Квартира 38! Посторонним вход воспрещен. Часть 6

  Глава 6

  Всем известно, что 31 декабря – самый ожидаемый день в году. Его ждут дети и взрослые, и не имеет значения ни профессия, ни увлечения, ни цвет волос. Его совершенно одинаково ждут и те, кто верит в Деда Мороза, и те, кто не верит, и те, кто уже сам Дед Мороз. Но как бы его ни ждали, он всё равно приходит внезапно, как снег на голову, когда времени ни на что не хватает и ничего не готово. Не куплены подарки, ёлка ещё пылится в гардеробе, а из бани уже звонят школьные друзья. И надо бежать. На ходу обзванивая родственников, ждать ли их в гости, одновременно договариваясь со всеми и обо всём, скупая на лету то, что ещё осталось на прилавках магазинов. И эта бесконечная погоня создаёт ощущение личного причастия, придавая празднику особое обаяние.

  Мы тоже вложили свой вклад в эту предпраздничную суету. Евгений редко готовил на продажу в праздничные дни, мотивируя это тем, что, мол, своя семья есть. А тут снизошёл. Судя по всему, кто-то нашёл нужные слова – и он согласился. Общий вес заказа составил семь килограммов, плюс неудобные коробки с надписью маркером: «Гусь». В помощь Наташе вызвали меня, но тут и троих было мало. К несчастью, Ксюха с Шуркой были недоступны. На кухне меня накормили чищеной антоновкой, – видимо, гусь был с яблоками.

  В метро пассажиры забавно принюхивались, водя носами из стороны в сторону, не понимая, откуда идёт этот аромат, и что за этот запах – запах настоящего праздника – не мешало бы доплатить.

  – Лёш, а какая музыка у Нового года? – Наташа приблизилась, чтобы лучше было слышно. – Для меня это Второй концерт Вивальди для мандолины, тот, что в до мажоре. Весёлая, игристая, как шампанское.

  – А для меня это «Канон» Пахельбеля, когда музыка плавно развивается и вдруг взрывается, – это явно куранты, шампанское. А дальше – понеслось: темп ускоряется – это мы по гостям, фейерверки, папы пьют, мамы обсуждают закуски, детей заставляют петь или читать стихи, и чтобы непременно на табуретке. У нас до сих пор она есть.

  – Знаю, – сказала Наташа в самое ухо и положила голову на плечо.

  Отчего-то сразу стало так тепло и радостно, но не как в детстве, когда тянет скакать и прыгать, – хотелось вот так ехать, и чтобы станция «Речной вокзал» растворилась в пространстве и времени.

 Но безжалостный женский голос объявил, что мы уже приехали. Заказчик жил близко к метро, им оказалась женщина лет тридцати пяти со счастливыми глазами. Она так нам обрадовалась, что стало даже неудобно, а после того, как вскрыли главный пластиковый контейнер, радость перешла в восторг. Добрались мы быстро, что большая редкость для Москвы, и гусь не только не остыл, а было ощущение, что он ещё шкварчит.

  – Ему надо немного отдохнуть, – сказала Наташа, отчего-то опять смущаясь, – там в третьем контейнере есть одеялко из фольги.

  – Надо же, вы старались, а он устал, – делано удивилась счастливая дама. Достала из кошелька пятитысячную купюру и добавила:

  – Вот вам, отдохните и вы.

  – Этого слишком много, мы не так устали, – пытался протестовать я, правда, не очень уверенно.

  – Берите, это от чистого сердца, – сказала женщина, не переставая улыбаться и переводя взгляд то с меня на Наташу, то обратно. – Вам это сейчас не помешает.

  – Спасибо. Я уверен, что и к вам Дед Мороз будет так же щедр.
Улыбка медленно сошла с лица женщины, а в глазах показались слёзы, но через мгновение она вернулась каким-то светом изнутри.

***

  – Вот так и живём, веря в случай, в Деда Мороза, надеясь на авось. Ждём каждый день, как чуда. И, мне кажется, это прекрасно. Иначе жизнь превратится в тяжёлую и невыносимо нудную работу, – умничал я, запихивая честно заработанную купюру в банкомат. Отделение Сбербанка нашлось неподалёку, оно не работало, но в помещение с терминалами нас услужливо пропустили по карте. Все заработанные доставкой деньги пересылались на карточку, что хранилась у меня как самого разумного, а раз в месяц делились поровну между членами нашей каморры.

  – Мне кажется, она приняла нас за парочку.

  – А мы и есть парочка, – банкомат всё-таки изволил съесть, хоть и с четвёртого раза, красную купюру. – Я не помню, чтобы тебя не было рядом. Детский сад, школа, голубятня – всегда мы были вместе. И я с ужасом думаю, что может хоть что-то измениться.

  Мы вышли на улицу. Вроде только светило солнце и – о, чудо, – начался снег. Огромные снежинки плавно спускались к земле. Стало тихо, как будто в уши набили ваты. Возникло странное ощущение, что за то время, пока мы были в отделении банка, подменили город, а может, и весь мир.

  – Смотри, снег пошёл. Интересно, у нас тоже выпадет? Надо же, первый снег в канун Нового года. Завтра он станет уже прошлогодним.

  – Помнишь, как во втором классе ловили снежинки ртом? А Ксюха бегала и вопила, что съест больше всех в сто раз, и слопала полсугроба, потом слегла с ангиной.

  – А помнишь, как в третьем родители накормили тебя цитрусами до диатеза, споря, какой более новогодний фрукт – мандаринка или апельсинка.

  – Мама тогда победила, – мандаринки то маленькие. Поэтому я люблю сельдерей.
 
  – Я знаю, и давно смирилась, что и мне придётся его полюбить, – Наташа остановилась. Я повернулся в её сторону, она смотрела мне в глаза и улыбалась. А моё сознание обожгло необходимостью какого-то действия, какого-то поступка. Я отчётливо понимал, что надо что-то сделать, не говорить, а сделать. Но вот что? Через мгновение момент был упущен. И она продолжила:
– Мне в Химки к бабушке отсюда – два шага. Женька, наверное, даже клиента выбрал на «Речном» специально. Вон там автобус, а тебе обратно в метро. Увидимся теперь уже в новом году.

  Она развернулась и пошла в сторону автобусных остановок. Через четыре шага обернулась и, дурачась, помахала рукой. А у меня в голове заиграла музыка великого итальянца, именно второй для мандолины, но не аллегро, о котором говорила Наташа, а ларго. Ранние зимние сумерки, огромные хлопья снега и девочка, идущая вперёд, но оставляя следы, которые исчезают под тем же снегом. В сердце защемило, и до рези в глазах захотелось крикнуть: всегда.

***

  Метро, встретило всё той же суетой, только из-за сильного снегопада стало ещё более праздничным. Откуда взялся снег, умалчивал даже всезнающий «Яндекс», просто констатировал факт. Многие пассажиры не останавливались стряхнуть снег у входа, а сразу устремлялись на эскалатор. Я минут пять простоял у кассы, любуясь на этот парад снеговиков. И тут позвонила сестра. Оказалось, что я должен ехать домой, и очень быстро. Приехал дед, они ставят ёлку, а начинать наряжать без меня никак нельзя. И вообще, как можно в канун Нового года так долго где-то шляться. И я решил поторопиться.

  На «Белорусской», прямо напротив лестницы перехода на радиальную, толпились люди, полукругом обступив центр своего внимания. И внезапно они все вместе начали петь припев песни про снежинку из старого новогоднего фильма «Чародеи». Мне стало любопытно и я полез в толпу. Виновниками этого перформанса оказались парень и девушка, одетые в костюмы эльфа Санты Клауса и Снегурочки. Они пели достаточно хорошо, а собравшаяся вокруг толпа подхватывала припев. Это явно не готовилось специально и поэтому выглядело особенно светло и трогательно. Петь я не решился – не стоило портить людям настроение. Когда песня кончилась, все зааплодировали, а парень стал объяснять, что же его на это подвигло. А случилось следующее: он набрался храбрости и признался в любви той самой девушке, что стояла рядом, а та, к его большому удивлению, ответила взаимностью. И теперь они – парочка. Из толпы послышались поздравления, ещё кто-то крикнул, что, мол, все парочки должны целоваться. И новоиспечённая пара сделала это, приведя в восторг окружающих. Происшествие плеснуло праздника в жизнь. Весь оставшийся путь, как мне показалось, я проделал вприпрыжку и глупо улыбаясь.

  Проходя мимо «Спутника», я заметил Ксюху (с таким ростом её сложно не заметить), гипнотизирующую кроссовки на витрине дисконта. Она может целый час вот так стоять, не сводя глаз с предмета своего обожания, и мечтать о победах, наградах и славе. И эти люди смеются над моей пятифилией.

  – Ксюш, может быть, купишь? Нельзя себя так изводить, – я действительно не мог понять, почему их нельзя просто взять и купить. И зачем вот так каждый день приходить и пялиться на них, когда можно это делать дома, ну, понятно, купив их перед этим.

  – А мечта? Её куда девать? Нет уж, пока они не придут умолять, чтобы я это купила, я и жабрами не пошевелю. Вот представь: я такая олимпийская чемпионка, иду, и они такие на коленях умоляют, а я – мимо, и даже не смотрю в их сторону. А что делать – поезд то ушёл.

  – Чего недоступна была?

  – Прикинь, телефон сел, притом как-то сразу.

  – Небось фонарик включился, – после происшествия в подвале мы все, не сговариваясь, перевели экстренную кнопку на фонарик. – А чем сейчас займёшься?

  – Домой пойду, – Ксюха оглянулась по сторонам и приблизилась к самому моему уху, заговорщицким шёпотом продолжила: – только что звонила с тренерского телефона в пятьдесят шестую насчёт поступления. Письмо давно отправлено. Родители спрятали, хотят как подарок подать. Но я его найду. Я все их тайные места знаю.

  – Может, лучше не стоит? – Мне очень хотелось заманить Ксюху домой ставить ёлку. С её ростом и неисчерпаемой энергией лучше помощника не найти. – Тем более это сюрприз, а ты его хочешь испортить.

  – Ты хочешь, чтобы я умерла? Меня же разорвёт в клочья, если я через час всё не узнаю.

  Как только мы зашли в подъезд, меня, как ботана и задохлика, она бросила внизу. А сама стартовала, перепрыгивая сразу четыре ступеньки, так даже Женька не может, а ведь он почти взрослый, – отслужил уже. А эта. Как ей удаётся при её нескромном росте и весе быть такой лёгкой и прыгучей?

***

  Всё-таки великим был тот человек, что придумал наряжать ёлку под новый год. Я где-то читал, что им был Пётр I. Он путешествовал по Европе и всё ценное тащил до дому, до хаты. Правда, в другом месте говорилось, будто в моду это ввёл Николай I. В принципе, одно другому не противоречит. Ёлка, пускай искусственная, пускай без запаха и неспособная никого уколоть, увешанная стеклянными игрушками, бусами и гирляндами, несёт красоту в мир. Но она не только украшает нашу жизнь – из самого процесса можно сделать традицию, объединяющую всю семью. Причём не только родителей с детьми, но и бабушек и дедушек, дядь, тёть, двоюродных, троюродных, и прочих внучатых племянников. Рецепт прост, а придумал его мой дед. Дарите друг другу ёлочные игрушки и помните чьи они, и каждый год, доставая пыльную коробку с антресоли, вы будете выходить на связь со всеми родными. Ведь где-нибудь в Сургуте или Самаре, а у кого-то даже в Чикаго, достанут точно такую же коробку и вспомнят вас. Когда бабушки не стало, все игрушки перешли по наследству к моему отцу, и его назначили на должность «хранителя Нового года».

  – А это чья? – Спрашивала в очередной раз Машка, показывая деду следующую сосульку, фонарик или шар.

  – Тёти Милы из Питера. Мы её вместе покупали на Невском, – и уже мне: – повесь повыше, чтобы к звёздам ближе было.

  – А это?

  – Моего троюродного брата Андрея из Свободного, есть такой город на Амуре. А ты ему внучатая племянница.

  – А где дяди Славы?

  – Вот.

  Деду ещё не стукнуло шестидесяти и с памятью у него всё в полном порядке. Он с лёгкостью вспоминал имена, даты, места жительства, попутно рассказывая весёлые истории, которые случались с ним и с тем или иным родственником. А финалом было водружение на макушку Вифлеемской звезды, которую мой прапрадед привёз из Германии как трофей. Игрушка была очень красивой и, без сомнения, очень старой, но верилось в это с трудом, хотя и хотелось до зуда в ладошках.
Часов с восьми стали подтягиваться гости, мгновенно делясь по клубам. Один заседал на кухне под председательством мамы, другой – в гостиной, здесь главным был дед. Но что объединяло их всех: увидев меня, они тут же интересовались – нет, не здоровьем, не последней прочитанной книгой и даже не тем, видел ли я последних «Пиратов Карибского моря» – нет, всех интересовала моя учёба.

  – Ну, Лёха, как закончил полугодие?

  – Одна четвёрка.

  – И ты не убился веником?

  – Она по физкультуре, за четыреста метров, и то потому, что Ксюха не захотела её за меня бежать, сказав, что лучше пробежит километр, потому что я его даже пешком пройти не смогу.

  – То есть всего одна за все полгода? Хотя, постой, за тебя физкультуру сдавала девочка?

  – Она учится в параллельном классе и имеет хорошие отношения с физруками, а им что – кто-то ведь бежит. Но каково ребятам? Они на километре изо всех сил за ней держались. Но на финише она рванула. И потом едко, в издевательской форме, комментировала результаты. Это когда учитель их оглашает в момент пересечения финишной линии: типа «слабак», «задохлик», «инвалида кусок».

  – Удивительно, это что – ботаны входят в моду?

  – Удивительно не это, а то, что Лёшечка, – влезала в почти взрослый разговор Машка, – попросил о помощи Ксению. Она занимается игровыми видами спорта, а ведь мог и легкоатлеток взбулгачить. У нас в «Олимпе» даже есть фан-клуб его имени. Одни Светка и Жаннка чего стоят.

  – А это ещё кто такие?

  – Да было тут одно дельце. У меня на глазах одному мальчишке, который себя отмороженным гопником считает, пощёчин надавали. Так что под личиной тихого заучки может скрываться крупный криминальный авторитет.

  В одиннадцать произошло торжественное объединение клубов, все расселись, мы с Машкой спели «Последний час декабря», взрослые наполнили бокалы. Как ни странно, я попал в разряд взрослых, и с видом знатока отказался от шампанского. Женька всегда говорил, что оно мне не понравится, пить надо красное сухое, лучше французское «Бордо», «Кьянти» тоже пойдёт, а его мнению можно доверять. Сказали тост о старом годе, чокнулись. Красное мне тоже не понравилось, видимо, рано мне к взрослым. Куранты и дружное ура на двенадцатом ударе. Веселье набирало обороты, а мне почему-то вспомнилась Наташа, уходящая в снегопад, и глубокое чувство тоски от того, что не сделал чего-то очень важного, и это касалось только нас двоих. И что может так случиться, что свой шанс я упустил навсегда.

  За столом засиделись почти до трёх. Когда вдруг все разом вспомнили о фейерверках, что пора напугать всё плохое, чтобы оно осталось в старом году, и приманить хорошее. На площади около «Олимпа», где находилась главная районная ёлка, практически не переставая, что-то горело, дымило и с оглушительным грохотом взрывалось. Решили, что все коробки с салютами надо запустить одновременно, а то уже четыре, а ещё надо к Мельниковым заскочить и уже с ними – к Никифоровым. Салют получился просто грандиозным: семь ракет одновременно взмывали в небо, взрываясь ослепительно огненными цветами. Взрослые, не ожидавшие такого эффекта, даже немного напряглись, глазами выискивая стражей порядка. Собравшиеся одобрительно загудели, а Машка визжала от восторга.

  Домой мы вернулись только с дедом. Машка уселась за ещё не убранный стол и потребовала продолжения банкета, но было видно, что уже не боец.

  – Деда, смотри, сейчас Мария покажет трюк – «лицом в салат».

  – Да, Машуля, пора баиньки.

  – А ты что без меня будешь делать? – Запротестовала Машка.

  – Пойду навещу своего хвостатого друга.

  – А, ну тогда Васаби привет.

  Очень помогло, что Машка знала, о ком идёт речь, и дед не стал препятствовать, подумав, что у моего друга такая забавная кличка. А я отправился на крышу. Ещё утром, в зоомагазине, я прикупил кошачьего лакомства, от которого енот просто млеет от удовольствия. Хотелось порадовать зверька, поскольку мы между собой решили этой вкусняхой кормить только по праздникам, а то дешёвый есть не будет.

  Енота я нашёл внутри самой голубятни. Со страха он залез на диван и прикинулся дохлым. Как ни странно, увидев меня, он очень обрадовался, видимо, испугался по-настоящему, и в моём лице обрёл защитника. С другой стороны, Сашки не было, а на безрыбье и Лёха человек. Я сел и, положив енота на колени, вскрыл пакет с лакомством. Васаби ел не торопясь, смакуя каждую печеньку. Когда они кончились, он деловито проверил кулёк и, убедившись, что он пуст, повернул мордочку ко мне. Он улыбался, а глаза играли искорками, как сегодняшний салют. Ну и какой же ты пират? Мысль скользнула по добрым и нужным морским профессиям – бакенщик, капитан спасательного буксира, – я задумался, какую же выбрать. Как тут в замочной скважине захрустел ключ. Енот сорвался с дивана, помчавшись встречать. Меня так не встретил. Наверное, Сашка пришёл…

  – Все тебя бросили одного, а ты небось боялся, когда эти глупые людишки бабахали своими петардами, – это не Сашка. Сердце заколотилось: это был Наташин голос.

  – Вот, возьми ещё одну, – она что, тоже его кормит? Так. А чего это я прячусь? Сейчас сердце успокоится и выйду. Или нет, она же сюда только угостить енота пришла. Дождусь, когда уйдёт.

  – Ничего-то он не понимает. Я же люблю его. И даже скрыть не могу. Над нами уже смеяться начинают. А он умный, умный, а дурак.

  И тут я сразу всё понял – и отчего сейчас так стучит сердце, и почему в последнее время думаю только о ней, а главное – понял, как это называется.

  – Ну, что делать? – Наташа глубоко вздохнула. – Не могу же я ему в лоб сказать.

  В одно мгновение мне стало ясно, что делать. Подчиняясь лишь одним эмоциям, я рванулся вперёд, и тут же на меня снизошло абсолютное спокойствие и уверенность в правильности выбора.

  – Я тоже люблю тебя, – встав перед нею, проговорил я на удивление спокойным тоном. – Правда, я только что узнал, что это чувство называется любовью. Но оно всегда было со мною.

  Вообще-то я не думал, что произведу на неё такое впечатление. Сначала, наверное, она испугалась, поскольку побледнела, как полотно, а глаза захотели выпрыгнуть вперёд. Потом, видимо, она меня узнала, и кровь бросилась к лицу, а глаза стали наполняться праведным гневом. Когда я заговорил, она попыталась покраснеть ещё сильнее, сжала губы и бросила два испепеляющих взгляда на Васаби, и тот посчитал для себя лучшим удалиться, на бегу он обернулся и озорно подмигнул.

  – Что, сговорились?

  Разум повторял: надо оправдываться, и услужливо подсовывал железобетонные доводы о том, что еноты не говорят, что у них вообще нет речевого аппарата. Но всё это было не то. Нужно было действие, поступок, как у той парочки в метро. Я сделал два быстрых шага вперёд и обнял Наташу. Она уткнулась носом мне в шею, напряжённо молча, но я чувствовал по шевелению губ, что она что-то говорит, а вслух произнесла только конец фразы:

  – Ещё енот этот.
 
  – Ну, послушай, давай всё переиграем, – я отстранился и заглянул ей в глаза и, заметив одобрение, встал на одно колено и как можно более торжественным голосом проговорил:

  – Наташ, я люблю тебя. И хоть рука моя пока ещё слаба, но вот сердце уже твоё.

  – Я тоже люблю тебя. И очень рада, что мои чувства нашли отклик в твоём сердце.

  Теперь нужен новый шаг, новый поступок… Что там делают парочки? Я резко выпрямился, привлёк Наташу к себе и звёзды окружающего нас неба устремились к земле или, напротив, мы понеслись к ним, в глазах беззвучно рвались ракеты салюта и показалось, что время замерло на бегу.

  И тут в замочной скважине захрустели ключом. Мы отскочили друг от друга, как ошпаренные. Дверь распахнулась и в неё ввалилась зарёванная Ксюха, я её такой в первый раз видел. Наташа была изумлена не меньше моего.

  – Какая же я дура, – сквозь слёзы выдавила она из себя. Затем кинулась к подруге, обняла, как любимого плюшевого мишку, и в голос зарыдала.

  Вообще-то в нашей компании главным плаксой был я – плакался по любому поводу: ободрал коленку, получил четвёрку, а девчонки меня всегда утешали. И даже когда среди нас появился Сашка, ничего не изменилось. То нет жизненной цели, то очередная выходка сестры, то невозможность сдать физкультуру. И вот тебе на – на моё место самого ранимого покушаются, и главное – кто! Хотя нет, главное – когда! Не могла подождать хотя бы пять минут. Оказалось, что нет.

  – Родители, они такие хорошие, я их так люблю! – причитала Ксюха, орошая слезами Наташину куртку. – А эти ещё получат своё. А вы смейтесь громче, – горилла плачет.

  Но вот смеяться почему-то не хотелось. Отчаянно хотелось понять, что, собственно, произошло. Я сделал страшные глаза, типа «что делать?». Ответом была растерянная гримаса. Как успокаивать, если не знаешь, что случилось.

  – Кто это Ксюшечку обидел, что она так плачет? – Сашка прошёл в незакрытую дверь. Его слова подлили масла в огонь – рыдания усилились.
 
  – Что случилось? – Одними губами спросил Шурка.

  Я развёл руками.

  К счастью, то ли у Ксюхи иссякли силы, то ли ей просто надоело страдать, и мы таки узнали причину слёз. Оказывается, из школы олимпийского резерва номер пятьдесят шесть действительно пришло письмо, но с отказом, вернее, не с отказом, а с зачислением Ксении в резерв. Умные родители спрятали письмо, чтобы не испортить праздник, а эта дурёха нашла. Кто виноват? Понятно. Что делать?

  – Они ещё пожалеют, когда я стану олимпийской чемпионкой. Я подойду и скажу вот так, или вообще не подойду и ничего говорить не буду, – Ксюху отпустило, и она сразу стала строить планы жестокой мести.

  – Зато решилось – волейбол, – бросила пробный камень Наташа.

  – Точно, надо худеть, теперь прыгалки и жгут. К чёрту штангу и утяжеления, только динамическая нагрузка. Впереди ещё два турнира. Справимся.

  Ксюха оживала на глазах. Она уже планировала тренировки. Сочиняла диету. И тут в дверь опять поскреблись. Близнецы. Кому ж ещё быть.

  – А чего это, – начал было Серёга, поражённый состоянием нашей не унывающей Коломбины. Но, увидев знаки, подаваемые нами, тут же исправился. Он же хитрая обезьяна, – погода такая хорошая.

  – А вот на «Речном» был снегопад, да такой сильный, что люди в метро снеговиками заходили, – поддержал тему я.

  – Какой снегопад? На небе не было ни облачка, – откликнулся Сашка.

  – Наташка не даст соврать, – делано возмутился я.

  – Да она больше твоего наплетёт. Притом в тысячу раз, – Ксюха вернула себе своё нормальное состояние. Не отнимайте у неё мечту, но если отняли, то подкиньте другую. Иначе вся необузданная энергия обратится на саморазрушение.

  – А у меня что-то есть, – Серёга выдал фразу как «привет» из детского сада. И не понятно, что нужно делать: угадывать, отнимать, или просить поделиться. Взрослые такие заявления просто игнорируют, ведь это всего лишь привлечение внимания к себе.

  – Ладно, не томи, что там у тебя? – Первой не выдержала Ксюха.

  – Настюха, доставай!

  Старшая из близнецов, немного смутившись, распахнула пальтишко, выудив оттуда двухлитровую бутыль немецкого сидра.

  – Во, гости принесли, а пить не стали. Обозвали это детским пойлом. Так мы они и есть. Оформим билет во взрослую жизнь дружеской попойкой.

  – Сейчас уже полшестого, давайте рассвет встретим. Он часов в девять будет, – Настина идея была встречена на ура. – Вытащим диван и укроемся пуховым одеялом.

  – Вот только диван пусть мальчишки тащат, – остановила Наташа Ксюху. – Пусть хоть иногда джентльменами побудут. И глядишь, крепость в руках появится.

  Сидр понравился – приятный яблочный аромат при полном отсутствии привкуса алкоголя. Пили прямо из горлышка, передавая бутылку по кругу. Минут через десять явился енот, подмигнув мне типа «с тебя причитается», улёгся на Сашкины ноги и свернулся калачиком.

  – Тут пришла одна мысль в голову, – я решил задать новогодний оттенок разговорам. – Помните фильм «Тот самый Мюнхгаузен»? Он там вычислил, что за всю историю нам ещё один день натикал. А король или герцог отказывался в это поверить, следовательно, этот день сдвигает весь календарь. И на самом деле мы празднуем Новый год днём позже, и все эти бумажки с мечтами…

  – Не смей, или мы враги навеки! – Ксюха негромко, но со значением прервала меня, ведь именно она являлась главным пожирателем записок с новогодними желаниями. – Тебе мало, что убедил меня, будто я не принцесса. Именно ты первый сказал, что Деда Мороза не существует, и вот уже к Новому году подбираешься.

  – Не волнуйся, Ксюшечка, то, что нынешний Новый год – настоящий доказывается эмпирически. Вот какое твоё желание сбылось?

  – Да почти все.

  – Ну, вот, отсюда выводим: Новый год – настоящий. Плюс повышенная концентрация всякого необычного и волшебственного. Наверняка и сегодня что-то с каждым случилось.

  Да, действительно этот день доказал, что Новый год – настоящий. Вспомнилась весёлая женщина, снегопад, парочка на «Белорусской». Не может быть, чтобы всё это было просто так. Прав Серёга, доказано на собственном опыте. А счастье – вот оно – рядом сидит и скрытно, чтобы никто не видел, под одеялом держит меня за руку. И сердце то стучит, как бешеное, то замирает, и от всего этого так хорошо, что хочется, чтобы время остановилось. Солнце медленно выныривало из сумерек, осветив всё вокруг и одарив своим светом. Ведь жизнь не остановится, как бы нам ни было хорошо – она будет бежать вперёд, подгоняя нас, когда мы зазеваемся. И очень важно, что есть такая звезда, что светит тебе, даже когда её нет рядом.