Эстафета

          Вадик Герофилов работал в больнице. Или больница работала в нем. Ему нравилось медицинское занятие. Вадик был помощником хирурга. Во время операции он подавал медицинский инструмент хирургу и, по мнению работников, справлялся со своими обязанностями весьма хорошо.
          Герофилов, находясь в операционной и выполняя свою работу, любил смотреть на растерзанное скальпелем тело больного. Ему казалось странным, что внутри человека есть такое парадоксальное содержимое и оно не слишком эстетическое. Это никак не вязалось с внешним обликом человека. Он не понимал, как человек, порождение божественное, будучи наполненный всяческой требухой внутри себя, мог говорить умные речи, жить в обществе и адекватно созерцать окружающий мир.  Ему было странно, что человек мог, например, читать лекции в университете, рассуждать о природе вещей и при этом иметь в себе какое-то красное сердце и какую-то печень с почками. Это соотношение разума, достоинства, внешней красоты с одной стороны и бесполезной внутренней органической материи с другой стороны вызывало у Вадика недоумение.  “Странно все это. Нелогично. Немыслимо такое единение в одном теле” – думал он, смотря на переплетение геометрических фигур внутри пациента. “Сущий Малевич!”- глаголил Герофилов, наблюдая за композициями внутри больного и вспоминая известного художника-авангардиста.
          Некоторых лежащих на койке Вадик лично знал. Он вспоминал их упорядоченную и полную смыслом жизнь на улице, вне больницы, а затем сопоставлял с разрезанными их кишками и костями в операционной. ”Полная чушь и бессмыслица! Так не должен быть устроен человек и мир!” – негодовал про себя Герофилов, проклиная существующее жизнеустройство.
          Однако нелогичная схема мира не мешала Вадику работать в больнице. Он пытался проникнуть в суть вещей, в природу событий. Смотря на внутренности, надеялся найти скрытый смысл, обнаружить некий знак, разгадку. Иногда ему казалось, что вот-вот и он найдет ответ на свой вопрос, но истина лишь смеялась над ним – не для того она предназначена.

          Время существовало. Было рядом. И оно слегка вздрогнуло, когда под ножами хирурга умер пациент. В этот момент Вадик, находившийся в операционной и помогавший  врачу, тихо…засмеялся. Эскулапы укоризненно посмотрели на Герофилова и …тут же забыли этот неприличный поступок, а Вадик выбежал из операционной в туалет и уже здесь громогласно засмеялся. Истерически. Жалобно. Ехидно. Зло. Мерзко. Исподтишка. Радостно. Оптимистично.
          Никто не слышал Вадика. И он тоже. Смех спрятался. Как будто боялся кого-то. Но выскочил снова, когда очередной пациент отошел в мир иной на операционном одре – Герофилов опять засмеялся и, испугавшись своего отвратительного действия,  мигом рванул в свой родной туалет, где, разрыдавшись, стал до тошноты смеяться. Истерически. Жалобно. Ехидно. Зло. Мерзко. Исподтишка. Радостно. Оптимистично. А может романтично?!
          Данное событие озадачило всерьез Вадика. Анализируя свое я, он остановился на мысли, что этот гадкий и остервенелый, жуткий и шизофренический, счастливый и жизнеутверждающий смех и есть знак, путь к разгадке нелогичности единства внутреннего строения человека с его кишками, желудком и внешней прекрасной оболочкой с мыслями. Герофилов жил этим. Он пропускал это через свое сердце – красный органический кусок материи, который, как и у всех, был внутри тела. Вадик с мерзостью думал, что он такой, как все люди – с сердцем, с этим бесполезным предметом. ”Что оно там делает? Зачем нужно во мне?” – навзрыд возмущался он.
          Коллег по работе возмутило аморальное поведение Вадика. Главврач предупредил о недопустимости подобного вандализма в стенах богоугодного заведения. На что Герофилов спокойно и неосознанно вымолвил:
- Это не я. Это он засмеялся. А я не хотел.
- Кто ”он”? Вадик, смеялся ты, и это все видели.
- Он больше не будет.
          Главврач выгнал Вадика из кабинета с криками и предупреждением об увольнении, если такое еще повторится. Герофилов многозначительно улыбнулся и зло прошипел: ”Повторится…”

          Время торопилось в вездесущее никуда. Ведомая кем-то судьба уложила на операционный стол в больницу Вадика Герофилова. И он… умер. Рядом стоящий медицинский работник, тупо смотрящий внутрь Вадика, уныло, а затем уже разухабисто заржал во весь свой рот, подмигивая главврачу, неслучайно здесь оказавшемуся. Главврач, потупив взор, как манекен, мечтательно и романтично произнес: ”Это не Вадик умер, а тот…”