Закрытые пейзажи. Глава 15. Осколки надежд

  Три этюда, выбранные Никитиной для возможного рассмотрения «в верхах», скромнёхонько простаивали в углу ее мастерской на Добролюбова, 15. Несмотря на придание им необходимого внешнего лоска – они были покрыты раствором лака и аккуратно обрамлены, —  работы, вопреки обещаниям, так и не попали на рассмотрение комиссаров. Организация областной выставки, как и учреждение независимой ассоциации, отодвинулась на неопределенные сроки. Ощутимого удара для себя Артур не испытал, хотя едкое чувство шершавой досады в который раз обволокло нутро грязным туманом. Столь давно лелеемое в мечтах детище активистов палитры и долота с доброжелательным упорством подвергалось консервации в материнской утробе их замыслов. Чиновники из мэрии и заправилы Союза художников тайком возводили одну преграду за другой, чтобы ассоциация продолжала ассоциироваться, — с мифами и астрологическими прогнозами. Никитина в эти дни утратила свою хлипкую женственность и походила на стареющую амазонку, у которой сперли любимого коня и основной боекомплект – меч, доспехи и стрелы с дротиками. Рубинштейн куда-то на время сгинул, дабы не раздражать своими поползновениями ее и других коллег, а Вадим Семичастный, вернувшийся в сентябре из отпуска, испросил у своей начальницы по ДК служебную командировку и махнул на полсотни километров от города для помощи в реставрации церкви святого Николая Чудотворца и прилегающего монастыря. Было непонятно, какое отношение имели для Дворца культуры дела духовные, но «маман» охотно пошла на уступку (видимо, в отсутствие Вадима оформительскими проектами занялись Колпаков с Ритой Макеевой). По слухам, сам митрополит освятил то место, проезжая мимо, и снискал благословение всем, кто хоть в какой-то степени содействовал благородной акции.
 
  Канитель с организацией выставки растянулась по аналогичным причинам. В который уже раз номенклатура выказывала свою неспособность к активным действиям, требующим инициативы и вложения некоторых усилий, дабы дело не спускалось на тормозах. Исполкомы, горсоветы, уполномоченные комиссии ничего не исполняли, забывали о полномочиях, а если и совещались, то в узком кругу, не посвящая в то людей заинтересованных. Выставку перенесли на третью декаду сентября и никак не могли назначить точной даты ее проведения: то не укладывался график текущих мероприятий, то не изыскивалось необходимых ассигнований из федерального бюджета, то внезапно куда-то исчезали ответственные лица... Артур вскорости плюнул на всё это и с головой ушел в свой зимне-байкальский проект, еще пока не дававший в те дни ощутимого творческого удовлетворения. 
 
  И тут внезапно произошло событие, которое грозило отменить не только выставку, но и многое другое и без того оскуднённой культурной жизни города. В здании главпочтамта разорвалась самодельная бомба, из-за чего несколько человек, находившихся случайно поблизости, получило ранения и увечья. До сих пор в сознании как-то не укладывалось, что подобное могло добраться и сюда, далеко в стороне от кавказских передряг, ан нет – хоть и велика Русь-матушка, а расплачиваться за тупые амбиции политиканов и бессмысленные авантюры золотопогонников рано или поздно приходится всем и везде. Волна терактов прокатилась по многим городам страны, а в Дагестане всё вернулось на круги своя: бородатые и вооруженные до зубов поборники исламского фундаментализма, да и просто бандиты, уже не мыслящие себя без войны, вспомнили о джихаде с неверными и с новой силой стали палить по всему, что движется и выказывать доблесть, подкладывая гремучие смеси в школы и жилые дома со спящими обитателями. В городе участились проверки с удостоверениями личности, властно загрохотали коваными ботинками рослые парни в камуфляжах, заставляя простого обывателя покорно ёжиться и ходить с оглядкой. Рынки и вообще торговые ряды быстро и незаметно ославянились, и южный говорок стал казаться не то чтобы враждебным, а как бы приглушенным, оттесненным на задний план. Снова активизировались организации на добровольных началах: женсоветы, армии спасения, лиги солдатских жен и матерей. В который уже раз стали расползаться слухи о грядущем дефиците то муки, то моющих средств, то сахара, в результате чего перечисленные товары расхватывались обеспокоенным людом впрок и традиционно лимитировались. Органы власти различных рангов, являясь лакмусовой бумажкой любых негативных событий, забили кулаками себя в грудь и плюхнулись в водоворот посулов и обещаний, частенько не выдерживая стихийных потоков и, кто камнем на дно, кто щепкой по течению, исчезали с поля зрения электората. Чехарда в верхах исполнительной власти и вовсе обрела комические масштабы, заставляя весь мало-мальски цивилизованный мир лишний раз убеждаться, что шестая часть суши – какой-то зачумленный барак, населенный полудикими племенами во главе с непонятно откуда взявшимися Гришками-самозванцами.
 
  Ситуация складывалась явно не на пользу творческим изысканиям людей, подобных Артуру. С немалым трудом ему удалось в начале сентября получить подряд на оформление в ближайшей школе кабинета-музея краеведения и этнографии, открытие коего было приурочено к 70-летию основания учебного заведения (каким чудом у него не затребовали диплома или какого-то другого сертификата, так и осталось для него загадкой). Это дало возможность оттянуть полное безденежье еще на месячишко. Кроме того, Вадим перед отъездом в командировку обещал замолвить словечко настоятелю церкви, чтобы в случае надобности призвать Артура в качестве подручного, — факт, говоривший о неуверенности Семичастного в своем профессионализме, если, конечно, ему собирались доверить реставрационные, не строительно-отделочные работы.
 
  Артур продолжал время от времени встречаться с Ириной; их отношения зашли еще не настолько, чтобы строить какие-либо совместные планы, но и уже достаточно для того, чтобы иметь негласные обязательства по части взаимного доверия и посильного содействия во многих вопросах бытия, да и не только его. Иными словами, виды друг на друга они имели, однако с вероятным сближением на почве семейственности не торопились. Причины здесь крылись не только материального и платонического характера. Оба уважали приватные устремления каждого и отлично понимали, что лепить заново и наскоро собственный уголок совместного благополучия было бы слишком преждевременно и неблагоразумно. Да и, в конце концов, сколько времени они знакомы?..

  И всё-таки Артур не мог подозревать, насколько основательно утвердился он в сознании не только Ирины...

                * * *
               
  Ирина Злотникова, она же Воронцова от первого брака, могла считаться по многим личным качествам и признаками вполне современной молодой бизнес-леди, насколько это принято считать в последние годы. В свои двадцать семь лет она имела уже достаточно, чтобы сие определение не обошло ее стороной: трехкомнатную квартиру на правах главного ее съемщика в благоустроенном районе крупного областного центра, интересную и перспективную работу в структуре турбизнеса, приятную внешность, твердый характер, безукоризненные вкусы и манеры, острый и проницательный ум и, наконец, дочь при отсутствии мужа – главной опоры в этой посуровевшей жизни. Если к этому приплюсовать личную автоиномарку, маячившую где-то в недалекой перспективе (можно и подержанную сроком не более семи лет), то чем же это не типичный образчик доморощенной представительницы делового мира в эпоху реставрации олигархизма и культа наживы?
 
  Однако в большинстве случаев женщина имеет ту особенность, что никогда не поставит ее в этом плане на один ряд с представителями сильного пола. Она по своей природе не может всецело принадлежать деловой стороне жизни. Личная жизнь, как оборотная сторона медали, непременно уравновесит собственное «я», а то и оттянет назад женские корпоративные амбиции, сделав ее всё той же хранительницей нежных чувств и домашнего очага, каковой ей и приходилось быть спокон веков и тысячелетий. Исключения, разумеется, можно найти, как и в любом явлении – не без отклонений от нормы, что лишний раз подтверждает теорию о бесконечности природных экспериментов в ходе развития объективного мира. Ирина же Злотникова в этом случае никак не могла согласиться с такой постановкой вопроса – экспериментировать на себе она не позволила бы даже потусторонним космическим силам.
 
  Личная жизнь Ирины была по нынешним меркам относительно стабильной и благополучной, если иметь в виду домашний быт и материальную независимость. Однако понятие личного благополучия не может исчерпываться этими двумя факторами. Как и всякой нормальной молодой женщине, ей просто необходима была рядом та самая надежная опора в лице постоянного спутника в жизни – муж, любовник, друг, утешитель, наконец. И вот здесь собранное воедино из этих составляющих конкретное лицо никак не «проклевывалось». По отдельности любой из перечисленных нет-нет да и являл себя в разные периоды жизни, но чтобы всё это складывалось хотя бы в двух-трех ипостасях – почему-то не получалось. Казалось бы, в самый раз было утешиться тривиальным лозунгом о глобальном мужском сволочизме, что с незапамятных времен дает мнимую закалку страдалицам от феминизма. Но Ирина этого делать не стала. У нее хватало ума сознавать, что мир достаточно разносторонен, особенно в человеческой среде. И порядочность в этом мире идет не на последнем месте, — иначе всё вокруг давно поглотили бы тьма и забвение.
 
  Хотя на первый взгляд именно ей, как никому другому, стоило бы рвать на себе волосы и проклинать мужское сословие до последнего колена. Семь лет назад, еще будучи студенткой иняза, очаровательная Ирочка Злотникова была сама очарована мужественной внешностью и пылкостью характера подающего большие надежды спортсмена-десятиборца Геннадия Воронцова – одного из тех многочисленных «голых корольков», искусственно раздутых с помощью СМИ и транквилизаторов (явление типичное для сумбура 90-х, когда предложения превышали спрос, в том числе и в спортивных кругах). Для впечатлительной же 20-летней студентки, воспринимавшей окружающее с иллюзорным восторгом, характерным в этом возрасте, мнимый герой беговых дорожек и метательных снарядов чудился едва ли не символом эпохи и мечтой девичьей юности, устоять перед которым было не то чтобы невозможно, а как-то даже неприлично. Вследствие этого свадебку сыграли на скору руку и неброско: загс расписал молодоженов после предоставления невестой справки о беременности. Появление на свет будущего дитяти намечалось через пару месяцев.

  Какой семейной гармонии можно было ожидать со стороны напичканного анаболиками бодибилдинкуса! Если в областных соревнованиях еще можно было протащить его гнилые амбиции вкупе с тренерскими (и даже кое-где в масштабе общероссийском), позолачивая кое-кому ручку и мошну различными способами, то о выходе на международную арену не могло быть и речи. Карьера Геннадия Воронцова закатилась быстро и неумолимо. Уличение в допинге и внезапная аритмия сердечной мышцы произошли почти одновременно и уложили его в больничную койку на целый месяц, после чего супруг утратил свою мужественность и ударился в беспробудное пьянство, начисто позабыв о молодой семье. Видимо, мужество каким-то образом перекинулось в Иринину оболочку, поскольку та умудрилась с грудным младенцем не только не прервать учебу, а даже закончить ее без проволочек и даже с красным дипломом.

  Развод был оформлен столь же скромно и быстро, как и бракосочетание. Дальнейшая судьба Геннадия тесно переплелась с типичной для спортсменов-неудачников криминальной деятельностью в фирмах сомнительного профиля, и последняя весточка о нём долетела аж из Владивостока: якобы он промышляет там разведением и продажей кальмаров; правда это или досужие слухи, Ирина выяснять не собиралась. Брак с Геночкой для нее уже давно казался чем-то отдаленным и нереальным, как полузабытый кошмарный сон, увиденный в бреду.
 
  После неудачного брака молодая выпускница иняза предпринимала титанические попытки не только деловой карьеры, но также реинкарнации личных взаимоотношений с предполагаемыми женихами. Внимательно присматриваясь к знакомым мужчинам, она прочно убедилась, что идеалов нет и быть не может. Двойственность самой природы, ее диалектическая суть оказалась свойственна всем без исключения живым созданиям мужеска пола, — от домашнего кота Мефодия до директоров фирм, в которых ей доводилось все последующие годы работать. Сей вывод не повлиял на Иринины мировоззрения в качестве источника вселенской скорби; напротив, это только подогревало ее любознательность по части изучения мужской психологии и самомнения. Это стало приобретать со временем некий завлекательный характер и сделалось своеобразным хобби; дамские изыскания внутренних недр и разведка полезных ископаемых в мужских душах есть далеко не редкость в истории прекрасной половины человечества.

  Цель этого достаточно тривиального увлечения была стара, как изобретение каменного топора – завлечь в свои сети принца с возможно б;льшим количеством достоинств, дабы они прикрывали по возможности не меньшее количество недостатков. Но чтобы данной цели достичь, не мешало бы хорошенько научиться распознавать, в какой мужской оболочке обитает нечто близкое к образу предполагаемой добычи, а в какой пробу попросту негде ставить. В некотором роде замкнутый круг, но это всё же лучше, нежели рвать на себе волосы и в безнадежной тоске клянуть на чём свет стоит сильную половину человечества.

  Потенциальные женихи, а также просто ухажеры с известной целью, попадались разные: от молодого кандидата наук, не умевшего забить гвоздя в стену и не отличавшего кофеварки от миксера, до уверенного в себе и своих амбициях «авторитета» с традиционной цепью на овальном брюшке и развязной феней в разговорах (Галина Матвеевна после короткого знакомства с последним побледневшими губами сообщила, что Зойку не отдаст). У большинства проницательная Ирина выделила один принципиальный недостаток – болезненное самолюбие, граничившее с эгоизмом, не считая того, что редко кто старался прислушиваться к ее мнению в различных ситуациях. А это, считала она, обязательно приведет к унижению ее решительной и свободолюбивой натуры, чего Ирина никак и никому не могла позволить. Именно потому ее романы продолжались недолго и носили характер временных увлечений. Она всей душой стремилась к равноправию и взаимному уважению, а такой половой шовинизм уязвлял ее до слёз, коих Ирина при мужчинах не выказывала (за исключением месяцев опрометчивого супружества).

  И вот – Артур. Неустроенный, мятущийся и тоже свободолюбивый. Элегантный, деликатный и обходительный. Он странным образом излучал вокруг себя трудноуловимую атмосферу спокойствия, доброжелательности и какого-то безмятежного хладнокровия, что, на первый взгляд, должно было говорить о характере чересчур выдержанном и едва ли способном на пылкие чувства вообще. И вместе с тем, рядом с ним хотелось почему-то совершить нечто безрассудное, удивить и завлечь его, чтобы получить хоть малую толику удовольствия от одобрительных слов или же просто восхищенного взгляда, который у Артура выходил настолько пленительным, что не мог не вызвать такой же ответной реакции, во всяком случае со стороны Ирины. Порой она ловила себя на мысли, что тот самый житейский либерализм и терпимость к окружающим как раз и являются главными слагаемыми личного обаяния Артура.

  И еще: он не олицетворял собой тот самый идеал женских грез, который метафорируется с небезызвестной каменной оградой, за коей маячит обывательский рай. Наоборот, Ирина временами ловила себя на мысли, что испытывает желание привлечь его к груди и обласкать, как ребенка, — настолько порой он казался ей... нет, не беспомощным, а в какой-то степени предоставленным на обработку всевозможным стихиям, что ли... И хотя она прекрасно понимала, что такого жеста Артур не воспримет, избавиться от подобных мыслей всё же никак не могла. При всём при том мысли эти были абсолютно беспочвенны: за внешне мягкими и немного вкрадчивыми манерами Ирина постоянно ощущала натуру твердую и уверенную в собственных силах.

  Нельзя сказать, что Ирина оказалась влюблена по уши. Чувства, которые она испытывала к Артуру, были если не далеки от восторженности и сладостного замирания при одном лишь упоминании о нём, то казались, во всяком случае, теми флюидами, притягивающими к другому человеку на основе душевных притязаний и склонностей. Ирину необъяснимым образом тянуло к нему; ей было с Артуром интересно и легко; всё, что они вместе совершали и обсуждали, выходило естественно и непринужденно, без той неловкости и скованности, часто сопутствующими молодым людям, старающимся понравиться друг другу и не знающим, как это сделать. Артур обладал поразительным умением быть естественным и раскованным, даже хладнокровным в любой обстановке, что большинство женщин высоко ценят. А если еще сюда добавить приятную и располагающую внешность, эрудицию и чувство юмора – то вот вам типаж казалось бы традиционного ловеласа, если, конечно, он пожелал бы стать таковым.

  Артур как раз им не являлся, что еще больше возвышало его в Ирининых глазах. Это же качество подметила в нём и Галина Матвеевна, на которую Артур произвел самое благоприятное впечатление. «Мне вначале показалось, что он какой-то иностранец, хорошо владеющий русским языком», — простодушно призналась она. Зойка – та вообще души в нём не чаяла; Ирина с безошибочной женской интуицией подметила – вот кто действительно по уши влюблен, и с улыбкой наблюдала, как та прихорашивается, узнав о скором прибытии желанного гостя. И кроха, притихшая и аккуратная, розовела от смущения, когда Артур приветствовал ее или вообще с ней заговаривал: скромно потупив глазенки, стояла она в такие минуты перед ним соляным столбиком и часто моргала, что было давно замеченным признаком душевного смятения. За те пару месяцев, что Артур в последнее время регулярно посещал квартиру Злотниковых, он расположил к себе весь семейный триумвират.

  До осени их близость ограничивалась разве что нежными поцелуями, и когда в начале сентября произошло то, что когда-то и должно было произойти, Ирина окончательно убедилась, что Артур ей просто необходим. Помимо всего прочего, он оказался восхитительным любовником – внимательным, ласковым, страстным, изобретательным… Для молодой незамужней женщины, вступающей в пору зрелого цветения, такой партнер – как нельзя кстати, он всё равно что биостимулятор или адреналин для спортсмена; Ирина с её проснувшимся после некоторой спячки любовным аппетитом, до сих пор изредка утоляемым предыдущими «бой-френдами», после того вечера у Артура в квартире стала жить в сладостном предвкушении следующего визита, когда можно будет уединиться вдвоём и, плюнув на все условности, «вкусить запретный плод»…

  Однако еще до грехопадения Ирина четко убедилась, что у неё уже давно имеется серьезная соперница. Внимательно изучив работы Артура еще в середине лета, она увидела его нераскрывшиеся способности живописца, которые должны обязательно проявиться, если он всерьез и надолго займется как следует их развитием. А для этого, помимо желания (а его у Артура было в избытке), необходимы силы и время, что как раз и составляло противовес Ирине в ее притязаниях на Артурово внимание. Живопись активно конкурировала с ней, хотевшей, как и большинство женщин сильных и неординарных, чтобы их избранник всецело принадлежал им и только им (отсюда и скорая разочарованность в мужском поле). Это было глупо, Ирина сознавала, что такое в жизни едва ли происходит, а если и случается похожее, то что это выходит за мужчина, если он цепляется за бабий подол!

  Но ревность такая штука, что способна даже мудрейшую голову свернуть с плеч и заставить покатиться в вырытый самим же человечеством котлован предрассудков, подозрений и убогих домыслов.

  Ирина хорошо понимала, что склонить Артура к какому-либо иному роду деятельности она не в состоянии, и это ее слегка уязвляло. Артур, как уже было упомянуто, не принадлежал к тому типу людей, которыми можно управлять по своему усмотрению; это была личность склонная к самостоятельности и оставляющая за собой право выбора в собственных решениях и делах. Диалектический фактор и здесь имел место: Ирине всегда нравились мужчины, не идущие на поводу у других. А разве могло быть иначе?

  Случайно разузнав еще летом, что Артур лишился работы, а, следовательно, и единственного источника средств к существованию, Ирина принялась искать различные способы найти ему хоть какой-то заработок. Ей удалось уломать свою начальницу Жанну Стефанович, чтобы она отдала подряд на оформление стенда в офисе не своему хорошему знакомому Вадиму Семичастному, а «малоизвестному, но весьма талантливому Балашову». Та согласилась с трудом, зато по окончании Артуром его работы нисколько об этом не пожалела: офис приобрел настолько романтически привлекательный антураж, когда на одной из стен величественно красовался четырехмачтовый «Секрет» капитана Грэя (как и остальным, ей было невдомек, что это был подмазанный барк «Крузенштерн»), что мастера взяли на заметку, пообещав в случае чего непременно обратиться к нему. Артур не мог и подозревать, что сравнительно щедрый гонорар, переданный ему спустя пару дней Ириной от лица фирмы «Ассоль», почти наполовину состоял из ее личных средств. Похожая история произошла в конце августа: через свою хорошую знакомую (ту самую, что прихворнула в марте, благодаря чему они с Артуром и познакомились), работающую в Жуковской средней школе №36, Ирина добилась еще одного подряда на оформление тамошнего музея краеведения и этнографии и через третье лицо протащить Артурову кандидатуру в качестве исполнителя-договорника по найму. Это обошлось ей самой в некоторую сумму, но… увы, сие действо не первый случай, когда русская женщина жертвует во имя чего-то или кого-то ей дорогого частичкой самое себя (а принимая во внимание теперешние времена, можно с уверенностью констатировать, что банкноты всевозможных достоинств и происхождений заняли прочное место в ячейках дамских душ и стали как бы одним из их составляющих).

  Сама того не заметив, Ирина Злотникова сделалась в какой-то степени тайным опекуном Артура Балашова.

  Для чего ей это было нужно? Она не задавалась подобным вопросом: Артур был ей необходим не только в качестве любовника, утешителя и ублажателя, но и в более широком смысле – как человек, с которым тебе хорошо вообще, — легко, интересно и как бы оптимистически умиротворенно. Они великолепно понимали друг друга, а понимание зачастую перевешивает все отрицательные факторы, препятствующие сближению. Ирина не помышляла о том, чтобы окончательно охмурить Артура как возможного спутника жизни; во-первых, для этого было еще слишком рановато, их отношения находились в стадии хотя уже и зрелого, но далеко не совсем прочного романа. А во-вторых, еще не изгладились душевные рубцы после недолгого совместного жития-бытия с деспотичным и неуравновешенным анаболитиком, выработавшем в ней отвращение к такого рода проживанию. А вот то, что Артур был полной противоположностью неудавшегося чемпиона Воронцова, не только привлекало, но и заставляло по-иному рассмотреть свои некоторые мировоззрения относительно взаимодействия полов и терпимости к недостаткам ближних.

  Таким образом, Ирина сочла благоразумным не воспрепятствовать творческим изысканиям Артура, и даже по мере возможности определенным образом способствовать этому, хотя в глубине души не могла пока смириться с его устремлениями, особенно в теперешний период временной бездеятельности по отношению к собственному куску хлеба.

  В конце сентября, прибыв из очередной служебной командировки, она разузнала о провале областной выставки, что обескуражило ее, пожалуй, не меньше самого Артура. Ирина понимала, насколько важно было для него, в случае, если хотя бы парочка работ туда проскочила, участие в ней. Это был бы не просто повторный дебют; это было бы ни много ни мало как признанием его творческих и духовных изысканий. Как реанимация и скорое выздоровление коматозного больного, на которого до сей поры смотрели как на досадливо задержанного по пути в иной мир. Артур об этом никогда не говорил, но Ирина видела и ощущала, как в разговорах на подобную тему его словно пронизывало что-то намагниченное, импульсивное, и он становился уже не таким, как обычно: непринужденность и легкость куда-то улетучивались, он весь подбирался, взгляд темнел, появлялись малозаметные складки в уголках рта… Она старалась поскорее увести его от этой темы, что было не так-то просто.

  Ирина понимала, что надо было срочно повидаться и хоть отчасти как-то утешить Артура, или же просто убедиться, что неприятность с выставкой особо не повлияла ни на душевное равновесие, ни на его творческие планы. Только как выполнить хотя бы первую часть столь благородной акции, если у обоих нет даже телефонов! Ирина, правда, разжилась к середине лета «бэушным» мобильником, и даже подключила его к роумингу (это было просто необходимо при её работе), но и здесь ведь толку никакого…

  И всё-таки она выкроила по приезде немного времени и отправилась по уже привычному в этом году маршруту, ведущему в Жуковку, хорошо зная, что последние месяцы Артур после девяти вечера обязательно будет находиться у себя дома – в скромной и уютной квартирке на втором этаже старенького кирпичного дома по улице Мичурина. Было уже темно и некстати заморосил пока еще теплый дождик, но Ирина с её твердым характером не стала даже прихорашиваться и, попрощавшись с матерью и Зойкой, обиженно надувшей губки, устремилась на помощь тому, кто в ней сейчас нуждался. Она чувствовала это.

               
                * * *
                               

  Дверь Артур отворил не сразу: он сидел над планшетом и набрасывал эскиз, как бы претворяющий его очередной задуманный проект, связанный с городским пейзажем, только написание его уже не имело ничего общего с натурным. Это был, по его мнению, своего рода пространственно-ориентировочный макетный план, в который условно вписывались бы основные и некоторые вспомогательные детали пейзажа, придуманного исключительно силой воображения: широкая река, пристань, пароходы, — этакая купеческая идиллия русского Поволжья XIX столетия…

  — О-о! – изумленно и в то же время обрадованно воскликнул он, узрев в темноте площадки слегка взмокшую от дождика Ирину (Проконина, слава Богу, под ногами в этот момент не оказалось). – Какой сюрприз! Прошу, синьора.

  Он взял ее за руки и привлёк к себе через порог.
— Почему без зонтика? Вымокла вся…

  — Разве это дождь? – Улыбаясь, Ирина расстегнула плащ и поправила растрепавшиеся от быстрой ходьбы волосы. – Почему не позвонил вчера?
— На работу?
— Куда же еще…

  — Я думал, ты позже приедешь. – Артур немного смутился, но тут же встревожено обратил к ней глаза: — Случилось что-то?

  — У меня? Да нет. – Ирина обождала, когда он повесит ее плащ, неторопливо разулась и прошла в комнату. – Артур, я всё узнала про выставку.

  — От кого же? – Он удивился.

  — Семичастного встретила сегодня в офисе. Говорит, из-за терактов боятся сейчас даже детские утренники проводить. Это правда?
— Ты про утренники?
— Перестань!

  — Чушь. Он сказал тебе даже не официальную версию, а простую отмазку. Хотя ему-то что! У него персоналка в феврале намечается, ему сейчас на все эти поползновения начхать. А что касается опасения терактов… Хм… На днях два концерта на стадионе «Спутник» давали: сначала «Алиса» выступала целый вечер, а через сутки – «ДДТ», и всё при полных трибунах. Улавливаешь ситуацию?
— Не совсем.

  — Всё очень просто. Кое-кому в городских, а то и областных верхах не по нутру, чтобы выявлялись на местах случайные дарования – могут ненароком старую гвардию оттеснить. Ну, а кроме того нет материальной выгоды. Если светила эстрады приносят барыши, и не только в казну, то здесь поживиться нечем. Хлопоты с организацией, аренда помещений, анонсы, пиары… А в итоге – лишь головная боль да в лучшем случае пятиминутный репортаж на местном телеканале. А если и продаст кто свою картину – налоговики задушат. Так что, как видишь… — Артур с печальным апломбом поджал губы.

  — А Семичастный?
  — Здесь совсем иное блюдо. Имеется такая лавочка, под названием «выставочный комитет». Она при Союзе художников, членом которого Вадим уже давно состоит. Персональные выставки проводятся в помещениях, арендованных, как правило, самим Маэстро. Это уже половина груза с плеч, а у Вадима с этим проблемы нет: его в ДК чуть ли не на руках носят, директорша на любых условиях аренду предоставит, причем заметь – в стенах родного Дворца. На рабочем месте, можно сказать… И еще: ваша Жаннет, с которой он… ну, в общем, породниться вроде бы собирается… так вот, она есть ни кто иная, как… Может ты знаешь?

  — Что?.. Не знаю. – Ирина пожала плечами.
  — Короче говоря, твоя боссиха является кузиной господина вице-губернатора Журавского. Ни больше, ни меньше. Так что по этой части проколов не будет и не должно быть. Теперь ты понимаешь, Ириш, почему ваша фирма прочно держится на плаву, в то время как не менее достойные конкуренты булькают утюгом на дно?

  — А откуда тебе всё это известно? – тихо спросила слегка ошарашенная Ирина.
  — Да всё оттуда же. Вадим Андреич, похоже, крепко стал на ноги, раз он в курсе всех местных событий и родню себе подбирает не из простонародья.

  — А ты ведь все-таки не очень его жалуешь, как я посмотрю, — заметила Ирина, внимательно посмотрев Артуру в глаза.   

  — Я? – Артур ненадолго задумался, затем слегка улыбнулся и ответил: — Видишь ли, когда человека давно знаешь и не один пуд соли с ним умял, то, пожалуй, со временем твоя фамильярность в отношении его может со стороны показаться этаким снисходительным подтруниванием, что ли… Нет, Ириш, я к Вадику отношусь прекрасно и весьма рад его успехам, как творческим, так и личным… И хватит об этом, лучше расскажи про себя. Как съездила?
 
  Ирина присела в кресло.
— Ну, как… Нормально, если такой ответ тебя устроит. А вообще Прага – чудесный город. Нарядный, кстати – не очень чистый, но приветливый. Туристов – целые толпы… Артур, тебе разве это так интересно?

  — Ну почему нет? Авось когда-нибудь махану туда. Тамошнего пивка с дунайскими раками отведаю. Родина Гашека и бравого солдата. Имею право?.. Дома как дела?
— В порядке. Привет тебе передают.

  — Ириш… — Артур опять встревожено подался вперед и наклонился к ней: — Что всё-таки случилось? Ты почему в такое время и в такую погоду сюда сорвалась? Я же вижу, что-то произошло. От меня не скроешь. Не забудь, что глаз у художника – он как телескоп и лазерный прицел вместе взятые.

  — Да говорят тебе, ничего! – Она встала и направилась в кухню. Не объяснять же истинную причину нежданного визита! – Так и есть, полный лягушатник. И когда вы, мужички, научитесь аккуратности и порядку!.. Артур, почему кастрюля грязная? Трудно ополоснуть горячей водой!.. Да где ты там спрятался? Ну-ка, живо сюда!

  — Чё изволите? – Он возник пред её очами.
  — Не обезьянничай, ты не на цирковой арене. Ответь: почему вы, мужички, такие все ленивые, а?

  — Все-все? – Артур обнял ее сзади за талию.
  — Убери копыта! Когда ты их мыл в последний раз?
  — Третьего дня. Когда ходил на рыбалку и между делом ополоснул их в сточной канаве неподалеку от свинофермы. Если б ты знала, какие там жирные пиявки водятся! Мечта любого сома.

  — Фи, гадость!.. Хотя… ты подбросил неплохую идейку. Насчет пиявок.
  — И в чём она заключается? Стать вторым Дуремаром?
  — Именно. – Она уже отмыла кастрюлю с остатками перлового супа и вытирала руки о кухонное полотенце. – В наше суматошное и бестолковое времечко очень многие стали нуждаться в кровопускании. Не в том смысле, чтобы… Ты куда меня тащишь?.. Так вот, не в смысле поножовщины, а в плане оздоровительном, суть которого в том… Это не развязывается, а расстёгивается, порвёшь ведь!.. Наконец-то догадался, умница ты моя… Да, так суть того процесса – в урегулировании и стабилизации кровеносной системы, которая…

  — Кажись, по-научному сие действо именуется «гирудотерапией»…
  — Правда? Просто изумлена вашей осведомлённостью, сударь… Вау, чулок поехал, придется завтра вполуприсядку домой ковылять… Значит, систему эту можно, как я уже сказала, усовершенствовать с помощью милых и элегантных существ, весьма охочих до… че-ло-ве-че-ской кро-ву-шки-и! – Тут её прерывистый монолог снизошел до зловещего шепота, и она, уже лежащая на диване в одном нижнем белье, устрашающе распахнула бирюзу очей и вскинула обе руки с растопыренными пальцами, словно бы уподобляясь молодой вампирше из кинострашилки.

  — А теперь представь, что я и есть повелитель всего кровососущего на свете, — в тон ей забормотал Артур, быстро, по-военному, раздевшись и протягивая к ней руки. - И нам предстоит работы непочатый край…

  Ирина вся затряслась от беззвучного хохота…