С небес на землю

Капитан Джеймс Юн вышел из здания первого методистского госпиталя в Далласе, штат Техас. Хотя на часах не было еще и 10 утра — солнце уже начало припекать. Подойдя к припаркованному на стоянке белому Приусу, он с облегчением скинул на заднее сиденье пиджак и толстую папку, снял галстук, и сев в машину, сразу же выкрутил ручку кондиционера в крайнее положение.

Приятные струйки холодного воздуха обдували его лицо. Он на несколько секунд прикрыл глаза. Затем он пристегнулся, и аккуратно выехал с парковки. На заднем пассажирском сиденье лежала увесистая папка — подшивка результатов медицинских исследований за последние 10 лет его жизни. И последней записью, сделанной пол часа назад было заключение комиссии о его непригодности к полетам в качестве члена экипажа коммерческого самолета.

Сейчас предстояло еще многое обдумать, позвонить друзьям, организовать небольшой прощальный вечер с барбекю. Но что могло бы показаться удивительным постороннему наблюдателю, капитан Юн испытывал небывалое облегчение, почти радость.

Хотя современная медицина достигла огромных успехов, она все еще не в состоянии заглянуть в душу человека, прочитать его мысли. И если тщательно подойти к вопросу — практически невозможно выявить какие-либо отклонения у человека, даже если эти отклонения очень пугающие. Капитан Юн знал это не по наслышке.

А началось все с одного сна. Ему снилось что они летят из Нью-Йорка в Лондон, он почему-то точно это помнил, помнил даже расчетное время прибытия в столицу Британии, номер рейса и остальные данные. Его коллегой в кресле справа летел Килиан Бессон, опытный пилот, который готовился стать таким же командиром на Боинг-777, как и сам Юн. Он помнил во сне отчетливо, как Бессон сказал что выйдет в салон «проведать девушек» на несколько минут. На самом деле Юн отлично понимал, что Бессону просто нужно в туалет. И как только Бессон вышел и закрыл за собой дверь, Юн переводит ручку в положение «всегда закрыто» - таким образом снаружи попасть в кабину становится невозможно.

Дальше он уже знал что делать — с его опытом для отключения автопилота не нужно больше 10 секунд. После этого он переводит ручки управления тягой обоих двигателей в положение взлетного режима. Затем резко отдает штурвал вперед, и машина весом больше трехсот тонн устремляется вниз с отрицательным углом тангажа. А внизу простирается бесконечная синяя гладь океана. Вскоре после начала снижения Бессон пытается открыть дверь, введя код. Но дверь не открывается. Он стучится, сначала в голосе его озабоченность, которая быстро переходит в откровенный ужас. Бессон опытный профессионал, он быстро понимает что происходит. А в кабине тем временем включается система предупреждений. Резкий и неприятный электронный голос предупреждает о достижении предельной воздушной скорости. Затем включается еще одно предупреждение о слишком быстрой потере высоты.  А водная гладь все ближе и ближе. В самом конце Юн чувствует нарастающую вибрацию — судно достигает скорости 1 маха и начинает разрушаться. Юн смотрит на наручные часы — они показывают половину первого по Нью-Йоркскому времени. Последнее что он успевает подумать — фраза которая почему-то бесконечно-успокаивающе действует на него «Ну вот. Все закончилось».

Он вскакивает в холодном поту в постели. У его ног просыпается ирландский сеттер Майло и смотрит на хозяина умными глазами, будто прочитал мысли хозяина.

А Юн выходит на кухню, набирает из под крана стакан воды и жадно его выпивает. Затем садится за стол и долго смотрит на часы — просто наблюдая как проделывает свои прерывистые движения по кругу секундная стрелка. Капитан Юн понимает — сегодня ему больше не уснуть.

Хотя если разобраться, началось все намного раньше. Жизнь стала становиться хуже и гаже три года назад. Капитан Юн всегда вел умеренный образ жизни, и за многие годы им с женой удалось накопить приличную сумму — они хотели путешествовать на пенсии, как и большинство американского среднего класса. Но к своему несчастью , Юн имел в своей натуре как ему тогда казалось «коммерческую жилку настоящего американца» и буквально чувствовал то должен провести некую операцию, вложить свои сбережения в «большое дело» - иначе не будь он настоящим американцем — если не может заставить деньги начать работать. Так он считал, когда вложился в новый но перспективный проект по разработке сланцевого газа. Естественно Кэтрин он ничего не сказал. Поначалу дела шли неплохо, за первые пол года акции уже подросли в цене на пятнадцать процентных пунктов.

А после грянул гром — правительство приостановило финансирование разработок, сочтя это малорентабельным. Экологи и «зеленые» не преминули сразу же высказать свое мнение. Акции стали таять в цене с каждым днем. В итоге к концу первого года состояние Юна уменьшилось вдвое. Когда еще через год ему удалось скинуть наконец акции компании — из скопленных за долгие годы и вложенных двух миллионов осталось немногим больше четырехсот тысяч. Это было фиаско. Крах американской мечты Джеймса Юна. А самое неприятное то, что Кэтрин ни о чем не подозревала.

Около двух месяцев Джеймс молчал. Но когда жена вскользь упоминала о том что скоро они, наконец, смогут себе позволить первый за много лет совместный отдых где-нибудь в райском уголке планеты, например Мальдивы или Таити — его так и подмывало взять и признаться во всем.

В один из таких вечеров он так и сделал. Все кончилось быстро и ошеломляюще для Джеймса Юна — Кэтрин ушла от него. Джеймс понимал ее негодование и расстройство, понимал ее разочарование — но не ждал что она после этого уйдет. Он заблуждался.

С тех пор жизнь потеряла яркость и смысл. Он был не из того рода людей, кто давал волю чувствам, так что даже близкие друзья не догадывались насколько подкосила его утрата почти всего состояния и распад семьи. А теперь начали сниться такие вот сны.

Здоровье в свои 53 года он имел еще вполне хорошее и мог бы минимум пять лет занимать левое кресло большого самолета, летающего между континентами. Да что говорить — если прикинуть его расходы и получаемую зарплату — он мог бы еще успеть скопить не на одну поездку на Таити к своим шестидесяти годам. Но что ему было там делать одному?

Он продолжал летать. И после того сна все шло хорошо, больше кошмары его не мучили. Все изменилось три недели назад, когда он получил расписание на ближайшие рейсы. Предстоял перелет в Лондон и затем на следующий день обратно. Второй пилот — Килиан Бессон. Юн просмотрел расписание — и отбросил бредовую мысль о совпадении со сном. Но какой-то тревожный звоночек впервые звякнул в его голове.
 
Наступил день вылета. Стандартные процедуры в аэропорту, подготовка к вылету, загрузка самолета. Уже после буксировки от терминала началась гроза. В итоге почти час пришлось ждать в растянувшейся очереди на взлет. Наконец дали разрешение на руление и взлет. Когда они взлетели и «взобрались» на эшелон, Бессон включил автопилот. А Юн сам против своей воли проиграл схему его быстрого отключения.

Бессон о чем то разговаривал, но Юну было трудно сконцентрироваться — отвечал он кратко — так что вскоре коллега понял что капитан либо не в духе, либо занят какими-то своими соображениями.

После получаса в тишине Бессон отстегнулся со словами:
Пойду я проведаю девушек!

После того как он вышел из салона Юн уставился на панель отключения автопилота. То что он ощущал — было сродни временному помешательству — он знал что будет дальше — его преследовало стойкое ощущение дежавю. И еще он время от времени смотрел на стрелку часов — они показывали двенадцать-двадцать пять. Секундная стрелка медленно но неумолимо ползла. Еще тридцать секунд, может — минута, и Бессон вернется за штурвал. Капитан Юн внезапно быстро развернулся, встал с кресла и повернул ручку кабины пилотов в положение «всегда закрыто».

Затем вернулся за штурвал и уверенно нажал необходимые кнопки на панели. Электронный голос дежурно произнес «внимание. Ручное управление» - загорелось табло «автопилот отключен».

Юн сидел сжав руку на ручках управления двигателями. Оставалось сделать всего два движения — перевести двигатели во взлетный режим, и затем — надавить изо всех сил на штурвал направив самолет вниз. В висках стучало.

Капитан Юн внезапно очень ярко вспомнил один момент из своего детства — тогда он был еще мальчишкой двенадцати лет. Со сверстниками они носились по улицам на окраине Монтгомери, что в штате Алабама, его родном городе.

Стоял жаркий летний день, такой, в который взрослые прячутся в тени домов, включают вентиляторы, торговцы закрывают магазинчики и лавки, улицы пустеют. И только неугомонные мальчишки остаются на улице в поисках приключений.

В тот день они на велосипедах выехали к заброшенному складу на окраине — там у них была своя «секретная база» - а неподалеку проходила железная дорога.

Они часто развлекались, подкладывая на пути мелкие монеты, гайки и прочие мелкие предметы — у Джеймса было полно таких расплющенных артефактов.

Вот и в этот раз они побросали на «базе» свои велосипеды, набрали гаек и шурупов, и быстро положили их на рельсы. Их было четверо. Заводилой в компании был Мейсон — ему уже было четырнадцать. Он обладал неоспоримым авторитетом, который всегда был готов отстоять кулаками. К тому же все знали, что Мейсон дружит с Мэри-Луизой. И так же все знали что они ходили в кино и как утверждал Мейсон, она разрешила потрогать её «именно там». В то время это казалось пределом крутости. В общем, когда вдали показался дымок поезда-товарняка, который неспешно тащил груженые вагоны, Мейсон вдруг произнес:

-А кому не слабо лечь между рельс? Поезд проходит — и тот кто пролежит — получает от меня ровно это! - с этими словами он подбросил в воздух и поймал блестящую монетку в один доллар.

Мальчишки молчали.

-Что насчет тебя, узкоглазый? - обратился Мейсон к Джеймсу.
Джеймса бесило когда к нему так обращались — не потому что это указывало на его азиатское происхождение — просто в ту пору шла война во Вьетнаме — и ни один американский мальчишка не хотел бы хоть как-то ассоциироваться в глазах сверстников с партизанами дядюшки Хо Ши Мина. Что сказать — двенадцатилетнему мальчишке азиатом тогда было быть не круто.

-Давай! - произнес Джеймс — я лягу! - он уже дернулся чтобы встать и направиться вверх по насыпи — но Мейсон схватил его за рукав.

-Ты чего, дурында! Если ляжешь сейчас, так машинист нас заметит — тогда нам точно всем крышка! Надо когда поезд будет совсем рядом — чтобы не успел затормозить.

И вот спустя пару минут, которые показались Джеймсу вечностью, поезд  отчетливо грохотал менее чем в трёхстах метрах.

-Эй, может не надо — с некоторой неуверенностью произнес Мейсон. Отдать ему должное, иногда он придумывал опасные и бредовые затеи, но почти всегда мог вовремя оценить ситуацию и отказаться от их осуществления.

-Ну уж фигушку тебе — доллар зажал? - зло произнес Джеймсон. В его голове все еще звенело обидное определение «узкоглазый». Рывком взлетев вверх на насыпь, Джеймс лег между рельс и замер.

Поезд отчаянно загудел. Гудел он оглушительно, и не так, как обычно показывают в кино. Он будто грузовик, не гудел непрерывно, а давал отрывистые сигналы.

Еще через секунду Джеймсон услышал отчаянный скрип металла об металл — машинист применил экстренное торможение. Он поднял глаза и увидел как на него надвигается тяжелым утюгом отбойник тепловоза. Джеймс не помня себя от страха вдруг вскочил — буквально за два метра перед отбойником тепловоза перескочил через рельсу, и кинулся наутек в сторону города. В голове повторялась одна и та же фраза: «Не нужен мне твой сраный бакс»!

В висках стучало, рот пересох, а пот тяжелыми каплями летел с волос и скатывался по потному и пыльному телу — но он продолжал бежать, пока не добежал до дома. По-кошачьи ловко перелез невысокий забор на заднем дворе, привалился в тени у стены гаража и заплакал.

Сейчас капитан Боинга-777 Джеймс Юн будто снова лежал на путях перед поездом который надвигался на него, как и почти пятьдесят лет тому назад. Он всё так же держал руку на рычагах управления режимом двигателей. Во рту пересохло, а сердце так же как и тогда стучало в висках.

Раздался стук в дверь.

-Капитан! Откройте — вы похоже случайно повернули ручку!

«Не нужен мне твой сраный бакс!» - подумал про себя Джеймс, и вдруг будто вскочил  перед поездом.

Он убрал руку с рычагов управления двигателями, встал и спокойно открыл дверь.

Бессон вернулся в кабину и сел на место.

-Автопилот пришлось отключить — произнес Юн как можно спокойнее — что-то  начал показывать неправильный курс — давай попробуем перезапустить!

-Да, конечно, - Бессон посмотрел на капитана. Может Юну и показалось — но  Бессон всё понял. В кабине висело напряжение, воздух будто наэлектризовался.

Они перезагрузили и заново включили автопилот. Капитан Джеймс Юн отстегнулся и пошел в туалет. А вот Киллиан Бессон больше не выходил из кабины, пока самолет не остановился у терминала аэропорта Хитроу — и капитан Юн не склонен был считать это простым совпадением.

Сразу по прилету он обратился в медицинскую службу аэропорта и пожаловался на сильную головную боль — приступ которой якобы начался у него незадолго до посадки.

        Назад в Нью-Йорк он прилетел уже в пассажирском салоне.

        А сегодня утром, наконец, путем уговоров и постоянных жалоб на здоровье, пройдя с десяток обследований, он получил полное отстранение от полетов по здоровью — то чего так боятся почти все возрастные пилоты в мире, и то, к чему так стремился капитан Джеймс Юн.