Впереди всех

 ВПЕРЕДИ ВСЕХ
 ( от составителя книги «Честь Имени»)
     Позади всех всегда сидел Николай Скромный, среди нас, участников Литобъединения, при Мурманской организации Союза писателей СССР…  Собирались мы в маленькой комнатке, с незаметной дверью в глубине просторного вестибюля бельэтажа Областной библиотеки, где располагалась, кстати, и гардеробная. Было весьма удобно, прийти, и без всякой регистрации и контроля, заниматься в той, приспособленной под класс, кажется, кройки и шитья, небольшой учебной аудитории. Я появился здесь в октябре 1985 года, где-то в середине месяца. Каждую среду, с 19-ти и до закрытия, в 22-00, мы здесь  совершенствовали писательское ремесло, спорили, «о судьбах литературы»; приходящие-уходящие, в основном амбициозные, молодые и не очень, начинающие авторы, будущие прозаики и поэты. Людей всегда  набивалось достаточно. По четыре стола в каждом из трех рядов вмещали человек до тридцати, а иногда и больше, потому что скамьи со столами были школьного типа, куда можно было уместиться и троим. Я отчего-то всегда усаживался впереди. Была  у меня такая привычка – высовываться. Я уже года три, или четыре подряд, посылал свои первые вымученные рассказы на конкурс в Литинститут, тщетно пытаясь их правильней писать, составлять из своих эпизодов врачебной работы, или всякого рода невероятных случаев, одного другого «похлеще», думая, что таким вот образом привлеку, удивлю читателя. Ударялся даже в фантастику…
     Но  призрачные цели так и оставались недосягаемыми. А здесь, в ЛитО, можно было свои вещи грамотно и компетентно обсуждать, и отдавать даже на семинары, молодых литераторов. Они проводились раз в два года…  Где меня, впрочем, не замечали и даже – не отмечали. Лишь только на третьем подряд семинаре, 1990 года, где я участвовал, меня оценил и поддержал Скромный. И я обрел уверенность в своих силах.  Ну а потом…  так и пронеслась вся жизнь, в погонях за сиюминутным успехом. После рассказов писал повести, очерки, накатал даже роман о студенческих годах. Но все  это было не то, все как-то  не  выпадало какого-нибудь случая, толчка, для чего-то большего, значительного… Все мельтешил,  как мне казалось, на задворках, на мели… Но однажды именно Коля Скромный «подтолкнул» будто бы меня, и я по-другому себя  ощутил, и уже не мыслил себя, если не воплотить на экране то, о чем мы мечтали  когда-то, вместе с ним…
       
    Сценарий сериала для телевидения по «Перелому», который я написал и потом выпустил отдельной книгой «Излом», в конце 2007 года (как советовал Скромный), никто не «замечал». Откровенно игнорировали. Все знали (экземпляры бесплатные валялись в «писательской» СПР на столе вперемешку с другими, невостребованными книгами) и… молчали. Будто воды в рот набрали. Но я уже вошел, как говорится, во вкус. Весь следующий год пытался сценарий «пристроить», «протолкнуть». Не получалось. Но тут меня заметил Фонд, вновь  и недавно созданный, имени Скромного,  и  он буквально спас:  стал поддерживать, советовать, как лучше сценарием распорядиться, участвовал в моих  притязаниях. Наступили для меня другие, новые, освежающие времена. Вспомнив свое театральное прошлое, я воодушевился и сделал инсценировки, по «Машуку» и «Перелому», двум произведениям Скромного, роман и повесть. Но это только легко об этом написать, двумя словами. А чтобы перевести  роман для постановки в театре, нужно было не просто перелопатить 1350 страниц текста, да не по одному разу, но еще и создать  драматургический сюжет, действие, в диалогах, монологах, для сцены,  пространства ограниченного, стиснутого, плоскостью обращенного к зрительному залу… Тут свои законы, каноны… Пришлось все-таки «разбивать» эпопею пополам, она не вмещалась, не втискивалась в один вечер… Продолжал  я создавать и новые  оригинальные сценарии, уже для  других сериалов. По тем темам, которые меня захватывали, увлекали. О восстании замполита корабля Саблина в Риге, о «матче смерти» по шахматам на Филиппинах, о Рубцове, Лермонтове…
   
    
    Фонд делал и делает не много. Но и не мало. Теряюсь в догадках, когда я задумал составлять и готовить настоящий сборник. Наверное, это было не раньше весны 2016 года. На вечере Бориса Романова в Областной библиотеке, в апреле, я, помню, обратился к Орешете, в том же памятном гардеробе,  с просьбой к нему, написать о Скромном...
    В вихре горячки по 100-летию Мурманска, провалились тогда окончательные наши с Фондом попытки по реализации театральных постановок по Скромному, исчезло имя писателя с вывески  именной библиотеки,  не цеплялась ни за что реализация сценария…
    Ну а уж юбилей Николая у нас никто не отнимет. И вот мы, с Президентом Фонда, решили сделать, собрать, оформить сборник воспоминаний. Сколько пришлось испытать, с какими сложностями столкнуться! Поначалу, имея все-то два-три статьи да уверения  в написании воспоминаний лишь от пары человек, я отчаивался… Но постепенно дело сдвигалось и произошло неожиданное – материала, статей заметок, откликов, отзывов , корреспонденций, свидетельств живых стало  так много, что они стали наваливаться буквально «снежным комом»,  и я вынужден их был  строго отбирать, сортировать, компоновать, оттачивать, отшлифовывать… И хоть дело это не спешное и кое-кто меня укорял в торопливости, но ведь ориентир какой-то значимый, нужно было иметь. Да, это юбилей…
               
    Но подошли тут очередные серьезные обстоятельства в задуманной работе, замутили душу сомнениями. Возникли морально-психологические аспекты, – стоит ли писать обо всем, что приемлемо, и в том числе о личной жизни. После мучительных и долгих раздумий я решил: что можно, и нужно! Умалчивать об этом нельзя! Писатель Скромный достояние народное, феномен культурологического свойства, и  люди разберутся, что можно, а что «льзя», отметут зерна… Можно ведь и просто, – обозначить тему. А там пусть додумывают, разбираются… В меру своей воспитанности. И есть  еще объективность, и данное Богом назначение. Поэтому тем более я не решил замалчивать трудности при собирании сборника, и также, откровенное неверие со стороны некоторых оппонентов, и даже резко отрицательное отношение их к моему задуманному и выполняемому проекту. «Дерзость мастера», по определению одного из авторов этого сборника,  поддерживала меня. В общей сложности больше тридцати  человек я попросил, (некоторые-которые, со временем, вроде  и не отказывали, но так ничего и не сделали). От такого вот количества, которое то убавлялось, то прибавлялось, – я и получил, не мытьем, так катаньем, но действительно, р е а л ь н о,  около двадцати в итоге воспоминаний. Все они обработаны мною, дополнены или сокращены (с разрешения, конечно, – этим тоже  надо было заниматься, и достаточно хлопотно: связываться, и не один раз, с авторами, то в Интернете, то по телефону), размещены в сборнике.  Что удивительного и характерного из этих воспоминаниях выяснилось – при большой загруженности, – работой, творчеством, – Николай имел огромный  круг знакомств, и для каждого находил  и слово,  и время…
    Ловчить  или  приспосабливаться, пресмыкаться у меня не получалось никогда, – не приучен, не умею… Потому и, наверное, меня так долго нигде не признавали. Причем я не резал «правду-матку», или что-то открыто говорил прямо в глаза. Я просто написал, а потом опубликовал,– честную и правдивую, документальную повесть о писателях Мурмана. И вот  тогда-то и понеслось: меня пинали, распинали, уничтожали критикой, равнодушием, невниманием, порою даже откровенным хамством (выгоняли с писательского собрания, срывали объявление о презентации), и проч. и проч. Об этом  достаточно точно и ясно написано в моем документальном романе «Литератор», отрывки из которого я привожу, как часть воспоминаний своих, о Николае Александровиче…
    Какие-то погрешности, досадные случайности в сборе материалов были огорчительны  и  потому понятны, но принципиальные,  отрицательные позиции – отталкивали. Например, сразу отказались,  в разное время и в своих формах, кто открыто, сразу, а кто косвенно, увертками, – три подряд руководителя Мурманского отделения Союза писателей России, которые  последовательно, за десять прошедших лет, вставали у руля после Скромного…  Странно, непонятно, и обидно. Отказался много знавший, проживающий в Архангельске Игорь Чесноков, бывший руководителем «писательской» после Тимофеева, еще до Маслова. Случайно ли? Не знаю… Знаю только, что он вряд ли состоялся,  что ему пророчили, – как   большой исторический романист…  Написал, правда, с десяток  повестей для детей, с вымученными сюжетами. Может и востребованных. Не знаю…
    К сожалению, не сумел я выйти на Алексея  Ивановича Колесова, близко дружившего со Скромным, и очень умелого автора-документалиста, писавшего о капитанах Мурмана. Он бы наверняка откликнулся, выручил. Людмила Демина не захотела ворошить и так уже угнетаемое прошлое. К ней у меня осталось только уважение, но и сожаление от того, что многое она знает, но держит в себе. Еще нескольких, которые  о б е щ а л и с ь, но так  и  не подготовивших к сроку заметок, не буду упоминать…   В поисках встречались  и экзотические моменты. Нашел я, например, постоянно проживающего теперь в Финляндии, в Хельсинки, Сергея Архипова, работавшего  когда-то, в 80-90-х годах прошлого века,  в  мурманских газетах, посещавшего ЛитО…  И не могу не назвать милейшего Алексея  Григорьевича Буглака, удивительно отзывчивого и совестливого человека, упомянутого Скромным на совещании в Москве…
   
    Всем написавшим мне, передавшим и приславшим свои воспоминания о выдающемся писателе, выражаю огромную, искреннюю благодарность и  сердечную признательность.
    Особо хочется отметить Надежду Павловну Большакову, Владимира  Михайловича Блинова (Бороздина), Надежду Дмитриевну Сарсакову (Добычину). Последняя, несмотря всего-то на две, да и то мимолетные встречи со Скромным, сумела написть и прислала обширный и обстоятельный, критический, исследовательский даже, литературоведческий материал по роману «Перелом». Спасибо Дмитрию Валерьевичу Коржову, не отказавшемуся разместить свой прошлый материал о Скромном, первому фактически открывшему талант Николая Александровича для широкого читателя…
    Отдельное спасибо поэту и эссеисту, редактору  Ивану Аркадьевичу Бессонову, сыгравшему определяющую, решающую и своевременную  роль в судьбе «Перелома», изданию его в полном виде. Ведь именно он, будучи уже тогда, Председателем Мурманского  областного отделения Союза Российских писателей, отказался от своей  доли гранта, половины средств, присланных канадцами для о б е и х  союзов, губернатору Евдокимову, в 2002 году, – в пользу Скромного, благодаря чему «Перелом» и вышел в свет… И самая большая благодарность, низкий поклон и уважение патриарху литературы, русскому писателю Борису Николаевичу Блинову,  председателю Ассоциации творческих союзов Мурманской области, согласившемуся стать рецензентом книги.
   
     Но все-таки мне кажется, что чего-то я еще упустил, что еще только в начале  длительного, но и  увлекательного пути. Еще достаточно неизведанного, и неясного, очень много вопросов по биографии (обстоятельной и научной!), и по творчеству: и о родственниках по обеим линиям (некоторые из которых в Германии), и о партшколе в Ленинграде, о ремонтной стоянке в Греции, о местах обитания и проживания (Саратов, Кубань, Запорожье), о рассказах,  написанных,  и упомянутых в интервью 1995 года, да много еще чего…  Мало упоминается о Скромном и в  традиционных Масловских  и других чтениях. Я нашел только один материал…
   Да и сам роман еще требует глубокого, всестороннего изучения как уникальное художественное  произведение, – явление драматической, противоречивой и поучительной истории на переломе эпох, СССР и России…
    Хотя очевидно и ясно, и вот  теперь-то уж точно, более трети века, стало понятным и несомненным лишь одно, что Николай Скромный давным-давно  уже  оторвался от всех  знавших его литераторов  и, как  многоопытный стайер,  оказался  – впереди всех!

Николай Рогожин.