Рецензия - Александр Юм - Оскол

Для начала, спешу отметить, что псевдоним Александр ЮМ — соавторство харьковчан Александра Юрьева и Александра Мовчана. Они заявляют дебютный роман как "цикл произведений о борьбе Особой Комендатуры Ленинграда с нечистью не только из преисподней, но и с нечистью в фельдграу. Это повествование о войне и любви, где фантастика не кажется вымыслом". Непосвящённому читателю поясняю, что "фельдграу", это цвет немецкой формы, как синоним фашистких захватчиков.

В мае 1942 года, Саблин, в силу сложившихся обстоятельств, становится  участником особой войны, скрытой от измождённых блокадой жителей и регулярных частей Красной армии. А это весьма жуткое противостояние потусторонним силам в образе диковинных крыс, кровожадных земноводных, остров — особой энергетической формы жизни и человекоподобных оверов с развитой мимикрией, мигунов, болотников, хогов и прочей нечисти. В романе тесно переплетены: военная фантастика, любовь, патриотизм, ужасы. К некоторым подробностям вернусь, когда буду говорить о сюжете. А пока о логике и внятности текста.

Организация и проработанность художественного мира романа, позволяет хорошо  чувствовать окружение главного героя и видеть, как это влияет на поступки Саблина.  Старший лейтенант и его соратники, в жутких обстоятельствах тотальной экспансии смертельно опасных существ, уничтожают нечисть с помощью особого оружия и вспомогательных средств, созданных для ОСКОЛа. Убедительности придаёт особый приём, когда фантастическое допущение прописано выпукло и скрупулёзно, с адресами и названиями, а главное с авторскими пояснениями.

"Где-то в конце двадцатых, под руководством профессора Завадова, создали психотехническую лабораторию под вывеской транспортного общества. И бурно закипела работа. Психофизика, психохимия, гипноз; на полную, в общем, катушку, вплоть до астрологии, обтекаемо прозванной астропсихофизиологией. Дальше ; больше. Выгнали отдельный корпус под клинику и, приписав лабораторию к Наркомату Просвещения, продолжили изыскания на строго научной основе...

...Различные методы получения информации или наоборот сокрытия ее носителем. Модели психического поведения. Процессы в нервных клетках. Психоустойчивость. Транквилизаторы. Эргонавигация. Ноосфера… Чего только не видели эти стены! Закладывалась целая школа, правда, неафишируемая  и полуофициальная. Секретность! Бдительность!"      

Если говорить о сюжете, то аналогий, когда антураж вымышленного хоррора вписан в будни блокадного Ленинграда, я просто не встречал. Помимо фашисткой нечисти, к  смерти от бомбёжек и голода, примешивается ужас бесовского наваждения. Сказать по правде, я бы сразу и безоговорочно принял подобные реминисценции в фашисткой Германии, там это выглядело правдоподобней, органичней. Но сейчас я исследую заданную талантливыми авторами версию и надо сказать не беспочвенную. Истории про армии крыс, идущих на водопой и устилающих набережную живым грязно-серым ковром имели место, как и леденящие кровь истории о мрачных подземелья старых петербургских коммуникаций, я, ленинградец, слышал не раз.

В сюжете романа в противовес мрачным реалиям блокады, встроены замечательные воспоминания о светлых и безмятежных предвоенных годах Андрея Саблина. Контрапункты из мрачного блокадного бытия и любви "снежной королевы" с романтическим именем Астра, удачно балансируют в сложной экспозиции романа. Контраст светлого и тёмного. Не особо жалея себя, Андрей делится с читателем воспоминаниями, биографией и становлением личности. К началу войны Саблину 27 лет. За плечами насыщенная событиями предвоенная пора, тут воспоминания из хулиганско-бандитского детства, курсы стрелков-инструкторов, университет, летний лагерь ОСОАВИАХИМа, учительство, наконец война, ранение и ОСКОЛ.

В основе конечно же не воспоминания старлея и гламурные похождения, а жестокое, изматывающее противостояние фантомам, формирующимся в энергетическом поле и прочей мерзопакостной нечисти. ОСКОЛ — "организация серьёзная", куда попадают особо подготовленные военные специалисты. Место Саблина в особом отряде не случайно, к нему приглядываются, прежде чем впустить в диковинный мир противодействия врагу. Нечисть страшна, тем что проникает в человеческий организм и мутирует в нем. Сюжет не нов, одно дело в американских фильмах-ужастиках, другое — страшные будни блокадного города. Перед ОСКОЛОм не гитлеровские солдаты, а нечто страшное и ужасное, как первый бой Саблина:

"Одолев десяток шагов, я понял, что не ходок. Наверное, подрезала сволочь зубами какую-то жилу и теперь сотни стеклянных лезвий впивались в горячую от крови ногу. Взяв автомат наизготовку, я дождался появления орущего серого клубка и уже не берег патроны. Я стрелял, сидя в луже крови. Я бил по наплывающему из глубины тысячеголовому жрущему зверю. Я драл его свинцовыми когтями в маленькие разлетающиеся ошметки. В сотни рваных кусков".

На мой взгляд, завязка и чередование фабульного действия, касающаяся схваток с нечистью местами сложна, а местами просто непонятна. Если проще, то элементарный перебор спецлексики или описательный тяжёлый флёр, когда читатель начинает теряться в жутких подробностях. Например, глюки Саблина во время пискарёвского побоища. Описано весьма убедительно и умопомрачающе.

Меня слегка напряг перегруз детализации различных прибамбасов для уничтожения бесовского наваждения. Чего тут только нет: карабин "Каскад", энергофугас ЭФ-1, термопистолет, диковинные приборы типа РУНА ОПРМ-7, асинхронизатор, вакуумная пушка с электрозвуковыми зарядами, башни энергозащиты, минус-энергия, инфраоптика, подземное электричество, психоспоры. Не уверен, что вытащил на свет все загогулистые термины. До кучи, отмечу натиск аббревиатур: ОСМАГ, МЗО, ВИЗОР, ИВО, ГОМЗ, КОП, ОРС и так далее, пускай даже с расшифровкой, но лично меня утомляет и гасит интерес к действу. Робко предложил бы, писать название полностью, давая в скобках сокращение.

Чтобы отвязаться от замечаний и хвалить авторов дальше, добавлю нескладушки топонимического свойства. Поясняю: я ленинградец, оттого уверенно пеняю авторам на отдельные ляпы типа: Васин остров (надо Васильевский или упрощенно Васька), Александровский парк (надо сад), Стачках (надо Стачек) и ещё по мелочи. Не существенно, но глаз царапнуло и в рецензии отразилось.

Прямая речь, если не сама главная, то ведущая составляющая романа. Об умении авторов владеть словом отмечу ниже, а здесь скажу — информативно, живо, реально. Диалоги умело подогнаны под характеры персонажей, где надо образчик красноречия и мудрости, в других разговорах — народный говор, а то и арго. Тональность и широта диапазона варьируется от обстоятельств. Для примера, как ёмко, при этом раскрывая характеры собеседников:


"    — Я дело твое пролистал, ознакомился в общем контуре, ; сказал Еленин, зарываясь в кучу бумаг на столе. — Ты чего на кафедре в «универе» не остался?

    — Ну, как вам сказать…

    — Во-первых, правдиво, а во-вторых, давай на «ты», не голубая кровь.

    — Понял. Группу профессора Андриевского расформировали по делу о вредительстве.

    Еленин вытащил из кучи массивный том и подпер им заваливающуюся тумбу.

    — Слушай, а ты чего вообще в историки подался? Шел бы в красные инженеры. Или в интеллигенцию захотелось?

    — Да кой там черт в интеллигенцию.

    — «И плащ, и шляпу, и пиджачный носовой платок затмит сиянием хромовый сапог»?

В "ОСКОЛе" диалоги не только единица структурной системы языка, но качественное средство речевой выразительности. Прежде всего практическое отсутствие морализаторства, информативность и многополярность при раскрытии образа героев. Отсутствует словесный мусор. Придраться на вскидку не к чему.


"   — Кто там фонарем махает?! — зло крикнул старшина.

    — Ты поговори мне!

    Старшина прищурился, закрываясь рукой, и медленно встал.

    — Виноват, товарищ майор, — скис Максимов.

    — Еще и как виноват, — голос начальника дробился сердитыми камнями. — Ладно, техники проспали, но ты…

    — А что, я этот, как его… — Максимов извлек из памяти подходяще значимое, как ему казалось, определение, — вундеркинд, что ли?

    — Нет, Матвей, ты ундербунд — маленький усатый раззява. Тебя чего сюда поставили, а? Смотреть, наблюдать, предотвращать. А ты пальцем ковыряешь в ж…

    — Вот к чему, Евгений Викторович, вы меня обзываете? — не дал закончить «промывание» Максимов. — Я на два аршина под землю не вижу, и электронаводки у меня нет, а у техников есть.

    — Техники получат свое. А мы свое. Башня теперь, как яйцо всмятку. Ты Калиниченко знаешь?

    — Знаю. Высокий такой. Он инженер там.

    — Он покойник.

    Старшина тихо спросил:

    — Достоверно умерший?

    — Слава богу, да. Хоть в пособие помещай". 


Список имён и фамилий велик. В основном окружение главного героя и в первую очередь, любимого человека Саблина — Астры Долматовой. Андрей Антонович Саблин:


Рождения 1915г. Образование в\у. Участник боев с немецко-фашисткими захватчиками. Партии Ленина-Сталина и Социалистической родине предан. Дисциплинирован. К учебе относился добросовестно. Политически грамотен. На курсах пользовался уважением начсостава и курсантов. Принимал активное участие в культурной работе. Морально устойчив. Классово бдителен.

Данные анкеты подогнаны под образ советского офицера. И самом деле, Андрей, принципиальный, честный, преданный, ранимый человек, но в первую очередь отдаст свою жизнь за любимого человека, чем за Родину. Образ раскрыт полностью, хотя, как это иногда бывает, мне не хватило словесного портрета. Спасибо Андрею (шучу, конечно, авторам), что чиркнул несколько предложений о своей внешности: "Графов у меня в роду не было: разве что какой-нибудь татарский мурза времен Орды — загораю быстро, лицо за пару дней делается совсем черным, а волосы светлые и глаза синие. В общем, гибрид какой-то. Правда, внешности своей значения особого я не придавал, вот только руки длинные".

Саблин об Астре Далматовой:

"Смех ее звенел в косых потоках дождя, наполняя душу серебром. Я держал в руках ладони принцессы, а девочки-сосны шептались над нами, скрывая то, что принадлежит лишь двоим. Разбухшая от сырости беседка, где мы прятались от дождя, превратилась в сказочный дворец".

Великая сила любви, витающая над миром, над блокадой, войной, радостями и невзгодами. Трогательно и печально...

Много колоритных и ярких фигур. Советка (Ветка) Полтавцева, славная подруга Саблина, вечная опекунша, не устроившая свою личную жизнь и в глубине души, не равнодушная к Андрею. Варя Халецкая — походно-полевая подруга. Колоритный дядя Федя Зелёный — гигант и самогоновар. Подлый комсорг Юра Жуков — подлый карьерист и доносчик. Братья по оружию: лейтенант Хавьер Руис де Хименес — красавец-гранд, Грюнберг — доктор-мозгоправ, солдаты комендатуры Горииванов, Мальцев, Бейсенов и другие.   

Что я хочу выделить в романе, так в первую очередь, красивый язык и ёмкую метафоричность. Язык должен быть прост и изящен, именно этого правила придерживаются авторы. Словесная структура построена органично, понятно и очень образно:

"Призрак поцеловал меня в губы, и мир взорвался тысячами серебряных граней, уносимых вихрем умирающих атомов. Этот вихрь захватил и меня. И даже странно было видеть и ощущать себя его частью, соединяясь с другими сущностями в единую бесконечную материю. Но всего труднее было понимать, что эта сияющая бесконечность, столь желанная и такая доступная сейчас, увлекая в счастливую новь, покинет наш мир".

Даже пафосный патриотический посыл, свойственный произведениям военной тематики, выглядит маленьким гимном будущему:


"Когда отстроим Ленинград после войны, он будет чистым и стеклянно-прозрачным, настоящим городом будущего. Это будет столица Мира, Счастья и Труда, город — победитель фашизма и прочей адской нечисти. И никакая чернь не поселится больше в его домах".

Перехватывает дыхание горькая чувственность, умирающего Саблина:

"Вуаль шевелил невесомый ветер и сама фигура была легкая и блаженно холодная, как музыка, сотканная из шепота зимней ночи. Тонкие пальцы погасили огонь, сжирающий мое тело; нежность и печаль смыли накипь с души и, склонившись надо мной, принцесса тихо сказала:

— Бедный мой рыцарь".

 
Нынешний поток литературных опусов большинства авторов, грешит отсутствием образности речи, состоит из суховатых предложений и абзацев из обоймы  словесных штампов. Здесь же, словно словно пьёшь диковинный напиток, наслаждаешься волшебной органикой речи и тянет читать дальше. Впитывать слово, подстёгнутый интересом удачно сложенной интриги и желанием столкнуться с вербальным сверкающим образом. Например, военная суровая проза может быть и такой: 

"Когда наркоз уходил, лейтенант молчал, потому что смерть — строгая невеста и требует внимание только к себе одной. Бинты и марля — ее фата, а руки в прозекторских перчатках крепко держат избранника. Какие двери выведут из белого лазаретного мира? Куда приведут они? Может, смерть укроет утренним легким платком? Или судьба в фартуке мастерового выпилит тебе деревянный протез. Но может и повезти. Семиликий Ругевит вытащит личное дело с черной звездой и, листая шнурованную бумагу, задумчиво мотнет головой: нет, брат, еще послужи. А потом бахнет папкой и выдаст плац-карту в окопы близ какого-нибудь волховского болота или пропуск на пароход в Невскую Дубровку".

Или подобное описание похмелья:

"Временами, правда, желудок мстительно подбирался к пищеводу, но я регулярно гасил его водой. Говорят, что в таком состоянии время идет медленнее. Не верьте. Оно вообще не идет, застывая липкой резиной на дне каждого часа. Казалось, что столетняя война была короче трудового августовского понедельника".

В заключении уверенно заявляю: роман — "ОСКОЛ" яркая, неординарная работа. Минусы, обозначенные мной выше, никак не умаляют оригинальный сюжет в жанре военной фантастики и прозаический талант авторов. А главное, редкий образец добротной прозы, достойный чести занять место на полках книжных магазинов. Авторы проделали большую работу по исследованию эпохи предвоенных лет и реалий блокадного города. В этом ещё одна ценность романа для широкого круга читателей. Допускаю, что и кинематографисты могут заинтересоваться нестандартной историей. Не знаю, как сложится судьба Саблина, оставленного авторами между небом и землёй, но ясно вижу огромный потенциал творческого тандема Александра Юрьева и Александра Мовчана. Редкий случай, сподобивший меня на скромный литературный разбор.