Если бы горы могли говорить... Глава 11

 
  Знойно трепещется даль, рождаются, тают марева и к  прозрачно - синеющему небу острыми верхами тянутся пирамидальные тополя.
  В тени их, не привлекая особого внимания прохожих, о чем - то неслышно беседуют двое мужчин. В одном из них, идя по дороге в отдел, Виктор Жарахин сразу узнал коллегу Агифа Дасаева, в другом брата одного из задержанных по Бурумскому делу, Ахмета Гаджиева.
  "Странно, - не глядя на них, внутренне усмехнулся он,- что, кроме национального родства, может быть общего между старлеем и этим воришкой? Неужели рассчитывает с его помощью вызволить братца из - под стражи? Размечтался!..
  И пошел дальше, не вызывая на себя их внимания и вскоре, окончательно избавившись от мысли о них, свернул за угол отдела.
  Виктор не любил подолгу оставаться на одной и той же мысли, поскольку это занятие для него было скучным и неинтересным. И, как всегда, при таких случаях, перескакивая с одной мысли на другую (а в голове их целый рой), он с самым благодушным настроем принимался выискивать среди них ту, которая целиком бы увлекла его, представляя более значимое для размышления начало. Но тщетно.
  Будучи весьма общительным и словоохотливым, но не любителем помечтать или подаваться радужным иллюзиям, принимая жизнь такой, какая она есть, он во многом отличался от своих сдержанных и немногословных друзей, но тем не менее, был велико любим обоими. Оскар и Александр относились к нему как к младшему брату. И, конечно же, не упуская возможности в отдельных случаях, по - братски вдолбить в его с  трудом подающиеся мозги незыблемые правила этикета.
  На что в ответ Виктор словесно клялся измениться в корне и, всем сердцем любя своих братьев не по крови, гордился ими, благодаря жизнь за то, что они есть и всегда рядом.
 А в общем - то Виктор был парнем что надо! Не предаст, не продаст и постоит за каждого, несправедливо наказанного.
  Вскоре он уже входил в двери отдела и, на ходу поприветствовав собравшихся в дежурке милиционеров, поднялся на второй этаж, прямиком направляясь в занимаемый старшим опером кабинет.
  Александра Машкова на месте не оказалось.
  -Где капитан? - спросил он у находившихся там сотрудников.
  -У бэхээсников, - дружно ответили те. - Похоже, господа счетоводы по уши погрязли в "банковском деле" и теперь слезно вымаливают его помощи.
  -Вычислить, один пишем, три в уме?  - откровенно рассмеялся Виктор, всеми фибрами души невзлюбивший коллег из параллельного отдела и вышел из кабинета, направляясь в свой.
  Там из сотрудников еще никого не было и стояла невыносимая духота, заставившая его отворить все створки на окнах. Но оттуда вместо ожидаемой свежести вновь повеяло зноем.
  -Ну и Бог с ним, - вслух с улыбкой проговорил Виктор, и довольный жизнью и собой, прошел к своему столу, присаживаясь, и обкладывая его нужными для рассмотрения "Делами".
  В это время в кабинет вошел Агиф Дасаев и вместо обычного мужского приветствия, надменно взглянув на него, прошел к своему рабочему столу, усаживаясь на выдвинутый из - под него стул.
  В глазах Виктора отобразился озорной блеск.
  После недавнего инцидента в кабинете шефа Агиф упорно играл в молчанку, поддерживая с ним только сугубо служебные отношения.
  Виктор безболезненно отвечал ему тем же, прочно отвергая все случаи перемирия.
  Но в этот раз, подмываемый внутри демоном, не сдержался и решил слегка над ним подшутить.
  -Никак, Агиф Хасаныч, перешли к освоению нового ремесла? 
  Дасаев поднял на него удивленный взгляд.
  -Ты в своем уме?
  -Да не скромничайте, Бога ради, - не обращая внимания на его тон, притворно заулыбался Виктор. - Все мы когда - то на пути к новым совершенствам. Только вы уж, пожалуйста, шепните мне на ушко о дуэтом намеченной трассе. Уж, пожалуйста, подстрахуйте мое рассеянное внимание на задние карманы, дабы не лишиться последних грош.
  Агифа будто ударили.
  -У тебя что, мозги от зноя потекли? Так беги в туалет! Там воды в унитазе много. Охлади под ней свою лишенную мозгов голову! Наверняка, сия процедура поможет тебе адекватно истолковать мою встречу с Гаджиевым, которая была чисто случайной и абсолютно беспрепятственной в твоих гонках за ним. Хотя последнее, уверяю тебя, бесполезно. Гаджиев чист и давно порвал с прошлым. Мне например нет никакого дела ни до тебя, ни до твоего дружка, чьи связи с  потерпевшей  по "Буруму" легли не смывающимся пятном на честь всего коллектива. Старательно он ее обхаживает. И с не меньшим старанием долбит подследственных из -за этой, никому не нужной бродяжки.
  Виктор побагровел.
  И, теряя самообладания, снова рванул с места к нему.
  Готовый к нападению, Агиф мгновенно вскочил с места и, первым нанося удар, тут же, сшибая стол и ряд стульев, от ответного удара рухнул на пол, увлекая его за собой.
  И тут пошло, поехало.
  В голове разом потемнело, будто череп проломился.
  -Убью за друга! - гремел голосом Жарахин, не щадя своих кулаков.
  -Ты спятил! - ревел Агиф, отбиваясь.
  Перешедшая в дикую, остервенелую драку неприязнь, затмила разум обоим, заставляя каждого видеть только лицо противника и бить по нему, не жалея кулаков и наслаждаясь мощью собственного удара.
  Оба оказались отменными драчунами.
  И неизвестно, чем бы закончился этот бой без правил, если бы на его шум не сбежались сотрудники из других кабинетов.
  -Что за буза, сыщики? - удивленный зрелищем, воскликнул Сергей Лавров, первым подбегая к бойцовскому рингу, и не без усилий, оттаскивая одного от другого. - Все, брейк! Витек! Помахались и довольно!
  А окруженный оперативниками Витек, тяжело раздувая ноздри, косо поглядывал на вырвавшегося из их круга противника, который отбитыми до синяков руками поправил на себе одежду и приглаживая ими на голове волосы, озверело глядел на него:
  -Я запомню это, афганец! Крепко запомню!
  Очутившийся рядом с ним Сергей Лавров, взял его за плечи и повернул лицом к двери.
  -Завязывай, Агиф! Пойдем, подышим воздухом, придем в себя.
  Дасаев грубо отдернулся:
  -Но ты, морда!.. Прочь руки!
  И все увидели, Сергей побледнел не на шутку. В глазах мелькнул холодный блеск.
  Рывок за плечи, и они столкнулись лицом к лицу.
  -Не путай, дружок! Я не морда, а старший лейтенант милиции Лавров! - отмежевывая слова, не без достоинства поправил он. - Если не понял, могу помочь!
  -А мне плевать, кто ты! - уворачиваясь от его рук, злобно бросил Дасаев. - Один черт, морда!
  Но от Лаврова сложно было увернуться.
  Еще один повторный рывок за плечи, заставил Агифа покраснеть, хрюкнуть от досады и, наконец, вырвавшись из его расслабленных рук, податься к дверям, по пути еще раз оборачивая на Жарахина злобный, многообещающий взгляд:
  -Клянусь прахом своих предков, я полностью возьму с тебя!
  Жарахин презренно усмехнулся.
  -Не забудь кинжал до блеска наточить!
  Дасаев, не слыша его, поспешно вышел, а Виктор, выйдя из круга ребят, прошел снова к своему стол и уселся за ним, ни на кого не обращая внимания.
  Оперативники, кроме Максима Уразова и Сергея Лаврова, еще с какое - то незначительное время постояв в замешательстве, стали расходиться.
  К столу подошел Максим Уразов.
  -Виктор, что опять случилось?
  -Ничего, Макс, - коротко ответил Жарахин.
  -Не темни, Витек, - продолжил Уразов, показывая взглядом на вновь расставленные в ряд стулья. - Эти тоже сами перевернулись?
  -А - а, - улыбнулся Жарахин. - Так это в результате закрепления приемов рукопашного боя.
  -Ну - ну, - укоризненно кивнул Макс. - С последующей угрозой.
  Все это время молча поглядывавший на обоих сотрудников, Сергей Лавров достал из кармана сигареты, протянул Виктору.
  -Покури, Витек, успокойся. А то последствия "закрепления" не слишком лицеприятны. Трясешься, как током стукнутый.
  И все трое с подкуренными в руках сигаретами встали у раскрытого окна, вбирая полные легкие дыма и обратно выдыхая в струившийся за ним зной. И оба прекрасно понимая, что изъяснение причины, вызвавшей столь шумный скандал, от Виктора им не дождаться, если даже изначальная уверенность в том, что его спровоцировал Агиф Дасаев, их не оставляла.
  Также они хорошо знали, что Виктору достаточно было услышать одного грубого, незаслуженного слова в адрес любого из сослуживцев, чтобы вызвать в нем бурную ответную реакцию. А как она проявится, зависело от преобладающего в нем духа. А в нем, в основном, преобладал дух боевитости.
  "Ну не мог же он просто так взять и побить языкастого старлея. Витек не из таких!" - такая мысль держалась у обоих.
  -И все же, Витек, - вновь не выдержал Максим Уразов, глядя сбоку в его натянутое лицо, - прости за излишнее вмешательство, но тем не менее, хочу предупредить: Агиф слишком злопамятный. Время моей работы с ним чуть больше, чем с тобой. Однако это не помешало мне достаточно хорошо узнать его. Скользкий, увертливый товарищ. Просто прошу тебя, как друга, ни в какие интриги не вступать с ним. Витек, слышишь?
  У Жарахина снова тонко вздрогнули ноздри.
  Однако чувствовалось, как в нем все снова напряглось, напружинилось, и готово было взорваться новым взрывом.
  Но слава Богу, пронесло.
  Стягивающая его пружина, казалось, медленно расслаблялась, возбуждение полностью израсходовалось. Размеренно выпустив в воздух синие колечки дыма, он повернулся к ребятам лицом.
  -Друзья, я вас отлично понимаю. И тебя, Макс, и тебя, Серега. И так же достаточно знаю этого увертливого товарища. И мне давно не нравятся его ехидная усмешка и колкий, надменный взгляд. Однако дело не в личной неприязни. Просто он не в тему грузится. Вот я и решил немного помочь ему разгрузиться.
  Ребята понимающе закивали.
  Они давно без лишних слов научились понимать друг друга.
  И тому, наверное, способствовало не только и не просто время совместной работы, но, возможно, и еще что - то другое, на чем основывается взаимопонимание.
  Обычно ни один из этих парней не доверял никому из своих сослуживцев. А к Машкову и к Жарахину у них сложилось совсем другое отношение.
  Эти два товарища были настолько сильными и завидными своей дружбой, что просто не могли не вызвать к себе доброго расположения со стороны большинства коллег. Их уважали, им верили. Даже немножечко хотели им подражать. Но они  были неподражаемы. Все у них складывалось как - то по - особенному, по - доброму, и даже на зависть некоторых.
  -В любом случае, Виктор, мы на твоей стороне, - заверили ребята, поворачиваясь лицами к выходу и дружески подмигивая ему.
  -Ок, братва, - в ответ подмигнул им Виктор. - Мы и похлеще видели.
  На этом ребята вышли из кабинета, плотно закрыв за собой дверь.
  Будто с желанием, оградить пылкого борца за справедливость от не вполне желательных глаз.
  А он, оставшись один и, бросив в урну потушенную сигарету, снова вернулся к своему столу, усаживаясь за ним и разглядывая поврежденный от неточного удара большой палец на правой руке.
  -За пальчик ты мне еще ответишь... Увертливый ты наш, - тихонько проговорил он в адрес Агифа Дасаева и тут же опустил руку, видя, как дверь кабинета резко открылась и в нее стремительно вошел Александр Машков.
  -Встать, старший лейтенант Жарахин! - сходу громко приказал он.
  И едва успел Виктор подняться с места, как тут же качнулся всей своей мощной фигурой от нанесенного другом удара в пояс. 
  -Ты что вытворяешь, кретин? - глаза Машкова метали огненные стрелы. - Если вылупился на свет с готовыми кулаками, это еще не значит, что ты должен на каждом шагу применять их! Сколько можно терпеть твои выходки и отмазывать тебя перед начальством?
  Виктор, зажав дыхание, неподвижно глядел на страшного в гневе друга, и чувствуя, как от его слов наливается шея и затылок. И лишь в глазах стоял все тот же небесно - синий блеск, и с сжатых губ хотелось сорваться: " Сань, ну чё ты, в натуре?"..
  Но вместо этого, так же глядя на стоявшего перед ним друга, отчитывающего его по всем правилам, и не скупясь на самые красочные выражения, спросил, слегка улыбнувшись:
  -Что, рапорт напишите, товарищ капитан?
  Глаза Машкова гневно сощурились. Вокруг них заметно обозначились морщины.
  -Я сейчас по твоему довольному фейсу отрапортую!
  Виктор, не сбрасывая улыбку, слегка подался лицом вперед.
  -Сочту за честь, товарищ капитан. Только кулаков не щадите.
  Кажется, этого жеста было достаточно, чтобы несколько смягчить  разгневанного друга.
  -Не до шуток! - бросил он все же с металлическим оттенком в голосе и, отвернувшись, пошел измерять шагами кабинет.
  Виктор, стоя на месте, молча наблюдал за ним. И, чуть выждав, пока он немного поостынет, прогудел басовитым голосом:
  -Сань... А, Сань... Может хватит, а?.. Ну прости, что так вышло.
  Машков, вновь резко остановившись с другого края стола, ударил по нему ладонью. Жалобно затренькал стоявший на нем телефон.
  -Прежде, чем просить прощения, необходимо обуздать свой нрав! Дабы не причинять вреда ни себе, ни окружающим!
  -Есть обуздать свой нрав, товарищ капитан! - подводя к голому виску руку, шутливо откозырнул Жарахин. - Разрешите присесть?
  -Садись! - сказал Машков, еле сдерживая смех. - Сегодня же о твоем подвиге узнает Оскар. Он научит тебя любить родину.
  Жарахин вопрошающе взглянул на него.
  -А может, не стоит, а? Родину я и так люблю вместе со всеми, кто ее любит. А вот Оскар может изрядно рассердиться и повторно навалять мне. Да это может отразиться и на его самочувствие. Правда ведь, Сань?
  Машков укоризненно покачал головой.
  -Ну не идиот ли? - тень сдерживаемой улыбки разгладила напряженные морщины. - Был бы ты в армии, я бы десять нарядов вне очереди выписал бы тебе.
  -Ну здесь же не армия, - довольно заулыбался Жарахин.
****
  Незадолго после этого случая, перед концом рабочего дня в кабинет полковника Осипова вошел оперуполномоченный Агиф Дасаев и положил на стол  составленный на его имя рапорт.
  Полковник, кивнув на стоявшие за столом стулья, вежливо пригласил его сесть и, взяв в руки лист с рапортом, принялся читать. А после прочтения, положив рапорт снова на стол, сухо взглянул на Дасаева.
  -Скажи, лейтенант, чем не угодил тебе капитан Машков?
  Тот, как будто заранее предусмотрев вопросы начальника и, отшлифовав на них ответы, с кривой усмешкой взглянул на него.
  -Это не совсем так, товарищ полковник. Я по своему великодушию весьма далек от каких - то мелочных и незначительных интриг служебного характера, хотя, не скрою, последствия отдельных ощутимо сказываются как на общем самочувствие, так и на привычном ритме работы. Есть вещи требующие гораздо большего внимания, и на которые просто преступно закрывать глаза.
  Косматая бровь Осипова пошла вверх.
  -Например?
  Опер заискивающе заулыбался, невольно проведя между ним и собой линию недоверительного восприятия.
  -Знаете ли, товарищ полковник, я искренне дорожу репутацией нашего отдела и не желаю ни малейшей ее шаткости.
  Вторая бровь полковника поднялась до уровня первой, глаза на миг приостановились.
  -Вон как! Ей что - то грозит?
  -И прежде всего, моральное разложение отдельных сотрудников.
  Брови полковника снова нахмуренно опустились, пальцы выстукали короткую дробь.
  -Капитан Машков морально разложился? Гм... Что же так угораздило кремня - парня, а?
  В глазах опера блеснули злобные огоньки, явно говорящие о его внутренней неприязни к капитану Машкову.
  -Выходит, товарищ полковник, недопустимые в процессе предварительного следствия личные отношения капитана Машкова с потерпевшей по Бурумскому делу, позволяют иначе расценивать его действия, благодаря которым находившиеся в СИЗО наши подследственные неоднократно подвергались недопустимым в отношение их физическим воздействиям со стороны уважаемого Александра Владимировича и едва оправились от перенесенного ими психического шока?
  -Погоди, лейтенант, - остановил его Осипов. - А двое наших, выбитых из жизненной колеи потерпевших, уже оправились от шока?
  Дасаев протянуто вздохнул.
  А полковник, глядя на него, продолжил:
  -Так вот, я тоже вздыхаю, лейтенант. И, веришь, с болью вздыхаю, как представлю этих двух несчастных в руках тех кровавых садистов. Они ведь страшнее фашистов, которых я видел вот так же, как вижу сейчас тебя. А страшнее тем, что эти мрази живут в нашем обществе, ходят по одной с нами земле, дышат одним и тем же воздухом, что и мы. Фашиста можно было уничтожить без содрогания, поскольку он враг, чужестранец. А этих мразей... - рука полковника  медленно поднялась над столом, хрустнула сжатыми в кулак пальцами и мелко - мелко затряслась, - взял бы вот так за горло и зажал, дух выпуская. А нельзя. Понимаешь? Закон.
  Дасаев понимающе закивал.
  Осипов медленно разжал пальцы, провел ими по лицу.
  -Откуда тебе известно о близких связях Машкова с потерпевшей? Капитан сам доложил?
  Сквозь крутившуюся злобу изнутри Дасаева вырвалось с каким - то непреодолеваемым отчаянием:
  -Я не слепой, чтобы не видеть изменения в личности товарища капитана и, в особенности, после проведенного осмотра места происшествия.
  -Это хорошо, - сказал Осипов, - но однако ваше видение еще не аргумент, дающий право обвинить человека в черт знает каких грехах.
  Дасаев в ответ, напористым быком, которому хотят затянуть веревкой шею, покрутил головой и всем корпусом подался вперед.
  -А сам факт проживания потерпевшей в квартире товарища капитана, разве не свидетельствует об их тесных отношениях?
  -Тебе об этом девушка доложила?
  -Я неоднократно в окно видел ее там.
  Лохматые брови полковника вновь подались вверх.
  -Даже так? - с напускным удивлением сказал он, глядя в его напряженно выжидающее лицо. И неожиданно перейдя на сугубо официальный тон обращения, продолжил с заметным укором в голосе: - А знаете, товарищ старший лейтенант, как - то не совсем красиво подглядывать в чужие окна. Просто такое занятие не ассоциируется с вашим внешним обликом. Уже не говоря о том, как вы относитесь к вашему товарищу по службе. Он ведь к вам так не относится. Всегда с уважением к вам, всегда вы у него на хорошем счету. А вы с рапортами на него. За что?..
  Дасаев с застывшей в глазах злобой глядел на него.
  А после заговорил тоном на равных и четко отделяя слова:
  -Во - первых, я не имею привычки заглядывать в чужие окна и это получилось совсем случайно. Во - вторых, товарищу капитану следовало бы хорошо замаскировать их от глаз посторонних, чтобы скрыть за ними безнаказанно совершаемые поступки, порочащие честь всего нашего коллектива, которым, осмелюсь заметить, пора положить конец. А это значит, не вами так другими.
  И вся эта словесная тирада прозвучала с поразительной уверенностью в своей правоте и даже с ощутимой ноткой угрозы. Оно и не вызывало удивления. Ведь сила и мощь одного из высокопоставленных столичных чиновников, в лице его близкого родственника, не только сопутствовали ему на пути продвижения к намеченной цели, но и заметно привели его к наращиванию чувств собственного превосходства, чего не скажешь о других, близких ему по должностному положению. Так же и о соблюдении правил субординации. Агиф просто не любил их придерживаться.
  Однако считать его полным невеждой тоже было нельзя. Он был в меру учтивым и уважительным, если даже и не каждого удостаивал этими добрыми человеческими качествами. К Александру Машкову и к Виктору Жарахину он например таил затаенно - враждебную ненависть, с каждым разом усугублявшуюся в нем в силу каких - то неподвластных ему обстоятельств. И был готов одним ударом отсечь голову каждому, кто с благосклонностью относился к ним. Нет. Он не был кровожадным. Но если дело касалось его непоколебимого внутреннего величия, то он был беспощаден. И этого было не скрыть.
  Наращенное оболочкой холодного бесстрашия, оно изливалось в глазах, в лице, в каждом движении. Что не утаилось и от полковника Осипова, который сдерживая вспыхнувшее внутри раздражение, снова пробежал глазами по рапорту и посмотрел на него.
  -Я не совсем понимаю, товарищ старший лейтенант, чего вы добиваетесь? Какие меры я должен предпринять в отношении капитана Машкова? Уволить его с работы или отстегать ремнем за симпатию к несчастной девушке? Вот в этом - то как раз я ничего предосудительного не вижу. Что же здесь преступного?
  -Что ж, вам решать! - сказал Агиф с поднимающейся со дна глаз звериной силой. - А там посмотрим!
  Лицо и лоб полковника налились кровью.
  -Вы свободны, офицер Дасаев! - жестко сказал он, поднеся руки к горячо налившимся вискам.
  Чувствовалось, что внутри опера заколыхалось, лишь в прищурившихся глазах металась та же недобрая сила.
  Однако, не роняя достоинства, и, не сводя с полковника глаз, он неторопливо поднялся с места и с ответной официальностью бросив:
  -Честь имею! - направился к выходу.
  Выждав, когда за ним полностью закроется дверь, Осипов поднялся с места и, выйдя из - за стола, подошел к окну, глядя на тронутые вечерней алостью вершины гор и точно прислушиваясь к тишине наступающего вечера.
  Досаев со своим рапортом оставил внутри тяжелый осадок, сквозь который в сознании мягко затеплились спокойно вглядывающиеся серо - голубоватые глаза, невольно вызвавшие в нем ряд никому не выказываемых размышлений.
  "Машков... Саша... - Сын безвременно ушедшего друга... Потерпевшая... Что может быть общего между Сашей и ею? А если даже и так?.. И что из того, что этот лютый недоумок видел ее в окно его дома? Чушь какая - то! Вместо того, чтобы радоваться тому, что душа еще не очерствела после всего пережитого и способна на прекрасные человеческие чувства, без которых она ничего бы не значила. Да. Не умеет люд радоваться тому, что не его, - внутренне усмехнулся он, как бы подводя черту под гнусной кляузой его коллеги. - Не умеет. А Машков? А что, Машков? Он еще молод и полон жизни. Так что же тут... Нда - а..."
  Тягостно было на душе у полковника.
  И досадно на самого себя из - за того, что еще не совсем хорошо знал своих подчиненных, не смог распознать среди них таящих камень за пазухой.
  А Александра Машкова он знал очень хорошо. А как же иначе? Когда жизнь сына безвременно ушедшего друга, была у него как на ладони. И он знал. И даже теперь, когда не стало его отца и ему стукнуло ни много ни мало - тридцать, он не оставлял его в стороне от своих глаз, от своего внимания, видя удачи его или неудачи, взлеты или не без того, падения. Знал и все видел. До каждого вздоха, до каждой соринки в глазу. И с удвоенной отеческой заботой старался оградить его от всевозможных напастей и горестей, изобилующих на пути почти каждого. И даже его бракоразводное дело с женой принял катастрофически, хотя изначательно и не приветствовал его выбор на избалованной дочке руководителя городского комитета партии.
  Он, как и его отец, порядочный и безукоризненный семьянин, ценивший в женщинах в первую очередь мудрость, не мог понять логику Александра, не желавшего, кроме блистательной красоты, видеть в ней ничего другого, порочащего звания жены и матери.               
  И только с нескрываемым сожалением глядя на него, посеревшего и изглоданного ежедневными семейными драмами, говорил риторически и совсем не начальственным голосом:
  -Опять рога понаставила. Да что же за жизнь - то такая! Как можно снизойти до такого уровня, чтобы на тебя тыкали пальцем или злорадно хихикали за спиной! Ты что, парень, совсем скатил с катушек?
  А парень только пожимал плечами, на глазах еще больше меняясь лицом.
  -Бессилен, я, Алексей Юрьевич, что - то изменить. Выход один: развод.
  -Конечно, уж... - в голосе Осипова недовольный упрек, - если вариантов других не осталось. Только об этом надо было подумать прежде, чем связывать свою жизнь с кем попало! Взяли моду, сиротить детей. Ты знаешь, что значит, ребенок без отца?
  -Сынок останется со мной.
  -Оригинальный выход... - то ли всерьез, то ли в насмешку, сказал полковник.
  ****
  Близился вечер, все заметнее обволакивая серой мутью даль и красный диск солнца, кажется, навис в неподвижности над дремлющими верхами.
  Осипов сделал усилие, подавив воспоминания, взглянуть на часы, стрелки на которых уже подходили к половине седьмого. Потерев еще раз налившиеся тяжестью виски, неторопливым, размеренным шагом направился от окна к двери, выходя из кабинета. Не без удивления посмотрел на все еще находившуюся на рабочем месте в приемной свою секретаршу:
  -Танюша, рабочий день давным - давно закончился, а ты почему до сих пор здесь?
  Длинные ресницы Танюши медленно опустились и снова взметнулись вверх, обнажая в тонко обведенных глазах, милую и посильную только сверх изобретательным женщинам, застенчивость.
  -Так вы же еще не ушли. А вдруг понадобится моя помощь.
  Полковник учтиво улыбнулся и, еще раз напомнив, что ее рабочий день закончился, открыл входную дверь приемной.
  -Пройдусь немного по отделу. А ты ступай, милая. Ступай. Ключи у меня с собой.
  Девушка послушно кинула и потянулась рукой к трубке зазвонившего на столе телефона.
  Полковник слегка приостановился.
  -Не меня?
  И, поняв по счастливому лицу девушки, что далеко не его, пошел дальше, направляясь в кабинет старшего опера ОУР.
  При виде его, сидевшие за своими рабочими столами оперативники, мгновенно поднялись со своих мест, вытягиваясь в струнку.
  -Сидите, сидите, ребята, - поспешно остановил он, скромно присаживаясь на край стоявших в ряд у стены стульев. - Я не надолго.
  Те, снова присев, выжидающе поглядывали на него, всем видом спрашивая:
  "Ну и чего притащился, когда рабочее время дважды на исходе?"
  Полковник с улыбающимся лицом расстегнул тугой ворот форменной рубашки под форменным кителем и, достав из кармана солидный носовой платок, провел им по взмокшей от пота шее. И снова довольно посмотрел на ребят.
  А как же иначе можно было смотреть на этих орлов, когда за ними в течение нескольких последних лет не висело ни одного не раскрытого дела, и, благодаря им, отдел по - прежнему держится на первом месте по области? Да он не только был доволен ими, но и каждого из них готов был обнять по - отечески. Даже Агифа Дасаева (будь он здесь), а не в другом кабинете, за его целенаправленный и добросовестный труд.
  Вот и сейчас, довольно поглядывая на них, и, разговаривая о том, о сем, о текущих делах, он с не меньшим довольством посмотрел и на стройно возвышающегося за столом, Александра Машкова.
  -Саша, ты на машине?
  -Да, Алексей Юрьевич, - ответил опер, поднимая взгляд с лежавшего на столе перед ним Дела.
  -А я нет, - улыбнулся он, блестя заплывшими, возможно, от дневной жары, глазами. - Водитель мой несколько раньше отпросился с работы, а мне в автобусе добираться душно слишком. Пешком идти тоже не хочу. Ленивый стал, как старый кот.
  -Так я вас подвезу, - с готовностью предложил Машков, вместе с остальными ребятами скромно улыбнувшись над самокритичностью начальника. - Только время скажите.
  -Минут через десять, устроит? - сказал полковник, поднимаясь с места.
  -Хорошо, - в ответ кивнул Машков, переведя взгляд с него на вновь открывшуюся дверь кабинета.
  Вошел Виктор Жарахин и очень смутился при виде там начальника отдела.
  Но тут же справившись с собой и, заставив оперов позакрывать ладонями уши, громко выпалил:
  Здравия желаю, товарищ полковник!
  -Здорово, боец! - приветствовал его полковник, протянув для пожатия руку. -  Как, кулаки не отбил еще?
  Светлые волосы Виктора слегка шевельнулись.
  На какую - то долю секунды перед взором возникло надменно торжествующее лицо с бегающими колючими глазками.
  Откачнувшись телом, взглянул на свои руки.
  -Никак нет, товарищ полковник. Целы.
  -В таком случае, упрямец, - продолжил полковник, целясь на него снизу вверх слегка заплывшими глазками, - завтра с утра ко мне в кабинет. Буду пороть самым внушительным ремнем. Вместо отца.
  Виктора передернуло.
  Однако поняв, что за словами начальника ничего серьезного, кроме напускной строгости, не таилось, спросил несколько обиженным голосом:
  -За что, товарищ полковник?
  -За заслуги перед высоким званием офицера правоохранительных органов.
  -Так я уже выпорот товарищем капитаном за это и плюс за отработку новейших приемов рукопашного боя вместе со старшим лейтенантом Дасаевым с предстоящей за то же самое очередной выпоркой товарищем Батырбековым Оскаром Ильясовичем. Может, достаточно уж, а?
  Полковник на мгновение хитро призадумался.
  -Ты сказал, с Дасаевым? Понятно! Теперь завтра те же приемы будем отрабатывать вместе в моем кабинете. И респект твоим друзьям, Машкову и Батырбекову!
  С этими словами он, еще раз кивнув Александру Машкову, вышел из кабинета, оставив обескураженного Виктора недоумевающе взглянуть на еле сдерживаемых смех ребят.
  Машков, не глядя на него, убрал в несгораемый шкаф папку с "Делом" и, простившись с ребятами, направился к выходу, по пути коротко бросая ему:
  -Пошли.
  -У меня еще незаконченные дела, - сказал Виктор, выходя вместе с ним из кабинета. - А ты куда?
  Во взгляде Машкова блеснули насмешливые огоньки.
  -На промывку мозгов.
  -Шутишь?
  -Не до шуток, - на ходу ответил он.
  Жарахин, идя рядом, вцепился за рукав его рубашки.
  -Погоди, Сань.
  Александр, приостановившись, нетерпеливо посмотрел на него.
  -Чего пристал? Что тебе надо?
  -Погоди, не горячись, - взмолился Виктор, не отпуская его рукав. - Я ведь, действительно, хочу помочь тебе одним дельным советом в столь необычной для тебя ситуации. Потом трижды спасибо скажешь.
  Вот здесь уже, не нуждаясь ни в каких советах, Машков не сдержался, чтобы не рассмеяться.
  -Хорошо, скажу. Только не тяни время. Полковник, должно быть, давно уже ждет.
  Выражение Виктора приобрело самую, что ни на есть, серьезность.
  -Ты слышал душещипательный рассказ старика о том, как он, однажды в годы Великой Отечественной Войны, будучи еще подростком, едва не утоп в белорусских болотах?
  -Слышал и не раз. И это твой дельный совет, за который я должен буду трижды благодарить тебя?
  Глаза Виктора таинственно залучились, забегали и снова остановились на нем.
  -Да нет же, - шепотом сказал он, и чуть ли не в самое ухо. - Это просто наводка. Главное впереди.
  -Слушай, ты напоминаешь назойливую сплетницу, - не скрывая раздражения, заметил Машков. - Говори, что у тебя и я пошел.
  -Да я не сплетница, - остановил его Жарахин и, вкрадчиво щуря глаза, продолжил: - А ты слушай дальше. Так вот, возьми и как бы невзначай, вновь подведи его к этому случаю. Ну повосхищайся его беспримерным подвигом, что ли. Так, мол, и так, твою мать, мол... Растак, перетак... Поражен, мол, тогдашней вашей решимостью прорваться на фронт! Мыслимо ли, безусому пацану пробраться черт знает с каких краев аж в саму Белоруссию, в самое вражеское пекло? Вот те крест, мол, без границ восхищен вашей удалью! Старик от умиления прослезиться и вместо "промывки", по - новой начнет заливать тебе уши болотной эпопеей. Скажи, что не в тему придумал!
  Машков едва не выругался, глядя на довольно улыбающегося друга.
  -Слушай...  Иди, а!.. Иди, Витек... Иди!..
  И, отвернувшись от него, быстро побежал вниз по лестнице.
  Осипов уже находился во дворе отдела и в ожидание медленно расхаживал возле его машины, критическим оком разглядывая ее со всех сторон.
  Увидев приблизившегося Александра, расплылся в улыбке.
  -Что, Саша, едем?
  -Едем, Алексей Юрьевич, - в ответ с улыбкой кивнул Машков, открывая  переднюю дверцу со стороны пассажирского сиденья. - Прошу вас.
  Полковник, неуклюже согнувшись, влез в машину, сел, покряхтывая, на сиденье, положив руки на толстые и разъехавшиеся в стороны  колени, посмотрел сбоку на Александра.
  -Ну с Богом, Саша!
  -С Богом, Алексей Юрьевич, - вновь с улыбкой сказал Машков, заводя машину и выводя ее на оживленную движением и людскими голосами улицу.
  Перебросившись несколькими словами относительно рабочего состояния машины и довольно кивая в ответ, полковник незаметно переключился на другую тему разговора, о житье - бытье, о матери Александра, с которой и после смерти друга, поддерживал самые теплые дружеские отношения и о его сыне.
  -Так, значит, Стасик уже дома. Вылечился полностью, значит. Ну слава Господу! А то ведь как мы за него переживали. Вот летун! Весь в деда. Летчиком, наверно, хочет стать?
  -Да пусть становится кем хочет, - со сдержанной улыбкой заметил Александр. - Лишь бы человеком был.
  -А кем же ему еще быть, - живо подхватил  полковник, - являясь потомком таких прекрасных людей!
  Александр тихонько вздохнул, не сводя с дороги взгляда.
  А полковник продолжил, и то ли подаваясь воспоминаниям, и то ли просто ради поддержания разговора.
  -Да, не пришлось Владимиру насладиться ездой на этой красавице, - с нескрытым сожалением в голосе сказал он, имея в виду машину, в которой сейчас ехал, и которая вскоре, после пережитых печальных событий, перешла от отца к его сыну. - Больше пол жизни бороздил небо на своих крошечных ястребках, а к земным просторам так и не приобщился.
  Александр молча внимал его словам, по - прежнему не отрывая глаз от дороги, далеко впереди которой все больше сгущалась сошедшая с гор голубоватая дымка и в последних бликах заката угасали еще недавно зажженные ими верха.
  Среди них с особой значимостью выделялась одна заостренная к небу вершина, еще в юности названная им вершиной Счастья. И он, всякий раз любуясь ею, мечтательно рисовал свое будущее, неотделимо связанное с любимой девушкой в лице своей одноклассницы Лены Якубовской, впоследствии наделившей его страшной, невосполнимой пустотой.
  И может быть, права была его мама, пребывавшая далеко не в восторге от безумной привязанности своего сына к этой девочке, пытаясь осторожно и ненавязчиво оградить его от излишнего увлечения ею.
  Видимо, Людмила Александровна, как мать и как опытный педагог, уже в то время видела в своей ученице то, чего не мог видеть ослепленный любовью сын.
  К тому же интерес девочки к мальчикам из более состоятельных семей рос буквально на глазах.
  Семья Машковых к такому сословию не входила.
  Это была скромная, интеллигентная семья (велико чтившая принцип больше жизни дать, нежели взять от нее), где отец был военный летчик, мать простая учительница, воспитавшая на своем учительском веку не одно поколение детишек, и двое прекрасных, хорошо воспитанных детей, дочь Татьяна и сын Александр.
  "Сынок, - глядя в измученные глаза сына, однажды, всего лишь однажды, мягко обратилась мать, - я не вправе давить на тебя, поскольку как мать, понимаю и уважаю твои чувства и все же, не могу умолчать о том, о чем, думаю, вправе, сказать тебе. А как ты к этому отнесешься, решать тебе. Прости, сынок, но Лена не та девушка, которую ты мог бы привести в свой дом и назвать своей женой. Я не имею в виду ее социальное положение (отец Лены был не последним человеком в управленческом аппарате горкома КПСС, мать тоже занимала руководящий пост на одном из промышленных предприятий города), но исходя из ее морально - нравственных критериев, скажу одно: хлопот с ней не оберешься."
  Сын с негромким, коротким возгласом:
  "Мама!.." - отвернул глаза.
  И победила любовь. Хотя и ненадолго. Лену надолго просто не хватило. Ей постоянно требовалась новизна чувств, внимания, новизна впечатлений, новизна тряпок.
  Но вот парадокс. Артист, увлекший ее в заморские края, тоже не слыл материально состоятельным, и был просто артист. И, похоже, не только на сцене. В чем Лена вскоре, еще ни разу не успев даже окунуть ноги в прибрежные воды плескавшегося янтарным счастьем моря, убедилась сама, будучи изгнана им  с глаз долой вместе с крохотным на руках ребенком.
  Да. Артист не был Сашей Машковым. Детей не любил.
  Подавив в себе минутные воспоминания, вызванные величественным видом одной из горных вершин, Александр взглянул на притихшего сбоку начальника. Улыбнулся. Осипов спал, разморенный удушливой жарой и ездой, и слегка склонив голову на бок. И снова повернул глаза на дорогу, вскоре сворачивая с нее во двор пятиэтажного дома и останавливая машину у одного из его подъездов.
  После чего, немного выждав, снова взглянул вправо от себя. Полковник по - прежнему спал, склонив голову на плечо и сонно вздувая пузырившуюся на губах слюну. Пришлось негромко окликнуть. Осипов мгновенно очнулся, шевельнул губами, втягивая слюну обратно, похлопал удивленными глазками, посмотрел на Александра и досадно тряхнул сединой.
  -Надо же, а!.. Уснул старый мерин! А ты давно стоишь?
  Александр с улыбкой глядел на него.
  -Нет. Только подъехал.
  -В таком случае, - продолжил полковник, - закрывай машину и айда ко мне. Поужинаем, чайком побалуемся. Полина будет рада тебя видеть.
  Машков, как всегда, ссылаясь на занятость и на ожидавшего его сына, вежливо отказался.
  Полковник с сожалением потряс сединой.
  -Что же, - медленно проговорил он, - раз не можешь зайти, то скажи - ка мне вот о чем и зная, что я всегда верю каждому твоему слову. Что у тебя за роман с потерпевшей по Бурумскому делу, поставивший весь отдел с ног на голову, и насколько он серьезный?
  Александр ничуть не удивился вопросу полковника, и он не стал для него неожиданностью, поскольку давно предвидел, что злые языки постараются донести до слуха начальника о его отношениях с девушкой, целиком переиначив их суть. И ждал этого вопроса, всякий раз более или менее внутренне напрягаясь. А на этот раз, каким бы ни было его внутреннее напряжение, он ответил на него обычным ровным голосом.
  -Товарищ полковник, мои отношения с девушкой - потерпевшей никоим образом не выходят за рамки моих должностных полномочий. Хотя, не скрою, она мне больше чем нравится. И привез я ее в свою квартиру не ради преследования каких - то там целей, а прекрасно понимая ее острую проблему с жильем, коей она изрядно измучена. Сам вместе с сыном перешел к матери. И по сей день находимся у нее.
  На лице полковника выраженное удивление, вскоре перешедшее в нескрываемый интерес.
  "Господи, - внутренне изумился он, - сколько же в нем того... Того самого, без чего он и не был бы сыном моего Володи. Тот, помню, откуда - то птиц умирающих домой приносил, лечил, выхаживал их. А потом, снова выпускал на волю, как ребенок, радуясь их вернувшейся силе и плавному парению на голубой высоте. А я - то... Чуть было не поддался превратности в истине. Вместо того, чтобы с чувством благодарить его за сердце емкое, за душу поистине человеческую.
  Александр Машков, по сути удостаивающийся высочайшей благодарности, с еле уловимой грустью в светлых глазах снова взглянул на него.
  -Алексей Юрьевич, если мое откровение недозволительно в ведении порученного мне "Дела", то я готов к отстранению.
  -Погоди, не вскипай, как бурлящий самовар, - положив ладонь на его колено, с улыбкой продолжил Осипов. - Знаю, ты парень далеко не глупый. И о девушке слышал  только хорошее. И от "Дела" тебя никто отстранять не собирается. Так что, родной... Жду приглашения на свадьбу.
  Слегка тронутое загаром лицо Александра вспыхнуло румянцем. Светлые глаза смущенно глянули вниз.
  -Ну ладно, ладно, не красней, как девушка, - видя его смущение, шутливо сказал полковник. - Скажи, что любишь - и на этом крест!
  И рассмеялся, глядя на него отцовскими глазами.
  А Александр от смущения не знал, куда девать свои. И только невольно поигрывал ямочками, кусая в улыбке губы.
  Начальник, не желая дальше смущать его, схватился за ручку дверцы.
  -Ну что же, сынок. Коль не желаешь попить со мной чаю, бывай до завтра!
  С чувством необычайного внутреннего облегчения Александр вышел его проводить.