Возможность острова

С тобою встретимся мы снова,
Моя растраченная жизнь.
Моей надежды миражи,
Моё несдержанное слово.
. . . .
И мне, ровеснику Земли,
Единый миг любви откроет
Во времени - безбрежном море -
Возможность острова вдали.

Мишель Уэльбек

"Самое главное для человека- свобода. Ощущение освобождения от того, что не дает жить, дышать, терзает и давит и кажется бесконечным - вечной мукой проклятьем, тяжким бременем, душевным терзанием, изнуряющей пыткой, кабалой, невыносимой болью. И тебе не важно уже, откуда придёт избавление, главное, чтобы все это закончилось так или иначе, потому что каждый новый день лишь возвращает и продолжает мучения и все нутро твоё и все что окружает тебя - чёрная дыра, глухая вселенская тоска, саднящая пустота и беспросветность. Нет конца и нет спасения, а есть лишь одно-единственное желание - не быть."

Маруся застонала и открыла глаза. Серый призрачный свет пробивался через неплотно сомкнутые шторы. Из открытого окна пахло дождем. Слава богу, сон.
Светало. Было часа четыре утра. Ночь отступала, растворяясь в светлеющем влажном воздухе зарождающегося утра, унося с собой обрывки мрачного гнетущего сна. Какое счастье - все позади, ей все это приснилось.

Она поднялась, спустила ноги с кровати и нашарила тапки. Не включая света прошаркала на кухню, ощущая в груди и ногах мелкую дрожь. Надо же, вернулась..
Маруся опустилась на стул, чиркнула зажигалкой, прикуривая сигарету, и затянулась. От подоконника метнулась тень. Разбуженный Филька поднял на неё круглую крупную башку, привстал, потянувшись на всех четырёх лапах, мякнул, перемахнул с окна на стол, подобрался к Марусе вплотную и боднув лбом её голову, громко заурчал. Маруся гладила прохладную родную котовую спину и, закрыв глаза, курила, постепенно успокаиваясь.

Долгое время, в течение нескольких лет, первое, что чувствовала Маруся после пробуждения - тремор, "мелкий бес", как она его называла, просыпающийся в ней и вместе с ней. Организм противился новому дню, он был к нему не готов, он его страшился и подавал сигналы. Душа скукоживалась и содрогалась. Ее единственным убежищем был сон, рваный и хрупкий - полуобморочный, основанный на транквилизаторах, и обрывающийся вдруг, внезапно, посреди ночи, как будто кто-то резко толкнул в бок или громко хлопнул дверью. Потом она уже не могла заснуть до утра, все тело трясло, было страшно холодно, до судорог, она не знала куда себя деть и как забыться,  хотя бы ещё на время, на час, а лучше навсегда. И только проглотив очередную таблетку,  она понемногу затихала, уплывая в спасительное небытие, из которого ни за что не хотелось возвращаться.

"Любовь,- думала она, глядя в редеющий за окном туман, - навязчивое состояние,  своего рода наваждение, сопровождающееся изменённым сознанием. У человека меняется все: ощущения, восприятия, эмоции, мышление, интеллект, память, речь… Он не принадлежит себе, ведёт иллюзорное существование, утрачивает контроль над собой и ситуацией и всегда на грани. Добра и зла, тьмы и света, жизни и смерти. Он забывает и не может понять, как он жил до этого непонятно откуда свалившегося на него чувства, которое накрыло его с головой и заслонило и вытеснило собой все, что было до, что будет после. Есть только полная сосредоточенность на этой минуте, этом мгновении, вдохе, боли, стоне..  Здесь и сейчас, и ничего кроме".

Она уже давно не вспоминала то время, когда любовь была для неё счастьем.
Надо признать, что это было нелегкое счастье, а безмятежным его точно не назовёшь. И дистиллированным оно не было. Сплошные примеси: вины, стыда, тоски, нечистой совести, страха, отчаяния,  боли..  много чего в этом счастье было намешано. Взрывоопасная смесь. А ещё это был полет.  Благоговение и восторг, безумие и нежность, одержимость и желание. Зов тела. Сплетаться руками, губами, телами, мыслями, прорастать под кожу. Отдавать и принадлежать. Быть частью. Быть целым. Быть всем.
Это была катастрофа.

Марусе повезло, её любили. Любили родители и бабушка. Всегда и безусловно.. Пока были живы. Когда их не стало - постепенно, одного за другим - она изо всех сил старалась верить, что они где-то обязательно есть и за ней приглядывают, и её  оберегают.
Любил мальчик Митя, красиво, но недолго, года два всего. Потом бросил и ушёл, а Маруся ещё долго ждала  его, и только врач из поликлиники, прописав ей антидепрессанты, посоветовал мальчика из головы выбросить, а замуж так и вообще лучше не выходить с такой неустойчивой к жизненным перипетиям психикой, а если уж и выходить, то за очень хорошего человека, которого, к слову сказать, и днём с огнём не найдёшь, так что нечего зря и надеяться. Одной надёжнее будет. Для неё. Но Маруся нашла и вышла. Хотя Митька ей снился долго, без малого двадцать лет, и почти каждый день.

Муж Марусю очень любил. И заботился о ней, ухаживал, как за маленькой, и все проблемы брал на себя, и свои с Марусей, и ее родителей, и родственников, близких и не очень, но если Маруся просила помочь - всегда помогал.
И Маруся его любила. Отраженной любовью. Он был ей родным. И своим, как папа с мамой. Или как её же, марусина, рука или нога, без которых прожить наверное можно, только неполноценно, словно калеке, и совсем не хочется. Какая это жизнь?

Ещё её любила Варька. Варька была скандальным ребёнком, маленьким домашним тираном, и Маруся не понимала, что из неё вырастет, опасалась даже. И думала, что в старости ей придётся рассчитывать только на Гошку, в нем она уверена, а Варька, пожалуй, воды-то не принесёт..  И что с этим делать?
А бог его знает, наверное, только любить. Что мы ещё можем сделать для своих детей?
А потом Варька выросла и стала хорошим взрослым ребёнком, чутким, понимающим и мудрым. Маруся удивлялась этой варькиной житейской мудрости и частенько спрашивала у неё совета. И тогда яйца учили курицу. И курица восхищенно крутила головой.
Так вот, Варька Марусю тоже любила, почти как Гошку, ну, может чуточку меньше. На какую-нибудь йоту. Варька любила их вместе взятых, Марусю и Гошку, маму и папу, и очень дорожила ими, и берегла, и ни за что не хотела предполагать, что их замечательная троица может когда-нибудь распасться. Это было её представление о счастливой семье, она и для себя хотела точно такую же.

Ещё Марусю любили коты. У неё пятнадцать лет жил кот Мишка, замечательный потрясающий британский кот. Аристократ, с хорошей родословной и прекрасными манерами. Он тоже был частью счастливой марусиной семьи. Провожал на работу, встречал по вечерам, путешествовал с ними на дачу, и хотя главным в доме для него был всё-таки Гошка, который и принёс его в их дом в песцовой зимней шапке полуторамесячным котёнком, Марусю кот тоже очень любил, а она никогда не ревновала к Гошке ни кота, ни ребёнка, потому что считала, что домочадцы любят его больше, чем ее, совершенно заслуженно, тем более, что совсем на чуть-чуть, какую-то там йоту..

А потом Марусе исполнилось сорок лет. И ей вдруг показалось, что что-то очень важное и  значительное прошло мимо неё. И стало жаль себя, ту, прошлую -влюблённую и брошенную, а потом другую - любимую и благополучную, сытую и спокойную, и  в общем-то довольную жизнью и ценящую то, что имеет, но совершенно забывшую ни с чем не сравнимое состояние полёта, бездумной, бесшабашной лёгкости и чувственного восторга от одного взгляда, запаха, прикосновения, голоса и смеха любимого ею мужчины, и ощущения наполненности жизни этой любовью и её абсолютной достаточности для счастья.

И она влюбилась. Как когда-то давно, когда была девчонкой. Без памяти. И, ясное дело, не в мужа. И начался долгий марафон, который продолжался десять лет, и где было все. Все, чего она так желала, к чему так рвалась, а потом изо всех сил старалась, но не могла и не умела забыть. Что стало ее кошмаром, ее адом и чистилищем.
Она не была свободна. Может быть в этом все дело. А полюбив, и вообще попала в замкнутый круг, из которого не было выхода. Такого, чтобы никто не пострадал. Страдания близких  были невыносимы. Разрываясь между семьёй и любовью, она с ужасом поняла, что любит всех, что выбор для неё невозможен, что вокруг все свои, родные, любимые, и выбирая, она  предаёт. Всегда кого-то предаёт, обрекая на боль и мучения. Самых дорогих. Без которых она не мыслила своей жизни. Им-то все это за что?
"Лучше бы меня самой не было,"- думала Маруся.
Она стала присматриваться к крышам и чердакам. Такой способ ухода ей казался самым надежным. Чердаки были на замках и решетках - на крышу было не попасть, страна боролась с терроризмом.

Потом была психиатрическая клиника. Не потому, что Марусю словили на чердаке и упрятали в психушку, нет.
Потому что её снова бросили, и ей больше не хотелось жить. Вышло так, что она не могла жить ни с любовью, ни без любви, которой ее лишили, но которая  не
оставляла ее и не отпускала. Которая стала для нее наказанием.

Есть очень точное слово - "переживать". Нельзя перескочить из одного состояния в другое на щелчок пальцев. Это долгий путь и его надо пройти и пережить. Маруся переживала свою любовь. Без надежды на избавление. Без желания жить.
Но рядом были Гошка, который знал все, и Варька, которая не знала ничего, от которой все скрывали, и которая, чувствуя кожей своей что-то неладное в доме, съехала на новую, купленную ей квартиру, как только ей исполнилось восемнадцать лет.  К счастью, Варвара очень вовремя влюбилась сама и от того потеряла всякую бдительность в отношении родителей.

С отъездом Варьки их жизни, Марусина  и Гошкина, запараллелились. Уже не надо было претворяться и "держать лицо". Можно было разговаривать обо всем,  но они говорили мало. Жили, как соседи по коммуналке. И Гошка не сказал, что влюбился. Хотя и не скрывал особенно, и Маруся знала.
Сначала Маруся даже обрадовалась этому обстоятельству, не так стала мучить совесть. Она считала себя виноватой в том, что произошло, и только себя. И это было искуплением для неё за его боль.  Ей хотелось для Гошки счастья. Она думала, что теперь он точно уйдёт, но тот не уходил. Наверное, из жалости. Боялся, что одна она точно не выдержит и что-нибудь с собой сотворит. А может, и любил ее до сих пор, Маруся по себе знала, что такое бывает. Они прожили вместе больше двадцати лет, что называется "срослись корнями", не так легко разорвать. И Варька не простила бы, не поняла..

Шли годы. Варька благополучно и по любви вышла замуж за своего мальчика и в родительский дом почти не приезжала. Встречалась с ними на нейтральной территории: в кафе, ресторанах и на даче, куда приезжала погостить раза четыре в год по праздникам. Зато звонила Марусе каждый день и разговаривала с ней по часу, а то и больше обо всем на свете. И хотя они жили врозь, связь между ними только крепла, подтверждая известную пословицу, что "чем дальше, тем роднее".

Маруся вдруг замечталась о внуках, что для неё самой было полной неожиданностью, поскольку раньше она особой тяги к детям не испытывала, кроме одного-единственного раза, когда будучи уже несколько лет замужем за Гошкой, путешествовала на дачу в электричке, где и усмотрела замечательную маленькую девочку,  беленькую, кудрявую, с крутым гладким лобиком,  с белесыми бровками и такими же светлыми ресничками, очень серьёзную и задумчивую - и впервые в жизни захотела себе точно такую же.
А через девять месяцев родилась Варька. Самое удивительное, что схожесть между этими двумя девочками - увиденной и родившейся, когда она немного подросла - была поразительная, отличались они только мастью, Варвара родилась не белокурой, а ярко-рыжей. С тех самых пор Маруся ещё детей не хотела, полностью сосредоточившись на Варьке, которая отнимала у неё все силы и время, и пила из неё кровь стаканами, поскольку росла своенравной, неуступчивой и скандальной девицей, к тому же умной не по годам.  Так что потом уже Маруся любила Варьку и только Варьку и ещё рожать больше не решилась.
К чужим же детям Маруся относилась скептически и редко кого выделяла.

В Гошке тоже проснулся дед, ни с того ни с сего. Он частенько заговаривал с Марусей о будущих внуках, присматривал, где поставит для них на даче качель, а где соорудит песочницу, периодически подговаривая её навести справки у дочери, не собирается ли та  наконец рожать. Но Варька рожать не собиралась. С отличием получила два высших образования, работала, писала книги, поступила в аспирантуру и засела за диссертацию. Детей же откладывала на потом.
Маруся совсем одомашнилась. Прошли те времена, когда её все время куда-то несло и она не могла  находиться дома, стены давили.
Теперь ей хотелось домой. В душе её поселилась тихая спокойная радость от того, что она свободна от былых привязанностей и ничего не болит, как будто после долгой продолжительной болезни все закончилось не летальным исходом, а неожиданным выздоровлением, что явилось для неё безусловным чудом и подарком судьбы.
"Займёмся обедом, займёмся нарядами, заполним заботами быт.."- мурлыкала она себе под нос известную песню, собираясь по пятницам на дачу.
Она радовалась и даче, и лету, и речке, подолгу бродила по заросшим лебедой и ромашкой тропинкам, знакомым с детства, по вечерам купалась в тёплой тихой речной воде, варила варенье из малины и земляники, которую собирала сама или покупала у деревенских, полола их с Гошкой небольшой "огородчик", растила розы, хотя "землеройкой" по ее собственным словам, никогда не была, а тут вдруг потянуло.. Она со смирением принимала осень и зиму, покупала шубу, наряжала ёлку, которая стояла у неё на даче до майских, потому что красиво, и ждала весны: проталин, капели, запахов оттаявшей земли и талого снега, вечного возрождения и возвращения к себе самой..

Гошка много работал, мотал нервы, держал оборону, защищая свой бизнес от посягательств и разорения, радовался одержанным победам, новым проектам, возможности двигаться вперёд. Строил планы, даже во сне, и  постепенно воплощал их в жизнь.
Каждый вечер, возвращаясь с работы и паркуя у дома машину, Маруся поднимала глаза и смотрела на окна своей квартиры. Там горел свет.
Маруся громко хлопала дверью, и через секунду в окне показывались сначала серая филькина голова, а затем седая гошкина. Кот успевал выглянуть раньше.
Маруся, улыбаясь, долго махала им рукой, прежде, чем подхватив  сумку, подходила к подъезду и нажимала на кнопку домофона.
"Сова, открывай, медведь пришёл!", - докладывала она в динамик. Замок щёлкал.
Ее ждали.

Время мудрее нас. Оно проходит и уносит с собой очень многое: беды и горести, боль и разочарования, поражения и победы.. и даже сумасшедшую любовь, случайно выпавшую на твою долю - может быть одну на миллион (да ты, оказывается, счастливчик!) - оно способно превратить в пепел, сначала выжигая душу дотла, а потом милосердно стирая память, день за днём,  год за годом, пока выболевшая истерзанная душа не зарубцуется, не зарастёт  коростой.
Время - наш помощник, пока оно есть все ещё возможно. Иногда нужно просто подождать, чтобы понять, что для тебя главное.
А может быть, оно меняет нас самих до неузнаваемости во имя нашего же спасения, и всматриваясь в когда-то любимые черты, мы не можем узнать друг друга и понять, ради кого предавали и умирали, захлебываясь собственной кровью, не щадя ни себя, ни своих близких в войне за любовь, изначально обреченной на поражение.

Москва, сентябрь 2018