Судьба начинающего писателя. Рассказ

   Приятного чтения)


   Монотонным промозглым вечером, возвращаясь с работы, петербуржец Антон Ефремов дошёл до подъезда, поднялся на четвёртый этаж, ключом отворил дверь и ахнул. В его ноздри забился кисло-мерзкий запах сгоревшей капусты, примешавшийся к зловонию подгнивших кабачков. Это, наверняка, вдова Светлана Григорьевна, хозяйка квартиры что-то новое учудила на кухне. Отмахиваясь от неприятного смрада, Антон, раздевшись, с тихим ворчанием прошёл по длинному коридору до своей снимаемой бедняцкой комнаты, тайком закрывшись в ней.
   В животе молодого человека ощутимо урчало, за сегодняшний осенний день он лишь сносно позавтракал, но в его голове первостепенно гудел, жил рой мыслей, желаемый выплеснуться, преобразиться в продуманный текст. Вытащив ноутбук из сумки, он на время отложил в сторону проект по учёбе, подумав, что ещё успеет за ночь наверстать упущенное.
   Перед тем, как начать писать, он с почтением проделал любимый, действенный ритуал: у подоконника сварил на простецкой плите ароматного кофе, разлил в кружку и, вернувшись за шатающийся стол, принялся молча, внимая тишине и своим мыслям, вдыхать жаркий пар благородного, драгоценного напитка, который на него благополучно воздействовал.
   Сосредоточившись на своих мыслях, молодой человек, серьёзно увлекающийся писательством, продолжил очередную рукопись с описания прибрежного пейзажа, по которому гуляли до одури влюблённые в друг друга молодые люди, чувствующие между собой тонкую, но ощутимо-сильную связь родственных душ, которые наперекор судьбе нашли в друг друге доверие и поддержку.
   Спустя пол часа Антон в своём повествовании разошёлся, стал чувствовать, как его молодой ум начали посещать иные, более высокие идеи. Но сзади него послышался ощутимо знакомый, тревожного-мерзкий скрип двери. Не оборачиваясь, молодой человек вздохнул, ожидая новых упрёков.
   Антон, с трудом сводящий концы с концами, успевающий и учиться и подрабатывать где попадётся, а так же с жаром писать, ни за что бы не задержался в этой бедной, пропащей квартире с этой своенравной, надоедливой женщиной, но, Светлана Григорьевна, к некоторому счастью, за съём квартиры запрашивала наиболее подходящую ему плату в сложные времена. Хоть молодой человек и не любил разговоров с ней, но, он жил в этой квартире уже достаточно долго, чтобы в чём-то свыкнуться с её характером. И всё же Антон не терял надежды найти наиболее дешёвое жильё, правда, пока что удача ему не улыбалась.
   Молодой человек обернулся на стуле, натянул улыбку, сказав:
   – Здравствуйте, Светлана Григорьевна.
   – И тебе здравствуй, бездельник. Скажи-ка мне, вот ты вечерами всё сидишь да сидишь, что-то там всё громко строчишь, действуешь мне на нервы шумом, а скажи-ка, чем ты на самом деле все эти месяцы занимаешься?
   – Я вам уже не раз говорил, что я делаю проект на ноутбуке и попутно раскручиваю истории и персонажей, преподношу их жизненные ситуации с интересной стороны. И вообще, Светлана Григорьевна, давайте, пожалуйста, без агрессии?
   – Когда ты мне не раз давал почитать свою писанину, и я ничего в ней не поняла. И если я, зрелая женщина ничего не поняла, значит и никто не поймёт. Знаешь, Антоша, я считаю, что ты занимаешься чистой ахинеей и делаешь видимость деятельности. Как тебе не стыдно продолжать так жить?
   – Ох и остры же вы на язык, Светлана Григорьевна. Из вас бы получился замечательный, желчный персонаж. – Антон вздохнул. – Вечерами я вдумчиво пишу доступным и понятным языком для широких масс, желая задеть их за живое. Но также я попутно пишу и ещё кое-то более глубокое, и, скажем так, более сложное, но, тем не менее, захватывающее. Как же вы не поняли того, что я пишу? Там же всё просто.
   – А вот я, представь себе, не поняла. И не смей даже думать, что удача тебе улыбнётся и на тебя обратят внимание вышестоящие люди – не дорос ты ещё до весомого писателя. Прекрати лодырничать и займись наконец мужской работой!
   Такого тона и поворота разговора молодой человек никак не ожидал. Его объяла злость за грубые, беспричинные и несправедливые слова, кровь подступила к груди и шее, но, помолчав, закусив зубы и взяв себя в руки, он постарался спокойно ответить:
   – Вы, наверное, перегрелись у плиты и не сознаёте, что говорите. Задумавшись, скажите мне: разве работа головой, продумывание захватывающего сюжета – не достойное ремесло? А кропотливая работа с текстом, доведения его до ума, не есть ли в этом толика особенного, тонкого мастерства? Испокон веков в цивилизационных государствах люди всей прослойки ценили писателей. А какая радость для читателя найти ту книгу, которая раскроет на его вопросы ответы, заставит испытать разные оттенки чувств, или же принесёт озарение, заставит приятно задуматься, а то и углубит в приятное воспоминание из детства. Эх, не понимаете вы меня, а жаль!
    – Смотрите-ка, как мы можем красиво выражаться, – отозвалась женщина, прислонившись к косяку двери, – И что ты предпринимаешь, чтобы стать в своём глупом увлечении хоть чуточку лучше?
    – Если вас это и вправду интересует, отвечу. Я выписываю из библиотеки наиболее удачливых и читаемых авторов. Я глотаю и впитываю в себя каждую строку, что они написали. Я выписываю неизвестные и малопонятные мне слова и зубрю их глубинный смысл, чтобы более тонко и при этом доступно изъясняться. В своём плотном графике я нахожу время для усидчивого чтения, в день на которое я трачу несколько часов. Затем углубляюсь в литературу по редактированию текста, где узнаю тонкости писательского ремесла, которые после окончания рукописи использую. Вы всё ещё слушаете? Хорошо. Так же я прослушиваю аудиокниги и узнаю новое из книг по филологии и языкознанию. Всё это забирает у меня весь остаток свободного времени, но, я, Светлана Григорьевна, поймите меня, я пылаю желанием писать, чем и занимаюсь каждый день.
   Это меткое и уверенное высказывание заставило женщину нахмуриться и с жаром выдохнуть от возмущения. В сердце она завидовала упорству и целеустремлённости Антона и желала окольными путями узнать, откуда он черпает энергию для совершения всех дел. Чуть поразмыслив, она спросила:
   – Откуда ты берёшь идеи для того, что пишешь? Небось, бессовестный, воруешь у тех, кого читаешь и слушаешь?
   Молодой человек ожидал нечто подобное и, чуть усмехнувшись, ответил:
   – Что вы, как можно? Я никогда не опущусь до мерзкого плагиатства. Идеи и сюжеты в моей голове безостановочно крутятся, захватывая весь мой разум и радуют меня своей новизной и свежестью фантазий. Я уже многие написанные рукописи отослал в десятки издательств и с большой охотой не перестаю надеяться на то, что мне положительно ответят.
   – Ты уже полтора года снимаешь в моей собственной квартире комнату и только и делаешь, что бессмысленно строчишь по клавишам. Скажи-ка, а почему это ты, голубчик, до сих пор не издался?
   – Возможно, я раскручиваю слишком тонкие моменты в межличностных отношениях, возможно, я зря порой затрагиваю психологизм и политику, до которой, если подумать, нет дела среднестатистическому гражданину. И, как я сейчас понимаю, редакторы не могут проникнуться моими текстами по причине то ли слабой начитанности и нежелания принять новое, а может и по глупости, из-за которой они не в состоянии переварить мои идеи и подачу сюжета. Наверное, мне стоит писать ещё более попроще, но, тогда это будет исходить не от души и мне не в радость. В любом случае я считаю, что я в конце концов найду своих читателей, или же они меня.
   Светлана Григорьевна с жаром подхватила, зацепилась за нахлынувшую мысль, надавив:
   – Уж не хочешь ли ты сказать, что во многих уважаемых издательствах на руководящих постах сидят глупцы? А может ещё и пройдохи? Кем ты себя, Антоша, возомнил? Всемогущим умом? Думаешь, если ты каждый день что-то там пишешь, то это делает тебя писателем? Смешно и ничтожно такое слушать!
   – Я считаю так: пусть меня судят по моим трудам. Я каждый день уверенно делаю то, что умею. Знаете, Светлана Григорьевна, единственное, отчего мне грустно, так это оттого, что моя писательская судьба зависит от горстки тех людей, которым понравятся или не понравятся мои работы. Это… несправедливо, ибо человек человеку рознь. Сколько людей, столько и мнений, разве нет? Я не сижу и не пишу только в одном жанре, нет, я отослал много разных рукописей, пару рассказов и стихов и… всё же, к сожалению, мне пока что не удалось зацепить на крючок никого.
   – В таком случае, почему ты продолжаешь писать? Ведь у тебя на лице написано, что ты ничего не добьёшься: зачем зря стараешься?
   – По простой причине, – отозвался Антон, – Я не могу не писать, сознавая, что мой текст несёт в себе силу. Перечитывая особенно успешные предложения, я порой испытываю сильные, разные эмоции и понимаю, что раз уж мне удалось задеть самого себя, то тоже самое произойдёт и в сердце читателя.
   Светлана Григорьевна чуть подумав, оглядев простецкую комнату, зло улыбнулась и спросила:
   – Антоша, я вот тут подумала, раз уж ты такой весь из себя умный и деловой, а слабо тебе ответить на вопрос: как же «глупые» редакторы попали на свои руководящие посты? Как этим уважаемым людям, которых ты, видимо, недолюбливаешь, удалось занять своё место?
   – Вы правда хотите знать моё мнение, или это продолжение разговора лишь повод, чтобы съязвить и подпитаться?
   – Я не какая-то вампирша! Я правда хочу знать твоё молодое мнение.
   – Хорошо. Я считаю, что зачастую, как и положено в России, редакторы занимают свой долгожданный тёпленький насест по блату, либо же низменным лицемерием, подлизыванием, а то и по головам, переступая через людей. Но, я считаю, что бывают и добропорядочные и трудолюбивые редакторы, с кем я пару раз приятно беседовал, но, увы, пока что безрезультатно.
   Воцарилось молчание. Антон, вспоминая все месяцы упрёков от пожилой желчной женщины, глубоко задумался и наконец-то он, закивав самому себе, решился спросить:
   – Светлана Григорьевна, а почему вы такая, какая есть? Что произошло, что вас довело до привычки словесно нападать, зная, что в ответ я не дам сдачи и лишь отшучусь?
   – Совсем не понимаю, о чём ты, Антоша, говоришь. – ответила она, закусив губу.
   – Нет, я по вашему изменившемуся, озлобившемуся лицу вижу, что я только сейчас, спустя полтора года, смог метко задать правильный вопрос. А вам слабо ответить на мой вопрос, или же мы сделаем вид, что этого разговора не было и вы, закрыв за собой дверь, хорошенько подумаете перед безотказным телевизором, стоит ли вам в дальнейшем пытаться зло задеть меня за святое, а именно за мою писательскую деятельность? 
   – Да будет тебе, Антоша, я же так, просто по-соседски решила зайти к тебе проведать. Что ты? Уже пошутить, что ли, нельзя?
   – Вы решительно хотите сказать, что ваше внутреннее злорадство, сжирающее вас каждодневно вместе с настоящим бездельем, всего лишь шутка? Вы считаете, – Антон встал со стула и приблизился, – что нашли жертву, на которую сможете излить грязный негатив, копившийся в вас десятилетиями из-за неудачной жизни? Неужели вы думаете, что моё терпение, которое вам на руку, бесконечно?
   – Антоша, пожалуйста, перестань, я всё поняла! Хорошо, я беру свои необдуманные и сказанные сгоряча слова назад, извини. Хочешь, я тебе супчика принесу?
   Кончилось тем, что впервые за полтора года Светлана Григорьевна, немало уязвимая меткой правдой, впервые в жизни потерпев поражение, взяла за привычку вечерами кормить и даже поддерживать одинокого Антона. Молодой человек не терял надежду быть замеченным в издательствах и продолжал упорно заниматься написанием продуманных историй. Один особенный вечер очередных нападок накрепко запечатлелся в его уме, да так, что он из пережитого сделал небольшой рассказ, назвав его: Судьба начинающего писателя.



Лебединский Вячеслав Игоревич. 19.09.2018.