Цыганское колдовство

Холодной послевоенной весной это было. Бабушка мне рассказывала.
В одной деревне остановился табор цыганский. Гадали за картошку, судьбу "привораживали", на счастье карты кидали... Всю правду рассказывали. А, спросИте, могут счастье приворожить те, у которых мороженая картошка "за щастье" была? Но верили люди, кому ж счастья не хочется? Особенно в те годы голодные, когда горе из каждого окна в пустоту выглядывало.
 Председатель узнал про это и с участковым пришли к цыганам. Поругаться. Постыдить.
- А что, председатель, - кричали и старые и малые, - с голоду нам помирать?
- Вы б работали, вот и не помирали бы с голода. - Председатель придерживался коммунистического принципа: кто не работает, тот не ест. В принципе, хороший принцип, извините за тавтологию. 
- Давай мы тебе тогда работу поработаем, всех твоих коней вылечим! Да такие кони будут от цыганского колдовства - как на картинке!
 Как на картинке... - грустно усмехнулся председатель.  Перед глазами председателя встала колхозная конюшня,  с погрызенными голодными лошадьми деревянными стойлами с дырками в крыше - солому-то с крыши на корм тем же коням дёргали. Вот она и в дырах. Не подыхать же им с голоду? Тут-то и задумался председатель: цыгыне всю свою жизнь с конями, люди говорят они много секретов лошадиных знают! Вон у них коньки маленькие, рёбра наружу торчат, а и зимой и летом кибитки таскают. Чем чёрт не шутит?
 Сговорились, что если понравятся кони после цыганской ворожбы, то за каждого даст председатель ведро мороженой картошки. Щедрая оплата по тем временам.
Кони стояли понурив головы почти доставая губами до разбитых копыт. От худобЫ рёбра торчали частоколом. Им даже уши свои было тяжело держать, не хотели голодные, уработанные кони нашерошить уши, вот и висели уши как у дворняжек.
- Работа у нас тяжелая будет, - говорила старая цыганка, - тайная. Мешать нам никто не должен. Всю ночь мы колдовать в конюшне будем. Заговоры на травы, воду и масло. Так что и масла стакан растительного принеси нам, председатель. Воды мы сами натаскаем. И чтоб не мешал нам никто. А если кто подглядывать станет, - у того на глазах бельма появятся!
Слушал её председатель, а сам на мальчишку-цыганчонка смотрел. Тот тащил к коням полведра воды смело ступая  прямо голыми ножонками по навозной жиже, прихваченной в острый цветной лёд вечерним морозцем. Сам-то легче, чем эти полведра.
- У моих хоть обутки есть, - ни с того ни с сего подумалось председателю, - а этот с голыми ногами и штаны только до колен. Синий, как пуп.
Всю ночь горели четыре цыганских костра вокруг колхозной конюшни, всю ночь колдовали пять цыганок в конюшне около лошадей. То кричали что-то на незнакомом языке, по-цыгански наверное, то пели красивыми голосами, то громко смеялись. Интересно, конечно, всем интересно было посмотреть на цыганское колдовство, да не отважился никто и близко подойти. Даже среди самых неверующих не нашлось никого, чтоб глазами своими рискнуть.
Спало село. Или делало вид что спит. Только мальчонка-цыганченок, самый старший из мужчин табора, не спал, всё воду таскал, да на огне грел. Для колдовства сказали...
Утром, до света ещё вся деревня собралась коней смотреть. Как рассвет занялся красным - старая цыганка отворила ворота. Тут все и рты открыли. Поначалу даже слова никто сказать не мог, думали от неверного ещё утреннего света так кажется. Только протяжное О-О-О... потянулось над толпой. И было от чего!! Вместо пяти кляч, с дырявыми шкурами от незарастающих язв, годных разве что на мыло, в конюшне стояли пять скакунов! Пять коней как из сказки. Гладкая шерсть, крутые бока, уши так и бегают туда-сюда! Так ногами и перебирают, танцуют. И на месте постоять не могут!  А то ещё и взбрыкивают иногда! Ноздри кони раздували так - хоть руку засовывай! Огонь! О таких конях говорится: драконы!
- Хватит пялиться, председатель, давай нашу картошку, нам ехать надо! А то нас ночь в дороге застанет!
 Уговаривал их председатель остаться, подкормиться, отдохнуть. Стыдно ему было всего мешок гнилой перемёрзшей картошки за такое чудо-расчудесное отдавать.
- Не возьмём мы лишнего, председатель. Как договорились, так и давай, - говорила старая цыганка. А рядом с ней стоял пацанёнок. Из тёплой одёжи у него были только чёрные курчавые волосы. Холодный ветер теребил эту копну и трепал обрывки штанов как флаги, оголяя колени. Он серьёзными черными глазами смотрел на председателя.
- А папка твой где? - Председатель погладил его по кучеряшкам. Тот шмыгнул сопливым носом и сказал:
- На войне убили. И брата старшего.
Две кибитки потянулись в степь по раскисающей от встающего солнца дороге, а главный колхозник пошёл в конюшню.
Кони и правда были загляденье. Все смотрели, дивились цыганскому колдовству и цокали языками.
...На собрании обкома, последним вопросом в повестке стояло: Происшествие в колхозе "Ильича".
- Ну, Сергей Кузьмич, расскажи нам как же ты так опростоволосился? Всё собрание хочет послушать. - Говорил руководитель района. - Как ты на цыганское надувательство попался?
 Рассказал председатель всему собранию в райкоме, как цыгане его надули. Вернее не его, а его колхозных лошадей по старому цыганскому способу надули. Через трубочку, как лягушку дети надувают вставив ей сзади соломинку. Вот и стали кони с виду как сытые, потолстели. Как их вымыли тёплой водой, да маслом постным натёрли, чтоб шерсть лоснилась. И как колхозники потом коням, простите, задний проход мыли, сок жгучей травы смывали, от которой кони на месте стоять не могли и гарцевали. А ещё про мальчишку рассказал, у которого отец и старший брат на войне погибли. И он теперь, в свои восемь лет, в таборе главный.
- Потому и не стали за цыганами погоню устраивать. Не смог я за этим цыганчонком гнаться чтоб картошку у него изо рта вырывать! - Заключил громко, даже с вызовом, Сергей Кузьмич.
Висела тишина в жарко натопленной и накуренной комнате, все молчали.
- Ну, я думаю товарищи, - встал с места руководитель района, - всё ясно. Мы обязаны нашему нерадивому председателю общественное порицание и выговор объявить. Только без занесения всего этого в личное дело. Кто - "ЗА"?
Поднялся лес рук. Все были "ЗА".
- Вот и хорошо, - заключил он. - можете разъезжаться.
Все, кто был потянулись к выходу. Но в дверях столпились, потому что каждый подходил и жал председателю колхоза Сергею Кузьмичу руку. Кто молча, а кто говорил что-то. Ни один мимо не прошел.
- Я всегда знал, Сергей Кузьмич, - подошёл к нему последним руководитель района, - что ты хороший человек и на тебя можно положиться. Мы тут, в обкоме поговорили, так, без собрания. Вещи собрали, у кого что лишнее. Лишне, - повторил он и криво усмехнулся. Нашли уже твоих цыган и вещи им передали. Они ещё раз просили тебя не обижаться... А язвы, на спинах у коней, говоришь, позарастали?
 Два крепких мужика жали друг другу руки, а в глазах у этих взрослых людей стояли слёзы.




Фридрихсхафен 12.09.18. Мак Кинко