась.  Но,  правда,  помягче,  подушкой  ладони.
       Сиплый   вырвался,  отскочил  на  несколько  метров,  смотрел  зверем.
       -Ты  что,  Каин?!  Сколько  можно?  Ну  послал  я  Рахита,  так  он  заработал,  выдрючивался!
       -И  ты  заработал  и  знаешь  за  что.  Аминь! -  заключил  адвокат.  -  Иди  и  трудись  на  благо  славного  ордена  Сатаны.  И  учти,  два  срока  ты  отсидел,  а  третьего  не  будет.  Не  тот  случай.  Устроим  автокатастрофу  и  все  дела.
        -Чего  ужо пужатого  пужать?  Ну  понял  я,  иду.  Пивка  шарахну  и -  домой.
        На  том  и  разошлись.


                __________________   ***   __________________
       Воры  несколько  дней  выслеживали  базарного  барыгу  Пузыря  и  остались  довольны  результатом  визуальной  инвентаризации.  Мужик  был  безусловно  здоров,  весил  килограммов   сто  двадцать, а  то  и  чуток  больше. И  крутил  большими  деньгами.
       За  неделю (Стяг  вёл  учет  на  бумажке)  барыга  обложил  данью  двенадцать  машин,  тонн  по  пять  каждая,  с  картошкой,  восемь  грузовиков  с  капустой,  три  с  луком,  не  считая  мелочевки,  которая  учету  не   поддавалась.  Он  направлял  в  ларьки  при  рынке  мешочников  с  тачками  овощей,  тушки  свиней  и  телят, много  битой   птицы,  с  каких  он  имел  вместе  с  базарной  обслугой  хороший  навар.
       Помимо  трехкомнатной   квартиры  и  автомашины  «Волга»  имелась  у  Пузыря  на  окраине  города  дача.  Недавно  построенная,  в  два  этажа,  с  гаражом,  она  примыкала  задами  к  лесочку,  не  густо  поросшему  по  косогору.
       Это  особенно  порадовало  отставника  Стяга  и  он,  прихватив  полевой  бинокль,  забрался  на  крепкий  дубок   понаблюдать  за  распорядком   во  владении  барыги.
       Днем,  по  огороженному  высоким  и  бетонным  забором  участку,  в  четверть  га  землицы,  гуляла  без  привязи  овчарка.  Собака  соблюдала  приличия, где  ни  попадя  не  шастала,  грядок  не  портила,  а  трусила   вдоль  забора,  помечая  поднятием  ноги   всякий  столбик  и  деревцо  на  своем  пути.  Рослый  кобель  вполне  мог  порвать   ягодицы  любому,  кто  попытался  бы  обследовать,  а  то  и  «пошерстить»  дачку.  Другого  сторожа  не  надо.
       Других  жильцов  на  территории  не  наблюдалось  за  исключением  вечерних  часов  или   выходных  дней.
       В  дни  отдыха,  и  тоже   под  вечер,  базарный  перекупщик  привозил  сюда  выводок  детворы  с  дородной,  под  стать  себе,  половиной.  Два  пацаненка,  лет   восьми   -  десяти,  тут  же,  через  встроенную  в  задний  забор  калитку,  убегали  в  лес,  а  лет   шестнадцати  девица,  растелешившись  и  выставив  крутой   и  широкий   зад,  совала  голову   в  густую  ботву  растений,  помогая  матери  истреблять  неистребимого  колорадского  прожору.
       Пузырь  же  занимался  недоделками.  Вооружившись  пилой   или  молотком,  он  пилил,  стучал,  поливал  огород,  передвигаясь  по  двору  с  большой  потугой. Почти  голый,  в  одних  плавках,  Владислав  Аркадьевич  Куценко  походил  на  большого,  откормленного  на  убой  борова,  вдруг  вставшего  на  задние  конечности.
       Но  как  же  преображался  этот  медлительный  свинтус  по  будням,  когда  приезжал  сюда  после  трудов  рыночных  не  с  женой. С  другой   дамой!
       Он  как  птичка  махал  руками,  обнимал  кобеля,  бросавшегося  ему  на  грудь,  побежкой  торопился  открыть  дверь  пассии  в  хоромы  и  сам  забирался  в  грядки  сорвать  свежий   овощ  к  столу.
       Отставной   прапор,  наблюдая  в  бинокль   картины  быта,  удивлялся  прыткости  Пузыря  и  всегда  с  нетерпением  ждал  концовки.
       Сначала  те  обедали  на  открытой  веранде,  возлежа  на  плетенных  креслах  у  круглого  стола.  Употребляли  водку,  коньяк  и  пиво.  Затем  отдыхали,  болтая  о  чем-то  и  наслаждаясь  музыкой,  что  выдавал  магнитофон.
       Потом  наступал  час  любовных  потех,  но  это  Стягу   интереса  не  составляло.  Такие   игры  проходили  в  доме.  Один  раз  позабавился  отставник,  наблюдая,  как  Пузырь,  движимый  нетерпением,  посношал  свою  гостью  на  веранде,  пристроив  буквой  гэ  из-за  явных  неудобств. Да  и  то, прапор,  заглядывая  в  окуляры  бинокля,  видел  только  руки  партнерши  на  оградке  веранды,  да  пухлощекую  морду  Пузыря,  с  выражением  ярости  и  азарта,  выпрыгивающую  поверх  парапета.
       Но  вот  когда  парочка  покидала  гнездо,  было  иной  раз  на  что  посмотреть.  По  всему  выходило,  что  одалистка  тут  пролетала  и  за  жратву  и  общение  расплачивалась  натурой.  А  бывало,  доплачивала  и  деньгами.  При  этом  они  иной   раз   ссорились  из-за  тарифа,  и   однажды  чуть  дело  не  дошло  до  мордобоя.  Пузырь  замахнулся  на  бабоньку   кулачищем  и  та  со  слезами  достала  из  сумочки  и  швырнула  в  барыгу  несколько  ассигнаций.
      Тут  отставнику  всё   ясно  и  вопрос  оставался   открытым  в  одном:  где  деньги?
       Можно  было  пошарить  по  дачке,  но  мешала  собака.
       Когда  закончили  рекогносцировку,  собрали  сходняк.  Малый.
       Со  знанием  дела  докладывал  Стяг.  Понимая  свою  значимость,  он,  не  испрашивая  разрешения  у  Кифира,  налил  в  стакан  водки  и  промочил  горло,  тогда  как  остальные  воры  лишь  сглотнули  слюну, созерцая  нахальство  отставника.  А  тот  прихватил  с  тарелки  малосольный  огурчик  и,  смачно  похрустев,  возгласил:
       -Дело  на  мази,  братва!  У  Пузыря  деньги  есть  и  бабе  он  их  много  не  дает.  Я  видел,  швыряет  ей  мелочевку  на  хозрасходы  да  детишкам  на  мороженое.  На  даче  гараж,  есть  подвал,  где-то  там  и  искать  надо.  А  накоплено  у   него  порядком.  Я  прикинул:   барыга  сшибает  примерно  пару  кусков  в  месяц.  Понятно,  отстегнуть  надо  начальнику  базара,  шестеркам  губы   помазать,  то  да   сё.  Но  кусок  остаётся!  Придавить  его  надо  на  даче.  Дождаться,  когда  явится  после  работы  на  базаре  и…В  общем,  бабе  придется  дать  по  тыкве,  чтоб  шухера  не  устроила,  а  Пузырю - паяльник  в  зад,  если  неправильно  ответит  на  вопросы.  Это  предварительно  я  так   прикинул.  Одна  задачка  трудная  -  как  нейтрализовать  собаку?
       - Пёс  у  него  ученый? – задал  вопрос  Заяц.
       -А  хрен  его  знает.  Девка  палку  швыряла -  бегал,  принес  обратно.  От  своих  жрать  берет.  Пацаны  булку  с  колбасой  давали.
       -Есть  проверенный   способ  занять  собаку,  но  это,  когда   голодная, -  подал  голос  Филимон  Чапой,  поводя  водянистыми  глазами  по  столу,  на  котором  стояли  три  бутылки  водки  наизготове  и  закусь,  спроворенная  матерью Кифира. -  Надо  зажарить  кусок  мяса,  привязать  к  палке  колючей   проволокой  и  кинуть.  Покуда  кобель  станет  добывать  из-под  колючки  жратву  -  делай  что  хочешь,  не  оторвется.
       -А  если оторвется - задницу   порвать? -  вопросил  Кифир,  представив  себе  картину,  когда  псина  вцепилась  в  мягкое  возле  копчика  и  от  удовольствия   урчит.
       -Да,  что-то  понадежней  бы  надо.  Чтоб  тихо, -  заметил  Васька  Сова.
       -Бесшумно  не  снимешь  пса  с  охраны,  -  посожалел  прапорщик  Стяг. -  Если  б  кто  смелый  махнул  через  забор  да  по  черепку  псину  прутом  огрел  до  выруба.  Овчарка  всегда  бросается  на  жертву  молча.
       -Вот  ты  и  побудь  жертвой! -  ухмыльнулся  Митька  Кифир,  распахивая  губастый  рот. -  Тюкни  по  чердаку.
       -Погоди,  братва! -  сказал  Венька  Заяц  и,  на  правах  подающего   надежду,  тоже  прихватил  с  тарелки  огурчик  и  нацелился  глазом  на  водку.  Однако  ж  воздержался  от  наглости,  перехватив  недовольный   взгляд  хозяина  дома.  -У  дядьки  Гриши  есть  штука,  какой  он  на  племенной   станции  бугаев  успокаивает,  когда  они  бесятся.  Базок  его  на  том  краю  улицы.
       И  Заяц  ткнул  огурцом  в  пространство,  убоясь  недоверия  коллектива  подельщиков.
       -Это  как  в  кино  пуляют  в  тигров?! -  сразу  уточнил  Стяг.  -  Ампулы  из  ружья  с  усыпляющим  средством?!
       -Ну.  На  воздушку  ружье  похоже.  Раз – и  готов  бык!  Спит  богатырским  сном  целый  час, -  пояснил  Заяц.
       -А  дядька  не  зажилит  винтаря,  даст? – оживился  Кифир. -  Он  у  тебя  жмот.  За  деньги  у  него  покупать  на  время  ружье  или  как?  Он  же  почти  алкаш  при  казенном  спирте
       -Балыка  ему,  а  не  деньги! -  оскалился  Заяц,  становясь  схожим  со  зверьком.  -  Он  и  знать  не  будет!  Сходим  в  гости,  подпоим.  На  халяву  он  мастер  надраться.  А  как  заснет,  возьмем  ружье.  Ампулы  где  лежат,  я  знаю.  К  утру  покладем  ружье  на  место.
       -Решено! -  сказал  отставной  прапорщик. – На  ихних  дачах  телефонов  нету.  Воду,  газ  подали,  а  связь  к  концу  года  обещают.  Так что  мусоров  вызвать  нельзя,  если  что.
       И  все  же  Стяг  захотел  сначала  провести  шмон  на  дачке  без  хозяина.  Сразу,  как  уедет  тот  вечером  с  дачи  домой.
       -И  ружье  хитрое  надо  взять!  -  наказал  Кифир  Зайцу..  -  Как  без  него  с  собакой   договориться?
        На  дачу  проникли  со  стороны   лесочка.  Стяг  забрался  на  забор,  подсаженный   подельниками  и  пульнул  в  овчарку  ампулой.  Снадобье  ветфельдшера  дяди  Гриши  сработало  безотказно. Уже  через  несколько  секунд  взвизгнувший  пёс  улегся   спать.
       Работали  бригадным  подрядом,  сноровисто,  поставив  на  стрём  у  окна  на  втором  этаже  карманника  Чапого.  Тот  отличался  отменным  зрением  и  чутьем  на  «шухер».
       Когда  обыскали  подвал,  хозблок   и  кухню  и  ничего  не  нашли,  прошмонали  жильё. Кругом -  пустой  номер.  Сокрушаясь  и  матерясь,  сбились  на  верхнем  этаже,  в  большой  комнате,  где,  видать,  была  пуповина  дома.  Кифир  вслед  за  многими  огляделся  и  строго  сказал:
       -Покуда  не  найдем  башли,  чтоб  ни  одной  шмотки  не  трогать!  А  если  найдем -  бери,  кому  что  понравится.  Но  не  влететь  чтоб  потом  с  ней!
       Шарили  в  кабинете.  Когда  истекло  время,  отведенное  на  сон  овчарки,  Заяц  пошел  и  всадил  в  окорок  собаке  еще  порцию  снотворного.  Ампулы  спрятал  в  карман.
       Свечерело  и  воры  стали  отчаиваться  и  роптать.
        -Маг  у  него,  гляди,  какой! – позавидовал  Васька  Сова,  с  обожанием  поглаживая  бока  иноземной   вещи. – Он,  говорят,  целый  кусок  весит.  И  телевизор,  сука,  цветной  имеет!  И  в  столовой  серебра  навалом!
        - А  шмоток  сколько!  -  подключился  и  Филька  Чапой.-  Ковры  вон  ворсистые!  На  хате  вешать  некуда, так  он -  сюда!  В  рулонах  держит!  Да  тут  машину  надо,  чтоб  навести  порядок!  И  чемоданов  нет!
       -Точняк, Чапой!  Ты  прямо  - в  дырку! -  жестко  отреагировал  Кифир,  которому  подавали  намеки  на  большой  вывоз  товаров.  -  А  что? Закажите  машину,  и – грузи!  Но  сначала  найдем  башли.  Мы  зачем  сюда  пришли?  Думай,  братва!  Он  где-то  здесь  притырил  заначку.
       Вновь  принялись  шарить,  но  по  наказу  Стяга,  делали  аккуратно,  без  разгрома.  Все  вещи  ставили  на  место.  Сам  прапор  обстукивал  подоконники.  У  одного  задержался.
       -Здесь  пустота,  братва! -  И  приник  головой,  осматривая  и  ощупывая  руками  дерево.
       Все  бросились  на  голос,  даже  Чапой  вытянул  долгую  шею  и  уткнул  гляделки,  но  не  выдержал  и,  убежав  со  стрема,  приступил   к  кодле.
       -Филимон! -  прошипел  отставник,  вытаскивая  сбоку  никелированный,  с  головкой   шпунт. -  Назад,  сука!  Глядеть  за  калиткой!
       Чапой  с  кривой  мордой  разочарования  отступил  спиной,  смотрел,  как с  натугой  запасной   прапор  выдвигал  на  себя  тонкий   ящик,  наполненный  пачками  денег.
       -Ага!  -  обрадовался  Кифир. -  Нашли,  пала!  Выгребай,  прапор,  в  сумку.  Ишь,  насобирал  сколько!  Ладно,  потом  посчитаем.  Свет  выключи!  Кто  включил?!
       Он  слегка  растерялся  от  подвалившего  фарта, стал  егозить,  физиономию  его  перекосила  улыбка,  одна  из  глупейших,  какую  называют  счастливой.  И  это  эйфорическое  состояние  могло  сделать  из  него  придурка,  но  помешал  возглас  Чапого.
       -Шухер,  братва!  Пузырь  приехал!  Машина  у  ворот!               
       Стала  немая  сцена  и  тишина,  в  какой  отозвался  стук  упавшей  из  руки  Митьки  Кифира  сумки.
       Нашелся  один  отставник.
       -Он  сам? -  спросил  он  спокойно,  и  продолжал  перекладывать  деньги  из  ящика  в  сумку.
       -Кажись,  один. Больше  из  машины  никто  не  выходит.  Закрыл  дверцу, -  тихо  доложил  Чапой.
       -Заяц!  Еще  ампула  есть? -  Прапор  повернул  напряженное  лицо.
       -  Еще  две.
       -Давай  вниз!  Как   войдет  во  двор  и  станет  закрывать  калитку, стреляй  в  спину.  Он  жирный,  до  кости  не  достанет.  Прикрой  его,  Сова! – распорядился  Стяг.
       -Надевай   чулки  на  морды! И  спокойно, братва!  - приказал  оправившийся  от  шока  Кифир. -  Держи  деньги, Сова!  Я  сам  пойду  с  Зайцем.  И  приготовить  перья.  Если  что,  возьмем  в  ножи.
       Отставной  прапор,  ощупывая  что-то  за  спиной  под   рубахой,  заторопился  к  Чапому  глянуть  в  окно.
       И  смотрел,  как  в  кино,  на  воплощение  своего  плана.
       Всё  получилось,  потому  что  Пузырь  не  подозревал  напасти  и  был  слишком  неповоротлив,  и  приехал   один.
        Вразвалочку,  с  великим  трудом  перемещал  он  грузные  свои  телеса  от  машины  к  воротам,  боком  протискивался  в  калитку,  отступив  задом,  закрыл  её  и  собрался  открыть  ворота.  И  вот  тут,  чуть  ниже  лопатки,  вонзилась  в  него  игла  ампулки.  Барыга  не  сразу  смог  завернуть  за  спину  руку,  чтобы  нащупать  напасть.  Выпучив  глаза,  сделал  пару  шагов  вдоль  асфальтовой  площадки  и,  закручиваясь,  плашмя,  пузом  свалился  в  цветник.
       Бывший  прапор,  проследив  за  действом, облегченно  вздохнул  и  поведал  худому  щипачу.
       -Алес  звиздец!  Надо  рвать  когти.  Ковры  тащить  тяжело  и  наглядно,  а  маг  забери.
       А  сам   вернулся   к  окну  и  установил  на  место  поддон,  из  которого  выгребли  деньги,  загнал  на  место  штырек.  Оглядел  внимательно  комнату,  проверяя,  чтоб  не  было  явных  следов  их  присутствия.  Чтобы  не  сразу  понял  базарный  барыга  Пузырь,  что  попал  в  переделку.  Отставник  распотрошил  на  пол  беломорину,  растер  туфлей  и  заторопился  вон.
       Воры,  все  в  темном  и  в  дамских  черных  чулках  на  мордах,  кучковались  на  веранде,  выглядывали  во  двор  и  ожидали,  верно,  Стяга.  Тот  ухмыльнулся, хлопнул  по  плечу  Зайца,  тихо  сказал:
       - Забери  ампулу. Да  не  боись,  он  спит  как  хорек.  И  все  за  забор!  Там  табачком  просыпать,  чтобы  лягавые  не  взяли  след.  -  Выйдя  во  двор,  посмотрел  на  тушу  барыги  среди  повергнутых   цветов,  с  ухмылкой   качнул  головой. – Баба  ему  за  цветы  вломит. Ну  и  он  на  жопе  волоса  рвать  будет.  Потом!  Инструмент  никакой  не  оставили?  Тогда  пошли!
       Деньги  они  поделили  при  свете  фонарика,  в  лесу.  Не  удержались.  На  рыло  досталось  по  три  с  довеском  куска,  включая  Стяга.  Воры  оценили  его  расчетливый   ум  и  тем  повязали.  А  магнитофон,  забаву  для  них  новую,  порешили  покуда  оставить  на  хазе  у  Кифира  для  общего  пользования.

                ____________________   ***   ____________________
       Базарный  барыга  Куценко  проснулся  оттого,  что  повизгивающий  Гром  лизал  ему  физиономию. Язык  у  пса  шершавый  и  мокрый,  а  голос  выдавал  боль. Раскалывалась  голова  и  у  Пузыря.  Он  отмахнул  овчарку  и  взялся  за  лоб.  И  тогда  только  широко  распахнул  глаза  и  стал  осмысливать  ситуацию.
       Он  лежал   среди  цветов,  вокруг  темень  и  в  ней  с  трудом    угадывался  силуэт  его   коттеджика.  Кряхтя  и  отдуваясь,  барыга  повернулся  на  спину  и  сел  на  задницу,  затем  с  большой  натугой   поднялся  на  ноги  и  огляделся,  определяясь.
       Чудно,  но  ничего  не  вспомнилось.  Он  стоял  во  дворе загородной   резиденции  на  краю асфальтовой  площадке,  пёс  прыгал  ему  на  грудь  и  отчего-то  скулил. В  окнах  дома  света  не  было.
       И  не  должно  быть!  Теперь  он  врубился.  Пузырь  поругался  с  женой  и  поехал  ночевать  на  дачу. Как  иногда  бывало  и  прежде,  он  сначала  поискал  на  ночь  «телку».  Но  из проверенных   профур  свободных  не  было,  а  брать  первую  встречную  барыга  опасался.  Чтоб  не  прихватить  гонорею,  а  то  и  всемирную  чуму,  какая шастала  уже  и  по  широким  просторам  чудесной   родины.  С  невезухи  Слава  Куценко   выпил  в  кафешке  сто  пятьдесят  коньяку,  бутылку  взял  с  собой, и  на  дорожку  повторил,  посошок  принял. И  всё  было  в  норме,  кажется, доехал  сюда  он  спокойно,  мусора  его  не  тормозили.  И  вот  приехал,  вошел  в  усадьбу  и …
       Голова  вот  раскалывается.  Давление.  Сколько  ему  твердят  доктора  и  жена,  что  при  его  комплекции  лакать  сверх  нормы  опасно  для  естества.  А  норма  его  -  бутылка.
       «Всё,  пора  завязывать  с  перегрузом, -  сказал  себе Пузырь  и  подался  к  машине,  но  нашел  её  почему-то  не  в  гараже, а  за  двором.  – Вот  еще  причина,  по  какой  надо  подвязывать  хотелку.  Оставил  «волжанку»  без  присмотра.»
       И  стал  нашаривать  ту  самую  бутылку,  какую  брал  про  запас,  чтобы  теперь  подлечить  голову.  Но  бутылки  в  «бардачке»  не  оказалось.
      «Неужели  выпил  по  дороге? -  удивился  барыга,  зная  за  собой  такую  слабость -  пить,  когда  хотелось. – Так  не  пил  же,  помню…Или  не  помню?  Начинает  ехать  крыша?!»
       Он  загнал  машину  в  гараж  и  поднялся  в  дом.  Включил  свет  и  телевизор  и  прошелся  к   холодильнику  добыть  там  пива.  Нагрелся  и  взревел  на  полную  мощь  телевизор.  Пузырь  убрал  звук  в  «ящике»  и,  держась  рукой  за  затылок  и  прикладываясь  к  бутылке  с  пивом,  прошелся   в  комнате.  Глаза  бесцельно  блуждали  по  предметам  и  чего-то  привычного  не  находили.  Не  хватало  чего-то  в  доме!
       Магнитофона  не  было!
       Его  шатнуло  на  сторону  от  сознания,  что  пропало  его, личное!
       «Или  я  вертанулся?.. Курва  какая  была  на  случке  и  прихватила  на  память?.. Подарить  я  не  мог.  Это  уж  ху…дожник  пускай  дарит.  Миллион  алых  роз.  Деньги!  Деньги  целы?!
       Он  кинулся  к  тайнику,  вскрыл  подоконник  и  застыл  изваянием.  Ящик  осиротел.
       «Курва!  Сука! ****ь!  Говно!.. Кто  деньги  стырил?!  Когда?!  Я  же  был  здесь  с  этой  лярвой  из  овощного,  с  Алкой!  Заехали   перепихнуться.  Она  подставилась  без  выпендросов  и  долю  прибыли  отсчитала.  Не  мог  я  при  ней  ящик  открыть,  чтоб  в  заначку  упрятать  пару  сотен!.. Отвез  её  обратно,  после   поехал  к  себе.  Поругался  со  своей   коровой…И  вернулся  сюда…Кто  стырил  башли»?!
       В  ярости  Пузырь  толкнул  пустой  тайник  на  место  и  врезал  кулаком  по  плахе  подоконника. Кулак  и  дерево  выдержали,  а  сам  - нет.  Он  пошатнулся  и  сунулся  головой   в  стекло.  Там   образовалась  дырка,  с  морды    хлынула  кровь.
       Впрочем,  порезался  не  сильно,  но  кровь  остановил  с  трудом,  после  многих  доз   воды   в  ванне  и  заклеиваний  физии  газетиной.  Зато  успокоился,  вдруг  обнаружив,  что  боится  умереть  даже  из-за  денег.
       «Думать  надо, Слава, вычислить  эту  сволочь.  Шалашовка  могла  взять,  она  жадная  на  башли… Но  она  сюда  не  заберется  без  меня!  Гром  бы  ей  и  жопу,  и…Нет,  здесь  поработал  кто-то  ушлый.  А  может, и  не  один…Если  сам  не  отдал  кому…А  что?  Пьяный  был.  Проследили,  шырнули  иголку  с  «сывороткой  правды»,  как  пишут  в  прессах… В  кино  показывают,  шпионы  хрен  знает  какие  штуки  вытворяют.  Не  хочешь,  а  правду-матку  выложишь  вместе  с  бабками.. Или…»
       Вновь  и  вновь  возвращался  Куценко  к  мысли  о  шизофрении.  Почему  провалы  в  памяти,  отчего  вырубился  и  спал  на  клумбе?  Куда  подевался  магнитофон?
       Свихнуться  он  тоже  поостерегся  и  потому  заставил  себя  найти  и  принять  таблетку  от  головной  боли  и  лечь  спать.
       «Утром  я  наведу  справки», -  уговаривал  он  себя.
        Проснувшись,  для  начала,  он  похмелился.  Голова  не  болела.  Хорошие  мысли  могли  явиться  во  взбодренную  голову,  но…не   явились.  Саднящей  занозой  сидела  одна  мысль -  о  пропавшей  заначке.
       Тогда  Пузырь  обследовал  дачу,  надеясь  найти  следы  воров,  но  не  будучи  следопытом,  ничего  не  нашел.  Впрочем,  работники  славной  милиции  тоже  могли  оконфузиться.  Отпечатков  рук  воры  не  оставили,  Стяг  научил  подельщиков  их  скрывать,  а  следы  ног…С  утра   занялся  дождик,  теплый  и  летний,  правда… А  от  собак  сгодился  табачок.
       Барыга  поехал  к  себе  на  рынок  и  очень  обрадовался,  когда  пришел  к  нему  старый   знакомец  из  медвытрезвителя,  старлей  Гриша  Травкин,  с  которым  пристрастились  они  под  сурдинку  вкушать  от  Бахуса.
       Травкин  когда-то  работал  в   уголовке,  но  за  что-то  был  понижен  в  звании  и  отчислен,  и  едва-едва  зацепился  за  медвытрезвитель.  Уходить  из  карающих  органов  не  хотелось.  Здесь  была  власть,  а  где  она,  там  и  всё   прочее,  обеспечивающее  довольно  привольную  жизнь.  Рыба,  и  та  ищет,  где  глубже,  а  человек  дурнее?
       Старлей  знал  о  жизни  много  и  потому   позволял  себе   якшаться   с  барыгой.  Денег  Пузырь  Григорию  не  давал,  не  приучил  от  начала  знакомства  к  глупости,  но  выпить  наливал  всегда  и  пойла  не  жалел  для  полезного  человека.  Старлей  иногда  давал  хорошие советы.  Потихоньку  они  многое  друг  про  друга  узнали,  изливая  скопившиеся  на  душе  болячки,  и  теперь  бывали  откровенны  на  столько,  что  могло  быть лишь  меж  дружбанов.  Впрочем,  Травкин  был  все  же  «мусором»,  а  потому  и  хитрил,  и  свое  оставлял  себе.  И  денег  у  Пузыря  никогда  не  требовал  и  не  просил.
       Он  ввалился  в  комнатенку,  что  снимал  для  своих  нужд  барыга  у  завмагши  хозтоваров,  и  удивился  подавленности  собутыльника.
       -Ты  чего,  Слава,  невесел,  чего  морду  так   повесил?  Или  рожу  кто  наквасил,  или  роги  поломал?  Жена,  небось,  турнула  с  постели,  не  дала  голод  члена  утолить?!  Выше  нос,   найдем  замену!
       -Тут  не   морду,  и  нос  повесишь,  а  и  сам  удавишься, -  неохотно  пробурчал  базарный  барыга,  который  все  же   числился  бригадиром  грузчиков.  И  с  надеждой  взглянул  на  веселого  милиционера.  -  Пить  будешь?
       -А  за  каким  хреном  я    приперся  сюда.  У  меня  дел  по  горло,  а  выпить  охота.  И  дождь,  сволочь,  как  заладил  под  утро,  так  и  изводит  нудьгой.  И  на  душе  черно,  обмыть  бы  душу! -  ответствовал  старлей.
      Гриша  Травкин  пожал  пухлую  и  безвольно-мягкую  ладонь  бывшего  боксера,  устроился  у  легкого  столика,  крытого  пластиком  и  наверняка  умыкнутого  из  ближайшей  столовой.  Барыга  поставил  на  столешницу   пару  стаканов  с  томатным  соком  и  пустые  стопки.
       -Водку,  коньяк? -  спросил  он  старлея.  И  подался   к  холодильнику.
       -Коньяк  мне  по  штату  не  полагается. Будет  повод,  выпьем  и  его.  А  покуда  давай   водки.  Она,  родимая,  нам  по  нутру.  И  зажрать  чего-нибудь  добудь. Завтракал  плохо,  ничто  не  идет  без  выпивки, -  ёрничал  Травкин.
       Барыга  Пузырь  сгоношил  простую  закусь  из  колбасы  и  сыра  на  кусочках  чернушки,  присовокупив  несколько  чебуреков  из  пакета  на  подоконнике.  Там  он  завтракал  со  своими  жоржиками  и  выпивал,  доводил  голову  до  кондиции,  чтоб  варила.  Теперь  выпил  со  старлеем.  Посидел,  прислушиваясь  к  себе,  но  ничего  не  прибавилось:  ни  силы  в  жилах,  ни  ума  в  голове.  Закурил  сигарету,  двинул  пачку  приятелю.
       -Ну,  жалуйся, - сказал  Гриша  Травкин,  пуская  через  ноздри  две  ядреные  струи. -  Я  готов  слушать.  Что  стряслось?
       Базарный  работник  поднял  на  него  водянистые  глаза,  в  сомнении  поднадул  щеки.  Открываться  не  хотелось,  но  надо.  Кто  еще  советом  поможет,  как  не  бывший  опер?  Говорят,  у  него  ума  палата  и  начальство  с  ним  расставалось  неохотно  и  под  большим  нажимом  сверху.  Ходили  слухи,  струхнул  Гриша  в  одном  деле,  не  полез  дуриком  под  пулю.  Полез  другой,   его  похоронили.  А  этот  вот  он,  сидит  веселый.
       Официально  обращаться   в  органы  Пузырю  не  хотелось,  не  с  руки.  Спросят,  где  деньги  взял,  и  сколько  было?  Докажешь  им,  что  семнадцать  кусков  с  привесом  не  украдены,  а  нажиты  потом  и  игрой   ума  и  мускул  рук?  И  если  найдут  вора  - денежки  плакали,  конфискуют.  Да  еще  и  срок  припаяют.  За   «игру  ума»
       Куценко  плеснул  себе  еще  водки,  хлебнул  для  решительности и,  заглянув  в  распахнутые  глаза  старлея,  проронил:
       -Деньги  у  меня  на  дачке  стырили. Заначку  увели.
       -Много?  - Слабая  усмешка  не  сошла  с  сочных  губ  работника  медвытрезвителя.
       -Все.  Полкуска  в  дверце  машины  вожу  на  всякий   пожарный,  они  и  остались. – Пузырь  тяжело  вздохнул.
       -Подозреваешь  кого?
       Гриша  Травкин  тоже  налил   и  в  особицу  выпил.  Закусил  сыром.
       -Всех! -  изрек  Куценко  категорически.
       Старлей  усмехнулся  во  весь  широкий  рот.
       -Выходит,  и  меня.  Тогда  в  милицию  обращайся. Я  деловые  советы  даю,  а  вот  там... задают  вопросы.
       -Так  они,  если  найдут  бабки, - конфискуют! -  потеряно  скривился  Пузырь.
       -Козе  понятно.. Трудом  неправедным  нажито. Про то  и  в  Библии  писали.  Денег,  выходит,  было  не  мало,  а  ты  мне  лапшу,…-  с  сарказмом  изложил  Травкин.
       -Да  что  за  деньги,  три  куска!  -  быстро  сказал барыга,  убирая   взгляд  на  сторону.
       -Три  куска  не  конфискуют.  Но  и  не  найдут.  У  них  делов  и  без  того  навалом, -  заверил   старлей  Гриша.
       -И  что  делать? -  Владислав  Аркадьевич  Куценко  уронил  на  край   стола  кулак,  но  аккуратно,  чтоб  не  опрокинуть  со  столешницы  выпивку. -  Плюнуть?
       -Можно  плюнуть, а  можно  и  подумать,  -  откровенно  усмехнулся  милиционер.
       -Тебе  легко  лыбиться,  не  у  тебя  заначку  стырили.
       -Ты  чего  злишься? -  завелся  и  Травкин,  вновь  протягивая  руку  к  бутылке. – Ты  просишь  совета,  я  тебе  даю.  Причем  лишь  за  выпивку,  за  бесплатно,  считай. А  над  вопросом  надо  думать.
       - А  ты  поможешь  думать?  -  теперь  тоже  с  усмешкой  вопросил  Пузырь.
       Ему  не  сиделось,  он  ёрзал  огромной  задницей  в  спортивных  штанах  на  малом  сидельце  стульца. И  руки  его  беспомощно  хватались  то  за  замок  курточки,  то  щупали  шапочку  на  голове,  тоже  синюю  и  тоже  «адидас»,  недоступную  многим.  А  потом  ухватил   стакан  с  остатком  томатного  сока  и  выпил
       -Думать  я  тебе,  помогу,  Славик. А  как  же?  Но  тебе  рассказать  мне  придется  всё,   как  духовнику  на  исповеди. Как,  если  бы   я  был  самим  Шерлоком  Холмсом  или  твоим  подельником. У  меня  тоже  есть  метод   дедукции,  и  я  смогу  спросить,  если  знаю,  с  кого, -  заверил  старлей  Травкин.  -  Но  не  бесплатно,  потому   как  это  уже  не  совет,  а  работа.
       - Что  ж,  тогда  слушай.
       И  базарный  барыга  поведал   работнику  вытрезвителя  свою  одиссею  за  прошедший  день,  прибавив  в  конце.
       -Утром  смотрел  я,  докладывал  в  тайничок  башли,  деньги  все  были  на  месте.
       -И  жену  свою  ты  от  подозрений   уводишь?  Считаешь,  не  могла  она  наложить  руки  на  кучу  денег.
       -Да  не  знает  она  про  мою  особую  заначку!  Я  её  приучил  к  мысли,  что  с  деньгами  у  нас  всегда  напряженка.  Хватает  на  молочишко  детишкам,  да  нам  на  масло  к  белой  булке! -  сказал  запальчиво  Пузырь. – Рисоваться  в  наши  дни  опасно.  В  роскоши  моя  баба  не  купалась!
       -А  профур  часто  возил  на  дачу?  Могли  они  подглядеть,  а  ты  -  хвастанул  ненароком?  -  допрашивал  Гриша  Травкин. -  Бабы  способны  раскинуть  очень  тонкую  паутину,  когда  ты  хочешь  и  сильно  пьян.  Сам  не  раз  вытряхивал  карманы,  чтоб  сделать  им  приятно. Тайник  не  могли  случайно  нащупать?  Когда  ты  спал,  а  они  любовались  богатством  любезного  друга.  Ты  его  сгоношил  по  уму,  на  глазах,  считай,  а  хрен  увидишь. Или  умный  человек  следил  за  тобой  и  выследил.
       - Ты  хочешь  сказать…
        - что  надо  очертить  круг  подозреваемых. Я  не  волшебник,  а  простой  мент  и  пользуюсь  логикой.  Твоего  человека  можно  вычислить,  если  это  люди  не  со  стороны.
       - Так  давай  вычислять! – вскипел  и  почти  закричал  Пузырь. – На  дачу  кроме  меня  самолично  никто  пробраться  не  мог!  Ни  жена,  ни  любая  баба.  Забор  высокий  и  Гром  с  любого  штаны   сдерет. Он  признаёт  одного  меня.
       - Дачку  твою  посмотреть  в  упор  можно?  Чтоб  удостовериться  в  твоих  уверениях. Машина  на  ходу?  У  меня  пара  часов  есть  в  запасе, -  сказал  старлей  и  взглянул  на  наручные  часы.
       - Поехали.  С  тобой  нас  мусора  не  повяжут?
       - По  пути  остановишься  у  шашлычной. Пивка  хряпну,  -  вместо  ответа,  повелел  Травкин.
       На  даче  Гриша  старлей  сначала  обошел  подворье,  особо  внимательно  оглядел  зады,  забор,  примыкающий  к  нему  лесок.
       - Ты  хорошо  придумал,  асфальтовые  дорожки  вдоль  забора  проложить, -  проворчал  Травкин.  -  И  тебе  хорошо,  и  ворам  удобно.  А  тут  дождик  с  самого  утра  с  перерывами  мочит.  Всё  смыл,  что  могло  сохраниться.  Но  если  через  забор  лезли – не  дураки.  Чисто  сработали.  И  с  собачкой  договорились.  А  как?  А  ну,  давай   взглянем  на  песика.  По  черепку   его  не  пригладили,  он  здоров?
       Через  сетку  вольера,  где  барыга  держал  за  ошейник  взрыкивающего  Грома,  старелй  пригляделся  к  собаке.  Овчарка,  как  многие  у  таких  хозяев, - слегка  недоумок.  Учить  надо  было  с  раннего  возраста,  а  теперь  -  тю-тю,  трамвай   ушел.  На  вид   кобель  без  хворобы, побочных  проявлений  не  видать.
       -Говоришь,  одного  тебя  признает? -  вопросил  следопыт  из  милиции.
       И  достал  из  кармана  в  бумажку  завернутый  кусочек  мяса  от  шашлыка, кинул  псу.  Тот  даже  глазом  не  повел.
       -Сам  видишь.  При  мне,  кто  хошь  ходи  рядом,  а  когда   уехал  я  с  дачки…Жену  как-то  черт  припер  в  мое  отсутствие.  Хотела  показать,  наверно,  кто  тут  хозяин.  Сперла  у  меня  ключи  и  -  сюда  на  перекладных! Так  Гром  не  позволил  ей  даже  калитку  открыть.  Как  открыл  пасть,  так  она  и  того,  в  рейтузы  наделала.  С  тех  пор -  ша! – почти  хвастал  Пузырь.
       -Ага, -  покивал  работник  медвытрезвителя,  еще  разок  окидывая  зорким  взглядом   обширный   двор. – И  вора  не  было,  и  кассу   увели.  Слава,  так  не  бывает.
       -Ну, я  тебе  говорю!  Гром  любому  порвет  задницу!  Хочешь  попробовать?  - гнул  свое  барыга.
       - И  все-таки  нашелся  человек,  которому  твой  Гром  задницу  подставил, -  ядовито  усмехнулся  старлей  Гриша. -  Говоря   языком  определенного  элемента:  оставим  спор  и  войдем  в  дом.  Надо  глянуть  изнутри.
       В  коттедже  следопыт  обошел  гараж,  подвал,  кухню,  котельную,  комнаты,  осмотрел  окно,  подоконник,  подивился  хитрости  устройства  тайника.
       - Еще  что-нибудь  уперли?  -  походя,  поинтересовался  Травкин.
       - Маг  унесли,  суки.  Японский  маг,  Соню!  Мореман  знакомый  привез.  Хороший  маг,  двухкассетник.  Кусок  отстегнул  за  него  и  столик  в  кабаке, -  довольно  подробно  пояснил  барыга, хорошо  понимая,  что  Гриша  потребует  деталей.
       - Соню  можно  найти.  Уверен,  их  не  больше  пяти  штук  в  городе,  не  считая  обкомовских.  Такой  маг  на  виду.  Да  хрена  толку?  Скажут,  купил  с  рук.  В  комиссионку  его  не   понесут.  Пацанов  надо  поспрашать,  они  большие  охотники  хвастануть  знаниями, -  заявил  милиционер  Гриша.  -  Вот  если  за  маг  ты   попросишь  милицию, -  найдут.  Но  за  интерес  к  работе  платить  надо.
       -Тебе?  -  нахмурился  бывший  боксер,  полагая,  что  опер  в  прошлом  собирается  выдавить  энную  сумму.
       - Зачем -  мне?  Тому,  кто  станет  рыть  землю  и  бить  копытом.  А  я  и  так  его  сыщу.  Если  охота  будет.
       -Так  схоти!  Я  оплачу  половину,  полкуска  дам.  Маг  хороший,  жалко,  -  заканючил  Пузырь,  переставляя  за  Гришей  стопы  по  комнате.
       -Ты  что, Слава!?  Хороший  маг  не  продается.  Самому  нужен! Да  еще  за  полцены! -  ёрничая,  лукаво  усмехаясь,  продолжал  изучать  жилище  Травкин. – У  тебя  здесь  пойло  есть?  Пивка  бы.  Жарко  в  доме,  а  я  разволновался.
        И  сбросил  милицейский   плащ,  фуражку,  кинул  на  диван.  Сам  уселся  у  журнального  столика,  пригладил  русые  волосы,  коротко  стриженные,  с  веселым  прищуром  глядел  на  хозяина.
       Тот  наливал  в  фужеры  пиво,  в  задумчивости  перелил  через  край,  чертыхнулся.
       -Пей. Я  за  рулем,  и  уже  выпил  много.  Отвезу  тебя,  а  потом  сам  нарежусь  с  горя. Ты  вывод  сделал,  кто  бабки  приголубил?
       -Завистники.  Кто  еще  мог  посягнуть  на  священную  частную  собственность,  нажитую  таким  титаническим  трудом? – Старлей  цедил  пиво, глядел  в  фужер  на  золотистую  жидкость.  С  удовольствием  нюхал  запах  солода  и  смаковал  питье.  Ему  хорошо  было. -  У  тебя,  Слава,  есть  человек, который  всё  о  тебе  знает,  и  здесь  бывал  не  раз. Ты  ему  сболтнул  или  намекнул  про  заначку  в  минуту  мягкости  души.  Вот  он  и  взял  на  себя  ответственность  сберечь  твои  накопления.  Для  себя,  правда,  на  черный  день.
       -Шлямбур?! -  в  изумлении,  невольно  вырвалось  у  Пузыря. -  Не  может быть!  Да  мы  с  ним…
        -Как  братья?  Это  ж  кто  такой?  Уж  не  хозяин  ли  базара?  Веретенников!?  Илья  Иваныч!?  А  кликуха-то  в  точку.  Во  всякую  дырку  лезет.  Ну,  народ  русский! -  восклицал  Травкин. -  Вот  и  спроси  у  него  для  начала.
       -Не  мог  он  башли  взять, Гриша! -  сказал  с  уверенностью  барыга,  тихонько  и  валуховато  передвигаясь  по  пяточку  перед  старлеем. – У  него  своих  башлей -  куры  не  клюют!  Я  вот  расскажу,  сколько  он  имеет  доходных  точек,  а  ты  сам  прикидывай. Считай!  Магазинов  на  его  территории  семь,..теперь  восемь  уже.  Киосков  и  ларьков  -  тридцать  два.  С  каждого  места  он  имеет  процент  да  и  мясники  отдельно  отстегивают.  Я,  кстати,  плачу  тоже.  Ну  и  мелочёвка  всякая  за  подписи  на  бумагах  набегает. Он,  конечно,  делится  с  людьми,  иначе  место  под  собой  не  удержишь,  и  все  же  куска  полтора  в  месяц  ему  остается.  По  моему  самому  малому  прикиду.
        -Он  тебе  всё  это  выкладывает,  как  духовнику? -  подтрунил  бывший  опер.
        -Ну  ты  даешь!  Да  деньги  для  него  собираю  я!  Он  же  не  будет  самолично  собирать  пожертвования,  ходя  по  рынку  с  протянутой  рукой!  Мусора  сейчас  навострились,  с  поличным  тут  же  загребут.
        -Но, но, но! Ходит  твой  Шлямбур  по  рядам,  сам  видел, -  всхохотнул  Гриша,  впрочем,  понимая,  что  Пузырь  не  сочиняет.
        -Так  он  же  для  порядка  ходит!  Он  директор  или  кто?!
        - Короче.  Деньги  твои  пропали. К чему  мелодрама? -  пресек  милиционер. - Поехали,  мне  пора.  А  ты  подумай.
        -Так  что  думать? Я  спрошу,  и  он  скажет. Мне  он  не  врет. У  нас  уговор.  Я  ни  разу  не  обжулил  его  ни  на  копейку,  и  он  это  знает.  И  верит  мне, -  стоял  на  своем  Пузырь.   
       -Святая  наивность!  Ты  же  сам  жулик  и  должен  знать,  что  когда  дело  касаемо  денег  -  друзей  и  правды  не  бывает!  Что  ж,  спрашивай  лучшего  друга.  Но  потом  ко  мне  ни  ногой.  Тогда  ты   попрешься  с  заявой   в  свой  отдел.  По  месту  кражи.
       - Почему?
       - По  твоему кочану!  Сейчас  твой  Шлямбур  не  знает,  кто  кроме  тебя  его  может  прижать.  А  после  базара  с  тобой  услышит  и  обо  мне.  Он  знает  твой  тайник?  Видел?
       -Нет.  Но  плотник!.. Дачку  деревом  обделывал.  Дедок  один  подрядился  мне  деревянные  работы…Я  его  попросил  тогда  в  подоконнике  сгоношить  поддончик-тайничок…Он  и  сладил.  Мастер  что  надо! -  воскликнул  барыга  и  бывший  боксер.   
       -А  ты  чудак,  что  надо, -  с  усмешкой  заметил  Гриша  Травкин. – Не  мог  сейф  завести,  в  подвал  воткнуть.  В  него  без  автогена  хрен  заглянешь,  а  так  -  вишь… Конечно,  и  плотник  мог  свинку  тебе  подложить,  шепнуть  кому-нибудь.  Адрес  деда  ты  найти.  Я  там  с  ребятами  подшурую,  погляжу  как  и  кто.  Понапрасну  на  человека  катить  бочку  не  след.  Кстати,  за  какой   пряник  я  тебе  башли  искать  стану?  Если  я  их  тебе верну,  сколько  нам  иметь  можно?  Я  же  не  один,  самому  не  провернуть  операцию.
       -Кусок  у  меня  найдется, - замялся  Пузырь,  заполошно  бегая  глазами  и  боясь  взглянуть  на  Травкина.
       -Шкуру  медведя  рано  делить,  но  все  же  обговорим  условия.  Кусок,  сам  понимаешь,  не  цена.  Работа  противозаконная, -  уверил  старлей.
       -А  ты  сколько  хочешь?
       -Армянский  баланс.
       - Половину!? -  ужаснулся  барыга.
       - Ну  хорошо.  Ты  за  сколько  взялся  бы? -  ухмыльнулся  Травкин.
       - Двадцать  процентов  бы  меня  устроило.  Нельзя  ближнего  обижать, - промямлил  Куценко.
       -Это  ты  загнул,  естественно,  но  обижать  ближних  негоже,  тут  я  согласен.  Потому  объявляю  тридцать процентов,  чтоб  морду  на  бок  не  держал  в  дальнейшем,  когда  заначка  домой  ночевать  вернется.  И  кусок  сверху.  Прямо  сейчас,  на  текущие  расходы.  Поверь,  придется  тянуть  из  людей  жилы, а  мы  не  палачи.  Значит,  расходы  на  моральные  издержки.  Сколько  стырили  у  тебя,  чтоб  мы  знали  стимул?
       -Если  бабки  стырил  Шлямбур,  возьмете  с  него  восемнадцать  кусков.  Пятикратный  штраф  с  него! -  заявил  Пузырь,  краснея,  то  ли  сдерживая  жадность,  то  ли  боясь  иного.
       -А  с  плотника   тоже  три  брать?  Если  он,  -  улыбнулся  милиционер.
       -И с  него  восемнадцать, - колыхнул  животом  бывший  боксер.
       -Вот  видишь!  Следствие  ведут  знатоки.  А  то  ведь  я  мог  вернуть  тебе  всего  пару  штук  от  всех  богатств. Суду  всё  ясно.  А  потому  ударим  по  рукам.  Но  начнем  с  дедка.  Узнай  адрес  и  шепни.  И  никакой  самодеятельности!
       На  том  и  порешили.



                ГЛАВА   ПЯТАЯ

                ___________________   ***   ___________________
       Егор  Исаич  Бугров, в  своих  кругах  Каин,  ростом чуток  выше  среднего,  в  еде  слегка  вредничал,  а  потому  по-спортивному   поджар  и  строен,  а  лицом  симпатичен. Во  всяком  случае, дамы  находили  в  нем  сходство  с  античным  греком,  а  чувственный   абрис  рта  указывал  на  темперамент,  который  при  близком  знакомстве  отрицать  не  могли.
       Жуир  и  любитель  посидеть  за  хорошим  столом  с  умеренной  выпивкой, Егор Бугров  не  брезгал  никаким  обществом,  если  оно  отвечало   скромным  требованиям,  в  кои  входило  отсутствие  скандалов  и  присутствие  интересных  женщин.  В  компании он  любил  похохмить  на  скабрезные  темы,  но  избегал  политики  и  социальных  анекдотов. Будучи  адвокатом,  Каин  не  понаслышке  ведал,  как  вредно  иногда  сказывается  на  личной  судьбе  пренебрежение  таким  воздержанием.  И  все  же  циником  и  пошляком  он  не  слыл.
       Он  неплохо  играл  в  бильярд,  средне -  в  шахматы  и  довольно  прилично  в  иные  карточные  игры,  какие  даже  приносили  доход, в виде  новых  знакомств  и  заманчивых  перспектив. В  нужной  ситуации  Егор  Исаич  не  находил  зазорным  проиграть  некоторую  сумму  полезному  человеку,  причем  расплачивался  с  охотой  и  обаянием.  Ему  нужны  были  партнеры   в  теневой   бизнес,  и  он  искал  их  всегда.
       Для  того,  раз  или  два  в  год,  Каин  выезжал  в  Москву,  к  давнему  однокашнику,  у  которого  оставался  ночевать,  как  старый   и  добрый  друг.  Москвич  ходил  в помощниках  прокурора  города,  но  это  ничего  не  меняло  в  их  отношениях.  Напротив,  Иннокентий  Матвеевич  Пономарев  чувствовал  в  себе  и  в  старом  товарище  неудачников,  а  это  сближало,  как  беда.
       Именно  в  доме  Кеши  Пономарева  Каин  случайно  нашел  то,  что  давно  подыскивал. Высокого  покровителя,  крышу  для деятельности  и  переходной  мостик  на  непредвиденный  случай.
       Бугров,  как и  всегда,  остановился  у  Кеши,  а  у  того  вечером  собрались  гости.  Общество  собралось  разношерстное,  но  приличное.  Один  довольно  известный   актер,  из  тех,  кто  играет  в  кино  и  на  сцене  положительных  баловней  судьбы,  довольно  импозантный  и  слегка  высокомерный -  слава  его  все  же  ударила  по  голове.  Каин  таких  не  любил,  они  обожали  фимиам  и  позу,  слушали  только  себя,  а  на  остальных  плевали.  К  тому,  они  уважали  себя  не только  в  искусстве,  но  и  в  жизни  требовали  особого  места. С  ними    суетно  и  скучно.  Но  артист  в  единственном  числе  и  адвокат  смирился.  Общаться  ему  пришлось  с  актером  за  карточным  столом,  а  там  Каин  попользовался  нелюбовью  к  типажу,  и  облегчил  ему   бумажник.
       Мельтешила  еще  парочка  деятелей  литературы:  писатель,  которого  Каин  не  знал  даже  понаслышке,  и  поэт-заика.  Этого Бугров много  раз   слышал  по  радио  и  лицезрел  на  телепрограммах.  Еще  был  генерал  с  голубыми  лампасами,  не  космонавт,  но  каким-то  боком  к  тому  относящийся.  Ну  и -  пяток  мужиков  из  чиновников.  Эти  баяли  анекдоты  да  пялили  животы,  прогуливаясь  по  просторной   даче  с  сигаретами  меж  пальцев.
       Мужики  ожидали  женщин: те  осматривали  туалеты  хозяйки  и  помогали  выбрать  подобающий   к  вечернему  столу.
       Длинный  стол  вместил  всех  и  Егор  Исаич  оказался  обок  с  моложавым  чином.  Тот  довольно  дружелюбно  кивнул,  когда  хозяин  представил  Каина,  как  друга  из  провинции. Знакомство   шапочное,  общее,  потому  как  все  понимали  безобязательность  экивоков.
       - Откуда,  говоришь,  прибыл  в  стольную? -  спросил сосед,  сразу  переходя  на  «ты».
       - С  Донбасса,  с  шахтерских  краёв, - поведал  адвокат. – Отец  мой  на  пенсии,  знаменитый  в  прошлом  стахановец  и  начальник  шахты.  А  я  Егор  Исаич.  Иннокентию  однокашник.  А  ты  кто  таков?
       - Обо  мне  говорить  не  надо,  я  высоко  сижу, -  отрешенно   сказал   сосед,  и  все  же  пояснил: - В  партийных  органах.  А  зовут  меня  Иван  Антонович.
       - Ничего  страшного.  Жизнь  бьет  ключом,  а  мы  к  битью  привыкли. И  жизнь  любим,  -  проронил  Каин, понимая,  что  слишком  высоких  чинов  за  этим  столом  быть  не  может,  даже  если  соседи  по  дачке  или  квартирами.  Шестерня  всякая,  семерки,  валеты  от  силы.  Исключая  людей  от  культурной  богемы.  Но  те  тоже  всегда  лизоблюды.
       И  в   поддержку  сентенции  кивнул  на  трапезный   стол,  где  в  розетках  искрилась  икра  красная  и  черная,  истекал  слезой  балык  осетровый,  семужный,  и  привлекал  глаз  курганчик  мелкой  дичины – перепелов. А  еще  грудились  экзотические  фрукты  южных  континентов,  своим  видом  рассказывая  не  только  о  мотовстве,  но  и  возможности  сие  сотворить.
       Партийный   Ваня  тоже  оглядел  стол  и  согласился  с  доводом.
       - Жизнь  все  любят.  Почему  и  нет?! Покуда  она  не  бьет  по  голове, -  вполне  сносная штука, насыщенная  нюансами.  А  ты?  Что  у  тебя  в  запасе  помимо  основной  работы?  Хобби  какое?  Рыбалка-охота,  женщины,  алкоголь  или  карты?  Спорт?  На  вид  ты  выглядишь  спортивным.
       Хозяин  дачи,  будто  нарочно  оказавшийся  подле  в  эту  минуту,  склонился  к  ним,  приобнял  за  плечи  и  проворковал  глуховатым  баритоном.
       - За  ним,  Ваня,  одна  странность.  Умеет  делать  деньги.
       - Ворует,  шулер,  фокусы  или  штампует  фальшивые?  -  с ухмылкой   полуоборотился  партийный   чин,  недоверчиво  косясь  на  Кешу  Пономарева.
       - Ни  то,  ни  другое  и  не  последнее.  А  фокусы  -  прерогатива  Кио.  Георгий  делает  настоящие,  живые  деньги  без  всякого  печатного  станка и, можно  сказать,  из  воздуха. И  взяток  не  берет.  Не  за  что  давать!  Он  всего-навсего  адвокат  городской   коллегии.  И  все  же   фортуна  его  обожает, -  пояснил  однокашник  Кеша  и  работник   прокуратуры.
       - Вот  как?! -  уже  с  неподдельным  интересом  возгласил  чиновный  партайгеноссе,  но  развить  мысль  ему  помешал  возникший  гвалт.  Появи-лись  новые  женщины.
       Одна    так  себе,  как  оценил  её   Каин,  и  недостатки  скрывала  обилием  золота  и  косметики, но  другая  рыжая,  голубоглазая  бестия  стоила  особого  внимания. Скромность  туалета  компенсировалась  божественной  фигурой,  красотой  лица,  умением  подать  богатство  и  надменность.
       Мышиные  жеребчики  кинулись  из-за  стола,  засуетились  вокруг  красавицы-художницы,  распахивающей  до  ушей  рот,  когда  возвращала  она  с  соленой   едкостью  слишком  прозрачные  комплименты.
       Егор  Исаич  остался  в  тени,  жалел  дурнушку  и  насыщался. Но  налегал  не  на  икру,  гордость  стола,  не  на  ветчину  и  балыки  из  рыбы, а  на  скромную  селедочку,  грибы  и  отварную  картошку.
       Коротко  ткнув  соленым  груздем  на  вилке  в  пространство, он  вопросил  Ивана  Антоныча.
       - А  ты  чего  не  подхватился   помочь  охмурять  чинодралам?  Или  слабак-импотент?  Так  я   помогу. Знаю  восточное  средство.  Они,  правда,  не  мало  стоят, но  что  деньги,  когда  решаются   вопросы  жизни?
       -У  меня  нет  комплекса  неполноценности  на  этой   почве.  Отнюдь.  Просто  должность  не  позволяет  рисоваться  в  неглиже  в  общественных  местах.  К  тому,  жена  у  меня  умница  и  довольно  мила  на  вид.  Не  стоит  пытаться  менять.  И  вообще,  зачем  наглеть?! – в  свою  очередь  вопросил  партайгеноссе.
       - Дело  говоришь. Наглость  надо  держать за  пазухой. Многие  обнаглели  и  когда-то  станут  кусать  локти. Но  сам  понимаешь, вернуть  не  всё   можно, -  подбил  бабки  Каин.
       - Это  ты  чересчур,  но  где-то  прав.  И  все  же  ошибки  можно  исправить  или  простить.
       - Категорически  не  согласен!  Бывает,  когда  даже  смерть  ничего  изменить  не  может.  О  деньгах  я   уже  не  говорю.  Она  -  сила  приятная,  но  сокрушимая, -  слегка  разгорячился  адвокат. -  Большое  к  ним  презрение  -  уже  дорога  к  аскетизму,  а  он  и  есть  победитель  золотого  тельца.
       -Ты,  вынужден  заметить,  любишь  муссировать  тему  денег, -  посмеялся  глазами   член  партии.
       - Не  очень  чтобы  очень,  но  не  гнушаюсь.  Тема  интересная,  про  личный  бюджет.  А  когда  он  не  ограничивает  желаний…
       Каин  намеренно  осёкся,  давая    возможность  собеседнику  самому  осмыслить  перспективу  полета  воображения.
       - Но  ты  юрист  и  твои  возможности  не  могут  выйти  за  определенные  рамки.
       Партийный   чиновник  не  торопил  беседу, а  потому  налил  себе  и  Каину   в  рюмки  и  приподнял  свою  хрустальную  посудину.
       - Конечно,  есть  граница,  за  которую  я  переступить  не  могу.  Но  её   я  определяю  сам,  заметь.  И  именно  потому,  как  ты  подчеркнул  раньше,  дабы  не  наглеть.  Она  очень  бросается  в  глаза  Закону,  хотя   его,  не  между  нами  будь  сказано,  блюдут  далеко  не  многие… Я  же  предпочитаю  жить  сообразно  своим  потребностям,  а  они  у  меня  скромностью  не  блещут,  и  все-таки  оставаться  в  тени. По-человечески  жить  хочется,  -  вздохнул  Егор  Исаич,  в  свою  очередь  поднимая  свою  рюмку  и  кивая  соседу  в  благодарность.
      Они  выпили.  Иван  закусил  шоколадкой, а  Бугров  срезом  лимона.
       - Выходит, ты  живешь  достаточно  широко,  когда  сам  можешь  определить  себе  рамки  поведения.  Что  же,  здравый  смысл -  штука  хорошая.
       Он  все  еще  скептически  улыбался,  партийный  Ваня,  но  уже  чувствовался  в  нём  особый  интерес  к  теме.  Он  заболел  ею.
       - О  здравом  смысле  можно  говорить  бесконечно. Да  что  толку?  Ты  тоже  живешь  довольно  сносно,  даже  с  лихвой.  Но  много  приходится  прятать  от  лишних  глаз.  Где  же  здравый  смысл?  Разве  ты  воруешь  или  делаешь  что-то  противу  естественных  вещей?  Ты  много  знаешь,  много  работаешь,  ты  достоин  хорошей  жизни.  По  тебе  вижу,  что  хочется  развернуться,  показать  свои  возможности,  но  связан  условностями  дисциплины,  кои  порушить  не  моги.  Иначе  -  вышибут  вон.  А  тогда…Но  я  даже  не  член  партии. И  согласись,  что  ты  где-то  мне  оттого  проигрываешь. Я  не  собираюсь  бахвалиться,  а  тем  паче  дискутировать  о  партийной  этике.  Мы  просто  говорим  о  жизни  и  здравом  в  ней  смысле.  И  какая  разная  жизнь  для  всех,  хотя  с  виду  -  единообразная! А?
       И Каин  добродушно  посмотрел  на  соседа.  Пожалуй,  он  чуток  переборщил,  стараясь  зацепить  за  живое  этого  малость  чопорного  симпатягу. Но  хотелось,  очень  хотелось  найти  среди  этой  партийной  челяди  хотя  бы  маленькую  брешь,  ведущую  к  скрываемой  червоточине.
       Они  охотно  поддержали  знакомство  и  встречались  затем  не  раз.  Оказалось,  что  Иван  Антонович  Патрикеев  работал  средним  чиновником  в  центральном  аппарате  партии. Средний  по  виду,  но  там.  И  Каин  стал  ссужать  нового  друга  деньгами.  Для  доказательства,  что  может  их  делать  в  нужном  количестве.  И  без  всяких  обязательств,  а    в  надежде,  что  когда-то,  возможно,  пригодится  такой  партийный  товарищ  в  раскладе  событий.


                _____________________   ***   ______________________
       Своих  благодетелей,  москвичей,  Каин  тоже  не  обходил  вниманием.
       Половину  Кеши,  довольно  приятной  внешности  и  жеманницу,  бывшую  однокурсницу,  Егор  Бугров  слегка  обожал  с  тех  давних  времен  учебы,  и  потому  чувствовал  себя  в  их  семье   почти  свободно.  Элеонора  родила  сразу  двойню,  мальчика  и  девочку, хорошо,  на  последнем  курсе,  и  потому  осталась  домохозяйкой  с  дипломом.  Она  и  раньше  была  предрасположена  к  полноте, а  теперь  и  вовсе   перестала  держать  форму  и  располнела  при  малом  росте  до  крайности.  Стала  шариком  да  и  только.
       Адвокат  старался  угодить,  но  как-то  не  получилось  у  него  подгадать  на  день  рождения  Элеоноры  и  заявился  он  позже. Так  же  прошел  вечер  с  обилием  гостей,  мужчины  посидели  за  картишками,  а  когда  разошлись  все  на  покой,  остались  они  одни.  Попить  чайку,  расслабиться  телесами.
       Элеонора  для  приличия  посидела  немного  с  мужчинами,  получила  новости,  каких  хотела  знать  о  незнакомых  краях,  откуда  Каин. И  позевывая,  посокрушалась,  что  не  смог  Георгий  приехать  на  праздник  её  души.
       - Какая  жаль,  Егорушка!  Мы  так  хорошо  посидели. Собрались милые  люди  и  мы   вспоминали  тебя.  А  какие  подарки!  Даже  стыдно  принимать  было.  Жаль,  поздно  и  не  хочется  отрывать  вас  от  беседы. Я бы  похвастала  кое-чем  любопытным.
       - Кое-что  интересное,  Эля,  и  у  меня  есть  для  тебя, -  улыбнулся  Каин  и  достал  из  заднего  кармана  брюк  приготовленный  ранее  футляр  с  изящной  брошью  с  рубином  в  золотой   оправе.  Вещь  оригинальную  и  дорогую. -  Я  помню  друзей  и  очень  печалился,  что  не  смог  вручить  подарок   в  должный  день.  Прими  с  обожанием  и  разреши  поцеловать  тебя  в  пухлую  щечку!
       Элеонора,  с  вожделением  поглядывая  на  темно-фиолетовый  футляр,  сделала  счастливое  лицо,  подставила  ему  щеку,  тут  же  распахнула  маленький  сундучок  и  зашлась  в   визге.
       - Кеша!  Посмотри  какое  чудо!  Посмотри  на  эту  нежнейшую  прелесть!  Какой  подарок, Георгий!
       Иннокентий  с  улыбкой  вежливости  поглазел  на  презент  и  осуждающе  покачал  крупной  головой.
       - Напрасно,  Жора,  ты  нас  балуешь.  Конечно,  ты  адвокат,  качаешь  деньги  с  преступных  элементов  из  теневиков,  но  меру,  надо  знать  меру!  Не  подарок  дорог,  дружище!  Внимание  твое  ценно.  Не  забывай  нас  в  глуши  московской.
       Хозяин   дома  говорил  прописное  и  был  доволен.  После  игры  он  прикинул,  что  старый  друг  опять  проиграл  ему  целых  три  сотни.  Да  на  столько  же  пощипал  гостей.  Везунец! Своих  денег  он  не  лишился, - перекачал  чужие  из  кармана  в  карман. Жох!
       И  потому,  когда  они  остались  совсем  одни,  накоротке  посудачить  и  покурить  перед  сном,  Иннокентий  решил  отблагодарить  хотя  бы  малостью  своего  давнего  товарища.
       -Тебе,  Георгий,  чаще  других  приходится  вертеться  среди  всякого  отребья,  и  вот,  на  всякий  случай,  я  придержал  для  тебя  иноземную  новинку.  Гляди. -  И  он  показал  небольшой  баллончик  с  яркой   наклейкой  и  английской  надписью. – Паралитический  газ!  А  вдруг  пригодится?  Сунулся  кто  к  тебе  с  оружием  или  с  кулаками,  а  ты  ему  под  нос  сопло, -  и  вот  на  эту  штучку  нажми.  Преступник -  с  копыт.  А,  каково?!  Прими!
       Большой  и  в  меру  плотный  советник  юстиции  Пономарев  с  благодушной  улыбкой  смотрел  на  яркую  заграничную  вещь.
        Каин  принял  подарок  со  снисходительностью  ребенка  избалованного  вниманием,  и  не  подал  вида,  что  очень  рад  необычному  оружию.  О  таком  баллончике  он  давно  слышал  и  мечтал,  а  вот  купить,  достать  не  мог.
       Впрочем,  мечтая  о  защитном  средстве,  он  меньше  всего  думал  о  собственной  персоне.  И,  возвратясь  домой,  адвокат  тут  же  вручил  баллончик  женщине,  которую  боготворил.
       - Вишь,  Нинок,  какую  штуку  я  для  тебя  приберег.  Какой  нахал  приставать  станет  против  твоей   воли,  ты  ему  в  физиономию  сунь  этой  дырочкой  и  на  кнопку  вот  нажми.   Быстро,  мгновенно.  А  сама  -  деру,  чтоб  не  хватнуть  газку.  И  звони  в  милицию  или  мне.  Обязательно  и  срочно. У  нас  эту  штуку  запрещено  применять,  а  за  границей   в  ходу.  От  бандитов,  насильников  и  хулиганов  порядочному  человеку  защита.  Можешь  в  сумочке  носить,  а  то  в   ванную  пристрой  среди  шампуней.  Авось,  сгодится.
       Он  поманипулировал  баллончиком,  показывая  как  бы  по-настоящему  работу  прибора,  заставил  её  досконально  изучить  вещицу,  а  затем  действительно  поставил  на  полку  в  ванной,  среди  прочих  причиндалов  и  флакушек.
       И  забыли  о  том.



                _________________   ***   ________________
                Виктор  Степанович  Стеблов  вызвал  к  себе  водителя  Лозового.
       - Тебе,  Николай,  я  узнавал,  рейс  на  Луковку.  Под  Новый  Год  угадало,  но  надо,  пойми.  Шахтерам  хочется  мясца, -  улыбнулся  завгар,  перекладывая  перед  собой  на  столешнице  бумаги. -  Надо  выручать  товарищей.  Да  и  партия  как  говорит?  Заботиться  надо  о  трудовом  народе!
       -Так  что,  впервой  нам   выручать? -  улыбнулся  в  ответ  крепкий  на  вид  шоферюга. – Мы  и  за  того  парня  вкалывали,  и  на  уборку  целинных  хлебов  ездили!  Ну  и  теперь  подмогнем.
       - Узнаю  кадры  настоящего  пролетария!  Вот  и  дело. А заодно  просьбишку   мою  исполни,  если  не  трудно. Пакетик  бумаг, Коля,  надо  свезти  в  Луковку.  Передашь  человеку,  он  тебя   там  встретит  на  базе.  С  ним  созвонились.  Просит  хороший  человек  бланки  строгой  отчетности,  я  отказать  обязан,  но  не  могу. Нарушаем,  понимаешь,  инструкции,  потому  как  сегодня   мы   его  выручили,  а  завтра  он  добром  отплатит. Ну,  жизнь  такая!  Сделаешь?  Не  откажешь?  Вот  и  ладно.  Человек  подойдет  и  спросит  от  меня  привет.  Виктор  Степанович,  мол,  привет  передавал?  Ты  ему  бумаги  и  вручишь  вместе  с  приветом. Ага?  -  как-то  заискивающе,  принужденно  улыбался  Стеблов.
       - Ну  так  что?  Отдам.  Мне-то  что?  - слегка  удивился  водитель  Лозовой.
       - Но  это  не  всё,  Николай.  Бланки  вот  в  пакетике,  сунешь  его  в  бардачок. Да  проследи,  чтоб  не  спёр  кто. Желательно  не  обидеть  товарища  пропажей  бланков.  Они  им  нужны  позарез.  А  вот  эту  сумочку,  попрошу   завезти  в  Луковке  по  адресу  и  лично  вручить  моей  тетушке. Подарочек  собрал  я  ей   к  празднику,  адресок  там   сверху  под  газеткой.  И  на  слух  запомни  адрес.  Улица  Ленина,  сорок  четыре.  Дом  частный.  Софья   Андреевна  её  зовут.
       Пальцами   врастопырку Виктор  Степанович  пошарился  по  лицу,  улыбался  и  прятал  глаза  под  копешками  бровей,  а  когда  все  же   взглянул  на  водителя,  тот  увидел  в  них  большую  тревогу.
        «Что  это  он?  -  подумалось  Лозовому. – Мук  моих  предстоящих  стесняется?  Машина-то  старая,  натерплюсь  в  дороге.  Ей  -  на  ремонт,  а  они  в  дорогу  гонят».
       И  с  тем  подался  он  до   «Шкоды».
       А  Виктор  Степанович  потянулся  к  телефону.  Нужный  человек  отозвался  и  завгар  доложил:
       - Все  сделано,  как  договорились.  Мясо  мы  товарищам  шахтерам  доставим  к  празднику.  Какие  еще  будут  указания?
       - Да  нет,  спасибо.  Живите  спокойно.  С  праздником  подступающим  вас!  Еще  раз  спасибо  за  услугу, -  отозвался  Каин  и  положил  трубку.  Он  остался  доволен  и  в  раздумье  постучал  костяшками  пальцев  по  столу. Если  органы  ими  заинтересовались  всерьез,  то  он  надолго  снабдил  их  работой.
      Завгар  же,  уронив  трубку  на  аппарат,  закурил  и  нахмурился.
       «Какой  там  к  черту,  живите  спокойно?! Обойдется  поездка,  тогда,  может  быть,  и  отдохнем  от…И  какого  хрена  я, кобеляка   старый,  не  заглянул  в  пакет?!  Подумаешь,  запаян  капрон!  Так  хоть  знал  бы,  что  парень  повез.  Может,  туфта  там  заряжена,  а  я  стану  переживать…Ну,  влез  ты   в  болото,  Витёк,  из-за  денег!  Мало  зарплаты  тебе,  да  что  шоферня  подбрасывает  на  бедность?  Загудишь  ты  в  края  отдаленные,  путаясь  с  этим  народом!.. Так  как  платят!  И  ни  за  что!  Водилы  пашут,  а  получаю  я.  Жалко  такую  халяву  упускать…А  может,  потиху  смотать  удочки?  Написать  «по  собственному», и  уехать  в  другой   город.  Ночами,  чтоб  не  потеть…Да-а,  вроде  ни  хрена  не  сделал такого,  чтоб  больно  спросили,  а  мысли  поселились  хреновые. Да  и  уехать…Куда  ты   уедешь,  кто  тебя  ждет?  Кто  тебе  крышу  над  головой   построит?!»
       Ту  ночь  Стеблов  спал  плохо.  Впрочем,  последующие  -  тоже.  Покуда  не  вернулся  с  рейса  Лозовой.
       А  тот,  вырулив  на  трассу,  сразу  обзавелся  попутчицей  и,  потихоньку  наматывая  на  колеса  километры,  коротал  беседой  с  хорошенькой  пассажиркой  время.
       - Я  ехала  с  одним,  а  он  стал  приставать, -  объясняла  причину,  по  какой  оказалась  к  вечеру  одна  на  трассе  в  мокростудную  погоду,  девчушка  с  вздернутым  носиком  и  рыжими  кудряшками  из-под  голубой  шапочки  с  помпончиками. – Пришлось  спрыгивать. 
       - Святая  наивность! -  усмехнулся  Лозовой. – И  ты  думаешь,  я,  или  кто  другой,  не  станем  приставать?  Уж  не  целка  ли  ты?! Думать  надо,  барышня,  когда  садишься  в  грузовик!
       -Тогда  я  спрыгну! -  решительно  заявила  она  и  схватилась  за  дверную  ручку.
       - Да  ты  дура,  малявка! -  воскликнул  Николай,  прибавляя  газу. – Сойду,  не  приставай! Тебе  автобусом  ехать  надо,  а  не  выпендриваться  на  дороге. Если  торопишься,  узнай  у  бывалых,  как  платить  за  проезд. А  если  плечевая,  чего  ломаться?  Или  в  первый  раз? Ничего,  не  бойся  жизни  на  колесах!  Тут  и  покормят  тебя,  и  напоят,  и  посношают  до  полного  удовольствия. Все  мы  люди  живые  и  понятливые.
       Лозовой  излагал  всё  это  не  от  себя:  чужие  бывальщины  вспоминал  и  пояснял  девчонке. Сам  он  тоже  дилетант  в  таких  делах   дальнобойщиков.
       Но  дорожница  женским,  проклёвыющимся   чутьём  разгадала  его  и  поняла,  что  шофёр  блефует  и  болтает  несуразицу  от  душевной  полноты  или  смущенной  немочи.
       - На  автобус  перед  праздником  билетов  не  достать, - сказала  она. – Я  пыталась. А  ехать   очень  надо.
       Николай  Лозовой  степлил  усмешкой  глаза  и  проворковал:
       - Синяя  шапочка  едет  к  бабушке  с  пирожками  к  Новому  году.
       - К  бабушке!  А  как  ты  угадал? – Она  плотнее  угнездилась  на  старом  сидении  «Шкоды»  и поправила  на  коленях  дорожную  сумку.
       Лозовой  улыбнулся  шире, серые  глаза цедили  нежность.
       - Я  бы  и  имя  твоё  угадал,  да  видать,  не  простое  оно, с  загибами  ума    родителей.  Как  назвали-то  внучку?
       - Аида.
       - Вот  видишь! – Он  восхитился. – Не  русская?  А  с  виду  татаро-мон-гольского  ни  на  гран.
       - Почему?  Я  русская. Родители  меломаны, в  честь  героини  оперы  назвали дочку.  Блажь! -  пояснила  пассажирка  с  долей  возмущения.
       - Ага!  Я  сразу  так  и  подумал.  С  оперы  сперли  тебе  имя  предки! Растяпы. Щас  многие  занялись  халявой,  а  научились  тогда, - установил  Лозовой. – Но  ты  не  тушуйся,  тебе  имя  идет. И  до  бабушки  доберешься. Привет  от  дальнебойщиков  передашь  и  спасибо  за  симпотную  внучку.
        На  полпути,  под  вечер  Лозовой  остановился  перед  населенным  пунктом,  чтобы  остыл  мотор  и  не  потянуло  поршня,  покуда  он  займется  фигуристой  и  махонькой   против  него  хохотушкой.  И  молодой  проказницей,  по  всему.  И  он  молодой,  и  дурной  силы  в  нем  много.  Сбросить  бы.
       Но  тут  впереди  тормознулись  милицейские  «Жигули». Из  кабины  выбрался  сержант,  большой,  круглый  и  валуховатый   в  полушубке. Вразвалку   подошел  к  грузовику  Лозового.
        - Загораем? -  спросил  дорожный  пастух,  вскидывая  к  виску  руку  с  полосатой  палкой  на  кисти. – Сержант  Нечипоренко.  Почему  нарушаем, товарищ  водитель?  Знак  аварии  не  выставлен.  -  И  заглянул  в  кабину. -  А  спать  с  плечевой  еще  рановато.  И  не  уплатив  штрафа.  Или  приспичило?
       - Спать  рано,  милейший,  -  настороженно  отозвался  Лозовой  Коля.  -  Мотор  будто  приклинило,  вот  и…Не  знаю,  еще,  есть  ли  авария.  Поостынет,  попробую  завести.  Может,  пойду  дальше.
       - Ну, ну,  подожду  маленько, покурю.  Если  что,  помогу  машину  отбуксировать  на  стоянку.  Остановлю  кого.  Тут  она  рядом,  километра  два, - флегматично  сказал  дорожный   инспектор,  щурясь  на  огни  встречных  машин.
       «Темнит  что-то  ментяра. Нужен  я  ему,  как  зайцу  стоп-сигнал», -  подумал  Лозовой,  но  сказал  иное.
       - Спасибо,  - И  выставил  в  окно жестянку с леденцами. -  Хочешь  долгоигрующую? Кисленькие  барбариски.  Я  курить  хочу  бросить,  да - хрен  с  луком!
       Этот  жест  можно  истолковать  превратно,  но  Николай  предложил  без  задней  мысли,  как  ответ  на  доброжелательность  сержанта.
       И  милиционер  понял  его  правильно,  протянул  руку  и  взял  в  горсть  с  десяток  монпансье.  И  сказал:
        - Взятки  я  беру борзыми  щенками,  дорогой  товарищ,  но  документы  тоже  спрашиваю. Не  пьем  в  дороге?  Или  мы  тогда  из-за  руля  вылазим?
       - Я  не  дурак, - с  усмешкой   всхохотнул  водитель  и  ребром  ладони  провел  у  горла.  -  Вишь,  по-ростовски  на  распев  божусь,  что  из-за  руля  обязательно  выбираюсь,  когда  заливаю  под  галстук.
       - Ага. Тогда путевочку, документы  на  груз  и  водительское  удостове-рение. – И,  получив  требуемое,  заглянул  в  права  и  качнул  шапкой.  – Ишь,  везунец! Сколько  ездим  и  ни  одного  прокола. Редкость  в  наши  времена. А  везем  мясо.  И  под  пломбой?
       Николаю  Лозовому  показалось,  что  инспектор  с  ехидцей  улыбается,  намекая  на  некоторые  обстоятельства. Скажем,  на  отсутствие  пломбы  и  присутствие  афёры. И  потому   водитель  злорадно  ухмыльнулся,  предвкушая  конфуз  гаишника,  и  мотнул  головой  на  хвост  полуприцепа.
       - Само  собой,  в  моих  же  интересах.  Могешь  проверить,  если  не  лень.
       Гаишник  не  поленился  и  пошел  проверять  порядок. Обошел  машину  и  пришел  к  окну.
       - Заводи.
       - А  что?  Попробуем, -  оскалился  Лозовой.  Мотор  завелся,  работал  ровно,   разве  что  стучок  металлический  слышался,  присущий  дизелю.  Да  цокал  клапан - с  большим  зазором. – Так  я  поехал?
       - А  штраф?!  -  напомнил  старшина и  укоризненно  усмехнулся.  -  Что  я  напишу  себе  в  отчет?
       - А  ты  меня  останавливал? -  нахально  напомнил  Лозовой,  хотя  на  рога  сержанту  лезть  не  стоило.  С  ним  спорить,  что  против  ветра  отливать  из  мочевого  пузыря. -  Запиши  тогда,  что  провел  разъяснительную  работу. Штраф  что?  Он  -  крайняя  мера.  Не  деньги   аргумент,  а  доброе  слово!
       - Ну  это  ты  бабке  расскажи, -  еще  больше  повеселел  сержант  Нечипоренко, - а  я  говорить  не  буду.  Ей  гроши  и  харчи  хороши  подавай.  Так  что  я  с  тебя  троячок  должен  взять  в  пользу  своего  кармана.  Или  проколем  талон?
       - Ты  что?!  Талон  за  что  поганить!? – нервно  изумился  Лозовой. – Какое  такое  нарушение  я  допустил?.. Ха!  Опупели  все!
       - И  ты  первый, -  поддел   Нечипоренко. -  С  работником  ГАИ  пререкаешься.  Знаешь,  что найду  повод  для  штрафа,  а  трояк  жилишь.  Я  же  найду  причину,  не  отходя  от  кассы.  И,  или  номер  сниму,  или  дырку  прокомпостирую  в  талоне.  Для  чего  нас  сюда  ставят?!  Дурья  твоя  голова!
       - Да  уж  пасете  вы  дорогу, -  приниженно  сказал  водитель  и  вдруг  взреготнул.  Он  вспомнил  анекдот  и  подумал,  что  этот  «мусор»  не  дурак  и  простит  ему   вольность,  прослушав  про  себя   правду.  -  Хочешь  анекдот?  Щас  вспомнил.  Про  тебя,  про  работничков  ГАИ.
       - Валяй.  А  я   подумаю  потом,  как  с  тобой   поступить.  Если  веселый  анекдот,  отпущу  без  штрафа.
       - Живот  надорвешь,  или  мочевой  пузырь,  благодетель  ты  всенародный!  Щас  узнаем.  Вот  ты  работник  ГАИ,  один, -  просто  инспектор.  А  когда  вас  двое  -  бригада!  А  когда  трое,  что?… Ну?  Догадался?… Уже  не  бригада,  а  целых  три  гада!
       - Ты!.. Ты…  что?!  -  Нечипоренко  в  шоке  повернулся  на  месте,  оглядываясь  назад  и  вокруг,  вызнавая,  не  видит  ли  кто,  что  он  слушает  такое  поношение  органам. – Да  я  тебя!.. В  сраку  затолкаю!.. Я..
       Он  не  кричал,  он  почти  шептал  с  испуга,  и  осекся.  В  глаза  ему   жалко  смотреть,  так  он  испугался.
       И  Лозовой  укорил  себя  за  дурость. 
       «Ну,  ты  даешь!  В  такую  холодрыгу,  где  он  возьмет  штаны,  если  наложит  с  перепугу?  Бережней   с  людьми  надо,  Николай.  И  с  перепугу  может  заложить.  А  там  -  психушка,  бой  по  почкам  ногами  за  честь  и  достоинство  органов.  Это  тебе  не  пятерик  потянуть  в  лагере.  Там  можно  выжить,  приняв  присягу  стукача.  А  тут  забуцают».
       Запоздало  испугался  и  водитель.  И  попытался  успокоить  милиционера.
       - Ну  что  ты  разошелся? Не  я  выдумал,  я - рассказал.  По   просьбе  трудового  гаишника.  А  анекдот  хорош,  признай.  И  никто  нас  не  слышал! Только  ты  да  я,  да  мы  с  тобой. 
       Пассажирку  он  в  расчет  не  брал,  она  могла  не  слышать  за  шумом  дизеля.
       И  старшина  отошел  душой,  а  головой  понял,  что  умеет  пугаться.  И  что  надо  менять  обстановку,  понял. И  потому  отдал  приказ:
       - Вот  что,  водила. Бери  свои  права  и  газуй  отсюда, пока  я  добрый  и  усёк, что  анекдот   смешной. А  вот  еще  раз  наши  путя  схлестнутся,  не  обижайся  тогда.  Дырку  я  тебе  в  талоне  проковыряю.
       И возвратив  водиле бумаги, ушел  к  «жигуленку»,  втиснулся  и…Поддал  газку  и  понесся,  заметая  след  хвостом  дыма.
       - И  чего  психовать?  -  сказал  Николай,  осуждая  работничка  ГАИ. И  тоже  тронул  с  места   «шкодницу».  Затем  повернулся  к  попутчице. – Перекусить  не  желаешь? Стесняться  не  надо.  Бери  в  бардачке  хлеб  и  колбасу. Там  нарезано.
        Девчушка  чуток  подумала  и  осмелилась,  отворила  багажничек.  Увидела  там  два  пакета  и  взглянула  с  вопросом  на  Лозового.
       - Бери  левый.
       - А  другой?  Там  что  повкусней?  Курочка  в  табаке? -  Она  смотрела  на  водилу,  сморщив  носик.
       - Не  знаю  что,  но  несъедобное.  Завгар  бумаги  велел  довезти,  отдать  по  паролю.  Какой-то  член  придет  за  пакетом,  - сказал,  смеясь,  Лозовой. -  Вся  жизнь  -  игра.  Борзеем!
       - И  вы  не  знаете,  что  в  пакете? -  удивилась  пассажирка, принимая  шутливый  тон  скептика-водилы. Меж  тем  она  развернула  предложенный   ужин  и  принялась  за  еду. – Хорошая   колбаса.  Твердокопченая.
       - Мое  дело  телячье, -  сказал   Николай.  -  А  колбаска  отличная. Грузчики  снарядили  тормозок  в  дорогу. За  рубль  в  кредит.  Так  на  мясике  же  работаем!
       И  опять  осклабился.
       - Вы  смелый  человек.  А  вдруг  там  нехорошее.
       - Наркотики?  Исключено.  Виктор  Степаныч  у  нас  начальник  толковый,  фуфло  своему  работяге  не  зарядит. Это  во-первых.  Во - вторых,  он,  как  и  я,  член  капээсэс.  И  в-третьих – душевный  человек.  В  президиум  у  нас,  кого  ни  попадя,  не  засадят.  А  он  торчит   как   попка  безвылазно,  как  у  нас  появился.  И  речуги  толкает  классные.  Про  текущий  момент  и  домик  за  горизонтом. Ну  и  про  алкашей.  Он  их  не  любит  фибрами  души.  Но  сам  втихаря   пьет.
       Они  подъехали  к  заправке  и  тут,  как  пионерский  барабан,  застучал  клапан.
       - Ну  вот,  приехали,  милейшая.  Ищи  машину  и  езжай  к  бабушке  без  меня,  а  я  поищу  слесаря.  Такой  джаз  моя  лайба  не  выдержит.
       Лозовой  заглушил  движок  и  кивнул  попутчице  на  стоп-сигналы  машин  у  заправки.
       - Иди,  просись,  кто-нибудь  с  охотой   подвезет.  А  мне   не  подвезло.
       Девица   поежилась,  выпрыгнула  из  кабины,  и,  оказавшись  в  сыром  холоде  на  ветру, зябко  передернула  плечиками  и  затянула  рукой  воротник  вискозной  шубейки.  И  оглянувшись,  вскинув  на  прощанье  руку,  засеменила,  звонко  выстукивая  каблучками  сапог  по  мокрому  асфальту,  выбивая  из-под  ног светлые  брызги
       Николай  кисло  поморщился,  открыл  капот  двигателя  и  скоро  нашел  причину  неудачи.  Можно  самому   подрегулировать  зазор  клапана,  но  образовалась  веская  причина  для  ночевки  с  легкой  выпивкой,  если  повезет.  Он  решил  поискать  тутошнюю  рембазу.
       Дождь  не  перестал,  он  не  сдавался  зиме  и  с  сухим  треском  секанул  по  лицу.  В  грудь  толкнул  порыв  ветра,  но  шофер  досадливо  повел  плечом  и  потопал  к  заправочной  станции.
       Мокрый   асфальт  светился  желтыми  бликами  отраженных  фонарей,  брызгался  махонькими  звездами.  Навстречу  шла  его  попутчица.  Ветер  подгонял  её,  и  она  почти  бежала.
      - Никто  не  взял  такую  красоту?  -  удивился  Николай,  втайне  радуясь  её   возвращению.  -  Тогда  со  мной,  утром  поедем  к  бабушке!
       - Я  сумку  забыла,  -  оправдалась  девчушка.  -  Я  договорилась,  меня   подвезут.
       - Ну, гладкой  дороги!  Доедешь  благополучно,  бабуле  передавай  привет  от  бойцов   дальнобойного  фронта.
       У  заправки  Лозовой  обернулся,  посмотрел  на  свою  «Шкодницу».  Попутчица  как  раз  забиралась  в  кабину.
       «Не  закрыл,  а  там   пакет.  Девка  не  возьмет,  а  если  бомж  заберется?.. Ладно,  я  на  минутку  тут  или  другую», -  подумалось  ему,  впрочем,  без  всякой  тревоги. У  него  проблемка  своя  и,  пожалуй,  посложнее.
       - Слышь,  ласточка!  У  вас  тут  есть  поблизости  толковый  слесарь  по  машинам? -  спросил  он  сходу,  заходя   в  помещеньице,  и  едва  проморгавшись  с  улицы.
       Заправщица  сидела  у  окошка,  куталась  в  зимнее  пальто. Пуховой  платок   спущен  с  головы  и  лежал  поверх  чернобурки.  Ей  было  просто  преступно  закрывать  чудную  прическу  из  каштановых  густых  волос, и  она  это  ведала.  И  лицо  тридцатилетней  женщины,  с  высоким  чистым  лбом,  прямым  соразмерным  носом,  черными  бровями  и  мягким  рисунком  сочных,  припухлых  губ,  - прекрасно.
       Но  глаза  её,  почти  синие  глаза  встретили  Николая  ледяной   стужей.
       -Ты  чего  топаешь,  что  прешься  сюда?! – возгласила  она  зло. -  Через  окно  не  можешь  спросить?!  А  ну, выдь  отсюда! Кому  говорю?
       Она  много  лет  работала  здесь, наверное,  среди  мужиков  и  их  похабщины,  и  потому  защитный  иммунитет  сработал  и  против  Лозового,  отпугнул,  как  муху  от  сладкого.
       А  может,  просто  вздорная  бабенка?
       Николай  взглянул  на  неё  ошарашено, с  невольной  брезгливостью.  Он  никак  не  мог  подумать, что  такая  миловидная  женщина,  как  святая  с  иконы,  сама  же  разнесет  свою  святость  в  пух  и  прах.  Красоту  он  привык   почитать.
       И  укорный   взгляд  его,  верно,  был  слишком  красноречив,  что  заправщица  вдруг  смутилась.  Она  посмотрела  на  руки  молодого  мужика,  их  держал  он  на  отшибе,  чтоб  не  тронуть  одежды -  измазал,  вскрывая  крышку  дизеля.  А  лица  своего  он  коснулся  нечаянно,  и  не  знал,  что  выглядит  потешно.  Заправщица  усмехнулась,  помягчала  сердцем,  и  сказала  уже  поспокойней.
       - Выйти  все  же   придется.  Не  положено  посторонним  и…чумазым.
       И  невольно  дрогнула  голосом, улыбаясь  в  открытую,  и  показала  ровные  ряды  резцов.  Наверное,  она  извинялась.
      Лозовой  принял   это,  как  должное,  и  тоже  оскалился.
       - Не  шуми,  теща.  Обломался  чуток,  а  в  оконце  соваться,  чтоб  спросить  адрес  местных  ремонтников  -  морду  водилы  набьют. Мордовороты  вон  какие! Подумают,  я  без  очереди  суюсь  с  тобой   познакомиться. Так  что  не  сердись,  милейшая.
       - Да  ладно,  ступай.  Прямо  от  заправки  вниз  пройди,  там  ремонтная  база.  Упрешься  в  ворота, - сказала  она  уже  вовсе  спокойным  и  бархатным  голосом,  и  указала  кивком  на  окошко. И  тут  же  фыркнула,  запоздало  осмысливая  его  деловую  шутку. – Ишь,  зятек  мне  нашелся!
       Безотчетным,  летучим  движением  поправила,  коснулась  пальцами  прически.  Или  показала  левую  руку, на  которой  нет  обручального  кольца?  И  улыбнулась  сквозь  укоризну  мягко,  скорее  снисходительно.
       - Спасибо,  ласточка! -  сказал  Николай  Лозовой, перенимая   её   взгляд. Он  понял  и  небезмолвный   укор,  и  свою  простоватость,  и  в  ответ,  принял  вину. -  Извини,  что  обидел  невольно.  Ненароком  случилось.  И  в  искупление,  когда  в  зятья  не  гожусь, -  бери  в  мужья. Я  уж  пообнимаю  тебя,  чумазый.  Лови  на  слове!
       Он  суесловил, сглаживая  неловкость,  но  на  что-то  намекал  безотчетно, и  не  спускал  с  неё  глаз  многоопытного  и  блудливого  кота.  Бабенка,  что  надо,  а  он  будет  теперь  ездить  мимо.
      - Бери  его  в  любовники! -  взреготнули  за  скважиной  окна  мужики,  какие  всё  понимали,  а  многие  тоже  положили  на  неё   глаз. – Не  прогадаешь! Здоровый  кобель!  Этот  посношает  знатно!  А  в  мужья  не  пойдет  он,  не  справится.  Он  трассовик,  плечевых  пороть  будет.  На  что  ему  своя  Маня?!  Да  и  стирать  его  долго,  чумазика!
       Они  развлекались,  понимая,  что  ни  в  дугу  их  колесная  жизнь,  ни  дна  ей  ни  покрышки.  Своих  жен  они  обнимают  от  случая  к  случаю,  а  чужую  вот,  разве,  глазами  потискают  да  приласкают  словом  не  всегда  нежным.  И  жрут  всухомятку,  и  спят  вприсядку. А  все  из-за  денег,  будь  они  неладны.  Чтобы  достаток  в  доме  был, да  сопляки  чтоб  выросли. А  оборотишься  и  глянешь, -  жизнь  прокатила  мимо.  И  что  видели?  Дорогу..  Только  дорогу  жизни… Ах,  суета  суетная!
       Но  привыкли.  Человек  ко  многому  привыкает.  И  заправщица  привыкла  к  таковской  жизни.  Потому  и  посмеялась  вместе  со  всеми,  не  взяла  дурного  в  голову. Лишь  пропела  мужикам  дерзостно.
       - Ничего,  я  отмою  миленка,  отогрею,  приласкаю!  И  к  дому  приворожу,  у  порога  на  цепь  посажу,  пацанов  ему  нарожаю.  А  уж  ночкой  темной  так  его  распотешу!  Завидуйте,  мужики!
       Лозовой  у  двери  вскинул  руку,  кивнул.
       -Я  учту,  милейшая,  припомню  твои  обещания! Но  теперь,  извини,  спешу.  Ночь  на  носу,  а  у  меня  морока. Но  я  забегу!
       И  потопал  искать  ремонтную  базу.  Её  он  нашел,  но  слесари  были  уже  «на  взводе»  и  связываться  с  ними  не  имело  смысла.
       «Это  уж  пьянка  будет,  а  не  ремонт.  Ладушки,  сам  пока  подшаманю  клапан,  дотяну  до  Луковки,  а  там  уж…»  -  решил  Лозовой  и  воротился  к  «Шкоднице».
       Кормилицу  он  «подшаманил»,  отрегулировал  клапан,  затем  вымыл  руки,  привел  себя  в  порядок  и,  усевшись  за  руль,  закурил,  понимая,  что  что-то  его  удерживает.  Бак  для   соляры   у  него  полный  и  особой  нужды  на  заправке  нет,  но  тянуло  заглянуть. Правда,  былой  задор  с  него  сошел  и  он  стеснялся  показаться  наглецом  лишний  раз.  Но  он  придумал  причину  и  поплелся  к  заправке. Машин  нет,  очередь  рассосалась,  и  королева  бензоколонки  сидела  одна.  Читала  или  пыталась  читать  книгу,  потому  что,  когда  Лозовой,  вдруг  устыдившись  своей  наглости,  поворотился  идти  прочь,  она  заполошно  закричала  в  динамик.
       - Ты  что,  скиталец?! Бежишь?!  Мне  скучно, а  ты  тикаешь!  А  в  мужья  кто  набивался?!
Озорница  развлекалась  от  скуки  и  прогнала  его  тоску.  Николай  зарядился  куражом  и  сунул  лицо  в  скважину  конторки.
       - Извини,  милейшая,  негодника, -  сказал  он  покаянно,  с  охотой  разглядывая  хозяйку  заведения. -  Некогда  мне  женихаться.  Обратно  буду  ехать, -  пожалуйста!  Пигалицу  одну  ищу.  Не  видела?  В  шубейке  из  цигейки.
       Заправщица  глянула  на  него  с  надменностью  незаслуженно  отвергнутой,  поджала  губки  и  щелкнула  тумблерком,  выключила  усилитель  голоса.
       - И  что  вы  находите  в  тех  «прости  господи»?  Молодые  что  и  давалки  без  разбору?  А  болезнь  когда  схватишь,  закаешься, -  сказала  она  отчужденно,  с  житейской   убежденностью  и  тайным  злорадством.
       - Тут  ты  не  угадала,  ласточка.  Я  брезгливый.  А  пигалицу  ищу  по  делу.  Пообещал  корешу  довезти  её  до  бабушки,  а  тут  обломался  слегка.  Вот  малость  починил  лайбочку,  заглянул  к  тебе. Думал,  девчушка  тут  коротает  время,  а  она,  видать,  поспешила  до  бабули.  С  меня  спросят  теперь,  если  что.  Ну,  я  пойду,  -  объяснил,  привирая,  Лозовой.
       Уходить  не  хотелось,  и  он  не  ушел. Удобно  уложил  руки  локтями  на  полочку  перед  окном,  расставил  в  раскорячку  ноги,  выгнув  гладкий  жеребячий  зад,  по которому  сеялся  дождик, чего-то  ждал.
       В  ответ  на  его  проникающую  улыбку  пройдохи  заправщица  взглянула  боязливым,  осклизающим  взглядом  и  проронила:
       - Езжай, трепло.  Я  знаю,  чего  тебе  хочется. Да  перехочется.  Ишь,  выбирает!  Молодая  ему  потребна! А  нам,  старухам,  на  свалку?  Мне,  может,  тоже  не  всякого  подавай,  и -  помоложе.  Красавца!  А  где  взять,  когда  все  вот  такие?! – И  пренебрежительно  повела  плечом. -  Обратно  ехать  будешь,  так  заходи, коли  скучно  станет.  Потреплемся   вволю. И  про  пигалицу  расскажешь.
       Но  это  уже  как  акт  примирения,  нежелание  рвать  хрупкий   мир.  Он-то  ей  нравился.
       - А  что?  И  загляну.  А  как  найти  тебя?  Вдруг  ночевать  запрошусь  на  праздник!  Не  вечно  же  ты  торчишь  на  работе, -  оживился  Лозовой,  потому  что  ожидал  чего-то  подобного.
       Интуиция  подсказала,  что  просто  ему  не  уехать  отсюда. Зачем  тогда  многозначительность  взглядов  и  незряшная  обида  на  суесловие?
       Женщина  ответила  с  прежним  ледком.
       - Найдешь,  когда  захочешь.  Улица  Степная,  тринадцать.  Запомнить  легко.  Номер  вот  несчастливый, -  добавила  она  с  горечью.  -  Потому  и  маюсь  одна.
       - Вечно,  ласточка,  не  везти  не  может.  Когда-то  полоса  сменится  с  черной  на  белую. Я  одних  знал,  так  у  них  тоже  квартира  - тринадцать.  И  все  там  ладненько,  а  денег  -  куры  не  клевали.  Если  казначейскими  билетами  мерить  счастье, -  он  трепался,  чтоб  приободрить  женщину,  что  металась  душой. Лозовой  нырнул  в  карман  тужурки  за  леденцами,  протянул  жестянку  с  монпансье  в  окошко.  И  улыбнулся  еще  вольнее. -  Угощайся.  Забей  горечь  сладким.
       Она  машинально  взяла  конфеток,  но  не  покивала,  благодаря,  а  качнула  головой.
       - За деньги  счастья  не  купишь, да  и  не  выменяешь  ни  на  какие  шиши, - сказала  она  с  горькой  уверенностью  и  утупила  взгляд  в  свои  руки  с  тонкими  длинными  пальцами  и  неброским  маникюром  на  удлиненных  ногтях.
       Николай  тоже  оглядел  её  музыкальные  пальцы  и  простецки  выдал  сентенцию:
       - А  ты  красивая. За  тобой  мужики  сворой  должны  ходить.
       - Выбор  большой,  а  счастья  нет.  Кобели  всегда  за  сучкой  бегают,  но  я  не  сучка.  Или  не  так?  Или  кукла  резиновая,  чтоб  сбрасывать  дурную  кровь?
       Она,  наверное,  ожидала  от  него  участия,  какой-то  надежды.  Потому  заправщица  сердито  толкнула  на  столике  перед  собой   книгу  и,  взглянув  на  него  со  скорбью,  мохнатыми  ресницами  прикрыла  глаза.
       - Ничего,  милейшая  ласточка,  скоро  Новый  Год.  Повезет  тебе  на  праздник. Точно.  У  меня  глаз  не  червивый, -  Николай,  понимая,  что  переборщил  и  комплимент  его  с  изъяном,  старался  исправить  ошибку. -  Тебя  как  зовут?
       - Неля,  - промолвила  она  отрешенно.
       - Хорошее  имя,  звучит  красиво.  А  мое  -  простого  проще:  Николай.  Что  ж,  счастливо  тебе  оставаться. Удачи  тебе,  Неля.  Мне  надо  ехать. К  утру  быть  на  месте.  А  то  и  раньше. Авось,  свидимся!
       - Езжай  с  богом,  Коля. Удачи! -  сказала  заправщица  Нелли. -  При  случае,  загляни.  Легко  с  тобой  говорить.
       - И ты  душой  не  черствая, -  отдарился  Лозовой,  лаская  её  глазами. – Наведаюсь  обязательно.  Мимо  ездить  теперь  стану.  И  на  Новый  Год  загляну.  Уложусь,  наверное.  В  любом  случае,  постараюсь. -  Он  улыбнулся  и  взмахнул  кистью  руки.  -  У  меня  теперь  объявилась  цель,  милейшая  Неля!

      
                ____________________   ***   _____________________
       У  конторы  хладокомбината  темно  и  пусто – рано  еще. Николай  Лозовой  заглушил  двигатель  и  откинулся  на  спинку. Хотелось  спать,  но  нельзя.  От  усталости  можно  продрыхнуть  до  вечера  и  никто  не  обеспокоит,  не  спросит,  за  каким  лешим  торчит  здесь. А  тогда  пропал   не  один  день,  потому  как  завтра  Новый  Год!
       Тут  он  вспомнил  про  пакет  завгара,  за  каким  должны   прийти.  Достал  из  «бардачка»,  положил  на  капот  двигателя,  накрытый   сукном  старого  одеяла.  Сверток  внушительный, упакован  в  капрон  и  обвязан  шпагатиной.  Внутри  что-то  не  слишком  твердое,  упругое.
       «Балыков  мясных  завернул,  а  мне  спагетти  навесил,  будто  бумаги  там? – подумалось  Николаю. -  Засранец  старый! А  мог  прямо  и  просто  попросить  доставить  гостинцы  знакомым  и  близким. Ужель  я  последний   подлец?!..Ну,  подлец,  как  всякий,  -  отчасти,  но  не  последний!  Кто  не  сотворил  хотя  бы  малюсенькой  пакости  ближнему  не  понарошку?  Покопайся  в  памяти».
       Меж  тем  пальцы  помимо  воли  развязывали  шнурок,  развернули  пластик  и достали  упаковку   в  еще  одном  пакете. Этот  повязан  голубенькой  ленточкой  с  бантиком.  Кто-то  старался,  выдумал  кокетливый  выпендрончик.
       Любопытство  и  подспудная  злость   увлекли  Лозового,  заставили  докапываться  до  сути. Лента  полетела  на  капот  и  рука  извлекла  из-под  очередной   обертки  под  тусклый   свет  плафона  пачку  денежных  купюр.
       Пораженный  столбняком  изумления,  водитель  долго  разглядывал  пятидесятирублевую  бумажку, перехваченную  банковской  лентой   вдоль  и  поперек. Его  бросило  в  жар.  Нет,  Николая  не  взволновала  величина  суммы,  не  обуяла  жадность.  Страх,  большой  и  еще  не  осознанный  целиком,  захватил  его.
       «Вот,  суки,  чем  занимаются! -  возопил  про  себя  Лозовой. – А  если  легавые  шмон  устроят?!.. Подставили,  гады!»
       Он  достал  одну  за  другой  и  уложил  на  одеяло  еще  пачки  денег  по  пятьдесят  рублей  в  брикете  -  всего  десять  штук. Тупо  разглядывая  их,  прокручивая  в  извилинах   серой   массы  варианты  неприятностей,  обрушенных  вместе  с  деньгами,  Николай  наткнулся   взглядом  на  сложенный  вчетверо  лист  бумаги.
       Развернул. Отпечатана  на  машинке  и  адресована  явно  ему  записка. Но  Лозовой  сообразил  то не  сразу,  содержание  не  укладывалось  в  голове.  Играть  в  такие   игры  нормальные  люди  не   могли,  а  идиоты…
      «Мужик! Не  обижайся,  что  зарядили  фуфло.  Если  мусора  тебя  не  возьмут -  кусок  твой. Это  плата  за  отвлекающий   маневр, за  страх.  Ты  же  боишься  сейчас,  когда  читаешь  эти  строки. Но  когда  все  же  возьмут  тебя  мусора  за  жабры  -  говори  правду.  Кто  дал  и  как. Он  чокнутый,  ваш  завгар. Любит  книги  про  шпионов.  За  эти  бумажки  никому  ничего  не  намотают,  нет  тут  состава  преступления.  Сплошной  идиотизм  в  них. Понял?  А  деньги   все  же  возьми,  если  любопытство  одолеет  и  ты   прочтешь  письмо.  Письмо  сожги,  а  бумажки  оставь  в  бардачке.  Домой  вернешься,  выбросишь  в  мусорный  бак.  Вот  так!  Еще  раз  просит  пардону  Заказчик.»
       Лозовой   чертыхнулся.
       «Фуфло!  Какое  фуфло?!..Мудаки!  А  если  бы  я  не  заглянул  в  пакет?!  Какую  правду  скажу  и  кому?! Но  я   скажу,  суки!  Я  возьму  деньги,  фуфлачи! – Он  провел  пальцем по  ребру  упаковки  и  тут   заметил  девственную  белизну  нижних  бумаг.  Настоящие  деньги  прикрывали  собой  пачки  резанки  и  являли  собой  «куклы»!  Николай слыхал  о  таких   фокусах  проходимцев,  читал  в  книгах. -  Сволочи!.. И  завгар!.. Ну,  старый  пердун, я  тебя  припасу!»
       Он  еще  не  знал,  что  устроит  Виктору  Степановичу  Стеблову,  не  ведал,  как  отплатит  за  эти  минуты  великого  страха  и  волнения, но  что  распорядится  случаем  по  уму  -  не  сомневался. Лозовой  принимал  решения  один  раз  и  не  переигрывал,  куда  бы  не  завела  пришедшая  мысль.  Теперь  он  знал  твердо,  что  Стеблова  пошлет  далеко,  далеко  и  навсегда.
       Осторожно,  касаясь  только  торцов  пачек,  Николай  обрывал  продольные  ленты  банковских  обвязок  и  доставал  полтиннички-купюры.  Затем  «куклы»  уложил  в  пакет  и  швырнул  в  «бардачок».  А  записку  сжег  по  совету  Заказчика,  щелкнув  зажигалкой  в  пепельнице.  И  задымил  сигарету,  первую.  В  это  утро.


                ___________________   ***   _______________________
       Венька  Заяц  приволок  на  «хазу»  канистру  пива  и  связку  вяленых  подлещиков.
       - Во, братва!  Бежал  мимо  пивзавода,  там  сосед  в  сторожах  ошивается, я  и  подумал. Дай,  загляну,  возьму  нефильтрованного! Толковище  надо  устроить  по  делу  Сифона.  Так  вот -  под  него!  А  вдруг, -  клевое  дело?  Вон  Пузыря  обули,  а  у  теневиков  бабок  побольше.  Проверить  надо  наколку!  Еще  б  одно  дело  провернуть  штук  по  пять  на  рыло, тогда  точняком  на  дно  лечь  можно,  чтоб  по  мелочи  не  светиться.
       - Брось  выкобениваться,  Веник!  Пора  воровать  по  науке, -  вклинился  кто-то  из  подельников. -  Тогда  вечный  кайф  при  тебе  будет!
       -  Это  как,  но  научному? -  тут  же  кто-то  спросил.
       -  А  не  попадаться!
       Жульманы  снова  сидели  на  «хазе»  почти  все   в  сборе,  потому   как  рано  идти  на  «работу»,  и  с  охотой  набросились  на  подлещиков  при  пиве.  Солнце  заглядывало  в  подслеповатое  оконце,  кричал  Высоцкий  про  черный  пистолет  из  врубленного  магнитофона  барыги  Пузыря,  звякали  кружки  и  хрустели  челюсти.  Пили  долго,  с  наслаждением,  нефильтрованное   жигулевское  было  отменным.
       Когда  ополовинили  канистру,  и  по  всему  видно  стало,  что  братва  пресытилась  и  даже  слегка  охмелела,  инициатор  снова  подал  голос.
       - Я  вот  что  думаю,  пацаны.  Покуда  мы  не  окосели,  побазарим  не торопясь  и  дотошненько  про  Сифона.  Не  пора  его  брать  за  яблочко?
       Филимон  Чапой  потер  худую  физиономию  с  широкими  скулами,  похрустел  солёным  огурчиком,  до  каких  был  охотник,  и  удивился:
       - Может,  я  парашу  запустил  с  Сифоном,  а  ты  раскатал  губы.  В  газетке,  как-то  сидя   на  толчке,  я  вычитал,  что  все  деловые  на  Западе  имеют  пять  процентов  с  оборота  и  довольны.  А  тебе  давай  тыщи!  Три  куска  взял  с  барыги  и  все  тебе  мало!  Вспомни,  Веник,  кого  жадность  не  любит  и  губит?
       Он  обозвал  его  старой  кликухой,  какая  тому  приходилась  по  душе.  Новая,  что  навесили  ему  воры,  а  не  пацаны  с  улицы,  принижала  его,  намекала  на  трусость.  Чапой  тем  хотел  умаслить  домушника,  чтоб  перестал  мусолить  тему.  Влезать  в  предлагаемое  дело  не  хотелось.  Тут  сулились  большие  хлопоты  и  не  малый   срок,  в  случае  прокола,  а  вот  денег, ..это  вопрос.  Филимон  был  щипачом,  виртуозом  в  своем  деле,  а  потому  верил  не  в  одну  ловкость  рук,  но  и  в  фатальность  судьбы.  Идти  в  бандиты  ему  не  хотелось. С  Пузырем  обошлось,  но  сколько  веревочке  не  виться,  а  конец  будет.  Такое  внушала  с  детства  ему   мать  посредством  охаживания  ремнем  мослов  на  заду  за  всякий   проступок.  Теперь  мать  немощна  и,  верно,  забыла  про  те  приговорки,  но  он  иногда  вспоминал.
       - Про  жадность  я  помню,  но  кусочков  по  пяти  на  рыло  нам  не  помешает, - настаивал  Заяц,  насмешливо  глядя  на  Чапого.  -  А  там  деньги  большие  водятся,  в  том  я   уверен.  Газетки  тоже  читаю,  и  не  только  на  толчке.
       И  повел  вокруг  лукавым,  прищуренным  взглядом,  приманивая  воров  перспективой  большой   халявы.  И  воры  его  поддержали,  слишком  заманчивым  казался   куш.
       - У  теневиков  башли  есть,  Чапой! -  распахнул  полусонные  глазки  Сова.  - Не  моги  сомневаться.  Вот  найти  бы  жирного  цеховика!
        Кифир, довольный  деньгами  барыги  и  от  природы  нежадный,  раздумчиво  проронил:
        - Не  будь  я  домушником, с  охотой  пошел  бы  с  вами  на  дело.  Но  и  вы  не  сильно  торопитесь.  Хорошо  подготовиться  надо,  чтоб  шарахнуть  сразу  много  кусков.  Это  вам  не  лапотник  срезать. Пузыря  подготовили  вы  хорошо,  вот  и  теперь так  надо…
       - Ты  что,  не  идешь  на  дело?! – удивился  Заяц.
       Сам  он  крепко  ухватился  за  подкинутую  идею  и  очень  надеялся  на  помощь   бывалого  Кифира.  Тот  оттянул  срок,  варился   в  воровской   среде,  много  слышал  и  кое-что  имел.  Например,  -  авторитет.  Которого  у  Зайца – кот  не  какал.. Он  вообще  торчал  здесь  потому,  что  местный  и  наглый,  да  еще  законы  воровские  тут   нетверды.
       - Я  перед  вами  отмазался,  братва,  и  идти  на  такое  дело  мне  не  с  руки.   Я  домушник.  А  там  придется  паяльником  поработать. А  у  меня  нет  квалификации  жопошника,  даже  если  паяльником  или  утюгом  туда  заглядывать, -  Кифир  высказался,  осекся  и  потупился.  От  денег  он   не  отказался  бы,  но  добывать  таким  способом…И  он  счел  нужным  добавить,  объяснить. -  Башли  у  меня  покуда  есть,  а  когда  найду  хату  -  возьму.  Без  работы  не  буду.
       Сова  сказал:
       - Деньги,  как  вода  или  навоз.  Сегодня  - нет,  а  завтра  -  воз!  И  в  заначке  у  меня  пока  что  башли  барыги  да  запасец  жиру  на  брюхе. – И  он  оглядел  свое  круглое  пузцо,  выпирающее  из-под  брючины. – На  что  стану  жить, если  прогорим  с  Сифоном?  В  долг? Он  среди  воров  опасен.  В  срок  если  не  отдашь, - чем  платить?  Попенгагеном?  Так  это  одни  проценты.
       И  он  оскалился,  показывая  розовые  десны.
       - У  меня  предложение, братва! -  глухим  баритончиком  заявил  отставной  вояка  Стяг. Он,  как  всегда,  тихо  поглощал  выпивку,  и  молча  и  исподлобья,  с  кривой   ухмылкой,  поглядывал  на  подельников.  Сидел  наполовину  растелешенный,  в  штанах  и  в  тельнике,  который  напоминал  прочим,  что  хозяин  его  служил  в  войсках  дяди  Васи,  то  есть  в   вэдэвэ. То,  что  служил  он  там  интендантом  по  технической  части,  тельняшка  рассказать  не  могла.  Привирал  о  службе сам  владелец.  И  он  продолжал,  когда  увидел  внимание  к  себе. -  Разведку  мы  сделаем  вдвоем  с  Зайцем.  В  деле  барыги  он  действовал  грамотно,  по-военному  лихо.  Вообще,  братва,  дело  наше  надо  ставить  пошире.  Завести  себе  разведку,  раз  взялись  гурьбой  промышлять.  Машина  нужна.  Сколько  мы  пехом  перли  от  Пузыря?!  За  Сифоном  я  сам  похожу,  покажите  мне   его.  Если  что  выявлю,  пристанем  вплотную.  На  точках  станем  передавать  стрем.  Принимается  предложение?
       Они  все,  кое-кто  даже  разинув  рот,  глазели  на  бывшего  прапора.  Вот  же  всегда  был  обычный   алкаш,  какого  плевком  перешибить  можно,  а  теперь  перед  ними  стратег  с  решительным  голосом  и  глазами  удава.  И  подбородок  его  квадратный,  каменный, прет  вперед.
       - Ничтяк, -  сказал  Чапой,  отпихивая  от  себя  кружку   с  пивом.  -  Флажок  сказал  дело.  Покуда  надо  прощупать,  а  там  на  один  котел  работать.  А  еще  смех, что  у  нас  общака  нету.  И  пахана  нет  в  городе.  А  надо  давно   ставить  кого-нибудь,  чтоб  за   кодлой  глядел.  Сходняк  налицо!  Может,  сразу  и  огласим?
       - Еще  троих  нету, -  возразил  Сова. -  Бакланы  по  улицам  бегают,  а  без  них  нельзя.  Авторитет  кодлы  нельзя  опускать.  Рубильника,  Шляпы  и  Фуфла  нету.
       - Им  срок  все  едино  тянуть,  если  мусора  повяжут, -  сказал  Кифир.  -   Знают  много,  а  не  заложили.  Потому,  все  должны  быть  на  сходке.  Надо  собраться  и  выбрать  пахана. Кого  вот?
       И  он  опять  сделал  вид,  что  занятнее  всего  налить  себе  выпивки.
       - Прапор  Стяг  всегда  за  вас! -  не  медля  откликнулся  отставной  каптер. -  И  все  за  тебя  мазу   потянут.  У  тебя  и  башка,  и  фарт  есть.  И  бока  давил  на  нарах.  А  что  еще  надо?
       Речь  полуродственника  Кифиру  понравилась  и,  ухмыльнувшись,  он  спросил:
       - Тогда  проводим  в  выходной   сходняк?  А  общак  гоношить  надо  и  машину  купить.  Прапор  прав  тут  на  все  сто. Ну,  а  кого  выберем  в  паханы, видно  будет. Сифоном  покуда  пусть  прапор  с  Зайцем  займутся.  Согласны?
       - А  как  мусора  засекут  нашу  кодлу   при  деле,  шить  групповуху  будут? -  выдал  свои  сомнения  Сова.  -  И  статью  нам  поменяют.  Бандитами  обзовут.
       - Не  делай  пыль,  в  муку  не  пукай! -  сказал  Венька  Заяц. -  Так  тебе  пятерик  намотают,  а  за  кодлу  прибавят  еще  пару  лет. Делов-то!  И  мусора  тебе  до  Фени,  когда  язык  за  зубами  держать.  Или  дурак,  враг  себе?  Наше  дело -  убегать,  а  их  служба -  догонять.
       И  еще  больше  распахнул  губы  зайца,  весело  ухмыляясь.
       - Мусора  технически  оснащаются, -  сказал  Стяг  на  правах  своего  и  равного. – И  нам   надо  повышать  коэффициент  прибыли!  Отдел  разведки  ставить!
       Он  посмотрел  на  Диму  Кифира,  ожидая   поддержки,  удерживая  на  лице  многие   морщины.
       Тот  опустил  руку  на  стол,  утвердил:
       - И  точка!



                ГЛАВА   ШЕСТАЯ


                ___________________   ***   ______________________
         Средний  ростом  и  крепкий  на  вид,  имея  под  тридцать за  плечами,  старший  лейтенант  Зиновьев  одевался  под  пижона.  Носил  кожаную  куртку,  яркий  галстук  и  белое  кашне.  Начальство  за  внешний  вид  ему  не  пеняло. Презентабельность  прямо  указывала  на  определенный  круг  общения,  и  мало  кто  мог  подозревать  в  нем  легавого  с  отменным  нюхом.
       Капитан  Володин  поставил  ему  задачу  выявить  круг  людей,  хотя  бы  боком,  будто  бы  случайно  связанных  с  теневиками.  Скоро  в  поле  зрения  старлея  попал  мужик  лет   сорока  на  вид,  с  похабной   рожей,  в  кожаном  реглане,  с  галстуком  и  при  зеленой   шляпе. Но  манеры  его  были  слишком  уж  непосредственны,  а  голос  сиплый.
       «Сифилитик  он,  что  ли? – подумал  опер. -  На  альфонса  не  похож,  а  морда  с  печатью  жулика».
        Мужика  он  подцепил  на  глаз,  когда   «провожал»  с  трикотажной   фабрики  «москвиченка-пирожка».  В  кабину  уселась  бабенка,  при  всех  полагающихся  красавице  прелестях,  выраженных  довольно  ярко, а  в  фургончик  забрался  тот  тип.  И  поехали  они  не  куда-нибудь,  а  в  мебельный  салон,  прихватили  там  тахту  и  отвезли  на  квартиру  дамочке.  Казалось  бы  -  пустышка.  Но  Зиновьев  поискал  физиономию  необычного  мужичка  в  картотеке  подопечных  милиции  и  вдруг  обнаружил,  что  тот  уже  поимел  пару  «ходок»  на  зону.
       Доложил  по  начальству, те  затребовали  дело  Сипунова  Федора  Ивановича,  а  изучив,  пришли  к  неутешительному  выводу. Выходило,  если  предположения  их  оправдаются,  теневики  брали  на  службу  к  себе  бывших  зэков,  воров.  Иными  словами,  мазались  и  не  боялись! Обнаглели?  А  что  дало  повод?  Хорошее  прикрытие  или  беспечность  органов?  Или,  вообще, это  что-то  новое  в  практике?  Ведь  давно  доказано,  что  не  можно  впрячь  в  одну   упряжку  трепетную  лань  и  динозавра.  Зачем  же  опровергать?
       Подполковник  Курагин  именно  так  поставил  вопрос, собрав  позже  своих  подчиненных  на  совещание.
       Он  кривился   от  боли  родного  геморроя  и  с  трудом  поворачивал  голову,  чтоб  оглядеть  того  или  иного  сотрудника. Сигарета  торчала  тонким  столбиком  из  красных  губ,  прикрытых  пушистыми  усами,  недоумение  выпирало  из  него  наружу,  и  он  не  пытался  того  скрывать.
       - Они  сдурели,  теневеки-цеховики?!  Или  наш  старший  лейтенант  ударился  об  фонарь? Что  такое - Зиновьев?! -  сыпал  вопросы  Курагин  и  сам  отвечал. - У  этого  пижонистого  офицера  довольно  приличная  голова.  И  не  только  как  предмет  украшения.  Нюх  у  него,  как  у  лучшей  гончей. Помню,  он  садился  на  хвост  подозрительным  субъектам,  а  те  оказывались  в  розыске.  Так  почему  наглость  прет  из  наших  подопечных?
       Подчиненные   не  осмеливались  дать  ответ.  Во-первых,  они  знали,  что  подполковник  провоцирует  их  на  работу   головой,  а  во-вторых,  отгадать  загадку  никто  не  мог. Возможно,  случайность,  что  зэк  впрягся  в  одну   упряжку   с  теневиками,  а,  может  статься, -  спланировано. Новое  веяние.  Нашелся  умник,  который  использовал  ситуацию  и  предложил  им  ребус.
       Курагин  с  трудом  выбрался  из-за  стола  и,  разминаясь,  потоптался  подле,  ступая  шаг-другой  до  сейфа  и  обратно. Большой  живот  мешал  ему   взглянуть  под  ноги,  но,  поднатужившись,  он  все  же  что-то  там  углядел  и  обнародовал:
       - Пожалуй,  они  запрограммировали  такую  ситуацию. Именно! – Начальник  отдела,  казалось,  обрадовался  найденному   выводу  и,  медленно  поворотившись  к  длинному  столу  заседаний,  оглядел  своих  сотрудников   с  толикой   восторга. -  Они  считают,  что  мы  не  станем  вязать  в  один  узел  эти  группы  преступников. Да  и  не  до  них  нам  сегодня,  по  их   рассуждениям.  Все  силы  брошены  на  борьбу  с  чем?.. С  разрушительными  последствиями  либерализации  последних  лет.  Они  так  считают  и  тем  пользуются!  Засранцы!.. Но  они  ошибаются.  Наш  отдел  разве  не  работает? У  него  появились  другие  задачи?  Отнюдь!  Нас  никто  не  переориентировал,  значит,  надо  работать.  Нужен  глубокий   анализ  сложившейся   ситуации.  Собака  зарыта  где-то  близко. -  Подполковник  пожевал  сигарету,  пройдя  к  столу,  сунул  её  в  пепельницу  и  уселся  на  место.  -  Занимайтесь  разработкой   дальше.  Зиновьев  на  верном  пути.  Клубок,  пожалуй,  запутан  умышленно  и  концов  много.  Ухватиться  надо  за  тот  самый…Нет,  случай  надо  исключить. Потому: анализ  и  еще  раз  анализ!  Все  свободны!
       Оставшись  один,  Курагин  положил  перед  собой   чистый  лист  бумаги  и  стал  чертить  схему.  Получалось  нечто  куцее,  усеченное,  слабо  организованное.  Просто  не  верилось.  Или  его  люди  не  на  тех  вышли,  или  преступники  поумнели  и  стали  работать  просто.
       «А  что?  Простота -  залог  гениальности.  Чем  меньше  людей,  тем  меньшая  вероятность  утечки  информации,  оставить  след…Скорее,  мы   слишком  расширили  круг  подопечных  и  тратим  на  них  ресурсы.  Надо  поставить  их  на  «прослушку».  А  ребята  покуда  поработают  визуально».
       Курагин  по  собственной   инициативе  обратился   к  «конторским»  людям.  Своему  шефу  Терещенко  он  не  мог  довериться, -  помешало  «шестое»  чувство.  Уж  слишком  изворотлив  был   полковник, крутился  на  виду  начальства,  членом  бюро  горкома  партии  и  в  прочих  комиссиях  состоял,  а  вот  работал…Предпочитал  послушать  подчиненных,  а  когда  проявлялись  успехи…Вот  тут  он   подхватывал  знамя  борьбы!.. Санкции  получить  Курагин  не  надеялся,  а  потому  и  пообщался  с  нужным  человеком  почти  подпольно,  за  стенами  учреждения.
       Майор  Колыванов,  с  которым  пожелал  встретиться   Курагин,  служил  в  «конторе»  технарем.  Сухой  и  прямой  как  палка,  Анатолий  Иванович  Колыванов  коротко  сунул  гостю  твердую  и  узкую  ладонь,  оглядел  острым,  пронизывающим  взглядом,  предложил  устраиваться  за  столом.  Кабинет  не  приспособлен  для  совещаний,  скорее,  здесь  работали:  чинили,  винтили,  испытывали,  - на  столе финтиклюшки  от  приборов.  Еще  пара  стульев  стояла  вокруг,  на  углу  столешницы  стояла  пепельница,  а  на  ней  -  паяльник.
       Хозяин  кабинета  держался  несколько  высокомерно,  как  показалось  Курагину.  То  ли  привык  к  превосходству  элитной  службы,  то  ли  перед  безобразной  горой  мяса  в  милицейских  погонах  подчеркивал  свою  спартанскую  подтянутость. Но  после  недолгой  паузы,  возникшей   по  поводу  осваивания  подполковником  новой   обстановки,  комитетчик разлепил  тонкие  губы  в   улыбке.
       - Чем  могу   подсобить  славным  борцам  с   ворьем?
       Курагин  опасливо  утвердился   на  простом  и  скрипучем  стуле,  шатнул  его  мощным  задом,  и  теперь  уже  основательно  и  беззастенчиво,  еще  раз  оглядел  кабинет.  Видимо  разочаровался,  и  пробурчал:
       - Ничего  особенного.  Живете  скромно,  работаете  много.  Занятый   народ,  как  и  мы.  Значит,  договоримся. У  меня  такое  дело,  Анатолий  Иванович.  До  зарезу  нужно  прощупать  группу  подозрительных  лиц. Нарвались  мы  на  шайку  нахалов,  что  работают  умненько,  и  с  кондачка  не  возьмешь.  Или  мы  ошибаемся,  или  это  волки,  каких  здесь  раньше  не  бывало.  Послушать  бы   их,  Анатолий   Иванович.  Уж  очень  они  приборзели.  Кругом  шухер,  выражаясь  их   языком,  а  они  не  ложатся  на  дно  и  пытаются  водить  нас   за   нос.  Сработать  бы  потоньше,  как  вы  умеете.  Нам  ведь  сначала  прокурору  докладывать,  а  не  хотелось.  Отказать  может.
       - Что  это  за  категория  лиц,  что  прищемили  вам  нос?  Теневики,  воры  в  законе?  Или  пешкари,  а  вы  не  сумели  разглядеть?
       - Да-к,  будто  не  разучились  работать,  Анатолий  Иванович. И  воры  знают  свое  место,  сидят  на  нарах  тихо  и  понимают,  что  высовываться  нельзя.  Лагеря  держим  мы,  а  не  они, -  подчеркнул  Курагин,  потому  что  ему  не  понравилось  упоминание  особиста  о  неких  пешках, какие  могли  облопошить  в   игре  милицию. -  Подозреваем,  что  это  цеховики,  какие  не  нюхали  параши.  И  кто-то  из  умников  их  направляет. Возможно,  их  прикрывают  сверху.  И  вероятно,  не  только  у  нас,  а  и  в  центре.  Вы  примеры  знаете.
       - Перспективное  дело? -  лениво  поинтересовался  майор,  приглаживая   пальцем  висок,  взятый   инеем  седины.  На  вид  ему   под  пятьдесят,  а  чинов  больших  не  имел,  прозябал  на  задворках  власти.  Что  же,  должность  у  него  такая,  не  позволяла  расти  над  собой.  Потому  и  зол  вкруговую  и  подковыривал. -  Или  берете  на  зубок  для   пробы?
       - Пока  нельзя   сказать  определенно.  Имеем  косвенные  улики  и  аналитические  выводы.  Но  если  вы   поможете  послушать  не  одни телефонные  беседы,  какие,  сами  понимаете,  вряд  ли  сослужат  службу…На  разработку  этих  персон  нам  придется   просить  добро  на  самом  верху.  Да  и  то,  если  непосредственное  начальство  поверит  в  перспективность.  Так  что  для  нас  это  риск. 
       -  Вы  уверены,  что  местные  товарищи  не  позволят  вам  влезать  в  сферы   влияния? – в  карих  глазах  Колыванова  промелькнул  интерес.
       - В  этом -  на  все  сто  процентов.  Партия   не  позволит  шерстить  её   ряды  даже  если  они…В  общем,  вы   понимаете.
       - След  выводит  на  обком? – уже  настороженно  прищурился  работник   «конторы».
       - Не  сомневаюсь. -  Подполковник  в  ответ  сомкнул  вежды. -  Они  нас  крепко  взяли  за   самолюбие,  Анатолий  Иванович.  И  честь  мундира  чего-то  стоит.
       - Ну,  о  чистоте  мундира  вашей  братии  ты  бы   смолчал.  Шерстят  родную  милицию  по  всему  Союзу  наши  люди.  Премного  обосрались,  обнаглев  в  либерализме.  Я  не  люблю  чинуш  в  любой   униформе  и  поэтому   подмогну. -  Голос  майора  налился  металлом. -  Ничего,  скоро  мы  наведем  порядок  в  стране.  Доберемся  и  до  местных.  Так  что  будем  работать.  Я  подключу  вам  ребят,  они  наладят  вам   контакты.  Мы  послушаем  этих  пройдох.  Надеюсь,  вы  еще  никому  из  своих  не  ставили  такой  задачи
       Колыванов  подумал,  что  кстати  явился  этот  милицейский   подполковник  с  просьбой.  Под  неё   можно  расширить  круг  интереса.  Этих  проныр  от  партии,  что  совсем  ошалели  от  непомерной   власти  и  которые  становятся  врагами  этой   власти,  неплохо  послушать  особо.  Ох,  сколько  выявится!
       Курагин  в  ответ  улыбнулся   глазами  сквозь  щелки  век.  Отозвался:
       - Нет.  Я  знаю  их  ответ. Разговор  к  делу  не  подошьешь.  Слушать  телефонные  разговоры  -  одно,  а  прицепить  «клопа» -  другое.
       - Ну  и  хрен  с  ними.  Наш  метод  поможет  в  оперативной   разработке.  А  победителей  не  судят.  Победу  вы  обещаете?
       Подполковник  был  идеалист  и  потому  не  замедлил  ответить.
       - Безусловно.  Но  что  за  победа  над  стрелочником?!  Нам  нужен  машинист,  диспетчер, пахан!
       Майор  Колыванов  поднялся  над  столом,  показывая,  что  делу  -  время.
       - Станем  искать  пахана  с  белым  воротником  и  без  наколок. Кому   «жучка»  лепить?  Прошу  списочек,  адреса.  И  ша,  никому  ни  полслова.  Даже  прямому  начальству.  Тем  более,  что  без  санкции  к  нам  явился.  Болтунов  развелось  нынче,  а  наша  работа…Так  что  договорились. Ты  и  я  знаем. Ну  и  из  моих  технарей,  кто  занят  будет  делом.
       Колыванов  пообещал,  а воплотить - болезнь  не  дала.  Прихворнул,  простудившись  и  схватив  воспаление,  провалялся  в  больничке,  а  когда  к  делу  вернулся, теневеки  нырнули  на  дно.


                ______________________   ***   ______________________
       Старлей Гриша  Травкин  жил  в  пригороде,  на  работу  добирался  автобусом  и  в  том  свою  жизнь  считал  суетной  и  неустроенной.  Кроме  рабочего  места,  негде  приклонить  голову, малость  расслабиться,  отрешиться   в   уединении.
       Поначалу,  когда  турнули  из  уголовки,  он  так  и  чувствовал  себя  неприкаянным.  Но  когда  закрепился  в  медвытрезвителе  и  обжился  в  коллективе,  притерпевшись,  вывел,  что  жизнь  не  совсем  уж  и  обрыдла.  В  подчинении  его,  среди  прочих,  были  два  сержанта  погодка,  которые  чуток  больше  двух  лет  отслужили  в  милиции  после  дембеля,  работу  свою  знали,  хватку  имели  зверскую,  а  карманы  клиентов  чистили  просто  мастерски.  Он,  Травкин,  не  сразу  догадался,  что  сержанты  частенько  закладывают  за  воротник  и  иногда  угощают  его  не  от  щедрот  души  и  кошелька,  а  за  счет  подопечных   алкашей.  Допер,  когда  самолично  прихватил  мордоворота  Мартехина  за  непотребным  делом,  оторопел  и  хотел  поднять  шум,  но  Серега  ухватил  его  под  мышку,  сопроводил  в  каптерку  и  там  шепотом,  с  перекошенным  от  страха  лицом,  объяснил,  как  и  что  вытворяют  тут  с  выпивающим  контингентом.
       - Послушай,  старлей! Ты  можешь  заложить  меня. Но  что  изменится?!  Другие  будут  доить  алкашей.  И  тебя  научат.  Но  вы  потом  попадетесь  и  вас  посадят.  Ты  офицер! А  мы  с  Витьком  не  попадемся. Мы  берем  по  уму.  Мы  еще  когда  шмонаем,  не  все  сбрасываем  в  опись.  И  что  оставили -  то  наше.  А  кто  поведет  дознание  по  жалобе,  мы  опись  -  в  зубы. Выкуси!  Подумай,  старлей.  Не  губи.  Работа – золотое  дно.  Ты  просто  не  понял. Ну,  старлей!  Григорий  Валериевич!
       От  сержанта  несло  водкой  и  чесноком,  его  наглые,  навыкате  глаза  смотрели  в  упор,  просили  чего-то  и  боялись.  Давили  под  ребро  пальцы. Травкин  хотел  сыграть  локтем  в  солнечное  сплетение, рубануть  затем  ладонью  по  воловьей  шее  и  уложить.
       Но  что  это  даст? Мартехина  вон  с  работы,  а  ему  поощрительное   похлопывание  по  плечу  вышнего  начальства.  Служи,  мол,  хоть  тут  верняком,  старлей.  Мы  зачтем.
       «А  балык  с  их  зачета!  Учтут,  если  опять  забурюсь  ненароком?  Выгонят,  как  овечку  паршивую.  Пошли  они»!  -  подумалось  ему,  и  старлей   пробурчал:
       - Хорошо,  я  подумаю. Ослабь  хватку,  больно! После  смены  потолкуем.
       Говорили  они  в  однокомнатной   квартирке  сержанта  Демехина. Тому  повезло.  Мать,  отдыхая  в  Гаграх,  познакомилась  с  местным  вдовым  хахалем,  и  пока  Виктор  служил  в  армии,  вышла  замуж  и  съехала  к  нему.
       Демехин  блаженствовал  после  дембеля,  водил  девок,  устраивал  гулянки.  Он  и  в  милицию  поступил,  чтоб  жить  посвободней.  Это  же  власти  приглядывают  за  народом,  вот  он   и   присматривал  за  собой.
       После  дежурства  они  сначала  изредка  заходили  в   квартиру  малость  расслабиться,  а  потом  повелось.  Когда  старлей  Травкин  устроился  и  обжился,  стал  ему командиром,  Демехин  затащил  и  его  чуток  выпить  да  потолковать  про  жизнь.
       Теперь  разговор  предстоял  серьезный,  и  виновник  затоварился   водкой  и   пивом,  позаботился  о  закуске.  Когда  выпили  по  стакану  и  покурили,  когда  маленько  взял  хмель,  Серега  Мартехин  положил  на  плечо  старлею  тяжелую  рыжую,  волосатую  руку  и  сказал:
       -  Всё,  Гриша!  Ты  меня  сразу  не  заложил,  значит,  усёк,  что  и  к  чему. Я  правильно  понял?  На  зарплату  не  раскатишься,  да  еще  в  такое  время.  То  пить  не  дают,  а  то  за  жратвой  торчи  в  очереди. А  мы  по  уму  работаем. Ну,  отщипнем  малость,  так  все  же  довольны!  А  алкашам  еще  повезло.  Окажись  кто  другой  на  нашем  месте,  так  пошмонают  карманы   вчистую!
       - А  совесть?! -  сбросил  Григорий  Травкин  с  плеча  руку  сержанта.  -  Она  где?
       - Про  совесть,  Гриша,  молчи.  Мою  в  детстве  стырили,  у  Витьки  на  том  месте  что-то  другое  растет.  А  твоя  где  была,  когда  ты, будучи  капитаном,  подставил  под  пулю  корешка  из  уголовки?
       Мартехин,  стерва,  много  знал  и  смотрел  на  старлея  с  веселым  нахальством.
       - Под  пули  не  подставляют,  под  них  сами  лезут. И  совесть  моя  при  мне  была.  Она  и  уберегла  от  глупости.  Я  бы  тогда  с  совестью  покойником  был,  а  напарник  бы  на  кителе  дырку   под  орден  вертел.  Просто  я  не   подставился,  и  бандита  того  завалил.  Потом.  Ну  ладно,  замнем.  Говорить  я  много  не  буду, -  сказал  жестко  старший  лейтенант  милиции.  И  налил  себе  в  стакан  для   повтора,  потому  что  без  водки  он  не  мог  сказать  то,  что  затем  произнес. -  Кое-что  я  понял  в  вашем  раскладе,  но  это  не  значит,  что  вы  станете  качать  мне  права.  И  если  ты   амбал,  тоже  не  означает,  что  можешь  меня  взять  силой.  Я,  как  ты  знаешь,  работал  в  уголовном  розыске,  и  вы  понимаете,  что  это  имеет  какое-то  значение. И  еще.  Щипачем  я  не  буду.  Это  ваша  работа.  Но  раз  я  знаю,  выходит,  прикрываю.  Но  и  срок  вместе  мотаю,  когда  погорим.  Равный,  если  не  больше.  Какой   выход?  Мне  очень  не  нравится  такой   пастернак,  но  ничего  не  попишешь.  Я  не  святоша  и  не  ханжа.  Простой  человек,  который  учится   у  жизни  и  не  любит,  когда  обижают  его  или  ближних.  Потому  будет  так.  Раньше  вы  на  двоих  делили  добычу,  теперь  станете  делить  на  троих. Ну,  а  там  посмотрим. Возможно,  сумеем  найти  приварок  на  стороне.  Жизнь,  сами  говорите,  становится  всё  изящнее.  Так,  сержанты?  И  согласны  со  мной?
       - По  рукам,  старлей,  -  сказал  Мартехин.
       Так  и  жили.
        И  вот  подвернулся  заказ  базарного  барыги  Куценко.  Дело наваристое,  если  смогут  вышибить  деньги  из  клиента.
       На  первом  этапе  Гриша  Травкин  не стал  посвящать сержантов -  поискать  дедка-столяра  можно  и  самому. И  когда  выпало  несколько  свободных  часов,  старлей   подался  в  разведку.
       Нет, Травкин  не  был  чересчур  жадным.  Он  думал  как  опер,  чтоб  ме-ньше  людей  знали  о  деле,  чтобы   прокола  не  вышло.
       Добирался  он  в  пригород  долго.  Сколько  можно,  проехал  трамваем,  а  затем  тащился   в  гору  пешком,  сбивая  ботинки  в  меловых,  узких  улочках.  Осклизаясь  на  мокрой  тверди,  проклиная  не  раз   взваленную  на  себя  заботу, Травкин  все  же  дотащился  до  верха  слободки Веселой,  где,  неподалеку  от  шашлычной,   проживал  в  собственном  доме  тот  столяр  умелец.
       У местной  забегаловки,  размещенной   в  осевшем  доме  из  мергеля,  старлей   задержался  осмотреться  и  покурить.  Благо,  подвернулся  повод. Пенсионного  вида  ханыжка  попросил  сигаретку  и  к  ней   огонька.
       -  А  что,  свежее  пиво  тут  продают?  -  вопросил  бывший  опер,  обслужив  дядю  и  исподволь  разглядывая  худосочные  акации  на  улочке, сырые  после  недавнего  дождика  шиферные  крыши  строений.
       Не  нравилась  ему  местность, худо  здесь  жить.
       - Откель  тут  свежему  пиву  быть? -  в  вежливой  ухмылке  оскалился  низенький  и  худой   алкаш. -  Как  завезли  в  тую  неделю,  так  и  пьют,  покуль  не  закончится. А  пиво пьющих  тут  мало.  В  жару  когда,  тогда  коленкор  другой. Теперь  на  водку  больше  нажимают, самогон  гонют.
       - Выходит,  мне  и  заходить  не  стоит.  Шашлыки,  я  слышу,  тоже  не  фонтан?  Из  сала  свиного  гоношит  кумысник, -  сказал  Травкин.
       - Прямо  в  точку  попали,  дорогой  товарищ!  Из  сала  бузует  шашлыки  Буба,  а  чебуреки  набивает  луком! Хитрит,  чурка! -  заблеял  пенсионер,  показывая  бурые  пеньки  на  розовых  дёснах.
       - Ага.  Красивый  сервис.  И  по  всему,  отлить  тут  тоже  негде,  если  пивом  забалуешься.  В  чужой  нужничок  переться,  под  забор? Живете! - осудид   Травкин.  -  Кстати,  дядя. Не  поможешь  мне  в  розыске?  Указали  мне  знатного  столяра.  Дед  Федот  где-то  тут  проживает.  Не  слыхал?
       - Ну,  так  вон  он,  домина  его! – возликовал  ханыжка,  довольный,  что  может  хоть  чем-то  отблагодарить  за  приятность,  и  указал  на  приземистый,  вросший   уже  по  самую  завалинку  пятистенник   наискосок.
       - Ага,  дом  на  большую  семью. И  всех  кормить  надо, -  заметил  Григорий  Травкин. – Ну,  да  с  его  золотыми  руками   прокормит. На  хлеб  с  маслом  хватит.
       - Так  кормить  некого,  товарищ! – заявил  горячо  питух  и  шмыгнул  носом. – Дочка  по Сибири  ошиваться  поехала,  нефтью  шмонку  обмывает,  а  старуха  преставилась.  Вот  уж  пять  лет  как  Федот  один  бедует.  Я  уж  знаю,  я  сосед  ему!  Он-то  и  робит  от  скуки.  Чтобы  с  тоски  не  окочуриться.
       - Иди ты?!  Так  он  вольный  казак?  Работу  может  взять,  а  нет -  пошлет  на  картошку? – удивился  старлей.
       - Это  он  может,  он  такой! -  согласился  ханыжка и,  скинув  с  губы  наземь  сигаретный  хвостик,  растер  бычок  подошвой  рваного  рабочего  ботинка. – Тока  нету   его  теперь  дома,  в  отлучке  Федот.  Работу  он  на  дом  не  берет,  у  хозяев  промышляет. Да  и  не  всякая  работа  подходит.  Уважает  занозистую,  чтоб  покумекать, головой  помороковать.
       - Жаль.  Напрасно,  выходит, ноги  бил.  Работку  я  припас  ему  интересную, хотел,  чтобы  он  сгоношил  мне  книжный  шкаф  с  потайным  баром.  Выпивку  туда  прятать  от  половинки.  А  выходит -  пошлет  меня  Федот  свиней  пасти, -  в  задумчивости  проронил  как бы  себе  Травкин.  -  И  денег  не  пожалел  бы  за  красивую  работу.  Что  ж,  приду  в  другой  раз.  Или  не  посоветуешь?
       - А  кто  его  знает?  На  деньги  он  не  жаден.  Для  души  работу  берет, -  с  уверенностью  заявил  дедок. -  Из  уважения  если  тольки.  За  бутылочкой  с  ним  посидеть,  по  душам  потолковать.  Обмякнет  и  согласится.  А  слово  он  держать  привык.  Так  что  сам  уж  ряди.
       - Добро. Если  не  найду  другого  мастера,  приду  Федоту  зад  лизать, -  заверил  Травкин. -  Будь  здоров,  человек!
       Старлей  вывел  для  себя,  что  столяр  непричастен  к  грабежу  Пузыря.  Разве,  навести  мог  кого  ненароком.  Но  это  уже  другая  статья  и  думать  над  тем  нужно  особо.  На  то  шансов  мало,  чтоб  дедок  проболтался  тому,  кто  интерес  к  заначкам  имеет.  А  вот  директором  рынка  заняться  стоило.  Барыга  Пузырь  обрисовал  его  с  положительной   стороны,  в  смысле,  что  мешок  он  денежный, тот  Шлямбур.  И  деньги  все  халявные.  И  если  взять  с  него  должок…Ого!.. Шесть  кусков  на  дороге  не  валяются.
      


                __________________   ***   ___________________
         Каин  с  особым  тщанием  заботился,  дабы  партийный  работник  и  завхоз  обкома  партии  Кирюшин  Андрей  Николаевич  видел  себя  в  их  раскладе  первым  лицом,  главой  и  добытчиком  денежной  массы. Хотя  на  самом  деле  был  добротной,  крепкой   «крышей».
       Как-то  под  хорошую  выпивку,  внедряемая  адвокатом  мысль,  что  деньги  делаются  для  партии,  для  молодой  её  поросли,  какая  вскоре  придет  на  смену  стареющей   гвардии  пердунов,  работнику  областного  масштаба   понравилась.  Молодые,  а  под  ними  подразумевались  люди  его  возраста,  конечно  же,  должны  полностью  поддерживать  направляющий  курс  ума,  чести  и  совести,  но  жить  все  же  по-новому,  без  сковывающих  догм  спартанства  и  самоотрешенности.
       Но  Егор Бугров  пошел  дальше  и  собрал  некий   коллоквиум,  на  котором  решил  затвердить  ореол  давно  функционирующего  сообщества   теневиков.
       Тогда  они  сидели  у   Авилова  на  загородной  даче,  расположившись  в  увитой   виноградником   беседке,  пели  осанну  хозяевам  и  пили  коньяк,  водку  и  вина.  Все были  довольны,  благообразны   и  никто  не  думал,  что  благословенные   времена  в  их  среде  прекраснодушия  подходят  к   концу.
       Когда  они  хорошо  нагрузились  горячительным,  женщины  оставили  их  и  уединились  посплетничать,  а  в  лексиконе  общения   появилась  бесшабашная   удаль,  Каин  решился  на  «промывку»  мозгов.
       - Гляди,  мужики,  какая  компашка  собралась!  Директор  торга  и  директор  мясокомбината,  партийный  работник  и  адвокат!  И  все  не  плохо  устроились  в  жизни.
       Степан  Иванцов,  директор  мясокомбината,  обнажив  и  без  того  вислую  нижнюю  губу,  прищурившись,  хмыкнул.  И  икнул.
       -  Ну,  и  что  из  того  вытекает?  Мы  должны  выпить  еще?  Так  давайте!
       -  Не  вопрос.  А  вопрос: за  что?  Потому  что  всё  хорошо,  что  хорошо  кончается, -  тоже  пьяно  дергаясь  и  усмехаясь,  объявил  Каин.
       На  их  диалог  наставил  ухо  Авилов.  И  спросил:
       -А  действительно,  Жора!  Что  ты  темнишь?  На  халдей  тебе  такие  басни?!
       - Ну,  я  прикидываю.  Не  пора  ли  нам   подстраховаться?
       Теперь  и  Кирюшин  с  интересом  поворотил  на  Каина  породистое  лицо  и  важно  изрек:
       - Я  с  вами,  друзья! Какая  может  быть страховка,  когда  партия   во  главе?  Кто  вас  посмеет  тронуть?
       - Человек,  други  мои,  должен  жить  хорошо,  в  окружении  близких  и  без  печальных  обуз.  Сегодня  нас,  возможно,  никто  не  тронет.  А  завтра… Вот  допустим,  Андрей  Николаевич,  завтра  выбрали  вас  делегатом  на  съезд.  А  там  выбрали  в  цека.  И  вы  перебрались  туда. -  Каин  воздел  руку  и  указал  на  Север.  -  А  мы  остались  сиротами.
       Егор  Бугров,  смеясь  одними  глазами,  с  обожанием  смотрел  на  партийного  деятеля.  Каин  мог  внушить  и  не  такое.  А  уж  любовь…
       Кирюшин  слегка  вздрогнул,  а  переварив  информацию,  откинулся  в  кресло.
       - Ну, положим,  друзей  я  в  беде  не  бросаю, -  произнес  он  с  натугой,  и  лицо  его  торжественно  зарумянилось.
       - Я  не  о  том,  Андрей  Николаевич. У  вас  в  новой  жизни  просто  может  не  оказаться  времени.  Даже  для  друзей,  когда  им  трудно.  Дела  государства  обширны.
       Иванцов  и  Авилов  смотрели  на  Каина  с  удивлением.  От  него  они  всегда  могли  ждать  дельный  совет  и  получали.  Адвокат  учил  их  вертеться  в  жизни,  делать  деньги  и  хорошо  прятать  концы.  Учил  осторожности.  Но  иногда  выбрасывал  фортели.  На  их  взгляд,  сейчас  был  такой   случай.
       Но  Кирюшин,  сожмурившись  и  посмаковав  содержимое  фужера,  явно  рисуясь,  промолвил:
       -Для  прежних  друзей   я  всегда  выкрою  время!
       - Отрадно  слышать  заверения  в  дружбе.  Примите  и  наши.  Партии,  её  движущей  силе  в  вашем  лице,  Андрей  Николаевич,  всегда  сгодится  некая  поддержка  в  виде  денежных  знаков.  Как  ни  печально  сие  утверждать,  но  деньги  все  же   придают  чувство  уверенности  даже  там,  где  есть  всё,  кроме  банковских  билетов.  Нам  обязательно  надо  закрепить  наше  братство  лишним  тостом,  дабы  надолго  оставить  в  памяти  это  благоговейное   ощущение  локтя  товарища  и  друга.  Который  не  предаст  и  всегда  поддержит.  Раскиньте  мозгами,  други.  Кто  мы?  Теперь,  сейчас!  Просто  собутыльники.  А  хочется,  други,  чтоб  мы  были  даже  больше  чем  родственники.  Чтоб  в  огонь  и  в  воду  друг  за  друга!  Разве  не  стоит  наше  содружество  того,  чтоб  его  безмерно  поддерживать?!  Содвинем  же  бокалы, други,  за  эти  святые  слова!  Выпьем  за  орден  единомышленников!
       Товарищи  улыбались.  Они  понимали,  что  адвокат  хватил  лишнего  не  только  в   словоблудии,  но  не  отказались  поддержать  такой   славный  тост  звоном  хрусталя.
       Директор  мясокомбината  все  же  не  удержался  и  «катнул  бочонок»  на  Каина.
       - Имею  вопрос, Жора! Разве  ты делаешь  шансы?! Мы  сами  себя  кормим!
       - Окстись,  Степа!  Вдругорядь  я  с  карандашом  в  руке  докажу  тебе  обратное. Не  теперь  заводить  свары.  Сначала  выпей  здравицу! – пресек,  смеясь,  но  прожигая  глазами, адвокат  Егор  Бугров. -  Или  ты  против  партнерства?  По  мне,  его  надо  закреплять!
       - Его  надо  лелеять!  -  почти  завопил  товарищ  Кирюшин, растроганный  словоблудием  Каина. -   Георгий  прав!  Закрепить  и  укрепить!
       - Хорошо, -  махнул  дланью  Авилов.  -  Гони  пургу,  а мы  раскроем  уши
       - Смейтесь,  паяцы. Иногда  мы  смеемся  даже  над  святым.  Но  я  о  чем?!  О  жизни,  други! Да,  живем  мы  слегка  лучше,  чем  многие  рядовые  граждане  страны.  Но  каждый  из  нас  больше  трудится!  И  сколько  страдает  от  страха!.. Никто  не  спорит?  А  в  целом  в  обществе  процветает  уравниловка,  что  унижает  старательных  людей.  Труд  руководителя  и  уборщицы  оплачивается  с  разницей  в  десятки  рублей.  Это  надо  осознать  и  исправить  нашими  скромными  усилиями.  Труд  мозговых  извилин  и  физические  усилия  должны  оцениваться  по-разному!.. Надо  воздавать  за  труды  истинные! -  заключил  Каин  с  улыбкой  шельмы.            
       Он  добился  своего  желания,  они  приняли  неписаный   закон  стоять  друг  за  друга  в  огне  и  в  фекалиях  и  помогать  в  процветании.  Адвокат  предложил  еще  несколько  новшеств,  кои  сводились  к  тому,  что  надо  создать  кассу  взаимопомощи  и  держать  бы  в  уме  почетного  председателя  их  редких  мальчишников. Председателем  он  рекомендовал  Кирюшина,  чтобы,  как  всякое  дело,  партия   возглавляла  бы  и  это  начинание,  а  кассиром  ангажировал   начальника  торга  Авилова  Олега  Петровича,  который  больше  всех  зашибал  денег.  Естественно,  и  моральных  прав  держать общак  при  себе  имел  самодостаточно. Кандидатуры  не  отклонили,  не  последовало  и  самоотводов  в  скромном  кругу.
       Свое  детище  Егор  Бугров  растил  с  любовью  и  оглядкой.  И  поддерживал  не  одной железной  дисциплиной  через  провальный  страх, но  и  всячески  поощрял  тщеславие,  как  двигатель  прогресса. Он  хорошо  понимал,  что  всякий  любит  прежде  себя.
      Лелея  в  Кирюшине  чувство  лидера, Каин  не  обижал  и  других,  а  потому  каждый  из  них  понимал  свое  главенствующее  место. Себе  адвокат  отводил  роль  координатора,  связующего  звена. К  тому,  он  был  юрист  и  обеспечивал  прикрытие  знанием  законов.
       Одни  работали  на  сообщество  желающих  безбедно  жить,  внося  наличными, Бугров присовокуплял  идеи,  а  партийный  работник  олицетворял  и  воплощал  незыблемость  альянса. Порознь  они  считались  бы  прохиндеями, а  вместе  -  уже  организованная  группа,  кодла  или  мафия,  хотя  понятия  о  том   ни  у  них,  ни  у   власть  предержащих  еще  не  имелось.


                ____________________   ***   _____________________
       Завгар  Стеблов, выполняя  социальный  заказ  Каина,  вызвал  водителя  Петрищева.  Богатырского  склада  вьюнош  возил  на  «Волге»  замупра  трестом,  мужика  с  большими  амбициями  и  связями.  Именно  это  учел  в  первую  очередь  Виктор  Степанович,  подбирая  ходы   в  комбинации.
       Шофер  пришел  не  сразу, видно,  выпендривался,  показывая  маленькому  начальнику,  что  с  ним  можно  без  церемоний.  Всяк  сверчок,  знай  свой  шесток.  Давно  сказано,  и  -  навек.
       Петрищев  плюхнулся  на  диванчик  возле  завгарова  стола, кинул  ногу  за  ногу,  потянулся  в  карман  за  сигаретой. Водитель  был  нескладно  скроен  и  уже  обзавелся  брюшком.  В  четверть  века  от  роду! Но  жил  беззаботно  за  спиной  шефа  и  на  хороших  харчах.  А  они-то  определяют  бытие,  а  потом  и  сознание!  И  потому  улыбка  на  толстых  губах  Петрищева  нахальная,  чуток  с  вызовом.
       - У  тебя,  Юрий  Петрович,  есть  тридцать  минут  свободного  времени? -  спросил   Стеблов, оглядывая  водителя  быстрым  взглядом,  и  вместо  досады  или  упрека,  сделал  мину   подхалимажа.
       - Ну, - сказал  Петрищев,  ожидая  сути.
       - Да  ты  не  нукай,  а  отвечай  по  существу, - построжал  завгар,  не  выдержав  наглости  шофера.
       Водила  удивленно  вскинул  куцую  и  белесую  бровь,  ехидненько  усмехнулся. Недоуменно  пожав  упакованными  в  кожу  широкими  плечами,  соизволил  уведомить:
       - Так  я  на  телефоне. Вдруг  шеф  звякнет?  Щас  у  него  совещание, а  если  потом  на  объект  захочет  проехать?
       - А  ты  не  водила? Не  найдешь  повод  задержаться?  На  неисправной   машине  не  ездят.  Или  ты  пацан  еще? -  поддел  Стеблов,  зная  слабые  струны  некоторых  подопечных.  Этот  был  самолюбив  до  болезни.  -  Если  буром  попрет  шеф, на  меня  сошлешься. Искаю  будто  запчасть.  А  у  меня  просьба  к  тебе  махонькая.
       - Ну? -  опять  междометием  выразил интерес  Петрищев.
       - Просьба  у  меня  пустячная, прямо  просьбишка. -  Поморщился  завгар  и  вдруг  насторожился.  – Или ты  не  поедешь?  Так  чего  я  распинаюсь?  Меня  всякий   выручит,  кто  с  головой.
       - Давай  желание, Виктор  Степанович.  Рулевое  у  меня  заело,  если  шеф  спросит.  Он  в  мандраж  легко  впадает.  Скажу,  муфту  менял.
       - Ага!  Тогда  вот,  Юрик. – Стеблов  нагнулся   и  из  нижнего  ящика  стола  вытащил  сверток,  перехваченный   голубой  лентой. -  Свезешь  это  на  обувную  фабрику.  Отдашь  лично  секретарше  Светлане  Илларионовне. Скажешь,  от  меня.  Взамен  она  даст  две  коробки  с  обувью.  Мой  шеф  просил  расстараться.  Сам  понимаешь,  ему  по  таким  пустякам  не  след  мараться.  Вот  нам  и  приходится. Лады,  выручишь?
       - А  куда  я  денусь?  Вместе  строим  домик  за  бугром, -  с  ухмылкой  ответил  Петрищев,  вдруг  почувствовав  к  предстоящей   поездке  повышенный  интерес. Получалось,  он  мог  влезть  в  какую-то  тайну.  А  она -  кое  что,  вплоть  до  тихого  шантажа. -  Свезу  и  привезу.
       - Вот  ладненько, Юрий  Петрович!  А  я  уж  отблагодарю  позже. Ты  меня  знаешь.  К  празднику   в  приказ  на  премию  попадешь. А  как  же?!  Ты  мне,  а  я  -  тебе  всегда  отдам  добром.  Взаимовыручка!  Тем  более,  не  мне  те  подарки. Мне  -  морока!  Ты  сверток  не  очень-то  прижимай.  Конфеты  там,  зефир.  Нежный   продукт,  сам  знаешь. А  женщины  лакомки.
       Юрик  Петрищев  быстренько  докатил  до  фабрики,  ткнулся  в  приемную  и  обнаружил  там  худую  и  раскрашенную  жердину  лет  тридцати  с  большим  походом.  Баба,  видать  в  расстроенных   чувствах, курила  у окна  сигарету  и  обозревала  внутреннее  устройство  родного  предприятия. Юрий  Борисович  утешать  её   не  стал, тары-бары  затевать  тоже   воздержался,  сухо  передал  привет  с  бантиком  на  свертке  от  Стеблова,  получил  в  обмен  две  коробки  в  пластиковом  пакете,  и  поворотил  восвояси.
       В гараж  едучи, он  крутил  головой  и  со  злой  иронией   гонял  мысли.
       «Ну,  дает  хитрожопик! На  шефа  косит,  а  сам  с  этой   воблой  шашни  крутит. Конфетки  дарит! А  она  кого  выбрала?! Рахита!.. Хотя,  кто  ей   порку  устроит  из  приличных  на  вид  мужиков?  Сколько  вон  голодных  картинок  бродит  по  городу…Туфтач! Да  если  бы  директору  понадобились  левые  туфли,  тот  не  послал  бы  личного  водилу?!.. Не,  я  шепну  Аркашке  про  такие  дела,  а  тот  стукнет  выше.  И  завгару  -  клизма  семиведерная!»
       Петрищев  проехал  полпути,  и  вдруг  в  тихом  месте  его  подрезали  и  стопорнули  «Жигули».  Сей  же  момент,  у  дверей  оказались  три  ладно  скроенных  молодца  в  плащах  и  в  темных  же  шляпах.  Двое  мигом  забрались  в  салон,  а  третий,  распахнув  дверцу  с  его  стороны,  обратал  Юрца  за  плечо.
       - Тихо,  Петрищев!  Мы  кусаемся.  Обэхаэсэс, -  сказал  тот,  что  сжимал  плечо,  а  задний  ткнул  шоферу  в  нос  красную  книжицу.
       - Ну?!  -  с  угрозой   проронил  Петрищев,  недовольный  шустростью  людей  в  синих  плащах. -  Что  я  нарушил?
       Угроз  опера  не  терпели,  а  Юрий  Борисович  о  том  не  знал.  Кроме  того,  работники  органа  увидели,  что  водила  их  не  испугался  и  что-то  держит  в  голове.  Потому  один  врезал  Юрику  ребром  ладони  по  толстой  шее  и  голова  его  подкосилась,  как  подсолнечный  круг.
       - Навечно  не  вырубил? -  осведомился  товарищ  по  службе. -  Нам  некогда  с  ним  возиться.  Еще  скорую  вызывать  придется.
       - Да  нет,  я  легонько.  Для  острастки,  чтоб  спесь  сбить. А  то  привыкли,  сучьи  дети,  за  спинами  шефов  боговать.  Сейчас  оклемается,  - успокоил  исполнитель  удара.
       И  верно,  Петрищев  закряхтел,  подержался  за  шею,  крутнул  головой.  Осоловелым  взглядом  покосился  на  мужика  сбоку.
       -  Больно?  -  участливо  спросил  тот. -  И  часто  это  с  тобой?
       - За  что?!  -  в  свою  очередь  вопросил  Петрищев,  еще  мало  что  соображая,  а  потому  не  снизив  тон.
       - С  нахалами  мы   всегда  так. А  ты  наглец.  Перестал  власть  уважать  и   воруешь, -  с  ухмылкой   констатировал  человек  у  дверцы. -  Повторить?  И  ты   станешь  нас   узнавать  сразу.
       Сказано  было  таким  тоном,  что  Петрищев  отбросил  кураж  и  сомнения,  и  отказался  от  эксперимента.
       - Понял, командир. Я  весь  внимание.
       - Что  у тебя  под  задним  стеклом? – спросил  сосед  справа  и  ткнул  большим  пальцем  через  плечо.
       - Сказали,  обувь. Я  не  заглядывал, - испугано  проронил  Юрий  Петрищев, лишь  теперь  понимая, что  попал  в  переплет.
       Работник  органов,  который   сидел  сзади,  заграбастал  пакет,  достал  коробки  и  раскрыл.  Петрищев  через  зеркало  заднего  вида  узрел,  что  завгар  не  соврал. Секретарша  всучила  ему  пару   классной   обувки,  деланной  на  экспорт. Мужские  и  женские  модельные  туфли.
       - Это  ж  кому  такие?! – с  прорвавшейся  завистью  спросил  сидящий  рядом  центурион.
       Петрищев  покосился  на  него  с  удивлением  и  пожал  плечами.
       - Мое  дело  телячье.  Сказали:  смотайся  и  забери.  Я  и  смотался.  А  кому   обувать  на  ногу…Завгару  с  женой.  Стеблов   посылал.
       Работник  органа  еще  раз   оглядел  машину,  открыл  «бардачок».  Там  лежала  книга,  детективчик  Семенова,  а  в  ней   початая  пачка   презервативов.  Отвертка   еще  валялась  и  граненый  стакан.  Милиционер  вздохнул,  достал  из  упаковки  резинку,  разглядывая,  посмеялся.
       - Ишь,  молодость  нации.  Предпочитают,  гондоном  с  усами  пользовать  дам.  Или    тебе  с  претензиями  попалась? Щекотку  любит! -  Обернулся  на  сотоварища,  качнул  шляпой. – Багажник  посмотреть  надо.
       Сунул  резинку  в  упаковку,  её  в  книгу,  захлопнуло  и  вернул  в  бардачок. И  похлопал  Петрищева  по  спине.
      - А  что?  Вполне  возможно,  что  и  наркоту  возит.  Слуга  за  всё, видишь.  Начальству  шмотки,  а  кому-то  -  марафет.  За  деньги  все  могут.  Сейчас  они  обнаглели.  Деньги  -  превыше  всего!  Так  что,  пошарь, Володя.
       Старлей   Зиновьев,  а  это  был  он,  отпустил  дверцу,  выхватил  из  замка  ключи  и  сходил,  проверил  багажник. Вернувшись,  доложил:
       - Дупель  пусто.  Простой   шмаровоз  наш  Петрищев.
       - Шмаровоз,  говоришь.  Ну  и  что?  Документики  все  равно  просмотреть  надо  и  на  учет  взять.  А  то  сегодня  он  шефу  зад  лижет  и  возит  телок,  а  завтра  подастся  в  преступники…Ты  вот  что,  Юрий  Борисович.  Про  этот  случай  начальству  своему  -  ни  гу-гу. Им   наших  забот  знать  не  надо.  Они  заняты,  а  тут  разволнуются, план  пойдет  наперекосяк.  А  работать  должны  они  с   полной   отдачей  государству.  Потому,  заботу  о  них   проявлять  надо  и  приглядывать  за  ними.  И  ты,  если  что, -  к  нам.  И  быстро!  Потому  что  среди  них  развелось  столько  гусей…И  вот  когда  твой   шеф   вдруг  покажется  тебе  такой  интересной   птичкой,  а  ты  нам  не  скажешь…В  общем,  нехорошо  может  сложиться, Юрий   Борисович. Понимаешь, в  уголовном  кодексе  есть  статья,  какая   наказывает  за  утрату   бдительности.  Так  что  не  советую  уклоняться  от  долга  перед  страной. Понял? – заключил  сидящий   сзади  капитан  Володин.
       Петрищев  удрученно  промолчал,  лишь  слегка  нагнул  голову.
       - А  раз  понял,  так  поезжай.  Вези  своим  начальникам  туфли. Пускай   скрипят  помаленьку.
       Они  возвратили  ключи,  выбрались  из  машины  и  тут  же  укатили.
       А  Петрищев  поехал  в  гараж.  И  опять  мысленно  чертыхался, «благодаря»  завгара  за  рейс  с  приключением,  и  размышляя,  стоит   ли  рассказывать  шефу   про   этот  случай   или  послушать  совет  мусоров   и  придержать   язык  за  зубами.
       «Ну  да!  А  если  Петруха   (он  был  шефом  ему, Петр  Васильевич)  возникнет,  да  с  гонора  на  ментяр  скатит  телегу,  станет  звонить  по  службам?!  А  легавые  схватят  меня  за  жабры  да  опять  по  шеям.  И  со  злом. Ну  уж,  хрена  с  два!  Я  свое  получил,  а  они  получат  свое,  когда   попадутся…А  попадутся,  суки»!
       С  тем  он  прижался   к  бровке  дороги  и  остановил  лимузин, вознамерясь   заглянуть  в  коробки.
       Еще  когда  работнички  органов  смотрели  туфли, а  Юрец   поглядывал  из  любопытства,  ему понравилась  обувка.  Теперь  он  хотел  убедиться,  что  товар  первоклассный.  Распаковал  и  улыбнулся. Товар -  что  надо!  Чистой   кожи  женские  лакированные  лодочки  и  мужские  туфли  тоже   с  черным  блеском.
      «Маде  ин  у  нас. Не  хреново! Очень  даже  ничтяк!»
       Водила  не  поленился  примерить  модель  на  свою  ногу.  Как  раз  оказались  туфли,  сидели  как   влитые,  красиво  и  даже   элегантно. Юрик  покрутил  перед  глазами  ногой.
       «И  что? -  подумал  он,  любуясь  вещью. – Могут  эти  пидорманы  заказать  себе   еще  моделяки?  Могут.  А  то  и  купят  в  магазине  с  под  прилавка.  У  них денег куры не клюют. Мы  им  машинами  возим,  а  сами  вот…переобуваемся. Скажу,  что  менты  забрали  туфли.  Рахитик  проверять  не  станет,  побоится,  если  я   подробно  расскажу   про  встречу  с  мусорной  бригадой… Так  тогда  и  лодочки  надо  забрать…А  что»?
       Но  тут  же  передумал,  решил  не  наглеть. И  в  кабинет  Стеблова  явился  с  одной  коробкой  и  с  миной  скорби  положил  на  стол.
       - Чего  одна?  Вторую  зажали? -  флегматично  вопросил  завгар,  рассеяно  разглядывая  водителя  и  явно  не  замечая   игры  эмоций  на  его  лице.
      - Ну, -  сказал  свое  любимое  слово  Петрищев,  на  ходу  перестраиваясь  под  неожиданное   умонастроение  Стеблова. -  Ты  ей  одну  коробку  конфет,  а  она  две  пары  обуви?  Так  одну  она  отработала   в   постели…Жлобы  вы  оба!
       - Ладушки, Юрец.  Спасибо  и  за  это, -  ответствовал  Виктор  Степанович,  пропуская   мимо  уха  дерзость  водилы.
       Главное  в  ином.
       И  оставшись  один,  разглядывая  обнову,  порадовался,  что  добыл  приличные  туфли  для   половинки. Поменьше  зудеть  без  дела  будет,  на  время  подобреет,  а  то  и  приложит  лишнюю  ласку.
       И  еще  похвалил  себя  Стеблов  за  смекалку.  По  просьбе  Каина  нашел  водителя  с  хорошим  шефом.  И  если  органы  «положат  глаз»  и  выйдут  за  Петрищевым  на  обувную  фабрику,  то  будет  то,  что  надо.  Ложный   след.  А  Каину  нужно,  чтоб  след  забежал  в  тупичок.  А  безопасность  завгару  адвокат  гарантировал.
       -Не  боись, друг  мой!  Ты  кто?  Завгар.  Ты  делаешь  что-либо  против  закона?  Нет.  А  водила -  другое  дело.  Он  круглый  день  на  дороге  и  ему  с  мусорами  дело  иметь.  Если  правила  нарушил.  А  ты   с  краю.  Даже  если  просишь  отвезти  куда  коробку  конфет  или  пачку  порожних  бланков.  Так  или  не  так?
       И  точно,  противозаконного  с  его  стороны  ничего  не  деется.
       Работники  же  карающих  органов  следили  за  их  ухищрениями  и  потому  тут  же  исследовали  путь-дорожку  Петрищева.
       В  приемной  обувной   фабрики  они  устроили  придирчивый  шмон,  мало  что  объясняя,  но  суя  нос  во  многие  дырки  и  шкафы.
       Проверяя  показания  водителя,  обнаружили  привезенный  секретарше  набор  конфет,  а  попутно  и  несколько  пар  заготовленных  для  нужных  людей  туфель. Коробку  с  зефиром  и  птичьем  молоком  оставили  втуне,  а  на  обувку  пожелали  составить  акт,  как  на  продукт  производства  неучтенный,  и  потому   криминальный.
       Директор  фабрики,  выслушав  о  том  доклад  по  телефону  от  доброхотов,  тут  же  поехал  за  больничным  листом,  оставил  выкручиваться   секретаршу. Та,  возмущенно  вздернув  долгий  нос,  сказала  милиционерам,  что  отлучалась  в  туалет  и,  возможно,  кто-то  из  технологов  принес  образцы  на  погляд  директору,  но  не  дождался.  И  оставил,  дабы  не  носить  туда-сюда.
       Председатель  профкома  и  секретарь  парткома,  пришедшие  на  инцидент,  горячо  поддержали  доводы  секретаря  директора  и  даже  вызвались  помочь  органам  в  отыскании  растяпы.  И  скоро  затолкали  в   приемную  болезненного  вида  типа,  оказавшегося  заместителем  главного  технолога,  который  и  признал  факт  вопиющей   халатности.
       Да,  он  приносил  шесть  пар мужских  и   женских  туфель.  Образцы,  даже  на  глаз  видно,  устаревшего  фасона  и  их  прелагалось  снять  с  производства  Но  директора  не  оказалось  на  месте,  а  тут  прихватило  сердце.  Пришлось  припрятать  образцы  в  шкаф  и  сбегать  за   валидолом.  Лекарство  он  держит  у  себя   в  столе.
       Работники  органа, конечно,  могли  раскрутить  это  дело  до  самых  серьезных   выводов  со  всеми  вытекающими  и  затекающими  выводами,  но  задачка  у  них  другая,  и  потому  они,  вежливо  ухмыляясь, ретировались,  прихватив  обувь,  как   вещдоки  бардака  в  конторе.
       Усевшись  в  машине,  обменялись  мнениями.
       - Пустой  номер -  это  закономерность  или  случайность? – поинтересовался  старший  группы  капитан  Володин.
       - Может,  мы   вообще  не  туда  правим? -  пожал  плечами,  сидящий  за  рулем  Зиновьев. -  Вход  с  другой  стороны.
       - Всё  может  статься, -  покивал  Володин,  понуро  покуривая. – Одно  я  знаю:  сразу  попадаются  дураки.  Покуда  нам  не  повезло.  Но  они,  если  мы  на  верном  пути,  все  же  попадутся.  Где-то  засветятся.
       - Ага.  Когда   и  где - нибудь.  Что  станем  делать  с  обувью?  Сдадим  на  склад?
       - Ну  уж.  А  вдруг  завтра  прибегут  за  коробками,  -  пожмурился  от  дыма  сигареты  Володин.  И  со  значением  добавил:   -  Пусть  полежат  в  кабинете.  В  нашем  шкафу.
        Стеблов  из  телефона-автомата   позвонил  адвокату.
       -  Гонец  мой  отвез  гостинец  без  приключений.  Это  как, хорошо?   
       -  Знал  бы  прикуп,  в  деревню  не  вернулся. Поживем,  увидим.  Возможно,  против  нас  они  играть  не  захотели.  А  мы  тушуемся.  Так  что,  спи  спокойно  и  глубоко  дыши.


                ГЛАВА   СЕДЬМАЯ


                ____________________   ***   ______________________
       Какое-то  время  отсидев  тихо  и  сообразив,  что  Пузырь  кипеша  не  поднял,  воры  свободно  вздохнули  и  приободрились.  И  вернулись  помыслами  к  Сифону.
       Кифир,  уже  ознакомленный  Филькой  Чапым  с  поднадзорным,  потягивая  пиво  в  заведении  Клавки  Куколки,  в  свою  очередь  показал  человека  теневиков  полуродственнику   Стягу.
       - Я  уйду,  чтоб  не  рисоваться,  а  ты  проехайся  с  ним,  куда  приведет.  Городским  транспортом  пользуется  да  одиннадцатым  номером,  так  что  не  перетрудишься.  На  глаза  не  суйся,  чтоб  не  засек  раньше  времени.  Спугнешь -  удушу.  Для  почина,  найдете  его  хату. Дом,  квартиру,  чтоб  все   в  точку.  Поводи  его  несколько  дней   с  Зайцем.
       Допив  пиво,  Митька  Кифир,   развалистой   походкой  бывалого  урки,  подкатил  к  Куколке  и  поболтал  с  нею,  улыбаясь  завлекательно  и  даже  льстиво.  На  Клавку  он  давно  положил  глаз  и  теперь  хотел  умозрительно  проверить  те  слухи,  какие  складывались  вокруг  неё.  А  болтали,  будто  Куколка  слаба  на  передок  и  дает  всякому,  у  кого  есть  бабки  на  красивый   стол.  И  что  иные  даже  получают  сдачу   в  виде  простенького  трипперка.
       Клавка  оценила  кошачью  повадку   Кифира,  а  заодно  его  комплекцию  и  упаковку -  в  тот  вечер  на  Митьке  сидел  шикарный  костюм  от  венгров,  какой  он  взял  по  дороге  из  зоны.  Выглядел  вор  в  нем  красавцем.  Потому  буфетчица  намекнула  на  тоску   одиночества  и  желание  посидеть  под  сенью  уюта  за  романтическим  столом.
       - В  кабаке?! -  чуть  удивился  Митька  Кифир.
       Он  не  любил  ресторанов,  там  могли  срисовать  легавые. Это  была  заповедь,  какую  внушили  ему  на  зоне,  и  он  строго  её   держался.
       - Можно  и  на  квартире, -  нараспев  и  капризно  протянула  Клавка,  наливая   клиенту   в  очереди  пиво. -  Но  это  будет  дороже,  потому  как  интимно.
       И  её   голубые,  кукольные  глазки  полезли  под  лоб.  Она  явно  завораживала  Митьку  кокетством.
       Тогда  Кифир  осмелился,  и  деликатно,  как  ему   показалось,  осведомился  насчет  справки  от  доктора  на  предмет   последствий  после  кувырков  в  постели.
       - Чтоб  с  конца  не  закапало, -  твердо  очертил  Митька  свои  опасения.
       На  что  Клавка  поставила  вдруг  узко  глаза  и,  чуток  усмехнувшись,  поманила   его  ладошкой.
       - Ну? – придвинулся  Митька, надеясь  получить   конфиденциальный   ответ  и  полагая,  что  на  такой   вопрос  иного  получить  нельзя.
       Но,  оказалось,  можно.  Клавка  схватила  тарелку,  что  попалась  под  руку,  и  трахнула  плашмя  по  подставленному  лбу.
       Тарелка,  конечно, -  на  куски, а  Кифир  отпрянул,  испуганно  оглядел  буфетчицу  и,  хватаясь  за  голову,  проверил  её   на  цельность. Она  выдержала  удар  фаянса,  только  шишка  тут  же  обозначилась  явно  и  обещала  вырасти  в  хорошую  гулю.
       - Это  тебе,  зайчик,  справка!  -  ухмыльнулась  Куколка,  перехватив   его  гневно-удивленный   и  даже   обиженный  взгляд  И  поискала  глазами  пивную  кружку,  которая,  к  счастью  для   вора,  не  подвернулась  ей   под  руку   сразу.
       - Ну  ты, сука! – с  угрозой   процедил  Митька,  отступая,  впрочем,  на  пару  шагов  в  сторонку. – Ты  меня  не  знаешь,  и  потому   я   прощаю  твой   выкидон. Я  тоже  дурак, забыл,  что  в  торговле  тебе  не  работать  без  справки.  Признаю  ошибку  молодости.  Мы  квиты  и  уговор  остается   в  силе.  И  если  вздумаешь  кипешевать. Я -  Кифир,  и  слово  держу.  Дня  через  три-четыре  встрену  тебя   после   работы.  Так  что,  как  пионер,  будь  в  готовности.  И  чтоб  стол  был  в  ажуре,  я  оплачу. Привет!
        И  удалился,  приклеив  на  губы  улыбку  удачливого  барыги,  сквозь  которую  Клавка  разглядела   смущение.
       «То-то,  дьявол!  Посмотрю,  какой  ты   в  работе»,  -  подумалось  ей.
       Увлеченный  этим  событием, Колька  Стяг  чуть  не  проворонил  Сифона.  Тот,  тоже  заинтригованный   увиденным  кино,  тем  не  менее,  опростав   кружку,  покидал  зал.
       Федор  Сипунов  притащил  Стяга  к  дому  в  восточной  части  города  и  скрылся  в  подъезде  пятиэтажки-хрущевки.  И  отставнику   пришлось  очень  поторопиться,  чтоб  прихватить  мужика  у  двери  в  квартиру,  а  затем  махнуть  на  этаж  выше.
       На  другой  день  Сифона  водил  Заяц.
       Сипунов  с  утра  отметился  в  пельменной,  где  плотно  позавтракал  и  расплатился  цельной  купюрой   в  пятьдесят  рэ.  Затем,  не  торопясь,  покуривая  душистую  сигару  с  острова  Свободы,  пофланировал  до  пивнушки  Клавки  и  выпил  дежурную  пару  пенистой   кислятины.  Спустя  время  Заяц   проводил  Сифона  до  телефонной  будки,  а  оттуда  в  городскую   адвокатуру.
       Из  того  домушник  вывел,  что  подшефный   с  кем-то  судится  или  имеет  неприятности  через  крестовый  интерес.
       Потом  они  обошли  несколько  магазинов,  где  Федор  Иванович  долго  не  задерживался,  но  навещал  когда   подсобки,  а  когда  и  кабинет  директора.  Выходил  он  порожняком,  потому  что  японская   его  раскладная  сумка  на  «молниях»,  болтающаяся  на  плече,  не  особо  прибавляла  в  весе  и  имела  в  себе,  разве  что,  бутылку  водки  да  малый  закусь .
       Размышляя  над  тайной,  Заяц  положил  себе  выяснить  такой   казус  в  ближнее  время,  но  на  другой  день  Сифон  бродил  по  городу  без  дела.  Жрал,  выпивал,  ходил  в  кино  и  посещал  сортир.
       Путем  наблюдения   воры  установили,  что  несостоявшийся  «петух»  ведет  праздный  образ  жизни,  а,  между  тем,  живет  припеваючи  и  даже  на  широкую  ногу. Пару  раз  он  уезжал  из-под  их  носа,  забираясь  в  такси,  тогда   как  жоржики,  не  предвидев  таких  осложнений,  «тачку»   вовремя  не  поймали.
       Обыск  квартиры,  которую   пришлось   вскрыть  путем  подбора  ключа  из-за  простоты   замка, урки  провели  средь  бела  дня.  Золота   Сифон  не  держал  в  доме,  если  имел,  а  вот  денег  нашли  две  сотни.  Для  безработного  хмыря  -  не  мало.  Вещей  не  взяли.  Они  оставили  следы  посещения,  но  поскупились  на  отпечатки  пальцев.  Их  Стяг  научил  не  оставлять,  пользуясь  не  перчатками,  а  обувным  клеем.
       Еще  воровская  братия   установила,  что  мужик  разок  посетил  директора  мясокомбината  и  долго  у  него  гостевал,  а  появился  с  веселой  мордой  и  с  приятным  духом  спиртного.  Пил,  верно,  с  директором  недурственный   коньячок  и  закусил  сытно,  потому  как   в   автобусе  икал  не  таясь.
       Но  больше  всего  Митьку  Кифира  поразило  знакомство  Сифона  с  довольно  привлекательной  дамочкой.  Когда  Митьке  о  том  рассказали,  он  пожелал  удостовериться  лично  и  утречком  дождался  выхода  шмарочки  на  работу. И  затем  проводил  до  самой  проходной  на  фабрике,  хотя  бабенка  ехала  на  службу  в  толчее  общественного  транспорта.
       Сопровождая   красотку,  Кифир  в  душе  возмущался,  что  такая   фигуристая,  со  многими  данными  бабенция  трется  в  толпе,  как  рыба  об  лед,  и  всякий  желающий  может  полапать  её  за  упругий  зад  или  пышные  груди.  Сам  он  не  осмелился  приблизиться   к  ней,  убоясь  намозолить  глаза  раньше  времени. Он  положил  себе  оприходовать  ей,  записать  на  счет.  Роскозням  про  близкое  её   знакомство  с  Сифоном  он  не  поверил.
       «Брехня!  Чтоб  такая  краля  -  и  с  таким  хмырем?!  Да  перо  ему   в  задницу  или   нагретый  паяльник!  Она  будет  моей!» -  наказал  сам  себе.



                _____________________   ***   _______________________
       Когда  ворам  показалось,  что  о  Сифоне  они  знают  достаточно  много,  собрали  сходняк,  чтоб  решить  насущные  вопросы.
       На  этот  раз  первым  пунктом  в  повестке  пьянки  стоял  прецедент  безвластия  в  их   тесных  рядах. Неформально,  конечно,  Кифир  осуществлял   надзор  над  «гарнизоном»  и  слово  его - закон.  Но  другие  части  города  полагали,  что  такое  положение  нужно  подкрепить  поддержанием  «мазы».
       В  голосовании  приняли  участие   все  слои  трудовой   массы  воров,  от  сявок  до  домушников,  и  Кифир  был  единогласно  избран   «папой».  Причем,   выборы  проходили  не  только  демократически   простым  поднятием  руки,  но  и  в   пику  догмам  партократий,  во  время  обеда  с  выпивкой.
       Но  демократия  -  есть  воля  народа,  а  потому  застолье  после  официальной   части  затянулось  и  закончилось  без  эксцессов,  но  за  полночь.
       После  перерыва  на  сон,  пахан  Митька  Кифир  заставил  свою  кодлу  умыть  рожи  холодной   водой,  снять  хмель  огуречным  рассолом,  а  затем    пригласил  за  прибранный  от  непотребства  стол.  Теперь  на  нем  была  посуда   с  квасом,  с  пивом,  и  вяленная  рыба-чехонь,  привезенная  кем-то  с  «Цымлы»  на  местный  базар.
       - Ша,  братва! -  заявил  громко  Кифир,  когда  выпили  по  пиву  и  стали  ломать  чехонь. -  Потолкуем  за  Сифона.  Если  колоть,  то  как  и  где?  И  кто?  Я  жду   предложений.
       Он  сидел  по  пояс  голый,  мускулистый,  с  волосатой   грудью,  и  красовался  наколками  цветной  туши,  какие  уже   практиковались  на  зоне. Пахан  слегка  смущался  новой  должности  и  невольной   официальности,  а  потому  лишний   раз  приложился   к  пиву  и  даже  поискал  глазами  бутылку   с  кефиром,  которой   не  оказалось  за  отсутствием  крепких  напитков.  Воры  стушевались  тоже  и  последовали  примеру.  Один  отставник  Стяг  ничем  не   смущался,  трескал  рыбу,  прихлебывая  «жигулевским»  и,  махнув  себе  ладошкой  по  плохо  выбритой   щеке, сказал:
       - А  што  с  ним  цацкаться?  Он  для  кого  с  магазинов  башлял?..  На  мясике  в  кабинете  директора  долго  сидел  и  вышел  под  мухой.  Какой   вывод?  Связан  с  теневиками. Добровольно  своими  знаниями  про  ихний   цех  он  не  поделится  ни  под  каким  видом.  А  вот  если  ему   горячий  утюг  показать  или  паяльник  нагретый  пихнуть  в  прямую  кишку – скажет  беспременно.  Для  меня   открытым  остается   один  вопрос. Где  говорить  с  ним  по  душам?  Кричать  будет,  а  нам  -  чтоб  кипеш  не  поднялся.
       Филька  Чапой   поперхнулся  пивом  и  вытаращил  глаза.
       - Ты  серьезно?  Штандарт!  Это  тебе  не   под  знаменем  полка  торчать,  а  живого  человека  на  горячий   кол  насаживать.  Смалить  на  заду  волосья!
       - Он  знает,  у   кого  башли, -  засмеялся  Коля  Стяг.  -  Скажет,  не  будем  смалить  задний   проход,  а  нет -  пускай  терпит.
       - А  ты  что, Чапой, в  натуре?! – удивился  Сова, с  пристрастием  слушая  обсуждение. -  Ты  против?!
       Ему  давно  мечталось  о  машине,  а  для  того  нужны  хорошие  деньги.  Пузыревы  же  -  дым  в  одном  месте. На  развалюху,  может,  и  хватит,  но  ему  хотелось  «Волгу».  И  чтоб  с  оленем  на  носу!
       - Чего,  я  против?  Пошарашить  -  да.  Но  чтобы   копчик   закоптить!.. Да  лучше  скипидар  туда! – недоуменно  возразил  Чапой.  И  повертел  вокруг  головой,  выискивая  поддержку.  -   Я  думал,  побазарили  для  потехи,  а  вы  раскатали  губы…Ну,  петуха  из  него  сделать -  да.  А  чтоб  горячим  жопу   портить!  Сдохнет  Сифон.  Мокруха  будет!
       - Ты  чё?! – вопиял  Стяг. – Да  его  в  госпитале  починят  за  пару  недель! Какая  мокруха?!  А  ему  -  наука,  чтоб  башкой   соображал.  Не  подставлялся  чтоб,  когда  ему  вежливо  улыбаются  и  просят  об  одолжении.
       Внимательно  слушал  спор  Венька  Заяц.  Он  начинал  подспудно  понимать,  что  время  неумолимо  в  своем  развитии  и  никуда  не  уйти  им  от  новых,  пусть  даже  очень  дерзких  и  непопулярных  приемов   в   своем  ремесле. Не  они,  так  кто-то  другой  пойдет  на  такой   шаг…Впрочем, ничего  нового  в  задуманном  не  было.  Уже  проходили,  но  при  других  обстоятельствах  и  в  других  местах. А  вот  им  придется  пройти  через   тот  порог,  за  каким  или  богатство  и  чувство  превосходства,  или…зона.  А  то  -  и  «вышка».
       Вот  высшая  мера  пресечения   удерживала  от  решительного  шага.  Побаивались  воры  кинуться   в  безоглядность.
       Венька  Заяц   покрутил  такие  мысли  в   извилинах  и  изрек:
       - Отступить,  братва,  если  что,  всегда   можно.  Ну,  припугнем  паяльником,  разогретый   под  нос  сунем  и  сделаем  вид,  что  собираемся  ткнуть  под  мошонку.  Побоится,  скажет  всё.  Ну,  прикиньте!  Ему  за  красивые  глазки  отстегивали  в   магазинах  бабки?  Или  он  с  директором  базарил  про  жизнь?!.. Он  дань  собирал  с  них   и  увозил  куда-то.  А  мы,  лопухи,  прохлопали  главную  фигуру.  И  радовались,  когда  на  хате  нашли  две  сотни.  Так  то  заначка!  Он  их  в  сберкассу  не  понесет! И  мы   не  носим!
       - У  нас  таких  привычек  нет, чтоб  на  черный  день  ложить  в  чулок!  -  всхохотнул  Чапой,  которому   понравилось  «толковище»  Зайца.  Подавалась  надежда  -  отступить.  И  Филимон  от  души  веселился. -  Мы  кусошники,  малых  денег  не  прячем,  а  большие  несем  в   кабак!  А  Сифон,  вишь,  пристроился…Надо,  чтоб  указал,  кто  может  поделиться.
       - Нам  нужны  его  подельники,  -  включился  в  разговор  «папа»   Кифир,  тоже   добродушно  лыбясь. -  Ну,  а  когда  откажутся  теневики  от  пирога  отломить, тогда  Стяг  будет  пихать  им   в  зады  жареный   гвоздь.  Так  что  учись,  прапор,  доходному  делу.  И  еще,  братва,  у  меня   к   вам  слово.  Общак  у  нас  заложить  предлагалось.  Потому,  с  первого  дела  половину   башлей  -   в  общак.  А  потом  уже  и,  как  водится,  десятину  с  каждого  рыла.  Нету  голосов  против?  Тогда  кончаем  базар.  И  быть  в  готовности.  Втихаря  еще  последим  за  Сифоном,  а  потом  и  приступим.
       Кифир  хлебнул  пива  и  подумал  о  той  завлекательной  крашеной  бабенке,  знакомой   Сифону.  Но  к  ней  Митька  решил  нанести  визит  особо  и  сам.  Интимные  дела  кагалой  не  делаются  у   воров. То  удел  хулиганов,  рванья.  На  тот  час  он   забыл  про   Клавку  Куколку.


                _____________________   ***   ______________________
       Когда  однажды  у  Феди  Сипунова  воры  извлекли  из  кармана  бумажник  с  двумя  сотенными,  даденными  брательником  после  отсидки  в  качестве  маленькой  компенсации, он  переживал  об  утрате  сильно,  но  не  душой.   До  слез  жалко двести  рублей,  сердце  разрывалось  на  части,  но  никаких  предчувствий  тогда  не  было.  Горе  он  переживал  сам,  потому  -  самолично  виновен  в  растяпстве,  подставил  карман,  и  жалобы  писать  некому.
       И  теперь  пропало  две  сотни,  но  их  стырили  из  заначки  в  доме,  а  это  уже  разные  пирожки.
       Он  стал  сопоставлять,  анализировать  и  вдруг  вспомнил  два-три  острых,  направленных   взгляда, когда  торчал  у  стойки  в  пивнушке, какие  он  сразу   улавливал,  будучи  в  «зоне».  Там  надо  было  ежечасно  держать  ухо   востро,  а  тут, выходит,  дал  слабину,  бес  вольницы   под  ребро  ударил.   Напрасно  возрадовался,  на  белом  свете  жить  не  просто. Кто-то  невзначай  встретил  старого  знакомца   по  лагерю,  наверное,  прикинул  на  глаз  образ  жизни  и  слямзил  для  начала  «лапотник».  А  в  нём  пара  сот.  Откуда  «дровишки»  у  бывшего  зэка,  да   еще  «мужика»?  Интерес  для  такого  элемента  законный. Вор  для  верности  навестил  хату,  а  там  -  заначка!  И  тоже  в  пару  сот. Но  забрали  лишь деньги,  показав  устроенным  небольшим  бардаком,  что  работали  не   крохоборы,  а  люди,  каких  интересуют  крупные  «башли».  И  намекнули  тем,  что  могут  повторить  визит.
       Вечером  Федор  Сипунов  со  многими  предосторожностями,  чтоб  не  прицепить  хвоста,  прибежал  домой   к  брату.
       Открыла  Нюрка, жена  Иванцова.  Фыркнула  как  кошка,  потому   как  всеми  фибрами  спесивой  души  не  терпела   родственника,  оставила  ждать  в  прихожей  четырехкомнатной  квартиры  братца,  который   вышел  через  долгое  время.
       -Ты  что?!  -  нахмурился  Степан,  потому  как  тоже   не  искал  лишней   встречи  с  двоюродной   кровью. – Белены   объелся   или  стукнулся  о  столб?!  Приперся   пьяный!
       По  взволнованному  виду  Сипунова  он  неверно  определил  состояние  гостя.  И  сам,  тоже  возбужденный,  нервно  теребил  на  манер  вождя  пролетариата  майку-безрукавку.
       - Да  не  пил  я,  едрит  тя  на  блюдечках! -  громким  шепотом  отверг  претензии  Сиплый,  въедливо  разглядывая  обстановку  в  глубине  гостиной,  куда,  как  видно,  его  не  собирались  приглашать. И  подумал: «Вот  куда домушникам  бы   заглянуть!  Проредить  обстановку!»   И  продолжил: -  Без  дела  приперся  бы  в  твои  хоромы?!  Разговор  есть  срочный.  Подозрения   у  меня!
       - Что  еще  выдумал?  Какие   подозрения?!  -  Хозяин  тянул  время,  при-кидывая,  как  быть  с  родственником.  Приглашать  на  кухню   или  у   порога  выслушать  бред  и  проводить  вон?  И  все  же  решился,  сказал: -  Ладно, пойдем  на  кухню.  Чайку   попьем,  послушаем  твои  байки.
       - Пошел  ты! - Шипел  на  ходу  Федор,  проходя  следом  за  Иванцовым  на  просторную  кухню,  блистающую  чистотой,  и  оборудованную  даже  хитрой   машиной   для  мойки  посуды. -  У  меня  стырили  две  сотни, так  я  тебе  и  пол-слова  не  сказал.  Сам  прошляпил.  А  теперь  кто-то  на  хвост  сел.  Забрались  в  квартиру,  нашли  заначку,  снова  две  сотни!  Но  все  это  семечки.  А  вот  что  слежку  устроили,  так  это  хреновина!  Нужен  я  им!  Они  на  вас  выходить  собираются!
       - Ворье  или  легва?  -  посерьезнел  Иванцов, жестом  приглашая  братца  садиться  к  столу  и  выставляя   из  холодильника  бутылку  водки. Быстро  сообразил  закуску  из  мясных  продуктов   подопечного  производства, поставил  два  хрустальные  стакана.  Сиплому   плеснул  на  треть,  а  себе  налил  до  краев. Залпом  выпил  и  лишь  тогда  кивнул  гостю,  мол,  делай  как  я. – Горячки  не  порешь?  И  почему   ко  мне  привалил?  Хвоста  не  приволок?  Тебе  к  адвокату  надо  идти.  Он  дельный  совет  даст.  Он  голова!
       - Днем  с  Каином  не  поговоришь  толком, а  где  живет -  не  знаю. А  посоветоваться  надо.  Кто  мне  ближе? -  парировал  Федя  Сипунов,  не  торопясь  закусывать  после  малой  дозы,  прошедшей,  впрочем,  с  приятностью,  хорошо.
       - Кто  ближе,  кто  ближе!  Кто  больше  платит,  тот  и  ближе!  Рассказывай  толком  и  по  порядку, -  повелел  Степан  Степанович  Иванцов,  малость  успокаиваясь,  закуривая  и  продолжая  расхаживать  по  кухне,  шаркая  тапочками  по  цветному  линолеуму.
       Сиплый   изложил  снова  свои  доводы,  уже  развернуто,  с  комментариями,  но  осторожно,  стараясь  не  напугать  брательника  до  утраты   контроля  над  держанием  кала.
       - Я  так  думаю,  это  воры  хотят  пощупать  местных  теневиков  на  предмет  толщины  кошельков.  Закон  жизни! А  как  же?!  Вы  воруете  каждый  для  себя  и  много,  а  те  лапу  сосут.  Но  чужие  деньги  считать  умеют.  И  в  общак  им  не  платите.  Так  что  урки  хотят  навести  справедливость  в  этом  вопросе, -  закончил  доклад  Федор,  прикидываясь  глазом  к  бутылке.
       И  не  удержался,  налил  без  спросу   почти  полный  стакан,  прихватил  с  тарелки  пластину  буженинки  с  сыром,  выпил  и  закусил.  Иванцов  на  то  не  обратил  внимания,  был  занят  своим.
       - А  не  менты  прикинулись  овечками? – вопросил  он  в  сомнении.
       - Что,  я  мусора  не  определю  по  роже?! -  обиделся  Сиплый. -  Ну,  один  может  вырядиться,  а  я  усек  троих  точняком.  Нет,  ты  доложи  адвокату,  а  я  покуда  воздержусь  с  вами  общаться.  Надумает  чего  Каин,  найдет  меня  дома   или  у   Клавки-крашенки  в  пивбаре. Каин  знает.
        С  тем  Сипунов   удалился.
        А  на  другой  день  перепуганный  мясных  дел  мастер,  то  бишь  директор  мясокомбината,  договорился  на  рандеву  с  Егором Бугровым.  Когда  выехали  за  город  и  вышли  из  машины,  расположились  биваком   на  лужайке   у  лесополосы.
       - Сиплый  пугает  нас  воровским  доглядом.  Деньги  стырили,  два  раза   по  двести.  А  еще  говорит:  слежка  за  ним.  Это  серьезно,  как  думаешь? -  беспокоился  Иванцов,  поливая  бурый   репейник   мочой.
        - А  ты  из  муки  пыли  наделал!  Когда  воровать  начинал,  надо  было  думать  головой, а  не  задними  половинками.  А  теперь  -  время   расплаты.  Себе  страхом  платить  станешь,  деньгами  мы   кое-кому   уже  платим.  А  что  ворье  интерес  проявило…Так  было  так  всегда  и  будет!  Люди  всегда  завистью  страдают.  А  зависть  толкает  на  подвиги  или  в  тюрьму, -  резюмировал  с  иронией   адвокат. -  Не  охота   платить  годами  свободы  за  риск,  а  иное  -  изойдет.  А  деньги  -   вообще  тлен  времени, вредно  их  много  иметь
       - Вот  даешь, Жора!  Ты  рассуждаешь, будто  у  тебя   в  сортире  стоит  печатный  станок,  и,  всякому  просящему,  ты  можешь  выкатить  на  бочку  сколько  его  душа  просит. Ты  хоть  знаешь, сколько  литров  потов  исходит  за  каждый  червонец  из  этих  денег?!  Ты  добыл  хоть  рубль  для  нас?!.. Нет,  Жора,  я  завяжу   воровать, а  уркам  не  дам  ни  копейки.  За  кой  хрен  им  платить?! -  возмущался  Степан  Иванцов.
       - Остынь,  товарищ  по  несчастью.,  и  раскинь  серым  веществом.  По  сути,  мы  тоже  воры.  По  законам  страны.  В  любом  случае,  ты  -  вор.  Или  не  признаёшь  сей  горький   факт?.. Придется   признать.  И  по  этому  пункту  ты  перед  обществом  на  одной   доске  с  тем  отребьем,  что  промышляет  крохоборством…В  остальном  же…Воры  не  делают  деньги,  как  ты  заметил,  в  поте  лица  своего.  Они  рискуют  свободой,  обирая   других.  Я  же  -   вообще  не  ворую,  а  вы,  если  рассудить,  крутитесь,  стараясь,  не  нарушая  производственного  цикла,  технологии,  найти  канал  экономии  денег  и  их   присвоить.  Так   сказать,  премируете  себя  за  экономию!  Потому   что   отдавать   эту  премию  государству  просто  стыдно  и  неразумно. Но  это  проблема  государства.  Оно  должно  стимулировать  ваши  умные  головы   достойным  образом  и  тогда   все  будут  довольны.  Что  же  касается   возможных  притязаний   воровской   среды  на  ваши  деньги,  то  тут  явный   нонсенс.  Несуразица.  Они  не  признают  нас,  то  есть  вас  за  воров,  потому  что   вы  работаете,  но  хотят  вкусить  от  испеченного  пирога, выставляя  закон  территории.  Если  мы   уклонимся  от  уплаты   оброка,  они   нас   сдадут  мусорам.  Или,  того  хуже,  пустят  в  ножи.  Что  делать?  -  задал  риторический   вопрос  Каин,  попыхивая   сигаретой.
       - Вот  именно!  Что  делать? -  не  постеснялся   повторить  Иванцов,  находясь  в  растерянности.
       - Для  начала,  не  паниковать.  Паникеров   вообще  надо  четвертовать!  И  язык  рубить  в  первую  очередь.  Рассуди.  Мы   под  колпаком  у  властей.  Но  и  воры   в   поле  зрения   мусоров  попадут  тотчас,  когда приблизятся   вплотную  к  нам.  Мысль  усекаешь?  Милиции  на  руку  вмешательство  урок   в  наши  суверенные  дела?  Во  вред,  если  воры  заставят  нас   прекратить  делать  деньги  и  лечь  на  дно.  Труды  органов  тогда   котам  под  хвосты  пойдут   и   не  видать  им  премий  и  наград!  В  органах  наверняка  доложились  в   органы  наверху  о  нашей   деятельности  и  кругом  ждут  реальных  результатов   в   виде   докладов,  премий   и  наград  со  звездочками  на   погонах.  Естественно,  помимо   наших   арестов  и  интервью  в  газетах  прокуроров.  Так  что,  покуда   не  боись,  Степа!  Кстати,  ты  не  слыхал,  кто  в  Лубянске  пахан?  Надо  бы   встретиться   с  ним  и  побазарить.  У  меня  есть  мыслишка, и,  возможно,  они  смогут  отработать  некоторую  сумму.  Пусть  по-своему,  по-воровски,  но  деньги  получат  не  даром.  Безобидно  для  нас.
       Покуривая  и  расслабляясь, они  посидели  малость  у  «достархана».  Оглядывали  пустые  пажити  вблизи  и  дальний, уходящий  под  изволок,   прозор  степей. Там  отражали  небо  разливы  озер  и  прудов,  темнели  леса  вдоль  русла   Северского  Донца.
       - Опять  ты  макароны  вешаешь  неразумным  людям! Я  же  сказал:  ни  копейки  не  дам  ворам  денег! -  в  сердцах  воскликнул  Иванцов,  швыряя  вон  сигарету.
       - А  ты  не  будешь  их  давать.  Они  возьмут  сами.  И  не  забывай, Сиплый   принес  слух,  свои  домыслы.  Я  тебе  обещаю,  что  даром  воры  не  получат  ни  копья.  Ну,  а  за  работу  всегда  надо  платить.  Тут  вопросов  нет,  я   полагаю, -  с  улыбкой  сказал  адвокат  и,  забравшись  за  руль «Волги»,  запустил  мотор. -  Поговорили  и  будя.  Поехали.  Пора  и  перекусить  как  следует,  да  залить  горечь  возможных  утрат  чем-либо  покрепче,  чем  слезы  сирот  казанских…  Но,  сизенькая!
       И  сорвал  машину   с   места.


                _______________________   ***   ___________________
       Личная  встреча  московского  партнера  Патрикеева  с  работником  обкома  партии  Кирюшиным  была  предрешена  в  Москве  Каином.  Теперь,  будучи  в  Лубянске,  в  составе  комиссии  центрального  комитета,  Иван  Антонович  нанёс  ему   визит.
       Но  перед  тем  к  Кирюшину  будто  нечаянно  заглянул  знаток  партийных  душ,  секретарь  по  идеологии  Баранов.  Не  подходя  к  столу,  издали  вскинул  руку.
       - Извини,  Андрей  Николаевич, тороплюсь.  А  потому  наставляю  на  ходу.  В  обкоме  комиссия  по  письмам  трудящихся.  Так  что,  держи  ушки  на   макушке.  К  тебе  может  зайти  некто  Патрикеев.  Это  такая  птица…- Секретарь  неопределенно  качнул  сединами  гривастой   головы, тернул  пальцем  под  утиным  носом. -  Вникает  во  всё, знает  много.  В  общем,  правая  или  левая  рука  помощника  Самого.  Понял?!  Самого!  Разумеется,  это  данные  сугубо  конфиденциальные, для внутреннего  пользования,  чтоб  ориентировались. Офи-циально  его  должность  невелика.  Референт.  Но  нас  не   проведешь.  Сам  знаешь,  какие  времена.  Гласность,  гласность  и  еще  много  раз  она  же!  И  сам  понимаешь, -  бдительность.  Ну,  я   побежал.  И  учти.  Патрикеев  любит  беседовать  без  лишних  глаз  и  ушей.  Много  слушает  и  мало  говорит.  Потому  про  визит  потом  доложишь  особо.  Нам  тоже  надо  знать  больше.  Договор?
       И  скрылся  за  дверью.
       Кирюшин  проводил  взглядом  партийного  трепача  и  перевел  глаза  за  окно.  Ветерок  трепал  листья   берез,  замахивал  через  распахнутый   проем  в  кабинет  и  ласкал  благостью  прикосновения.  Кончалось  лето,  и  было  жарко.  Ни  дождика.  Что-то  осень  предложит.  А  там  и  зима.  Бежит  время... Переплетая  мысли,  Андрей  Николаевич  вздохнул,  постучал  костяшками  пальцев  по  полировке  стола.
       «Хорошо.  Договор  я  выполню.  Так  что  не  обижайся,  козел»! -   сказал  как  бы   во  след  Баранову.
       И  выбросил  из  головы  образ  наставника.
       Скоро  явился  и  Патрикеев.  Высокий,  широкоплечий, в  элегантном  костюме  песочного  цвета,  в  колер  галстук  и  мягкие  туфли, глаза  серые,  живые  и  нахальные.
       Представился,  подойдя  близко  к  столу  и  легонько  пожав  пухлую  руку  Кирюшина. Вопросил  глазами  и  уселся  на  место  посетителя  на  углу  стола, выложил  пачку  сигарет,  а  когда  хозяин  кабинета  придвинул  хрусталь  пепельницы,  взглянул  на  него  с  добродушной   улыбкой.
       - Никаких  документов  требовать  я  не  стану. Этим  займутся,  если  нужда приспичит,  другие  товарищи.  Меня  интересуют  иные  аспекты.  Как  отдыхаете  и  где?  Кто  отдыхает  на  ваших  базах?  Это  даже   не   идеологическая  плоскость,  а  так  сказать,  касание  душ  членов  партии.  И  вместе  с  тем,  это  не  так  смешно,  как  может  показаться.
       Но  Кирюшин  не  собирался  показывать  сарказм,  он  вежливо  улыбался  гостю  и  удивлялся  его  напору.  Только  что  визитера  охарактеризовали   как  немногословного  и  сдержанного. А  еще хозяин  кабинета  осмысливал  предстоящий   разговор,  предвосхищая,  пытаясь  угадать  интерес  представителя  московской   олигархии  теневиков   к  тутошнему  раскладу.
       - В  теперешней  жизни  мало  смешного  для  нормальных  людей,  Иван  Антонович, - вежливо  осклабился  работник  обкома. Он  также  закурил  сигарету,  но  свою,  тоже  от  братьев  с  Балкан.  Взгляд  его  устремлен  на  мягкие,  ухоженные  свои  руки,  вертящие  пачку   «интера». – Я  с  вами  полностью  согласен.  И  ваш  интерес  к  местам  отдыха  будет  полностью  удовлетворен.
       Он  решил  прикинуться  дурачком,  но  приезжий  гусь  оказался  на  высоте  и  тут  же   подыграл:
       - Что  же,  посмотрим  и  объекты  массового  отдыха  рядовых  партийцев. Но  потом. А  сначала  поближе  ознакомимся  с  местами  отдыха  руководства.  Не  стеснено  ли   оно  обстоятельствами?  Ведь  вернуть  энергию  и  накопить  желания  способен  полноценный,  я  бы   сказал,  полнокровный  отдых. Согласны?
       И  затмил  дымом  лукавую  ухмылку,  вкусно  пыхнул  табаком.
       - Когда  прикажете  выезжать? -  Кирюшин  сотворил  вину  готовности  и  даже  чуток  приподнял  с  кресла  зад.
       Но  Патрикеев  опередил,  легко  поднялся  на  ноги,  а  ему  жестом  велел  сидеть.
       - Как  я  понимаю, вы  не  готовы  тут  же  показать  владения.  Потому,  сутки  вам  на   сие  действо.  Завтра,  в  это  же  время,  вам  подойдет? Погода  обещает  быть  покладистой,  ну  а  если  подгадит  -  перебьемся  и  без  щедрот  природы.
       - Один  вопросик  разрешите,  чтоб  неувязочки  не  случилось?  Сколько  народа  ожидается  с  вашей   стороны?  Обед  обычный  или  типа  банкет?  Официантки  потребуются  для  дополнительных  услуг?  Вечером:  костер,  уха?  Сауну  пожелаете  посетить  с  дороги?
       Андрей  Николаевич  сыпал  хитрые  вопросы,  на  какие  вовсе  не  собирался  иметь  ответы.  Их  угадывают  по  игре  лица,  глаз.  В  общем-то,  он  рисковал  нарваться  на  дурака  или  функционера  идей.
       Но  московский  гость  уложил  в  карман  курево  и  сказал:
       - Большой  делегации  не  будет. Сказать  по  секрету,  я  буду  один. Так  что  устраивайте  сабантуйчик  по  своему   вкусу Пожелаете  уху – прикажите  поймать  рыбы. Я,  признаться,  не  рыболов,  а  рыбоед.  Нужны  ли  официантки,  девочки,  одним  словом? -  Визитер легонько  повел  плечами. – Опять-таки  решать  вам. И  с  сауной   тоже.  Так  что  до  встречи  завтра, Андрей  Николаевич. Я думаю, у  нас   получится  разговор. Тем  более,  что  отзывы  о  вас  самые  бла-гожелательные. А  в  Москве  это  ценят. Очень  высоко  ценят!
       Подчеркнул  Патрикеев,  уже  держась  за  ручку  двери.  И  широкой   улыбкой   подсластил  нарочитый   комплимент.
       После  его  ухода  обкомовец,  проводивший  гостя  до  двери,  верпнулся  в  кресло  и  надолго  задумался.
       Разговор,  конечно,  меж  ними  состоится,  от  него  не  уйти. От  него  зависит,  что  московский  гость  увезет  с  собой. А  что  касаемо  девочек…Видел  он  и  сауны  и  шашлыки  на  природе,  все  имел  на  свой   нрав. А  уж  выпивки…Попили  все  на  славу  в  те  прелестные  времена,  а  теперь  крадутся  вот,  будто  воруют…Нет,  ему  иное  нужно  и  если  он  не  получит  удовлетворения  своим  нуждам,  может  рассердиться. А  когда  божки  гневаются,  простым  смертным  тошно. Значит,  можно  лишиться  кресла. Как  минимум.  Потому  как  максимум  -  тюрьма.
       «Да  что  он  знает?! -  возопил  себе  Кирюшин. – То,  что  наболтал  ему   еврей!?.. Ну  ты  даешь!  Если  бы  за  болтовней  адврката  ничего  не имелось,  можно  умывать  руки…Выходит,  надо  соглашаться  на  сотрудничество…Ну, жидяра! Окунул  в  дерьмо  по  самые  ноздри! А  если  этот  москвич  из  «конторы»?! -  Работник  партии  похолодел  сердцем  и  вспотел  лбом. – Нет,  не  надо  паники. У  Хаима  нюх  что  надо. Не  станет  же  он  набрасывать  веревку  себе  на  шею…Да-а, хреновина.  А  если  этот  тип  запросит  полную  шапку?  На  пять  процентов  он  не  пойдет. Ха!  Да  и  я  не  пошел  бы! Нет,  он  потребует  треть,  а  то  и  половину!.. Но, черт  возьми,  за  что?!  За  то,  что  знают  о  наших  проделках?!.. Жидяра!  Козел! Проболтался.  Жили  не  тужили,  а  тут…Да,  чужая  тайна  -  деньги.  И  еврей   не  дурак.  Он  умница,  видит  перспективу. Ну,  варись  мы   в  собственном  соку  и  вдруг…прокол.  Кто  нас  прикроет,  предупредит,  уведет  из-под  статьи?  Местные  откажутся  и  набросятся  как  псы.  Им  на  руку,  освобождаются  кормушки…А  москвичи  прикроют.  В  конце  концов  можно  оговорить  возможность  перебраться   в  стольную. Работа  в  цека  или  в  местных  горкомах…Если  они  согласятся  на  такой  вариант,  я  -  обеими  руками!  Игра  стоит  свеч. Не  дай  бог  органы  выйдут  на  моих  теневиков -  всё   пропало.  До  меня  они,  положим,  не  доберутся,  но  пропадет  прекрасный  источник   подспорья. А  его  надо  сохранить.  И  для  этого  поискать  в  милиции  человека,  сделать  его  своим. Как  я  раньше  до  того  не  додумался?! Пусть  адвокат  этим  займется… Нет,  для  них  он  -  пешка.  Авилов!  Вот  фигура. Они  все  из  его  рук  кормятся. На  том  и  остановимся».
       Решение  возникших  задач  Кирюшин  никогда  не  откладывал  и  потому  тут  же  вызвал  секретаря  и  наказал  организовать  на  завтра  в  «Лесной  сказке»  комнату  отдыха  на  две  персоны  с  соответствующим  сервисом.
       - Обойдутся  самообслуживанием? – намекнул  помощник  по  хитрым  делам.
       -Я  этого  человека  впервые  вижу,  вкусов  не  знаю, а  своих  привычек  ломать  не  хочу.  Пока  мы  обходились  силами  преданных  людей.  СПИД  бродит  по  шарику  и  если  утратить  чувство  здравого  смы…Да,  обойдемся  без  заказных  девочек   на  первом  этапе.  А  всё  остальное  -  по  высшему  разряду. И  уху  сотворить  на  природе,  и  чтоб  в  сауне  лучшее  пиво. Шашлычки  на  белом  вине  и  из  баранины.  Подделок  не  надо  даже  из  лучшей  свинины. Понял?  Коньяк  армянский,  а  водка  русская  чтоб  были  под  рукой.  Ну  и  всякий  набор  вин  и  настоек. Все  ж  москвичи!
       - А  вдруг  -   подстава? Не  пьет,  а  мы… Кругом  сухой  закон.
       - Всё   может  быть, -  покивал  Кирюшин. – Но  там  ведь  место  отдыха,  а  не  работы.  В  кабаках  пить  не  запретили,  насколько  я  знаю. А?  И  потом:  народ  спивался,  а  не  мы!
        И  хитро  улыбнулся.


       
      

                _________________   ***    _______________________
       Григорий  Травкин, получив  косвенное   подтверждение,  что  дед  Федот  непричастен   к  ограблению Пузыря,  приступил  ко  второй   фазе  дела   «Шлямбура».  Теперь  надо трясти  за  душу  самого  базарного  начальника,  а  одному  такое  дело  провернуть  не  так  то  просто.
       После  дежурства, когда,  как  всегда  захотели  потиху  расслабиться  на  квартире  у  Виктора  Демехина, старлей  предупредил  Мартехина,  разогнавшегося  в  магазин.
       - Ты, Серега, возьми  одну  бутылку  водки, а  пивом  загрузись  по  паре. У  меня  деловой  разговор  к  вам,  надо,  чтоб  были   почти  трезвые.  Потом  уж,  как   пожелаете.
       Когда  расселись  вокруг  стола,  пропустили  по  полстакана  и  закусили, сержант  Мартехин,  заинтригованный  туманным  намеком  начальника, нетерпеливо  перевел  на  него  наглые,  навыкате,  водянистые  буркалы.
       - Так  о  каком  деле  ты  хочешь  потолковать,  Гриша? Что  за  дело,  на  сколько  лет?
       Старлей  хлебнул  пива,  прижег  сигарету  и  глубоко  затянулся  дымом.  Пропустив  его  через  ноздри  обратно, поведал:
       - Дело,  ребятки,  на  восемь  лет  каждому,  если  судья  не  скупой   подвернется.  И  если  влетим. Ну,  а  провернем  нормально  -  куска  по  два  на  карман. Так  что  это  вам  не  ханурей  шмонать.
       Демехин  присвистнул  от  удивления,  но  тут  же  спросил:
        - Ограбление?!
        - Тут  надо  прежде  хорошо  помозговать,  а  уж  потом  определяться  со  статьей. А  задачка  возникла  такая.
       И  Травкин  изложил  суть  дела  от  барыги  Пузыря, не  указывая  имя. Затем  поинтересовался,  найдя  на  их  физиях  выражения  скорее  осторожного  интереса,  нежели  неодобрения.
        - Вопросы,  предложения?  В  таком  деле,  ребятки,  особо  ценится  дельная  мысль,  так  сказать,  рацуха.
        - Барыга  дурака  не  валяет? -  раздумчиво  проронил  Мартехин. – Такие  башли  обозначил.
         - Не  имеет  смысла. Но  ты  все  же  спроси  про  то  у   самого  барыги. Хотя, он  покуда  знает  только  меня. И  вдруг  чего  -  крайний   я. А  зачем  вам  светиться  раньше  времени? – прокомментировал  старлей. – Надо  ставить  вопрос:  беремся  или  откажемся? По  зубам  нам  это  дело?
        - Заманчиво.  И  хочется,  и  колется,  и  мамка  даст  по  жопе, -  протянул  баском  амбал  Мартехин. И  кинул  на  загривок  лапу,  почесал  иль  подогнал  под  черепком  шарики,  чтобы  крутились  шустрее. – А  с  другой   стороны,  много  лет  за   пару  кусков  париться  на  нарах -  вовсе  не  в  кайф.  На  разбой  дело  похоже,  а  это…
        - Ну  да. То  ли  дело  карманы   алкашей  шерстить.  По  печенке  ему   врезать  для   кайфа.  Благодать! -  трунил  Травкин,  глядя  на  экран  телевизора,  где  кто-то  в  наморднике  целился  в  него  из  пистолета. – Значит,  будем  жить  на  малые  шиши.  А  что?  Приятно  быть  маленькой  сволочью.  Если  что,  дадут  пинка,  и  ты  опять  честняга.  Все  грехи  долой.
        - А  где  деньги  барыга  держит?  Не  на  хате,  уж  точно, -  подал  голос  Демехин,  которому  тоже  хотелось  разбогатеть.
        - Вопрос  по  существу,  но  опять  не  по  адресу.  «Шлямбуру», назовём  его  так,  задавай.  Авось,  расколется,  задачку  нам  упростит,  -  поддел  и  другого  сержанта  офицер  милиции.  – Вопрос  не  в  том,  где  сбережения  лежат,  а  в  том  -  захочет  ли  их  отдать?  Деньги  у   него  есть  в  большом  объеме  и  их  надо  взять.  Как?.. Надо  думать.
       - Сейчас  в  городе  много  людей  в  больших  кепках…Чурок.  Кооператоры,  мать  их  за  ногу!  Под  них  бы   сработать, -  подал  мысль  Мартехин,  с  надеждой  взглянув  на  Травкина. – Ты  бывший  опер  уголовки.  Тебе  перчатки  на  руки.
       Старлей  посмотрел  на  Демехина,  на  Матрехина  и  ухмыльнулся.
       - Идея  плодотворная.  Значит,  мозги  заработали  в  нужном  русле  и  мы  за  дело  беремся,  надо  полагать?
       - Давайте  сначала  продумаем,  а  потом  прикинем  шансы.  Разведать  надо  всё  досконально, -  ввернул  свои  предложения  Демехин.
       - Тоже  не  дурная  мысль,  и  заметь,  -  свежая!  Все  с  кондачка  бросаются  в  дело,  а  мы сначала  диспозицию  перед  собой   высмотрим. Ты  гений,  Витя!  Мастер  разбойных  дел! Но  под  людей,  каких  мы  не  любим,  работать  не  станем.  Нехорошо.  Вообще,  в  бандиты  не  пойдем!  Мы  пойдем  в  мошенники.  Но  все  же  устраиваем  слежку  за  объектом,  потому  как  мошенник  работает  умом.  Ему  знать  нужно  и  расположение  денежных  масс  и  чувства  подопечных,  психологию,  геологию  и  еще  массу  различных  вещей.  Любой  барыга  и  крупный  мошенник  деньги  дома  держать  не  станет. Опасно.  На  сберкнижке  -  еще  опасней.  Зарыть,  заныкать  на  даче  у  себя,  у  родственника,  у  соседа,  в  печной  трубе,  наконец.  Вот  круг  поиска.  Согласны? -  малость  юродствовал  старлей,  заряжая  идеей  партнеров  и  выверяя  настрой.
       Они  обговорили  многие  детали  предстоящей  «работы»,  допили  водку  и  пиво  и  захотели  добавить  еще.  Чтобы  в  последний  раз  без  тормозов,  как  сказал  старлей,  потому  что  позже  им  придется  двумя  руками  поддерживать  сухой   закон.
       - Пьяный - дурак,  сержанты!  А  дураку  деньги  не  нужны, -  заключил  Травкин.
       Уже  на  другой  день  старлей   посетил  базарного  барыгу  Пузыря  и  отчитался  за  пройденный  этап.
       - Дед  Федот  твоих  денег  не  брал, Слава. Не  знаю,  какой  он  столяр  или  плотник, а  человек  гордой  души. Такой  скорее  стамеской  себе  харикири  сделает, а  чужого  не  возьмет.  Твои  денежки  кто-то  другой  приголубил.  Возможно, что  твой  задушевный  другарь. Так  что  решать  тебе.  Трясти  Илюху  за  уши  или  пущай  гуляет  вольно  в  хитрых  людях?
       - Кроме  него  башли  взять  некому.  Он  стырил,  выходит.  Но  как?! -  огорчился  Пузырь, принимая  в  себя  дозу  водки. -  Берись  по  уговору.  Трид-цать  процентов  твои.
       - Угу. Тогда  продолжим  разговор.  Когда,  ты  говоришь,  сдаешь  ему  выручку  с  клиентов?
       - В  последнюю  субботу  месяца. Кладу  всё  в  мешочек  из  пластика  и – из  рук  в  руки  за  несколько  ходок.  А  ты  что  не  прикладываешься?  Или  тошнит  при  виде  водки?  Так  можно  коньячку. – удивился  базарный  человек  воздержанию  старлея.
       - Я  теперь  на  диете. И  хочется,  и  колется.  Печенка  объявилась,  а  с  ней  не  поспоришь…Глаза  бы  пили…А  деньги  он  пересчитывает? Куда  кладет,  не  приметил? Когда  домой   уносит?
       Гриша  Травкин  все  же   придвинул  к  себе  стакан,  даже  плеснул  малость,  но  не  испил. Вцепился  в  жирную  ряху  визави  назойливым  взглядом  пытошника.
       - А  хрен  его  знает,  как  он  распоряжается  ими. При  мне  кладет  в  сейф  в  кабинете.  Домой  ходит  с  чемоданом  типа  «дипломат». Он  у  него  коричневый. Да  кто  ж  домой  деньги  носит  на  заначку?!
       - Каждый  день  с  чемоданом?
       - Я  его  не  встречаю  и  не  провожаю. Не баба!  Отдал  башли  и  до  другого  раза, -  поведал  Пузырь,  подбрасывая  в  рот  мелко  нарезанные  колбаски.
       - А  в  дом  к  нему  ты  ходок?  Семья  какая? -  продолжал  уточнять  Травкин. – Живет  далеко,  пешком  ходит?
       - На  хате  был,  приглашает  всегда  на  юбилеи,  когда  стукнет  у  кого  дома  круглая  дата. Живет  рядом  с  рынком,  на  Советской,  над  магазином  «Ткани».  Машина  есть  «Волга». Ездит  на  дачу,  летом -  на  Юг  отдыхать.  Семья-то  большая,  а  хрена  в  ней  толку!   Помнишь?  Жена  и  двое  детей, теща  и  мать,  отец  с  ним  живут,  внуки  под  ногами  толкутся.  А  добытчик  он  один.
       - На  даче  у  него  был?
       - Он  у  меня  много  раз  бывал,  а  я  не  удосужился.  Однажды,  совсем  разогнался, да  свернули  на  речку,  чуток  не  доехав.  У  него  дачка  на  Северском  Донце,  в  Зеленой  роще. Ну-к,  я  повторю.  Много  пить  нельзя,  а  охота.
       И  повторил  Владислав  Аркадьевич  Куценко,  еще  почти  стакан  водки  вылил  в  себя.
       - Хорошо, -  сказал  Травкин,  расхаживая  перед  столиком  в   подсобке. -  Я  займусь  этим  делом  вплотную.
       После   многодневных  и  тщательных  наблюдений  старлей  собрал  совещание группы.
       - Ну,  ребятушки-козлятушки, братцы-разбойники,  чего  скажете  про  наш  гешефт?  Идем  скопом  или  воздержитесь? Я  уже  дал  слово  и  мне  отступать  некуда, -  сказал  старлей   мед  и  ментвытрезвительской   службы. -  И  между  прочим,  должен  предупредить.  С  протянутой  рукой - под  церковь.  Там  могу  малую  толику,  и  то  по  христовым  праздникам,  пожертвовать  неимущим. Ну,  а  тут,  естественно,  пить  будете  до  упаду.
       Они  покуда  толпились  на  кухне,  курили,  поглядывали  на  сковороду  на  печи,  где  Витя  Демехин  разогревал  пару  банок  говяжей  тушенки  для  закусона. Заветная  бутылка  сидела  уже   в  морозильнике  и  ждала  нужной  минутки. Для  себя  Травкин  знал,  что  это  будет  последняя  его  выпивка  до  скончания  дела. А  уж  там…Настраивая  себя  на  большую  жертву,  он  куролесил.
       - Мы  поможем  тебе,  Гриша, - прогудел  за  обоих  Мартехин. -  Жалко  бросать  на  полпути  работу. В  разведку  ездили,  много  узнали.  Расписывай,  что  делать  надо.  Ты  начальник  нам.  Веди.
       - Тогда  делаем  так,  парни. Шлямбура  встречать  будем  у  дачки.  Завтра  он  собирается  туда  ехать.  Сам  я  буду  в  форме,  только  погоны  майорские  нацеплю  для   солидности.  Вы  - в  штатском.  Опера  из  кавказской  республики.  Чернявенькие,  морды   ваши  подойдут.  Да  еще   кепки-аэродромы  накинете  на  себя. Говорить  надо  по  обстоятельствам,  а  если  случится,  ломайте  язык  под  ихний   народ. 




                ____________________   ***   _____________________
       Разгрузившись  и  проезжая  по  городу,  взгляд  Лозового  поймал  вывеску  автобазы.
       «Подшаманить  бы  клапана,  да  форсунка  в  четвертом  шалит»,  -  подумалось  вдруг.  И  завернул.  Нашел  моториста,  тот  внял  и  помог.  Расплачиваясь  с  мастером,  Николай  пожал  трудовую  руку  и  вопросил:
       -У  вас  есть  где  купить  приличные  розы?  Рынок  закрылся,  а  цветочки  нужны  позарез.
       - Ишь  ты.  Цветы  женам  в  марте  дарят,  а  не  в  зиму. Теперь  они  стоят  полполучки, -  надел  на  нос  очки  слесарь-подстарок, и,  сдвинув  на  нос  кепчонку,  пошарился  в  серебристых  кудрях  возле  уха. – А  ты,  я  вижу,  жох!  В  чужом  городе, а  туда  же… Кобель!
       Он  беззлобно  усмехнулся,  но  Лозовой   назидательно  заявил:
       - Цветы   женщинам  дарят  всегда. А  когда  женой  станет -  поглядим. Может,  сама  покупать  станет. Так  есть  в  городе  ларек  или  магазин  цветов?
       - Не  знаю,  парень. Я  в  таком  возрасте,  что  кефир  больше  интересует  да  теплый  сортир.  И  что  тебе  присоветовать?.. Вот  разве…Ага! Да  тут  рядом!  Проехай  по  улице,  что  за  забором,  до  номера  сорок  четыре  и  покличь  хозяйку. Там  проживает  тетка  Софа. Теплички  у  неё. Цветочками  душу  тешит.  Розы  у неё,  бают,  знатные. Вот  уговоришь  ли? Она  баба  с  норовом.
       - Да  постараюсь.  Я  ей  всё  мужское  достояние  пообещаю,  а  роз  выпрошу. Пока,  мастер!  Здоровьичка!
        Тетку Софу Николай  нашел  без  волокиты. Она  как  раз  торчала  в  проеме  распахнутой  калитки  и, прикладя  козырьком  к  глазам  ладошку,  оглядывала  улицу. На  Лозового на   «Шкоднице»  с  фурой  она -  ноль  внимания.
       - Здорово,  тетка! Не  тебя  кличут  Софой,  что  цветы  растит?! -  приветствовал  её  из  кабины  Николай.               
       Пожалуй,  он  ошибся.  Она  ему  бабка  и  довольно  зубастая.
       - Ты  что,  сопляк, свысока  на  людей  глядишь?! Не  можешь  наземь  соскочить,  так  и  беги  своей  дорогой. Неча  тут  смердить!
       Она  выглядела  почти  интеллигентно. Пальто  из  джерси  на  ней  колоколом,  ввиду  безысходности  дождика,  - на  ногах резиновые  сапоги,  и  шляпа  мужская  и  рыбацкая,  кожаная,  с  пером  гуся.
       Лозовой  отметил  наряд,  усмехнулся,  но  прихоть  исполнил,  выбрался  из  кабины  и  оказался   подле  сварливой  бабы.
       - Извини,  милейшая  бабулечка-красотулечка.  Молодой  еще.  Виноват.
       Он  ухмылялся  с  раболепием  и,  верно,  перегнул  палку.
       - Ишь  ты, шут  гороховый! Как  корежит  тебя. Видно,  цветов  захотелось,  что  ломаешься. -  Она  подержала  паузу  и  выдала  интерес: -  Кому  хошь  цветы  поднести?  Баба-то  стоящая?
        Зубы  у  неё  вставные  и  накладного  золота,  модные  теперь,  а  лицо  круглое,  гладкое. И  глаза  -  буравчики. И  хотя  в  них  желчь,  физиономия  не  отталкивала. Бесшабашное  что-то  в  ней,  от  озорной  молодящейся  ведьмы.
         - Хорошей  женщине  надо  на  праздник  цветы  поднести. Чтоб  и  дальше  было  ей  счастье. Роз  бы  мне  бархатных  с  чернью! А?  Вопрос  жизни  и  судьбы, бабуля! А  заплачу  сотенной, -  довел  Лозовой  до  её  сознания.
       - Сотенным  билетом  грозится,  шут  с дороги! Да  ты  хошь  знаешь,  сколько  стоит  моя  роза  об  эту   пору?! -  раскрыла  бабка  Софа  золотую  пасть  и  сдвинула  шляпу  с  высокого  гладкого  лба. -  Праздник  ить  на  носу!
       - Так  больше  нет,  красотулечка! А  цветы  нужны! -  воскликнул  весело-нахально  Николай,  все  еще  надеясь  на  удачу.
       - Э-эх!  Какие  ж  вы  мужики - дураки! Молодые! Как  же  ты  топтать  ее  станешь? Голодный. Изведя  все  деньги,  и  не  пожравши. Ты  бы  знал, что  ей  внимание  дорого,  но  нужнее  -  ты.  Верный  и  здоровый. Красивая  хоть  краля? Хотя,  с  красоты… Душа  ейная  стоит  моих  трудов?  Или -  прости  Господи?!  Чай,  не  просто  цветочки  ращены,  не  богатства  ради. Да и  что  -  богатство?!  Тьфу!  И  нету.  А  красота,  парень,  навсегда  в  душе.  Особливо  теперь,  когда  неприглядность  в  круговерть.  Тьма  кромешная,  упадок  понятий  и  смрад.
       Смрад – это  точно. Добытый  уголёк  чадил  из  всех  труб  городишка  и  стлался  понизу.  Будто  пуп  Земли  тут,  где  обитали  жители  ада.
       Николай   покивал  словам  бабули, невольно  морщась  и  притаивая  дахание,  а  цветочнице  сказал: 
       - Она  стоит  того, чтоб  букеты  дарить. Поверь…Да  и  ты,  гляжу,  в  молодости  крайней   спереди  была.  Красавицей  слыла.  Или  не  угадал?
       - Мудер – бобёр! Пристроился  в  глаза  пыль  пущать.  Ты  мне  брось  о  прошлом  судить. То  быльём  поросло. Три  розы  я  срежу  тебе, но  дай  слово,  что  перегною  сюда  привезешь, когда  сможешь. Такой  уговор  подойдет? – Буравчики  глаз   что-то  нашли  в  нём.  Она  поворотилась  и  уточкой  подалась  во  двор. – Жди!
       Вернулась,  погодя  минут  несколько, неся  на  отшибе  перед  собой,  как  драгоценность,  что-то  запеленатое  в  газетину.
       - Можно  взглянуть? -  улыбнулся  Николай,  норовя  сунуть  в  кулёк  нос.
       - Потом  оценишь.  Тута  воздух  негожий, шахтерский.  Да  про  уговор  помни! -  отвечала  старуха. – Денег   брать  я  не  стану. Сгодятся  тебе. И  не  вздумай  обмануть.  Прокляну!
       - Ну  спасибо,  уважила!  Уговор  исполню.  Сам  обмана  терпеть  не  могу.  И  еще  вот  скажи.  Где  тут  улица  Ленина?  Как  проще  добраться?
       - Так  вот  она,  на  ней  стоишь!
       - Э,  выходит,  ты  та  самая  Софья  Макаровна!  Номер  сорок  четыре  на  доме!  Передачка  тебе  от  родственника,  от  товарища  Стеблова.  От  завгара  нашего!
       И  поторопился  к  машине,  уложил  цветы  наверх,  в  гамак, вытащил  объемистый  сверток  и  принес  бабульке.
       - Не  знаю  что  здесь, но  надо  думать,  подарки  к  праздникам.  Племянник  расстарался.
       - Ишь  ты,  вспомнил,  благодетель! -  строго  возгласила  старая,  но  глазки  её  засветились  лаской,  а  на  пухлых  щеках  появился  румянец. -  Ай,  молодец!  Озаботился,  выкроил  время. Ну,  спасибо! А  ты   в  заботе  был. За  то,  забудь  требование  про  перегной.  Перебьюсь,  чай,  без  чужих  забот.  А  что  сумку,  Виктор  велел  возвернуть?
       - Не  говорил  он  про  сумку,  не беспокойся. Твой  Витя  живет  знатно,  не  обеднеет.  Я  ему  сам  и  отдельно  за  сумку  начислю, - сказал  Лозовой,  и  в  голосе  баба  Софа  услышала  нечто  такое,  что  заставило  глянуть  на  шофера  с  пониманием.
       - Должок,  значит,  за  ним,  -  потупилась  Софья  Макаровна  и  проронила: - Ну, ежели  так,  так  должок  платежом  красен.  Ну,  ехай,  парень!  А  Виктору  все  же  спасибо  свези. Не  забывает  пускай  тетку.
       - И  тебе,  бабулечка,  счастья  в  Новом  Году!  Здоровья!  -  приподнял  Николай  шляпу.
       Дальше  путь  Лозовой  планировал  по  хотению. Сначала  заехал  в  магазин  и  купил  шампанского  и  съестного.  Все  деньги  на  бочку   выложил,  до  копейки.  Потом  залил  бак  солярой,   и  -  в  путь.
       Дорога  утомила  не  сильно,  и  он  остановился  у  заветной  заправки  поодаль. Николай  посидел  малость  умиротворенно,  отдыхая  и  собираясь  духом.
       «Ну-с, милейший,  изготовимся  к  визиту».
       Прежде  он  побрился  дорожной,  ручной  заводки,  бритвой,  присобачил  на  ковбойку,  в  тон  ей,  галстук  и  натянул  кожанку.  Еще  не  потертую,  а  лишь  обношенную,  сидевшую  на  нём  влито  и  будто  элегантно.
        Достал  из  гамака  цветы  и  еще  разок  полюбовался  розами. Бабуся  вручила  ему  чудо,  шедевр  природы. Они  назывались  черными,  хотя черноты  в  их  бархате  мало. Чернь  гляделась  по  краям  лепестков.  Николай  выставил  их  за  окно,  под  сеющий  дождик,  чтоб  осиялись  алмазной  брызгой.
       Затем  надел  шляпу  и погляделся  в  зеркало…Хорош,  пожалуй. Львиная  грива  русых  волос, высокий  лоб, античный  нос,  упрямый  подбородок  и  черные  брови.  Губы  сочные  и  взгляд  карих  глаз  чуть  припечален. Но  он-то  знал,  что  они  могли  смеяться  и  заражать  весельем  других. Оптимист! Он  мог  быть  всяким,  но  не  подонком. Вот  это  губило  в  нём  ловеласа. Дамы  требовали  зачастую  обязательств,  а  Николай  Лозовой  высоко  ставил  слово  мужчины  и  раздавать  клятв  не  смел.
       Он  выпрыгнул  из  кабины,  прибрал  под  руку  шампанское  и  взял  розы. И  представил  себе,  как  вломится  в  конторку  и  шуткой-прибауткой  поздравит  заправщицу  Нелли,  вручит  цветы  и  водрузит  на  стол  вино.
       Неля  обрадуется,  слегка  затушуется,  но  справится  с  волнением  и  станет  искать  стаканы.
       «На  такой  случай  нужен  хрусталь, милейший. Он  торжественнее  и  мелодичней  звоном, - заметил  себе  с  подспудной  иронией  Лозовой,  отбрасывая  романтическую  блажь. -  А  вот  ждут  тебя  или  милуют другого? Без  хрусталя,  милейший,  можно  обойтись. А  вот  без…любви…Ах, да,  ты  ведь  на  минутку,  проведать  друга  детства!»
         За  окошком  сидела  Нелли! С  радости  он  сунулся  в  скважину, благо,  форточка  над  прилавком  распахнута.
        Заправщица  сидела  спиной  к  окну и  то  ли  читала  книгу,  изучала  ли  гроссбух  на  столе,  на  котором  стояла  бутылка  простого  вина  и  пара  граненых  стаканов. Хрусталь  работяг.
       Лозовой  стукнул  дном  шампанского  по  прилавку  и  гаркнул:
       - Милейшая!  Опять  унынье!  А  я  к  тебе  на  праздник,  как  обещал!  Встречай  и  милуй!
       Она   всполошно  обернулась. Николай   являл  ей  широчайшую  улыбку.
       - Коля!  Ты?! -  в  её  голубых  глазах  полыхнула  радость,  а  в  голосе -  восторг.
       - Неллейшая!  Настоящий  мужчина  всегда  держит  слово!  Разреши  ввалиться?!
       И  не  дожидаясь  приглашения,  почти  бегом  достиг  задней  двери  и  ворвался,  держа  перед  собой   розы.
       - С  праздником  души  тебя,  ласточка! Дай  я  тебя  расцелую!  Я  мчался   так,  что  не  поверить  и  отвергнуть  не  можно!
       И  он,  угнездив  из-под  руки  на  стол  шампанское,  другой  рукой  с  розами  обнял  её  и  расцеловал  в  теплые,  сладкие  губы. Потом,  отстранясь,  по-рыцарски  преклонив  колено, протянул  цветы.
       - Прими, о  радость  сердца  моего,  эти  дары   теплицы  в  знак  великого     восхищения! Я  не  говорю  о  любви, о  ней  не  след  болтать  всуе…Но  очарование  мое  прими!
       И  когда  женщина,  загораясь  лицом  и  потупляя  взгляд,  принимала  розы  тонкими  и  длинными  пальцами, Николай  безотчетно  приложился  губами  к   руке.
       - Будь  счастлива,  ласточка!  Не  сочти  за  фигляра.  Порыв  от  сердца,  а  вру  я  редко.  Ты  мне  нравишься.
       Она  постояла  над  ним,  словно  раздумывая, затем  сняла  с  него  шляпу  и  положила  на  край  стола. И,  запустив  пальцы  в  его  густые  волосы,  легонько  растрепала.
       - Сядем  к  столу,  милёнок.  Праздник  станем  встречать  на  рабочем  месте,  -  сказала   с  нежной  грустью. – Сейчас  нас  двое:  ты  и  я. Всегда  бы  так,  до  конца  дней  наших. В  том,  наверное,  счастье?
        А  потом  Лозовой  узнал, что  дежурство  сегодня  не  её.  Напарница  упросила  подменить  на  несколько  часов, покуда  встретит  Новый  Год  с  гостями.  Через  пару  часиков   явится  товарка.
        Выходило  ему  спать  в  теплой   постели,  и  не  единому.


   
                ГЛАВА    ВОСЬМАЯ

                ____________________   ***   ____________________
       Они  подождали  Веретенникова  в  зарослях  кустарника, через дорогу. Когда  базарный  начальник  выбрался  из  машины, сержанты  тут  же   подскочили  и  ухватили  под  руки,  а  следом  подошел  Травкин. Он  достал  из  кармана  милицейского  плаща красную  корочку   удостоверения,  махнул  ею  перед  носом  ошалевшего  Шлямбура  и  тут  же   убрал  назад.
       - Уголовный   розыск.  Товарищи  из  Азербайджана  хотят  кое-что  у  вас  уточнить,  гражданин Веретенников.  Пройдемте  в  дом. - Гриша -старлей  действовал  нахраписто,  не  давал  оппоненту  времени  на  размышления. - Собачку  закройте  в  конуру.  Возможно,  нам  придется  сделать  обыск.  Понятых  найдем,  соседи  в  домах  в  это  время  есть?
       Между  тем,  они  гуськом  прошли  по  бетонированной   дорожке  в  кирпичный  двухэтажный   коттедж, поднялись  в  верхнюю  комнату,  что  служила  гостиной.
       Травкин  бегло  осмотрел  помещение,  подошел  к  окнам,  глянул  в  одно  и  в  другое. Лес  близко  подступал  к  даче,  скрывал  соседние  строения.  Пожалуй,  шума  можно  не  опасаться. И  путей  отхода  достаточно.  Заборчик  вокруг  -  для  формы.  Проволока  в  несколько  рядов.  Незакончены  работы  по  благоустройству  дачи.  Некогда,  верно,  хозяину.
       - Так  вот  что,  Илья  Иванович.  У  товарищей  есть  подозрения,  что  вы  занимаетесь  незаконным  хранением  и  сбытом  наркотических  веществ. Они  ошибаются? – Идущий  по  комнате  майор  вдруг  круто  развернулся  и  оказался  нос  к  носу  с  хозяином. – Где  соломка,  опий, гашиш,  конопля  и  прочая  травка?!
       - У  меня  ничего  нет,  гражданин  начальник! -  воскликнул  Веретенников,  пораженный  до  глубины  души  ужасом  и  приходящий  потихоньку  в  себя. -  Клянусь  богом,  я  честный  человек!
       - Богом,  как  раз,  и  нельзя  клясться. Говорят,  он  наказывает  даже  беспартийных.  А  уж  всяких  членов! ..Нет,  вы  меня  рассмешите.  Базарный  человек  -  честный  человек?  Разве  такое  возможно?  Я  тоже  покупаю  продукты  на  рынке  и  меня  дурят  кому  ни  лень.   Опустим  споры  и  пригласим  понятых.  Или  всё  покажете  сами,  окажете  содействие  следствию? – задал  обычный  вопрос  Травкин,  какой  задавал  в  бытность  службы   в   угрозыске. -  Учтите,  суд  учтет  вашу  высокую  сознательность  и  пару  лет  обязательно  скостит.  Уж  поверьте  практике  жизни.
       - Мне  нечего  показывать,  поймите! – почти  возопил  хозяин  дачи.
       - Упертый  товарищ  и  гражданин, -  покачал  фуражкой  старлей  в  образе  майора. – Что  же,  вызовем  понятых.  И  будем  искать  дотошно.  Здесь,  на  рабочем  месте,  дома  и  у  всех  родственников  и  знакомых.  И  если  что-то  найдем,  а  у  начальника  над  рынком  наверняка  накоплены  отложения,  то  придется  запротоколировать.  Я  имею  ввиду  ценности  помимо  наркотических  травок. И  тогда  уж,  не  взыщите, Илья  Иванович.  Я  еще  раз  прошу  оказать  помощь  следствию  чистосердечным  признанием  в  грехах  перед  обществом. Товарищ  Гусейнов!  Попросите  на  соседней  даче  двоих  человек  прийти  сюда  в  качестве  понятых.
       -Зачем  хадыть,  дарагой?! – отозвался  громадного  роста  Мартехин,  облаченный  в  кожанку  и  в  большую  кепку,  какие  очень  обожали  носить  люди  с  Кавказа. – Мы  тибэ  понятые! Я  тибэ приезжий,  ему  посторонный. Нэзаинтэресован! Вах!  Мой  товарищ  такой  тожэ! Вэды  обыск,  да! 
       - А  что?!  Верно!  Вы  люди  посторонние, -  обрадовался  выходу  из  положения  майор  милиции.  -  Я -  из  Лубянска,  а  вы -  с  Кавказа! Тогда  приступим.  А  потому,  последний  раз  прошу,  гражданин  Веретенников,  оказать  нам  помощь.  Потом  будет  поздно.  Очень  поздно,  Шлямбур!
       Хозяин  дачи  вздрогнул,  услышав  метал  в  голосе  мусора  и  к  нему  свою  кличку  на  рынке. Веретенников  лишь  теперь  обратил  внимание,  что  старший  группы  в  темных  очках.  Что  это,  болезнь  глаз  или …мистификация?!  Бандиты  в  форме  милиции!
       Вот  когда  он  перепугался  по-настоящему,  до  бледности  лица. Он  с  напряжением  смотрел  на  майора, пытаясь  что-то  вспомнить.  Ему  казалось,  он  где-то  видел  эту  физиономию  и  слышал  голос.  Но  где?!  И  почему  у  майора  такие  помощники?   Милиционеры  с  кавказскими  признаками  здесь,  в  Лубянске! Неужели -  бандиты?!  Тогда – хана!
       Шлямбур  увел  в  сторону  глаза  и  с  трудом  проронил:
       -У  меня  нет  ничего.  Ни  денег,  ни  наркотиков.  Вас  ввели  в  заблуждение.  Ищите.  Найдете  -  всё   ваше.
       - Договорились, - кивнул фуражкой  милиционер. – Сядь  и  думай,  а  я  покуда  осмотрюсь.
 Он  подошел  к  окну и, помня  про  секрет Пузыря, ощупал  подоконник  снизу.  «А вдруг  и  тут  такая  штука? Они  друзья», – подумалось  ему.
        Но  пальцы  ничего  не  нашли. Тогда  Травкин  постучал  по  доске  открыто. Звук  указал  на  монолитность  дерева.
       -Там  ничего  нет, -  сказал  Веретенников, не  спуская  с  майора  тревожных  глаз,
       - Да  уж  вижу. А  там? -  и  пошел  к  другому  окну.
       Шлямбур  опять  вздрогнул.  «Ну,  голос,  голос! И  осанка,  походка! Вот  если  бы  он  снял  очки, бандюга! Ну,  видел  его  недавно.  Где?!»
       На  вопрос  майора  Веретенников  не  ответил.  Мысли  путались, он  боялся. «Мусора» могут  найти  деньги  и  тогда…Если  милиция – срок,  а  если  переодетые…Горечь  потери,  бессонные  ночи  в   поисках  плана  мести. И  кому?
       «Ты  что,  Илья?! Они  могут  убить»!
       Холод  ужаса  поразил  его.  Шлямбур попытался  встать, но  тяжелая  рука  легла  на  плечо,  придавила.
       - Сыдэт! -  прорычал,  играя  кавказца, сержант  Мартехин.
        Старлей  Травкин  стоял  у  противоположного  окна  и  торжествующая  ухмылка озаряла  его  скуластое  и  широкое лицо.
        - А  говорил,  что  нет  заначки! – Он  выдвинул  поддон  захоронки,  и  улыбка его  погасла. Тайник  оказался  порожним.  Травкин  вернул  фанерку  в  исходное  положение  и  подошел  к  начальнику  базара. – Зачем  тайник,  если  честный  трудяга-чиновник?
        Он  снял  темные очки  и  положил  во  внутренний   карман. И  смотрел  тяжелым  пронзительным  взглядом  милиционера,  в  каком  хозяин  дачи  прочел  себе  приговор. Будет  бить.  И тут  же  Веретенников  узнал  майора  и  вспомнил, где  его  видел! Вчера  он  выходил  от  Славика  Куценко! Они  почти  столкнулись. Тогда  на  нем  были  погоны  старшего  лейтенанта. Он  посторонился,  прикуривая  сигарету, и  посмотрел  куда-то  с  непонятной  твердостью. И  вид  его  был  решительный, убежденный. Вот  когда  вспомнилась  осанка!
       «Бандит?!.. Но  он  был  в  милицейской  форме! И  теперь  специально  снял  очки,  чтобы   я  узнал  его!? Но  почему  вчера  он  был  старшим  лейтенантом? Действительно  ищут  наркотики?  Кто-то  дал  пустую  наколку,  а  они  нарвутся  на  заначку!.. Неужели  кто-то  заложил?..  Славка?!  Зачем  он  был  у  Славки?!  Сейчас  мусора  шерстят  по  всей   стране!  Может,  признаться,  чтоб  ребра  не  считали»?
       Это  проносилось  в  голове  быстро,  Веретенников   еще  что-то  хотел  сказать  или  спросить  у  себя,  но  жесткий  голос  майора  вернул  к  жизни  на  даче.
       - Я  повторяю  вопрос.  Зачем  тайник,  если  честно  живешь? Нормальный  человек  деньги  хранит  с  процентами  у  государства.. От  кого  деньги  хоро-нишь?
       - От  жены.  От  кого  еще? – сказал  Веретенников  и  помимо  воли  усмехнулся. -  От  главной   разорительницы.
       И  тут  же  вскрикнул  от  острой  боли. Нет,  майор  не  поднимал  руки.  Ударил  амбал,  врезал  ребром  ладони  по  уху   сверху.
       Слезы  залили  глаза  Шлямбуру  и  пролупался  он  не  скоро. Все  три  мучителя  курили. Заметив,  что  хозяин  дачи  готов  оценивать  обстановку  с  адекватной  ответственностью, Травкин  обратился  к  напарнику.
       - Товарищ  Гусейнов,  покажи  ему   ваши  приборы. Он  думает,  с  ним  в  бирюльки  играют.
       Мартехин  поднял  с  пола  спортивную  сумку, открыл  и  достал  утюг  и  боксерские  перчатки, короткую  толстую  веревку  с  деревянными  ручками.
       - Тебе  о  чем  говорят  эти  вещи? – довольно  дружелюбно  спросил  майор. – Или  ты  полный  кретино?  Ты  слыхал  про  испанский  сапог?
       - Будете  примерять? -  выдал  шутку, но   тут  же  с  испугом  передернулся   Шлямбур.
       - А  что делать прикажешь?  С  нас  потребуют  результат.  А  ты  молчишь,  как   ишак  ихней  республики,  когда  упрется.
       - Вы  меня  арестуете,  и  я  пожалуюсь  прокурору. Пытки  запрещены  законом.
       - Ты  посмотри, товарищ Гусейнов! Он  знает  законы! Но  мы  их  тоже учили. И  потому  нарушать  не  станем.  И  арестовывать  не  будем. Мы  завтра  его  возьмем.  Или -  послезавтра! Понимаешь?  А  он  уже  весь  в  бинтах!  Его  кто-то  сильно  бил. За  что?  За  что  тебя  били,  Шлямбур? – Травкин  довольно  въедливо  ухмыльнулся  хозяину  дачи.
       - Чего  вы  от  меня  хотите?!  -  почти  взвизгнул  Веретенников.
       - Ничего, кроме  правды, Илья  Иванович.  Где  наркотики,  где  деньги? – Милиционер  опять  стал  вежливым  и   обаятельным.
       - Я  бедный  человек,  гражданин  майор! Я живу  на  зарплату!  Какие  деньги?! Какая  заначка? – взмолился  Шлямбур, почти  натурально  страдая  голосом  и  лицом.
       - Какой  бедный  работник  рынка, - со  скорбью  сказал  Григорий  Травкин  и  посмотрел  на  Мартехина.
       Тот,  стоя  за  спиной  Шлямбура,  взмахнул  ладонью  и  базарный  начальник  заорал  теперь  с  матогоном. Картина  становилась  естественной,  ближе  к  понятному  миру.
       - Ну  вот, -  с  облегчением  проронил  бывший  оперработник. – Немного  доходит  товарищу.  Потому  предложение.  Явка  с  повинной,  то  есть,  показываешь  наркотики  или  сбережения  от  народа,  или  -  срок.  Когда  найдем  мы   сами.  С  конфискацией  всего,  Шлямбур! Ну  же, будь  реалистом.  Посмотри  в  глаза  правде  или  нам.
       - Но…- Хозяин  дачи  смотрел  в  пол.  – Если  я  укажу  тайник  с  деньгами, вы  не  арестуете  меня?  Я  никого  не  убивал,  наркотиков  у  меня  нет. У  меня  большая  семья  и  для  них…Я  не  храню  деньги  в  сберкассе.
       И  теперь  взглянул  на  Травкина  осторожно  и  с  надеждой.
        - Хорошо, -  спокойно  покивал  майор. – Это  мне  нравится,  когда  люди  понимают  жизнь. Мы  не  будем  применять  спецсредства  и  не  станем  брать  вас  под  стражу.  Вы  выкладываете  деньги,  пишите  добровольную  сдачу  и…В  конце  концов,  мы  ищем  наркотики,  и  уж  попутно…Но  если  обнаружим  опиум  или  соломку, героин!..
       - У  меня  нет  наркотиков!  И  никогда  не  было! – воскликнул  Веретен-ников, боясь  возвращения  к  ненужной  теме.
       В  нем  проснулась  надежда,  но  не  пропал  страх.  Его  стоило  успокоить,  и  Травкин  раздумчиво  потер  подбородок.
       - Хорошо,  мы  постараемся  вам  поверить. Где  деньги?
       - Вы…Вы  не  обманете?  Не  арестуете  меня,  если  я  покажу,..напишу…- Он  чувствовал  подвох,  но  не  понимал  сути.
       - Ай, ай-я! Базарная  душа!  Привык  никому  не  верить! Я  же  дал  слово, -  укоризненно  качнул  фуражкой  Травкин. – Или  ты  ждешь, когда  кончится мое  терпение  и  я  прикажу   подогреть  утюг? Садись  за  стол  и  пиши  признание!
       Бумага  нашлась  в  той  же  спортивной  сумке  амбала  Матрехина.
       - На  чье  имя  писать? -  хмуро  спросил  Веретенников,  когда  устроился  за  столом.
       - Излагай  в  свободной   форме  на  имя  прокурора  района  товарища  Бондарева,  где  ты   проживаешь. Пиши  подробно,  указывай:  где  и  когда,  сколько.  Вспоминай.  Нам  спешить  некуда, -  откликнулся  старлей  Травкин,  стоя  за   спиной  Шлямбура.
       Служитель  медвытрезвителя  начинал  сознавать,  что  дело  выгорает  и  они  уже  скоро  могут  поиметь  довольно  приличные  средства. Не  может  же  так  убедительно  валять  дурака  этот  пройдоха. И  если  фортель  выкинет,  не  сдобровать  ему.  Тогда  Мартехин  распотешится,  считая  ему  внутренние  органы  через  боксерскую  перчатку.
       Начальник  базара  писал  торопливо, нетвердой  рукой, но  довольно  разборчиво,  и  излагал  внятно.
       - Все  фамилии  указывать? – спросил  Веретенников, задерживая  руку  и  устремляя  взгляд  на  окно.
       - Перечисляй  всех, с  кого  берешь  взятки.  Дающему  тоже  воздастся.  С  чего  давал? Спросим. Бедные  нищим  дают,  а  вот, которые  мухлюют...
       Добровольное  признание  заняло  три  страницы  убористого  текста.  Старший  опергруппы  бегло  ознакомился  с  содержанием, сунул  бумагу  в  папку  и  передал  Мартехину.
       - Теперь – предмет  описания. Деньги! – нажал  голосом  Травкин.
       - Они  в  подвале,  у  котла  отопления. Там  ниша,  скрытая  кирпичом  и  железом.
       - Так  в  чем  дело?  Гусейнов! Сходи  с  товарищем  понятым,  помоги,  пожалуйста,  бедному  человеку  проститься  с  кладом. Деньги  -  сюда! – Ткнул  пальцем  в  столешницу.
       Но  в  котельную  спустились  кагалой, - дело-то  касалось  склада  денег.
       Шлямбур  склонился  у  железной  плиты  перед  котлом. Старлей  моргнул  Мартехину,  тот  стал   над  хозяином  дачи. А  вдруг  «шпалер»  у  него  в  заначке?!
       «Пушку»  там  не  хранили. Веретенников  снял  железяку,  извлек  кирпичи, затем  достал  сверток  из  тонкой  парусины.  Григорий  Травкин  перехватил  из  руки,  прикинул  на  вес.
       - Сколько  здесь... бедняцких?
       - Двадцать  ку…тысяч. – Последовал  ответ.
       - Гм. Тут  -  на  похороны.  А  где  на  черный  день? Семья-то  большая! – витийствовал  работник   медвытрезвителя.
       - Это  все,.. ббо-ольше  нет. – сказал  Шлямбур  глухим  голосом  и  заикаясь. Но  тут  же  понял,  что  прозвучало  неубедительно,  и  торопливо  побожился: - Ей богу, всё!  Век  свободы…
       И  повесил  голову,  оставаясь  склоненным  вприсядку.
       - Ага! Выходит,  ты  или  дурак,  или,  как  кот  на  златой  цепи,  нам  сказки  говоришь,  каналья!  Никто  все  деньги  в  одной  куче  не  держит.  Страховка  нужна.  И  у  тебя  есть  еще  заначка  из  золотого  займа.  То  тоже  деньги  живые.  И  бранзулетки-побрякушки  где-то  закопал. Ну  да  хрен  с  тобой!  Нам  чужого  не  надо,  мы  на  жаловании  живем, - сказал   Григорий  Травкин.  Он  всегда  помнил  главную  заповедь  в  жизни:  не  жлобствуй!  И  все  делать  по  уму.
       Старлей  на  то  рассчитывал, что  у  Шлямбура  деньги  есть  помимо.  На  том  строил  операцию.  И  решил:
        - Хорошо.  Пойдем,  составим  протокол  изъятия.
        Поднялись  в  комнату, пересчитали  деньги,  составили  протокол  по  всем  правилам  на  нужном  бланке.  Расписались  понятые.
       - У тебя  в  холодильнике  попить  что-то  есть?  Компот  или  пиво.  Глотка  сухая, -  попросил  Травкин.
       - Водка, -  буркнул  Шлямбур.
       - На  службе  не  пьем. Потерпим.  Да  ты  не  дуйся  на  нас, Илья  Иванович!  Работа  такая!  И  встретишь  на  улице,  не  вороти  морду,  здоровайся,  если  один  на  один. Тебе  оказали  услугу.  Ты  попросил,  мы  навстречу  пошли.  Или  не  так?  В  бутылку  полезешь,  посажу  по  групповой.  Сам  накатал  телегу  на  кадры,  какие  дают. Так  что  сиди  тихо.  Понадобишься  -  вызовут.  А  нет -  молись  богу,  благодари.  На  свободе  гуляешь! Усёк?  И  покуда  прощай.  Отдыхай,  раз  приехал  на  дачу!
       Когда  вышли  из  усадьбы  и  прошли  по  дороге,  а  дом  скрылся  за  поворотом,  Травкин  сказал:
       - Сворачиваем  в  лесок. Лучший  путь  отступления  -  дачный  поезд.
       Они  углубились  по  тропинке  в  рощицу. Мартехин  тряхнул сумкой  с  причиндалами  и  деньгами, засмеялся.
       - Ты  много  набузил, Гриша! Но  молоток. Я  думал,  пролетим, пустой  номер. А  он  лопух. Пошел  в  добровольцы.  И  все  гадал:  кто  мы  такие?
       - При  таком  раскладе  даже  в  партию  запишешься. Ты  что,  дожидался  бы,  когда  сунут  утюг  в  попенгаген?  - ухмыльнулся  старлей. – Ну-ка,  прикинь!  И  хватит  базарить,  снимайте  кепки,  кожанки,  перецепите  мне  погоны. Рисоваться  не  будем.  Поедем  в  тамбуре  спиной   к  народу.  Тут  три  остановки -  и  город.
       - Дураки  мы,  а  не  он  -  лопух! -  сказал  Витёк  Демехин,  тасуя  в  голове  мысли. – Он  же  завтра  попрется  к  прокурору  справляться  о  деньгах!
       - И  что  он  скажет? -  остановился  прикурить  Травкин, и  весело  взглянул  на  сержанта.-  У  меня  забрали  деньги,  и  без  них  я  не  могу!  Давайте  мне   и  срок!  В  тюрьме  я  легче  переживу  утрату.
       - Скажет,  мусора  забрали  башли,  расписки  не  оставили.  А  вдруг  присвоили,  утаили  от  государства?!
       - Ход  вполне  возможный,  если  он  идиот  в  квадрате.  Но  тогда  ему   сказать  прости  и  тем  деньгам,  каких  мы  не  искали? – поинтересовался   с  желчью  старлей. – И  золотишко,  облигации.  Кусков  на  десять  наберется. Как  минимум.  Нет,  он  будет  молчать.  Во-первых. Во-вторых,  ему  не  поверят.  И  в - третьих,  он  знает  одного  меня.  А  я  пошлю  его  до  Васи.  Чтоб  взять  меня  за  галстук, ребятки,  нужны  свидетели,  отпечатки  рук.  А  их  мы  не  оставили.  Так  что,  вернемся  к  нашим  баранам.  Но  дома.  Покуда  прибавим  шагу.
       На  квартире  у  Демехина  они  прежде  тщательно  смыли  с  пальцев  бесцветный  лак.  Потом  выложили  на  стол  деньги  и  долго  разглядывали  кирпичики,  словно  не  верили  в  явь.  Покуривали,  потягивая  пиво  и  водку  из  холодильника,  а  Демехин  слушал  глухую  тишину.  Ему  казалось,  что  по  ступеням  лестничных  пролетов  уже   крадутся  опера.



                _____________________   ***   ___________________
       Попасть  в  воровскую  среду Федору  Ивановичу  Сипунову  помог  господин Случай, - выпала  планида.
       Несколько  лет  тому,  молодой  и  пышущий  здоровьем,  работал  на  стройке  плотником. Перед  тем  перебрался  из  села  в областной  город, поближе  к деньгам  и  подальше  от  скуки. Работать,  то  бишь  упираться,  он  умел,  и  за  то  через  пару  лет  ему, за  ударный  труд,  выдали  ордер  на  квартирку.  Однокомнатную, как холостяку. Жениться  он  не  торопился, считал  то  дело   интимным  и  важным, с  кондачка  не  решаемым. И жил  себе  припеваючи, не  особо  задумываясь  над  причудами  судьбины,  что  становилась  к  нему  то  боком,  то  передом,  но  никогда  -  задом. Жил  нормально,  почти  как  все. Был  прижимист  и  расчетлив – себе  на  уме. Еще  обретаясь  в  деревне и  разглядывая  городскую  житуху  по  ящику, слушая  рассказы про  житье-бытье  двоюродного  брата Степы  Иванцова, который  выбился  в  люди  и  заведовал, баяли, скотобойней, положил  себе  Федор  тоже  заиметь  всё, что  надобно  для завидной  жизни. И нажил телевизор и холодильник, ковер  над  кроватью  повесил и присобачил к стене несколько полок для книг. За стекло в сервант поставил  хрустальные рюмки, салатницу и графин. Выпивал редко и умеючи, и обожал справедливость. Вот через неё и попал, как индюк в лапшу.
       Как-то раз, еще по светлу возвращаясь с работы, наткнулся Федор на неприличную  сцену. Мужик, пожалуй, его возраста и роста, таскал за волосы бабу да еще и прикладывался кулаком, норовя сбить дых супротивнице. Впрочем, один  глаз  у женщины уже был заплывший. Валандались они молча и яростно.
       Что-то толкнуло Сипунова  на  подвиг. Вступиться за бабу удумал. С малых лет не любил, чтоб старых и  слабых  обижали. А может, книги умные, какие по вечерам иногда почитывал, подтолкнули  на  глупость. Он принялся разборонять их, отводя бабу от боя, а когда мужик врезал ему по скуле, оказавшись  на  земле и увидев рядом крепкую палку, схватил её. И дуролома – по башке с  оттяжкой, по-крестьянски.
       Брызнула  с  мужика  кровь, и тот упал. А баба в голос.
       - Убили! – кричит. – Мужа прикончили!
       А тут милиция, будто  кто  заказал. Прохожие, может, кто и  видел чего  интересного, так  разбежались. Кому охота идти  в  свидетели, терять  время  потом и  заводить мороку? Нету дураков  с  органами  связываться. А драчуны потом  в  один голос кричали, будто это  прохожий гусь или петух напал на  них  из  хулиганских  побуждений. И фингал на морде бабы – его работа!
        Сипунов от изумления  глаза выпучил, но в протокол  записали,  как сказано  потерпевшей  стороной. И объявили Феде Сипунову  срок  в  три  года  общей  колонии, потому  как  и с судьей  цапался  языком.
       Федор  от тюрьмы, может,  и  отвертелся бы, обратись  вовремя  к  брательнику  двоюродному. Тот  имел  в  городе  неплохой  вес  через  мясную  отрасль. Но  горд  оказался Сипунов. Да и не  верил  в  чушь  несусветную  до  последней  минуты, что невинного  человека могут  посадить  на  место,  где  небо  в  клеточку.
       Но упекли  как  миленького, хоть  и  божился  разными  словами,  брызгал  слюной  и  плакал  горючими  слезами, доказывая  свою  безграничную  глупость  суду. Нет: постановил  суд. Не  дурость, а преднамеренное  злодейство. И  в  доказательство  прочитали  характеристику  с  работы, где процент  его  выработки  перешибался  устойчивым  мнением, что  он  кугут  и  жмот, великий  эгоист  и  сторонится  общественных  нагрузок  и  коллектива.
       Что  верно, то  верно, Сипунов  по  натуре  молчун  и  отшельник. Свои мысли  носил  при себе  и  собраний  чурался.
       Срок  отсидел, а  когда  вышел  на  волю, оказалось, - квартирка  его тю-тю, отошла  государству. Закон такой  есть, забирать  обратно у  злокозненных  элементов. А  вещички  взял  на  схорон  завхоз  то  ли  города, то  ли  жэка, да  растранжирил. Куда  ни  рыпался  Сипунов,  ответ  ему  всюду  жесткий.  Судимый, изгой, а  всё  по  закону.  А  на  вещи  бумагу  надо  бы  показать. Где?  Действительно,  бумаг  ему  не  давали. Только – срок.
       Но  кусать-то  надо  было  для  поддержания  естества  и  сунулся  было  Федор  Иванович устроиться  на  работу. Ан – дудки! Без  прописки,  да  еще  хулигана:  извините-подвиньтесь! Своих  таких  хватает,  на  каждом  собрании  стыдом  пробираем,  а  вы…
        В бывший  родной  коллектив  подался  кланяться, авось  смилуются  и  возьмут. Работник-то  он  добрый, старательный и безотказный. Но  и  там  отмахнулись.
       Осталась  одна  надежда  на  братца  двоюродного.  Гордость  согнул  в  бараний  рог,  сунул  подальше  и  пошел  лобызать  зад.
       Степан  Степанович  Иванцов за  многие  годы  невидения  возмужал, приобрел  сальца  на  брюхо  и  вальяжную  осанку. Но  от  родственных  уз  не  отрекся, за  бутылкой  водки  и  добрым  ужином со  вниманием  выслушал  исповедь  брата  и  кое-что  порассказал  о  себе.
       - Ну  что? – сказал  Степа,  когда Сипунов  излил  с  души грусть,  а  в  первой  бутылке  обнажилось  дно. – Со  всяким  случиться  могло. Жизнь, она  скользкая, каждый  упасть  может. Все  под  богом  ходим. А все  ж  напрасно  ты  тогда  не  достучался  до  меня. Я  бы  вытащил  из-под  срока.  Пятнадцать  суток  и  три  года,  сам  допетрить  должон, -  вещи  разного  калибра. Ну да  что?! Горд  ты  больно,  Федька.  Все  вы  Сипуновы  гордецы. А  чего  ради? Чем  гордиться?!  Широкой  дыркой  или  большим  хреном?.. Что  теперь?  На  деревню  к  деду  стопы  направишь?
       Федор  за последние  годы  тоже  заматерел, обрюзг от  горьких мытарств, а  потому  гляделся даже  старше  Иванцова, хотя  на  пяток  лет  позже  родился. На  укорный  вопрос  он  вздохнул и  опустил  стылые  глаза  долу. Нет, он  и  теперь  не  придержал  бы  свой  гонор, но  жизнь  прикрутила,  что  подаваться  осталось  в  нищие.  Или  в  воры. Но  просить  здоровому  мужику  не  с  руки.  И  кто  даст?!  На  бутылку  можно  выпросить, курева  стрельнуть, а  за  куском  хлеба  руку  тянуть  стыдно. И  воровать  не  умел  Федор. В лагере  «мужиком»  был, им  и  остался.  Ни  в  родное  село,  ни  в   воры  подаваться  ему  не  хотелось.  Ему  бы  работу  какую-либо  да  место  в  общаге покуда. А  там…Молодой  еще,  тридцать  пять  минуло…Зайти  на  новый  круг.
       И  он  качнул  головой, давно  нестриженой  и  расчесанной  пятерней.
       - Не, брательник, назад  мне  ходу  на  село  нету  с моим  лагерным  прошлым. Статья на  мне  хулиганская. А  как  объяснить, что  я  не  слон?  Помоги  с  работой,  и  койку в  общежитии  выдели.  Здоров  я. Себя  прокормлю  и  тебе  отработаю.
       Степан  Иванцов  обвел  снулым  взглядом  просторную  гостиную,  где  принимал  родича, на  потолок  глянул, зевнул.
       - Работу  найти – раз  плюнуть. Работники всюду  нужны, Федька! А с пропиской  задачка. Город  наш  областной. Простых людей не просто  прописать,  а  уж тебя, со  справкой  оттуда…Правда,  есть  у  меня один  приятель, который  много  может.  Вот  если  он  не  откажет…
       - Отслужу, Степа! – загорелся  глазами  Федор.
       - Отслужу, - с  пренебрежением  прогудел  знаток  мясных  дел, растопыривая  над  столом  пятерню. – Конечно,  отслужишь. Даже  зад  лизать  станешь. Деваться  некуда…Послушай! А  ко  мне  на  особую  работу  не  пойдешь?! Не  побрезгаешь?
       Он  катал  в  себе  некую  мыслишку и смотрел  на  брата  теперь  с  веселым  интересом.
       - Да-к, я  всё  могу, Степа! – Сипунов  пропустил  мимо  насмешки  и  явно  обрадовался. Издевались  над  ним  в  лагере  не  мало, а  от  родни  стерпеть  несложно.  Потом  посчитаются,  при  случае. – Ты  прикинь! Скотину  я  раньше  резал  в деревне? Резал. Но  тут,  в  промышленном  масштабе.. Так  научусь! Работают  же  у  тебя  люди!
       - Нет, бойца  из  тебя  не  получится. Жалостлив  ты,  а  в  деле  забойщика  злость  нужна. Безразличие,  в  крайнем  случае. Скупщиком  скота  определим  тебя. Покуда  помощником,  гуртовщиком. А  там  присмотришься,  намотаешь  на  ус. Станешь  ездить  по  области, покупать  свиней,  коров, бычков. Будешь  дело  иметь  с  наличкой.  Под  отчетом  за  каждый  рубль  ходить  будешь. Понимаешь,  какое  это  доверие?! Но  ты  мой  брат! И в  голове  твоей  есть  крестьянская  закваска, смекалка,  а  это  главное.  Или  я  ошибаюсь?
       Федор  расцвел  от  похвалы,  но  отозвался  скромно  и  односложно:
       - Ну… Потяну  работу.
       - Значит, договорились. Я пропишу тебя  и  койкой  обеспечу. И денег  на  первый  случай  выдадим. Аванс. Ну, а  если  проворуешься, с  кассой   убежишь… Да  нет, не  дурак  же  ты  с  печки,  чтоб от  такой  ласки  рвать  когти. Сегодня  ночуй  у  меня,  а  завтра  всё  образуется.
       И верно. На  другой день сыскалось  ему  место в  общежитии, потом  Федора  под  той  крышей  прописали,  но  к  тому  времени  он  был  в  работе.
       «Химичить»  научился  быстро.  Сначала  Сипунов  удивлялся. Как  можно применьшать вес  животных, обижать  поставщиков? Но  Степан  Степанович  вразумил:
       - Эх, брательник! Дорогой  долдонец! Если  мы  не  спишем  на  приеме  корове  или  свинке  несколько  кило, не  убавим  упитанность, то  вылетим  в  трубу. Животина  худает, покуда  доходит черед  ложиться  на  плаху, -  а  все  воруют! Несут, Федя, мясо  через  проходную  тоннами. На  себя  привязывают, через  забор  кидают, как  заправские  мастера  спорта  по  метанию, на  машинах  вывозят.  Мы  боремся,  но  народ  хитрее! И  чем  восполнить? Усекаешь?! Вот  ты  на  вилке  держишь  какой  балычок? Ворованный!.. Я тоже  не  плачу  за  него. Не  принято, Федя,  потому  как  рядом  с  ворами  дураком  глядеться  буду! Вот  чтоб  хватило  несунам  и  нам  с  тобой, всякому  начальству,  какое  тоже  за  всякие  деликатесы  платить  стесняется, приходиться  легонько  надувать  клиента. Да  оглянись, братушка! Разве  не  обувают  нас  в  парикмахерской,  на  рынке  или  в  магазине?!  Все  стригут  клиента! Честным  быть  невыгодно  и  стыдно. Перед  собой  и  домашними.  Вот  такой  пирог. Иначе  дашь  дуба.  И  потом,  ты  перед  Законом  чист!  Никто  к  тебе  не  придерется.  Хозяин  свинки  особо  с  тобой  не  спорит,  соглашается  на  твои  условия.  Он  понимает:  сдавая  одну  или  две  хрюшки,  не  теряет,  а  выигрывает.  А  ну  -  рыпнись  он  на  рынок!  Дорога,  издержки  по  мелочам,  время…Подсчитай  за  него!  А  нам,  с  миру  -  по  нитке! Набегает  что-то.  Усекаешь  политэкономику?
       Федор  Сипунов  насобачился  жульничать  и  пить  водку. Уговорить  иного  клиента  получалось  лишь  на  пьяную  лавочку. Скоро  скупщик скота  научился  прижиливать  денежки  и  для  себя. На  черный  день  откладывал  и  за  несколько  лет  поднасобирал  на  кооперативную  жилплощадь. Брательник  помог  ему  построить  однокомнатную  квартиру.
       И будто на новый  круг жизни зашел Федор Иванович. Опять  появился телевизор с холодильником, диван и ковер  над  ним, и  в  серванте  хрусталь. И познакомился с разведенкой, приручил  и  удумал жениться…Да опять  подвернулась  тюрьма.
       Глупый  случай  и  скаредный характер. Жизнь  втянула  в  халяву!
       Купил пару телок  у  мужика. Хорошо обмыли куплю-продажу, и вот незадачка – уснул за  столом  хозяин-вдовец  под  конец  задушевной беседы! А Федора  бес  попутал. Свел со  двора  покупку, да  еще  и  кабанчика  прихватил  на  привес.
       Хозяина выручил сосед. Растолкал, образумил, усадил  на мотоцикл  и – к участковому. А с тем  вместе  в  город  покатили, наперед  Феди  перед  воротами  скотобойни  стали. И повязали.
       Степан Степанович  не  стал бороться  за  свободу  брательника, изменились  времена. Против  гласности  грудью  не  встанешь. Посоветовал  отсидеть  и  вернуться. А уж  он  позаботится сохранить  кооперативную  квартирку и помогать  субсидиями. Лишь бы  шум  не  поднялся, родство  их  не  выявилось  бы  общественности.
       Иванцов сдержал  слово, сохранил  нажитое  братом. И  через  три  с  лишком  года,  при  досрочном  освобождении,  определил  Сипунова  под  опеку  Каина.

          


                ____________________   ***   _____________________
       Патрикеев  позвонил Кирюшину  из  гостиницы  обкома. Большой  трех-этажный  коттедж стоял особицей в ухоженном парке среди  каштанов  и  рябин.
       - Андрей  Николаевич?!  Вас приветствует  Патрикеев! Вы  не забыли свозить  меня  на  объекты  отдыха? Очень  хорошо. Тогда  заезжайте. Да, прямо  сейчас.
       - Вы извините, Иван  Антонович, но  я  заказал  антураж на  вечер, - слукавил  в  трубку Кирюшин.
       Всё обстояло наоборот. Люди в готовности  и  достаточно  полунамека  и  машина  закрутится. Но  Андрей  Николаевич желал  знать,  каким временем  будет располагать  для  деликатной  встречи. Разговор  будет  нервный.  А  вот  сумеет  ли  он  предугадать вопросы  и  обдумать  мысли,  или  останется  выдавать  экспромты, приноравливаясь  к  обстоятельствам?
       - Вы  правильно  рассудили. Вечером мы  дружески  поужинаем. Но теперь  вы  нужны  с  головой  свеженькой и  ясненькой. Я  хотел  бы  понятия  с  полуслова, -  проворковал  Патрикеев, стоя в  номере  у  окна и  разглядывая  симпатичный  дворик.
       Стояла  ранняя осень, пожалуй,  самая  отрадная  пора. Тихо,  голубое  небо  без  пятнышка  и  солнце, взошедшее  позади  коттеджа,  не  мешало  созерцанию  прозрачного  парка, украшенного  багрянцем  плодовитых  рябин  и  серебром  парящих  паутин.
       Патрикеев  уложил  трубку  и  довольно  хмыкнул  под  широкий  и  мясистый  нос.  Предпринятая  сюда  поездка  обещала  оправдать лучшие ожидания.
       База  за  городом, но  близко. Машина  свернула  с  асфальтовой  прямой  на  узкую  аллею  меж посадками  акаций  и  тополей, спустилась  в  лощину  и  остановилась  на  пятачке  перед зданием  в  два  этажа  и  с  видом  на  просторный  пруд  в  кругу  ракит.
       Они  вышли  из  машины, и  московский  гость  тут  же  поворотил  к  воде.
       - Прекрасный  вид! Степь,  вода и  рощица. Чистый  воздух! Какого  рожна еще  надо  человеку, чтоб  очиститься  от  забот?!
       - Разве  что  стопку? – попробовал  подыграть Кирюшин.
       - Под  чистый  воздух?! – в иронии  прищурился  гость.
       - Под  зеркального  карпа. Наш  шеф большой  любитель  рыбалки,  и  в  этом  пруду…
       - рыба сама  прыгает  на  крючок, - закончил  за  обкомовца  мысль Патрикеев.
       - Не так чтобы очень, но старается,-  согласился Кирюшин. - Не  желаете  удостовериться?
       - Нет, дорогой  Андрей  Николаевич. Я люблю  ощущения  покрепче. Однообразие  не  по  мне. Но  - ближе  к делу. У  вас  были тучные  поля  пшеницы.  Пройдемте  до  пажити. Я  в  деревне  родился  и  мне  и  это  близко. Там   потолкуем  о  жизни.
       В поле  обговорили перспективы и,  лениво  бредя  обратно, уже  лишь  уточняли  детали, углубились в  иные  аспекты  сотрудничества, а  иногда  и  вовсе  говорили  общо.
       - Поймите, батенька  вы  мой! Сам  генеральный  поддерживает  эту  тенденцию. Старческий  маразм тормозит  развитие  общества. Прилив  молодых, здоровых, зрелых и  энергичных  сил укрепит  партию, её  руководство. И вот мы  ищем  людей  в  глубинке, полагая, что  и  корень  успеха  тут же, в  провинции. Без  поддержки  масс  нам  не  осилить  задачу, - благодушествовал  в  витии  словес  Патрикеев.
       Он сотворил  паузу и  посмотрел  на  напряженного  визави. Тот больше  не  улыбался, был  весь внимание, ловил  каждое  слово и многое принимал  близко. Кирюшин  надеялся и  боялся. И  не всё  принимал  на  веру. Его  тонкий  нюх  на  перемену  климата  вокруг  номенклатурных  кресел, сейчас же  толкнул  принять  стойку  пса. При  рассуждении  в  интересах  гостя,  легко  чуялось, что деньги  ему -  превыше  всего. Но  их  любил  и Кирюшин! Но  как  их  иметь  бесконечно  много?…Только  благонравием, соблюдением  кодекса  строителя,  пускай  и  показными,  но  можно  рассчитывать  на  хороший  откат  благодарностью.
       Москвич  понял  его  состояние  и приободрил  усмешкой.
       - Хорошо и  по-новому  жить  можно  лишь  во  сне. Давайте  попробуем  детализировать  наши  размышления. Когда  там, - он  воздел  руку, - говорят  о  новых  людях  в  руководстве, они  подразумевают  и  новое  мышление. Избавление  от  косности, иную  формацию, что  вкупе может  повлиять  на  развитие  общества  изнутри. Иными  словами, мы  должны  взять под  контроль не  только  государственную  экономику, но и теневую. Замечу,  политика -  иная ипостась,  нас  же  интересует  экономика. Она  стержень  общества. Вы  должны  бы  подметить рождение  среднего  класса. Класса  руководителей, опять  же,  в  секторе  экономики. Именно  они  наша  опора. Поэтому  следует  подчеркнуть. Теневую  экономику  следует  брать  под  контроль,  минуя  карательные  органы. Они,  как  ни  прискорбно,  коррумпированы  уже  глубоко,  а  добровольно  подставлять  им  корыто  еще  и  от  себя, значит  иметь  накладку  в  будущем. Очищаться  от  скверны  придется.  И  что,  их  же  руками?! Так  что  такая  задача  на  первом  этапе  не  может  будироваться  открыто. Но  она  поставлена  и  её  надо  решать. Вам  ясна  суть  или  я  излагаю  слишком  заумно?
       - Я вас  понимаю, Иван  Антонович, -  глаза  в  глаза  не  замедлил  уверить  Кирюшин. – Почему  вы  сейчас надумали  проводить  эту  линию? Раньше  проще  было  бы  воплотить.
       - Иные  воплощали, теперь  расплачиваются  за  скороспелые  плоды. Наверху  раскол.  Или  отсюда  не  видно? Еще  вчера  нам не  прощали  инакомыслия,  а  теперь  оно  и  в  верхних  эшелонах  органов  надзора. Многие  понимают, что  перемены  неизбежны. Народ  требует. К  тому,  старики  в  политбюро  вымирают. Череда  похорон  едва  минула. А  за  ними  строй  из  тех  же  стариков. Этих  пердунов  интересует  лишь  кормушка, где  вкусно  кормят  их,  чад  и  внуков  с  правнуками. Новый  генсек,  понимая  это,  приказал  разработать  концепцию  перемен. Он  ставит  на  молодых. На  смену  придем  мы  и  наши  дети. Жить  надо  достойно, безбоязненно. Всем! Нам - среднему  классу! Человек  рожден,  чтоб  жить! Надо  отбросить  сказку, будто  коммунизм  возможен в ближайшее  время и  наши  внуки  или  дети станут  кушать  ананасы  с  паюсной  икрой. Коммунизму  не  быть  в  ближайшие  сто  или  двести  лет,  человечество  не  готово  испечь  тот  прекрасный  пирог. Впрочем,  о  том  знают  все,  а  вслух  бормочут  обратное. Старики  из  политбюро  ни  за  что  не  позволят  думать  иное.  Это  мешает  их  благосостоянию,  путает  и  без  того  сумбурные  мысли  в  склеротических  мозгах. Они  даже  не  подозревают,  что,  живя  в  так  называемом  развитом  социализме,  они  на  самом  деле  благоденствуют  в  Раю.   Их  кормит народ.  Но  за  какие  заслуги?!  Как хранителей  традиций?  Или  особых  секретов?  Так  секрет  строить, делать  деньги,  создавать средства -  утрачен  не  без  их  участия!  Надо  возродить  способность  творить  ценности.  Нищих  никто  не  поддержит.  А  деньги -  гарантия  нашего  успеха. Они,  как  могучий  фактор  реально  существующей  нормальной  жизни  всякого  индивида, лучше  любого  слова  заставят  наших  оппонентов  помогать, а  не  мешать  нам! Вот  почему  мы  ведем  работу  исподволь.
       Москвич  опять  взглянул  на  Кирюшина, и тот  ответил  полуулыбкой.
       - Подобные  мысли  иногда  приходят  в  голову. И  не  одному  мне. В  городе  и  области  найдется  много  единомышленников.
       - Вот  видите! – обрадовался  Патрикеев. -  Нам  есть  помощники. Ищите теневиков! Не  воров, не  простых  или  головастых  мошенников, а  именно  стратегов,  гениев  сложного  дела.  Они  находят  такие  пути  решений  экономических  головоломок, что  и  Госплан  доволен, и  себя  не  обижают,  и делятся, с  кем  надо.  Надо  брать  их  под  контроль, но  не  мешать  им  работать, а  поощрять. Пусть  трудятся  и  учат  других  так  красиво  работать. Их  надо  прикрывать  от  вредных  законов, а  за  покровительство  брать  некоторую  сумму  в  наш  фонд. В  партийную  кассу,  если  хотите. Разумеется,  условие  это  негласное, но  непременное. Бесплатных  благ  не  бывает.
       - Вас будут  интересовать  наши  взаимоотношения  с  экономистами   цеховиков? – поинтересовался  Кирюшин, со  скрытым  волнением  ожидая  ответа.
       - Ни  в  коем  случае! Это  ваша  вотчина  и  тутошние  заморочки  решать  вам. А  вот  если понадобится  более  высокое  прикрытие…
       - Такие  условия  приемлемы, - покивал  Андрей Николаевич, благосклонно  принимая  к  сведению  недосказанное. – Но одна  просьба  все-таки  есть.
       Он  поднял  на  москвича простецкие  глаза просителя.
        - Заранее  согласен её выполнить, - улыбнулся  Патрикеев, понимая, что всякую  просьбу  можно  выслушать.
       - Обстоятельства  могут  сложиться  таким  образом,  что  станет  необходимость  отсюда  съехать. И  довольно поспешно. Можно  ли  надеяться, что  вы  поможете  закрепиться  в  центре?
       - Разумеется!  Наше  сотрудничество  подразумевает  такой  ход  в  особой  ситуации. Вы делаете  свои  взносы, чтобы  покрыть  расходы  при  критическом  раскладе  в  жизни. Я хозяин своему  слову, можете  поверить,  -  твердо  сказал  гость,  не  моргнув  глазом.
       «Ага, дал  слово  и  взял  обратно. Это  и  значит – хозяин  слову, - с толикой  горечи подумалось  Кирюшину.  -  Но  приходится  полагаться. К тому, я  потребую  перевода уже  в  ближайшее  время. Когда  тебя  захомутаю  деньгами. Жизнь  скоротечна  и  я  не  собираюсь строить  долговременных  планов. А что  до  идеи  партийного  Фонда, то  он  хорош,  как  всякая  утопия,  на  бумаге  да  в  голове  маньяка. А я здравомыслящий, хладнокровный  прагматик. И  я, и  чада  мои  должны  жить  хорошо  не  завтра, а сейчас, немедля! На  таком  непременном  условии   я  готов  идти  по  жизни  в  обнимку  хоть  с  самим  чертом, а  не  то  что  с  каморой,  мафией  или  каким  орденом!»



                ____________________   ***   ___________________
       Стеблов  всегда  звонил  из  автомата, так  велел  Каин. Он  и  теперь  выехал  на  окраину  города и  с  уличного  телефона  набрал рабочий  номер  адвоката. Виктор  Степанович  волновался  и  кусал  губы.
       - Алё! Егор  Исаич?! Виктор  тревожит.  Степанович! Надо  поговорить  без  телефона.  Приезжай!
       - Ты  что  чересчур  возбудился? Война, что  ли? -  спросил  Бугров  с другого  конца  провода.
       - Беда, Егор  Исаич! На  хвост  водителю  «москвича»  сели  люди  в  шляпах!
       - Подробности  можно?
       Каин, придавив  плечом  трубку  к  уху, потягивал  кофе  и  листал  в  папке  бумаги. Посетителей  не  было, а  насчет  прослушки он  сомневался. Не  станут  же  органы  слушать  каждый  служебный  звонок, где  аппарат,  бывает, краснеет от  напряжения. Впрочем, адвокат умел  вести  беседу на  языке  Эзопа  или  простака, но  теперь  был  даже  заинтересован  в  «третьем»  ухе.
       - Подробно  можно,  но  тогда  на  кой  хрен  я  зову  вас  на  улицу?! – удивился  Стеблов, нервно  дыша  в  трубку.
        - Ты  валяй  открытым  текстом, Виктор. Может, я  пойму  твои  тревоги. Что  там  за  хвост ты  обнаружил? Волка  или  лисицы?
        - Так  зацепили люди  в  штатском моего Пал Иваныча! Подрядили  телеви- зор  перевезти. Штраф  за  нарушение  взять  удумали. На  испуг  взяли. А  тот  балбес и  укакался,  всё  рассказал. Чего  возит  и  куда.  Мало  ему, гадство,  премии  и  зарплаты! Ну,  милиционер  предъявил  ему  красную  корочку  и  обязал  докладывать  о  каждом  своем  шаге. И о  моем  тоже!
        - О  каком  это  твоем?! Витя! Твой  Пал  Иваныч  знает, когда  ты  на  толчок  ходишь  и  когда  жидкий  у  тебя  стул?! -  усмехнулся  адвокат,  прикуривая  сигарету  от  изящной  зажигалки,  а  затем  щелкая  ею  ради  забавы,  пока  прокручивал  мысли  в  голове. -  Или  ты  ему  выложил  расписание  жизни? И  когда  к  жене  под  бок  закатываешься, доложил?
       - Так  он,..-  задохнулся  от возмущения  Стеблов  и  густо  прокашлялся. – Согласился  стучать! Сексотом  заделался!
       - Молодец  твой Пал  Иваныч!  Приказ  властей  надо  исполнять. Теперь  он  человек  занятой, бумагу  марать  станет. А  это  накладывает  и  отбирает. Отбирает  время  и приучает  к  усидчивости. Ну  и  память  пришибает. К  тому,  у  милиции  появился  внештатный  сотрудник.  Слава  тому  мусорку  и  нам  слава.  Обеспечили  их  кадром  и  работой, -  возглашал  Каин. -  Накажи  ему  писать  грамотно  и  одну  правду.  В  неё,  заметь,  Витя,  никто  не  верит.  А  нам  на  руку.  Ну,  естественно,  не  про всю  правду  стучать  надо.  Вот  как  план  выполняет,  пусть  излагает,  а  когда  ходит  до  бабы  налево  -  ни  боже  мой.  Аморалку  пришьют. Ты  меня  понимаешь? Пускай  карающие  органы  не думают  про  нас  черт  те  что. И  чтоб  проверить  могли  факты. Удостовериться,  что  лопухнулись.  Так  что  не  беспокойся.  Эх,  мне  б  такую  жизню-малину!
        - А  вдруг…
        - Ты  это  брось, Виктор  Степанович! – жестко  сказал  адвокат. – И  на  всякий  случай  поменяй  на  заказ  машину.  Не  станут  же  мусора  нанимать  в  стукачи  весь  твой  споенный  коллектив. Пускай  твой  Пал  Иваныч  покуда  подремонтирует свою  тачку.  Времени, знаешь, сколько  уходит,  пока  нужную  железяку  достанешь? Это  я  по  себе  сужу. А  время – деньги! В  твоем  случае.
       - Это  я  уже  сделал. -  прокричал  в  трубку  завгар  Стеблов.
       - Еще  раз  молодец! Пускай  твои  люди  в  шляпах  отдохнут  от  трудов  или  в  другом  месте  пороют  землю.
       - Так  водила  про  меня  раскололся!  Что  я  ему  начальник!
       - Ты  опупел, Витя?!  А  если б  тебе  яйца  вилками  прижали  на  горячей  сковородке,  ты  бы  смолчал? А  твой  Павлик  не  соврал. Разве  ты  ему  не  начальник? Он  оклеветал  тебя?  Скажи  спасибо  человеку,  что  не  отрекся от  такого  засранца. Паникёр  ты, Витя! -  заключил  Каин, разглядывая  на  стене  портрет  железного  рыцаря  революции, плавающего  в  дыму  табака.
       - Ну  я,. – растерялся  Стеблов. -  Ну…
       - Веник  гну  да  не  могу! Работай  спокойно. Я  тебе  на  днях  пакетов  подброшу. Попросишь  водил  отвезти  по  адресам  в  глубинку.  Попутно,  естественно. По  червонцу  заплатишь  каждому,  чтоб  знали,  что  всякий  труд  имеет  цену, - наказал  Бугров. – И  если  товарищи  в  шляпах  захотят  отличиться…Для  них  будет  работа,  а  для  меня  забава.
       - Да  ты  что?! Такой  шухер,  а  ты  шутихи  подбрасываешь! На  хрена  мне  обуза?! -  испугался  Виктор  Степанович  Стеблов. Он  никак  не  мог  приспособиться  к  мышлению  Каина  и  всё  принимал  всерьёз. – Я  с  тобой  в  историю  влипну!
       - Не  боись,  в  историю  попадают!  Это  тебе  не  бочка  с  говном. А  влипают  мухи,  а  ты  халдей.  И  шишка   не  такая  большая,  чтоб  попадать  в  истории. Что  тебе  за  задницу  свою  бояться?! Налево  твои  шофера  уголь  и  прочую  муру  возят – ты  отвечаешь  за  них?!  То-то!  Но  деньги   получаешь  большие. И  потом:  пакеты  мои  кто  повезёт?  Водилы.  Сколько  раз  тебе  разъяснять,  что  ты  там  ни  одним  боком?! Тупой  ты,  хуже  доцента.  Водители  повезут  не  снаряды  или  военную  тайну,  а    пустые  бланки.  У  меня  просили!  Сам  я  не  поеду,  а  такси  нанимать  и  гонца  посылать – дорого.  Понял?!  Я  думаю,  тебе  пора  увольняться  с  такой  легкой  работы.  В  психушку  можешь  угодить  с  твоими  нервами.
       - Наглый  ты, Егор  Исаич, - вздохнул  Стеблов. -  Тебя  послушать, так  дорогу  жизни  не  осилишь.  Умрешь  со  страху.
       - Люди  со  страху  умирают  редко.  Чаще  они  кладут  жизни  за  деньги. Это  раз.  И  два! Ты  наглых  еще  не  видел, Витя. Они  покуда  подрастают  и  учатся. Наберись  терпения,  поживи  несколько  годков  и  ты  их  узришь.  И  ужаснешься.
       - Хорошо,  потерплю, -  покорно  отозвался  завгар  Стеблов. -  Буду  следовать  вашим  указаниям.
       - Указаниям? – переспросил  Каин,  вдруг  усмехаясь  и  прокручивая  что-то  в  голове. -  А  это  мысль!  Ты  не дурак, Витя! Подстраховываешься  на  всякий  случай. Я  ошибался  в  тебе. Или  у  тебя  случайно  вырвалось?
       - Чего  ты?! О  каком  случае  говоришь? – удивился  Стеблов.
       - А   то, что  я  на  полставки  числюсь  у  тебя  юристом!  И  ты  следуешь  моим  советам  и  указаниям! Понял? Что  же,  ставки  повышаются,  и  мы  выходим  на  другой   уровень.  Молотить  под  дурака  иногда  очень  даже  не  вредно. А  умные  люди  всегда  в  цене. Будь  здоров, Виктор  Степанович! И  действуй  сообразно моим  указаниям,  как  ты  верно  заметил.  Твердо  держись  этой  линии,  и  всегда  будешь  спать  спокойно, -  заключил  Бугров.
       - Пока, -  усталой тоской  отозвалась  трубка.  -  с  тобой  свяжешься,  так  хрен  выспишься. Вечно  думу  думать  будешь.


                ГЛАВА   ДЕВЯТАЯ

                _____________________   ***   __________________
       Общую  кассу  подпольная  братия  пополняла  регулярно  и  непременно.  Иванцов  привёз  «долю» и  вручил  Авилову  в  большом  почтовом  конверте, не  забыв  присовокупить   дерзость  в  виде  хохмы.
       - Вот, Бирючина, от  себя  оторвал, а  захребетникам  отчислил. Тут  ровно  семь  кусков.
       Дело  было  после  работы,  в  конторе  Авилова  пусто,  и  они  уселись  за  стол  с  выпивкой  и  закуской. И  уже  малость  влили  за  галстуки.
       -Ты  не очень-то  ворчи, боров. Устроился, как  у  бога  за  пазухой, а  туда  же – хохмить  не  по  делу. Долго  ты  воровал, кабы  не  крыша? Семь  кусков – всего  тридцать  процентов. Значит, ты  грабишь  своё  производство  почти  на  четвертак. А? Какой  размах! -  упрекал  наперсника  Авилов.
       - Ты  не меньше  хапаешь  на  своей  вотчине. И нахлебников  у  тебя  не  меньше. От картошки  только  воротнички  стоят,  а  мужиков  на  мясо  тянет.  Крупное  начальство  у  тебя  пасется,  а  мелкота  из  меня  кровь  пьет. И  какой  разговор  с  проверяющим  обойдется  без  водки?  А  где  водка  -  там  закусь. И  по  первому  разряду! Ну,  и  «барашка»  в  конверте   запустишь пастись в  карман  ему! – толковал  Степа  Иванцов после  очередной   принятой.
       -Ты  их и  к  «барашку»  приучил?! -  воздел  бровь  Олег Петрович. И  осуждающе  качнул  головой.
       - Ну, ты  даешь! А  как  я  мусора  на  крючок  посажу?  Чтоб  землю  рыл  не глубоко.
       - Да  ладно, сам  хожу  в  такой  шкуре. Усидел  бы  на  должности, когда  б  кормушку  не  держал? – отмахнулся Авилов, устремляя  взгляд  на  что-то, отвлекающее  мысль. -  Унижения  терпим,  халявщиков  развелось. Так  не  мы  устроили  эту  малину!.. А  все  ж  всех  подряд  захребетников  премировать  не  стоит. Они,  как  клещи,  вцепятся. И  шантажировать  мастера.
       - Это  ты  в  точку.  Я  вот  думаю, был бы  хозяин  на  моем  месте! И  все  по  уму  бы,  на  всех  хватало  бы,  кто  за  товар  оплатил. А  паразитов – сапогом  в  копчик! – в  сердцах заявил  Степан  Степанович,  изливая  подспудные  мысли,  много  раз  обдуманные, но  неосуществимые.
       - Да, бездельников  на  шее  у  трудяг  сидит  до  черта, - согласился  Авилов, задумчиво  щурясь. – И  вечно  сидеть  будут,  вот  что гадостно. Развитой  ты  построй,  загнивающий  иль  процветающий. Мир  так  устроен  или  таков  славянский  симбиоз?
       - Ну, философ!  И  ты  считаешь  нас  трудягами? – скептически  усмехнулся  мастер  по   салу  и  мясу, с  интересом  оглядывая  мечтательно-грустное  лицо  завторга.
       - Мы с тобой  интеллектуальные  работяги,  и  в  том  же  плане – великие  глупцы. Просто  директором  или  начальником  производства  всякий  дурак  может. А вот  чтоб  механизм  крутился, да  еще  давал  прибыль  или  план,  как  это  называется, нужны   мы. Вот у тебя  мясо  воруют, а  ты  покрываешь  недостачу,  кормишь  прохиндеев, выполняешь  план  и  еще  приворовываешь  из  тех  ингредиентов  на  двадцать  пять  кусков за  отчетный  период башлями. Ну?!  Это  не  фокус?  Какой  дурак  такое  провернет? – допекал  Авилов,  защищая  идеи  творческого  труда. -  Вот  зачем  воруешь? Вопрос. Ради  спортивного  интереса? Чтоб  не попасть  на  скамью  жертвенных баранов  и  себе  доказать  свое  я?
       - Так,  пожалуй,  правду  глаголешь. Затем,  чтоб  хоть  мысль,  что  кое-что  можешь  в  этом  бедламе, вдолбить  в   подкорку.  И  жить! Не  остудить  сердце,  не  дать  разорваться  от  давления  дурошлепов!..А  потом  залить  водкой  горечь  от  напрасного  труда.  Ведь  всё  кошке  в  задницу,  все  наши  старания! Одна  отрада -  приучил  к  мысли  никогда  не  потеть  при  возникновении  всякого  мусора. Тюрьма  у  нас  в  планиде. Да  и  без  тюрьмы  -  тьма  кромешная.  Повеситься  хочется,  гадство,  -  изливал  откровения  Иванцов.
       Они  привыкли  так  жить,  контролируя  каждый  поступок  и  слово, и  все  же,  встречаясь,  и  доверяя  друг  другу, позволяли  себе  расслабиться  водкой,  надираясь  до  положения  носом  в  стол. Уединялись,  прятались  на  квартирах,  в  кабинетах,  на  дачах,  пили  коньяки,  водку,  вино  и  пиво, пускались  в  словесные  упражнения,  но  никогда  не  позволяли  себе  выступать  против  власти. Власть  дана  богами,  а  работу  могли  выбирать  сами.
       Но  не  меняли,  каждое  утро  являлись  на  службу  свежими  огурцами  и  являли  пример  подчиненным.
       По  иным  членам  тайной  ложи  для  сбора  нектара  хаживал  сам  негласный  руководитель  и  вдохновитель  Егор  Исаевич  Бугров, он  же  Каин,  он  же  Жидовская  морда, но  уже  заглазно. Каин  принимал  всё,  мстительных  мыслей  не  допускал   и  поступал  сообразно  интересам  ордена  хитрых  и  умных.
       Случайно  сложилось  так,  что  на  другой  день  после  визита  к  Веретенникову   Гриши  Травкина,  за  долей  паевого   взноса   пришел   на  рынок  Бугров.         
       По  заведенному сговором  порядку,  он   являлся  в  шашлычную  на  территории  рынка  и  занимал  место  у  стойки  в  углу. Приходил  директор  рынка, им  тотчас  подавали  по  пару  шампуров  лучшего  угощения, ставили  графин  с  вином и  оставляли  в  покое. Адвокат  раскладывал  бумаги  на  части  мраморного  столика и  консультировал Веретенникова  в  тонкостях  юридической  казустики. И  уже  как-то  мимоходом,  обмениваясь  куревом, мыслями  и  бумагами, Каин  получал  долю базарного  человека.  От  трех  до пяти тысяч  рублей.
       Теперь, в  установленный  час, Шлямбур  не  пришел.  Изнывая  от  скуки, -  тревог  Каин  не  возымел, мало  ли  что  может  случиться  на  службе, -  заказал  пару  пива  и,  не торопясь,  выпил.  Затем  повторил  шашлык  с  бокалом  пива И, поглядывая  на  часы,  собирался  выйти  и  как-то  окольно  узнать  причину  не  явления  Веретенникова,  когда  тот   встал  на  пороге.  Едва  взглянув, Егор  Бугров  понял,  что  случилось  нечто  из  ряда  вон. На породистом, всегда  уверенном лице  базарного  начальника  обвисли  щеки, появились  подглазные  мешки, и  взгляд  его  тянулся  вниз. И фигурой  сутулился,  будто  хотел  казаться  меньше.
       - Приветствую, Илья  Иванович! Не  спрашиваю. Вижу, - случилось  большое  несчастье, а потому  выражаю  сочувствие. Ну, и  чем  могу – помогу. Но  я  сыт, в  ожидании, хорошо  покушал и  попил  пивка. Так  что,  закажите  шашлычка  себе,  подкрепитесь, а  уж  затем…-  смахнув  платком  с  лица  сарказм,  Каин  поселил  в  глазах участие,  и  извергал  словеса.
       Тут  подскочил заведующий  точкой  общепита  толстый,  но  проворный  Гиви,  со  сладчайшей  улыбкой  из-под  черных  усищ  поставил  поднос  с  четырьмя  шашлыками  и  графин  с  вином. Быстренько  выставил  на  столик  и  удалился  с  присловьем.
       - Кушайте,  дарагие! Угощайтесь! Вчера  внучка  родилась, примите  от  чистого  сердца. Випейте  за  здоровье  красавицы!  Вах!
       - Ты  заметил, как   мы  приходим  в  его  заведение, у  Гиви  всегда  находится  повод  нас  угостить, -  проворковал  адвокат,  довольный,  что  нашлась  нейтральная  тема.
       - Он  до  сих  пор  не  знает, кто  ты  на  самом  деле. А ты  приходишь  ко  мне  не  туда,  а  сюда. И  я  угощаю  тебя  за  его  счет. Он,  наверное,  предполагает в  тебе  большого  начальника  и  не  меньшего   халявщика, - с  кислой  ухмылкой  констатировал  Шлямбур.
       - Это  верно. И  сегодня  у  тебя  вид  собаки, у  которой  стырили  кость. Всегда  ты  держался  слишком  надменно,  а  тут…Я долго  ждал,  и  он,  хозяин  забегаловки,  сделал  вывод  не  в  твою  пользу. Видишь,  как  вредно  нарушать  привычки  в  угоду  обстоятельствам, -  нечто  вроде  назидания   прочитал  с  усмешкой  Каин, занимаясь  меж  тем  поглощением  прекрасного  вкусом  шашлыка. Впрочем,  вино  у  Гиви  тоже  превосходное, с  хорошим  букетом  аромата  и  вкуса. – Так  что  же  случилось  в  вашей  жизни  колхозного  рынка  такого  ужасного, что  у  тебя  траур  на  физиономии? Случись  что  с  близкими, ты  не  пришел  бы  на  рандеву   вовсе. Семья -  святое! Выходит,  у  тебя  душа  не  болит,  а  разогрелись  шарики  в  извилинах, гоняя  мысли  о  бюджете.  Выкладывай.
       Веретенников  сердито  оттолкнул  гофрированный  по  краям  поднос  с  шашлыками, ожег  Каина  взглядом  карих,  сузившихся  глаз, и  трагически  произнес:
       - Вчера  ударила  по  тыкве  жизнь. Не  гаечным  ключом, это  я  снес  бы  как случайность. Не  знаю,  как  подступиться  и  сообщить  про  новость. Ты  можешь  упасть  с  испуга.
       - Я слаб  в  коленках?..Не  надо  загадок. Исповедуйся. Но  если  думаешь,  что  откровение  надо  перенести  в  другое  место, я  согласен. Сначала  же  попытаюсь  разгадать  твой  ребус  здесь. С  трех  попыток.  Идет?.. Тебя  бросила  жена.  Или  наставила  рога! Что  еще  хуже. Так  это  не  трагедия,  а  комедия. Поджопника  ей - всего  делов!
       Каин  исходил  из  принципа:  чужую  беду - рукой  разведу. Потому  и  говорил  и  давал  советы  с  легкой  душой.  Оптимист  по  натуре,  он  не  думал,  что  в  жизни  может  быть  что-то  хуже  смерти.  А  она,  штука  неприятная,  никто  не  спорит,  даже  неотвратимая, но  зависит  от  случая.  А  фатум - в  ведении  богов.
       - Ты  легко  судишь, -  скривился  Веретенников и  тоже  искусился,  взял  шампур  с  шашлыком, налил  в  стакан  вина. С  утра  не  брал  маковой  росинки,  как  говорится.  – Но  не  угадал. Жена  что?  Наверное,  я  тоже  дал  бы  ей  пенделя, узнай  об  измене.  У  меня  появилась  идея.  Угадаешь  мою  трагедию, - ты  меня  премируешь  очередным  моим  взносом  в  дело  синдиката  хитрожопых.
        - Хрена  лысого!  Никакой  беды  у  тебя  нет,  раз  торг  устроил  в  трапезной.  И  гадать  не  буду.  Как  светлый  день  ясно,  что  ты  потерял  бабки,  много  башлей!  Ограбили,  когда  домой  нес  месячный  бакшиш? -  скорчил  мину  сострадания  адвокат  и  наперсник.
       - Хуже, -  потупился  Шлямбур. Он  боялся  взрыва  Каина.  Тот  мог  послать  подальше  и  бросить  на  произвол  обстоятельств. А  ими  адвокат  управлял  сам. – У меня  на  даче  вчера  были  мусора.  Устроили  шмон  и  забрали  заначку.  Всю!
       - Та-ак. Не было  печали, так  черти…- Но  Каин  осёкся,  почувствовав  картину  не  в  том  ракурсе. – Почему  вышли  на  тебя?  Случайность? Почему  оставили  на  свободе?  Какая  бригада  была:  уголовка  или  хозяйственники?  Где  делали  обыск?  Дома,  на  даче?
       - Ждали  там. Один  русак  и  пара  азеров. Предупредили,  что  ищут  наркотики.  Кто-то  навел  тень  на  плетень. Спросили  про  деньги,  показали  утюг,  нунчаки,  чтоб  испанский  сапог  сотворить. Я  и…раскололся.  Боли  боюсь.
       Веретенников   вздохнул  и  отвернулся.
       Играла  музыка. Чей-то  маг  крутил  песни  звонкоголосой  Анны  Герман,  любимой  всюду. Теперь  она  пела  про меланхолическое  состояние  души, что  отвечало  нынешнему  состоянию  унылости. Каин  оглянулся, но кругом  почти  пусто.  По  утрам  сюда  редко  забредают  по  праздности,  и  адвокат  решил  довести  разговор  до  логического  завершения.
       - Понятых  привели,  писали протокол? – спросил  Егор  Бугров.
       - Понятых  не  было, -  отверг  предположение  законности  мероприятия  директор  рынка. –  Два  мусора,  как  я  понял,  приезжие,  из  Азербайджана. Они  и  сыграли независимую  сторону.
       - Ага.  А  шмон  какой  устроили? Всё  перевернули  и  потом,  когда  ты  выложил  бабки? – насторожился  Каин, бросая на  пасмурного  визави  цепкий   взгляд.
       - Я  указал  тайник, они  забрали  деньги, протокол  об  изъятии  написали. Составили  бумагу  на  явку  с  повинной  и  сделали  ноги.
       - Они  что,  без  машины  были?!
       - Не  знаю,  не  видел. Опера  ж! Могут  и  ножками  топать.
       - А  золотишко, сберкнижки, облигации?! – перечислял  адвокат, понимая,  что  всякий  деятель  левого  бизнеса  страхуется  многократно.  Ежели  не  дурак,  а  дуракам  там  делать  нечего,  что  и  козе  понятно. – Они  не  искали?!
       - Ничего  больше  не  спрашивали. И  обещали  больше  не  тревожить,  если  не  сбрехнул,  что  наркотой  не  занимаюсь, - поведал  Шлямбур,  вдруг  понимая,  что  действия  опергруппы  были  очень  уж   невскладушку. – Сказали,  вызовут,  когда  надо. А  одного  легавого  я  узнал. Позавчера  выходил  от  Пузыря  старшим  лейтенантом,  а  на  дачку  явился  в  погонах  майора. Сегодня  прижал  я  барыгу, Пузыря, так  он  открещивается,  говорит, случайно  мусор  заходил.  Искал  кого-то.
       - Говоришь,  Пузырь  твой  человек?
       - Да  уж, - недовольно  отозвался  начальник  базарных  рядов  и  ларьков.
       - Хреновое  дело,  друг  мой  Илюша.  Лапша,  самая  простая  и  скоро  сваренная, - определил  Каин,  прикидывая,  кто  и  как  мог  выйти  на  Шлямбура  и  так  легко  развести. -  Сколько  денег  отдал?
       - Двадцать  кусков, -  в  очередной  раз  утупил  взгляд  базарный  начальник  и  кончики  его  лопухастых  ушей  взялись  пунцовым  цветом.  Стыдно  за  глупость,  верно,  стало. Хотя,  где  другой  выход?
       «Вот  уж  воистину  лопухнулся»! -  подумалось  с  издевкой  адвокату. Но  спросил:
       - И  что  собираешься  предпринять?
       Веретенников  пожал  плечами,  метнулся  пальцами  поправить  галстук. С  натугой  промолвил:
       - Ждать  буду.
       - Когда  придут  за  остальным? – немедленно  поддел  Каин,  перехватывая  трусоватый  взгляд  базарного  начальника, и  осуждая  лжемусоров  за  их  промах. Уж  он  на  их  месте  в  такой  простой  комбинации  маху  не  дал  бы.  Золотишко  и  облигации  выдавил  бы.  Лениво  пожевал  схваченный  зубами  с  шампура  кусочек  баранины, запил  вином. Крутнул  головой. -  В  другой  раз  они  точно  нагреют  твой  мозолистый  зад  паяльной  лампой  или  утюгом. Покушение  на  задний  проход,  мой  милый,  это  весьма  серьезно.  Тут  не  помогут  жалобы  в  ООН. Они  уже  жалеют  о  своей  торопливости.  Естественно,  если  не  сыграли  тонко. И  вот  тут  загвоздка:  кто  они?  Мусора  или  бандюги?  На  мусоров  не  похоже…Кстати, ты  принес  свой  вклад  в  дело  строителей  коммунизма  с  деньгами? Ай-яй-яй! Так  растерялся,  что  забыл  про  долг  перед  родиной!
       - Какая  родина, Егор  Исаич?! У  меня  забрали  деньги!.. -  возмутился  игрой  словес  адвоката  Шлямбур.  -  Ну,  Каин!
       - Ты  мне  свои  невезухи  в  нос  не  тычь! У  тебя  экспроприировали  толику  денег, а  ты  с  апломбом  выставляешь  во  весь  голос  мой  псевдоним, будто  я  собираюсь  лишить  тебя  самого  дорогого!  Я  Каин,  да!  Но  я  помогаю,  вытаскиваю  из  дерьма,  но  не  лишаю  надежд,  не  убиваю  и  не  рву  зубами  мошонку! И  не  бегу  вприпрыжку  от  всяких  проныр, а  пытаюсь  вникнуть,  осмыслить. Разве  я  не  понимаю  твоей  беды? Понимаю. Со  всяким  может  случиться. Но  это  не  тюрьма,  а  издержки  жизни. Потому,  процент  в  кассу  бедных  отдай! У  тебя  простоя  не  было  в  накоплении. – Бугров  усмехнулся  глазами, затем раздвинул  улыбку,  показал  заборчик  из  золоченых  зубов. (В  детстве  пацанва  любила  бить жидоподобных  по  зубам.) Промокнув  салфеткой  сочные  губы,  добавил: -  Ну  прикинь.  Не  дай  бог,  но  вдруг  взяли  тебя  на  цугундер  и  определили  в  кутузку.  За  какой  овощ  мы  тебе  передачку  и  адвоката  сообразим? Допусти:  все  пустились  в  обман,  и  в  нашей   кассе  денег  нет…Завтра  же  сними  с  книжки  или  принеси  облигациями,  если  нет  ассигнациями,  но  долг  общественности  верни!
       - Да  принёс я,  возьми! - Веретенников  кинул  на  столик  конверт  и  скорчил  мину  брезгливости. – Такая  ситуация,  а  ты…Там  три  куска!
       - Вопросов  нет,  наш  верный  товарищ!  - невозмутимо  проронил  Каин. -  Продолжим  симпозиум. Первый  тебе  совет:  сотвори  немую  паузу.  Денька  на  два,  на  три. А  вдруг  у  них  новый  метод  работы?  Деньги  взять,  а  срок  не  дать!..Шучу,  конечно. Но  и  времени  не  теряй.  Перепрячь  остатки  заначки.  А  вдруг  срок  все  же  впаяют?  И  вот  еще  что. Надо  найти  твоего  старлея  или  майора,  как  ты  говоришь.  Хочу  взглянуть  со  стороны. Ты  видел  его  с  Пузырем?
       - Выходил  он  от  барыги. Пузырь  снимает  угол  в  подсобке  магазина,  а  я  туда  заходил.
       - Твой  Пузырь  один  раз  отказался  от  знакомства  со  старлеем,  больше  не  дави.  Если  это  случайность, -  пиши  пропало. На  случай  рассчитывать  нельзя.  Это,  как  кирпич  на  голову. Но  ты  поговори  со  своими  людьми.  Возможно,  кто-то  видел  их  вместе  раньше. И  если  это  система…
       - Ты  попей  пивка,  а  я  пройдусь  по  местам.  Если  что-то  разнюхаю, сразу  будем  знать, -  тотчас  отозвался  Шлямбур  и  покинул  шашлычную.
       Минут  через  десять  вернулся  он  радостно-возбужденный,  с  румянцем  во  весь  породистый  анфас.
       - Видели  его  в  углу  Пузыря  не  раз!  - радостно  прогудел  в  ухо  Каину  базарный  начальник  с  таким  видом,  будто  осталось  того  майора  взять  за  жабры  и  выдавить  икру.
       - Ну  вот  и  наводчик, твой  Пузырь! -  резюмировал  адвокат. -  Но,  может  статься,  сексот  или  заказчик.  Тут  копнуть  глубоко  надо.


                ______________________   ***   __________________
       Капитан  Володин  для  своих  под  тридцать  выглядел  не  плохо. Среднего  роста  атлет, буйно  русоволос,  голубоглаз,  античный  профиль  и  что-то  такое  в  улыбке,  что  привлекало. Будто  всё  понимал  и  готов  помочь  хоть  советом, хоть  трешкой. Правда,  больших  денег  у  простого  милиционера  быть  не  могло. Отягощенного  женой  и  ребенком  двух  лет.
       Леонид  Сидорович  тщеславен. Впрочем, ему  и  без  того  надо  рыть  землю  не  за  страх,  а  ради…Офицер  обитал  в  комнатушке  заводской  общаги, какую  ему с  большой  натугой  выбило  непосредственное  начальство  в  лице  занозистого  подполковника  Курагина. Жилье  малометражное и  ведомственное,  потому -  временное,  а  свое  зарабатывать  надо. За  красивые  глазки  квартиру  еще  никто  не  получал. За  всё  платить  и  платить.  Или  деньгами,  то  бишь  взяткой,  или  работой,  преданной  службой.  И  опять  же -  кому  предан?  Родине  или  начальнику?  Володин  платил  работой  и  преданностью  государству, справедливо  полагая,  что  старания  учтут  и  наградят  квартирой. В  очереди  он  стоял,  но  где-то  в  хвосте. За  иными  наградами  Володин  не  гнался,  но  очередную  звездочку  на  погоны  приветствовал  бы  горячей  душой. За  неё  приплачивали  живыми  деньгами,  а  вместе  повышалась  возможность  укрепить  свой   статус  на  службе  и  даже  шагнуть  на  ступеньку  выше  по  лестнице,  ведущей  на  гору  власти. В  общем,  расти  над  собой   в  жизни  надо.  И  он  старался.
       Потому  Володин  принял  версию  напарника  старлея  Зиновьева. Тот  выследил  «москвиченка-пирожка» и  предположил  преступную  группу.
       Проведя  несколько  времени  на  объекте,  и  капитан  кое-что  вызнал. Кто  начальник  интересного  цеха, кто  голова  там,  а  кто  так  себе  в  производстве. И  даже  узнал  кличку  ведущего  специалиста. Мамона – денежная  баба. Кличку  прицепили  не  так  давно.  Как  стала  бабенка  жить  чуть  фасонистей,  не  по  зарплате. То  ли  передком   промышляла,  разведясь  с  мужем, то  ли  из  иных  ресурсов  заимела  прибыль.
       Народ  не  обманешь. Он  всё  видит,  много  знает,  но  мало  может  в  борьбе  с  подонистой  массой, - премного  гуманизма  развели, перегнули  палку. Но народ  и  поделился  своими  замечаниями  с  капитаном.
       Милиционер  пригляделся  к  Мамочкиной  и  тоже  зашел  в  тупил.
       Нина  Андреевна  выглядела  очень  даже  соблазнительной  для  интимных  утех. И  вполне  могла  довольно  много  зашибать  своими  прелестями. А  уж  если  втихаря  её  взял  на  полный  соцпакет  кто-либо  из  хозяйственных  или  партийных  жеребчиков. Шатенка  метра  полтора  ростом  и  лет  тридцати  с  початком. Да  еще  формы  лучшей  пробы:  грудь  вперед, а  зад  -  назад! Смазливая  физиономия. Красивое, гладкое  тело  при  средней,  нет, чуток  выше  средней  упитанности. Это  тебе  не  по  костям  стучать. Володин  даже  облизывался,  обобщая  наблюдения.
       И  был  в  нерешительности. Вдруг  действительно  девка  под  крылом  и  нарвешься  на  делопута. С работы  вон  полетишь, да  и  волчий  билет  всучить  догадаются. То,  что  времена  малость  изменились, ничему  их  не  учит.  Гласность  им  до  отхожего  места. Привычки  враз  поломать  нельзя. Номенклатурная  братия  на  круговой  поруке, а  придись  им  вставить  мусорку  перо  в  зад -  с  превеликим  сарказмом  вставят. И  дунут,  чтоб  улетел  вон. Володин   знал  про  то  по  многим  примерам.
       Но  он  и  мысли  не  допускал,  что,  обнаруженный  у  Мамоны  хахаль  из  адвокатов,  может  стать  меценатом  для  такой  дамы. Тот  сам  красавец,  энергия  самца  прет  из  элегантного  прикида,  и  мог   без  натуг  найти  благодетельницу  с  огромным  портмоне  мужа. Тут  пахло  любовью,  обоюдной  страстью  или  общим  делом. Последнее,  капитан  взял  на  заметку, а  покуда  озаботился  водилой  с  «пирожка».
       И  даже  познакомился  с  шофером, сыграв  простака  и  предложив  «левый»  рейс  с  телевизором  на  ремонт  в  ателье.
       Капитан  «поймал»  мужика  на  кураже.  Милиционер  так  и  прикидывал  расслабить  водилу  и  «выпотрошить»  мозги. Мало  приметный, флегматичный  и слегка  раздобревший  при  долгом  сидении  на  непыльной  работенке, Павел  Иванович  Билибкин  страдал  самомнением  и  казался  трусом.
       - На  такой  машине  легко  косить  деньги, -  высказал  предположение  Володин, выставив  в  открытое  окно  сигарету  и  играя  «рубаху-парня». – Гаишники,  правда,  не  лыком  шиты, но  если  в  запасе  иметь путевой  лист…
       Водитель  поворотил  на  него  усмешливые  серые  глаза,  оглядел  как  недоделанного,  и усмехнулся.
       - И  путевку  можно  зарядить  туфтовую. И  лапши  им  навешать  или  откупиться.  Были  бы   клиенты. Жить  всем  надо! Но  я  пашу  честно. Нужна  мне  суета,  когда  гаишникам  попадешься?! Заработок  мой   приличный. Так  зачем  рисковать?!
       Он  слегка  расшалился,  тоже  строя  честного  трудягу. И  упустил  из  вида  явный  перекос  слова  к  делу,  а  потому  поднимал  голос.
       - Да  чем  там  рисковать?! – по-идиотски  удивился  Володин. И  стряхнул  с  сигареты  пепел. Но  в  машине.  А  тот  устроился  на  плечо. Тогда  капитан  отряхнул  плащ,  поправил  кепку,  завернув  под  козырек  клок  чуба. -  За  что  наказывать!?
       - Вот  то-то!  А  стригут  на  всяком  повороте  нашего  брата. И  то  нельзя,  это  не  можно,  а  если  чуть  под  мухой  или  перегаром  дыхнул!... Так  что  я  лучше  на  своих  законных  посижу.
       - Ну, ну, червонец  я  все-таки  тебе  кину, -  сказал  капитан  Володин. – Выручил  ты  меня,  а  за  работу  надо  платить.  Бедняк!
       - Бедняк  не  бедняк,  а  работаю  честно,  и  на  хлеб  хватает. Семью  содержу!
       - Нет, дорогой,  загибаешь  ты  что-то, -  усомнился  Володин  и  выложил  аргументы: - Ну,  подумай,  какая  у  тебя  может  быть  славная  работа? Отвези  туда,  привези  это. Пряжу,  шмотки копеечные,  начальство  по  магазинам. А  то  сидишь  и  ждешь  приказа.  Конечно,  если  за  работу  принять  вылизывание  задницы  у  начальства, то  конечно!
       - Начальству  задницы  без  меня  вылижут.  Есть  кому. А  по  магазинам  я  товар  вожу -  верно. Но  чтоб  начальницу  по  городу…Зачем? Тряпок  у  неё  своих  навалом, столовая  на  территории. А  к  хахалю…Так  кто  такую  мымру  жарить  согласится?1  Даже  выпивший! Есть,  правда,   в  цеху  одна  Ниночка… Но  она  редко  ездит. И  у  хахаля  такой  бабы  машина  должна  бы  найтиться. Баба  она  незамужняя  разведенка  и  на  вид – со  знаком  качества. В  общем,  если  бы  дала, то  не  отказался  бы, -  ухмыльнулся  шофер,  мечтательно  поворачивая  головой  с  раздольной  плешью.
       - Ты  и  хахаля  её  знаешь? Здоровый  бык,  при  деньгах? Я  видел  как-то  бабенку,  по  двору  шариком  катается.  А  по  мордеции  -  цимус. Не  она?
       - Она,  наверно…Похожа  на  шарик, -  ласково  покивал  Павел  Иванович.  И  в глазах    отразилось  греховное  помышление. -  Бабенка  сладкая…А  хахаля  не  знаю. Не  видел. Просто  подумал, что  такая  сладкая  ягодка  не  может  одна  остаться.  Она  же  живая  и  промежность  чешется. А  почесать  чем? Лучше  хрена  инструмента  нету!
       - А  что?..Жизнь! -  почесал  за  ухом капитан  и  ухмыльнулся. – Ты  своей  бабе  шмоток  достал?  Или  возишь  шмотки  по  магазинам,  а  жене  из  цеха  взять  нельзя  подешевке?
       - В  цеху  не  возьмешь. И  на  проходной  шмон  зверский  устраивают. А  в  магазине  взял.  Еще  бы!  Дефицит  вожу  и  мне  не  дать  для  благоверной  шерстяной   костюм?! . Да  она  за  ночь  меня  на  доски  распилит! -  осклабился  водитель  Билибкин.
       - Тогда  молодец  ты,  что  не  дал  себя  распилить  на  составные! Ну  что?  Червонец  тебе  за  труды  обещал -  получи. – Они  отнесли  телевизор  в  ателье  и  покатили  обратно. -  Но  у  меня  просьба  есть, дорогой  товарищ.  Все,  что  ты  делаешь  на  фабрике, и  не  только  на  ней,  будешь  отныне  запоминать.  А  потом  докладывать  мне. Я  работник  милиции, дорогой.  Вот  моя  корочка.  Понял,  куда  ты  попал  через  червонец?!
       - Да ты  что?!  Начальник!  Чтоб  я  закладывал!?  Да  я…
       Он  осекся,  задавленный  изумлением  и  злобой.  И  тут  же  сник, понимая,  что  попал  как  кур  во  щи. Глупо  попал. И  червонец  в  кармане  жег  тело. В  этот  миг  он  забыл  про  наставления  доброхота, который  платил  хорошие  деньги.  Сотню  в  месяц  совал,  как  с  куста  срывал.
       - Да  ты  не  волнуйся, дорогой товарищ.  Военных  тайн  же  выдавать  не  придется. Да  и  нет  их  на  фабрике.  А  я  легавый,  как  именуете  нас  в  своей  глупости. Не  понимаете,  что  защищаем  вас  от  вас  же! Но  это  другая  песня.  Так  что,  подумай.  У  тебя  семья,  дети. Ты  же  мудрым  становишься  под  старость  лет. Ну,  а  если  вздумаешь  Ваньку  свалять, подурачить…Не  советую.  Перспектива  такая  -  капэзэ. На  одну  ночку  пристрою, уж  поверь  мне. А  утром  ты  выйдешь  оттель  козлом,  петухом  или  пидором,  это  уже  как  тебе  по  нраву.  Если  же  ты  выдержишь  попенгаген  или  любишь,  чтоб  чистили  задний  проход,  тогда  другой  выход  для  нас. Тебя  побьют.  Ребра  посчитают,  почки  погреют  железками  в  валенке. В  общем,  поработаешь  на  лекарства.  А  на  крайний  случай,  когда  не  внемлешь  нашим  уговорам,  определим  в  психушку. А там  -  конец.  Строптивые  оттель  выходят  шизиками  с  большой  печатью  на  нужной  бумаге. Примеры  нужны  или  читаешь  газеты.  Там  сейчас  пишут  такое…Молчишь?  Значит,  понимаешь  правильно  и  договор  принимаешь. И  будешь  у  меня  сексотом. Да  не  пугайся  ты  этого  слова! -  подбодрил  Володин,  заметив  мандраж  водителя. – На  самом  деле  оно  почетное.  Секретный  работник!  Звучит? Жаль, ты  не  романтик,  а  то  бы  увлекся  и  гонялся  бы  за  преступниками  во  все  лопатки.  Поверь,  появляется  спортивный  интерес! Ну,  ничего.  Повкалываешь  на  благо  общества  и  оно  тебя  не  оставит  без  забот.  И  еще  кое-какие  деньги  станешь  получать  одноразово.  У  нас  тоже  премии  выдают  помощникам  в  борьбе  с  преступным  элементом. Конечно,  когда  твоя  информация  будет  чего-то  стоить. А  то  зарядишь  туфту,  фуфло  или  пургу  погонишь,  как  говорят  в  местах  отдаленных  и  в  тутошних  тюрьмах.. Не  вздумай.  Тебя  кто  на  фабрику  пристроил  дефицит  возить?
       Павел  Иванович  посмотрел  на  капитана  с  напряжением, смахнул  со  лба  пот  и  хмуро  пояснил:
       - Стеблов.  Завгар  наш.
       - Как  ты  судишь?  Могли   направить  сюда  всякого  человека,  или  им  нужен  именно  ты? -  вопросил  Володин, приглядываясь  к  новому  осведомителю  под  нужным  углом.  На  что  способен  водила? Станет  стараться  ради  идеи   или  -  деньги  высшее  мерило? И  то,  что  Билибкин  очень  потел  при  волнении, плохо. Человек  трусил, терялся  и  на  большой подвиг,  выходит,  не  годился. – Как  тебя  направили?  Наставляли  или  - без  лишних  слов?
       - Как  всегда. Наставили,  чтоб  доверие  оправдал.  На  лево  не  ездить,  и  воровать  -  ни-ни, -  выдавливал  из  себя  Билибкин,  припоминая  наставления  доброхотов  говорить  правду.
       - Ты  член  партии?
       - Не-а. В  молодости  тянули  вступить, а  потом  отстали. Собраний  я  не  люблю. Все  по  домам  идут,  а  они – заседать. Семья  у  меня,  дети. Глядеть  за  всем  надо, -  мямлил, будто  оправдывался  шофер  в  большом  грехе. И  вдруг  взмолился: - Ты  б  отпустил  меня,  начальник! Ну  что  я  тебе?!  Слезно  прошу! Забери  ты  свой  червонец! Не  могу  стукачем  я! Совестно!
       И  верно,  слезы  застили  ему  подвылинявшие  глаза  и  он  остановил  машину.
       - Но, но,  но!  Пал  Иваныч! Вопрос  решен  бесповоротно! Так  что  служи.  Приглядывайся  к  обстановке, к  Стеблову  и  прочим.  Кого  везешь,  куда,  зачем?  Усечешь  чего  интересного -  сразу  доложишь  по  телефону. И  не  финтить!  Мы  тоже  работаем,  и  если  узнаю,  что  непотребное  вытворяешь…Не  обижайся, -  напутствовал  Володин,  покидая  «пирожок». -  Когда  надо,  я  найду  тебя.  Потом  определимся  окончательно  по  связи.  Установим  дни  свиданий. Покуда  работай  и  запоминай.  И  - просто  живи!  Пока!

                ______________________   ***   __________________
       Капитан  Володин  вплотную  занялся  любовником  Мамочкиной-Мамоны,  респектабельнейшим  адвокатом. Тот  оказался  фигурой  загадочной  и  коло-ритной.
       Красавец  с  правильными  чертами  тела  и  лица,  со  слегка  вьющимися  густыми  и  рыжеватыми  волосами, заброшенными  назад  над  высоким  и  чистым  лбом. Рослый  атлет  с  обаятельной  улыбкой  на  чувственных  и  ярких  губах, он  был  бы  нарасхват  у  слабого  пола, но  отчего-то  держал  до  поры  женщин  на  расстоянии,  слыл  привередой.  В любой  компании  коммуникабельный  и  знающий  цену  потехе. Имел  машину,  старого  образца  «Волгу»  с  оленем, но  пользовался  редко. С  милицией  старался  без  нужды  не  общаться, хотя  знакомых  там  имел  много.  Был  при  деньгах  и  не  обвинялся  в  жадности. Володин  прикинул  и  вывел,  что  деньги  все  же  законные.  Зарабатывал  адвокат  хорошо.  Впрочем,  за  громкие,  скандальные  дела  старался  не  браться,  но  иногда  «вытаскивал»  со  скамьи  подсудимых  таких  «карасей»,  что  многие  ахали.
       Непостижимо! Отец, в  прошлом  начальник  угольной  шахты  и  Герой  соцтруда, на  пенсии.  Это  тоже  стоило  особой  галочки  в  досье,  и  капитан  Володин  не  сбросил  этот  козырь  со  счетов.  Связи  есть  связи, а  сынок  с ними  от  папы  многое  может.
       В  общем-то, Егор  Исаевич  Бугров  - самый  обыкновенный  совслужащий, и  все  же  чем-то  не  нравился  капитану.
      Было  запрещено  занимать  больше  чем  полставки  на  стороне,  но  адвокат  имел  их  больше.  Кто-то  закрыл  запрету  глаза. Потому  знакомых  у  адвоката  больше  чем  надо.  И  много  козырных. И  проследить  за  цепочкой  всевозможных  встреч  -  довольно  сложно  и  трудоемко. Но  работник  обэхаэсэс  старался.
       И  однажды  Володин  вдруг  осенился  и  понял,  отчего  так  не  нравился  адвокат. Прохвост!  Он  якшался  со  всеми  подряд  и  не  чурался  рецидивистов! Был  знаком  с  Сипуновым!
       «Связник  он  у  адвоката,  что  ли?  Если  прикинуть  вариант,  что  жидовин  обслуживает  цеховиков. Тогда -  цепь  смыкается»,  -  подумалось  капитану.
      Он  уже  знал  знакомца  Бугрова. Сипунов,  бывший  хулиган  и  вор – за  плечами  два  срока. Прошел  университеты зон  и  тюрем. Выходило,  адвокат  почти  дружит  с  уголовником-рецидивистом,  а  это  не  могло  быть  просто  так. И  если  за  тем  не  стояла  житейская,  но  назойливая  просьба  бывшего  зэка  в  чем-то  помочь,  то  случай  -  из  ряда  вон.
       Стоило походить  за  Сипуновым,  что  милиционер  и  сделал  со  свойственной   осторожностью  и  изобретательностью.  Даже  с  переодеванием  и  применением  грима. И  пришло  облегчение.  Урка  широкого  профиля  общался  с  Мамоной  и  был  засечен  в  гараже  Стеблова.  А  ставку  имел  в  забегаловке,  где  и  милиции  предостаточно. Круг  невелик,  но  замыкался  нехорошо.  Сипунова  «опекали»  местные  воры.  Они  «пасли»  его!
       Капитан Володин  изложил  наблюдения  на  бумаге  и  подал  её по  начальству. Николай  Терентьевич  Курагин  прочитал  сочинение, помял  пухлый  подбородок  и  воздел  на  подчиненного  осовелые  глаза.
       - Зачем, Леонид  Сидорыч, его  подельщики,  товарищи  по  нарам,  сели  Сипунову  на  хвост?
       Володин, усаженный  жестом  начальника  на  стул  подле, в  раздумчивости  почесал  переносицу  и  усмехнулся.
                - Они,  как  я  думаю, тоже  интересуются. Чем  занимается  освобожденный  почти  год  назад  воришка  не  их  пошиба, на  какие  шиши  живет,  и  отчего,  на  довольно  широкую  ногу.  А  числится  сторожем.
       - Гм.  Резонно. А  потому  надо  установить  наружку  и  за  теми,  которые  прочие. То  бишь  ворами. Как бы  они  не  приспособили   подопечному  на  живот  горячий  утюг.  Это  уже  стало  у  них  входить  в  норму.  Беспредельничают. Убивать  его  у  этой  шпаны  задачки  нет.  Нет  мотивов. Долги?  Так  зачем  выслеживать,  когда  можно прижать  в  любом  углу  и  выдавить  масло?
       Курагин  подобрался  в  широком,  но  все  же  узком  ему  кресле, взгляд  его  прояснился.
       - Старых  долгов  у  Сипунова  быть  не  должно. Он  «мужик», а  они  боги, - согласился  капитан, поощренный  доверительностью  шефа. Курагин  редко  бывал  в  настроении, геморрой  не давал -  Они  хотят  знать,  на  кого  он  работает. Сколько  денег  у  хозяина.
       - Это  и  нам  интересно, - двумя  пальцами  потянул  себя  за  ус  Курагин. -  Но  они  могут  спутать  карты! Придется  связаться  с  угрозыском  и  попросить  упрятать  уркаганов  на  какое-то  время  в  холодную.
      - А  может,  сами  управимся? -  подал  мысль  Володин, с  надеждой  вглядываясь  в  тусклые  глаза  патрона. – Оперативный  простор  не  всегда   во  благо.  Как  бы  не  засветиться  невзначай   цеховикам. А  вот  когда  воры  их  слегка  прижмут,  мы  со  стороны  посмотрим  на  результат.  И,  когда  надо,  вмешаемся.  Но  работников  уголовного  розыска  все  же  просить  о  помощи  надо.  Они  мастаки  в  своем  деле  и  подстрахуют.
       - А  на  чужом  горбу,  батенька,  в  рай  грешно  заезжать.  Хотя  мысль,  в  общем,  не  дурная. Если  исключить  вероятность  мокрухи. Не  проморгай  момент, Леонид  Сидорыч! – Курагин,  как  кот,  распахнул  один  прижмуренный  глаз  и,  оставив  в  покое  ус,  помял  толстые  и  вислые  щеки. – А  есть  уверенность, что  твои  фигуры  представляют  особый  интерес?  Не  подгоняешь  косвенные  и  довольно  шаткие  улики  под  игру  воображения?.. Если  мы  ошибаемся  или  нас  переиграют…
       Володин  внутренне  похолодел. Шеф  готов  сдать  позиции,  убоявшись  риска  прослыть  шляпой,  или  ведет  игру  с  сотрудником,  какую  называет  «обучением  младенцев»?
       - Косвенные  улики  подгоняются  под  любого  субъекта, - дернул  плечом  капитан,  косясь  на  начальника,  снова  впавшего  в  полудрему.   -  Мне  подсказывает  чувство  ответственности,  что  караси  они  жирные  и  крупные.  Круги  слишком  широкие  на  воде.
       - Караси,  говоришь?  А  если  -  раки?  -  всколыхнул  живот  хозяин  кабинета,  на  миг  расширяя  щелки  глаз. – Думаешь,  неспроста  вьется  адвокат  вокруг  Мамоны?..Конечно,  неспроста! Он  её  жарит!  Оба  холостые,  здоровые,  сильные!  Им  хоцца!  И  я  хочу  после  сытной  жратвы  и  когда  попадается  на  глаза  такая  круглая  попочка  с  выдающимся  передком.
       И  поднял  над  столом  фотографию  Мамочкиной.
       - А  Сипунов?! Зачем  им  нужен  мужик  с  такой  мордой? Свечку  держать? - поддел  Володин,  зная,  что  с  шефом  можно  иной  раз  пободаться.
        - Мда-а. У  этого  бывшего  работника  зоны  великоват  круг  знакомств.  Даже  слишком, для   случайности. Выходит,  он  нам  кое-что  обозначит. Признаться, и  мой  нос чует  неладное  в  этом  раскладе. А  шестое  чувство  советует  спихнуть  дело  на  сторону.  Думаешь,  потянет  оно  на  подобное  «рыбному»?
       - Да  нет,  масштаб  не  тот. Там  миллионы,  на  всю  страну  распускали  щупальцы, у  нас  даже  концы  объявились. А  эти  только  начинают  разворот. Но  уже  кое-что  умеют. Опыт, во  всяком  случае. Деньги  они  потом  приложат. Эти  умнее,  не  нахальны.  Телефончики  их  послушать,  Николай  Терентьевич! -  мечтательно  промолвил  Володин. – Это  был  бы  тот  самый,  непротокольный   факт! И  ускорило бы  дело! Мы,  или  слезли  бы  с  них,  или  - посношали  со  смаком!
       - Разговор  к  делу  не  пришьешь, но  ты  прав. Время -  фактор  не  из  последних. А телефон  позволит  нам  определиться…И  кого  ты  предлагаешь  послушать?
       - Домашняя  расслабленность - не  то,  что  рабочая  обстановка,  а  у  адво-ката  в  квартире  телефона  нет. И  не  торопится, шельмец,  обзаводиться. А  живет  в  квартире  около  пяти  лет.  Как  это  вам? На  размышления  не  наводит?.. Кабинет,  выходит,  адвокатуры  подключать  надо.  Или  «жучка»  втулить  на  жилплощади. – Капитан  Володин  подержал  на  лице  значительный,  умный  вид  и  продолжил: -  Начальника  торга  Авилова  надо  послушать.  И  дома,  и  на  служебном  месте. Они  с  адвокатом  на  дружеской  ноге. Больше  того!  Бугров на  полставки  их  учит,  как  концы  в  воду  прятать.  А  он  юрист  не  хозяйственных  дел.  Друзья  они  или  подельщики  -  время  покажет.
       Исчерпал  доводы  капитан.
       - Мамону  исключаешь?  Почему? -  с  удивлением  процедил  на  него  блеск  глаз  Курагин. -  Она  женщина  и  может  выдать  информации   поболее.
       - Телефон  у  неё  в  проекте.  Как  протянут,  так  и  сразу  - с  вашего  благословения.
       - Благоволения! Я  не  поп. Хорошо,  распоряжусь, -  подвел  итог  подполковник.
       Прослушивание  телефонов  - в  порядке  вещей  на  их  службе,  и  Курагин  тем  не  смущался. Прокурор  обычно  легко  давал санкцию  на  «вынужденную»  меру.  Если  дело  касалось  не  партийных  работников.  Теми  занимались  органы  безопасности. Впрочем,  не  всегда.  Иногда  и  милиция  позволяла  себе  вольности.  Разумеется,  втихую.


                ____________________   ***   ____________________
       После  второй  отсидки  Федор  Сипунов  явился  к  брательнику  без  гонора  и  с  большим  покаянием. Больше  некуда  подаваться.
       И опять  сидели   по-мужски  за  бутылкой, но  на  кухне.  Половина  Иван-цова  с  давних  пор  не  терпела  гнусной  рожи  родственника  и  вульгарного  языка. А  потому,  сервируя  стол,  Анна   Михайловна  едва  не  бросала  посуду  с  едой  ему  под  нос  и  поджимала  губы.
       Когда  выпили  за  прибытие  и  поболтали  о  незначимом, хозяин,  погла-живая  выпирающий  из-под  спортивной  рубахи  живот,  с  осуждением  раз-глядывая  брата,  промолвил:
       - Дождался, Федька! Даже  баба  моя  воротит  от  тебя  нос. Да  и  я  прини-маю,  потому   как  брательник  двоюродный. А  так,  и  на  порог  бы   -   ни-ни. Усекаешь,  в  какую  яму  с  говном  ты  плюхнулся?.. Тогда  я  больше  себя  спа-сал  от  скандала, потому  и  велел  тебе  отсидеть,  а  взамен  вещички  сберечь  с  жилплощадью.  И  слово  сдержал.  Так  что,  говори  спасибо  и  будь  доволен.
       - Буду, - мрачно  пообещал  Федор  Сипунов. – Могло  быть  хужее. Я  понял,  брательник. В  рот  мне  дышло, завяжу  с  водкой. В  лагере  отвык,  а  начинать…Вот  по-родственному   выпьем  и  всё.  Разве  где  пива  попью,  когда  будет  за  что.
       - Верно  думаешь,  с  работой  паршиво. У  меня  больше  тебе  не работать. Две  судимости  и  одна  воровская.  Ты  вор  теперь, Федька!  А  был  хулиган. У  меня  воров  на  комбинате  и  без  тебя…Так  что  не  обессудь. Но  я  о  тебе  думал, когда  получил  письмецо. И  приглядел  другую  работу.  Нам   нужны  свои  люди.  Вот  ты  и  будешь  своим,   при  нужном  человеке.  Для  меня!  Усёк? Согласен?  На  днях  я  познакомлю.
       Когда  собрались  обговорить  планы  на  дни  грядущие, Иванцов  адвокату  сказал:
       - Ты  не  гляди, что  у  брательника  морда  кирпича  просит. Мужик  он  сообразительный, толковый. Воровать  насобачился  еще  у  меня.  А  в  лагере  прошел  курсы  усовершенствования. Пидором  тебя  там  не  сделали? Ладно,  то  дело  вкуса  и  тайна  за  семью  замками. Нас  не  касается. Но  руки  с  мылом  мой  всегда. Был  человеком, а  почти  спился. Тюрьма  спасла  от  алкоголизма!  Парадокс!  Я  бы  так  всех  лечил  в  стране  без  всяких  сухих  законов.  А?  Так  вот.  Будет  тебе  Федька  пацаном  для  особых  поручений. Как?
       Они  сидели  на  квартире  у  Федора  Сипунова  и  пили  коньяк,  разбавляя  его  беседой.
       Адвокат  Бугров  прожевал  ветчину  и,  махнув  ресницами, флегматично  заметил:
       - Мне  с  его  хари  водки  не  пить. Но  для  связи  с  общественностью  нужен  человек  более  приличный  наружно. Ты  погляди  на  него.  Его  же   достали  из  сортира! Обсохнуть  успел, а  отмыть?.. Не  пойдет.  Вот  когда  станут  жечь,  убивать  и  резать,  тогда  -  в  самый  раз! Но  у  нас  не  тот  профиль.
       И  нахально  посмеялся  серыми    навыкате  глазами.
       - А  если  костюм  надену,  галстук  прицеплю? В  рот  вам  дышло! – полю-бопытствовал  кандидат  в  человека  для  посылок. – Да  еще  темные  очки!
       Он  понимал,  что  уже  при  должности  и  идет  игра.  Но  какая?!
       - Да? Ну-ка,  прикинь, -  сказал  брательник  Степа. Он  и  впрямь  ни  разу  не  видел  родственника  в  добропорядочном  виде,  в  костюме  и  с  галстуком. -  На  кого  схож  будешь?
       Сипунов  принялся  искать  подходящую  одежду,  но…  вышел  пшик. Затрапезное  всё, приношенное  и  старое.  Костюм  мышиного  цвета,  мятый  к  тому  и  уже  не  по  росту. Нет   приличной  рубашки  и  галстука. Не  носил  ни  разу  в  жизни  Сиплый  такой  роскоши-дребедени.
       Разболоклись  Каин  и  Иванцов. Надеть  заставили  белую  рубашку,  прицепили  галстук,  застегнули  пуговицы  темного  дорогого  пиджака  бра-тельника. Повертели  перед  собой.  Федя  погляделся  в  зеркало…Пугало! Балахоном  сидит  костюм,  штаны  на  полу  халявами, галстук  топорщится  и  на  бок   съезжает.
       Каин, шастающий  подле  с  песней-гнусавочкой  под  нос  себе, бросил  мурчать  и  качнул  благородной  главой.
       - Пенек  оденешь  прилично,  так   смотрится. А  ты  -  нет.  Балбес!
       От  огорчения  выпили. С  коньячком  явилась  мысль.
       - А  разве  плохо? – Всплеснул  руками  Степан  Степанович.  -  Мусора  в  нём  придурка  увидят!
       - В  таком  виде – да. А  когда  галстук  снимет –  бандит. Либо  алкаш в  первой  ходке. Всё  внимание  на  нем! Придется  тебе  в  галстуке  спать, Федя, - усмехнулся  Каин. – Пока  не  привыкнешь  к  мысли, что  ты  технический  интеллигент. Тот  без  галстука  даже в  сортир  не  ходит.
       - Ладно, шутки  в  сторону! -  Посерьезнел  брат  Иванцов. – Купим  ему  приличный  костюм, обносит  в  комнате,  попривыкнет. Дюжину  рубашек  и  галстуков. Кожанку-пальто! Потом  ознакомишь  с  работой.  Не  подойдет – не  моя  вина. Но  надо,  чтоб  сгодился. Нельзя  чужих  людей  на  такую  работу  ставить.
       - Попробуем. -  проронил,  оглядывая  лишний  раз  Сиплого,  адвокат.  – Постараюсь  притереть.
       - А  что  за  работа?! – поинтересовался  Сиплый.
       - Ты  сначала  спроси, сколько  платят? – осклабился  Иванцов.
       - А  какая  зарплата?  -  эхом  отозвался  брательник.
       - Жалование  положили  тебе  двести  рэ, Феденька. Да  суточные  за  отсидку  на  зоне, хоть  и  по  твоей  дурости, а  начислили. Подъемные, так  сказать. Немного, но… Если  согласен,  то  еще  кое-что  приложится. Чтоб  шмотки  купить  посвежее, -  сказал  Иванцов  испеченному  связнику,  явно  довольный  эффектом.
       - Согласен!  А  что  делать? -  обрадовался  и  удивился  Сиплый,  в  волнении  прикладываясь  к  стакану  с  выпивкой.
       - Что  делать,  что  делать?!  Извечный  вопрос  дураков. Деньги  будешь  тратить. На  баб, на  шмотки.  Прикид  сообрази,  чтоб  в  нём  огурцом  гляделся!  А  нет  -  женись, -  нервно  отозвался  Егор  Бугров, скептически  оглядывая  нового  подельника,  представляя  в  новом  облике  и  стараясь  не  встретиться  глазами.
       Хреново  гляделся  новый   член  коллектива,  душа  не  принимала  впечатления  мерзости.   Морда  у  мужика   отталкивает. Послал  бы  подальше,  но  Степан  прав.  Человека  со  стороны  нельзя  допускать  в  круг  общения.
       - Ну, а  работа? Какая  работа?! – обеспокоился  Федор  Сипунов, тылом  ладони  смахивая  с  губ  влагу  коньяка.
      - Всё, что  прикажут, -  сказал Степан  Иванцов  и  посмотрел  в  глаза  брата в  упор  и  твердо. – Деньги  будешь  отрабатывать. Не  бойся, убивать  если  будешь, то  только  мух. Будешь  на  побегушках. У  меня  по  области  ездил, скот  покупал, теперь  по  городу  шастать  будешь. Куда  пошлет  Егор  Исаич. С  поручениями.
       - И  всё?! -  обрадовался  и  удивился  Сиплый.
       «Темнят  что-то, черти! А  деньги  положили  хорошие. Оклад  директора. И  еще  какие-то  суточные  за  тюрягу. Ну  и  хрен  с  ними!  Поживем – увидим, пихать  их  на  тарелках!.. Деньги  воруют у  государства…И  я  с  ними».
       - Это  не  мало.  Но  особенность  будет, Федор  Иванович. Не  лезть  на  глаза  мусорам! Ты  всегда  должен  помнить,  что  недавно  освободился, а  потому  мельтешить  перед  органами  внутренних  и  всяких  дел  не  надо. Сумеешь? -  спросил  адвокат.
       - Ну.  Я  их  и  так  стороной  обхожу. Терпеть  не  могу  мусоров! -  сказал  Сиплый.
       - Да  нет. Ты  не  так  понял, Феденька! – болезненно  скривился  Каин, делая  променад  по  комнатке. -  Ты  не  шарахайся  от  тех  людей. Отнюдь. Никогда  не  беги,  но  и  не смотри  мусору  в  глаза. Можешь  спровоцировать  медведя. Выработай  манеру  поведения,  чтобы  все  не  обращали  внимания  на  твой   портрет. Как  на  пустое  место  смотрел  бы  всякий.  А  то  и -  как  на  говно  на  палочке.  Но  в  руки  чтоб  не  брал. Глянул,  сплюнул,  отвернулся  и  забыл! Смогешь?
       - Попробую,  засмеялся  Сиплый.
       Этот  жидяра-адвокат начинал  ему  нравиться  своими  выкидонами  в  словах. Без  огляду  озорует,  обещает  хитрую  работу  с  хорошей  оплатой  и  не  строит  из  себя  фраера. Кто  он  тогда?  Сильно  крутой?
       - Значит,  договорились. А  чтоб  оградить  тебя  от  докуки  участкового,  устроим  тебя  куда-либо  на  службу. Будешь  числиться  при  магазине  сторожем. Работать  и  деньги  получать  будет  другой,  а  фамилия  твоя  будет  там  фигурировать. Это  мы  обеспечим.
       - А  если  обворуют  магазин?! Кто  отвечать  будет? Я?
       - Само  собой. Кто  охранял  объект. Закон  суров! -  без  усмешки  заметил  Каин. -  Но  ты  меня  перебил.  Когда  мало-мальски  ознакомишься  с  обста-новкой,  придешь  ко  мне  в  адвокатскую  контору.  Сгоношим-ка  мы  тебе  кассацию  за  прошлую  отсидку!  Слыхал  я,  будто  тебя  посадили  напрасно. И  квартиру  прихомутали. Ну  вот. А  теперь    требуешь  снять  оговор. Да  и  квар-тиру  вернуть. Хрен,  конечно,  вернут,  но  нам-то  нужен  повод! Это  легальный  ход  ко  мне  не  на  один  раз.  И  алиби  на  пожарный  случай. Где  и  кто  спросит:  зачем  хаживаешь  к  гражданину  Бугрову? А  ты,  мол:  справедливость  ищу.  Хочу  её  торжества! Бумаги  в  суд  сочиняем,  кассационную  жалобу.  Усёк?  Значит,  служи  верно  и  воровства  в  магазине  не  бойся.  Там  уже  всё,  что  надо  кому,  приспособили  по  своим  нуждам.
       Так  поступил  на  службу  к  теневикам  Федор  Иванович  Сипунов. Не  догадываясь,  что  жизнь  принесет  еще  не  одну  неожиданность, и  стоит  он  у  истоков  организованной  преступности,  именуемой  в  западных  странах  ма-фией,  где  он   -  рядовой.

    

                ГЛАВА   ДЕСЯТАЯ

                _____________________   ***   __________________
       Обедали  в  комнате  для  двоих. Кирюшин  распорядился,  и  скоро  потянулись  гуськом  люди  в  белых  пиджаках,  передниках,  с  кокошниками  и  в  колпаках. 
       Хотелось  восхитить  человека  из  столицы,  а  обыденным  того  сделать  нельзя. И  покуда  легли  на  стол  огурчики  и  помидоры  в  салате,  слоистый  и  слезистый  бекон, балыки  семужные  и  осетровые, свиные  и  телячьи. А  еще  икра  русская  двух  цветов  и  свежие  сливки  с  теплыми  булочками. И  пиво  холодное,  водка  в  хрустальном  графине,  настоянная  на  листьях  и  ягодах  смородины,  ежевики  и  прочих  даров  флоры,  какие  придали  вкус  непередаваемый  и  пикантный.
                Московский  гость, Иван  Антонович  Патрикеев, наблюдая  за  прибывающим  разнообразием  кушаний,  понимая  усердие  хозяев,  про  себя  усмехался. В  еде  и  питье  прихотлив  не  был,  но  когда  случалось  всласть  посидеть  за  яствами,  «страдал»  с  удовольствием.
       И  вот  приготовления  завершились,  а  повара  и  молоденькие  официантки, играя  формами  ягодиц,  удалились. Кирюшин  кивнул  на  стол  и  первым  устроился  подле.
       - Милости  прошу  к  нашему  шалашу. Вы  уж  извините  за  обрушенное  изобилие,  но  не  хотелось  отвлекаться   на  каждый  рып  двери.
       - Справимся? -  усмехнулся  Патрикеев. -  На  двоих  многовато  даже  на  тощий   живот.
       - Сколько  осилим,  а  покончить  с  остатками  охотники  сыщутся, -  улыбнулся  в  ответ  Кирюшин, наливая  из  графина  в  пузатенькие  рюмки. -  Испробуем  настойку,  какую  тутошний  повар  большой  дока  проворить.  Или  предпочтете  на  завтрак  сливки?  Хотя,  какой  завтрак?  Обед  по  времени!  А  ужинать  будем  у   лесников-егерей.  Настойчиво  приглашали  отведать  дичины.  А  коли  схочется,  так  и  пострелять  её.
       - Самообслуживание  предлагают? Настрелять  себе  на  ужин! -  не  преминул  подтрунить  столичный  гость. – Интерес,  конечно,  присутствует, но…
       -Так  выбор, Иван  Антонович!
       -Да,  помнится, вы  предлагали  просто  пострелять  в  мишень. Тир  милицейский  или  спортивного  клуба?
       -И  то  и  другое  есть. Но  я  предпочел  бы  милицейский. Там  спокойнее  и  не  будет  зевак, -  доложил  Кирюшин.
       Они  продолжили  трапезу,  под  сурдинку  беседуя,  и  мельком  поглядывая  на  экран  включенного  телевизора,  скрадывающего  смысл  их  диалога.
       Незаметно  Патрикеев  взобрался  на  своего  коня. Он  вещал:
       - Номенклатура  нищает  духом,  но  хочет  богатств  материальных. И  совершенно  упускает  из  вида,  что  такое  несовместимо.  Или – или,  если  глубоко  вникнуть. Обществу  грозит  самоуничтожение.  Вот  что  страшно,  а  для  многих  и  непонятно.  Но  очень  скоро  мы  увидим  сие  собственными  глазами. Успеем  ли  уклониться,  исправить? Не  смотрите  удивленными  глазами! Я  не  сумасшедший. -  Патрикеев  скривился  от  гримасы  боли.  -   Плохо  ли,  хорошо,  но  народы  наши  живут  как  у  бога  за  пазухой. А  могут  переместиться  с  черту  за  пазуху!  А  там…тьма  кромешная  и  ни  хрена  больше.  Это  в  сказках  бытует  мнение,  будто  Сатана  покупает  людские  души,  а  взамен  снабжает  земными  благами,  вплоть  до  груды  золота  и  каменьев.  На  кой  финт  ему  души?  Солить? Ничего,  что  я  в  аллегорию  ударился? Не  мрачную  картину  рисую?
       - Да  нет. Я  понимаю  вашу  озабоченность, -  сказал  Кирюшин.  -  И  смущаюсь.  Не  много  ли  времени  отнимаю  своей  персоной?
       Иван  Антонович  вскользь  оглядел  породистое,  гладкое  лицо  местного  партайфункционера,  прочел  в  глазах  его  некое  утомление  и  быстренько  закруглился.
       - Скромность  иногда  вредит. И  лет  через  несколько  вы  вспомните  пророчества, но…Впрочем, это  не  мои  выводы, а  нашей  аналитической  группы.  Но  лучше  бы  они  ошиблись.  Кстати,  вы  уверены,  что  наш  договор  удержится  на  одном  джентльменском  соглашении?
       - В  известной  мере  риск,  утратить  контакт,  есть, -  покивал  Кирюшин,  мельком  разглядывая  ухоженные  ногти,  на  пухлых,  изнеженных  своих  руках. – В  уголовном  мире,  как  я  слышал, живут  без  протоколов,  однако  там  слово  -  Закон. Не  перенять  ли  такую  практику?  А  что  касается  решение  могущих  возникнуть  споров…Голосование  большинством,  при  абсолютном  равенстве  сторон. С  непокорными  поступать  просто,  но  круто.  Коли  уж  вступили  в  отношения. – В  хищной  усмешке  Андрей  Николаевич  показал  острые,  белые зубы,  а  в  водянистых  глазах  мелькнул  блеск  металла. – Такой  способ  решения  задач  проверен  временем  и  всегда  отлично  работает.  Или  есть  иной  способ,  мягче?
       - Да  нет,  не  слышал. Когда  бы  в  любой  сфере  деятельности  государства  внедрить  этот  уникальный  закон...Но  возникает  одна  заковыка.  Под  рукой  должен  быть  исполнитель.  А  это  занятие  пренеприятное. -  Москвич  улыбнулся  с  тайной  издевкой.
       - Профессионалы всегда сыщутся. Заплатить хорошо  за  работу  и…Хоро-шо  надо  заплатить,  -  подчеркнул  местный  дока  заумных  дел. – Деньги  решают  всё!
       - Хм. У  вас  интересный  склад  мышления, а  это  совсем  не  худо, - как  бы  подвел  итог  беседе  Иван  Антонович.  И  прикинул  глазами,  чего  бы  присо-вокупить  к  рюмке  настойки. И  остановился  на  грибочках,  соленых  рыжиках,  привлекших  внимание круглыми  попками. Ткнул  вилкой, воздел – Никогда  не  пробовал  в  таком  сочетании. Сладкое  и  соленое. Нука-с, Лукас! – Выпил,  пожевал  гриб,  остался  доволен. И  откусил  от  бутерброда  с  красной икрой. – Еще  вопрос,  весьма деликатный,  но  все  же  в  лоб. Вы  готовы  уже  теперь,  завтра  делегировать  оговоренный  процент  ваших  средств?
       - Я  тоже  привык  держать  слово. Деньги  по  первому  желанию  будут  вам  доставлены, -  твердо  сказал  Андрей  Николаевич, не  мигая  глядя  в  суженные,  настороженные  глаза  московского  посланника.  Кирюшин  видом  и  поведением  пытался убедить визави,  что  тут  всё  решает  только  он. – Но -  наличными. В  нашем  случае  провести  какую-либо  банковскую  операцию…
       - Ничего. Так  даже  надежнее. Позже  мы  наладим  каналы  экономической  связи  и,  возможно, станем  пользоваться  услугами  международных  банков. Но  пока.., - Патрикеев  слегка  развел  ладони. -  И  еще  неизбежный   вопрос.  Сумма   вашего  взноса. Согласитесь,  не  стану  же  я  пересчитывать  деньги,  как  где-то  у  кассы.
       - О, у  нас  налажен  учет  средствам.  Большинство  предпочитает  круглые  суммы  и  мы  не  стали  нарушать  традиции  и  округлили. В  чемодане  будет  ровно, - Кирюшин  хлебнул  коньячка,  зажевал  срезом  лимона,  прижег  сигарету,  -  сто  тысяч  рублей.  Сверх  круглой   суммы, в  отдельном  конверте  будут  приложены  командировочные  вашей  группы.
       И  по  едва  уловимой,  но  изумленной  улыбке  в  глазах  гостя,  понял -  великость  суммы   не  тотчас  уложилась  в  извилины. Вовремя  же  он  сотворил  паузу,  прикидывая  сумму   взноса,  и  половину  зажилил. Поживём – увидим,  а  покамест  жирно  будет  москвичу,  пронесет  с  шалой  халявы.  Пусть-ка  полежат  сто  «кусков»  до  поры  в  его  доме.
       Кирюшин  тут  же  приказал  себе  пока  не  посвящать  подельщиков  в  возникшую  только  что  комбинацию  чисел.
       «Спросят  у  гостя  про  сумму, скажу  -  жаба  задавила. Отдавать  за  красивые  глаза  первому  встречному». 
       Иван  Антонович  и  от  такой  суммы  малость  разволновался.  Воистину  -  манна  с  неба.  С  легким  заиканием  отметил:
       - Ввелик-колепно…рработа-ете!  Сверх  предположений… -  И  сделал  вид,  что  запершило,  пустился  запивать  и  прокашливаться.
       Кирюшин  качнул  головой,  отрицая  похвалу.
       - Плоды  многих  предыдущих  лет. Годовой  доход  у  нас  много  скромнее.  И  наш  нынешний   вклад  -  надежда  на  плотное  сотрудничество.
       - Дело  не  в  сумме,  дело  в  желании  держать  слово. Я  прошу  вас  утром  доставить  взнос   в  гостиницу.  Завтра  мы   покидаем  Лубянск. А  пока  продол-жим  осматривать  ваше  хозяйство  и  ездить  в  гости.  С  меня  спросит  шеф  о  впечатлениях. Без  дураков  спросит.               
       В  милицейском  тире  стреляли.  Высокий,  хорошо  скроенный  тип  с  погонами  полковника,  кучно,  не  ниже  восьмерки,  укладывал  пули,  оставаясь  недовольным  каждым  выстрелом.  Хмурился,  оглаживал  бритое,  удлиненное  лицо  с  великоватым  носом  и  тонкими  губами. Но  пронзительные,  стального  цвета  глаза,  отчего-то  при  взгляде, держали  легкую иронию.
       Рядом,  в  позе  ученика, стоял  крупный  мужчина.  Тот  оказался  приятелем  или  хорошо  знакомым  местному  партийцу.
       - Ба! Олег  Петрович!  А  вы  с  каким  ветром  здесь?!  Но  очень  кстати, -  приветствовал  с  большой  радостью  штатского  Кирюшин,  и  представил  обоюдно:  -  Товарищ  из  Москвы. Иван  Антонович  Патрикеев.  Авилов  Олег  Петрович. Полковник – человек  военный,  представится   сам.
       - Полковник  Терещенко. Семен  Ефремыч.  Начальник  райотдела  милиции.
       - Весьма  приятно  познакомиться, -  с  улыбкой  поведал  приезжий,  пожимая  по  очереди  руки. – А  вы  хорошо  стреляете,  полковник. Не  откажите  в  любезности, научите  и  нас  держать  оружие  правильно.  Авось,  понадобится.
       - Лучше не надо, - густым басом, осуждая, отозвался  милиционер, -  чтоб   спонадобилось. Мирным  людям  оружие  вредит. Нет  точки  отсчета,  когда  можно  применять  его. Постреляют  друг  дружку  без   разбора.  Славяне  мы,  прём  без  огляду!
       Но  поучить  согласился.  Когда  Авилов  пообещал  ему  компанию  возле  костра,  в  охотничьем  лесном  хозяйстве. Там,  возможно,  придется  показывать  навыки  стрельбы  кабану. А  с  ним  шутки…
      С  полчаса  они  поочередно  палили  в  мишени,  и  по  ходу  выяснилось,  что  неуков  нет.  А  московский   гость  вообще  мало  уступил  полковнику,  когда  коснулось  подспудных  амбиций. И  показалось  Авилову,  что  Иван  Антонович  играл  в  поддавки,  соревнуясь  не  в  полную  силу. Стрелял,  почти  не  целясь,  и  в  десятку  не  попал  трижды.  Тогда  как  милиционер  целил  долго,  а  все  же  пару  раз  промазал.
       «Умный  мужик,  этот  москвич, -  подумалось  Бирюку. – Если  и  кругом  ушлый, так  чего  надо?  Но  на  крючок  сажать  надо. И  Терещенко  пускай  по  своим  каналам  проверит. Что  за  птичка?.. Может,  павлин?  Обещать-то  все  горазды…И  деньги  хапать».



                ______________________   ***   __________________
       Потом  они  прибыли  в  заповедник,  где  предложили  им дикого  кабана,  зажаренного  на  вертеле  в  цельном  виде.
       Экзотика!  Ей  покоряли   приезжих  высоких  чинов.
       И  русская  банька  с  массажистами!
        Оттуда  высыпали  они  под  дубы  со  столиками  на  полянке  и  неоном  фонарей. Появились  официантки  с  зазывающим  смехом  сирен.
       Кирюшин,  подпитой  и  тоже  полураздетый,  распаренный, бродил  меж  столиков,  привечал  гостей,  пригубливал  того-сего  и  закусывал. Приглядывал  за  течением  званного  ужина  и  выступал  в  роли  хлебосольного  хозяина. Обеспокоившись  премножеством  девиц  для  интимного  целования,  нашел  доктора  и  отозвал  на  пару  слов.
       - Что-то  баб  многовато  сегодня,  Василь  Вадимыч.  Ты  не  находишь? -  спросил  строго. – Смотри,  чепэ  не  допусти! Не  дай  бог,  наградит  какая  гостей  неприличным  подарком.
       - Так  никого  лишних, Андрей  Николаевич!  Наши  постоянные  курвы,  да  лесное братство  своих  выделило. Напросились, дочки-квочки!  Молодые,  горя-чие – дикая  кровь! Они  тут  хозяева.  Как  прогонишь?  Так  и  медом  намазано!  Когда  они  такую  житуху   на  явь  увидят?  А  я  проверял!  Веришь,  каждой  хотелось пистон  поставить.  Но  где  столько  силы   возьмешь?  Старею  уже,  старею.  Вот  что  хреново  при  такой  работе, -  вздохнул  специалист  по  жен-ским  органам.
       - Ну,  нахал! -  поразился  Кирюшин  откровениям, внутренне  завидуя  проходимцу. -  Как  ты  с  женой  живешь?!  Её-то  кто  выручает?
       - Да-к,  покуда  не  жаловалась. И  не  ревнует.  Я  ей  внушил,  что  опротивели  мне  те  щелки  на  работе. Куда  ж  мне  после?!  Только  к  жене. Да  и  то,  чтоб  супружеский  долг  отдать.  Верит!
       - Импотентом  становишься,  Вася. Смотри,  придется  уволить. Молодого  возьму, -  шутя,  пригрозил   партийный   завхоз. – Из-за  тебя,  и  я  могу  потерять  работу.  Со  всеми  вытекающими  вышибут,  если  что!
       - Ну, ну, побойся  бога,  Андрей  Николаевич! Разве  хоть  раз  я  подвел,  не  своим  членом  проверял  качество?..Ну  представь  картину. Лежит  на  кресле  в  развернутом  виде  красавица  деревенских  кровей,  ты  должен  ей  выдать  вид  на  деятельность,  а  испробовать  лично  нельзя. Запрещено  инструкцией! Ну  какой  мужик  удержится?!  А  вот,  когда  можно – другой  линкор! Пресыщен-с, да.  Вот  где  гвоздь!  Вы  запретите  сначала  это  дело, а  уж  потом…Молодого,  пожалуй,  можно  взять  в  помощь.  Пускай  его  пробует.  А  вот  в  особых  случаях! – И  захихикал,  запрокинув  голову,  и  сквозь  листву  деревьев  узрел  далекие  звезды.  Осекся,  смахнул  невольную  слезу   смеха.– Если  серьезно,  Андрей  Николаевич, будь  покоен.  Все  здоровы  в  нашем  стаде  и  эксцессов  не  будет. А  вот  гости  наши  остервенели  что-то.  Пьют,  как  перед  пропастью,  сношают  всех подряд.  Или  конец  свету  скоро? Ай-яй-яй!
       И  укатил  шариком  в  темень  стареющий  грешник  и  циник,  коим  стал  на  тутошней  службе.  До  того,  работал  в  роддоме  акушером.
       Кирюшин  проводил  его  задумчивым  взглядом.
       «Это  ж  надо,  как  испаскудилась  жизнь!.. А  этот  буланчик,  выходит, совсем  износил  член,  раз  просит  подмогу.  А  раньше  справлялся  сам. Эдак  и  я потеряю  форму,  посещая  такие  вечера. Эх-хе-хе! И  скоро  жену  станут  пользовать  для  здоровья  сторонние  мужики…А, дурные  мысли! Что  есть,  то  есть. В  каждой  дырке  бывают  многие.  Все  любопытны.  Держать  на  уме  всякую  муру, так  и  жить  не  стоит!»
       И  сплюнул.
       Где-то  в  кустах барахтался  со  сказочной  фурией  Иван  Антонович  Патрикеев. Сильно  поддатый  и  потому  утративший  контроль  над  своим  вето. Он  всегда  запрещал  себе  блудить  из  уважения  к  жене  и  боязни  схватить  сифилис  или СПИД,  но  еще  ни  разу  запрет  не  исполнил.  Дома  держался,  а  в  командировках  отчего-то  и  елось-пилось  лучше,  и пассии  встречались  интереснее  фигурой  ли,  содержанием  интеллекта,  и  с  ними  отдыхала  душа.
      Вырубился  московский  гость  под  утро,  обессиленный  ударной  работой. По  пьянке  он  почти  всегда  изнемогал  от  невозможности  освободиться  от  семени,  но  не  желал  сваливаться  без  победы.
       Олег Петрович  Авилов, когда  коллективная  пьянка  ушла  в  минус  и  многие  разбрелись  по  кустам,  уединился   с  Терещенко. Рядом  стоял  столик  с  усилителем   музыки, девочек  они  не  звали  и  потому  ничто  не  мешало  им  толковать  о  своём,  склоняясь  носом  к  уху.
       Тепло.  Форма одежды  на  них  всегдашняя -  простыня  через  плечо  на  манер  древних греков  или  римлян, выпивка  перед  глазами,  еда  тоже.  И   мысли  роились  в  извилинах  серой   массы  и  не  давали  покоя.
       Бирюк  смаковал  пиво, заедал  раками, бросая  под  ноги  обсосанные  клешни  и  рваные  панцири.
       - Ты,  вашбродь,  пригляделся  к  тому  товарищу  из  Москвы? Как  он  показался? – задал  вопрос  Авилов,  из-за  которого  и  был  приглашен  полковник  на  тайную  пьянку-гулянку. – У  тебя  глаз – ватерпас. Не  шибздик?
       Авилов  не  хотел ошибиться. Он  в  первую  голову,  если  что, теряет  деньги.  А  если  в  прорву  и  за  так?
       - А  хрен  его  знает, кому  он моргает. Пройдоха  большого  пошиба. Вишь,  как  держится. Будто  цаца.  И  прост  вроде,  и  на  расстоянии  держит. Хитер,  как  сатана. И  стреляет  лихо,  по  бабам  лазит, не боится. Он  и  сейчас  где-то  в  кустах  пыхтит. Значит:  или  тот  или  другой. А  взгляд!  Скользит,  а  видит.  Ширинку,  вон,  усёк  у  тебя  распахнутую  раньше  время. Что  ты   к  нему  интерес  проявил?  Ищешь  крышу  в  Москве? -  прищурился  Семен  Ефремович, тоже  выгребая  смак  из  клешни  рака.
       - В  жизни  о  многом  думаешь, -  отмахнулся  начторга. – Я  его  совсем  не  знаю.  Так  что  помолчим  о  крыше.  Слыхал,  будто  в  комиссии  московской  занимает  особое  место.  Не  главный,  а шапки  ломают  все. Вызвался  проверить  места  отдыха  партии,  а  сам  с бабой   в  дубраву  забрался,  хорошо  нализавшись.  Спроста?  Может,  подсадная?..Мне  ему  на  крючок  попасться…Сам  понимаешь.
       - Мое  мнение  денег  стоит. И  больших.  Ты  у  него  спроси! -  рыкнул  Терещенко  в  ухо  сквозь  музыку  вальса  из  усилителя. – Живете  здесь, суки,  аж  зла  не  хватает!  Борзеете.  А  мы  - землю  рой.  И  всё  псу  под  хвост.  На  суд  отдашь,  а  его  выпускают  досрочно. Возьмешь  тебя  -  тоже  выпустят. Из  зала  -  сюда!
       И  захохотал.
       -Эх,  ваш  бродь!  Семен  Ефремыч!  Плюнь  посмачнее!  Разве  они  не  знают,  что  зарвались?.. Но  жаба  давит,  торопятся,  непредсказуемости  боятся.  Как  тараканы,  бегут  к  погибели, -  отозвался  тоже  склонясь  к  уху,  стрельнув  по  сторонам  взглядом,  Бирюк. -  Мозги  набекрень.
       - Ты  это  брось,  мешок  с  деньгами! Ишь,  надумали:  если  хочется,  значит  можно!  Сам  не  таков?!  Тянешь  не  с  государства,  так  с  народа! -  зло  уставился  на  него  полковник.
       - Зачем  же  так?  Ваш  бродь! Разница  есть, -  укоризненно  покачал  головой  Авилов. -  Меня  за  шкирку  возьмут – деньги  при  мне!  Они  целехоньки,  хоть  и  не  в  той  банке  держу.    Процентов,  правда,  не  набегает.  Так  я  ж  не  рантье!..А  те,  вон,  на  говно  изводят  деньги.  Прожирают.  Усекаешь  разницу?
       - Какая  там  в  заду  разница?! Паразиты  кругом!  У  тебя  деньги  выдавишь,  если  яйца  не  прижарить?  Сдохнешь,  а  ворованное  для  семьи  прижилишь! -  опять  взъярился  Терещенко.
       - Сколько  тебе  объяснять,  вашбродь, что  теневики  не  воруют. Мы  работаем! Но  в  другом  ты  прав.  Я  работал  не  для  того,  чтоб  дуракам  отдавать.  Для  внуков  стараюсь.  Но  тебе  дам.  Ты  не  профукаешь  башли, каждому  рублю  дырку  найдешь.  Я  и  сегодня  пять  кусков  тебе  заготовил. Семья  твоя  большая  и  внуки  вылупились. Так  что, - не  помешают. – Он  взглянул  на  полковника  с  безобидной   ухмылкой.
       - И  что  тебе  за  те  пять  штук  сделать? -  Поймал  и  оценил  взгляд  Терещенко. – Приклеить  москвичу  хвост? А  если  он  сам,  как  ты  полагаешь, особняк? Что  мне  за  самодеятельность?  Чем  объясню  особый  интерес?
      - Не  знаю,  может  и  не  надо  на  хвост  ему  садиться. А  вот  истинное  лицо  выяснить…Бояться  его  или  дружить?  Или  забыть?
       - Пока  забудь, чтоб  спать  спокойно. А  потом  я  скажу,  что  за  гусь  и  какая  к  нему  приправа. А  деньги  нужны, ты  угадал.  Так  что  отдашь,  как обещал.
       - Так  принес!  Не  нести  же  обратно. Вдруг  жулики  в  подъезде  пошерстят  карманы? -    залыбился  Авилов.  – Да,  говорил  ты  как-то  про магазин  «Силуэт»! Что  там  интересного?  Взяли кого?
       Он  прервал  смех  и  опять  осмотрелся.  Сквозь  грохот  усилительных  колонок  их  подслушать  сложно,  и  все  же  черти  водятся  не  только  в  тихом  болоте.
       - Вот  темнила! А  говорил,  твоих  людей  там  нет. Но  я  не  сомневался.  Ты  торгаш  и  они  под  твоим  крылом. Никого  там  не  взяли. Пристроили  под  колпак,  следим. Тратим  государственные  средства,  когда  надо  было  взять  за  шиворот  сразу  и…Между  прочим,  полагают  наши  молодые  академики,  что  вы  возню  устроили. Тень  наводите  на  плетень.  Чтоб  время  иметь  деньги  спрятать. А?
       И  с  хитрым  прищуром  взглянул  на  торгового человека.
       - Конечно,  надо  прятать  деньги,  когда  есть! -  ответил  Авилов,  не  уводя  глаз. – На  кой  хрен  их  копили? Заработал,  а  их  -  тю-тю.
       - Заработал! – нетерпеливо  перебил  с  издевкой Терещенко. – А  если  найдем?!  К  тебе  ниточка  тянется.  Главный  вор  в  городе!
       - Оговорить  любого  можно,  вашбродь.  Тебе  тоже  пришить  взятку  найдутся  мастера.  Была  бы  команда! Но  чтоб  разобраться,  твои  работники  поставлены. Если  по  чести. И, думаю,  обойдется. Людей  тех  не  знаю -  мелкая  сошка.  А  попадутся  на  чем,  пускай  отвечают  перед  законом. Причем  я?
       - Понятно.  И  подожду,  когда  ты  попадешься.
       - А  что?  Мысль  хорошая.  Пусть  время  расставит  по  местам, - покивал  Бирюк.  -  И  все  же, когда  по  большому  счету,  не  поленись  предупредить. Если  не  как  другу,  так  собутыльнику. А?
       - Не  поленюсь, -  полуприкрыл  глаза  полковник.  -  Я  свое  отработаю.  И  когда  попадешься,  сам  за  тобой  приеду.  Вперед  всех.  Чтоб  в  последний  раз  получить  с  тебя  кусков  двадцать.  За  всё  про  всё. Дашь?   
       Авилов  посмотрел  на  полковника  с  большим  вниманием,  но  не  найдя  разницы  меж  шуткой  и  угрозой, рассмеялся.
       - Куда  я  денусь? Ты  хоть  на  дело  употребишь  башли. И  потом,  пословица  велит: «Хорошему  человеку   дерьма  не жалко»! 
       Разошлись  они  запоздно,  но  все  же  раньше  других. И  завторгом  перед  тем  сдержал  слово, сунул  в  карман  милиционеру  конверт  с  деньгами.      
      А  утром  Кирюшин  позвонил  Патрикееву.  Поздравил  с  новым  днем,  заверил  в  лучших  чувствах,  и  напросился  проводить  гостя  в  аэропорт,  в  ряду  иных  провожающих. Почти  тут  же  приехал, поставил  кейс  с  деньгами  у  ног  телевизора.   
       - Подарок  на  дорожку.  Командировочные  в  отдельном   конверте.   
       Патрикеев  пожал  раннему  гостю  руку, бросил  быстрый  взгляд  на  чемоданчик, кивнул  на  столик,  где  торчала  бутылка  коньяка  и  пара  к  ней  рюмок, конфеты.   
       - Посошок?  Признаться,  вчера  хватил  лишку  и  потому   уже  выпил  рюмку.  Освежил  голову. Но  надо  бы  закрепить.
       Он  улыбался,   был  доволен  и  хотел  того  же  от  Кирюшина. День  начинался  прекрасно.  Партийный  завхоз  от  предложения  не  отказался,  лишь  сму-щенно  потупился.   
       - Я  тоже  грешен,  Иван  Антонович. Не  рассчитал  сил, упился. Потому  с  удовольствием  поддержу  предложение.  И  за  вчерашнее  прошу  прощения.  Очень  уж  расслабился! 
       Не  говорить  же  москвичу, что  сам  инструктировал  помощников  и  контролировал  обстановку. Проследил,  чтобы  в  нужное  время  подсунули  гостю  девочку,  и  пристроили  бы  под  бок  диктофон. Не  много,  но  на  случай  подстраховки,  компромата   набралось.      
       Они  выпили  коньячку,  строго  по  рюмке. Соблюли  правила  тона  и  вышли  к  машине. Кейс  с   сотней  тысяч  Патрикеев  нёс  сам.
       В  аэропорту,  среди  других  провожающих,  Андрей  Николаевич  сделал  москвичу  ручкой.   
       «Давай,  касатик!  Перышко  в  зад! -  устало  подумал  обкомовец, опуская  длань. – Глядишь,  никто  не  узнает, сколько  в  кейсе  от  пчелки.  Проверить  им  не  с  руки.  А  мне,   если  всё  обернется  в  складушку,  сотня  штук  не  помешает» .
       Правда,  он  подзабыл  про  Каина.  А  тот  крысятников  не  любил…   


                ______________________   ***   ________________
       Через  три  оговоренных  дня  Егор  Бугров  встретился  с  Веретенниковым.
       - Привет! Как  дела?  Никто,  никуда,  ни  за  чем?   
       Они  уже  устроились  за  столиком  в  шашлычной,  и  адвокат  для  себя  заменил  питье. Он  заказал  пиво  и  только.
       - Тихо, - пожал  плечами директор  рынка, с  высоты  почти  двух  метров  разглядывая,  как  визави  управляется  с  извлеченным  из  «дипломата»  вяленым  лещем. Спускает  шкуру  и  раздирает  холеными  пальцами  на  части. Крупная  лузга  липнет  и  адвокат  старательно  вытирает  ладони  бумажной  салфеткой. – И  охота  тебе  с  рыбой  возиться? Вонищу  разводишь.  Шашлык  не  по  вкусу?  Чего? 
       - Иной  раз  хочется  поменять  привязанность.  Мясо  на  рыбу  сменять. К  пиву -  самый  кайф. А  руки  потом  вымою.  -  Вскинул  и  опустил  глаза  Каин. -  Что  станешь  делать  дальше?  Надумал  что-нибудь?
       -  У  тебя  появились  идеи? – Шлямбур  удивился,  но  тут  же  скорбно  под-жал  губы. 
       - Так,  проклевывается  одна  комбинация. Впрочем,  может  статься,  что  из  трех  пальцев. Но  если  получится,  мы  учтем  твою  утрату. На  эту  сумму  освободим  от  дальнейших  взносов  в  фонд  ордена  Негодяев  и  Сатаны. -   произнес  адвокат  с  неким   значением  и   улыбкой.            
       - Ты  все  же  думаешь: -  не  мусора  ко  мне  приходили?      
       - Твое  шестое  чувство  слежки  не  слышит? – Каин  проигнорировал  вопрос  и  задал  встречный,  более  важный.  – Или  ты  не  воруешь,  а  потому  лопатки  не  потеют? И  затылком  не  видишь?
       - Черт  его  знает. Я  напряжен,  расстроен,  но  хвоста  не  чую, -  сказал  Веретенников.   
       - Про  своего   майора  ты  людей  расспросил  хорошо? Когда  он  появляется  у  Пузыря?   
       -  Дружка  Пузыря  поручил  я  своим  пацанам.  Они  разведали  всё.  Куда,  откуда  и  как? -  мрачно  ухмыльнулся  директор  рынка.  -   Он,  оказывается,  служит  неподалеку,  в  выхмелителе. И  звание  его  настоящее  -  старший  лейте-нант. 
       Каин  легонько  присвистнул.
       - Недурно  пристроились  ребята. Шмонали  карманы,  теперь  в  жулики  перешли.  Краем  уха,  я  слышал  о  проделках  с  алкашами.  Ждут  дней  аванса  и  получки  у  работяг,  и  изымают  средства   в  борьбе  со  змием. Что ж,  пора  познакомиться  с  ними  поближе.  Что  еще  поразведали  пацаны?   
       - Да,  вот  еще  какая  штука.  Со  старлеем  служат  два  сержанта.  По  описанию,  оба  походят  на  моих   чернозадых. Они  играли  понятых.  Все  после  службы  идут  на  хату  к  сержанту, там  расслабляются,  а  потом  уж  -  по  домам. Девочек  не  берут.  Или  пидоры,  или  некогда.  Подозреваю,  но  полной  уверенности  нет,  что  они  поработали. Будет  уверенность,  я  с  ними  в  мясном  отделе  разберусь.  Как  в  Турции  руки  ворам  рубали,  так  и  я  с  ними!   
       - Ага.  Ну  ладушки. Когда  они   работу  завершают? 
       - Дежурят,  похоже,  по  двенадцать  часов. Через  сутки. Ты  хочешь  сам  посмотреть  на  мусора?       
       - Не  плохо  бы.  Дашь  мне  пацана  из  шустрых,  чтоб  поводил  за  ними?  Что  и  как,  решим  после.  Если  мы  тебе  сообразим  фотки  тех   оперов,  узнаешь  в  них  своих  черномазых?  Запомнил,  как  были  одеты,  обуты?  Мне  это  важно, -  подчеркнул  адвокат,  прихлебывая  пиво  и  прикусывая  розовыми  волоконцами  лещатины.
       - Ничего  особенного.  В  гражданском. Темные  штаны,  кожанки, ну,  в  кепках-аэродромах. И…усы  черные.  А  у  этих  сержантов  усов  нет.  Один  накачан.  Усищи  -  во!  И  с  меня  почти  ростом. Рыжий… И сержант  рыжий! – заврынком  кивнул  в  ту  сторону,  где  находился  медвытрезвитель.
       -Усы  приклеить  можно. В  общем, договорились. Позвонишь,  когда  с  дежурства  утром  сменяться  должны.  Желательно  с  ночной  смены  перехватить.  Бдительность  у  них  притупится, -  сказал  адвокат. -  И  еще.  Не  показывай  вида,  что  зуб  на  Пузыря  имеешь. Ни  ему,  ни  охламонам.  Был  другом  и  отцом, так  и  оставайся. А  там  поглядим.
       Когда  ему  сообщили,  что  бригада  старлея  утром  сменяется  и  всё  готово  для  их  показа, Каин  приехал  на  своей  «Волге».  Шлямбур  посадил  в  кабину  пацана  малолетку.  Внушил,  чтоб  слушался  дядю.
       - А  зачем  вам  мусора,  дяденька? -  спросил  смышленый  киндер,  когда  адвокат  пристроил  машину  в  нужном  месте  у  обочины. – Они  вас  били  и  по  карманам   пошарили?
       Веснушчатая  толстогубая  физиономия,  прикрытая  старой  кепчонкой, стреляла  быстрыми  рыжеватыми  глазами  то  по  лицу  адвоката, то  по  салону  «Волги»,  но  всегда  видела  нужный   объект.
       - Тебе  сколько  лет,  пострел? В  какой  класс  ходишь? -  вскинул  рыже-ватую  бровь  Каин,  улыбаясь  глазами. - Большой  уже.  Значит,  должен  сооб-ражать,  что  мусора  на  абордаж  взять  нельзя. Его  закон  охраняет. А  вот  через  жену   воздействовать…Поплачемся  в  жилетку, что  зря  обидел  её  муж  бедного  человека,  последние  деньги  забрал.  У  женщины  сердце   с  отзывом,  на  слезу  слезой  ответит.  И  ночью  она  муженька  так  запилит,  что  тот  деньги  займет,  а  вернет.  Усёк?  Вот  так-то,  дружок. Потому  мы  их  ждем,  чтоб  уз-нать,  где  живут. -  ласково  внушал  адвокат.  И  тут  увидел  клиентов. Трое  вышли  из  здания  вытрезвителя.  Один  подобный  шкафу,  большой,  другой  маленький  против  амбала. И  третий  -  офицер, средний  ростом.  Бугров  ткнул  пальцем. -  Как  думаешь,  это  они?
       - Ага! -  Встрепенулся  пацан. -  А  мы  за  ними  поедем?
       - Посмотрим  по  обстоятельствам. Хатка  ихняя  далеко  отсюда?  Куда  потом  ныряют?
       - За  углом  через  два  дома  в  подъезд  ныряют. Сейчас  они  в  гастроном  зайдут, а  потом  домой   к  среднему  дядьке  завалят.  Его  Витей  зовут.  Они  водки  берут  две  бутылки,  шесть  пива  и  колбасы   краковской.  Сыр  и  хлеб, - доложил  молодой  следопыт.
       - А  что  ты  хочешь? Люди  с  ночной  смены,  да  с  заработком.  На  заводах  аванс  давали.  Им  отдохнуть  надо  после  трудов  неправедных. Ну  что?  Покажи  дом,  где  они  кантуются.  Там  подождем.
       И  Каин  переехал  на  новую  точку  обзора.  Дождался  подопечных,  прово-дил  взглядом,  когда  прошли  мимо  с  портфелем  и  скрылись  в  подъезде  хрущевки.
       - На  каком  этаже  мусора  резвятся? -  поинтересовался  Каин, хотя  ответа  получить  не  ожидал.  Вопрос  пустой.
       Но  пацан  оказался  на  высоте  полномочий.
       - На  четвертом,  в  шестьдесят  шестой   квартире.
       - Угу.  А  ты  гусь,  пострел!  Тебе  на  мороженое  надо  дать,  как  я  понял. Не  только  покатать.
       И  подумал, что  долго  кувыркаться  ему  по  порожкам,  случись  конфузия  и  они  не  найдут  общего  языка.  Он  имел  в  виду   рыжего  сержанта, ягодицы  которого  сильно  смахивали  на  зад  гиппопотама.
       «А  жопа  у  него  слабая.  Как  вулкан  грохнет,  если  въехать  головой   в  пузо. И  опрокинется. Ремень   на  мошонке  висит!» -  Поднял  себе  дух  Каин.
       Про  себя  не  всё  знал  Егор Исаевич Бугров,  по  паспорту  русский,  а  по  рождению  еврей.  (Мать  тех  кровей.)  И  думал,  что  не  сумеет  отбиться,  вдруг  вздумают  оттузить  его  всерьез  и  больно.  И  разве  что  в  порыве  отчаяния  сможет  применить  прием,  о  каком  вспомнил.  Приёмчик,  в  общем-то,  детских,  отроческих  лет,  какой  отрабатывали  сверстники  на  его  тощем  брюхе.  И  кличку  адвокат  притащил  из  детства. На  улице,  в  школе  его  сначала  звали  Хаим,  потом  стали  величать  Каином.
       Теперь  вот  уже  давно  взрослый,  и  мало  кто  знает  дурную  кличку,  для  всех  он  русский.  Но  для  себя,  не  наяву -  всегда  в  нем  жил  дух  трусливого  еврея. Смелел  лишь в  мыслях. Так думал  о  себе  адвокат  Бугров.  Реализм  жизни  он  уважал  во  всех  ипостасях, а  в  нынешней  ситуации   тот  помогал  просчитать  варианты.
       Каин  несколько  дней   наблюдал  за  группой  старлея. Держался  на  расстоянии,  менял  облик -  выявлял  адреса  и  детали  быта  «мусоров».  И  раздобыл  фотографии  триады.  Фотки  сделала  Нина  Мамочкина,  щелкая  на   «выводке»   все  подряд  и,  между  прочим,  группу  мужиков.
       На  фотографиях  Веретенников  почти  признал  экспроприаторов.
       - Им  усы  пририсовать,  кепки  широкие  надеть,  и  --   точь - в - точь  поня-тые  от  чурок.  Это  они!
       - Значит,  я  занимаюсь  делом,  а  ты  успокойся  и  не  наглей. Тебе  повезло,  что  нагрянули  эти  разбойнички.  Стралей,  видно,  у  них  не  дурак.  И  совести  чуток  завалялось. А  если  бы  власть  имущие  мусора  заявились  в  гости?! -  задал  резонный   вопрос  Егор  Бугров. -  Имел  бы  срок  и  слезы  матерей. Работай  тихо.  Зарплата-то  идет!
       И  стал  готовиться  для  разговора  с  Травкиным.
       Каин  вспомнил  старого  школьного  приятеля,  что  обретался  в  родном  городишке.  Работал  дружок  в  городской  газетке,  увлекался  фотоделом  и  был  тоже  русским  по  паспорту.  Яша  Смирнов  слыл  покладистым  и  слегка  заводным  парнем,  и  не  дурак  выпить.
       Егор приехал  в  гости  к  предками  и  навестил  старого  товарища.  На  радостях  они  причастились  из  сосуда  от  Бахуса.  Общение  затянулось.  Яша  о  многом  желал  рассказать,  расспросить, а  Каин  умел  слушать,  кивать  головой,    вставлять  в  монолог  приятеля  нужные  междометия,  и  подливать  в  стакашки.  А  еще  любил  хвалить  и  сомневаться.
       Когда Бугров  перевел  разговор  в  нужное  русло,  он  тут  же  разругал  фотомонтаж,  как  вид  фотоискусства.
       - Эти  ваши  перемещения  из  машины  на  мотоцикл,  из  костюма  в   водо-лазку,  хитон  или  вовсе  в  нудисты,  не  более  чем  шпионско-милицейские  штучки! Я  монтаж  отличу  одним  взглядом.  И  шедевра  ты  не  создашь,  Яша!  Не  духарись.
       - Я  не  создам?! -  вскипел  приятель  школьных  лет  от  кровной  обиды.  -  Да  я  творец!
       - Не  потянешь,  Яша,  слабо! -  качнул  кудрями  Каин.  – На  такие  штучки  не  способен  самоучка.  Да  и  голова  нужна  трезвая,  а  ты  заливаешь  за  воро-тник, как  слесарь-сантехник.
       - Мне  слабо?!  -  изумился  фоторепортер.
        - Кстати,  о  милицейских  и  шпионских  проделках!  Вот  фотки  моих  знакомых. – Бугров  выложил  приготовленную  фотографию  группы  разбой-ников  Травкина. -  Сотвори  шутку. Оставь  офицера  как  был,  а  его  сослу-живцев  одень  в  темные  брюки  и  куртки  из  кожи,  пристрой  усы  по  ранжиру  и  накинь  кепки-аэродромы.  А  я  порадую  его  знакомством  с  лицами  кавказской  национальности. Слабо  или  изумишь  товарища?      
       - Приходи  завтра  к  обеду  в  редакцию. Фотки  будут  готовы! Считай,  заказ  принят, -  сказал  Яша  Смирнов.
       - Ах,  духаришься!  Я  же  знаю, что  невозможно  переодеть  мужика,  оставив  сходство  физиономий.      
       - Завтра  ты  будешь  посрамлен! А  за  неверие  и  дерзость,  я  накажу  очень  строго.  Ты  поведешь  меня  в  лучший  кабак! Я  давно  в  ресторанах  не  сиживал! – заявил  школьный  наперсник.   
       - Тебе  придется  очень  стараться,  чтоб  я  поверил  в  таланты  самоучек!  Но  сходить  с  лучшим  мастером  в  ресторацию  -  чего  же  лучше?! Мы  славно  посидим,  Яша,  если  ты   не  обманешь  моих  ожиданий.  Ведь  я  стану  гордиться  дружбой  с  гением  глубинки!  -  патетически  выразил  чувства  Каин.          
       Работник  затрапезной  газетки  знал   дело  прекрасно  и  обещание  сдержал.
       - Ну  ты  и  вустрица,  я  должен  отметить, - проговорил,  качая  головой  и  разглядывая  товар, Каин. – Ну  что. Бери  шинель,  пойдём  в  кабак. Такой  шедевр  надо  обмыть  по  первому  разряду.
       Через  пару  дней  адвокат Бугров  перехватил  работника  медвытрезвителя  по  дороге  на  службу.
       - Мне  надо  поговорить  с  вами,  Григорий  Валериевич. Тет-а-тет. У  вас  найдется  четверть  часа  свободных  или  встретимся,  когда  вам  удобно?
       - Ты  меня  знаешь? -  удивился  Травкин. Настороженно  оглядел, оценил  внешний  вид.  Каин  выглядел  внушительно. Плащ  и  галстук,  серая  шляпа,  из-под  темносерых  брючин,  черным  блеском  выступали  забугорные  туфли. Итальянские.-  О  чем  речь  поведешь?    
      Он  все  же  остановился, держа  руки  в  карманах  милицейского  пальто.
      Адвокат  предусмотрел: на  углу – кафе, утром  оно  пустовало.  Можно  забиться  в  угол  и  говорить. Он  и  кивнул.      
      - Зайдем,  за  столиком  побеседуем. На  виду  как-то  неудобно.  Разговор  сугубо  приватный.
      - Лады. Попьем  кофейку.  Мне  на  работу,  потому  крепкого  -  ни-ни,  -  согласился  Травкин.  Сердце  не  ёкнуло,  шестое  чувство  молчало. И  первым  свернул  к  кафешке.  Неприятностей   он  не  ждал.         
      Они  устроились  в  углу,  у   входа  в  почти  пустой   зал. Манием  руки  Егор  Бугров  пригласил  официантку.    
      - Организуйте  нам,  ласточка, легкий  завтрак. И  кофе.
      И  когда  получили  бутерброды  с  колбасой  и  сыром,  горячий  кофе, Каин  пошел  ва-банк. 
      - У  меня  к  вам  деловое  предложение,  Григорий.  Когда   говорю  к  вам,  я  имею  в виду  и  ваших  сержантов.  – И  слегка  поднял  над  столом  руку,  предупреждая   возмущение. – Я  не  из  конторы,  не  из  правоохранительных  органов,  какие  представляете  вы, и  даже  не  шпион,  не  шантажист.  Я  сам  по  себе,  но  многое  знаю  о  ваших  художествах.  А  предложение  мое  такое. Вы  служите  на  прежнем  месте,  но  прекращаете  шарить  по  карманам  и  потро-шить  дома  трудящихся  в  тени  масс. За  это  вы  станете  получать  деньги.  Вам  двести,  сержантам  по  сто  пятьдесят.  Ежемесячно. На  мой   взгляд,  условия  вполне.   
       - Ты  меня  не  за  того  принял,  козёл! -  слегка  поднял  голос  старлей  Травкин  и  вскинулся  над  столом.      
       Каин  воздел  холодный   взгляд  и  невозмутимо   проронил:      
       - Гриша.  Если  ты  станешь  кричать  и  бить  себя  в  грудь,  хуже  будет  тебе  же. На  шум  прибежит  милиция,  поволокёт  в  отделение  и  станет  задавать  вопросы.  И  что  я  там  скажу?  Что  я  не  знаю  Травкина?  Наоборот!  Я  знаю  Травкина  и  про  его  дела.  Но  им  оно  нужно?  Оно  нам  нужно, Гриша!  Но,  может,  ты  сам  задашь  ихние  вопросы? 
       Старлей  нехотя  опустился  на  стул  и  выдавил  на  скулах  желваки.
       - Хорошо.  Вопрос. Что  тебе  известно  обо  мне?      
       - Мне  нравится  с  тобой  общаться,  Гриша.  Ты  вполне  деловой. Поэтому  на  твое  любопытство  отвечаю  откровением.  Известно…Впрочем,  посмотрите  на  это,  Григорий  Валериевич. -  И  Каин  выложил  на  стол  работу  Яши  Смирнова. – Вы  помните,  где  вас  сняли  на  карточку? Не  надо  отвечать. Я  скажу  вам.  Веретенников  -  наш  человек. А  вы  облегчили  его  заначку,  по  наводке  Пузыря,  на  двадцать  кусков.  Когда  мы  вычислили  твою  группу,  Гриша,  то  сначала  хотели  отомстить,  уничтожить.  А  это  в  наших  силах.  Катастрофы  часто  случаются.  Но  резон!  Где  резон?!  Деньги  практически  пропадут.  Этот  вариант  нам  не  подошел. И  мы  решили  использовать  ваш  потенциал  в  перспективе  и  предложить  непыльную  работу. В  свободное,  от  основной  деятельности,  время.  Как  ты  на  это  посмотришь?  Свысока  или  благосклонно?         
       Григорий  Травкин  долго  молчал,  занимаясь  внимчивым  уничтожением  колбасы  и  сыра  меж  глотками  кофе.  Каин  не  торопил,  понимая,  что  партию  выиграл. Наконец  милиционер  поднял  на  адвоката  усмешливый   взгляд.  Он  что-то  решил  и  спросил:
       - Что  мы  будем  делать  для  тебя?  Грабить  по  указке,  приносить  шмотки  и  получать  за  то  зарплату?               
       - А  если  я  скажу: ничего  не  станете  делать.  Будете  ходить  на  службу,  кушать  мороженое  или  пить,  как  прежде,  водку  и  пиво.  Не  в  ущерб  службе,  естественно. Ты  поверишь? -  в  свою  очередь  усмехнулся  Каин.
       - Конечно,  нет.  Дурь!
       - И  все-таки  это  правда.  Покуда  вы  станете  просто  получать  довольно  приличное  жалование. И  ваша  задача  -  приобрести  репутацию  порядочного  служаки.       
       - Ты  говоришь: правда,  и  подчеркиваешь,  что  покуда.  Значит,  наступит  день  и  ты   погонишь  нас  отрабатывать  деньги.  Все  же  грабить? -  жестко  спросил  Травкин.
       Только  теперь Бугров  обратил  внимание  на  его  руки  с  непривычно  широкими  ладонями  и  с  короткими  узловатыми  пальцами.  Вероятно, злясь, старлей  сжал  на  столешнице  пальцы  руки,  и  кулак   получился  громадный.  Адвокат  улыбнулся  пришедшей  мысли и  поведал:
       -Ты  со  своими  людьми  будешь  нашим  силовым   резервом,  охраной,  если  сказать  точно.
       - Кого  и  от  кого? -  потребовал  уточнить  Травкин. – Тебя  от  милиции  или  от  воров?
       - С  милицией   я  уж  сам  как-нибудь  договорюсь.  А  с  ворами  контакт  станешь  держать  ты.  С  моей   помощью.
       - Вы  теневики?
       - Ты  догадлив, Гриша.  Предложение  устраивает?  К  тому  же,  вопрос  об  изъятии  башлей  у  Шлямбура  мы   снимаем.  Так  как?         
       - Предложение  принимается.    
       На  этот  раз  они  улыбнулись  друг  другу  и  пожали  руки.  Сотрудничество  началось.



                ______________________   ***   ________________
       Володин  и  Зиновьев  сидели  в  стареньких  «жигулях»  в  углу  квадратного  двора,  и  следили  за  подъездом  «хрущевки»,  где  жил  Сипунов.
       Тот  обычно  раньше  восьми  из  дома  не  выходил.   В  иные  дни  следаки  смотрели  бы  за  ним  «вполока»,  но  с  тех  пор,  как  связника  стали  «пасти»  воры,  пришлось  бдительность   удвоить.  Урки  могли  выйти  на  прямой   контакт  с  Сиплым,  а  того  нельзя  проморгать.
       И  едва  не  проворонили. Воры  вывернули  с  тыльной  стороны  дома  и,  хорошо,  не  шмыгнули  в   подъезд.  Остановились  возле  лавочек,  разом  закурили,  беспокойно  поглядывая  по  сторонам  и  зыркая  на  каждого  мужика,  выходящего  из  дома.  Люди  шли  на  работу.   
       Но  и  воры   пришли  работать!  Они  так  выглядели.  Худой  и  суетливый  Стяг,  поставив  у  ног  ящик  с  инструментом  сантехника,  кашлял  и  плевал  на  асфальт,  пришлепывал  кепку-восьмиклинку,  одергивал  плащишко  из  болоньи,  замызганный  и  короткий.
       Домушник  Заяц  тоже  в  плаще,  но  из   «чертовой   кожи»,  и  в  шляпе.  Округлый  и  солидный,  но  курил,  часто  затягиваясь,  нервно.  Он  что-то  бурчал, торопил,  верно,  или  накачивал  им  решительности. Худой и  долгий  Чапой  что-то  зло  отвечал. Наверное,  посылал  подальше. Он  тоже  в  старом  плаще, но  простоволос, ветерок  трепыхал  русый  чубчик  и  выхватывал  изо  рта  папиросный  дымок.
       - Они  пойдут  в  дом, -  предположил  Зиновьев,  продолжая  прихлебывать  из  крышки  термоса  кофе. -  Вишь,  под  сантехников  оделись.  Ха!  Сантехника  вызывали,  мать  вашу?! Помнишь?  Ничего  нового  придумать  не  смогли,  мудаки!
       - Старое  срабатывает  лучше, -  убежденно   прогудел  Володин. -  Они  легально  идут.  А  как  еще  войти  в  квартиру  без  шума?  Потекла  труба, залили  нижних.  Эталон!    
       - Мы  будем  ждать? -  покосился  на  старшего  напарника  Зиновьев.   
       - Зачем?  Через  пару  минут  пойдем  следом.  Если   кого оставят  на  стреме,  придется   уложить  и  войти  в  квартиру.  А  если  войдут  все,  подождем,  послушаем.  Станут  кричать -  войдем.  А  нет…Обстановка  подскажет.         
       Воры  бросили  курево  и  нырнули  в  подъезд.  Прапор  был  старшим,  на  третьем  этаже,  у  нужной  квартиры,  надавил  кнопку  звонка  и  держал  долго.         
       Сиплый  в  это  время  сидел  на  раковине  «толчка»  и  думал  думу. 
       Прошло  несколько  дней,  а  пока  тихо,  никто  не  тревожит. Уж  не  сам  ли  «заныкал»  где-либо  заначку  и  спихнул  на  воров?.. И  слежку  заметил  с  перепуга.  Кто-то  кольнул  взглядом  в  забегаловке,  а  сердце  и  трепыхнулось…И,  видно,  напрасно  поднял  шум,  на  «уши»  поставил  брательника  и  адвоката.  Раньше  проворонил  две  сотни, вытащили  из  кармана  где-то  в  толчее, и  эти  две  сотни  спустил  так  же.  В  городе  всегда  были  и  есть  мастера  экстра-класса  шарашить  схроны.  Артисты!  И  всё  мнилось  ему  по  пьянке.  Употреблять  стал  чересчур.   
       Дверной  звонок  распугал  его  мысли. Сиплый  чертыхнулся:  «Офонарели!  На  толчке   не  дадут  посидеть  с  толком! Опять  сантехников  принесло!  Заливают  и  заливают!  Затычки,  суки,  кидают  под  жопу!  Пошли  они!»   
       Но  звонок  трезвонил  в  веселом  ритме. 
       - Эгей!  Кто  там?!  Сейчас  задок  подотру!  -  крикнул  он,  заправляя  штаны.  И  вышел  к  двери. – Кому  там  некогда  сплясать  вприсядку?!         
       Он  отворил  дверь  и  уставился  со  зверским  видом  за  порог.    
       - Вода  текет,  хозяин! -  возгласил  прапор  Стяг,  напирая  тощей  грудью  и  ящиком  с  ключами  на  Сипунова,  вталкивая  его  в  квартиру. – Зальешь  соседей!  Глянь-ка
       Они  вошли  все,  хотя  Чапой  должен  был  остаться  у  двери  на  стреме.  Но  растерялся.
       Хозяин  устремился  на  кухню,  а  отставник  вытащил  из  ящика  разводной  ключ  «тройку»,  протопал  следом  и  прохрипел:
       - Мужик,  не  мандражи! Мы  не  сантехники,  мы  фининспекторы. С  финарями!  Поговорить  надо  тихо.  Сообразишь – здоровый  будешь,  а  нет – в  зад  утюг  запихнем.
       И,  в  подтверждение  намерений,  ткнул  разводной  ключ  меж  ребер  Сиплому,   приставил,  как  ствол  автомата.   
       Кухонька  едва  вместила  всех. Федор  с  перепуга  попал  задом  точно  на  табурет  и,  придавленный  крепкой  рукой  Чапого,  быстро  бегал  глазами  по  мордам  воров.
       Особого  страха  в  нём  не  было.  Все  же  не  на  зоне,  а  в  квартире.  Но  и  прикладства  ног  и  рук  по  почкам  не  хотелось.  Тем  более,  горячего  утюга  на  живот  или  в  зад.
       - Вы  что?!  -  спросил  он  довольно  громко  и  зло. – Квартиру  обшмонали,  деньги  забрали!  Еще  чего  надо?!
       Он  напирал,  припомнив  наставления  Каина. Тот  поучал:   
       - Главное,  Федя,  не  тушеваться  в  жизни!  Придут  воры  брать  на  испуг, – сначала  поартачься.  Возьми  на  горло,  но  в  меру.  И  уступи  требованию  грозной  силы  и  отведи,  куда  скажут.  Ко  мне  ли,  к  Стёпе.  Пожалуй,  они  пожелают  наведаться  к  Стёпе.  А  мы   подготовимся,  встретим  в  объятья. Ну,  а  ты  жестом  каким  подтверди  агрессивность  их  намерений.  Чтоб  ошибки  не  вышло.  Если  кипеш  большой   возникнет,  мы  милицию  вызовем,  отделим  тебя  от  урок. Ну,  в  крайности,  отсидишь  суток  пятнадцать. Так  оплатим  тебе  за  моральный  износ  по  высшей  ставке.  Люди  всегда  страдали  за  деньги,  за  искусство  и  за  любимую  жизнь, Федя!   
       - Вопрос! – между  тем  пытал  Заяц,  смеясь  глазами.  Он  тоже  не  принимал  ситуацию  всерьез,  покуда  развлекался. -  У  нас  к  тебе  вопрос,  Сифон!   
       Федор  быстро  взглянул  на  толстячка.  Тот  обозвал  его  лагерной  кличкой. Дела  на  зоне?.. Но  долгов  на  нарах  не  накашлялся!  На  волю  вышел  без  греха.
       - Чего  надо? Ну? -  сказал  Сиплый,  бледнея.
       Теперь  страх  подступил  ближе.  Не  местная  шелупень  заявилась,  а  люди  с  запахом  параши.       
       - Лом  погну! -  передразнил  Заяц,  выпучивая  глаза. – На  какой  хрен  живешь?!  Не  работаешь,  а  башли  в  лапотнике  есть. Холодильник  полный. -  Вор  успел  заглянуть  и  взял  кругалик  колбасы.  И  теперь  кусал. -  Бочата  блатные,  пальто  - кожанка!  Где  башли  добываешь?!   
       - Ты  что,  мусор?  Допрос  ведешь!  Перед  сроком  не  всё  взяли  по  суду,  вот  и  осталось, -  сказал  и  зажмурился.  На  такую  «пургу»  Чапой  сунул  под  лоб  ему  два  растопыренных  пальца.  Жест  выразительный  и  в  их  среде  верный.  Глаз  мог  лишить  запросто. 
       - Ты, падла! – возгласил  Филька  Чапой. -  Сколько  ты  мог  хапнуть  до  зоны,  чтоб  полгода  без  работы  жить?!  Квартиру  нарисовать!  Кто  хазу  сгоношил?!
       - Так  я  заготовителем  был! Мясо  на  бойню  поставлял. Там  такие  дела  вертелись! Он  стырил,  ты  стырил,  я  стырил:  на  всех  хватало!  А  хату  директор  помог  построить!  Его  связи  -  мои  деньги! -  проникновенно  вещал  Сиплый,  сжимаясь  на  всякий  случай  в  ожидании  тычка. В  принципе  он  не  врал.  Почти  всё  так  было.  -  Прикиньте,  а  нет  -  проверьте.   
       Воры  слушали  с  ухмылками,  но  с  интересом.
       - Выходит,  Сифон,  ты  по  новой  на  директора  мясика  стараешься, -  подвел  итог  прапор  Стяг. -  И  сколько  платит  за  побегушки?  Сотни  три,  пять?  Что  делаешь  для  него?   
       - Так  он  хозяин!  Куда  прикажет,  туда  бегу. Пойди  туда,  принеси  то, -  пожал  плечами  Федор  Сипунов,  понимая,  что  интерес  воров  направленный.
       - И  что  ты  носишь? -  нажал  голосом  Заяц.      
       - Не  знаю  я,  братва!  Заглядывать  не  велено.  А  интересоваться…По  шее  можно  схлопотать   и  блатную  работу  потерять.  У  них  строго.
       Сипунов   слегка  усмехнулся,  подчеркивая,  что  шутить  словом  можно,  а  вот  делом…
       - Покажешь  нам  хозяина, - сказал  Стяг. – Мы  сами  спросим  у  него.
       Капитан  Володин  и  старлей  Зиновьев  вошли  в  «хрущевку»,  возведенную  для  малосемейных  и  одиночек. Жилец  имел  общий  коридор,  но  свою  квартирку,  кухоньку  с  печкой  на  две  конфорки,  совмещенный  санузел. Володин  тоже  в  такой  жил.  Но  ванна  у  него  сидячая,  а  нужник  общий,  в  конце  коридора.
       В  здешнем  коридоре  на  третьем  этаже  было  пусто, в  торец  от  окна  вторая  квартира  - тридцать  пять.  Где  жил  Сипунов.  Милиционеры  прошли  мимо,  настроив  на  ту   дверь  уши,  остановились  у  окна.
       - Они  не  оставили  дежурного, -  дернул  плечом  Зиновьев  и  потрогал  горбатый  нос  на  строгом  лице,  махнул  пальцем  по  усам,  заведенным  ради  солидности. -  Драки  там  не  случится?
                - Один  против  трех? – поднял  темную  бровь  Володин. - Он – мужик, а  у  них  инструмент  сантехника.  Ключом  можно  так  пригладить…Нет,  он  не  успеет  отреагировать. А  воры  пришли  не  за  тем.  Им  нужен  адресок.
       - Если  шума  не  будет,  отпустим? – спросил  старлей.   
       - А  куда  они  денутся?  Мы  их  знаем.  Выйдут  на  шефов  Сипунова -  нам  лучше.  Они  будут  грызться,  а  мы  наблюдать, -  сказал  Володин. -  Воры  большую  бочку  на  них  накатят,  если  наколка  верная.  И  мы  будем  знать,  что  идем  верной  дорогой. Пускай  повкалывают  на  нас, -  улыбнулся  капитан       
       И  прошелся  к  тридцать  пятой  квартире,  послушал.  Тут  же  вернулся  и  стал  нашаривать  в  кармане  сигареты.  Но  покурить  со  смаком  не  получилось. Из  квартиры  Сипунова  вдруг  вывалили  все  четверо  и  устремились  к  выходу.            
       - Он  повел  их  к  хозяину,  -  на  вопрошающий   взгляд  старлея  проронил  Володин.   
       Впрочем,  Зиновьев  не  дурак,  понял,  что  и  к  чему.  Его  удивила  поспешность  урок.
       - Как  на  пожар  рванули,  -  заметил  он  весело.  -  Или  за  башлями?  Поедем  следом?    
       - Разделимся.  Я  им  мог  примелькаться, а  ты  новый  для  них. С  ними  прокатишься  на  перекладных. Я  подстрахую  машиной, - распорядился  Володин,  на  ходу  зажигая  сигарету.
       Накрапывал  дождик.  Сиплый  наддавал  к   трамваю,  торопясь  доставить  кодлу  в  гости  к  Степе  Иванцову.  На  выбор:  быть  битым   ему  или  подставить  под  кулаки  разбойничков  ближнего  и  посмотреть  на  действо  со  стороны,  Федор  Иванович  предпочёл  второе.


                ГЛАВА   ОДИНАДЦАТАЯ

                _______________________   ***   _________________
        Конец  октябрю,  а  погода  отменная. Бабье  лето,  верно, вымолило  у  Создателей  несколько  недель  отсрочки,  и  он  внял.  Светило  доброе  солнышко,  редкие  облака  гуляли  по  ясному  небу.  Тончайшим  серебром  колыхалась  паутина  на   полуголых  ветвях  каштанов,  иногда  обрывалась  и  торжественно  плыла   над  тихим  рдяным  садом  отцовского  подворья. И  только  парочка  шелковиц, посаженных  у  калитки  еще  дедом,  поражала  темной  зеленью  крон.
        Егор Бугров  оглядел  красоту  тоскующим  взглядом,  открыл  ворота  и  загнал  «Волгу»  во  двор.
        Отец,  уже  давненько  заметив  машину  сына,  тут  же  показался  на  крыльце  под  луковичной  кровлей.  Сердито  поглядывая  на  Егора,  открывающего  багажник, раскурил  трубку  и  пыхнул  дымком.
       - А  я  уж  думал,  за  благими  заботами  о  судьбах  мира,  тебе  некогда  навестить  стариков. Совсем  нас  забыл. Кабы  не  Нюрка,  так  сиротствовали  при  живых  детях. Сестра  тебя  выручает,  наглец!
       Но  ворчал  он  от  долгого  томления. Глаза  блестели  добродушием  и  с  любопытством  разглядывали  добытые  из  багажника  вещи:  пакеты,  авоську  с  бутылками  пива  и  водки,  и  кейс  черной   кожи.
       - Тебе  бы  бухтеть  со  скуки,  батя! -  отвечал  со  скупой  улыбкой  Егор  Бугров,  поднимаясь  на  крыльцо  и  в  растопырку  охватывая  отца  нагруженными  руками,  прижимаясь  щекой   к  щеке. -  Соскучился  по  вас,  па,  вот  и  выбрался.
       - А  чего  один?  Или  бабы  путевой  не  завел? Так  и  ходишь  по  «прости  господи»? Недолго  и  болезнь  схватить, Егор, - отозвался Исай  Максимович, перенимая  у  сына  часть  ноши.
        - Да-к  я  брезгливый, батя.  С  кем  ни  попадя,  не  балуюсь.  Сначала  требую  справку  от  мамы,  что  разрешает. А  потом  справку  с  печатью,  что  лишнего  не  имеет, -  посмеялся  сын,  трогая  следом  за  Исаем  Бугровым  в  дом. – Мать  здорова?
       - Слава  богу! Она  у  нас  непоседа. Доктор  на  пенсии! Не  сидит  дома.  Консультирует,  помогает  больным.  Сейчас  я  звякну,  что  приехал  её  Хаим,  так  она  живо  прискочит.
       Покуда  ждали  Беллу  Эмильевну,  пристроились  попить  пивка,  толкуя  о  том  о   сём.  И  еще  успели  выйти  проветриться,  покурить.    
       Егор,  опять  восхищаясь  почти  деревенским  покоем  и  красотой  просветленных  садов  городишки, повел  взглядом  на  интересующий  его  объект  и  возгласил:
       - Я, батя,  собираюсь  тут  с  недельку  пожить. Не  стесню?  В  работе  окно  появилось,  а  летом  отдохнуть  не  пришлось.
       - Так  дело, Егорка! -  обрадовано  дрогнул  голосом  отец. – Гляди,  красота  какая  у  нас! И  на  рыбалку  сбегать  можно,  и  по  грибы. Ну  и  у  телевизора  поторчишь  по-семейному, - тоже  отдых  телесам! В  городе  больше  по  кабакам  да  по  бабам  шастал. Приустал!
       - И  подустал,  -  кивнул  Егор. – Но  по  кабакам  меня  не  носило. Дома  пили,  когда  надо. А  вот  отлить  в  простом  деревянном  нужничке  давно  не  приходилось.  Пойду  побрызгаю.          
       И,  смеясь  глазами,  двинул  по  асфальтовой  дорожке  в  угол  сада, где  у  абрикосы  чернел  омытый  дождями  узенький  домик.      
       Воротясь,  поведал:
       - Красота  в  нём! Родным  дерьмом  шибаит.  Но  обленился  ты.  Прохудилась  крыша, а  ты  мух  мухаешь. Придется  заняться, устранить  дефект.
       - Да  займусь, -  покраснел  отец,  оглядывая  шлепанцы  на  босых  ногах. – Тепло  будто,  а  судорога  ногу  тянет.  Да  как  тянет,  до  боли… А  нужник  нам  будто  ни  к  чему. В  доме  привыкли  сидеть,  в  тепле.  А  летом  в  нем  жарко  при  толевой  крыше.  Отходит  холодный  нужник  в  небыль. Но  все  ж  починю. На  пенсии  мне  будто  и  не  хрен  делать,  как  со  скуки  зевать.  Займусь.          
       - Да  нет,  батя! Я  увидел,  я  и  порядок  наведу, -  сказал  Егор Бугров. – Мне  в  охотку  будет  посидеть  в  нём,  а  тебе  -  в  нудьгу. Да  и  не  сделаешь  лучше  меня.  По  дереву  я  любил  попилить,  построгать.  А  ты  больше  советы  давал,  когда  строили  дом,  указывал  по  своей  директорской  должности.  Или  забыл?      
      Дом  их  сооружался,  когда  Каин  в  студентах  ходил,  а  отец  директором   торчал  на  шахте.  Строительство  велось  силами  рабочих  подопечного  отцу  производства,  но  Егор  лично  прикладывал  руки,  помогал  плотникам.      
       Теперь  он  занялся  ремонтом  туалета.  От  прежних  времен  осталась  приличная  коллекция  инструмента  и  даже  циркулярка. Разбирая  фуганки,  стамески,  буравы,  топоры  и  пилы,  Каин  с  долей  тоски  сожалел  о  тех  светлых  днях  жизни.  Когда  строил.  А  теперь,  выходит,  новым  хобби  обзавелся.  Стяжает.    
       Отец  вызвался  по  старой  памяти  помогать советом  в  реконструкции  сортира,  но  Егор  отшил.
       - Нет батя,  изволь  удалиться  с  глаз. Как  и  ты,  впрочем,  терпеть  не  могу,  чтоб  под  руку  глядели. Дырку  на  домике  не  заделал, так  не  мешай  спецу  работать. Я  сам  сгоношу  нужнику  новую  шляпу.
       И  изладил,  а  разохотясь,  покрыл  листом  железа  и  покрасил  в  зеленый  колер.
       - Под  цвет  сада  чтоб! -  пояснил  родителю.  – Опробуешь  писсуарчик?  Как  старшему,  уступаю  почетное  право.  Ленточки  нет,  ножницы  в  доме,  потому  торжество  открытия  переносится.  Так  как?  Или  пузырь  не  полный?
       -Тьфу  на  тебя,  обормот! За  тридцать  перевалило,  а  шутки  шутишь  непотребные. Уместно  мне  в  твоем  гальюне  тесниться?  С  моим-то  пузом!             
       - Так  то  твоя  вина!  Сам  животину  распустил,  как  на  дрожжах.  Худеть  надо! А  вдруг  беда, в  доме  сортир  испортится. Тогда  как? -  заржал  Егор,  распахивая   улыбку.
      - Типун  на  язык, за  такие  сказки!  -  буркнул  отец. -  Отцепись!
       Отец  с  матерью  занимали  спальню,  что  выходила  окнами  на  веранду  и  улицу  городишка. Егор  гостевал  в  своей  комнатушке,  подзабытой  уже  в  другой  жизни,  но  уютной,  любимой. По  вечерам  он  долго  не  ложился,  и  родители  привыкли  к   его  посиделкам.    
       Они  спали,  когда  он  вышел,  не  включая  огней,  во  двор,  прихватив  черный  кейс, обернутый   в  полимерную  пленку.
       Погода  портилась, дул  свежий  западный  ветер,  небо  укрылось  низкими  тучами,  а  луна  лишь  изредка  проливала  свет  в  разрывах. Каин  почти  наугад  пробрался  по  дорожке  к  нужнику, зашел  с  тыла. Зажал  между  ног  «дипломат»,  из-под  крыши  вытащил  на  себя  ящик,  как  из  стола  или  шкафа. Уложил  в  него  плашмя  кейс  и  вогнал  ящик  обратно,  затем  деревянными  штифтами  замкнул. Тайник  сработан  со  знанием  дела  и  любой  визуальный   осмотр  результата  не  дал  бы.  И  лишь  замерив  толщину  крыши  туалета,  что,  впрочем,  весьма  затруднительно,   получить  можно  было  информацию  к  размышлениям. На  то  Каин  и  рассчитывал,  сооружая  заначку  для  кассы  содружества  хитрованов.  Всё  на  глазах,  а  поди  догадайся!
       Вернувшись  в  Лубянск,  адвокат  кликнул  к  себе  деятелей  «незримого  фронта».
       - Мальчишник  сотворим.  Где  ныне  спокойно  выпьешь?  На  улице  можно,  но  тогда  -  бельмо  для  общественности!  А  под  крышей дома  моего  пилить  некому.  Да  и  не  сидели  мы  вокруг   стола  сколько?!  -  увещевал  он  по  телефону  подельщиков.
       Чтоб  под  рукой  всё  было,  устроились  на  кухне. Под  сурдинку  начали  с  коньяка,  вяло  перебрасываясь репликами, а  когда  слегка  разогрелись, Каин  освободил  от  лишнего  край  столешницы  и  положил  лист  чистой  бумаги.            
       - Вот, други  мои,  глядите. -  И  стал  рисовать  план  отцовской   усадьбы,  обозначив  прилегающие  улицы  и  части  света. Когда  наперсники  поглазели, Егор  Бугров  спросил: - Что-нибудь  смозговали?
       - Ни  в  зуб  ногой, - тупо  зыркнул  на  него  Бирюк-Авилов.
       Директор  мясокомбината  тоже  дернул  плечом.   
       - Филькина  грамота!
       -Да  вот  же  клозет! – Ткнул  ручкой  в  план  Каин. – Он  не  обозначен  на  схеме  ни  буквой  жо,  ни  литерой   мэ,  но  ясно  виден!  И  в  нашем  деле  имеет  значение.  Усекаете  подоплеку?!         
       - Ты  спрятал  кассу  в  сортир! -  весело  возгласил  Степан  Степанович  Иванцов.      
       - Дошло,  как  до  жирафа!
       - Так  на  хрена?!  Деньги  когда-то  брать  оттель придется!  Вонять  будут! -  возопил  Авилов.
       - Башли  не  имут  запаха,  други! -  менторски  заявил  адвокат.  -  Они  обеспечивают  прожиточный  минимум.       
       -  И максимум! -  строго  заметил  начальник  торга. -  По  себе  знаю.   
       -  Ну  вот,  мнение  спеца  - мудрее  гласа  дурака. Идея  моя  понравилась? -  осторожно спросил  Каин,  оглядывая  стены  и  потолок,  отдушину  над  газовой  плитой.      
       Все  время  бежала  вода  в  кранике  мойки  и  бубнило  радио. Бугров  похвалил  себя  за  идею  сидеть  на  тайной  вечере  здесь,  а  не  в  «зале».  В  их  делах  надо  держать  «ушки  на   макушке».  Слушать  могли  доки  из  органов.
       - Ты  даешь, Егорий! Тебе  лезть  в  экскременты,  тебе  и  отмываться! -  хохотнул  Бирюк,  поглаживая  под  белой  рубашкой  округлый  живот. – Мы  при  чем?!      
       - Да  нет,  старики,  и  вы  - при  том.  Кабы  только  мне  посещать  заначку, я  не  рисовал  бы  плана. Лишние  знания  нам  навредить  могут,  но…Это  же  общак. Начальник  торга  и  директор  самого  хлебного,  пардон,  мясного  места  в  городе  для  бдящих  органов  имеют  повышенный  интерес. Вы  деньги  добываете,  вам  и  хранить  по  логике.  Вы  же  сие  дело  передоверили  мне. А  меня  могут  схватить,  связать,  выкрутить  и  выжать  жир.  Но  касса  должна  остаться  нетленной! -  ударил  голосом  Бугров. И  тут  же  опустился  до  шепота. – А  вот  когда  вы  станете  брать  или  пополнять  запасы -  вам  мараться.
       Они наконец  сообразили,  что  адвокат,  как  всегда,  ёрничает,  но  и  рациональное  в  том  есть. Подельщики  разом  склонились  к  бумаге.
      - Ну? – спросил  Авилов. – Глубоко  нырять  или  ты  шнурок  присобачил?
      - Но, но,  други  мои!  Не  грех  иногда  и  соломкой  в  голове  подумать! Деньги  могут  находиться  внизу  и  вверху.  Кто  и  где  хранил  бы? Ты -  Степа! -  Каин  ткнул  в  спеца  по  мясу.
       - Конечно,  внизу! – уверил  Иванцов. – Там  кака,  но  надежнее.  Мусора  не  полезут  в  фекалии.  Тем  более,  нырять.            
       - Эх, старик!  В  дерьмо  менты  заставят  нырять  суточников.  С  прогрессией  в  отсидке  уговорят.  Или  сами  полезут  за  лишнюю  звезду. – Хмуро  усмехнулся  адвокат. -  А  я  кассу   пристроил  в  крыше.  Вот  здесь  наш  сундучок  с  ассигнациями.
       И  он  опять  нарисовал,  теперь,  схему  крыши.  Показал,  как  открыть  тайник,  чтоб  не  ломать:  легко,  бесшумно  и  быстро.
       - Теперь  вы  всё  знаете,  владельцы, -  заключил  Каин.
       - А  как  быть  с  Кирюшиным? Он  не  предъявит  претензий? Возжается  с  нами,  будто  бы  крыша  надежная, но…-  Иванцов  обвел  взглядом  подельщиков  и  остановился  на  хозяине  логова.  Как-никак,  а  Каин  мозговой  центр.
       - Оно  бы  ничего,  но  на  кой  овощ  ему  припарки?  Много  знать  будет -  возгордится  и  нос  задерет. Сдуру  с  работы  уйдет,  мы  потеряем  крышу.  В  общем,  ком  снегом  обрастает  в  движении.  Да  и  я,  если  прикинуть,  вам  нужен,  как  банный  лист  на  жопе  зайца. -    Каин  опять  суесловил.  – Я  жгу  бумаги.  Память  хорошая?
       И  с  тем  поднес  зажигалку,  уложил  огонь  на  пепельницу,  а  затем  пепел  сбросил  в   мойку.      
       - Аминь, -  сказал  Бирюк. -  Почтим  память  о  ней   молчанием  да  соединим  бокалы! 
       - И  не  единожды! -  поддержал  Иванцов. – А  всё  остальное   Егор  на  практике  покажет.      
       - Болван  ты, Степа.  Или  сегодня  недержание  здравого  смысла  у  вас?!  О  тайнике  знаем  мы  трое!  Заслуженный   шахтер  и  Герой  труда  непосвящен.  Ты  хочешь,  чтобы  он  присутствовал  на  учебном  процессе?
        И  уже  не  отвлекаясь,  они  приступили  к  выпивке  и   иже  с  нею.


                __________________   ***   _____________________
       Приказом  начальника  райотдела милиции,  для  проведения  мероприятий была создана  группа  координации. Во  главе  поставлен  подполковник  Курагин,  его  отдел  вел  основную  разработку,  а  в  заместители  назначен  подполковник  Лыков  из  уголовного  розыска.  Так  сказать,  для   поддержки  штанов.
       Два  отдела   внешне  жили  нормально,  а  на  самом  деле  были  в   антагонизме. И  не  в  том  дело,  что  работники  «стола  и  стула»  считались  «белой»  костью  и  элитой  интеллекта.  В  УГРо  их  втайне  презирали  за  «высокомордие  и  липкость»  рук.  Уж  слишком  часто  «белую  кость»  замечали  у  магазинов  с  авоськами  в  момент  перемещения  дефицита  из  подсобки  в   автомобиль.  Элита  не  гнушалась  мздой!      
       Правда,  времена  наступали  такие,  что  и  опера  тоже  стали  бы  пасти  «баранов»   в  карманах.  Во  всяком  случае,  некоторые…Но!  Они  защищали  граждан,  и  отобранное  у   воров,   подлежало  возврату.   Благодарность  же   пострадавшего,  чаще  всего  символическая,  выраженная   словами.  И  странно  ли?  Большая  часть  работников  уголовного  розыска  чувствовала  от  тех  слов  на  душе  легкость  и  теплоту   в  сердце.   
       Сегодня  вел  совещание  подполковник  Лыков.  Он  изложил  вопросы  предстоящего  разговора,  но  тут  зазвонил  телефон.      
       - Слушаю.  Так…Тогда  сворачивайтесь. Делать  там  нечего. -  С  раздражением  бросил  трубку. – Как  шалопаев  обвели  вокруг  пальца! – Взял  из  пачки  сигарету, повел  взглядом  вокруг,  остановился  на  Володине. -  Вы  не  напрасно  разворошили  осиный  рой?  Или  они  ведут  с  нами  свою  игру?  Кто  водит  адвоката?    
       - Наши  ребята  сидят  на  его  хвосте  цепко.  Водят  тихо,  он  не  чувствует  слежки, -  сказал  капитан  Володин.
       Подопечные  не  поменяли  привычек, маршрутов,  не  горячились. Это  указывало  на  приличную  работу   его  группы. 
       - Не  чувствует  или  делает  вид?  Мы  не  отказали  ему   в  уме? 
       Лыков  перевел  взгляд  на  другого  сотрудника,  с  иным  кругом  задач  в  операции.    
        - Все  идет  путем,  товарищ  подполковник, -  доложил  милиционер. Тоже  капитан,  но  из   уголовного  розыска.  -  Они  спокойны,  как  в  детском  сне. 
        На   лице  его  светился  оптимизм,  а,  в  данном  случае,   он  неуместен,  как  считал  Лыков.  Сегодня  они  пришли  к  совещанию  почти  с  пустыми  руками  и  вдруг  -  благодушие  и  надежда  на  авось!  А  тут  еще  доклад  с  места   про  «пустой  номер».
       - Спокойно  спать  нельзя,  капитан,  когда  петух  жареный   клюет  в  копчик.  Или  мы  что-то  не  так  делаем,  или  водим  не  тех  людей. -  Подполковник  поморщился,  поднялся,  вышел  из-за  стола,  прошелся  по  ковровой  дорожке  к  дерматиновой  двери. Обернулся,  стал  в  позу  Наполеона,  заложив  пальцы  за  борт  форменного  пиджака. Говорят,  император  Франции  ростом  не  выдавался. Лыков  не  превосходил  его  на  много,  но  поза  сейчас -   случайность. Он  развивал  мысль: -  Сейчас  многие  химичат, а  мы  к  ним  прицепились.  Или  они  свернули  работу, легли  на  дно  и  только  имитируют  движение?  Подпевают  нам? Тогда  легко  объяснить  наш  бег  трусцой   на  месте. Возможно,  втирают  нам  очки,  будто  собираются  перемещать  общак. И  что  поручено  такое  дело  Стеблову. Кстати,  как  установили,  что  у  цеховиков  общий   котел? Только  косвенно,  одни  предположения.  Может  статься,  они,  как  коты,   каждый  сам  по  себе.  А  общее  у  них  -  попойки,  места  отдыха  и  интерес  к   подпольной   работе. Острых  ощущений  ищут! Так  не  бывает?.. Но  они  не  воры -  теневеки! Не  пора  ли  взять  кого-либо  за  жабры  и  взглянуть  на  их  цвет?.. Да,  я  тоже  думаю, -  рановато.  Что  за  водитель  Лозовой?
        Вопрос  уже  к  другому  работнику,  но  из  своего  отдела. И  Лыков  смотрел  на  старшего  лейтенанта  особенно  строго.  Своих  он  любил,  но  и  спрашивал  особо.
       - Тип  нормальный,  - с  виноватой  улыбкой  ответил  опер. -  Здоровый  бык,  партийный, но, думаю,  обзавелся  билетом  для  близиру, активности  не  проявляет.  Пьет  в  меру  и  к  месту.  Не  заносчив,  доброжелателен.  Вообще,  у  него  трудно  сыскать  недостаток.
       Теперь  понятна  стала  виноватая  улыбка  и  Лыков  дрогнул  голосом.
        - Плохо  роешь,   опер! Недостатки  у  него  есть,  когда  взялся  за  неприличное  дело.  В  пути  у  него  гладко  было?  Или  был  контакт?
       - Один  контакт  был. Работник  ГАИ  потревожил. Но  передача  пакета  не  состоялась. Мы  взяли  автоинспектора  на  заметку.
       - Можно  предположить,  что  он  везет  деньги?
       - Парень  старается  не  раскрыться.   
       - Стараться  за  деньги  можно.  И  внушить  нам  кристальную  честность.  Мне  только  что  доложили,  что  Лозовой  везет  «куклу».  Надо  признать,  мы  слишком  охотно  клюнули  на  приманку.  Доверить  человеку  со  стороны  общую  кассу  они  не  могли.  Риск!  Не  дураки  же  они  круглые!..А  вот  нас  за  таковых  держат.  И  это  прискорбно.  Для  них, - заключил  Лыков.
       И  смахнул  с  гладко  выбритого,  почти  аскетического  лица  задумчивость,  заменил  её  усмешкой.
       - Но  Лозового  сопровождает  адвокат,  товарищ  подполковник! -  слегка  растерянно  уведомил  опер.
       - Адвокат  по  натуре  авантюрист! Вот  и  затеял  игру  в  пятнашки,  подза-быв,  в  какое  время  живет. Я  полагаю,  сопровождает  он  грузовик  с  целью  привлечь  наше  внимание  к  своей  особе.  Отнять  у  нас  время.  А  мы  не  станем  мелочиться.  Деньги  искать  надо  в  другом  месте.
       - Вероятно,  они  уже  вывезли  общак.  Или  станут  вывозить  по  частям, -  предположил  капитан  Володин. -  Да  и  вообще.  Кто  сказал,  что  кассу  надо  перепрятать?!
       - Мысль  интересная, -  кивнул  Лыков  и  пригладил  седеющий  песик  на  виске. Засунув  руки  в  карманы  брюк,  прошелся,  глядя  на  носки  надраенных  туфель, от  двери  до  места  за  столом. -  Если  деньги  хранятся  надежно. Но  кто  даст  им  гарантию?  И  что  такое  эта  возня  с  пакетами,  если  не  отвлекающий  маневр?  Деньги  они  должны  перепрятать! Сколько  воровать,  трудиться,  так  сказать,  в  поте  страха,  а  когда  почувствовать  наш интерес – не  отреагировать? Так  не  бывает.  Они  ход  сделали,  но  мы  прозевали!       
       - Мы  не  могли  прозевать, Владимир  Николаевич! -  возразил  Володин. – Уж  слишком  плотно  сидим  на  хвостах,  чтоб  не  увидеть  движения.
       - Значит,  они  мгновенно  отреагировали  на  беспокойство  с  нашей  стороны.  А  у  нас  информации  на  них -  ноль  целых!  Кто  такой   Сипунов?  Связник  или  утка-манок?  Кто  такая  Мамочкина-Мамона? – Лыков  взял  со  стола  из  папки  фотографию, внимательно  рассмотрел -  У  неё  что,  кроме  привлекательных  форм  и  влагалища  ничего  нет? Неопровержимые  факты  её  связи  с   дельцами  есть?  Кто  у  них  закоперщик?  Расклад  в  цеху  вы  разобрали?  Нам  не  подставили  Мамочкину? -  Подполковник  перебирал  в  папке  фотографии.  -  Жираф! Директор  мясокомбината. Почему  такая  кличка?  Он  молчун  среди  своих?  Как  он  делает  деньги?  Вопрос  к  спецам. Он  покрывает  убытки -  воруют  несуны  тоннами, а  он  еще  имеет  навар. Конечно,  ему  на  руку  воровство,  есть  куда  кивнуть.  Но  надо  и  в  кресле  усидеть!..И  результат  почти  сизифова  труда  он сдает  в  общак  теневиков?  Трудно  поверить,  но…Тогда  при  чем  адвокат?  Что  он  сам  может  сдать  в  фонд  трудовиков  слева?  Гонорары  от  процессов?  Абсурд!  Он  адвокат  средненький,  к  нему  очереди  нет.  А  он  крутится  в  кругу  цеховиков,  уважаем  ими.  За  ум,  способности  организатора?.. Он – мозговой  центр?!  Если  положить  такой  вариант  краеугольным  камнем, то  можно  предположить  схему  общения  группы.  Адвокат  и  Мамочкина  встречаются  как  любовники,  но  он  же  и  связующее  звено!  А  Сипунов  -  отвлекающий   кадр  или  мальчик  на  побегушках.  Все  на  виду,  просто,  мы  сидим  на  хвосте  и  ни  черта  о  них  не  знаем.  Что  можно  было  бы   вменить  в  вину  перед  Законом.  - Лыков  с  досадой  оглядел  присутствующих и  осуждающе  качнул  головой. – У  кого  есть  свежие  мысли?
       - Должен  быть  еще  человек, Владимир  Николаевич!  Мы  его  не  выявили, - довольно  несмело  предположил  молодой  опер. -  Он  обеспечивает  крышу.
       - Верно, Борис  Ерофеич!  Я  тоже  при  таком  мнении  бываю, -  одобрительно  и  с  лаской   в  голосе  покивал  подполковник. -  Вполне  возможет  индивид,  какого  они  оберегают  за  огромные  заслуги.  В  противном  случае,  они  сидели  бы  тихо.  Но  смысл,  смысл?!  Где  резоны? Не  идиоты  же  они  в  самом  деле,  чтобы  переть  на  рога… И  выходит,  очень  редко  и  осторожно  выходит  на  него  адвокат  или  Авилов.  Их  контакты  проследить  трудно,  слишком  велик  круг  общения  по  работе  и  службам.  Но  тогда  поставим  вопрос.  Где  сидит  тот  человек?
       Лыков  уселся  на  место,  нацепил  на  нос  очки  и  уткнулся  в  бумаги.
        Капитан  Володин  ощерил  улыбкой   тонкогубый  рот и,  качнув  чубчиком,  нарушил  неспокойную  тишину  возгласом.
      - Нам  его  не  достать,  товарищ  подполковник!  Адвокат  якшается  с  уголовником,  вокруг  такие  люди,  а  как  без  санкции?!  Это  же  след!  Не  могли  они  без   согласия  «крыши»  идти  в  нахалы!
       - Тот  человек  деталей  не  знает.  Но  нахальства  придает.  А  нахальство,  братец, -  второе  счастье! – улыбнулся  в  ответ  Лыков, радуясь  логической  находке  сотрудника,  который  откликался  на  нюансы  и  работал  с  душой. – А  если  к  нахальству  прибавить  расчет  поводить  нас  за  нос…Конечно,  не  дураки  они,  когда  принялись  с  нами  играться. Залегли  давно,  свернули  производство  и  выжидают.  А  нам  подкинули  работу,  предполагая,  что  мы  занялись  ими  серьезно.  И  тут  они  правы.  Время  на  них  работает.  А  у  нас  время  есть?..  Найдем,  не  станем  торопиться.  Подождем  тоже. Но  работать  надо.  И  найти  этих  субчиков!  Не  люблю,  когда  всякая  мразь  ухмыляется  и  творит  гнусность  за  нашей  спиной.  Потому,  не  станем  торопить  события,  если  они  сами  не  поспешат. «Куклы»  от  нечего  делать  не  возят, а,  значит,  мы  на  верном  пути.
       - С  Лозового  наблюдение  снять?       
       - Да  уж. Пожалуй,  нет  у  него  недостатков.  Его  нам  подставили.  Что  же,  всякий  результат  -  результат  положительный.  Это  не  я  сказал,  но  вывод  верный.  Все  свободны.




                __________________   ***   _____________________
       На  улице  Стяг  пошептался  с  ворами.
       - Сифона  на  мясик  тащить  нельзя.  Там  толпа  мусоров. Повяжут. Пускай  на  хату  ведет. Там  мы  их  горяченьким  утюгом  прогладим, расколятся  и  бабки  на  бочку  выкатят.
       Чапой  с Зайцем  предложение  приняли,  но  Сиплый,  краем  уха  услышав  про  суть, внес  коррективы.
       - Вы что,  мудаки?! Я  не  был  у  директора  на  хате!  Где  живет,  у  него  спрашивать надо!    
       Новость вызвала  «базар».  Заяц  взял  слово для  прений.
       - Хозяин  мясика  домой  потащится  вечером.  А  там  баба  и  дети,  соседи. А  куда  девать  Сифона?  Охранять,  или  в  бар  отвести  и  поить  пивом?!
       Чапой  зло  взглянул  на  подельника,  но  нашел  в  мысли  зерно  юмора  и  ухмыльнулся.  Идея  поить  пивом,  охраняя  Сифона  до  вечера,  пришлась  по  душе. Заодно,  и  самим  можно  залиться.  Но  платить  кто  будет? А  что?  Сифон  и  заплатит…Он  хотел  расхохотаться,  да  спохватился.  Подавил  усмешку  и  предложил  дерзкий  план.
       - Мусора  на  территории  пасутся.  В  кабинете  им  что  делать?! А  мы  зайдем  в  кабинет.  У  шефа  там  станок  для   телок  имеется? В  смысле  -  комната  отдыха?  -  обратился  Чапой  к  Сипунову.
       Про  такие  хитрые  комнаты  он  слышал  давно.  И  верил  в  существование.   
       Сиплый  помялся,  боязливо  побегал  глазами,  пробормотал: 
       - Сам  я  не  был  там.  Да  и  кто  пустит?!  Но  дверь  за   шторкой   видал. 
       -  Вот  там  мы   его  и  допросим! -  торжественно  заверил  бывший   прапор.
       Вмешался  Заяц. 
       - Он  деньги  давал  за  работу,  из  сейфа  брал?  Ящик  железный  есть  в  кабинете?             
       -Не  знаю.  У  секретарши  точняком  есть. Башли  он  из  кармана  доставал.  Да  что  там  за  башли! Слезы! -  махнул  рукой понурый  Федор  Сипунов.
       - Хорэ.  Едем  на   мясик.  Но  чтобы  там  -  тихо!  -  распорядился  прапор  Стяг. -  На  месте  глянем,  что  и  как.  Войдем,  кричи:  скотину  привезли  на  убой,  а  приемщик  базлает.  Договор  пришли  составлять  к  самому.  Чтоб  дуриловки  не  было.  На  шармака  нужно  в   кабинет  пробиться.
       Они  взобрались  в  трамвай  и  покатили  на  край  города.  Володин   сопровождал  на  «жигуленке»,  а  Зинченко  примкнул  к  кодле,  возле  держался.
       В  приемную  ввалились  гурьбой,  но  Сиплый  чуть  впереди.  Им  повезло,  кроме  секретарши  никого  не  было.  Федор  Сипунов   подморгнул   глазом,  и,  замявшись  неумелым  просителем,  просипел:
       - Слышите,  нам  бы  к  директору.  Потолковать  надо  насчет  убоинки.  У  этих  скотинка,  а  я  когда-то  тут  заготовителем  работал.  Теперь  вот  посредник,  чтоб  помочь  людям.
       Молодящаяся  и  стройная,  крашеная  перекисью  водорода  дама  поднялась  над  столом  грудью  вперед, внимательно  оглядела  посетителей.  На  лице  её  ничто  не  отразилось,  но  сказала:
       - Сейчас  узнаю.  Степан  Степанович  собирался  уезжать,  но  возможно,  найдет  для  вас  несколько  минут.
       И  процокала  в  кабинет,  плотно  притворив  дверь.
       Никто  из  кодлы  не  шевельнулся  -  напряженно  ждали,  смотрели  на  дер-матин  двери.  Ираида  Ильинична  скоро  вышла,  оставив  распахнутой  дверь, качнула  головкой  стареющей  куклы.
       - Директор  ждет  вас.  У  вас  пять  минут.
       Они  гуськом  прошли  в  кабинет,  а  когда  закрылась  дверь,  секретарша  сняла  трубку телефона.
       - Проходная?!  Срочно  пришлите   милицию  в  кабинет  директора!  У  нас  подозрительные  люди! -  прошептала  громко.
       В  кабинете  самым  крутым  оказался  бывший  прапор.  Он  будто  всю  жизнь  занимался  негожим  промыслом. Сначала  наставил,  но  тут  же  поднял  над  собой  разводной  ключ  сантехника,  третий  номер.
       - Вот  что,  Степа!  Времени,  сказали,  у  нас  пять  минут. Тебе  некогда  -  нам  тоже. Потому  приступим  к  делу,  а  они  денежные.  Пойдем  в  заднюю  комнатку  и  потолкуем.  Поделишься,  и  будешь  жить.  А  нет…
       Заяц  тоже  попер  на  директора  пузом,  отжимал  в  угол,  где  за  портьерой  предполагалась  дверь  в  интимный  кабинет. Чапой  задержался,  на  его  пути  стоял  растерянный  Сипунов.
       - Вы  что,  мужики?!  Объелись  мухоморов?!  Среди  дня  угрожать.  Да  щас  милицию! -  заорал  Иванцов,  испугавшись  и  подзабыв  наставления  Каина.  И  бросился  напролом  к  столу,  чтоб  нажать  кнопку  вызова  секретарши.
       Но  прапор  Стяг  тюкнул  директора  по  черепку.  Слегка  и  вскользь, а  тот  обмяк  и  опустился  на  пол.
       Первым  сообразил  удирать  Сиплый.  Махнул  к  двери,  едва  не  сшибив  Чапого. Побежал  в  приемную  и  попал  прямо  в  объятья  Володина.
       Дурной  пример  заразителен,  воры  тоже  дали  тягу.  Не  догадались  рвануть  к  распахнутому  окну  и  прыгнуть  со  второго  этажа,  а  побежали  следом  за  Сифоном.  Воров  взяла  поспевшая  подмога  от  проходной.
       Директор  Иванцов  отделался  малым.  Ключ  сорвал  кожу  да  минут  на  несколько  вырубил  из  сознания.  Прибежавший  лекпом  сунул  под  нос  нашатыря  и  Степан  Степаныч  пришел  в  себя,  а  играя  негодование  разбоем,  как  вождь, остался  на  посту.
       Протокольный  допрос  нахалов  ничего  интересного  не  дал.  Прапор  Стяг  пребывал  в  шоке.  С  Иванцовым  свалял  дурака,  поторопился  и  заработал  приличный  срок,  как  пообещал  ему  следователь  ментуры.  Впрочем,  отставник  и  сам  понимал,  что  дело  тут  -  швах.  Покушение  на  жизнь  должностного  лица  при  исполнении, это  не  верблюд  плюнул…И  семь  лет  могут  начислить.
       - Зачем  пришли  к  Иванцову?.. Так  на  работу  хотели  проситься,  а  директор  послал…Орать  стал,  милицию  требовать, чтоб  очистить  кабинет.. Ну  и  когда  наступил  на  мозоль,  кто-то  не  выдержал,  погнал  оборотку.  И  под  рукой  ключ  оказался.  Может,  на  срок  не  потянем?  Ну,  суток  пятнадцать..
       - Но  Степан  Степаныч   в  протоколе  другое  указал.  Что  требовали  денег  и  угрожали  жизни.  Или  соврал?
       - Да-к,  век  свободы  не  видать,  гражданин  начальник! Врет  с  перепугу!  Сам  много  ворует,  вот  и  кажется,  что  пришли  по  душу…Не  было  такого!
       Наперед,  воры  договорились  при  случае  провала  операции   с  «дыркой»,  талдычить  одно.  И  теперь,  вызываемые  поочередно,  упирали,  что  спрашивали  работу  агентов.  Там  ожидались  хорошие  деньги  за  хитрые  труды.  Сифон,  тот  раньше  работал  заготовителем  и  был  доволен.  Он  и  сфаловал.  А  что  зону  пригрел,  так  сам  дурак!  Жадность  многих  губит.
       - Николай  Сергеич  Кривуля  угрожал  директору?.. 
       - А  кто  это  такой?  Ах,  прапор  Стяг! Так  он  худой  и  обезжиренный,  он  и  мухи  не  убьет!  Директор  на  него  с  кулаками,  - так  кто  выдержит  подлянку?  К  нему  с  просьбой  о  милости,  а  он  орать! Ну  и,  в  целях  самообороны  отмахнулся,  что  в  руке  оказалось.
       Так  говорил  Заяц.
       Насчет  присутствия  у  них  инструмента  сантехника  воры  недоумевали  и  пожимали  плечами.  Отставник  на  пенсии  без  работы  скучал,  от  безделья  его  корежило.  Вот  и  искал  работенку  от  скуки.  Кому  забор  починить,  крантик  подвинтить, подлудить,  подпаять  или  так  постоять. Он  на  многие  руки  мастер!  А  в  знак  «спасибо»  ему  кто  трояк  отстегнет,  кто  натурой  заплатит. А  то  и  по  морде, когда  у  того  перегруз  благодарностей.  Так  какой  русский   не  любит…
       Вызванный  на  допрос  Федор  Иванович  Сипунов  не  финтил.  Ко  всему,  он  не  запамятовал  наставлений  Каина,  говорил  только  правду  и  верил  в  скорую  свободу.
       - Я  брат  Иванцову.  Двоюродный.  Сидел  дважды  на  зоне,  был  грех.  Первый  раз  за  напраслину,  а  второй  потянул  за  дело.  И  сюда  после  зоны  брательник  с  большими  трудами  устроил.  На  коленях  молил  я.  А  воры  выследили,  привели  силком,  под  страхом  финаря,  в  кабинет  директора.  Но  я  успел  моргнуть  секретарше,  а  она  вызвала  подмогу.  Вы  у  неё  спросите.  Верное  слово!
       Под  вечер  капитан  Володин  с  кислой  физией  пришел  на  доклад  к  Курагину.
       - Ну-ка, ну-ка,  что  вы  там  натворили  с  бухты-барахты? Наслышан   про  подвиги  с  железками  наголо,  -  баритоном  встретил  подполковник,  придвигая  папку  Володина   под  глаза. Ткнул  в  ближний  стул.  -  Посиди  пока,  покури.
       Знакомясь  с  результатом  дня  по  делу, Курагин  по  ходу  задавал  вопросы,  запускал  в  усы  пальцы,  ощупывал  тройную  складку  жира  на  подбородке. Поведение  говорило о  нервозности,  о  большом  недовольстве  невольным  проколом.
       - Все  же  пересеклись  пути-дорожки  воровские  и  теневиков, -  пробубнил   начальник  отдела  под  широкий  нос,  продолжая  изучать  бумаги. -  А  нам  с  того  поросенка,  только  -  хрен. 
       - Поторопились  воры,  -  ввернул  свою  версию  Володин.  – Дернуло  их  приложиться  к  темечку  Иванцова.  И  сами  толком  ничего  не  узнали,  и  нам…подсолили.
       - А  врут  складно,  те,  которые  прочие.  Не  придерешься.
       - Предусмотрели! -  Дернулся  капитан,  забывая,  что Курагин  иной  раз  про  себя  охотник   побурчать. Старость  подступает.
       - Вот  что,  Леонид  Сидорыч, - Подполковник  закрыл  папку  и  сдвинул  к  краю  стола,  возвращая  хозяину. -  Сипунову  -  под  зад  коленкой. Ай-яяй!  Братом  оказался  директору  комбината!  Сам  раскопал  или  он  признался?.. Ах,  люди  Лыкова  расстарались, принесли  секрет  на  блюдечке. Н-да.  У  них  извилины  ширше  на  чердаках.  А  мы,  что  ж, -  белая  кость.  В  костях  ума  нету…Воров  оформляй  на  нары.  Прижми  яйца,  расколятся  про  свой  интерес.  Вор  должен  сидеть  на  нарах.  Другого  не  дано  законом.  Помощников  из  них  не  вышло.  Жаль.  Торопыги.  Устал?
       - Злость  одолевает,  Николай  Терентьевич, -  уклонился  от  сочувствия  Володин.
       Он  знал  привычку  шефа  прижалеть,  забраться   в  душу  и  дать  пенделя.  Справедливого,  конечно,  но…Зачем  мозоль  на   ягодицах?
       Курагин  процедил  сквозь  всегдашний   прищур  век  удивление, свел  на  столе  пальцы  в  замок  и  разлепил  пухлые  губы.
       - Вину  знаешь?
       Володин  помедлил, уворотил  глаза  на  папку,  придвинул  к  себе.
       - Есть  грех.
       - Это  какой  же?  Леонид  Сидорович! -  распахнул  в  показном  изумлении  красные  губы  Курагин.
       Капитан  ответил  самоуничижающим  взглядом.   
       - Не  могу  вычислить  главную  фигуру  в  этом  раскладе.       
       - Ах  ты,  беда  какая!  Да  ты  что?!  Так  опростоволоситься!  Ты  же  главный   аналитик  у  нас,  а  так  обделался!.. Вот  фиговина.  Но,  вишь  какое  дело,  я  тоже  не  могу  осилить  сию  загадку.  И  другие  наши  умы.  Напортачили  слишком  много  сразу,  а  они  залегли. Без  шума  разучились  работать. Привыкли  нахрапом  брать.  Нас  боятся,  раскалываются,  как  орехи,  ну  и…Награды  и  звезды  на  погоны. А  эти  не  боятся,  капитан! Эти  умны,  хитры,  нахальны  и  имеют  крышу,  о  какой  мы  даже  мечтать  не  можем,  чтоб  применить  иные  средства.  Вот  так  обстоят  дела.  Время  меняется.  Воры  растут  над  собой,  как  смеются  сатирики,  и  нас  перерастают!  И  нет  на  тебе  греха,  как  нет  их  на  всех  нас  вместе  взятых.  Грех  на  тех,  которые  прочие.  Корень  зла  лежит  в  иной   плоскости.  Но  это  к  нашему  разговору  не  относится.  А  тебе  с  твоей  группой  -  вот  что.  Садись  верхом  ли,  на  хвост,  залезай  как  черт  в  карман  ему,  но  изучи  личность  адвоката.  Решишь  такую  задачку,  окажется  он  той  фигурой,  что  движет  энергией  теневиков  -  досрочно  другие  погоны! А  нет -  все  в  заднице  сидеть  будем  до  других  времен.  А  они  грядут,  чует  моя  печенка.  Всё!  Свободен,  если  нет  вопросов.      
       Но  вопросик  нашелся. Володин  поднялся,  прихватил  под  мышку  папку,  отошел  к  двери  и  там  уже  обернулся.   
       - Николай  Терентьевич!  Мы  как  сговорились,  выдумали  теневикам  крышу.  А  если  кота  в  комнате  нет?  Что  говорит  Конфуций?.. Может,  арестовать  эту  шайку,  провести  обыск  и  -  все  дела! Они  же  воры!      
       - Ты  умный,  ты  знаешь,  что  говорил  Конфуций.  Но  что  скажешь  прокурору,  когда  ничего  не  найдешь  у  воров?  Если  нам  показалось  с  усердия,  а  они  -  честные  люди?  Да  и  тем,  что  скажешь? С  ухмылкой  извинишься?  Дескать,  получилось  так  с  перебдения. – Глаза  Курагина,  открытые  теперь  настежь,  излучали  мороз,  усы  топорщились. -  Но  деньги    искать  и  вернуть  государству!



                ____________________   ***   ___________________
       Митька  Кифир  и  карманник  Сова  сидели  за  столом  и  перекидывались  со  скуки  в  картишки.  «Бурили». Они  ожидали  из  «гостей»  к  Сифону  своих  «братанов»,  а  потому  время  тянулось  томительно.
        Сегодня  Фортуна  сидела  меж  ними,  к  обоим  боком,  и  потому  игра  шла  с  переменным  успехом.  Рубли  и  трешки  собирались  в  кучку  то  у   одного,  то  перебирались  к  противнику.
        В  боковушке  старого,  довоенной   постройки,  осевшего  в  землю  каменного  дома  хорошо  натоплено,  воры  сидели  полуголые,  в  штанах  и  майках-безрукавках,  исподом  которых  они  время  от  времени  протирали  потные  лица. Перед  тем  они  поллитровку   продегустировали,  и  теперь  продолжали  то  приятное  дело  со  второй,  прицепом  добавляя  пиво.  Оно  облагораживало  прохладой,  духом  солода  и  сотворяло  ерша.  А  от  него  клонило  в  сон.
        Потому  Сова, широко  раскрыв  зубастую,  с  модной   фиксой,  пасть  и  с  хрустом  потянувшись,  прогоняя  томление,  любопытства  ради  спросил:
        -Ты, Димарик,  помню,  хвастал  одну  бабу  посношать.  Поставил  пистон?
        И  пригладив  мясистое  плечо  с  татуировкой  всякой  дребедени,  глотнул  из  глиняной  махотки  пива.
        - Клавку,  что  ли?  А  как  же?!  Я  слово  держу,  -  невольно  всхохотнул  Кифир,  вспоминая  приятное. -  Отжарил  за  милую  душу! Обещался  чаще  наведываться,  да  не  всегда получается.
        С  Клавкой  Куколкой   время  провел  он  красиво.  Не  пожалел,  хоть  и  въехала  перед  тем  тарелкой  прилюдно  ему  по  макушке. Но  потом,  верно,  струхнула  после  слов  Кифира.  Исподволь  Клавка  установила,  что  приблатненный  хмырь  -  действительно  вор,  не  так  давно   «откинулся»  из  зоны,  а  потому  скучает  по  женскому  сословью. И  еще  вызнала, что   тот  очень  не  жадный,  а  заведя  «долг»,  возвращает  с  хорошим  процентом.  «Перышком»  может  пощекотать  меж  ребер.  Убить  не  убьет,  но  ощущения  оставит  непередаваемые.
       Оттого  Клавка  не  стала  строить  незнакомку,  когда  Кифир  встретил  её  после  смены  у  служебного  выхода.
       - Клавуха!  Привет!  Я  помню  уговор,  и  вот  пришел  и  жду,  но  без  цветов.  Отнять  могут!  -  осклабился  Митька.  Принаряженный  в  пальто-джерси,  с  галстуком  на  белой  рубашке  и  в  шляпе,  он  явно  набрасывал  вид  еще  того  «мущины». -  Да  не  боись!  За  стол  и  за  постель  оплачу  чин-чинарем.
       Распахнул  пальто,  открывая  славянскую  душу.  Под  пальто  гляделся  добротный  костюм,  с  чужого  плеча  и  из  другого  города,  но  впору.  А  еще  новые  туфли  с  блеском  капель  дождя.
       Вообще-то,  выглядел  представительно,  и  Куколка,  узнавая  Кифира  только  по  голосу,  слегка  испугалась,  но  не  расстроилась.  В  любом   разе   мужик  отвечал  её   вкусам  К  тому,  обещал  не  скупиться,  и  она  сказала:
        - Напугал  ты  меня,  Кифир!  Я  думала,  забыл  ты  слова  свои.  Тогда  провожай.  Тьма  какая  и  дождь. Тачку  возьмешь?
        Конечно,  он  перехватил  запоздалого  «левака»  и  доехали  они  быстро,  вошли  в  тепло  однокомнатного  кооперативного  гнездышка.  Квартирку  сгоношила  Клавка  на  пене  от  пива,  при  хлопотах  начальника  райторга.  Тот  любил   отдыхать  тут  душой,  пока  не  перебрался  в  места  на  столько  отдаленные,  что  и  письма  не  доходили. Впрочем,  у  него  была  родная  семья.
       Куколка  жила  одна, как  тут  же  выяснил  Кифир. Дочка  от  доброхота  отправлена  к  бабушке  на  деревню,  чтобы  в  городе  не  набралась  чего  вредного  для  ума.  Училась  бы  под  приглядом  да  вовремя  ела.  И  матери  не  мешала. Такое  обстоятельство  вора  устраивало  со  всех  сторон  и  он  сразу  схватил  быка  за  рога. Едва  девка  успела  снять  плащ  да  шляпку  и  сбросить  сапоги,  как  Митька  загнул  ей  голову,  треснул  ладошкой  по  гладкому  заду  и  завопил:
       - Клавка!  Какая  вещь!  Мягкая  и  большая!  И  это  всё  мое!?
       - Да  ты…Паразит!  Козел  безрогий! Дай  раздеться!  Ванну  принять.  Потная,  на  ногах  целый  день! -  воспротивилась  из-под  него  благим  криком  Куколка.
        И  схватила  за  мошонку,  чтоб  привести  в  чувство.   
        Кифир  матюгнулся,  но  отступил.
        - Ладно. Торопливость  нужна  при  ловле  вошек.  Пойдем  в  ванную.  Я  тоже  аппарат  помою. А  то  и  пристроюсь  там.
        И  точно.  Обождав,  пока  Клавка,  забравшись  в   ванну,  поплескала  теплой  водичкой  где  надо, вошел  следом  растелешенный  и,  ополоснув   причиндал,  торчавший   на  «товсь»,  поставил Куколку  буквой  «гэ»  и  ловко  вставил  достоинство  в  щелку.
       Партнерша  осталась  довольна – Митька  справился  хорошо,  не  подгадил.  Он  сделал  две  ходки:  скорую,  потому  как  с  голодухи,  и  другую  долгую,  затяжную.  У  Клавки  руки  и  ноги  устали,  но  стену  кафельную  удержала.
       Потом  поужинали.  Жратвы  у  хозяйки  навалом  -  работала  на  хлебном  месте.  Выпивка  тоже  не  из  простых,  заграничное  пойло  котировалось  выше  свойского,  и  Клавка  с  чувством  мелкого  куража  открутила  голову    «Наполеону».
       Кифир,  впрочем,  на  наклейки  -  ноль  внимания,  эмоции  мещан  ему  до  Фени.  Всё,  что  надо,  он  мог  взять  в  любом  доме,  укажи  ему  только  объект.  Не торопясь  и  не  внимая  букету  вкусов  и  аромату,  пил  он  французский   коньяк  и  заедал  горячим  мясом,  рыбой  и  сыром, овощными  салатами,  набирал  сил  для  новых  подвигов  в  постели. И  меж  тем  смотрел  с  обожанием  голодного  кота.
        И  когда  перешли  в  постель,  Митька  снова  не  подкачал,  не  обманул  ожиданий  Клавухи.  За  то  она  показала  несколько  оригинальных  поз  в  сношении,  от  простой  «по-офицерски»  до  головоломной  «на  блюдечках».
        Признавая  правду,  надо  отметить,  что  в  этих  делах  Митька  был  дилетантом  и  знал  кое-что  лишь  понаслышке.  В  лагере  он  знал  одну  стойку  - «петуха».  Он  и  Клавке  по  лагерной   привычке  хотел  сунуть  «не  в  ту  лузу»,  но  сдержался. Посчитал  вредным  «опускать»  деваху.
        Зато  напоследок  хозяйка  не  отказала  в  просьбе  и  сделала  минет. За  особый  тариф.
         Уснул  Митька  довольный  и  усталый, будто  побывал  в  зоне  на  мужицкой  работе  -  разгружал  уголек. Утром  он  еще  разок  подмял  Куколку, и  расплатился  деньгами,  четыре  четвертных  бросил  на  стол. И  спросил:
        -Хватит?
        Клавка  довольна, давненько  не  было  так   славно  и  сладко. Она  бы  рада  остаться   при  своих,  только  бы  Митька  пришел  еще  и  еще,  но…жадность  сидела  в  ней  крепко.
        - Ага, -  сказала  она  застенчиво,  и  все  же  с  надеждой  вскинула  глазки. -  Еще  придешь  когда?
        Он  хмыкнул.
        - А  что?  Ты  не  холодная,  задок  шире  мамкина,  есть  что  обнять.  И  все  остальное  при  тебе.  Будут  тугрики,  так   приду.
        - Ты  чё,  Митя?!  Дружбу  на  деньги  не  меряют!  Я  и  без  денег  с  тобой  согласная…Ты  мне  нравишься  тоже.  Или  плохо  тут? -  И  повела  взглядом  по  комнате,  не  перенаселенной  мебелью.
        Митька  стал  иногда  захаживать,  если  деньги  имелись,  чтоб  принцип  держать..  А  вот  в  пивнушку  старался   не  частить.  Боялся  расстроить  себя  живыми  картинами,  когда  многие  мужики  клали  на  Клавку  глаз.  А  иные  и  руки  норовили  пристроить  на  мягкие  места,  когда  бегала  она  между  столиков,  собирая  кружки.  По  воровским  понятиям  Кифир  не  мог  заявить,  что  это  только  его  баба.  На  Клавку  имел  право  всякий,  кто  мог  козырнуть  деньгами.
       Но  Васька  Сова  спрашивал  не  про  Клавку.
       - Нет,  - сказал  он. – Ты  про  ту  бабу  заявлял,  что  Сифону  знакомая.  У  какой  жопа  фонариком,  окорока  и  два  бидона  молока! И  походка  -  футы-нуты,  ноги  стройные,  не  гнуты.
       - Иди  ты?!  -  Вскинул  длинные  ресницы  над  каштановыми  глазами  Кифир. – А  я  подзабыл!  Надо  заняться. Баба  заметная.  И формы   яркие  и  грудь  арбузами.  Вот  братва  придет  с  наколки, потрекаем  и  займусь.  Найду  время.
       Но  время  пришлось  сдвинуть,  а  визит  отложить. Братва  в  тот  день  не  вернулась  с  похода.  Идти  в  милицию  с  допросом  по  поводу  задержки  подельщиков  Кифир постеснялся.  Решил  обождать,  когда  обстоятельства  сами  проявятся.


               
                ГЛАВА  ДВЕНАДЦАТАЯ

                _____________________   ***   _____________________
       Каин  обошел  свою  старенькую  «Волгу»,  побуцал  по  скатам. Забрался  в  салон  и  малость  посидел  за  рулем,  прикидывая,  что  и  как  делать.
       Только  что  позвонил  Стеблов  и  доложил  про  убытие  рефрижератора  с  «куклой»  на  трассу.
       - Как  я  узнаю  машину? Дождь,  грязь  и  скоро  ночь.
       Виктор  Степанович  продиктовал  номер  и  особую  примету.
       - У  него  слева  по  ходу  на  борту  обшивки  недавно  заменили  лист.  Железку  приварили,  а  закрасить, болваны,  не  успели.  Отметина  видная!
        Бугров  прикинул  маршрут  и  решил  соединить  два  дела.  Сопроводить  малость  рефрижератор  и  посетить  в  Луковке  давнего  знакомца,  тоже  теневика. И  еще  подумал  заехать  к  ненаглядной  Ниночке  и  слегка  поразвлечься,  провожая  уходящий  год.  Любвеобильная  Нинон  резвиться  любила  и  хотела  всегда,  но  сдержала   возможность  залежаться  у  бабоньки.  Одним  заходом  от  неё  не  отделаешься,  и  вторым  -  вряд  ли.  А  чтоб  сварганить  третью  ходку  нужно  время. В  душе  он  поматерился  на  обстоятельства  перед  праздником,  но…Сначала  дело,  а  потом  потеха.
        «К  встрече  Нового  Года  уложусь.  И  вся  ночь  в  наступающем  десятилетии  -  наша»! -  положил  себе  адвокат.
        Уже  темно,  но  только  шесть  часов.
        «Шкоду»  пришлось  догонять,  а  обгоняя,  Каин  заметил  в  кабине  грузовика  девку.
        «Шустер  мордоворот!  Уже  бабу  захомутал  и  наверняка  приглядывает  место,  где  бы   с  «плечевой»  развлечься. Это  уж  точно,  он  с  ней  ночевать  пристроится.  А  мне  сторожить,  в  ногах  стоять!  Козел!..Тьфу»! -  сказал  про  себя  адвокат, и,  найдя  первый  же  поворот  на  сельскую  дорогу,  свернул  и  стал  ждать.
        Но  рефрижератор  скоро  прокатил  мимо.  Второй  раз  Каин  обогнал  знакомую  машину  не  понарошку. Фургон  стоял,  впереди - милицейский  «жигуленок»,  и  пастух  дорог  беседовал  с  шофером.
        «Болван!  Нарушил  правила.  Зачем  он  лезет  на  рога»?!
        Теперь  Бугров  ждал  «шкоду»  на  въезде  в  поселок,  вблизи  заправки. Проехал  гаишник,  а  следом  притащился  грузовик.  Тоже  остановился  неподалеку.  Сначала  девка,  а  потом  и  водитель  прошли  к  конторке   заправколонок. Каин  подкатил  ближе, чтоб  понаблюдать  за  театром  действий.  Оказалось  -  вовремя!  Спутница  подопечного  водилы  вдруг  вернулась,  забралась  в  кабину.   Верхний  плафон  оставался  включенным  и  Бугров  видел,  как  рылась  попутчица  в  «бардачке»  и  что-то  разглядывала.  Погодя,  он  понял  её  интерес  и  с  ухмылкой   проворковал:
        «Ай  да  молодец!  А  тот  бугай  думал,  что  ты  дорожная  давалка.  Ну  что  ж,  доложи  начальству, девонька,  про  куклу.  А  я  еще  вам   подыграю.»
       Осталось   проследить  выход  «шкоды»  на  трассу  и  ехать  по  другому  делу.
       В  Луковке  жил  делопут,  что  крутил  многими  тысячами,  и  давно.  Его  Каин  надеялся  сориентировать  и  взять  под   крыло. Столкуются  ли?
       Деятель  левого  бизнеса  встретил  адвоката  хорошо,  с  явной  радостью.
       - Я  сам  как  перст, а  тут  праздник  святого  причастия! Готовлюсь. Нежданных  гостей  жду.  Сын  ли  завалит  случайно, или  вот…ты.  Новый  Год, кумекаю,  самому  встречать  придется. Ну  да  хоть  проводим… Пойдем-ка  на  кухню. Перекусим  и  за  встречу  малость  выпьем…Поговорим.  Ты, я  знаю,  без  дела  не  ездишь. В  Москву  катаешься  частенько.  Видели  наши  люди  тебя  в  стольной, -  приговаривал  Модест  Федорович  Добер,  препровождая  гостя  в  глубину  дома. Скоренько  выставил  посуду,  из  холодильника  деликатесы, бутылку  «плиски».-  Выкладывай,  Георгий  Исаич,  с  чем  приехал? Садись. Знаю,  торопиться  станешь,  а  год  исходящий   проводить  добрым  словом  надо.  Для  кого  он  худой,  а  нам…Будем  здоровы!
       Модест  тянул  навстречу  хрустальную  посуду  с  янтарным  напитком.
       -  Я  с  предложением  явился, Модест  Федорович.  Можно  ли  говорить  у  тебя  откровенно?  Не  слушают  боги?  А  то  времена  идут…Одни  гласностью  тешатся,  а  «контора»,  знай,  пишет.  Остеречься  будет  не  лишним, -  откликнулся  Каин. -  И  за  год  уходящий  дерябнем.  Я  тут  подарок  к  празднику   привез. Коньячишко,  мясные  деликатесы  мужики  нашего  города  сообразили. Мы  знаем,  Фортуна  тебе  благоволит  и  ты  не  бедствуешь,  но  все  же  от  души,  чтоб  знал,  что  помнят  о  тебе.
       И  указал  взглядом  на  «дипломат»,  что  поставил  у  стеночки.
       -  Премного  благодарен! Безмерно  рад  участию, - выпив  рюмку  и  закусив,  заулыбался    хозяин,  меж  тем  включая  телевизор  и  извлекая  оттуда  умеренный  звук. Вернулся  к  столу,  сел. – Всё  как  надо.  Играем  в  шпиёны.
       - Вся  наша  жизнь – игра.  Или  ты  вдруг  понял,  зачем  рожден? –болезненно  скривился  адвокат Бугров.  Посланцу  областного  центра  не  понравилось  легкомыслие  луковского  делопута.  Ходит  за  чертой  закона  и  выпендривается. Нахал!  Из-за  таких  вот  многое  рушится. Но  мысль  продолжил: - А  мы  играем  на  свободу.  Ставка  большая.  Или  не  согласен?
       - Ради  бога!  Всё  понимаю,  но  упрощаю. Суть,  Георгий! Суть  излагай. - распахнул  вопрошающие  глаза  Добер.
       Он  занимал  кресло  директора  горбыткомбината.  Должность  хорошо  кормила  и  позволяла  сплотить  вокруг  нужных  людей.  И  ему,  напротив,  не  нравилась  чрезмерная  осторожность  Каина.  Подумаешь,  адвокатишко!  Бегает  посредником  у  денежных  людей  и  трясется  за  шкуру.  Страна  вон  забурлила,  перемены  кругом  и  полная  воля  играть  в  бирюльки.  Митинги,  кооперативы,  хозрасчет  для  филиалов!  Время  «башли»  добывать!
       Но  Бугров  перебил  его  мысли.
       - Надо  обзаводиться  единой  крышей, Модест  Федорыч. Это  и  есть  суть  нашего  предложения.    
       - Это  как  же?  -  хитренько  прищурился  директор  горбыткомбината, подозревая,  что  его  хотят  охмурить. – Я  тебе  деньги,  а  ты   -  обещания!?  Какая  у  тебя, у  вас  крыша?  От  дождика  не  мокнете?
        - Не  суетись  языком, Модест. Ты  готов  обсудить  ситуацию?  Есть  нужда  выходить  на  оперативный  простор  или  будете  вечно  сидеть  в  этой  Тьматараканов  с  сотней  штук  тугриков? -  одернул  Каин.
       И  бросив   взгляд  на  полную  рюмку,  налитую  для  повтора,  взял  и  выпил.
       -Ты  намекаешь,  что  освоил  Москву? – сказал  Добер, сотворяя  с  выпивкой  подобное  гостю.
       - Всю  Москву  никому  не  охватить. Но  кое-что  имеем, -  кивнул  адвокат.
       Открываться  рано,  а  полностью  выкладывать  карты  он  вообще  не  собирался. Вредно  для  дела. Каждый  должен  знать  свой  участок,  а  уж  он  купно  связать  дело   постарается.
        - Завел  дело  с  тамошними  жидами? – удивился  хозяин,  пробегаясь  пальцами  по  волосатой  груди  в  распахнутой  ковбойке. И  опять  посадил  желчную  улыбку  на  мясистое  лицо.
       - Я  же  не  спрашиваю,  почему  ты  не  подался  в  Израиль,  а  куешь  деньги  здесь? И  вообще,  национальный  вопрос  меня  не  трогает.  Деньги -  да, -  прищурился  Каин,  затягиваясь  дымом  сигареты.
       - И  какой  интерес   вас  повязал?
       - Во-первых,  возможность  любому  из  нас  перебраться  в  столицу.  Вдруг  петушок  в  задницу  клюнет. – Адвокат  Бугров  тоже  ехидненько  улыбнулся. – Во-вторых,  крыша -  возможность  при  шухере  отделаться  малым  испугом. У  воров  практикуется  общак.  Мы  тоже  сгоношили  кассу  взаимопомощи. И  для  оплаты  крыши,  адвокатов,  когда  понадобиться.  Поддержать  на  нарах,  если  уж  совсем  кому  не  повезет.  И  помочь  семье  бедняги.  Это  уж  святое  дело,  помочь  старикам,  женщинам  и  детям.
       - Н-да, от  сумы  и  от  тюрьмы,..- ухмыльнулся  кисло  Модест. Затем  озна-чил  на  лбу  раздумье. – Зарока  давать  нельзя. И  сколько  отчисляете  в  кассу?
       - Половину  дохода.  Мы  так  решили, -  сказал  жестко  Каин. – Не  собирать  же  деньги  в  кубышках  и  затем  над  ними  трястись,  как  вечный  жид. И  потом,  хорошая  крыша  дорого  стоит. Зато  спокойно  спишь.
       - Ну  это  ты  Ваньке  скажи,  про  спокойный  сон!  И  половинку  отстегивать  не за  что?! -  почти  ужаснулся Модест,  переваривая  в  себе   величину  возможных  трат. – Воры  собирают  в  общак  по  десятине!       
       - Мы  не  воры,  а  производители.  И  думаем  ширше   или  ширее.  Как  правильно?  На  перспективу.  А  ты,  выходит,  не  дорос,  оценить  сходу  не смог, -  заключил  Каин,  полагая  снимать  вопрос  с  обсуждения.
       - Тебе  дорасти  легче, -  обиделся  Добер.  – Сам  денег  не  делаешь,  а  в  холуях  ходить  за  такие  башли…И  на  кой  хрен  они  тебя  держат  при  интересах?   
       - Эта  военная  тайна  и  для  меня  загадка. Я,  в  некотором  роде,  у  них,  как  ты  называешь,  холуй,  посредник  или  слуга  за  всё.  И  менты  сначала  выйдут  на  меня,  а  уж  потом…Возьмут  на  цугундер. И  что  они  будут  иметь,  поимея  меня?  Голого  вассера?
       Модест  эту  тираду   поднял  на  смех. Адвокатишко  духарился  напрасно,  в  милиции  свою  работу  знали.
       - Потолкут  яйца  в  ступе  -  выложишь  всё!
       - Но  я  действительно  ничего  не  знаю! – отперся  Каин.  -  Ни  сейфа,  где  деньги  лежат,  ни  блюда  с  красивой  каемкой.            
       - Хм.  А  тридцать  процентов  тебя  не  устроит?      
        Директор  хитрого  комбината  смотрел  на  Каина  с  болью  и  нерешительностью.  Что-то  заинтересовало  в   предложенной   комбинации,  и  все  же  боязно  принимать  решение.  Новое  дело,  оно  чревато…Привык  по  ночам  храпеть,  а  спать  чутко,  а  тут…такие  деньги  отдавать  ни  за   понюшку.  И  хотелось  и  острым  кололось.         
       - Придет  время,  и  десятью  обойдемся  да  еще  перейдем  на  коллективный,  то  бишь,  корпоративный  бизнес. Не  бойся  процентов,  Модест Федорович!  Не  платишь  налогов  государству  и  боишься   экономить  на  параше. Понимаешь,  не  я  устанавливаю  норму  отчислений.  Но  ты  угадал.  В  свою  кассу   мы  откладываем  по  тридцать  процентов.  А  под  большую  крышу  отдаем  от  общей  суммы   в   кассе  половину. Усёк?!  На  той  крыше  сидят  большие  люди  и  аппетиты  у  них  агромадные.  Пойми,  балда,  тем  людям  тоже  приходится  делиться.  В  Москве!  А  она  -  дорогой  город.  Ну  ладно,  поговорили  и  будя.  Пора  мне  и  честь  знать.  Кина  не будет,  кинщик  триппер  прихватил.   
        - А  в  городе  есть  у   вас  крыша?  Намекнуть  хотя   можешь? – не  отстал  завдомом  быта  Добер.   
        - За  дурака  держишь  меня,  Модестушка? Ты  же  не  в  кодле. Ну,  намекну  я  тебе  прозрачно,  а  в  мусорном  движении  тебя  прижмут  к  обочине,  Что  тогда? -  уставил  на  деятеля  районного  масштаба  злые  глаза  Бугров. – Ты  мне  расскажешь,  как  здесь  закручено,  что  башли  собираете  в  кулёчки? Кто  в  твоей  шобле? Ты  взял  под  себя  город? Даже  если  взял,  то  у  вас  наскребется  тысяч  семьдесят  от  силы. И  что  ты  с  такой  мелочишкой  чинишь  допрос?  На  твоем  месте  надо,  задрав  штаны,  бежать  в  новые  сферы. Столбить  себе  участок. Скоро  тесно  станет,  толкаться  будут.
       Модест  Федорович  проглотил  отповедь,  в  молчаливом  раздумье  они  выпилим  еще  по  одной. Затем,  прожевывая  балычок,  хозяин  квартиры  спросил:
       - А  если  я  пойду  под  тебя,  гарантии,  что  не  влечу  на  нары,  кто  дает?
       - Во-первых,  не  под  меня, хотя  знать  будешь  меня  одного. Во-вторых, -  полный  отчет  о  твоих  доходах.  Как  слово  джентльмена,  а  потому  балансвых  гроссбухов  не  потребуется. Дисциплина  у  нас  строгая  и  наказание  адекватное. Это  не  угроза -  условие. Ну  а  в – третьих, сам  понимаешь,  гарантии  даже  твое  естество  в  сортире  не  даст. Прикинь.  Подберется  бригада  следователей -  пахарей  неподкупных. Что  и  вопреки  приказу,  и  бетон,  а  не  только  землю,  долбить  будут. Идейние  люди!  Что  они  тебе  гарантируют,  кроме  срока? -  нажал  голосом  Каин. -  Так  что,  Ваньку  не  валяй.
       - Подумать  время  дашь? Посоветоваться,  наконец,  со  товарищи. Они  тоже  имеют  что-то  сказать.         
       - Как  водится. Куда  нам  спешить?  Месячишко – другой  потерпеть  можно.    
       - Договорились. И  еще  вопросик. Что  ты  лично  с  этого  имеешь,  кроме  забот?  Вопрос,  конечно,  нахальный,  но  куда  выбросить  любопытство?  И  почему  скис?  Я  же  почти  согласился!  -  распахнул  улыбку  Модест,  потирая  плешину. 
       - Так  не  скучно  жить  за  верчением! – поморщился  адвокат. -  Уж  поверь. Дело  расширяем,  забот  больше  и  прибавляется  риск.  А  он -  адреналин!  И  это,  для  натуры  с  авантюрной  жилкой  -  награда. И  вообще,  в  жизни  всякий  поступок  может  стать  бумерангом.  Бросишь  в  кого-то  дерьмом,  оно  к  тебе  возвернется,  кинешь  сотню-другую  нищему,  глядишь,  с  куста  сорвал  сумму  с  процентами. А  скис  я  оттого,  что  не  охота  ехать,  садиться  за  руль,  а  надо. По  нынешним  временам  с  пастухами  на  дороге  связываться…Ну  ты  понял.      
       - Это  верно.  Они  борзеют  и  вы  тоже. Мусора  сало  жмут  с  теневиков,  а  вы  раскручиваете  дело.  Ты,  случайно,  на  службу  к  ментам  не  устроился?  Собираешь  побольше  кучу  башлей,  чтоб  оптом  отчитаться,  секретный   работник?  Сексот! – скаля  зубы,  забавлялся  Добер.
       - Волков  бояться -  в  лес  не  шастать. При  дедушке  Сталине,  судя  по  книгам  и  кино,  воров  шерстили  пожёще  нынешних  умельцев,  а  люди  промышляли.  Как  ни  странно,  но  народ  всегда  хочет  иметь  денег  немного  больше,  чем  есть  в  кошельке. И  такую  вредную  привычку  искоренить  весьма  сложно. Но   стараются.  В  ответ,  мы  берем  новые  технологии  и  методы  конспирации.  А  что  касается  сексота…Я  мог  бы  тебе  врезать  между  глаз  за  нахаловку,  как  говорят  на  нарах, но  воздержусь. Буду  считать, - ты  неудачно  пошутил. За  слова,  дорогуша, люди  всегда  несли  ответственность.  Оно  ить  не  птичка…Ну,  посошок?  Мне  б  поторопиться.  Еще  дела  впереди.            
       И  затем  поднялся  над  столом,  махнул  ладошкой -  сделал  ручкой.  Пожимать  руку  не  стал.  Каин  уверен  был,  что  Модест  примет  решение  нужное  для  всех.  А  что  до  обиды  за  слова...Его  многие  обижали  и  часто.  Ветер  воет,  а  караван  идет.


                _____________________   ***   ____________________
       К  Мамоне  Кифир  заглянул  под  самый  конец  года,  решив  совместить  приятное  с  полезным.  Пошарить  по  заначкам  деловой  шмары  и  заодно  отодрать,  то  бишь  совокупиться.  Полагаясь  на  обаяние  и  неотразимость  натуры.
      С  утра  последнего  дня  года  он  сопроводил  Нину Андреевну  Мамочкину  на  работу,  проехавшись  в  одном  троллейбусе,  а  затем  вернулся  к  дому  и  проник   в  квартиру.
      Гнездышко  оказалось  «ничтяк»,   метров  на  двадцать  с  отдельным  туалетом  и  ванной,  с  балконом. Интересных  шмоток  Митька  не  нашел,  какие  быстро  можно  сбагрить  перекупщикам  за  приличные  «башли»,  а  вот  самих  тугриков  и  золотишка  насобирал,  сверх ожиданий, прилично. От  эмоций  пришла  даже  мысль  смыться,  оставив  на  потом  возможность  посношаться.
      Но  в  холодильнике  нашлась  бутылка  водки  и  хорошая  закусь. Даже  его  любимый  кефир  для  запивки! И  вор,  употребив  пару  раз  по  полстакана  живительной  влаги, пришел   в  хорошее  расположение  духа  и  решил  одно  дела  на  два  не  колоть.         
      «А  что? -  подумал  Дмитрий  Николаевич  Шевчук  и  вор-домушник  в  одном  лице,  поглядывая   на  экран  включенного  телевизора  и  прихлебывая  кефир. -  Ну,  поснашаю  её  маленько. Пойдет  она  жаловаться?.. Не  должна  бы.  В  её  положении  сказать  надо  спасибо.  Пришел,  и  выручил  по  бедности  мужиков.  Одного  члена для  такой  бабы  наверняка  мало  будет. А  «рыжье»  и  башли   наживет.  Зашибает,  если  прикинуть, она  завидно. Голодная  не  останется». 
       Так  и  решил  Митька   Кифир  и  дождался  хозяйку,  сидя  на  стуле   у  «ящика»  с  отключенным  звуком.   
       Она  пришла,  как  и  предполагал  вор, с  наступлением  сумерок. Перед  праздником  трудовой  народ  обычно  отпускали  раньше.  А  женщин,  тем  более, им  еще  по  магазинам  пробежаться,  да  по  дому  крутиться. И  готовить  праздничный  стол.
       Когда  услыхал  Кифир,  что  в  замке  царапается  ключ, то  тут  же  выключил  телевизор  и  спрятался  за  дверь. Он  остерегался,  как  бы  бабонька  не  явилась  с  хахалем.
       Мамона  хлопнула  дверью и  повернулась  к  вору  лицом. Кифир  стоял  у  вешалки  и  нахально  лыбился. Нинон  хотела  закричать, и  успела  распахнуть  ротик с  белыми  зубками.  Но  Митька  нажал  на  кнопку  выкидного  ножичка  и  ткнул  лезвие  в  белую  шею.    
       - Цыц, мадам! Не  надо  рыпаться. У  меня  к  вам  разговор. Я  не  буду  делать  больно.
       И жестом,  приказав  сбросить  пальто, повесил  на  крюк. Затем  пригласил  к  столу,  прихватив  хозяйственную  сумку  с  продуктами,  притащенную   Мамоной.
       Ниночка  плюхнулась объемным  задом  на стул  и  смотрела  на  вора  с  великим  страхом. Лицо  её,  минуту  назад  с  холода  розовое, теперь  побелело  до  мертвенности.
       - Вв-вы  кто?  -  прошептала  она,  слегка  заикаясь.
       - Вор,  -  просто  отрекомендовался  Дмитрий  Шевчук,  не  снимая  с  лица  ухмылки. - Обыкновенный  советский  вор-домушник. – Он  убрал  в  карман  нож  и  оглядел  свой  наряд. Ничего,  всё  нормально. Даже  галстук  нацепил  для  представительства,  хотя  удавки  терпел  с  трудом. Дубленку  он  еще  раньше  снял  и  повесил  у  двери. -  Я,  с  вашего  позволения, нормальный  мужик  и  готов  удовлетворить  всякие  желания  такой  красивой  женщины.  Я  у  ваших  ног,  мадам!
        И  он  галантно  поклонился.         
       - Вы  хотите…- она  перевела  дух  и  облизала  губы.  -  Но  у  меня  есть  мужчина!
       - Ну  что  за  отговорки,  мадам?! Несколько  минут  восторга  для  вас  и  меня,  которые  мы,  возможно,  будем  вспоминать,  как  о  минулом  счастье. При  чем  тут  какой-то  мужчина?!  Он  даже  не  муж  вам. Только  ваше  согласие,  мадам!  Добровольное,  прошу  заметить. Насиловать  не  в  моих  правилах. Нет  сладости  в  акте, -  сказал  Дмитрий  Шевчук. -  Признаюсь, меня  могут  ревновать. Даже  больше! Вам  могут  расписать  личико  ногтями  и  вырвать  один-другой  клок  таких  чудесных  волос.  Если  узнает  моя  подруга  о  нашей  романтической  связи. Но…Вы  мне  нравитесь! Я  не  могу  устоять  перед  искушением,  а  в  жизни  многим  приходится  жертвовать. Это  судьба,  мадам!
       Он  выставлял  последний  довод.
       - А  если  я  откажусь  подчиниться  воле  судьбы?  -  Нина  Мамочкина  потихоньку  осмысливала  ситуацию,  приходя  в  себя.   Вымаливая  милость, вор   давал  время.          
       Близился  поздний  вечер  и  скоро  заявится  Георгий. Надо  было  играть,  а  уж  обстоятельства…
       - Мадам!  Я  же  заявлял,  что  не  стану  насиловать. Но  если  мной  пренебрегают,  я  объявляю  вендетту. Я  вор-домушник, мадам. В  ваше  отсутствие  пришлось  пошарить  по   заначкам  в  серванте  и  прочих  местах. Вы  неплохо  живете.  Но  здоровье,  мадам! Где  взять  потом  здоровья?!  И  ваш  цветущий   вид…Такой   портрет  жалко  портить!  А  что  делать? 
       - Мне  раздеваться? -  спросила  Мамона,  разглядывая   вора  уже  с  некоторым  интересом  и  с  разбуженной  дерзостью. О  деньгах,  найденных  вором,  она  почему-то  не  думала. -  Или  сначала  перекусим? Вы,  я  гляжу,  времени  даром  не  тратили, а  я  со  службы. Весь  день  в  заботах. Мне  неплохо  бы  восстановить  силы  для  предстоящей  забавы  с  вами.
       - Вы  деловая  женщина, мадам! И  слегка  вульгарная,  как  выражаются  интеллигенты. Но  вы  правы,  не  стоит  торопиться. Я  простой   вор, мало  образованный,  но  слегка  начитанный. На  зоне  любил  посидеть  в  сторонке  с книгой. Потому  я  поддерживаю  идею  подкрепить  силы и  даже  слегка  выпить. В  холодильнике  есть  шампанское,  а  в  вашей  сумке  я  видел  коньяк. Да  и  водка  осталась.
       Они  сервировали  стол. Кифир  галантно  помогал  хозяйке:  резал  хлеб  и  закуску, расставлял  приборы  и  не  упускал  случая  бросить  вожделенный   взгляд  на  соблазнительные  формы  Нинон. Впрочем,  иногда  не  сдерживался  и  касался  руками  ягодиц  или  налитой  груди.  Припасть  с  поцелуем  не  осмеливался. Тогда  он  не  смог  бы  сдержать  желания,  а  насиловать…Домушник  дал  слово  силу  не  применять,  загодя.
       Затем  они  ужинали  и  напряжение  чуток  снял  алкоголь.  Бабенка,  видать,  смирилась  с  неизбежным  и  фортелей  не  выкидывала.  И  даже  была  любезной.  Потом  она  всласть наревется,  когда  кончится  его  визит.  Конечно,  потерять   неплохие  деньги  всем  неприятно.  А  вот  невинность…В  том  смысле,  что  навязали  необходимость  ложиться  под  мужика…Но,  может,  угодит,  и  она  останется  довольна?  Без  греха  и  досыта!  Но  за  деньги…Вон  Клавка  Куколка  теперь  без  денег  его  принимает  всегда.  Правда, раньше Клавке  платил  он.
       Так  думал  Дмитрий  Шевчук.
        Мамона  же,  перебирая  многие  варианты, вдруг  вспомнила  один  и  тут  же  успокоилась. Ах,  какой  болван,  этот  симпатичный  вор!  Зачем  он  угрожал?!.. Она  тоже  могла  мстить  за  обиды.  Когда-то,  на  такой  случай,  её  наставил  Егор  и  теперь  пришло  время  воспользоваться. Нужно  только  собраться,  унять  нервы  и  действовать  хладнокровно.
       Они  порядком  опустошили  стол,  когда  Митька  Кифир  обмахнул  салфеткой  губы  и  улыбнулся.
       - Что ж, мадам,  приступим  к  делу.  Поцелуемся  для  начала.
       Мамона  взглянула  с  искренним  смехом.
       - Куда  вы  торопитесь,  молодой  человек?! Успеется  всё. Мне  надо  смыть  помаду  и  принять  душ. Я  интеллигентная  женщина  и  не  привыкла  ложиться  в  постель  грязнулей. Потерпите  же  пять  минут!
       - Хорошо,  мадам. Но  помните, -  уже  вечер. И  нам  могут  помешать непрошеные  гости. А  тогда…Мне  не  хотелось  бы  иметь  свидетелей, -  сказал  вор  со  значением.      
       Нина  Андреевна  скрылась  в  ванной,  и  шум  воды  слегка  взволновал  воображение  Кифира. Он  представил  хозяйку  нагишом, с  её   формами  Венеры,  слегка  пренебрегшей  диетой.  Вор  заскрипел  зубами,  сдерживаясь,  чтоб  не   ввалиться  и… заломать.
       Она  оправдала  его  ожидания. Вышла  из  ванной  в  распахнутом  голубом  халате с  длинными  рукавами, разведя  руки  и  являя  прелести.  Взгляд  домушника  метнулся  в  промежность.
       - Хороша  я,  гостенёк? -  улыбнулась  бабонька, приближаясь,  неся  ему  круглые,  полные  груди,  из  каких  глядели  темные  соски.
       - О, мадам!  Вы  прекрасны! -  успел  восхититься  Кифир.
       И  тут  же  ударила  в  лицо  тугая, веером  струя,  забила  ноздри  и  вышибла  сознание. Едва  не  опрокинув  стол,  он  грохнулся  на  ковер.
       Егор Бугров припоздал  совсем  немного. Вернее,  попал  к  развязке.  Он  вошел,  открыв  квартиру  своим  ключом.  И  понял  всё, как  говорится,  с  полувзгляда.
       Каин  обшарил  карманы  вора,  выкладывая  на  столешницу  деньги  и  золотые  побрякушки  Мамоны, личные  вещи  домушника.  Внимательно  ознакомился  с  временным  паспортом.
       «Дурак  или  как? На  кой  хрен  таскает  ксивы?.. Ворье  пошло  захезанное», - подумалось  адвокату.
       И  объявил:
       - Вор. Недавно  откинулся  с  зоны. Глаз,  наверно,  положил  на  твою  хату. Ну  да  ладно,  разберусь  позже. Память  у  меня  хорошая, адрес  запомню. В  Камброде  живет.  Давно  он  у  тебя?
       - Я  пришла,  он  был  в  квартире.  Хотел  взять  меня  с  ножом.
       Только  теперь  Мамону  стала  трясти  лихоманка.  Она  торопливо  оделась и  даже  натянула  теплую  кофточку.
       - Парень  фартовый, красавец, - сказал  Каин. -  Этот  мог  отодрать  знатно. Пришлось  пообещать?...Ну  да  хрен  с  ним.  Вызываем  милицию?
       - Только  не  это! -  испугалась  Нинон. -  Начнутся  допросы,  толки  соседей.  Насилку  ему  не  пришьешь. Вор.  Он  не  лазит  по  квартирам  просто  так…Выбирает.
        - Отчасти  ты  права. Покуда  он  только  вор…Тогда  придется  спустить  с  балкона. Свалился. А  к  кому  лез…Останется  цел,  вспомнит.  Бог  пощадит,  значит,  испугом  отделается.  А  кости  срастутся,  он  молодой.  Ну-ка,  открой  на  балкон  дверь.         
        И  легко  взял  грузного  Кифира  под  мышку,  выволок  на  воздух  и  перебросил  через  перила  балкона.
        Каин  старался  толкнуть  его  подальше, чтоб  не  упал  на  асфальт  вдоль  цоколя.  И  увидел,  как  шлепнулся  плашмя  домушник  в  размокшую  землю,  а  дождь  тут  же  принялся  его  обмывать.



                _____________________   ***   ___________________
       Заполучив  под  руку  старлея  Травкина,  Каин  регулярно  выплачивал  мен-там  жалование,  но  оставлял  без  дела.  А  теперь,  когда  в  голове  сложилась  некая  картина, он  пригласил  Гришу  Травкина  на  разговор.
       Встречу  адвокат  назначил  в  столовой,  что  находилась  неподалеку  от  места  работы,  в  обеденный  перерыв.  В  этой  харчевне Бугров  действительно  частенько  подзаправлялся. Хлебал  горячий  супчик  или  ушицу,  борщ,  обожаемый  особо.
       Егор  Исаевич  к  назначенному  часу  оккупировал  угловой  столик  в  глубине  зала  и  уставил  блюдами  на  четыре  персоны.  Старлей  явился  минута  в  минуту, скорым  взглядом,  с  порога  увидел  нужного  человека и  без  раздумий   прошел  к  столику.
       - Еще  кто  будет? -  спросил  милиционер,  усаживаясь  по  жесту  Каина  на  стул  спиной   к  окну.
       - Товарищи  попросили  сделать  заказ,  но,  боюсь,  не  успеют.  А  нам,  если  что,  за  добавкой  не  бегать. И  лишних  ушей  не будет.  Приступим,  помолясь,  к  трапезе.  И  меж  тем  поговорим.
       - Потолкуем, - кивнул  работник  медвытрезвителя,  внимательно  оглядывая  адвоката,  а  затем  стол. -  Насухо  будем  решать  дела?
        - Общественное  место. Так  что,. .в  другой  раз,  если  приспичит. Ты  готов  слушать?      
        - Я  как  пионер.  Валяй,  -  ухмыльнулся  Григорий  Травкин,  отмечая  жесткость  взгляда  наперсника  и  грубую  лепку  лица.
       «Вишь  ты! А  только  что  смотрелся  добряком».             
       Но  сначала  он  похлебал  супчика,  с  овощами  и  с  курицей.  При  смене  блюд  Каин  спросил:
       - Твои  люди  жизнью  довольны?  В  смысле:  зарплатой  со  стороны.
       - Еще  бы!  Как  с  куста  деньги  срывают, -  отвечал  старлей.         
       - Это  нормально.  А  от  безделья  не  притомились?  -  Каин  позволил  себе  улыбочку,  слабенькую,  без  ехидства,  будто  рассеянную.
        Преображенное  лицо  адвоката  у  Травкина  вызвало  симпатию,  но  с  иронией.  Он  усмехнулся  в  ответ  и  качнул  головой.
       - Зануда!  Ты  приберег  нам  работу!
        - Кто-то  же  должен  о  вас  думать.  Вот  я  и  прикинул,  что  вы,  пожалуй,  сможете  решить  парочку   задачек,  которые  возникли  у  меня   по  ходу  жизни. – Каин  смахнул  салфеткой  улыбку  и  в  упор  взглянул  в  серые  глаза  собесед-ника.– Возьметесь?
       -Так  харчишки  надо  отрабатывать!  И  если  в  пределах  разумного,  то  куда  нам  податься?
       - Тогда  слушай.  Возьмешь  своих  ребят  и  съездишь  на  улицу  МЮДа,  сорок  один.  Есть  такая,  не  удивляйся.  Попробуй  использовать  машину  своего  ведомства.  Будто  вызвали  на  пьяный  дебош,  но  ошиблись или  что-то  там.  Никого  трогать  не  надо,  но  к  тамошнему  народу  приглядитесь. Кто  и  что?  Они  воры, из  того  и  исходи.  Если  на  рога  не   полезут -  ехай  обратно,  а  возникнут  -  рога  обломай,  кидай  в  машину  и  волоки  к  себе.  Трезвые  они  вряд  ли  будут,  а  потому  помогут  тебе  с  планом  посещений  в  выхмелителе.  Ну  и  по  пути,  если  твои  бугаи  посчитают  им  ребра -  тренировка.  Но  не  переборщить.  Особо  приглядись  к  Шевчуку  Дмитрию  Николаевичу.  Он  там  живет,  молодой  еще,  но  когда  старших  нет,  его  могут  выбрать  «папой».  Он  недавно  откинулся  из  зоны.  Так  что,..-  Адвокат  подержал  паузу.
        - Всё  понял.  Сделаем,  как  в  лучших  домах  соседней  деревни. Работа  простая,  привычная.  За  неё  государство  платит,  а  потому  совесть  замордовать  может, -  заверил  с  ухмылкой  старлей,  удивляясь  заданию.
       «Я  принял  его  за  шпака  с  белым  воротом,  а  он,  никак,   из  родной  ментовки.  Чужими  руками  свою  разработку  крутит.  Или  нас  проверяют?!  Занятно.  А  за  какой  хрен  башли  такие  сколько  кидал?  Надо  поаккуратнее,  если  что».
        - А  чтоб  совесть  вас  не  шпыняла,  еще  один  тебе  ребус, -  прервал  его  размышления  Каин.  И  задание  то  поразило  Травкина  сильно.  -  У  тебя  есть  в  милиции  знакомые  из  Октябрьского  бэхасэса?
        - У  меня  кругом  есть  люди,  которые  подают  мне  руку.      
        - Ну-ка, укажи,  кто  там  с  головой  есть,  которая  варит. Приведи  пример, - попросил  адвокат,  принимаясь  за  компот.
       Бывший  сотрудник  УГРо  перечислил  пять-шесть  фамилий. Бугров  остановился  на  двух.
       - Курагин  толковый  мужик?  Кто  такой  капитан  Володин?
       Володиным  заинтересовался  Каин  особо.  Разглядев  как-то  за  собой  «хвост»,  он  узнал  и  фамилию  борзого.
      Послушав  информацию,  прикидывал   варианты, раздумчиво  оглядывая  зал.  Отвлекся  на  двух  интеллигентного  вида  ханурей  за  соседним  столиком, употреблявших  из-под  полы  водчонку. Закусывали  те  махом  ладони  да  горчичкой  с  хлебом.
       Один  другому  громко  шептал:
       - Не  досказал  я,  Валёк!  Хреновина! Экстрасенс  тот  возьми  и  скажи.  В  Америке,  говорит,  ошиблись,  что  Кеннеди  грохнули,  а  в  Союзе  другую  сотворят,  не  уберут  генсека!  А  он  всех  в  говно  усадит! Вишь, лишает  народ  выпивки!
        - Пошел  ты  со  своим  экстрасенсом!  Их  щас  развелось!
        - А  как  относится  к  тебе  Курагин? -  спросил  адвокат.
        - Да  никак.  Я  его  знаю,  а  он  меня  -  нет. Мужик  аналитического  склада, хитрый,  начальству  зад  не  лижет.      
       - Что  из  себя  - Терещенко?  Мусор  или  мент?
       -  Если  на  вскидку – мусор. Жук  и  стратег,  как  в  кресле  усидеть. Такое  я  слышал. Доклады  сочинять  мастер,  когда  нечем  хвастать.  Ну  и,  на  чужом  горбу…Так  то  доля  любого  начальства, - усмехнулся  Травкин,  заканчивая  с  обедом  и  оглядывая  зал.      
       - Чуток  подробней  о  Володине. Его  ноги  кормят  или  и  в  голове  порядок?  Мне  показалось,  шустрый  малый. Нюх  хороший?
       - Этот, пожалуй,  больше  мент.  Взятку  не  возьмет.  Но  эгоист,  насколько  я  помню. Самоуверен,  самовлюблен,  отличался  усердием. Всё  при  нём. Но  и  задницу  нужную  лизнуть  мастер, -  констатировал  старлей.         
       - Значит,  если  ему  подкинуть  информацию,  он  ею  не  поделится,  покуда  не  удостоверится, что  не  деза?  Мда.  Впрочем,  мелкая  сошка.  Он  капитан  по  годам?
       Каин  допивал  компот  и  провожал  взглядом  соседей,  наладившихся  вон  из  заведения.  Взаимно  вежливы,  они  заплетались  языками  и  роняли  стулья.
       - Володину  лет  тридцать  или  около. Погоны  капитана  ему  в  самый  раз. Он  тебе нужен  зачем?               
       - Нет,  его  фигура  отпадает, -  задумчиво  проронил  Бугров.  И  подложив  кулак  под  твердый  и  квадратный   подбородок,  опираясь  локтем  на  столешницу, пояснил: - Со  жмотом  трудно  работать. А  вот  с  Курагиным  можно  поделиться.  Стопроцентный  мент.  Про  него  сам  знаю. Ты  сможешь  выйти  на  него  напрямую? По  телефону,  разумеется.  Из  автомата,  чтоб  не  засекли.
       - Тогда  только  домой  звонить. А  чего  сам  не  звякнешь? -  улыбнулся  старлей.         
       - Мой  голос  можно  идентифицировать, а  это  вредно  для  комбинации, -  признался  Каин. – А ты  скажешь  вот  что.  Убедишься,  что  у  аппарата  именно  Курагин  и  скажешь:  касса  у  Кирюшина.  Подполковник  знает  его  и  поймет  про  кассу. Пожалуй,  он  обрадуется  информации. Но  сам  не  засветись.  Им  захочется  установить, откуда  твои  обширные  познания. А  на  кой  ляд  им  знать,  а  тебе  -  проблемы?  Уболтал?
       - Когда  исполнить?      
       - Звонить  можешь  в  любое  время.  Обедает  дома  Курагин -  звони  сейчас.  Пойди  к  автомату  и…А  на  улицу  МЮДа  в  свое  дежурство  съездите.      
       В  тот  же  вечер  старлей  Травкин  набрал  номер  домашнего  телефона  Курагина. Когда  услышал  в  трубке  мужской  баритон,  уточнил:
       - Николай  Терентьевич?  Я  правильно  попал?
       - Он  самый. А  кто  тревожит?
       - Кто  говорит,  то  неважно.  А  вот  что - говорит! Вас  порадует,  если  я  сообщу,  что общак  у  товарища  Кирюшина? – Как  старый  оперативник,  Григорий  Валериевич  Травкин  слегка  изменил  голос, гундосил, придавив  пальцами  нос.
       Его  интересовала  реакция  подполковника  на  «наколку»  и  потому  Травкин  не  тотчас  повесил  трубку.  Курагин  же  у  себя  в  квартире  посопел,  видно  прикидывая  информацию  на  свою  работу,  потом  спросил:
       - Ну  и  что  из  того?
       - А  ничего! -  рассердился  старлей. – Тебе  дали  наколку, так  пользуйся.  А  не  нужна, - закрой  хавальник!
       И  повесил  трубку. Беседой  он  остался  недоволен.  Курагин  никак  не  выразил  заинтересованность, а  Травкин  хотел  то  знать.  Почти  из  праздного  любопытства,  правда,  на  всякий  случай.          
      Второе  задание  старлей  выполнил  со  своими  «волками»  во  время  дежурства.
       Когда  стемнело,  на  «газике»,  оснащенном  крестами,  поднялись  по  кремнистым  дорогам  на  Верхнюю  Весёлую,  нашли  улицу  и  нужный  дом. В  доме  гуляли, уже  от  калитки  услышали  музыку  и  громкие  голоса.
        В  старом,  но  крепком  еще,  из  мергеля  пятистеннике,  в  большой  горнице  дым  папирос  и  пыль  коромыслом.  Один  плясал  «цыганочку»,  другие  сидели  за  большим  столом  с  канистрой  с  пивом  в  центре,  играли  в  карты.  В  «очко». Горка  денег  лежала  возле  банкомета,  и  тот  возглашал:
       - Бита -  есть,  бита -  есть,  утром  встанешь  -  не  хрен  есть! Деньги  ваши,  станут  наши! У  меня  двадцать,  братишка,  ваши  не  пляшут!
        На  ментов-мусоров  не  обратили  внимания,  даже  головы  не  подняли.  Надо  бы  заорать,  но  Мартехин  прошел  к  столу, и  прихватив  в  грабарки  канистру,  прямо  из  скважины,  нацедил  себе  в  брюхо.  Сколько  вошло. Поставил  посуду  на  место  и поинтересовался  у  удивленной  публики.
       - Трезвые  есть  или  все  уедем?!  И  почему  кипиш  малый?!  Базлали, у  вас  поножовщина!
       - О, братва!  Мусор  на  хате!  Откуда  взялся,  кто  пустил?! -  подал  голос  кто-то  из  тех,  кто  долго  соображает.            
       Сержант  Мартехин  стоял  рядом.  Потому  просто  опустил  кулак  на  забубённую  головку.  Тот  свалился  кулем  на  пол.
       В  углу  кричал  голосом  Высоцкого  магнитофон. Малец  из  приблат-ненных  все  еще  выделывал  перед  ним  па  «цыганочки».  Мартехин  гаркнул,  и  маг  вырубили.          
       - Документы  готовь,  шпана! -  приказал,  вошедший   позже,  Григорий  Травкин.
       Исключая  Васьки  Совы,  в  доме  оттягивалась  воровская  поросль. Васька  и  спросил,  разувая  пьяные  зенки  на  пухлом  лице.
       - Начальник! Почему  кипеш? Чем  люди  провинились? Сидим  тихо,  маленько  выпиваем.  Так  на  хате,  и  -  пиво!
       - Документы,  я  сказал!  И  хозяина  сюда! -  грозно  повторил Травкин,  и  указал  в  пол  пальцем.
       - Какие  ксивы?! Начальник! Мы  в  гости  пришли. У  Димки  Кифира  сидим. А  его  нету. Думали -  дома,  а  он  в  больничке.  Ребра  сушит.
       - Гуляете  без  хозяина? В  чужом  доме. Не  хорошо. И  еще  ворованное  обмываете.– Теперь  старлей  указал   на  маг.
       - Ты  что,  начальник?! Нахаловку  шьешь.  Чтоб  мы  кого  обули! -  в  кото-рый  раз  гнул  своё  Васька  Сова.
       - Обули,  вижу. Соня  вон  ворованная  в  розыске  давно.  У  нас  ориентировка…Станем  шмон  устраивать?!  Вот,  что,  шарамыги. Мне  план  выполнять  по  количеству  пьяных  голов. Есть  предложение.  Едем  все  в  мою  контору,  ночуете, а  утром -  по  домам.  Отказ – другая  картина!  Шьем  дело  по  воровской  статье  на одной  дачке... Подай-ка  магнитофон  сюда! – Старлей  протянул  руку  и  выждал,  пока  шпана  исполнила  команду. -  При  другом  раскладе  вы  получаете  срока,  а  я  -  благодарность…Так  что,  добровольцы  есть освежиться  холодной   водой?  Тогда  строем  в  машину!
       - Наша  не  пляшет,  начальник. Вези  ночевать, - проронил  Сова,  понурив  голову,  и  первым  шагнул  к  выходу.
       Воры  переспали  в  медвытрезвителе  и  тем  отделались.  Магнитофон  «сони»  старлей  Травкин  оставил  у  себя.  Отчитываясь  о  проделанной  работе  перед  адвокатом  Бугровым,  про  двухкассетник  промолчал.  Григорий  Травкин  еще  на  улице  МЮДа  догадался,  что  вышел  на  компанию,  что  поживилась  у  барыги  Пузыря. Выходит,  базарного  начальника  Веретенникова  пощипали  они  зря.            
       «А  и  хрен  с  ним! Они  денег  много  нахапали,  насобирают  еще, -  успокоил  себя  Травкин. – Воров  вот,  пожалуй,  поделиться  не  уговоришь. Ладно,  потолкуем  потом  с  ребятами.  Адвокату  о  том  ни  гу-гу».         
       И  рапорт  отдал  общими  словами.
       - Добро, -  сказал  Каин,  выслушав  старлея  Гришу  и  оставшись  довольным  делом. – Отдыхайте. Работу  вы  сделали  хорошо,  в  пределах  возможного.  Об  одном  попрошу: не  занимайтесь  самодеятельностью.  Как  бы  вам  ни  хотелось.  Сидите,  как  прежде,  тихо.
       Адвокат  предупредил  на  всякий  случай,  но  получилось -  угадал  тайные  мысли  старлея.  И  тот,  поразмыслив,  решил  совета  послушать.             

               
                ____________________   ***   ____________________
       Колесо  жизни  вертелось,  опергруппа  добыла  кое-что  на  прослушке  и  на  стол  полковника  Терещенко  легла  бумага  с  данными  на  жлобов,  которых  можно  брать  за  жабры.
       Тот  пробежался  по  тексту  глазами,  повел  взгляд  на  потолок, в  изнеможении  зажмурился.
       - Постарались!  Ну  что  вы  старались?!  Это  же  чистой  воды  липа! -  И  вызверился  на  майора  Зинченко,  который  принес  результат,  как  старший  группы. – Выдь, погуляй!  Через  часик  явишься. Я  обдумаю,  что  станем  делать  с  этим  дерьмом.         
       Он  брезгливо  ковырнул  пальцем  бумаги  в  папке.
       Зинченко  зашел  через  час.          
       - Я  обзвонил  кого  надо,  чтоб  спасти  вам  честь  мундира…Выбраться  из  ямы.  Работнички!  Тех  жуков  надо  засадить  крепко,  лет  на  десять! А  вы…постарались!  Сколько  сидите  на  хвостах  и…провалили  дело. Там  члены  партии,  члены  бюро  горкома! Как  их  взять  с  вашей  филькиной  бумагой!?  Пойдешь  в   общий  отдел обкома  партии  к  товарищу  Кирюшину. Я  созвонился. Он  выслушает  твои  доводы,  почитает. -  Полковник  опять  с  небрежением  толкнул  папку. -  По  большому  счету  покажешь  ему  записи  разговоров.  Но  это  уже  на  крайний  случай.  Сам  понимаешь,  прослушка  -  действо  противозаконное. –Это  всё,  что  могу…Надо  же  как-то…Иди!         
                Полковник  переходил  с  ора  на  доверительный  тон,  и  Зинченко  поджимал  подбородок,  понимая,  что  его  подставляют,  играют  по  своим  правилам.      
       Терещенко  это  тоже  хорошо  понимал  и  был  доволен.  Он потому  и  послал  к  Кирюшину  «сявку»  в  таком  раскладе,  чтоб  дело  угробить  на  корню.   
       Но  майор  прежде  подался  к   Курагину. Ему  он  доверял  полностью,  уважал  тоже  в  полной  мере  и  мог,  в  конце  концов,  получить  дельный  совет.      
       - Чего  невесел,  майор,  чего  голову  повесил?  - вопросил  подполковник,  едва  взглянув  на  Зинченко. -  Отшил  начальник  с  делом   шитым  белыми  нитками?  И  куда  послал?   
       - Лучше  бы  куда  подальше,  а  то  -  в  обком.  А  там  гуси  защиплют, -  проронил  майор,  грузно  опускаясь  на  стул. – Что  делать?  Ребята  так  старались…    
       - Ворье  нынче  умное  повелось.  Сплошь  грамотное, -  будто  вздохнул  Курагин,  чуть  пошире  разжмуривая   один  глаз. – У  них  высшее  образование, а  у  нас  -  диплом  с  высшим  образованием. Улавливаешь  разницу?  Как  учились?  Мы  нахрапом  привыкли  брать, Наум  Серафимыч, потому  и  результат  говяный.  Ну, ну,  тебя  это  не  касается. У  тебя  и  знания  есть, не  только  диплом  о  среднем…Но  Володин  тебя  обставляет. У  него  и  диплом  с  высшим,  и  хватка  другая.  Его,  вишь,  в  обком  на  съедение  не  послали.    
       - Я  к  тебе  не  за  утешением  пришел.  И  соревноваться  в  хватке  с  Володиным  не  собираюсь. Ты  начальник,  тебе  виднее, у  кого  ум,  а  у  кого  диплом, -  взъерошился  Зинченко,  сооружая  на  одутловатом  лице  мину страдания. - Что  присоветуешь?  В  обкоме  могут  носком  ботинка  такого  пенделя  втулить,  а  то  и…несоответствие  внушить.  Не  прикидываешь  такой  крендель?      
       - Прикидываю,  дорогой  Наум.  Чтоб  дело  сохранить,  я  тебя  подсунул  Терещенки,  а  тот  тебя  швырнёт  в  объятия  обкому. Расшумится  обком -  исполнять  нам.  Скажем:  бусделано. А  сотворим  по-своему.  А  самому  идти  на  амбразуру  - сразу  сгубить  дело,  а  мне  пропасть.  Лично  вышвырнет  из  органов,  когда  взъярится  на  нашу  работу.  И  к  прокурору  прежде  не  попрешься.  Отфутболит  туда  же.  Он  дока  и  свой  дизель  не  подставит.  Только  тебе  страдать,  Наум.  Но  знай  и  помни:  мы  их  сделаем! Рано  или  поздно,  а  правда  за  нами!
        Майор  ошалело  рассмеялся.       
        - Успокоил,  товарищ  подполковник! Безмерно  благодарен!      
        - Вот,  вот!  А  в  благодарность  прихвати  в  карман  диктофон  с  кассетой  минут  на  сорок  пять! Пускай  втихую  покрутится.  Ты  хоть  знаешь,  что  за  член  тот  Кирюшин,  к  кому  тебя  послали?!  То-то! А  он  шельмец.  Большой  шельмец!  Вот  и  сходи  к  нему,  иди  смело.  Я  потом  покажу  тебе  такой  матерьяльчик,  что  тебе  небо  с  овчинку  покажется.  Вот  тогда  станешь  потеть.  Ладушки?  Ну  и  ступай  с  этим,  с  богом!
        Майор  поплелся  на  прием  к  обкомовскому  чину.  Кирюшин  продержал  милиционера  в  приемной  около  часа, а  затем  приказал  пригласить  постоять  у  стола.  Зинченко  стоял,  а   заведующий  общим  отделом  сидел. Бумаги  смотрел  без интереса,  морщил  нос  и  кривился. Потом  протянул  руку.
         - Полковник  говорил  про  кассеты.
        С хмурым  видом  выслушал  запись,  щелкнул  кнопкой,  и,  склонив  лобастую  с  плешью  голову,  долго  раздумывал.  Вызвал  секретаря  и  приказал  убрать  магнитофон  и  сообразить  чайку.  Майору   процедил:   
        - И  что  прикажешь  делать  с  вашим  досье?  Обратиться   к   прокурору?  Потребовать  привлечь  к  ответственности  за  нарушение  закона?  Подслушивать  нехорошо,  товарищ.  Очень  некрасиво.  Тем  более,  применять  спецприборы.  Я  понимаю  ваши  благие  намерения, но…За  такие  дела  и  с  меня  могут  спросить.  Почему  вообще  такое  могло  произойти? Выговор,  а  то  и  партбилет  повелят  положить  на  стол. Голову  надо  иметь,  майор!  Голову  на  плечах,  а  не…Что  прикажешь  делать  с  тобой?  Со  службы  вон? – говорил  он  тихо,  лишь  изредка  поднимая  глаза  на  Зинченко, размешивал  ложечкой  чай. -  Понять  вашу  службу  можно.  Не  сам  же  ты  придумал  авантюру  с  прослушиванием?.. Или  сам?! 
       Насторожился  и  построжал  голосом  Кирюшин.      
       - Никак  нет,  Андрей  Николаевич! -  отозвался  майор,  неожиданно  улавливая,  что  обкомовец   фальшивит.  Этот  гусь  мог  вышибить  его  из  органов  без  всяких  предусловий,  одним  звонком.  Подними  голос  в  защиту  Закона.  А  он… «Да  он  замазан, сука! Ему  нельзя  буром  переть,  а  только  на  тормозах!  Тихонько…И  Курагин  о  том  знает!» Зинченко  с  трудом  скрыл  радость  открытия   за  подобострастной  улыбкой. – Команда  отдана  свыше  и  прослушкой  занимались другие люди. Я вел разработку  общего  содержания  и  вот  докла-дываю.         
        - Хорошо.  Ступай. Будем  считать,  что  разговора  не  было.  Так  и  доложи  шефу.  Операцию  провалили. Разговор  на  кассете  к  делу  не  пришьешь,  да  и  дела  нет. Развалили. Но  выволочку  я  шефу  твоему  устрою. Не  посмотрю,  что  большой   начальник.      
       Выпроводив  милиционера,  Кирюшин  подумал  и  остался  доволен  выводом.      
       Он  получил  нужную  информацию  и  серьезное  предупреждение.  Теневым  бизнесом  заинтересовались  всерьез  и  правильно  угадали  людей!  И  если  бы  не  Терещенко…Молодец!  Надо  думать,  и  работники  «конторы»  не  преминут  прежде  обратиться   к  нему,  а  уж  потом…Если  и  им  случиться  заняться  теневым  бизнесом…Как  прав был  адвокат  Бугров,  остерегая  от  наплевательства  к  конспирации.  Вот  когда  пройдет  тихо  его  случайная  операция  с  гостем  из  Москвы,  всё  успокоится…Он  постарается  съехать  отсюда  в  столицу.  Непременно  и  на  всякую  должность.  Даже  самую-самую  из  ничтожных.  С  такими  деньгами  можно  прозябать  в  любой  городской   глуши…Ведь  тот  человек  из  Москвы  -  птица  большого  полета  и  не  всякий  сможет  добиться  аудиенции.  А  уж  перепроверить  информацию…   
       Он  страдал  забывчивостью  и  потому  исключил  из  большой  игры  адвоката  Бугрова.  А  напрасно.       
       Каин  решил  этот  кроссворд  без  особых  усилий,  походя.  И  даже  на  всякий  случай.
       Будучи  в  Москве и,  как  всегда,  ночуя  у  однокашника  и  райпрокурора  Иннокентия  Пономарёва,  Егор  Исаич  встретился  с  Патрикеевым.
       В  давней  компании  они  на  короткой  ноге,  и  потому  уединиться  на  пару  минут  труда  не  составляло.
       - Есть  вопросы? – с  улыбкой  спросил  Иван  Антонович,  когда  вышли  они  подышать  свежим  воздухом  в  зимний   сад. – По  бокалу  вина?  Я  помню,  вам  понравился  «Порто».
       - Разве  чуток. Букет  у  него  славный, но  привыкать  не  хочется.  Потом  надо  будет  обзаводиться  поставщиком, а  я  стараюсь  не  затруднять  друзей  своими  делами.
       - Разумно, -  согласился  Патрикеев, доставая  из  секретера  у  стены  стаканы  и  бутылку  с  вином. – Мы  тут  иногда  с Иннокентием  беседуем  на  вольные  темы,  а  пристрастия  у  нас  одинаковы.  Так  что  за  проблема?  Смогу  помочь?
       - Пожалуй.  Особой  тревоги  нет,  но  так,  для  личного  пользования,  мне  хочется  уточнить  одну  цифру.  Если  не  трудно. – Каин  поморщился.  Вопрос  щекотливый  и  неловко  напоминать  о  днях,  когда  Патрикеев  замарал  коготок. Но…
       - Сколько  было  в  кейсе,  что  вручил  тогда  ваш  человек? -  угадал  мос-квич.  -  Вы  в  нём  засомневались?   
       - Это  зависит  от  ответа. Возможно,  и  вам  придется  пересмотреть  отношения   с  ним. Так  все  же,  какова  была  цифра? -  подстегнул  Каин.  Он  боялся  такого  же,  встречного  вопроса.            
       - Цифра  сто  вас  устроит?  Были  еще  командировочные,  но…-  Миной  скорби,  он  изобразил  незначительность  суммы.
       - Командировочные  - да,  мелочь,  - поторопился  показать  улыбку  облегчения  адвокат  Бугров. -  И  цифра  меня  устраивает.  Спасибо.  Вы  сняли  с  души  камень.
       Нет,  он  не  мог  выложить  Патрикееву,  что  работник  Лубянского  обкома  партии  надул  их  на  целых  сто  штук. Взыскать  эту  сумму  никак  не  представится,  не  привлекая  Патрикеева.  Но  тогда  -  авторитет  псу  под  хвост. Плохо  глядеться  станут.
       «Скотина!  Козел  партии!.. Ну,  я  тебе  устрою  комбинацию  из  трех  пальцев!  И  сроку  в  местиах  отдаленных  лет  пять…Нет,  срок  -  наказание  мягкое.  Он  заплатит  по  полной», -  решил  адвокат.    
       Весь  тот  вечер  Егор  Исаевич Бугров  пробыл  душой   карточного  застолья.  Как  обычно,  он  прилично  выиграл  у  гостей,  а  проигрышем  заплатил  за  гостеприимство  Иннокентию  Пономарёву.
       И  возвращаясь  домой   поездом, забравшись  на  верхнюю  полку  и  смежив  веки,  Каин  обдумывал  вариацию,  вчерне  прикинутую  еще  в  Москве.  За  наглость  и  жадность   прощать  Кирюшина  не  собирался.
       «Ишь,  крыса!  -  подумал  он,  засыпая.  -  Такие  гады  и  губят  всякое  благое  дело».      



                ГЛАВА     ТРИНАДЦАТАЯ

                _____________________   ***   __________________
       Они  собрались  в  кабинете  начальника  райугро  Лыкова. Хозяин,  майор  Зинченко  и  подполковник  Курагин.  По  его  зову  и  заседала   втихаря  троица.
       На  столе  папки  и  портативный  магнитофон. Говорил  Николай  Терентьевич  Курагин.  Его  тяжелая  рука  лежала  на  раскрытой  папке  с  бумагами, снулый  взгляд  блуждал  по  лицам  наперсников,  а  голос  звучал  с  тихой  тревогой.         
       - Вот, мужики, матерьялы  из  конторы.  По  нашей  нижайшей  просьбе,  помогли,  послушали  некоторых  и  прочих.  Как  мы  и  предполагали,  они  объединились  в  некую  группу  с  хорошим  прикрытием.  Можете  ознакомиться.
       Подполковник  взял  из  папки  несколько  листов  и  подал  членам  тайного  собрания.  Те  стали  читать,  а  Курагин  покамест  курил,  уткнув  толстый  нос  в  папку,  чтоб  подобрать  новый   факт.
       Владимир  Николаевич  Лыков  с  удивлением  воззрился  на  начальника  бэхаэсэс.      
       - Но  здесь  толковища  с  малым  намёком  на  тёмные  дела!
       - У  тебя  только  часть  бумаг. Смотри  еще,  -  невозмутимо  отозвался  Курагин.      
       И  подбросил  еще  страницы,  обождал,  пока  ознакомятся  товарищи  с  работой  параллельной  структуры.         
       - Я  согласен   с  Владимир  Николаичем, -  сказал  Зинченко,  собирая  в   стопку  прочитанные  страницы. – Для  возбуждения  дела  повод  налицо,  а  чтоб  гарантировать  им  хорошую  отсидку, -  хренушки.  Только  если  признания   приложить…Конечно,  здесь  больше,  чем  накопали  мы,  но…      
       Он  не  закончил  мысли,  уперевшись  в  жесткий  и  насмешливый  взгляд  Курагина.   
       - Было  бы  просто,  майор,  стал  бы  я  собирать  тайное  вече? Эти, -  он  ткнул  пальцем  в  папку, -  ни  в  какое  сравнение  не  идут  с  той  шпаной,  что  приходиться  нам  шерстить.
       - Наглоты  не  видно, -  покивал  майор  Зинченко.      
       - Наглость  присутствует, -  опротестовал  вывод  Курагин.  – Они  от  неё  не  излечились, но  уже  с  великой  оглядкой  действуют. Особенно  адвокат. Шельмец!  Я  вывел,  он  у  них  старший козырь.  Туз. Хотя  свои  величают  Каином. 
       - Почему  не  Иуда?               
       - Согласился  бы. Кто  из  них  не  предаст из-за  денег?  Но  этому,  наверное,  навесили  кличку  от  обратного,  или  что-то  перефразируя. Помнишь  Жердину? А  он - метр  с  кепкой.  Или  Вампир.  Пиво  бочками  лакал, потому  схлопотал  кличку. Но  наш  Туз  не  чета  им. Вы  заметили?  Он  почти  не  фигурирует,  а  его  контакты  редко  указывают  на  род  занятий.
       - Я  принимал  его  за  связника, -  подключился  хвалить  Зинченко.. -  Ребята  водили  его  и  восхищались. Ни  одного  намека  на  «левый»  поворот,  кроме  дамских  дел. И  если  б  не  «жучки»…
       Майор  кивнул  на  листы  с  расшифровкой  разговоров  по  операции  «Белые  воротнички».
       - Ну  хорошо,  Николай  Терентьевич. А  на  кой  ляд  ты  напросился  говорить  ко  мне? Подсунь  материалы  своему  шефу  и  -  вперед! Да  он  обеими  руками  толкать дело  вверх  будет!  Уж  я  его  знаю.       
       Худой  и  маленький  начальник  районного  УГРо  с  удивлением  смотрел  на  человека-гору  Курагина.
       Тот  в  ответ  малость  пощурился  и  разомкнул  мясистые  губы.
       - Вы  не  всё  знаете. А  вот  послушайте-ка  эту  запись. – И  включил  магнитофон,  изготовленный  к  работе.
       В  полной  тишине  они  послушали  чужой  разговор.
       - Один  голос  очень  знакомый, -  сказал  Лыков, пытаясь  извлечь  из  памяти  фиксированный  сигнал. – Кто  это?
       - Нда.  Тебе  бы  еще  и  видеофакт.  Ты  с  кем  обычно  рядом  сидишь  на…    
       - Терещенко?! -  изумился  подполковник,  и  глаза  его  полезли  на  лоб. -  Вот  это  гусак!               
       Курагин  выложил  на  стол  новые  листы.
       - Справка  об  идентификации  голосов, протокол  расшифровки.
       Майор  Зинченко  тоже  побелел  лицом  и  хватал  ртом  воздух.  Или  не  находил  слов  возмущения,  или  был  поражен  в  сердце. Лыков  схватился  за  карман,  где  носил  нитроглицерин,  но  опер  справился.. И   процедил,  качая  головой.
       - Вот  курва  неподкупная!  Какого  члена  из  себя  строил!.. Да  нет,  не  может  быть!  То  имитация,  мужики!  Щас  всякие  так  наловчились  голоса  подделывать!
       - Лады, - с  видимым  спокойствием  проронил  Курагин. – Послушаем  другой  кусочек. Тут  есть  чему  внимать.
      И  включил  «маг».               
      Голосов  этих  «клиентов»  ни  Зинченко,  ни  Лыков  не  узнали, но  речь  в  записи  велась  о  кассе  теневиков  и  почти  в  один  голос  милиционеры  воскликнули:
       - А  вот  и  деньги!
       Курагин  недовольно  повел  носом,  встопорщил  усы.       
       - Покуда  о  деньгах  лишь  разговор.  Кассу  надо  искать.  Ты  теперь  пони-маешь,  почему  я  послал  тебя  к  Терещенке  и  дальше?   
       Но  Лыков  отвлек, указал  на  магнитофон  пальцем.         
       - И  кто  эти  граждане?  Надеюсь,  уважаемые  кем-то  люди  и  даже  члены  партии?   
       Улыбка  на  его  аскетическом  лице кислая,  но  в  глазах  читалось  торжество  отгадки.   
       И  Курагин  с  ехидцей  откликнулся:    
       - А  у  нас  крупно  не  члены  воровать  не  могут.  Шелупень  всегда  мелочится.  И  этих  товарищей  ты, Владимир  Николаевич,  вряд  ли  знаешь  настолько,  чтоб целоваться  взасос  по  завету  Ильича.  Но  члены  они  почитаемые.  Начальника  торга  ты  должен  знать  хотя  бы  понаслышке. А  вот  Кирюшина,  который  в  обкоме  на  общем  отделе  и,  я  думаю,  служит  им  зонтиком,  ты  не  знаешь.  Ну  и  Терещенко  их  крышует  в  нашей   среде. Вишь,  как  славно  устроились. Золотых яичек  не  несут,  а  клюют  в  полное  удовольствие.  Как  мир  устроен!
       - Значит,  потому  ты  в  гости  ко  мне  напросился, -  с  пониманием  кивнул  на  магнитофон  Лыков. – И  что  теперь?  У  меня  сложилось  впечатление,  что  мы  в  лабиринте. Или  есть  дельные  предложения?         
       - При  таких  фактах  хрен  их  возьмешь.  Слова  к  делу  не  пришьешь. -  Зинченко  выложил  соображения   как  самый   младший,  с  кого  обычно  начинаются  обсуждения  нюансов  в  делах. – Надо  идти  к  начальнику  горуправления.      
       - Ага.  А  тот  сунется  в  облуправление  и  получит  по  носу, - усмехнулся  утихший  было  хозяин  кабинета.   
       - Тем  более,  что  тот  убирается  в  центр. Нужна  ему  морока  с  неизвестным  концом? -  не  размыкая  век, прогудел  Курагин. -  Времена  не-предсказуемые. Гласности  добавляют,  за  широту  охвата  радеют,  на  митингах  орут  про  справедливость,  качают  всякие  права! Кооперативы  и  филиалы  то  открывают,  то  закрывают.  У  всех  голова  кругом  от  нововведений. Это  нам  землю  рыть  да  поглубже,  а  ему  за  какой  пряник?  Он  генерал-лейтенанта  получит  и  без  головной  боли.  А  влезет  в  кашу…         
       - Тогда  плюнуть!? -  пробежался  удивленным  взглядом  по  их  лицам  Зинченко. -  И  лизать  их  зады.  Противно,  мужики!
       - Человек  из  гэбэ  пообещал  не  выпускать  их  из  виду. Тоже  разозлился  на  них  и  тоже  работает  втихую  от  начальства. Материал-то  скользкий…Вот  когда  поднаберется, -  Курагин  уложил  в  папку  бумаги,  туда  же  сунул  кассету. – Причиндалы  эти  дал  он  для  ознакомления.  Чтоб  мы   удостоверились  и  сами  извилинами  пошевеливали.       
       - Ну,  а  мы?  Что  можем  мы?! – сказал  Лыков,  пожимая  плечами.   
       - А  что  мы?  Выше  хрена  не  прыгнешь,  как  ни  старайся. Сунься  ты  в  горком  или  в  обком…Ворон  ворону  сыр,  может,  и  не  отдаст,  но  и  глаз  не  тронет. Есть,  правда,  у  меня  мыслишка  куцая…    
       Подполковник  напрягся  и  смотрел  на  них  широко  раскрытыми  глазами,  в  каких  был  лед.
       - Давай  свое  предложение, -  буркнул  Лыков,  уклоняя  взгляд. Но  руку  на  столешнице  повернул  ладошкой  вверх. – Выкладывай.      
       Зинченко   взглянул  на  Курагина  с  интересом.  Тот  спросил:   
       - У  нас  в  капэзэ, Наум  Серафимыч,  сидит  парочка  воров.  Какая  у  них  квалификация?  Так  себе   или  стоит  пообщаться? 
       Лыков  тотчас  разгадал  ход  мыслей  Курагина  и  отверг  категорически.
       - Ты  даешь, Николай  Терентьевич!  На  рога  Фемиде  лезешь! На  зону  за  такой  ход  не  отправят,  но  перо  в  зад  могут  вставить. Турнут  из  органов!
       - Ну  так  плюнь. А  мне  что?  Для  оперативной  надобности  я  с  ворами  могу  говорить.  Риск  -  да! Но  для  дела!  А  дадут  пинка,  так  мне  до  пенсии…Где-нибудь  перекантуюсь. Много  нам  со  старухой  надо? -  пошарился   в  усах  Курагин. 
       - Майору  до  пенсии  -   как  медному  котелку, -  хмуро  проронил  Лыков. – Его  вышибут. А  тебе  срок  впаяют, будь  спокоен!  Это  они  могут,  когда  не  надо.
       - А  вот  лишнего  вешать  воздержись!  Причем  тут  Зинченко? Я  и  сам  в  состоянии  провернуть  такую  авантюру.  И  без  душевного  на  то  согласия  никого  в  помощь  звать  не  собираюсь.  Прикажу  привести  воров  для  беседы. И  я  попрошу, очень  любезно  попрошу  выкрасть  для  государства  общак  у  воров  высшего  пошиба, – сказал,  и   снова  сокрыл  веками  глаза  Курагин,  оставил  щелки.      
       - Авантюра  -  точно! У  кого  чемодан  с  кассой?  Всех  шмонать  станешь?  А  как  в  квартиру  Терещенки  войти  собираешься?! – вознегодовал  Лыков.  -  Ну  куда  ты  прешься?!         
       - Ты  прав,  Володя.  Фиговина  сложилась  нам  в  насмешку. Но  вот  что  меня  интригует. На  днях  мне  по  телефону  кто-то  сдал  Кирюшина. Сказал,  общак  у  него.  Но  вопрос.  Зачем  им  сдавать  крышу?  Дезинформация  или  месть  «крысе»?  А  теневики  не  дураки.  Где-то  есть  ложный  ход,  а  он  нам  не  нужен.  Отнимет  время.  И  вообще,  гадство,  сидит  во  мне  чувство  какой-то  безысходности.  Понимаешь  где-то  в  подкорке,  что  всё  это  вскорости  псу  под  хвост  прилепится.  Ну  в  стране  же  бедлам! – И  в  сердцах  хлопнул  Курагин  по  магнитофону  дланью.   
       - Ты  что,  Николай?!  -  встревожился  Лыков. -  Кругом  бардак,  но  нервы  береги.  На  пенсии  они,  знаешь,  понадобятся.
       - Да  ладно. Те, которые  прочие,  из  воды  сухими  выходят,  а  тут  не  моги  к  начальству  сунуться  без  риска  схватить  по  загривку.  На  совещаниях  требуют  инициативы,  а  на  ковре  за  неё  стружку  снимают.  Навет! Кричат, очернение! Ладно.  Ты  выделишь  втихую  людей  для  разработки?  Домушников  прикрыть,  чтоб  не  перенял  кто.  Я  займусь  Авиловым,  адвокатом  и  Иванцовым,  а  ты  Кирюшина  хату  возьмешь.  Там  работа  сложная,  а  у  тебя  народ  дошлый  на  выдумки. Сам  понимаешь, -  квалификация.  Или  стоишь  в  стороне? 
       Начальник  райугро  нахмурился,  понурился.         
       - Куда  ты  толкаешь  меня?  Сорвут  же  погоны!      
       - А  ты  не  подставляйся.  Кто  исполнитель:  они  или  мы?  Так  какого  хрена  они  должны  больше  нас  знать,  что  и  где  делается  по  ночам  в  городе?! - опять  взорвался  Курагин. - Они  спать  будут,  смотреть  телевизор!  А  мы  пошерстим  воров.  Они  воры,  Володя!         
       - У  меня  по  дому  обкомовцев  есть  маленькая  идея,  -  тихо  промолвил  Зинченко  и  два  подполковника  тут  же  уняли  страсти.    
       - Ну?!      
       - Шумнуть  по  местному  радио  и  каналу  телевидения, что  дом  взрывоопасен.  Вон  сколько  случаев  с  террактами  стало! Ну,  бомба,  или,  скажем,  газ.  Людей  эвакуировать, а  под  шумок…      
       - А  что?!  Газ -  вполне  правдоподобно!  Бардак  в  жэках.  И  если  сонненьких  поднять,  а  еще  лучше,  когда  мужики  по  работам  разъедутся,.. - воспылал  надеждой  Курагин. -  Молодец,  майор!
       - Ладушки, -  сказал  Лыков. – Одного  в  деле  бросать  тебя  негоже. Выгонят - на  перестройку  спишем.  Скоро  отсюда  пачками  нас  вышибать  станут,  чует  моя  печенка. Начальству  сверху  установка  выйдет,  чтоб  наладили  работу.  А  как  наладить,  если  кадры  не  шерстить?  Ну  и  поволокут  молодых  на  наши  места.  Свои  то  места  им  дороже.  Давай-ка  чайку  попьем.  А  ты  подумай  над  ходами.  Воров  уговорить  -  пустяк.  Гарантировать  свободу,  и  они  полезут  в  любую  форточку. Хорошо  бы  знать,  как  ты  им  гарантируешь  такую  штуку,  да  еще   на  рты  замки  повесишь.   
       - Пока  они  в  капэзэ,  это  не  сложно.  Они  за  мной  покуда  записаны. – Курагин повеселел  и  снова  залез  в  усы  пальцами. -  Ты,  Наум  Серафимыч,  полезешь  в  дерьмо,  какое  я  расстилаю? 
       - Приказы  я  обсуждаю,  не  осуждая. Нашу  группу  координации,  назначенную  Терещенкой,  я  полагаю,  не  распустили? -  сказал  майор.         
       Лыков  распахнул  глаза,  внимательно  и  с  хитрецой  рассматривая  Зинченко,  и  с  довольным  видом  покивал.         
       - А  мысль-то  дельная,  Николай!  Не  распускали  группу.       


                __________________   ***   ______________________
       Воров  подполковник  Курагин  принимал  лично  и  по  одному.  Первым  ввели  Гордиенко  Филимона  Федоровича,  по  кличке  Чапой.  Карманных  дел  доку. 
       - Тебе  сколько  лет  сроку  прочит  следак? -  вопросил  хозяин  положения,  когда  вор утвердился  на  стуле и  закурил  предложенную  сигарету,  принимая  разговор  без  протокола.   
       Филька  Чапой  с  тупой  настороженностью   посмотрел  на  толстяка  в  ментовской   форме  и  разлепил  лягушачьи  губы,  пуская  заодно  дым  и  через  ноздри.   
       - Семилетку   пообещался  устроить  на  стройках  зоны.  Если  на  понт  не  берет. Но, по-моему,  забурился  он. 
       - А  какой  ему  резон  блефовать?  Разбойное  нападение  при  исполнении, -  прогудел  Курагин. – Директора  чуть  не  примочили  на  рабочем  месте,  не  простую  сошку.   
       - Так  я  не  бил, начальник! Век  свободы  не  видать!  Стяг  его  хрястнул  ключом. Так  он  нервный  и  не  скрывает!  В  Афгане  трахнутый  по  голове. А  я  при  чем?! -  вскричал  Чапой,  вздымая  со  стула  задницу. 
       - Сиди, сиди. Разве  я  не  вижу  дилеммы?  Ко  всякому  делу  подойти  можно  с  разных  сторон.  И  семь  лет  можно  навесить  за  такие  дела,  и  два.  А  можно  и  так  обойтись.  Ребра  посчитали? -  процедил  сквозь  щелки  век  интерес  Курагин.   
       - Так  это  они  первым  делом,  суки!  Еще  в  машине. Тренируются! -  опять  закричал  карманник,  задетый  больным  воспоминанием. – И  ни  за  что!            
       - Опять  за  рыбу  гроши, – подполковник  заглянул  в  бумаги  на  столе, -  Филимон  Федорович! Ни  за  что  теперь  редко  чего  делают.  Вот  сроки  разные  объявляют,  это  верно.  Ты  сколько  заработал,  если  по  чести,  руку  на  сердце  покладя?  Способен  насчитать?
       - Пятнадцать  суток,  начальник! Сука  буду,  не  больше! – тотчас  определил  Чапой.   
       - Вот  видишь, а  говоришь,  не  виноват. А  если  прикину я?  И  прокурор  есть.  А  судья  веское  слово  скажет…А  другой  твой  подельщик. Как  его? -  Опять  кинул  взгляд  на  бумаги  Курагин. -  Зайцев  Вениамин  Александрович.  Тоже  агнец?      
       - И  он  не  бил,  гражданин  начальник! Сука  буду! -  побожился  карманник,  всегда  помня,  что  по  делу  надо  ходить  в  одиночку.   
       - Не  пойму,  что  вас  объединяло? Ты щипач,  Заяц -  домушник, Сипунов  скотину  воровал. Стяг  ваш,  Кривуля  Николай  Сергеич,  вообще  сбоку  припёку.  А  поди  ж  ты,  вместе  пришли  из  директора  мясокомбината  сало  выжимать.  И  покусились  на  жизнь. А  как  добычу  собирались  делить?  Потом  между  собой   подрались  бы.    
       - А  чего  рыла  бить?!  Мы  когда  надо…- сорвался  было  Чапой  и  прикусил  язык, с  перепугу  увел  глаза  в  сторону. 
       - Сипунов  кто  у  вас? -  спросил, будто  не  заметив  прокола  карманника,  подполковник. -  Наводчик?  И  не  знаете,  что  он  брат  двоюродный  директору?  Как  же  так  опростоволосились? Он  вас  и  сдал,  наверное.  Моргнул  секретарше,  а  та  вызвала  нужных  людей.  Сипунова  вы  принудили  вести  в  кабинет  директора. Это  нами  установлено. И  ваши  сказки  не  пройдут.  Вам  действительно  можно  от  двух  до  семи  лет  срока  инкриминировать.         
       - Говорить  всё  можно,  начальник, -  недовольно  отозвался  Чапой.    
       - Ладно,  оставим.  То  дело  следователя,  когда  на  то  пошло. У  меня  другой  разговор  к  тебе. Ты  карманных  дел  мастер. Так?    
       - А  меня  кто  ловил?! -  вскинулся  было  вор, но  тут  же  скис.   
       - Вот  видишь,  Филимон  Федорыч. Посмотри  себе  на  руки.  Перстенек  на  пальце  с  четырьмя  лучами  о  чем  говорит? Наколка  не  только  для  своих,  но  и  для  всех  прочих. И  я  грамотой  той   владею. Четыре  годика  ты  оттянул  не  за  красивые  глазки,  а  за  шаловливые  ручки, -  укорил  Курагин. -  А  Заяц.  Он  домушник  классный?  У  кого  разряд  выше? 
       - Он  вообще  неловленный,  начальник! -  озирнулся  вор,  удивляясь  повороту  разговора.   
       В  кабинете  они  одни,  «мент»  протокола  не  вел, покуривал,  прихлёбывал  иногда  холодный  чай  из  стакана, пощипывал  усы,  и  смотрел  с  хитрым  добродушием.  И  погоны  на  нем  подполковника. Большой  начальник  для  Чапого
       - Уже  пойман.  Сидеть,  правда,  будет  не  по  профилю. За  разбой. Так  он  ни  хрена  не  может,  как  домушник?  Вскрыть  квартиру, прошмонать  быстро, оценить  с  ходу  вещи. Или  через  форточку  лазит?  - полюбопытствовал  Курагин,  покручивая  пальцем  ус. 
       - Заяц  -  в  форточку?! А  задница  его  пролезет?! Ну, ты  даешь, начальник! -  восхитился  глупостью  мента  Чапой. -  Да  у  него  дизель -  боком  в  дверь  проходит!  Но  фарт  ему  не  идет.  Это  верно.
       - Конечно. Если  не  может  открыть  дверь,  когда  бедняков  обирает. Богатые  на  семь  замков  запираются  и  их  открыть -  ума  надо, -  согласился  Курагин,  жестом  показывая  вору  не  стесняться  и  закуривать.   
       - Да  хоть  десять  замков! Фомкой  поддел – и  все дела! - воскликнул  Чапой, простодушно  заглядывая  в  лицо  полусонного  подполковника  и  добывая  из  пачки  лишнюю  сигарету.
       - Бери, бери.  И  с  собой  возьми  в  камеру. Ты  правильно  придумал, -  поощрил  Курагин  и  тут  же  построжал  лицом. -  А  вот  колокольчики  на  уши  пожилому  человеку  вешать  не  надо. Фомкой  открыть  дверь! Это  ж  всякий   увидит! Разбой!  Любой  сосед  по  подъезду  позвонит  куда  надо.         
       - Ты  что,  гражданин  начальник?!  Простое  дело! Заяц  у  двери  оставляет  ящик  с  инструментом  плотника,  а  сам  осматривает  хату.  На  шмон  пять  минут  хватает. Деньги  берет,  облигации  и  рыжье.  В  ящике  и  уносит.  А  сосед  увидит,  думает,  что  ремонт.    
       - Ишь  ты.  Оригинально  работает  калган  у  твоего  кореша.  Он  курит?
       - Ага.         
        - Тогда  возьми  половину  сигарет  для  сокамерников  и  ступай, -  сказал  Курагин, нажимая  кнопку  звонка. – А  я  с  Зайцем  поговорю.
       С  Венькой  Зайцевым  подполковник  особо  не  церемонился.
        - Ну  что, хренов  домушник, влип  по  самые  гантели!? Жадность  сгубила. Кури.  Знаю,  что  уши  пухнут. Бери  смело  и  не  дуйся. Гордость - что? Из  гордых  на  зонах  петухов  делают.  И  здесь  сгоношат,  если  попрошу. Колоться  будешь?      
        - В  чем,  това,..гражданин  начальник? – вскинул  испуганные  глаза  до-мушник.   
        Он  влип  впервые  и  первый  раз  сидит  перед  ментом  в  качестве  преступника,  о  своем  будущем  не  знает  и  потому  растерян.  Завтрашний  день  страшит. И  он  уводит  в  сторону  лупатые  глаза, покусывает  заячью  губу.  Но  что-то  тянет  взгляд  на  подполковника, лицо  которого  строго  насуплено. Но  грозы  не  обещает  и  не  нагоняет  страха. Лицо  у  мента  простого,  усталого  человека.  Если  не  смотреть  на  погоны.   
        - Говори  правду, -  почти  отрешенно  уронил  Курагин.   
        Он  уже  знает,  что этот  тип  спекся  и  на  сотрудничество  согласится. Продаст  и  мать,  и  родину,  и  всех  святых. Трус.  Останется  его  поднатаскать.  Но  вот  справится  ли?       
       - Так  я  всё  рассказал,  гражданин  начальник!    
       - Те  сказки  можешь  в  зад  себе  запихнуть.  Вместе  с  чужим  хреном,  когда  в  камеру  вернешься.  Я  зэкам  шепну,  что  ты  сдал  Чапого. И  тебе  разворотят  задницу.   
       - Я  не  продавал,  гражданин  начальник!  Зачем  парашу   гнать?! -  поперхнулся  дымом  Заяц.         
       - Продал. Я  скажу,   что  сознался,  что  шли  колоть  Иванцова. В  зад  ему  хотели  нагретый  паяльник  вставить. Но  могу  и  не  сказать, - сбавил  нажим  подполковник,  увидев  великий  испуг  на  физии  Зайца. -  Если  поможешь  нам. И  перестанешь  поминать  паращу,  какой  ты   еще  настоящего  запаха  не  знаешь.    
        Немой  вопрос  домушника  пояснил:            
        - У  тебя  есть  подельщик  Кифир. Он  не  так  давно  освободился. Он  домушник  фартовый?  Мне  надо  с  ним  поговорить.         
       - Кифир  болеет. Кости  поломал, -  сказал  Венька  Заяц, удивляясь  необычному  вопросу. -  Под  Новый  год  полез  чужую  бабу  поиметь  и  свалился  с  балкона. А  может,  хату  захотел  взять.  Хвастун  он.    
       - Откуда  знаешь?  Ты  тут -  Кифир  на  воле.    
       - Земля  слухами  полнится. С  воли  малевку  недавно  принесли, -  усмехнулся  вор  без  отсидки.         
       - Ну  что  ж.  И  один  справишься.    
       - С  чем?       
       - Хочу просить  тебя  об  одолжении. Взять  одну-две  хаты.  Найти  интересующий  меня  предмет. Найдешь – свобода. Болтать  потом  станешь  -  умрешь.  Но  сначала  мук  натерпишься  адовых.  Тогда  смерть  покажется  избавлением, -  жестко  объявил  Курагин. – Согласен?   
       - А  если  ничего  не  найду?       
       - Будешь  стараться  найти. Но  не  найдешь -  уже  результат.   
       - Один  я.  Хату  высмотреть  надо, хорошо  попасти, -  неуверенно  проронил  вор.
       - Всё  будет  готово. В  нужный  день  и  час  доставим  к  месту. Пока  работать  будешь,  прикроем. Думать  будешь  или  сразу  согласен? – спросил  подполковник.         
       - Обмана  не  будет?
       -  Мое  слово  крепкое. Бери  сигареты  и  иди  в  камеру. Детали  с  тобой  обговорят  перед  делом. Время  есть.      
       Спустя  несколько  дней,  провели  операцию. Домушник  обшарил  квартиры  Авилова,  Иванцова  и  адвоката  Бугрова,  но  больших  денег  не  обнаружил,  а  брать  мелочевку  и  оставлять  следы  ему  не  велели.         
       Но  в  квартире  Кирюшина  люди  из  УГРо  взяли  чемодан  с  деньгами. Когда  их  пересчитали  у  себя  в  кабинете,  менты  удивились  и  хором  посвистели. 
       И  Лыков  удовлетворенно  вздохнул  и  взял  тугую  пачку  четвертаков. Потрясая  ею,  сказал:       
       - Ну  вот  и  касса.  Финита.  Будешь  брать  казначея?   
       - Да  нет,  это  не  общак.  Мелочевка.  За  них  его  и  сдали  нам.  Наверняка,  скрысятничал.  И  как  возьмешь  его?  Кейс  брали  без  протокола  и  понятых. Стырили.  Что  прикажешь  делать? -  прижмурясь,  побарабанил  пальцами  по  столу  Курагин.    
       - Ждать  у  моря  погоды, - с  усмешкой  констатировал  Лыков.   
       - Вот  именно, -  ждать.  А  они  будут  воровать. А  когда  обнаглеют  от  безнаказанности,  станут  убивать,  жечь,  заметать  следы  любым  способом! И  громко  смеяться  над  простаками,  то  бишь,  над  нами  и  над  простой  трудящейся  массой.  И  кто  учредил  парадокс?!  Мы  знаем,  что  они  воры,  эти,  которые  прочие.  Они  не  скрывают  сей  прискорбный  факт,  но  ничто  изменить  нельзя. Кругом  сплошная  говорильня! -  закипятился  Курагин. -  Что  или  кто  может  помочь?!  Или  только  товарищ  Сталин?      
       -Уже  было,  Николай  Терентьевич. Сколько  дров  наломали.  Доверь  нашим  козлам  капусту  стеречь, править  немедленный  суд…Что  натворят?  И  станут  списывать  на  ошибки,  на  соседей,  на  сослуживцев.  И  снова  миллионы  жизней   спишут, - устало  махнул  ладошкой   работник  УГРо. - Вырастили  поколение  алкоголиков,  теперь  пошла  наркомания, жопошники,  проститутки…Совесть  растратили,  вот  что  плохо.  А  заменить  её  нечем. Да  и  невозможно.       
       - И  ты  знаешь,  что  делать?  Или  кто  другой  знает?   
       - Так  если  задуматься, Николай, в  жизни  всё  просто. Дай  человеку  жить  нормально.  Плати  за  честный  труд  честные  деньги,  живи  по  здравому  смыслу.  Суетиться  меньше.  А  что  еще?      
       - Спасибо,  утешил, -  дрогнул  голосом  Курагин. – Тогда  подобьем  бабки. Поработали  мы  не  плохо.  И  не  наша  вина,  что…А  не  выпить  ли  нам   втихаря  водки?  Я  слышал,  что  истину  всегда  искали  на  дне  бутылки.


                _____________________   ***   _____________________
        Нет, Андрей  Николаевич  Кирюшин  не  закладывал  душу  Диаволу,  как  не  падал  ниц  перед  Всевышним. Но Планида,  с  подачи  Каина,  положила  на  него  глаз.  И  запустила  часы,  включила  счетчик.            
        Сработали быстро  и  четко.  Работники  коммунальных  служб  объявили  об  утечке  газа  и  быстренько  организовали  эвакуацию  жителей  из  квартир.  Выпроводили,   и,  как  только  ликвидировали  вероятность  взрыва,  водворили.
        А вечером,  подстрекаемый  внутренним  чувством  внезапной  тревоги,  Кирюшин  обнаружил  недостачу  черного  кейса  с  деньгами,  давненько  спрятанного  на  антресолях.
        - Как  это  случилось?!  Кто  вас  выселял? -  заикаясь  от  волнения  и  пытаясь  его  скрыть, спросил    у  жены. -  Кто  выносил  вещи?!   
        - Нам  помогали, -  довольно  спокойно  сказала  Елена  Матвеевна, удивленно  пожимая  плечами.    
        Беспокойство  о  их  безопасности  проявлено  с  обходительной  решительностью.  Дом  наводнили  парни,  вежливые,  но  настойчивые. Почти  каждого  человека  брали  под  локотки  и  препровождали  в  теплый  автобус,  а  им  -  в  безопасное  место. В  ближний  кинотеатр.    
        - Что  значит:  помогали?! -  настаивал  Кирюшин.
        - Не  надо  волноваться,  Андрюша. Мы  не  ощущали  беспокойства, поверь. И  потом,  мы  не  брали  много  вещей. Документы,  ценности,  оделись  теплей.      
        Она  оправдывалась,  полагая,  что  муж  беспокоится  о  нервах  её  и  матери.  Стресс  все  же  был. Но  Елена  Матвеевна  ошибалась.      
        Кирюшин,  уже  принявший  утрату,  теперь  её  осмысливал.
        Он  стоял  у  окна  гостиной  и  мрачно  смотрел  с  высоты   этажа  на  исхлёстанный  долгими  дождями  и  слабо  освещенный  двор.  Голые  и  черные  тополя,  приступившие  к  окнам,  гляделись  как  воплощение  скорби.   
        Впрочем -  чушь! Природа  не  могла разделять  чувства  придурка  от  партии  и  скупердяя  по  натуре, как  и  Кирюшину  до  Фени:  темная  предстоит  ночь  или  взыграет  луна.   
        «Игра  случая  или  крушение»? – думал  он,  потому  что  вывод  означал  многое.
        К  нему  подошла  жена, тронутая,  как  она  мнила,  участием  в  передрягах, с  благодарностью  положила  на  плечо  ему  полную  руку,  а  другой  нежно  пригладила  висок,  взятый   легкой  сединой. Прошептала:   
       - Ты  сегодня  похож  на  льва,  который  утратил  уверенность  в  силе.  Не  надо  печалиться,  милый.  Всё  позади.
       - Ну, ну,  друг  мой, -  хмуро  проронил  Кирюшин,  внутренне  изнывая  и  отстраняясь  от  неуместной  нежности. - Хорошо, что всё уладилось…Работы  много,  а  тут…неурядицы.   
       - У  тебя  неприятности  по  службе? -  попробовала  угадать  жена.
       - Да…Некоторые  осложнения. -  Он  попытался  усмехнуться  над  этим,  невольно  вырвавшимся:  «некоторые».         
       «Да  нет,  милая.  Осложнения  очень  серьезные….Если  бы  можно  их  просчитать».      
       - Станем  ужинать?      
       Андрей  Николаевич  отрешенно  кивнул      
       - Накрывай.      
       Ел  он  без  аппетита, односложно  и  неохотно  отвечал  на  вопросы  домашних. Мысли  Кирюшина  в  другом  измерении. 
       «Что  это?  Подстроенная  акция  или  случайное  стечение  обстоятельств? -  опять вопрошал  себя. -  Выселялся  полностью  дом. Не  подъезд. Из-за  одной  моей  персоны?.. Вряд  ли. Органы  могли  придумать  нечто  оригинальное  и  простое. Шутка  ли?  Беспокоить  столько  людей,  работников  и  семей  обкомовцев. Без  санкции  такое  не  провернешь. А  вор  воспользовался. Они  дошлые,  воры. Усекли,  что  скопище  людей,  и  сюда…А  уж  сработать  под   службу  жэкаха…Да! Но  там  были  работники  милиции! Вор  не  станет  рисковать  ради  случая! Не  полезет  в  пасть…»   
       Кирюшин  похолодел  душой,  но  вспотел  телом. Выходило,  - он  попал  под  колпак  «конторы»!       
       «А  на  какой  хрен  им  санкция? Был  же  слух,  что  сам  Лёня  Брежнев  остерегался  главы  пытошников  из-за  родственников…Но  почему тянули  резину?.. Собирали  факты,  и  теперь…Но  если  так…»            
      Его  могли  взять  давно, потому  что  погружение  в  мерзопакостное  болото  стяжательства  началось  со  времен  давно  забытых.  Андрей  Николаевич  не  мог  бы  вспомнить  со  всей  отчетливостью, когда  и  как  увяз  в  сладкую  патоку  шарапов и  мздоимцев  его  первый  ноготок. И  не  помнил  в  себе  страха  перед  могущими  последовать  карами. Время  для  партийных  богов  стояло  безмятежное  и  благостное.  От  мала  до  велика  в  их  среде  почиталось  словоблудие  и  славословие  ближних  и  вышних,  а  всё  иное -  трын-трава.    
       И  когда  наступила  череда  смены  генсеков,  а  следом  и  принципов, мало  кто  успел  испугаться  или  адаптироваться. Затаив  дух,  они  продолжали  воровать.  Верхние  этажи  власти,  номенклатура  партийных  и  хозяйственных  аппаратов,  давно  вошла  в  зону  вседозволенности  и  потому  перемены  их  не  касались.  А  всякая  сошка,  и  ранее  не  приспособленная  осмысливать  ситуацию,  не  поверила  в  наказуемость  и  по  сейчас. И становилась  легкой  добычей  органов,  при  проведении  месячников  и  декад  в  мероприятиях  по  изъятию.               
       Выходило,  и  он,  Кирюшин,  того  же  сорта  ягода.  Адвокат Бугров, через  Авилова,   намекал  иногда,  что  неплохо  бы   покуда  затаиться,  и  отдать  себя  основной   работе. А  он,  азартная  душа,  возомнил  себя   полубогом,  не  смог  примириться  с  мыслью,  что  остерегаться  надо  всерьез. Да  еще  не  устоял  перед  соблазном  и  захотел  умыкнуть  сотню  штук  ассигнациями.               
      Деньги,  большие  деньги! Они  могла  стать  достоянием  семьи,  а  стали  головной  болью.         
       «Жадность  сгубила, гадство…Фраера!»      
       Он  анализировал,  искал  ошибку,  вовсе  не  догадываясь,  что  все  притязания  на  часть  кассы  взаимопомощи  теневиков  изначально  были  обречены  на  неуспех.  За  операцией  следил  Каин,  а  он  не  терпел  нечистоплотности  в  делах.  Кирюшин  не  мог  догадаться,  что  в  теперешнем   его  положении  человека  в  пятом  углу,  виновен   партнер  и  подельщик,  а  не  люди  из  органов.   
       Устремив  задумчивый   взгляд  на  стену  столовой,  Кирюшин  машинально  принялся  за  второе  блюдо. Парные  котлетки  из  кролика  запивал  белым  вином,  не  ощущая  вкуса.
       «Если  это  не  воры,  то  начнется  дознание, вызовы   к   следо…Какое,  к  черту,  дознание?!  У  них  ничего  нет!  Пальчиков  моих  или  членов  семьи  нет,  я  следил  за  этим.  Свидетелей  тоже  взять  им  негде.  Что  они  могут?  Зажать  яйца…Нет,  процесса  у  них  не  получится.  Ни  подобного  рыбному, ни…Что  остается  органам?  Они-то  наверняка  знают,  что  преступление  есть.  И  неотвратимость  наказания  для  них  аксиома…Они  могут  сунуть  в  психушку…Нет, тогда  будет  шум.  Я  не  простой   раб  божий.  Чтоб  определить  номенклатуру   в  отхожее  место  надо  иметь  санкцию. А  спрашивать  или  оправдываться  они  не  любят. По  правде:  они  и  мы  -  власть. Истинная,  настоящая  и  несокрушимая.  Если  мы   вместе  того  захотим.  Но  мы-то  -  в  расколе!  Они  на  зарплате,  а  мы  еще  и  подарки  имеем.  Мзду.  Вот  где  собачка  зарыта!  И  потому…Они  изберут  другой  путь,  простой  и  надежный. Проверенный  историей   способ  контроля  над  ситуацией.  Они  лишат  меня  жизни  и  с  помпой  похоронят. Их  вполне  устроит  автокатастрофа.  На  это  они  мастера. -  Кирюшин  отер  салфеткой  высокий  лоб  и  пустым  взглядом  обвел  столовую. – Как  сложно  всё  в  жизни,  Андрей!  И  как  просто.»   
       Но  он  не  хочет  умирать!  Он  хочет  жить!  И  почему  только  он  должен  подвергаться  репрессиям?         
       «Да  гляньте  вокруг, товарищи  дзержинцы! Ткните  пальцем  в  любого  члена  партии  в  руководящем  кресле!  Расстреливайте  всех  подряд  и  вы  почти  не  ошибетесь!  Все  нечисты  на  руку,  душой -  тем  более!  Всем  наплевать  на  нужды  народа  в  целом  и  любого  гражданина  в  отдельности.  Они…Мы  всегда  думаем  о  себе  и  только  о  себе,  а  всё  остальное  - слова  и  инерция  жизни.  Окститесь»!      
       Жена  увидела  его  растерянность  и  спросила,  внимательно  вглядываясь.         
       - Тебе  плохо?  Андрюша!  Ты  не  простыл?  Может,  выпьешь  перцовки  и  приляжешь?      
       - Перцовки? – переспросил  Кирюшин,  не  вдаваясь  в  смысл. – Давай  и  перцовки. Поздно,  конечно,  но  такова  жизнь.       
       - Что  поздно?  Андрюша! О  чем  ты? Ты  бредишь? – всполошилась  Елена  Матвеевна.  – Ты  пугаешь  меня.      
       - Ничего,  друг  мой  сердечный.  Всё  пройдет.  Очень  возможно,  что  я  в  бреднях. День  был  никудышный, а  завтра,  похоже,  лучшего  не  ждать.      
       Завтрашнего  дня  он  боялся.  Впервые  в  жизни  Кирюшин  боялся  будущего.

               

                ГЛАВА    ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

                ____________________   ***   ______________________
        Сотня  тысяч  рублей,  найденная  у  работника  обкома  партии,  потрясла  всех,  кто  оказался  в  курсе. Докучали  они  и  подполковнику  Курагину.  Обходя  непосредственного   шефа  Терещенко, он  не  поставил  в  известность  и  вышестоящее  начальство,  и  теперь  оказался  в  интересном  положении. Даже  присутствие  в  их  группе  работника  «конторы» не  могло  снять  растерянность  и  внести  определенность. Санкции  на  операцию  никто  не  давал,  действовали  они  хоть  и  в  интересах  государства,  но  от  себя.  А  за  самодеятельно-сть…Впрочем,  в  банк  деньги  сдали  без  шума.    
       Теперь  они  сидели  вдвоем  с  майором  Колывановым  и  ломали  головы  над  итогом. 
       Курагин  изложил  результаты,  касаясь  даже  некоторых  деталей,  а  выговорившись, тяжело  откинулся  на  спинку  стула,  отдувался.  Полузакрыв  глаза  и  процеживая  сквозь  щелки  век  интерес  к  реакции  гэбэшника.         
       Колыванов  перебирал  бумаги, -  копии,  выложенные  подполковником. Из  них  выходило,  что  операция  по  вскрытию  вредной  деятельности  аппаратчика  обкома  партии  велась  по  всем  правилам  оперативной  разработки.  За  одним  исключением.  О  ней  не  ведало  начальство.
       - Да,  обхезались  вы, Николай  Терентьич. Проморгали  теневиков.  А  этот  гад, -  проворчал  майор,  со  злом  бросая  на  бумаги  сухую  и  узкую  ладонь. -  Сто  тысяч  где-то  хапнул!  Деньги  большие.  Но  чьи?!  Не  мог  же  он  торчать  с  протянутой  рукой  под  церковью.  И  платить  за  крышу  не  могли  столько.  Разве,  что  спас  кого-то,  увел  из-под  вышки. Тогда,  да…       
       И ковырнул  бумаги  пальцами,  брезгливо  морщась.      
       - Мы  полагаем -  общак  теневиков.  Или  большая  часть,  или  запас  неприкосновенный, - заметил  полусонно  Курагин.  О  звонке  неизвестного  благодетеля, сдавшего  Кирюшина  еще  до  акции,  подполковник  решил  промолчать. Оставил  себе  оперативный   простор,  если  что. И  добавил:  -  Но  можно  поддержать  и  вашу  версию. И  то  и  другое -  из  области  догадок.   
       - Согласен.  Но  какая  крыша!  Кто  подумает  на  человека,  который  курирует  именно  эти  вопросы?!  Честь  и  совесть!  Засранцы!.. Губят  авторитет  партии,  государства! – бушевал  Колыванов, тычась  глазами  в  бумаги,  разбросанные  по  столу. Ненависть  его к  отступникам  морали  была  не  показной. Но  он  все  же  успокоился  и  взглянул  на  милицейского  служаку. -  Что  будем  делать,  подполковник? Как  пресекать  станешь?   
       Он  понимал,  что  свалившееся  в  руки  дело  обкомовца,  простое  с  виду, на  самом  деле  им  не  по  зубам.  Как  ни  старались  «не  проколоться»,  как  ни  скрытно  вели  группу  теневиков  и  их  покровителя,  а  ткнуть  мордами  в  дерьмо  и  зашвырнуть  на  нары  не  получилось. Хитры  оказались  мастера  темного  бизнеса, переиграли,  оставили  ментов  с  «Васей».  Колыванов  не  знал  даже,  что  кейс  с  деньгами  достался  случайно,  по  милости  Каина.   Всего  и  собрали  в  копилку:  «бабки»  без  пальчиков,  кассеты  с  толковищами   да  пачку  отчетов  оперов.  И  Кирюшина  не  возьмешь  за  шкирку,  хотя  знаешь  твердо:  партиец  вор,  прохиндей  и  враг  народа.   
       Подполковник  Курагин  разул  глаза  и  недовольно  почмокал  толстыми  губами.  Раздувая  ноздри,  продул  мясистый  нос  в  широкий  платок, поправил  усы  большим  и  указательным  пальцами  и  прогудел:   
       - Так  я  и  пришел,  чтоб  вместе  помороковать.  Не  взять  Кирюшина  голыми  руками. А  щипцы  где  взять?  Или  просить  ежовые  рукавицы?  Терещенки  прикажешь  докладывать  и  заодно  под  нос  ему  ткнуть  разработку  на  самого?  В  обком  бежать,  задрав  штаны?  Так  не  доберешься  в  срок  -  обхезают.  Повяжут  самого.  Или  ты  к  своему  начальству  мотнешься, изложишь  нюансы?  По  правде  сказать,  одна  надежда.   
       Майор  из  «конторы»  перехватил  угасающий   взгляд  Курагина  и  с  усмешкой  небрежения  заявил:       
       - Вечно  вы  на  чужом  горбу  норовите  проехать,  служба  поносная! Да  и  куда  вашему  брату,  когда  на  самом  верху  скурвились?.. Ладно.  Куда  деваться?  Думать  надо,  как  не  похерить  дело. Ты  вкалывал  на  совесть,  я  знаю. А  другие…Так  что  не  вздумай  чесать  языком  даже  между   родными.  Времена  пошли  щкодливые, так  что…И  пугнуть  дичину  нельзя.  Она  наша.  Пройдет  время  и  забудется  для  всех,  а  мы  помнить  врагов  будем.  Усёк,  подполковник?  Вот  и  ступай  домой.   
       Курагин  молча  сомкнул  вежды  и  стал  напрягать  мышцы,  чтоб  воздеть  телеса  со  стула.  Краснея  лицом,  поднялся  и  сказал  со  значением:         
       - Я  надеюсь  на  ваши  бдящие  органы.  Воздадите  ослушникам  по  заслугам.  Прощать,  верно,  неможно  ему.  Законом  крутил  во  все  стороны,  плевал  на  него,  а  обязан  блюсти. Тельцу  золотому  служака. Ха! – С  трудом  качнул  массивной  головой. – Жизнь  пошла!  Раньше  из  щелей  вытаскивали  всяких  и  прочих,  а  ныне  их  уже  полны  кабинеты…Так  я   пошел,  майор.  Чего  уж  там.    
       И  подался  вразвалочку  к  двери,  прихватив  предварительно  со  стола  пропуск  и  всего  лишь  кивнув  хозяину.
       А  Колыванов  тут  же  отправился  к  полковнику  Нуйкину,  куратору  отдела  «внутренней  резекции»,  как  именовали  его  не  без  подспудной  мысли  сослуживцы.  В   помощниках  начальника  отдела  ходили  люди  мыслящие  инако.
       Сухой,  подтянутый,  сорокапятилетний  полковник  слыл  мужиком  простецким  в  общении  и  жестким  в  работе.  Мягко  постлать  он  умел  мастерски.  Поговаривали, таким  манером  он  съел  не  одну  «собаку»  и  конкурентов  на  служебной   стезе. Но  именно  такой  человек  теперь  необходим  Колыванову.  Разрубить  «Гордиев  узел»  мог  только  он,  потому  что  и  люди  определенной  категории  находились  в   его  «епархии». О  том,  что  полковник  Нуйкин,  слывя  исполнительным,  иногда  поступает  вопреки  мнению  даже  очень  высоких  чинов, знал,  пожалуй,  только  майор.  Впрочем,  не  знал,  а  догадывался,  как  единомышленник  и  начальник  технического  отдела,  и  к  тому, -  аналитик.
        Майор  Колыванов  вошел  в  кабинет  не  без  робости. Он  и  сам  толком  не  определился,  зачем  приперся. За  советом  или  с  ним.  Срываясь  сюда,  он  имел  цель.  А  как  воплотить?  И  положился  на  интуицию.  Что-то  подсказывало  ему,  что  с  полковником  кашу  сварить  получится.
       - Можно? -  спросил  он,  переступая  порог  и  окидывая  кабинет   опытным  взглядом. И  порадовался, находя  хозяина  в  одиночестве  и  без  дела. Тот  глазел  на  окно.    
       - Ах, майор!  Притащил  в  карманах  с  дюжину  всякой  хреновины  для  приватной беседы,  и  еще  спрашиваешь  «добро». – Нуйкин  перевел  на  вошедшего  усталые  и  будто  выцветшие  серые  глаза,  усмехнулся. – Всё  суетишься.  Впрочем,  ты  прав. Нудьга  за  окном  и  она  же  в  душе. Перемены  жизни  нагоняют  скорби.  Так  что  надо  работать. Ну  да  кому  жаловаться?!  Сами  выбирали  службу. Что  у  тебя?      
       И  осторожно  потрогал  у  виска  лоб, где  обозначились  лысины, тронутые  инеем  ушедших  лет. Затем  бросил  руку  на  стол  и  смахнул  будто  желтый  лик  свой  и  белую  рубашку  с  черным  галстуком  с  полировки  столешницы, - жест,  указывающий  на  стул.   
       - Я  за  советом,  Иван  Владимирович, -  проронил  Колыванов,  утверждая  худой  зад  на  сидении. -  Тут  у  меня…
       Но  полковник  перебил  и  обрушил  поток  словес,  меж  тем  наклоняясь  и  извлекая  из  тумбы  стола  бутылку  минералки  со  стаканами  на  общепитовской  тарелке.      
       - Ишь, гусь  лубянский! Совет  ему  подавай. Будто  указаний  партии  мало. А  сам  уже  заготовил  менторскую  задачку.  Чужими  руками,  майор,  люди  привыкли  жар  разгребать.  Ты  не  находишь? Ну,  хрен  с  яичком,  выкладывай. Помогу,  коли  смогу. В  семье-то  всё  ладно? Уж  больно  ты  хмурён. Освежись. -  Он  кивнул  на  воду. – Или  чайку   из  термоса?         
       - Да  нет,  я  уж  лучше  сразу   к  делу.  В  голове  запарка,  не  в  животе.    
       Нуйкин  налил  в  стакан  боржоми,  хлебнул  и  вопрошающе  уставился  на  майора.      
       - Валяй.         
       - Ты помнишь, Иван  Владимирович, я  приходил  за  советом,  как  соратникам  из  милиции  помочь.  Заподозрили  у  теневиков  крышу  на  больших  высотах  и  попросили  втихаря  задействовать  нашу  технику.      
       - Помню, -  поморщился  полковник  при  упоминании  параллельных  органов, к  которым  питал  искреннюю  неприязнь  за  аморальность  в  рядах. -  Районное  дело.  Какой  оно  могло  дать  результат? Как  всюду,  мелкота  и  бытовуха.  Ради  внуков  воруют,  а  жены  на  подлость  толкают.  Всё  мало  им,  проклятущим. А  сейчас  от  жизни  вообще  ожидать  можно  неразумного  вагоны. Глядишь  на  президиум  какого-либо  собрания, -  сплошной  иконостас!  Морды  благочестивые,  на  губах  елей,  в  кармане  партбилет,  а  тряхни  за  душу,  пристрой   «жучок»   или  прогляди  загашники,  и  окажется  такой  деятель  партии  или  народного  хозяйства  обычной  сволочью. Им  место  в  стройных  рядах  зэков,  в  бараке  у  параши,  а  его  -  в  президиум.  Икона  для  народа!  Честь  и  совесть! В  уме,  как  денег  нахапать, это  точно,  отказать  нельзя. Дундуки,  зараза  на  теле  государства!.. Так  что  там   выявили?    
       - Да-к,  мудистику. Полковник  Терещенко  пашет  на  теневиков,  но  за  руку  не  взят.  Хитер. Только  слова  покамест  на  кассете,  но  чужие, -  улика  косвенная. Завобщим  отделом  обкома  партии  Кирюшин  сильно  замазался. Взяли  на  его  квартире  кейс,  а  в  нём  сотня  тыщ  рублями. И  ни  одного  пальчика.
       - А  внутри  чемодана,  на  банкнотах?! 
       - В  перчатках  с  деньгами  общались. Только  работников  банка  пальчики.      
       - Ай,  как  прокололись…мастера-мусора, -  покривился  от  досады  Нуйкин. Упускать  заведомых  преступником  ему  -  преступление  из  тяжких. В  сознание  такое  не  укладывалось. Он  почти  зарычал: – И  ты  позволил…провалить  дело! Ну,  увидел,  что  выходите  на  большую  птицу,  остановись  на  миг.  Забери  дело.  Как  ты  мог?1         
       - На  Кирюшина  они  вышли  в  последнюю  минуту. И  то,..с  пустым  результатом, - повинился  Колыванов, уводя  глаза  от  минералки  и  облизывая  губы. - Деньги  взяты  без  понятых. Я  вообще  удивляюсь,  как  они  осмелились…И  угадали. А  доказать… 
       - Что  теперь? - Полковник  заметил  жажду  технаря  после  выволочки,  но  игнорировал. Решил  наказать  хоть  этим  за  оплошку. Но  сам  хлебнул  из  стакана.   
       - Милиция  в  тупике. Когда  материалы  просмотрели,  прослушали  -  обалдели  некоторые. Отказались  верить  глазам  и  ушам.  Такие  люди! И  в  одной   кодле. Куда  гребем?  Спрашивается.      
       - Это  ты  у  Меченного  спроси,  у  любителя  анархии. То  ли  еще  будет,  если  не  выкорчуем  заразу  из  рядов  партии.  Предложения  есть?  От  нас  требуют  смелости,  инициативы. – Нуйкин  попил  еще  минералки,  повертел  стакан  меж  тонких  пальцев. -  Оригинальный  ход  хочешь?   
       Майор  вскинул  вопрошающий  взгляд.    
       - Предложи  ментам  изготовить  докладную, материалы  оперов  к  ней,  и  -  на  стол  Терещенко.  Тот  прочтет  и  застрелится.  И  вся  морока.   
       Колыванов  ласково  улыбнулся  и  качнул  седеющей  головкой.    
       - Это  вряд  ли. Он  понадеется  на  недоказанность  и  защиту дружков. И  будет  прав.  Развелось  этой  падали, а  они  держат  друг  дружку  под  локоток.  Наказать  можем  только  мы.  В  обком  же  не  пойдешь  с  дыркой   в  деле. Да  и  шума  они  боятся,  спустят  тихонько  пары. Смехота  и  хреновина!  Знают  же,  засранцы: из  рядов  партии  изгонять  таких - только  во  благо,  а  защищают  и  сомневаются  до  последней  капли  пота. Кричат:  очернение  действительности!  Им  на  благо  такой  тезис. – Он  осекся, и,  беспомощно  махнув  ладонью, устало  откинулся  на  спинку  стула.       
       Нуйкин  тоже  сделал  кислую  мину  и  стал  нашаривать  в  карманах  курево. Но  нашел  в  ящике  стола,  задымил  болгарской  сигаретой,  пачку  бросил  на  стол  перед  майором,  передвинул  на  середину  пепельницу.   
       - Обстоятельства  сии, Анатолий  Иванович,  создал  еще  товарищ  Сталин. Он  породил  номенклатуру. Но  Иосиф  Виссарионович  умел  управлять  ею,  с  нашей,  правда,  помощью.  При  нём  неприкасаемых  не  было. Сталин  сам  боялся  органов.  А  вот  Никита  Хрущев  крепко  опростоволосился.  Замахнулся  на  Сталина,  сваливая  грехи  свои  и  подельщиков  на  него,  а  не  разглядел,  что  срубил  сук,  за  который  держался. И  не  усидел. По  сути,  Кукурузник  сделал  номенклатуру  бессмертной  и,  уж  верно,  неприкасаемой. Вишь,  отдает  указы, пользуется  трудами  общества  и – ненаказуемо. Ну  да  что  плакаться  в  жилетку?!  Новая  обстановка  может  кардинально  изменить  расстановку  в  стране.  Надо  смелее  пользоваться   выводами. Конечно,  если  успеем,  если  дадут  нам  товарищи  от  номенклатуры  действовать  по  нашему  разумению.  Они  решительны,  когда  слышат  крик  жареной  птички,  и  не  остановятся  ни  перед  чем.  Примеров  тому   в  истории  до  черта. Ты  не  хочешь  поработать  извилинами? – раздраженно  спросил  полковник,  щурясь,  и  пуская  под  себя  дым  сигареты.      
       Колыванов  не  выдержал  и  потянулся  к  пачке  с  куревом.    
       - Но  что  мы   можем  радикального?  -  Он  сделал  вид, что  с  извилинами  у него  действительно  несуразица. Невинно дернул плечом,  удержал  взгляд  на  простенькой  пепельнице  из  хрусталя.   
       Полковник  вдруг  засмеялся. 
       - Сто  кусков  взяли  у  партдеятеля  и  оприходовали,  как  находка  с  мусорной  свалки!..А?! А  как  же  еще?!  Дундуки!  Раздали  бы  ребятам  по  толике,  как  премии  за  старания  во  благо  государства.  Какой  заряд  бодрости!..Но  о  таком  стимуле  знают  только  теневики! Так  что  ты  надумал,  как  с  этим  хреном  поступим?   
      - Так  докладывать  некому,  товарищ  полковник…Я  просмотрел  его  делишки  и  нашел,  что  со  здоровьем  у  Кирюшина  Андрея  Николаевича  плоховато. Ездил  он  на  курорты,  лечился.  Сердчишко  барахлит,  пошаливает. 
       Майор  осторожно  взглянул  на  Нуйкина,  который  по-прежнему  вертел  меж  пальцами  стакан  и  воротил  глаза.  Но  на  замечание  относительно  здоровья  обкомовца  их  поднял  и  с  большим  простодушием  удивился:
       - Так  сердечная  недостаточность  -  избитый  приём.  Оскомину  набил.    
       - Ну  и  что? – так  же  просто  парировал  Колыванов. -  Сердце  природа  у  человека  не  изъяла,  оно  есть. И  болит  у  многих, как  бы  не  казалось  это  странным.  Кирюшин  жаловался  на  колики.
       - Да  не  кивал  он  никогда  на  сердце.  Придумал  болячку,  чтоб  амурные  дела  обставлять  на  курортах,  для  отвода  глаз  жены. Тут  у  тебя,  Анатолий Иваныч,  явный  прокол. – Нуйкин  с  удовольствием  оглядел  майора,  в  мятом  черном  пиджачке  с  перхотью  на  плечах,  со  сбитым  на  сторону  галстуком,  и  взглядом  сатаны.         
       - Никакого  прокола,  товарищ  полковник! В  истории  болезни  по  белому  черным  записано,  что  шалит  движок  у  Кирюшина.  И  подписями  эскулапов  удостоверено.  И  приложена  кардиограмма.  Я  наших  людей  просил  вникнуть,  нет  ли  подвоха.  Он  мог  присутствовать,  если  кардиограмму  другого  человека  подсунули.  Свежий  след,  грех  не  воспользоваться! -  упирал  Колыванов.      
       - М-да.  Других  вариантов  воздействовать,  выходит,  нет, -  будто  согласился  с  визави  Нуйкин.   
       - Варианты  есть,  воздействия  не  будет, - ответил  в  раздумье  майор.       
        И  выдержал  весело-насмешливый   взгляд  старшего  офицера,  который,  впрочем,  не  был  ему  начальником.  Только  советчиком  и  помощником.  В  развитии  мысли.   
       Полковник  помолчал,  погладил  квадратный  подбородок, тронул  пальцами  жиденький,  русый  и  короткий  волос,  уложенный  назад  и  чуть  набок. Промолвил:
       - Пожалуй,  ты  прав.  Автокатастрофа – дорого  и  сложно.  Возможны  излишние  жертвы  и  издержки  для  народного  хозяйства. А  сунуть  ему  снадобье  из  нововведенных  труда  не  составит.  При  этом  надо  позаботиться,  чтоб  под  рукой  оказались  сведущие  доктора.  Возможен  же  форум  работников  медицины.  Или  совещание  эскулапов.  А  что  с  Терещенко?  Аналогично,  или  оставим  для  завтрашних  нужд?       
       -Так  для  оперативных  разработок  пригодится! – Майор  Колыванов  вскинул  ладонь  с разведенными  пальцами,  а  чтоб  снять  сомнения, убеждал  взглядом. -  Не  будут  же  теневики  лежать  на  дне  вечно. А  он  их  крыша! 
       - Резонно. Тогда  остановимся  на  таком  решении.  И  копии  дела  -  мне  на  стол. Там  компашка  собирается  интересная, из  виду  нельзя  выпускать. Глядишь,  на  досуге  займемся  ими, и,  если  они  оперируют  большими  суммами,  вернем  государству. На  милицию  надежд  мало, да  и  не  верим  им.  Способны  алкашей  трясти  за  пропитые  души.  И  бутылировать. Дундуки!  Какое  точное  слово  нашли  для  своей  деятельности!  Фу,  гадость. Парни  из  УГРо  тащат  весь  их  воз. – И  опять  поморщился  полковник  Нуйкин  от  паскудной  мысли.  Не  любил  он  милицию  в  нынешнем  виде.   
       - И  я  стану  привлекать  людей  к  сверхурочной. Пускай  темных  масонов  слушают, -  сказал  майор.   
       - Темных  масонов, -  проворчал  хозяин  кабинета  с  брезгливой  усмешкой,  какую  не  успел  снять. -  А  что?  И  надо! Всенепременно! Кто  еще   способен  разгрести  сволочную  кучу?  Надо  торопиться.  Или  братство  денежных  мешков  свернет  нас  в  бараний   рог! – Нуйкин  вздохнул. -  Работайте,  инициативу  не  упускайте. Нельзя  безоглядно  доверять  болтунам  от  партии.  Заболтают  же,  сволочи,  страну! И  пусть  пишут  эти  крамольные  слова  твои  слухачи,  если  ты  притащил  «жучка»! Я  их  повторю  на  любом  уровне. Всё,  иди,  дай  мне  поработать! У  меня  тоже  этих  подонков  на  шее…Зло  же  берет!  Ему  место  в  местах  за  колючкой,  а  ты  изволь,  доказывай,  что  мразь  есть  мразь.  Чистюли  занюханные!  Дундуки!  Наслушаются  всяких  западных  голосов,  а  потом  вопят:  свободу  нам,  свободу!  От  чего  и  кого - свободу?!  Опомнитесь,  вы  же  славяне!  Какая  к  лешему  свобода,  когда  вас  всегда  тянет  к  вольнице?!  А  это  разница  агромадная! Бардак  вы  получите,  а  не  свободу  с  демократией!  В  красивой  обертке  бардак!      
        Как  в  воду  глядел  полковник  Нуйкин  тогда.  Оракулом  не  был,  а  угадал.  Не  знал  он  другого.  Что  делать,  если  не  давить,  не  загонять  в  психушки  и  тюрьмы?  Как  сотворить,  чтоб  хорошо  стало  большинству,  если  не  всем?
        Впрочем,  этот  вопрос  до  сих  пор  имеет  место  быть  и  ответа  не  знает.  Всё  по  кругу  идет  и  по  спирали,  как  доказывают  сведущие.
        А  спираль  та  то  вверх,  а  то  -  вниз  изгибом  пружины…И  так   вечно?      


                ____________________   ***   __________________
        Кости  лубянского  «пахана»  Кифира  срастались  медленно,  но  верно. Упал  он  удачно,  грудной  клеткой  на  мягкое.  Ребра  не  выдержали,  а  сердце  выстояло. Дело  шло  на  поправку.          
        Кодляком  пришли  проведать  воры. Их  выпихнули  на  волю  после  малой  отсидки  за  хулиганство. Конечно, подполковник  Курагин  мог  засадить  на  нары  Чапого  и  Стяга, но  привык  держать  слово.  А  по  слову,  Зайцу  полагался  пендель  в  зад,  -  и  за  порог  капэзэ.  Тот,  как  мог,  но  помог  поискать  общак  теневиков. Да  и  в  сексоты  определён.  И  выпусти  Зайца,  а  посади  подельников,  в  тюряге  возникнут  вредные  толки,  нежелательные  на  тот  отрезок  времени.
        Жулики  вывалили  на  тумбочку  Кифира  фрукты  и  жратву,  прикрыли  спинами  дверь  в  палату  и  втихаря  открыли  бутылку  водки,  не  забыв  всучить  «пахану»  любимую  запивку  в  молочной  таре.       
       - Ну, братва, за  поправку! Чтоб  еще  не  раз  пили  здоровыми! – возгласил  обрадованный  вниманием Дмитрий  Шевчук.  И  усудобив  почти  полный  стакан,  поторопился  запить  кефиром. – Ух,  хорошо  прошла! Давно  не  пил  с  удо-вольствием.         
       Воры  по  кругу  последовали  примеру  старшого,  -  стакан  один.  Тут  же  повторили. Сестричкам  навязали  по  шоколадке  и  цитрусовых,  и  выставили  за  дверь,  побыть  на  стреме  и  не  смущать. Пошли  разговоры.         
       - Я -  ладно, -  сказал  Кифир. – Дождик  подвел  и  выпил,  в  дрезину  её   мать. Сорвался! А  как  влетели  вы?
       Открыть  братве,  что  «сделала»  его,  как  занюханного  фраера,  симпотная  бабенка,  ему  стыдновато. Потому  и  выставил  картину  про  полет  с  балкона. Правда,  себе  он  положил  потом  когда-то  посчитаться  с  тем  «шариком».  Как,  еще  не  знал  Димка, но  встретиться  хотел.  И  отчего-то  не  было  на  душе  никакого  зла  против  той  бабенки.  Напротив,  осталось  что-то  вроде  восхищения.  Вот  разве  за  ребра  счет  предъявить. И  золотишко,  башли,  что  шопнул  у  «шарика»  из  заначек,  кто-то  выгреб  из  карманов.  Мужик,  хахаль   её,  не  иначе,  занимался  им  вплотную.  Вот  хахаля  того  поискать…
       А  братва  кричала, Чапой,  поддатый,  орал:
       - А  нас, сышь, менты  в  зад  сапогами  выставили  из  капэзэ! Мы  заявили,  будто  работу  искать  пришли. А  что  Стяг тюкнул  директора  в  темя,  так  он  чокнутый!  Мы  причем?! Мы  работы  хотели!..Поверили!  По  семь  суток  всандалили!  А  Зайцу  пятнадлцать! Как  грамотному! Ой, умора! Он  мусорам  права  качал. Я  тоже  мент,  я  в  вохре  числюсь! Хорошо,  они  на  пределе  устояли.  А  могли  подлянку  задвинуть, чтоб  Зайцу  задний  проход  прочистили! Я  как  мог, братву  на  нарах  сдерживал! Пацан  подвернулся,  спец  по  мохнатым  сейфам! Так  я  указал  на  достойную  замену.  Отцепились  от  Зайца! Тикать  ему  надо  из   вохра!  Беда  будет!
      - Дома  как,  не  шмонали? -  спросил  Кифир,  принимая  в  руку  третью  порцию водки. -  Масора  дошлые!
       - Да было  сунулись,  но  без  большого  кипеша, -  понурив  глаза,  доложил  карманник  Сова, поправляя  заодно  полосатый  галстук  в  тон  коричневому  костюму. – Заехали  по  наколке  выхмелителя.  Дунул  кто-то  из  соседей. Ну,  нас  и  увезли. До  утра  продержали.
       - Это  еще  за  какой  хрен?! -  насторожился  Кифир, понимая, что  из  хаты  кодлу  мусора  берут  не  просто  так.          
       -  На  глаза  попался  маг  Соня,  ну,  они  и…Забрали  маг,  а  ночь  в  отмазку  проторчали  у  них.  Или  сидеть,  пригрозили…Себе  маг  забрал  ментяра, -  процедил  с  ненавистью  Васька  Сова.
       - Жалко  машину,  -  покивал,  соглашаясь  с  утратой,  «папа»  Дима. – Вещь  хорошая. У  меня  набор  кассет  с  Высоцким,  вот  бы  покрутить. Ну  да,  бог  дал,  он  и  взял! – теперь  Кифир  ухмыльнулся,  и  все  поддержали.  Улыбка  побежала  по  кругу. -  Чего  еще  нового?   
       - Так  в  остальном  всё  хорошо,  пре…- ввернул  развязный  на  язык  прапор  Стяг.  Но  вовремя  остановился. Закончи  он  мысль,  Кифир мог  принять  на  свой  счет,  а  это…прозрачный  намек  на  маркизу  в  бараке  зоны.  И  рассерчай  «папа», -  тогда  нож  под  ребро  или  палец  в  глаз,  что  в  принципе  равнозначно. Отставной  прапор  похолодел  душой,  но  удержал  улыбку.  – Всё  путем,  Димитрий! Позарастают  кости, и…вперед! Будем  жить  да  не  тужить!
       - Ага!  Живите! – проговорил  Кифир, с  веселым  значением  разглядывая  материного  примака. -  Да  про  меня  не  забывайте,  что  живой. Сбегай-ка  кто  до  Клавки  Куколки,  да  скажи,  чтоб  пришла.  Не  забыл  её,  передайте.  И  канайте,  время  истекло.  Шухера  в  больничке  поднимать  не  надо.  А  то  лекпомы  вызовут  ментов. Зачем  на  рога  лезть?!      
       Братва  вывалила,  обещаясь  навещать  еще  с  гостинцами  и  просьбу  касательно  женщины  исполнить. И,  если  что,  притащить  Клавку  Куколку  на  руках,  а  уж  тут  обставить  дело  лучшим  образом  и  хотение  «пахана»  удоволить.         
       Совсем  неожиданно  для  Кифира  явился  мужик  в  замшевой  дубленке  и  в  шляпе  под  цвет, с  галстуком  под  острым  кадыком. Морда  круглая,  глаза  спокойны, ростом  на  полголовы  выше  Митьки  и  весом  килограммов  на  десять больше.  В  палату  ввела  его  сестричка, указала  на  вора  пальчиком.   
       - Вот  вам  товарищ  Шевчук.
       - Спасибо,  ягодка! Премного  обязан. Вы  извините,  Дмитрий  Николаевич. Не  могли  бы  уделить  мне  минут  несколько  внимания  в  другом  месте?  У  меня  щекотливое  дело  и,  право, я  не  хотел  бы  лишних  ушей, -   с  обаятельной  улыбкой  выдал  вошедший  тип,  слегка  вздымая  над  головой  велюровую  шляпу.    
       - А  вы  кто  такой? -  слегка  подрастерялся  от  напора  Кифир,  ожидающий  чего  угодно,  но  не  сверхвежливого  визита  моложавого  пижона.   
       Что  перед  ним  был  еврей, Шевчук  ни  на  чуточку  не  усомнился. Птицу  видно  по  облицу,  как  не  раз  слышал  в  народе,  и  что  почти  всегда    подтверждалось  жизнью.    
       - Вы  имеете  честь  общаться  с  Георгием  Исаичем  Бугровым. Адвокатом  городской  коллегии. Не  выйти  ли  нам  в  коридор  или  холл,  и  там  где-нибудь  пообщаться? – И,  с  прежней  улыбкой  благовоспитанного  человека,  указал  пальцем  на  дверь.   
       Они  вышли. Адвокат  предложил  хорошую  сигарету,  но  Кифир,  мотнув  головой,  закурил  беломорину.    
       - Так  что  тебе? -  пыхнув  дымком  и  придя  в  себя,  спросил  вор,  в  пику  щеголю,  обращаясь  в  хама. – Заехать  в  харю?  Зачем  мне  адвокат?!    
       - Видишь  ли,  дорогуша, -  Каин  мгновенно  оценил  болящего  жулика, -  я  тот  самый, с  которым  ты  хотел  встретиться  в  темном  углу.  Это  я  уронил  тебя  с  балкона  моей  пассии. Так  что,  если  не  раздумал  заехать  в  морду -  заезжай.
       Каин  брал  нахрапом.  Он  стоял  боком,  согнутой  рукой  с  сигаретой  прикрывал  сердце  и  солнечное  сплетение. Правая  рука  висела  вольно,  но  настороже.      
       Конечно,  если  бы  не  Ниночка,  он  никогда  не  пришел  бы  к  авторитету. Впрочем,  адвокат  и  теперь  не  знал  дальнейших  планов.  Что-то  подсказывало, что  надо  поговорить,  предупредить,  остеречь, наставить  на  другую  дорогу. Были  и  другие,  подспудные  мысли,  еще  не  оформившиеся  в  четкие  задачи. Но  то  было  уже  не  личное, оно  касалось  жизни  вообще.   
       Бугров  побаивался  вора  и,  готовясь  к  встрече,  взял  несколько  уроков  по  русскому  рукопашному  бою. Жулик  мог  быть  неуправляем,  наброситься, пустить  в  ход  нож. Один  прием  на  выключение  удара  финкой  адвокат  отработал  особенно  хорошо  и  теперь  полагался  на  него,  если  разговор  закончится  дракой.   
       Кифир  тоже  безоружен  и плохо  собой  владел.  И  первым  его  желанием  было  врезать  жиду  между  глаз. Иных  зэковских  примочек  Димка  не  знал.  На  нарах  лежа,  почитывал  книги,  играл  в  картишки  и  изощренных  способов  убийства  человека  не  знал. Его  не  готовили  специально  в  законники, он  был  иной  масти.  Потому  мысли  пробежали  по  кругу  и  вор  с  усмешкой  разлепил  толстые  губы.    
       - Так  это  ты  должен  мне  за  лекарства  и  прогул  на  работе! Это  дорого  стоит,  фраер!  Тут  одним  ударом  не  отделаешься.   
       Отчего-то  стукнуло  ему  в  башку,  что жидяра  пришел  отмолить  грехи.      
       Но  тот  с  ухмылкой  парировал:         
       - Вот  даешь, Дмитрий  Николаевич! Залез  в  мой  огород  и  я  же  задолжался!  Нет  логики,  как  ни  крути.       
       - Разве  там  висела  ксива,  что  телка -  твоя  собственность? И  как  я  понял,  она  не  прочь  была  перепихнуться. Просто  я  попал  не  в  тот  день, -  выдержал  иронический  тон  и  Кифир.       
       - Но  ты  угрожал  ей  перышком,  гражданин  Шевчук. Согласись,  это  совсем  неприлично. На  зоне,  если  бы  кто  приставил  тебе  к  горлу  кинжальчик  и  захотел  познакомиться  с  твоим  дымоходом, разве  ты  выбрал  бы  не  домо-гания?      
       Каин  всё  больше  веселел  глазами  и  чуток  щурил  глаза. Он  рисовал  образные  картинки  и  вор  тут  же  завелся  и  зашипел:   
       - Ты  меня  не  знаешь,  жидяра!  Я  умру,  а  пидором  не  стану!   
       - Довольно  серьезное  заявление,  Дмитрий.  Так  кричит  обиженный. Ты  выставил  свой  гонор  напоказ  и  считаешь,  у  других  не  может  быть  достоинства. Ты  не  вспомнишь,  чем  кончилось  твое  свидание  с  моей   подругой? Она  обхитрила  тебя, но  подстилкой  не  стала.  Ты  не  находишь,  что  ей  тоже  неприятен  насильник?         
       - Ладно.  Чего  ты  приперся? -  убрал  ярость  жулик,  приняв  доводы  адвоката.      
       - Я  пришел  просить  тебя,  Дмитрий  Николаевич,  не  тревожить  мою  женщину.  Отведи  глаза  в  сторону.  Вспомни,  что  в  песне  поется.  Как  много  девушек  хороших, -  проникновенно  сказал  Каин, меняя  иронию  на  обаяние  и  запоздало  понимая,  что  пришел  напрасно,  зря.    
       - Ну,  жидяра,  даешь! А  дальше  вспомни,  какие  слова  в  песне! Но  лишь  одна  меня  тревожит!  Понял?!  Твоя  баба  мне  понравилась  и  я  её   возьму! -  твердо  пообещал  вор.  -  И  никаких  обязательств  и  всяких  клятв!   
       - Ты  говоришь,  не  думая. Ты  же  не  стал  ломать  её  силой, а  добром  долго  её  обхаживать.  Женщина,  конечно,  существо  непредсказуемое  и  я  не  могу  за  неё  ручаться, но…все  же  отступи. Не  заставляй  принимать  жестких  решений. С  тобой  я  хотел  мира. И  вообще,  кое-какие  планы  у  меня  на  тебя  есть. Хотел  потом  обсудить, -  попытался  урезонить  ли,  припугнуть  или  поймать  на  интерес  Каин.
       - Что  ты  мне  угрожаешь!?  Что  ты  можешь?! -  возопил  вор. Сказано  же -  не  отступлюсь!  Канай  отсюда,  жидяра!
       - Я  много  могу,  Дима, - холодно  проронил  Каин. – Могу  сдать  тебя  в  ментовку,  а  там  намотают  срок. Это  ты  очистил  дачу Пузыря.  Я  могу,  но  не  хочу. Лишний  довод,  чтоб  нам  не  ссориться.  Еще  могу  приказать,  и  тебя  шлепнут.
       Конечно,  адвокат  блефовал,  но  вор  поверил. Впервые  он  внимательно  оглядел  Каина  и  оценил  цепкий,  спокойный,  но  пронзительный   взгляд,  презентабельный  вид  уверенного  в  себе  и  много  знающего  деятеля  непонятных,  но  безусловно  высоких  сфер. Где  крутят  огромные  суммы  денег  и  судьбы  людей. И  такими  пешками  вертят, как  он,  простой  захолустный  жулик,  чей  «заработок»  в  сутки  от  силы  червонец.
       Кифир  опустил  глаза  и  стал  шарить  в  карманах  курево. Каин  опередил, достал  свои  сигареты,  заедино  задымил  сам. И  чего-то  ждал,  обнажив  поощрительную  улыбку.    
       - Выходит, -  проронил  жулик, - ты  держишь  меня  на  крючке.
       - Можно  сказать  и  так, - кивнул  адвокат  Бугров. – Но  заметь,  иных  требований  к  тебе  нет. А  вот  общую  знакомую  оставь  в  покое. Хотя,  вряд  ли  ты  знакомился.  Имя  твоё  мы  узнали  из  твоих…ксив. Зачем  ты  их  носишь?   
       Кифир  дернул  плечом, вернул  на  лицо  ухмылку.
       - Я  привык  держать  слово,  как  там  тебя…
       - Георгий  Исаич, -  спокойно  подсказал  Каин.
       - Так  вот.  Я  не  дам  тебе  слова. Не  смогу  сдержать. Хочь,  на  части  режь  сразу,  хочь,  вешай  на  столбе.      
       И  что-то  подобное  неосознанной  вины  прочел  в  глазах  его  адвокат  Бугров  и  невольно  улыбнулся.      
       - Норов  у  тебя,  Дмитрий,  завидущий.  На  чужую  бабу  положил  глаз.  Ну  да  черт  с  тобой! Ухаживай  по  всем  правилам  кавалерства. Но  какую  непотребную  фортель  выкинешь, -  пеняй  на  себя.  Рога  обломаю. А  теперь  вот  что.  Про  дело  Пузыря  я  обмолвился.  Знаю, вы  взяли  почти  двадцать  кусков.  То  ваш  навар.  Но  слышал  так  же,  что  твои  люди  подзалетели  на  мясокомбинате,  но  через  несколько  дней  откинулись. Почему?  Иметь  бандитскую  статью  и  выйти  оттель  вольно.  Тебя  не  смущает?  Ты  же  им  папа!       
       - Они  говорили  про  отмазку. – оторопело  посмотрел  на  Каина  вор. – Пришли  на  работу  проситься,  поссорились. Мусора  поверили,  хулиганство  пришили.         
       - А  ты?  Ведь  они  шли  к  директору  за  деньгами.  И  менты  о  том  знают! – жестко  сказал  адвокат. – Ну-ка,  обрисуй  мне  твоих  братанов,  что  побывали  в  гостях.    
       Требовательный  тон  Каина  поверг  жулика  в  еще  большее  замешательство  и  он,  отчего-то  доверяясь,  рассказал  всё,  что  сам  знал  о  том  эпизоде  понаслышке.       
       - Значит,  среди  них  только  Заяц  домушник. И  он  сидел  дольше  всех, - задумчиво  говорил  адвокат. – А  к  твоему  сведению,  в  то  же  время  на  некоторых  квартирах  прошел  довольно  непрофессиональный  шмон. Кое-что  искали. Вот  за  какую  работу  менты  могли  вышвырнуть  твоих  жоржиков  на  улицу.  Но  ты  не  знаешь  работы  органов  изнутри  и  можешь  успокоиться. Но  я  не  советую.  У  тебя  скоро  пойдут  проколы,  аресты.  Вы  получите  хорошие  срока,  если… 
       В  задумчивости  Каин  осекся.
       - Что, если?! -  подстегнул  озабоченный  Кифир. – Ты  уж  договаривай,  Георгий  Исаич.
       Адвокат  посмотрел  на  вора,  как  на  недотепу. И  сам  Каин  гляделся  расслабленным,  даже  побитым, - огорошенный  глупостью  собеседника.      
       - Так  проще  пареной  репы,  голубчик!  Я  больше  чем  уверен,  они  сделали  из  Зайца  отбивного  сексота. Избавляться  вам  надо  от  Зайца! Ну,  не  убивать,  естественно,  но  послать  подальше  следует.  С  приветом  для  ментов. Ведь  если  предатель,  то  это  надолго. Вас  предаст, придут  иные  времена -  предаст  ментов. Эта  короста  неизлечима. Да!  Вот  тебе  шоколадка. Всё  же  болящего  приходил  проведать. Так  что,  будь  здоров,  Дима! А  я  пошел.  Вопросы  есть?   
       - Есть, -  тушуясь, усмехнулся  Кифир. – Навешал  ты  мне  лапши.  А  зачем?      
       - А  чтоб  думал  иногда.  В  профессии  вора  что  главное? Не  смыться,  а  думать.  Смыться,  Дима,  от  себя  нельзя.  А  думать  необходимо.  В  свободное  время  отсевай  семена  от  плевел.  Кличка-то  выдает  труса, а?!  Заяц!   
       И  ушел,  не  подав  руки, уверенный,  что в  возможных  раскладах  жизни  ему  очень  даже  может  сгодиться  знакомство  с  вором  Митькой  Кифиром.  Земля-то  круглая,  а  мир  тесен.  И  к  тому,  Митька  последний  среди  воров  романтик.  Книг  начитался.   


               

                ___________________   ***   _____________________
       Произошли  перемещения  по  службе. Творители  цеховой  денежной  массы  держали  дело  в  крепких  руках  и  проталкивали  нужных  людей   вверх. Терещенко  получил  должность  начальника  горотдела  милиции.  Курагину  же  просто  повезло.  На  вакансию  начальника  райотдела  назначили  его.  Заодно  добавили  звездочку.
       Он  переступил  порог  нового  для  него  кабинета  и  окинул  испытующим  взглядом. Два  окна  с бежевыми  шторами  о  правую  руку,  когда  сядет  за  стол,  на  полу  палас,  скрадывающий  шаги. Кабинет  как  кабинет. 
       Толстый  и  неповоротливый,  походкой  пингвина  полковник  Курагин добрел  к  столу  и  уселся  в  кресло. Уложил  на  столешницу  полешки  рук. Ничего  особенного.  Мир  не  переворачивался.  И  за  столом  зама  в  райотделе,  где  просидел  целых  шесть  лет, было  неудобно  его чреслам, живот  ложился  на  ноги,  а  оплывшие  жиром  глаза  прикрывались  сами  собой  тут  же,  едва  позволял  себе  расслабиться.
       Курагин  надавил  пуговку  звонка,  вызывая  секретаршу,  и  спросил:   
      - Что  у  нас  сегодня, Валентина  Семеновна?
       Моложавая  тетка  в  строгом  цивильном  костюме, явно  старящем  её, с  виноватой  улыбкой  сказала:
       - Смена  власти, Николай  Тереньевич.
       Полковник  вознёс  бровь  и  дрогнул  усом.
       - Не  понял. Если  не  трудно,  поясните.       
       -  У  нас  новый  начальник. 
       «К добру  ли»?  Вопрос  на   её  лице.  Секретари  знают  много. Потому  и  профессию  так  величают.  Владеют  секретами. И  эта  ведала,  что  новый  начальник  зануда,  трудяга,  но  не  дурак  и  за  лишнее  слово  не  окрысится.  Сам  любит  употребить  из  подспудного  лексикона.       
       - Вы  хотите  сказать,  что  я  буду  чересчур  строг? – Николай  Терентьевич ногтем  большого  пальца  пригладил  пышные  усы,  концы  которых,  впрочем,  лишь  чуток  прикрывали  абрис  верхней  красной  губы, сотворил  брезгливую  мину. -  Но  тогда  нельзя  уважать  себя,  если  ввести  с  первого  дня  другие  порядки. Нет,  Валентина  Семёновна, пока  останемся  на  прежних  привычках. Кроме  одного. Работы.  Сначала  она, а  уж  потом  всё   прочее. А  то  те,  которые  прочие,  приспособились  в  глаза  дым  сигаретный  пускать…Да!  Кто  там  в  предбаннике  по  срочному  делу?       
       -Только  что  вошел  инструктор  октябрьского  райкома  партии. – Секретарша  заглянула  в блокнот. -  Человек  тоже  новый  на  своей  службе. Виталий  Сергеевич Муравьедов.       
       - Ну  так  просите,  раз  гора  пришла  к  Магомету.
       Курагин  выдавил  на  лице  гримасу  то  ли  боли,  то  ли  отвращения  и  опустил  взгляд  на  папку  на  столе. Чертовщина,  но  снова  разболелся  зад  нижней  части  - доставал  геморрой. Полковник  давненько  заметил,  что  раздражала  докукой  болячка  всегда,  когда  заявлялась  неприятность.  Сейчас,  он  был  уверен,  она  сидела  в  приемной.      
        Но,  появившемуся  почти  тут  же  инструктору,  показал  нечто  схожее  с  улыбкой, рукой  указал  на  ближний   стул.  Искусством  кривить  душой  Курагин  владел  плохо,  а  чинуш  от  партии  и  иных  сфер,  которые  поучали  и  воровали  время,  терпел  с  трудом. 
        Этого  полковник  видел  впервые. Попробовал  напрячь  память,  но  физиономия  стройного  и  поджарого  субъекта  лет  сорока, с  въедливым  взглядом  стальных  глаз, нигде  не  всплыла. Потому  сдержано  проронил: 
        - Вижу, у  вас  мало  времени. У  меня  тоже  его  нехватка. Значит,  приступим  сразу  к  главному.  Что-то  срочное?  Вы  - ко  мне,  а  не  наоборот.   
       - Ошибаетесь,  Николай  Терентьевич. Мы  обязаны  найти  время  для  решения  вопроса.  Иван  Иванович  Сытников  направил  меня  специально,  чтобы  мы  решили  поставленную  задачу. – тоном  голоса  райкомовец  показывал,  что  крутить  баранку  будет  он. 
       И  сел  на  стул, уложил  на  крышку  стола  сухую  и  крепкую  на  вид  ладонь. Тонкие  пальцы  лежали  без  нервности,  без  движения,  но  уж  слишком  напряженно.    
       Хозяин  кабинета  процедил  сквозь  вежды  пренебрежение  к  выставленной  браваде.
       - Вы  новенький  в  райкомовском  аппарате?  Я  не  помню  вашей  фамилии  и  лица.  Еще  практика  есть  приглашать  нас  к  вам,  когда  надо  решить  значительный  вопрос  с  нашей   помощью. Выходит,  дело,  порученное  вам,  каверзное.  Его  обычно  подсовывают  новичкам, -  почти  поучал  Курагин, разглядывая  что-то  свое  в  сумеречном  окне,  но  будто  глядя  на  посетителя. - Хорошо,  выкладывайте  свою  тайну  на  стол,  если  она  в  письменном  виде.  Мы  прикинем  сообща,  сможем  ли  угодить  товарищу  Сытникову. Я  слушаю  вас.   
       - Вы  что-то  неверно  поняли,  товарищ  полковник. Секретарь  райкома  просит  нас  с  вами  должным  образом  разобраться  в  поставленной задаче,  а  вы  делаете  заявление. Это  пахнет  безответственностью, - уставил  на  Курагина  бесцветные  и  злые  глаза  посланец  партии,  цедя  слова,  впрочем,  без  патетики,  почти  бесцветно. 
       - Нельзя  ли  ближе  к  делу, Виталий  Сергеевич? При  полном  уважении  к  вашей  должности, времени  у  нас  мало. Я  не  услышал  цели  вашего  прихода, - надавил  баритоном  Курагин.               
       - Вы  хотите  обнажить  проблему? Я  согласен,  опустим  преамбулу. Дело  касается  директора  мясокомбината  Иванцова. Сколько  устраивали  ревизий,  выявили  случаи  хищения  мясопродуктов на  вверенном  Иванцову  предприятии,  а  он  на  свободе. И  теперь  выясняется,  что  вы  ограждаете  его  от  внимания  районного  обэхаэсэса. Он  потакает  ворам! -  теперь  уже  с  пафосом  заявил  служитель  партии  и  на  щеках  его  появился  цвет  жизни.      
       - Ваша  фамилия  Муравьедов? – будто  уточнил,  но  произнес  со  значением  Курагин,  сильно  щурясь  и  процеживая  презрение.  – Так  вот,  товарищ  Муравьедов.  Иванцовым  мы  занимаемся  и  просим  товарищей  из  райкома  не  мешать,  не  испортить…Впрочем,  чего  лукавить? И  на  этот  раз  милиции  нечего  предъявить  суду. Иванцов  чист,  не  схвачен  за  руку,  а  значит  и  неподсуден. Вопрос  вы  разрешите?  Вы  что-нибудь  слышали  о  презумпции  невиновности? Слышали  краем  уха?  Уши  надо  шире  распахивать,  когда  умные  вещи  озвучивают.  А  дело  в   том,  что  только  суд  может  установить:  вор  некий  субъект  или  законопослушный  гражданин. Мы  должны  найти  доказательства  преступных  деяний  имярека,  а  не  он  подносит  их  нам  на  блюдечке… Так  чего  хочет  товарищ  Сытников? Посадить  Иванцова  на  скамью  подсудимых  или  вытащить  из-под  него  кресло? Это  суть  разная.
       Определив,  кто  есть  кто, Курагин  не  церемонился,  а  потому  не  подбирал  слов. Он  понимал,  что  Иванцова  прикроют  подельщики,  начальник  горотдела  милиции  и  человек  из  обкома  партии. А  заодно  и  длань  Сытникова  отведут,  вздумай  тот  заиметь  на  полковника  зуб.
       - Вы  слишком  циничны,  товарищ  Курагин. Я  буду  вынужден  доложить  о  вашем  поведении  райкому  партии, -  сухо  заметил  инструктор  Муравьедов. – От  вас  требуют  порядка  на  вверенной  территории. Вы  обязаны  защитить  общество  от  воров. И  я  настаиваю,  что  Иванцов  потакает  ворам  и  приворовывает  сам. В  райкоме  есть  доказательства.
       - Доказательства?!  Так  за  чем  дело  стоит?  Несите  их  в  прокуратуру.  При  чем  я? – лениво  изрек  Курагин,  едва  сдерживая  желание  указать  деятелю  болтливой  партии  на  дверь.
       - Но  вы  представитель  Закона! -  повысил  голос  Муравьедов,  слегка  закипая.       
       - Только  представитель  власти.  Я  защищаю  Закон,  а  не  представляю. А  потому  люблю  ясность.  И  повторяю  вопрос.  Чего  вы  от  меня  хотите?    
       Курагин  ерзанул  в  кресле  и  почувствовал  в  заднице  облегчение.  Боль  уходила  от  него! Впрочем,  он  за  собой  заметил, - такое  случалось  всегда, когда  приходилось  оттягивать  прохиндея.  Геморрой  был  заодно  с  полковником!
       - Хорошо,  я  скажу  вам  прямо.  Иван  Иванович  настоятельно  рекомендует  помочь  нам  убрать  Иванцова.  Всеми  доступными  способами.  Вопрос  щепетильный  и  потому  я  пришел  к  вам,  а  не  наоборот, -  воротя  взгляд,  выложил  карты  на  стол  Муравьедов.
       - Ну  вот,  а  меня  обвиняли  в  цинизме!  Оставим  дебаты  и  не  станем  обсасывать  нюансы.  Мы  будем  стараться  помочь  товарищу  Сытникову.  Считайте,  что  цели  вы  достигли.  Но  еще  один  вопросик  к  вам  появился.  Разрешите?  Праздный,  впрочем. Вы  можете  оставить  его  без  ответа.  В  Афганистане  вы  служили  в   политотделе?      
       Курагин  с  трудом  втиснул  руку  в  карман,  добывая  сигарету.  Ответ  он  знал,  если  не  побоится  признаться  райкомовский  тип.   
       Тот  жестяным  голосом  поведал:         
        - Да,  я  служил  в  рядах  ограниченного  контингента  войск  офицером  политотдела.  Был  контужен  и…      
        - Извините, товарищ  Муравьедов. Перед  страданиями  я   пас. Мне  не  случалось  бывать  под  бомбами,  минами  и  артобстрелом,  а  пуля  -  мелочь.
        Курагин  опять  скривился  и  подразул  один  глаз,  устремляя  взгляд  в  далекое  прошлое,  когда  прошила  его  эта  «мелочь»  в  брюшине. Но  тогда  он  был  молодой  и  не  такой  жирный,  работал  в  уголовке. Чтоб  остаться  с  любимой  работой,  он  упросил  начальство  перевести  в  этот,  родной   теперь  отдел.  Жена  выставила  ультиматум:  или  она,  или -  органы. Боялась  остаться   вдовой. Он  убедил,  что  в  защитников  соцсобственности  не  стреляют. И  верно:  никогда  в  других  не  стреляли,  и  теперь -  в  него. Зато  салом  укрылся,  как  броней,  на  сидячей  работе.  И  схлопотал  геморрой.  А  что  почетнее?  Погибнуть  на  посту  героем,  или  геройски  терпеть  боль  в  заднице?
        Командир  нижнего  звена  партии  форсировал  события,  для  чего  встал  за  столом.      
        - Значит,  я  могу  уверить  товарища  Сытникова,  что  вопрос  решен  поло-жительно. 
        - Вопрос  только  поставлен.  А  вот  как  решен  будет…Товарищ  Сытников,  надеюсь,  имеет  ввиду,  что  товарища Иванцова  на  работу  ставил  обком  партии?
        Муравьедов  тут  же  метнул  на  полковника  удивленный   взгляд. Он  гадал,  зачем  закинул  крючок  работник  милиции.  Предупреждает  о  трудностях  или  вообще  ставит  свое  обещание  под  сомнение?         
       - Я  не  знаю  деталей, - наконец  выдавил  из  себя  райкомовец.         
       - Ну  вот,  ставите  перед  собой  задачу,  привлекаете  нас, а  прете  напролом,  не  зная  броду. Ладно,  я  приму  к  сведению  и  советую  товарищу  Сытникову  позвонить  в  областной  комитет  партии  товарищу  Кирюшину.    
       А когда  порученец  райкома  партии  удалился,  полковник  прикинул   расклады. Мало  того,  что  просьба  райкома  не  по  душе -  она  невыполнима.  И  он  пообещал  заняться  ею,  просто  чтоб  избавиться  от  занозы.      
       Убрать  Иванцова  не  просто,  а  посадить  на  скамью…Сытников  не  мог  этого  не  сообразить,  если  не  дурак. Вокруг  персоны  Иванцова  давно  ходят  дурные  слухи,  милицейские  ищейки  во  всю  нюхают  и  роют  землю,  невылазно  работают  комиссии  от  всяческих  ведомств,  а  решений  никаких.  Спроста?
        Где-то  на  верху,  наверняка  прикидывали  так  и  эдак.  И  что  выходило? Поставить  на  место  Иванцова  другого  деятеля  мяса  и  колбасы  всегда  можно.  Но  вот - нюансик.  Улучшится  ли  работа,  показатели  работы  мясокомбината?  Иные  плюют  на  последствия  рокировок,  им,  в  конце  концов,  при  некоторых  раскладах,  глубоко  плевать  на  план  и  интересы  государства.  Им  нужен  свой  человек  там.   
       Но  Иванцов  сидит  в  кресле  директора  больше  десяти  лет.  Незыблемо!  Значит,  его  кто-то  поддерживает. Он  нужен  им  там!   
       Теперь-то  Курагин  знал,  отчего  так  устроилось. Терещенко  и  Кирюшин  держали  над  ним  зонтик. Но  если  оставить  только  деловые  качества  директора,  отбросив  рассуждения  о  крыше  и  процентной  ставке  воровства  готовой  продукции  относительно  закупаемого  живого  веса  божьих  тварей,  то  Иванцов  и  сам  кое-что  умеет. Скажем:  давать  план  на  сто  один  и  две  десятых  процента.  И  цифра  та  не  бумажная, к  ней   прикладывается  продукция,  многие  килограммы  колбасы,  за  какой  очередь  не  только  простого  покупателя. 
       Да  приплюсовать тонну  или  две,  потому  как  статистика  была  выборочная,  на  те  одиннадцать  тонн  умыкнутого  трудящимися.  Пронесшими  продукцию  со  всякими  ухищрениями  через  проходную,  перебросившими,   на  манер  метателей  молота,  через  трехметровый  забор,   на  всяком  транспорте   стыренными    
      А  с  десяток  ментов,  нахально  берущих.  Свою  долю,  как  они  полагают,  потому  как  курируют  комбинат.  Плюс  -  работники  общественных  организаций:  друзья  и  враги  Иванцова.  Да  и  сам  директор  не  в  накладе,  не  покупает  мясных  продуктов  в  ларьке  при   комбинате.  Несколько  тысяч  имеет  в  месяц  наличными.  И  вдруг  -  предложение,  заменить  творца  такого  чуда! Да  в  уме  ли  райкомовцы?!
       «Нет,  тут  работенки  только  для  моего  родного  отдела  сразу  привалит  с  лихвой. Да  недостаток  всякой  продукции  на  прилавках  магазинов  возникнет.  Государство  в  большом  накладе  пребудет,  если  по  всей  стране  дуракам  уступать. Нельзя  допустить», -  сказал  себе  Курагин  и  набрал  номер  начальника  горотдела.   
       - Семен  Ефремыч?! Прими  самые  нужные  и  самые  лучшие  пожелания  с  поздравлениями. Ты  в  новой  должности  и  я   в  другом  кресле.  Обоюдная  радость.  Здоровья  и   творческих  потуг!  Обмыть  соберемся,  когда  генерала  получишь. А  что?!  Чует  мой  геморрой,  что  сие  вскорости  случится. Планида  на  тебя  глаз  положила,  в  постель  к  себе  приглашает…Так  и  мою  звезду  обмоем. А  как  же?! Но  беспокою  тебя  по  курьезному  случаю.  Мне  Октябрьский  райком  рекомендует  вырыть  под  директором  мясокомбината  Иванцовым  хорошую  яму.  Чтоб  его  туда  опустить  с  кресла.  Как,  при  чем  ты?!  Вы -  начальник  милиции  города,  вам  в  любом  случае  я  обязан  доложить - раз!  Другое: вы  не  хуже  меня  знаете,  что  новые  проверки  ничего  не  дадут.  Там  подобрались  воры  толковые.  Следствие  не  возьмет  его  за  задницу -  основания  самые  вшивые.  Халатность,  несоответствие  можно  прилепить  к  прочим  мелким  проступкам,  но  это  уже  не  наша  работа.  Райком  пускай  разгребает.  А  нам  жить  среди  людей.  Вдруг  у  него  есть  большой  друг  где-то  высоко,  который  заимеет  на  нас  нехороший  дых?  Осложнит  нам  жизнь!  И  потом, мне  Иванцов  тоже  дорог,  как  работник. Незаменимый.  Именно!  Кто  другой  сможет  план  давать,  воровать  по  уму,  и  не  в  малых  размерах?  Жалко  губить  хорошо  поставленное  дело, Семен  Ефремыч. Ломать – не  строить!  Вот  строить  потом  долго  и  нудно,  и  хрен  кто  знает,  что  построят…Советуешь,  плюнуть? На  рекомендации  райкома  или  на  Иванцова?.. Мне  всех  жалко. Ага. Ну,  ладушки.  Партия  сказала  надо:  милиция  города  кричит  -  есть.  Будет  сделано.  А  вообще,  плюну  я  и  налево  и  направо. Никакой  реакции.  А? Время  покажет.   
        И  положил  трубку.  Довольный. Он  знал, что  Терещенко  сегодня  же  сообщит  новость  кому  следует,  а  те  примут  меры. И, возможно, Сытников  потеряет  работу,  а  не  Иванцов.  Потому  как  сказано:  не  рой  ближнему  яму,  самому  сгодится  там  перебиться. Да  и  личной  симпатией  Курагин  на  стороне  Иванцова.  Он  вор-кудесник,  а  противники  его  из  подлецов.  А  эта  порода  людей,  как  известно, кроме  подлянки  ничего  соорудить  не  может.  Даже  себе  лично.
       И  верно, Терещенко  позвонил  Авилову,  а  тот  звякнул  Каину.
       - Что  будем  делать? -  спросил  Бирюк  у  руководителя  Фонда  содружества  с  сатаной.
       - А  ни  хрена.  Скажи  Андрею  Николаевичу,  пускай  угомонит  райком.  Посягновения  на  наших  людей  пресекать  надо  немедля. Пускай  Жираф  работает  спокойно. Он  несет  золотые  яички  не  только  себе  и  нам,  но  и  государству   И  если  в  райкоме  сидят  дураки, так  повели  дурака  поменять  на  умницу.  В  партии  это  легко  устроить.  На  нижних  этажах.       
       Адвокат  был  категоричен  и  требователен,  потому  как  предчувствовал -  они  скоро  лишатся  обкомовской  крыши.  Не  могли  же  в  правоохранительных  органах  проигнорировать  сигнал,  пусть  даже  запущенный  во  времена  оные. Раскрученный   маховик  непростых  игр  остановить  непросто.    

 

                Магадан-Луганск  1991 – 93 гг.