Дама с Собачкой

 Ночь. Лес. Гроза. Ночной лес в грозу - это страшно! Все небо покрыто тучами, и только на какие-то секунды появляются звездочки, они, гонимые штормовым ветром, тут же исчезают, закрываясь черными тучами. Лес, покрытый снаружи и изнутри темным и липким туманом, завораживает и пугает одновременно. Ничего не видно, а вокруг постоянно что-то происходит: ветки бьют по лицу, тени и свет стремительно сменяют друг друга, и звуки, они окружают со всех сторон: то ствол дерева, скрипнув, наклоняет свою крону мокрых листьев прямо перед лицом, то ветка ударит сзади и упадет где-то рядом с предательским стуком. Что делать? Как отсюда выбраться? Только эти два вопроса засели в мозгу и мешают сосредоточиться.
Женщина, очень красивая, в полностью промокшей одежде, и отчаявшаяся выйти из этого взбесившегося леса, сидит, прижавшись к дереву. Каждый шорох, каждый звук вызывает у нее панический ужас и дрожь по всему телу. Она здесь уже давно, но до сих пор еще не привыкла к другой, иной реальности, к реальности грозы. Она - дочь состоятельных родителей, сбежавшая от них и захотевшая самостоятельной и взрослой жизни. Да, ее родители, будучи людьми несентиментальными, сказали:
- Хорошо, хочешь, дорогая, уходи, и чем ты раньше это сделаешь, тем потом, в твоей взрослой жизни, тебе будет проще, - сказали они и открыли дверь.
- Прощайте, мои любимые, - сказала Янат (так ее звали) и ушла.
- Даст Бог, еще свидимся... - произнесла она грустным голосом восторженного духа.
И ушла. Ушла в никуда. Ушла в поисках любви и счастья.
И вот, эта красивая, одинокая и молодая женщина сидит, прижавшись своей худой и беззащитной спиной к мокрому дереву. Сидит и плачет. Но плачет не от страха, а от тоски. Весь этот великолепный и красивый днем лес сейчас готов порвать ее на куски, растоптать и забыть навсегда. Вдруг Янат услышала по правую руку от себя треск сучьев и дыхание живого существа.
- Ну все, волки или и того хуже - медведи, - успела про себя подумать Янат, резко вскочила на ноги и обернулась. Перед ней, среди искореженных деревьев, сбитых ветвей и осенней листвы стояла Собака. Грязная, худая и обезображенная, она смотрела на нашу Янат проникновенными и чистыми глазами. Янат совершенно не испугалась. Сложив лодочкой ладонь и издав цокающий звук, позвала собаку. Та же, в полной нерешительности и с большими внутренними сомнениями, двинула головой, а потом медленно, нехотя, подала все свое тело вперед и подошла к Янат.
- Да, я теперь не одна! - воскликнула Янат, и ее руки поднялись до небес.
Прошел год, и Янат со своей Собакой поселилась недалеко от этого леса, в маленьком домике на опушке. Жили нормально, даже счастливо. Она, как представитель человеческого рода, работала и зарабатывала на хлеб насущный, а он, как верный пес, сидел в доме или около него и сторожил имущество. Правда, было у этого Пса чудачество одно: сбегал он от своей хозяйки. В лесу он прожил половину своей жизни, и друзей у него было много, и со всеми надо было пообщаться. И жили они так некоторое время.
Но однажды случилось нечто страшное. Детский дом, находившийся по соседству, загорелся. Пес извелся весь, дом горит, дети погибают, а Янат смотрит на это все, да о своем о чем-то думает, она всегда так делала. Тут Пес не выдержал, в угол своей конуры забился и, оттолкнувшись своими задними лапами, выскочил, порвав свою цепь. Перескочил через забор, небо закрывающий, устремился к пожару. Дети заживо горели, но Пес, влетев в огонь, схватил троих и, держа их в зубах, ощущая на себе языки пламени, выскочил наружу. Пес наш обожал детей. Янат по-прежнему только работала.
- Кто же семью будет кормить, как не я, - думала про себя Янат, да и вслух говорила много раз, - в семье одни дети, да еще какой-то Пес неграмотный... - и уходила, приходя уставшей и злой. А Пес наш все хорошел. Его раны зажили.
В какой-то момент своей жизни он понял, что не рожден для этой цепи и такого обращения. Его родословная уходила корнями вглубь аристократических собачьих пород, при этом его миску наполняли соседи, которым искренне было жалко вечно голодающего. Янат окончательно и бесповоротно ушла в себя. Пес страдал.
Ведь были же в их жизни моменты, и их было немало, когда из ниоткуда возникало счастье, и они, бегая в поле, по мокрой от утренней росы траве, веселились. А сейчас все не то, все безвозвратно закончилось.
Наш пес, похорошевший и отъевшийся на соседском корме, был настоящим помощником, обожая детей, он с ними гулял и играл, охраняя их день и ночь. Если с детьми Нэд (так на семейном совете решили назвать собаку), то за них можно не волноваться.
Как я уже упоминал, Нэд был породистым, его предки в свое время участвовали в царской охоте, а потом уже в советское время служили при дворе генсеков, и кормили их дикой утятиной и гусятиной. Пес был породы ирландского ретривера, откуда тогда он взялся в этом лесу и почему был один, история умалчивает.
Не могут такие собаки долго сидеть на цепи, умирают от тоски. И наш красавец не был исключением. Теперь Нэд постоянно сидел на цепи в своей собачьей будке, ел не в столовой, в персональном углу, рядом со своими любимыми детьми, а на улице, под палящим солнцем или дождем. Грусть стала единственной подругой Нэда. И наступила у него тяжелейшая собачья депрессия. Утром, днем, вечером и ночью он выл, да так, что все в округе перестали открывать свои окна, а он ничего не мог с собой поделать, в него попал вирус и завладел всем его телом и разумом. Вирус этот назывался: одиночество, тоска и безразличие. Нэд понимал, что скоро что-то произойдет, его либо усыпят, либо продадут, и от одной этой мысли становилось как-то страшно и тоскливо, и он опять начинал выть. Каждое утро он наблюдал одну и ту же картину: его любимые детишки проходили мимо, убегали в школу, приходили со школы, шли гулять, пару раз его погладив, но не отцепляя, а хозяйка вообще перестала обращать на него внимание, как будто бы его и вовсе нет. Нэд медленно, но верно умирал от тоски и одиночества. Теперь цветные поля со стрекозами и шмелями, которых он так любил нюхать и за ними бегать, ему только снились. И после таких снов он выл особо проникновенно и душераздирающе. Зато, надо заметить, что только в эти моменты хозяйка про него и вспоминала, кинув в него чего-нибудь или заорав: «Заткнись ты уже, наконец, сколько можно выть!» - и Нед на минуту затыкался, чтобы перевести дыхание и начать все с новой силой.
Наступило солнечное теплое воскресное утро. Деревья неподвижно ожидали хоть малейшего дуновения ветра, но его не было. Полный природный штиль. Солнце уже с утра палило, и Нэд прятался в тени своей покосившейся будки. Он лежал, положив свою морду себе на лапы, и тихонько поскуливал, наблюдая за своим родным двором. Детские ножки бегали по горячей, выжженной летним солнцем траве, звонкий смех действовал на Нэда успокаивающе. Вдруг он увидел ноги хозяйки, они шли к нему. Он, подняв голову и издав звук, чем-то напоминающий скрип несмазанной двери, приподнялся.
- Неужели хозяйка про меня вспомнила... - подумал Нэд и радостно завилял хвостом.
- Нэ-э-эд, - раздался знакомый и такой любимый голос, - выходи, поехали погулять... - произнесла хозяйка, и он увидел ее лицо, наклонившееся и заглянувшее в его дом.
Детский смех смолк. Все замерло. Лишь толстый мохнатый шмель, жужжа, сел на лист дикой земляники рядом с Нэдом и тоже замолчал. У Нэда все оборвалось внутри, и разъедающий все внутренности страх обрушился на него и прижал своим весом к земле. Нэд не мог даже пошевелиться и вздохнуть, случилось то, что он давно уже чувствовал и из-за чего уже несколько месяцев выл, сводя с ума всю округу. Но, пересилив себя, он медленно встал на все четыре лапы, они дрожали и подкашивались, и вышел из своей конуры. Хозяйка была красивая как никогда, новая модная прическа, красивый макияж безумно молодил ее, одета она была празднично. Первый раз за последние несколько месяцев она улыбалась, смотря на Нэда, и даже потрепала его по холке. Одним ловким движением отстегнув цепь от металлического троса, прикрепленного к фронтону будки, она пошла с ним к машине. Дети встали как вкопанные, провожая их взглядом, а младший, ничего еще не понимающий, подбежал и стал просить свою мамочку взять и его тоже на прогулку с любимым Нэдиком. Мать отодвинула его рукой, открыла заднюю дверь машины и впустила туда Нэда, захлопнув за ним дверь. Она позвала детей и тихим спокойным голосом сказала, что на самом деле они едут не гулять, а к врачу, что Нэд заболел, и его надо лечить, а она обещает им купить новую здоровую собаку, красивее и умнее прежней, сказала и тут же пожалела, дети, все как один, прильнули к окну машины и в истерике стали кричать и умолять мамочку не убивать их любимого Нэдика... Мама, особо не обращая внимания на слезы и мольбы детей, села за руль и поехала. Они бежали за машиной с вытянутыми ручками, пока их не догнала нянечка и не начала успокаивать. Нэд столько пережил за последнее время, что, обессиленный и абсолютно безэмоциональный, лежал на заднем сиденье, прикрыв глаза лапой, засыпал. Приснился ему прекрасный сон, огромная цветущая поляна, солнце и ласковый теплый ветер, ласкающий его золотистую шерстку, он со своей любимой семьей, детьми и хозяйкой играл в летающую тарелку, и все веселились.
Машина резко остановилась, Нэд не успел досмотреть свой прекрасный сон, его тряхануло и, стукнувшись об спинку кожаного сиденья, он поднял свою морду, и, высунув язык, стал часто дышать. Хозяйка открыла ему дверь, ласково назвав его по имени, пригласила выйти. Нэд, спрыгнув, оказался на красивой стриженой поляне, почти на такой же, которую видел во сне. На ней было много всяких небольших строений, а главное, там были собаки, очень похожие на него, такие же большие и красивые, их шерсть переливалась и светилась как шелк. К ним почти сразу подошел мужчина со словами: «Ну вы прямо дама с собачкой», - и засмеялся, потом он медленно присел и стал знакомиться с Нэдом. Он попросил у него лапу, Нэд, уже давно отвыкший от внимания к себе, тут же протянул ее и лизнул человека в щеку, эмоции переполняли. Человек пришел в восторг, от него пахло любимым кормом Нэда, и он был красивым и веселым.
- Неужели меня здесь оставят, и у меня будет столько друзей, - подумал про себя Нэд и, начиная успокаиваться, уселся на задние лапы, поглядывая, на пока еще совсем не знакомого, но очень понравившегося ему человека. Тот поговорил о чем-то с его бывшей хозяйкой и попрощался. А она, закончив разговор, села в машину и медленно тронувшись, поехала к выезду, забыв при этом про него, про Нэда. Она не открыла ему дверь и не пригласила в салон машины, она просто села и уехала, даже не посмотрев в его сторону... И Нэд снова завыл.
Прошел год. Нэд полностью освоился на своем новом месте. У него теперь очень много друзей, таких же, как он, ретриверов, породистых, красивых и умных собак, и прекрасная, чистая и светлая любовь. Каждый месяц охота, в любую погоду и круглый год. И только иногда, засыпая, он вспоминал свои прогулки с любимыми детьми, их ласки и звонкий смех, лицо хозяйки и вовсе стерлось из его памяти, но эти светлые и прекрасные воспоминания становились с каждым разом все более туманными и призрачными. Нэд был счастлив, он - молодой, полный сил, породистый пес, нашел себя и занялся своим делом, делом, которое ему было предписано самой матушкой-природой.
Как-то его любимый хозяин, тот самый, которого он лизнул при знакомстве в щеку, позвал Нэда и, открыв дверь своей огромной машины, усадил на заднее сиденье.
- Сегодня, дорогой мой, едем в гости, - сказал хозяин и посмотрел на Нэда. Нэд пару раз гавкнул своим сиплым низким голосом, и это означало, что он доволен. Ехали долго, дорога была лесная и ухабистая. Нэд узнавал каждое дерево, каждый куст: вот здесь он месяц назад задрал куропатку, а вот на этом повороте вышел на зайца, догнать, конечно, его не смог. «Ох, и попадись же ты мне...» - думал Нэд и улыбался по-своему, по-собачьи... И вдруг на этом же повороте опять выскочил тот же серый, наглый, очень быстрый и сильный заяц, он стремглав вылетел из кустов и, пробежав перед машиной, сильно оттолкнувшись от обочины, скрылся в солнечном, с синими тенями лесу. Нэд, не поверив такой наглости, стукнулся мордой об стекло и прилип к нему, лай и свирепое сиплое рычание раздавалось из машины.
- Ну, все, все, Нэд, успокойся, завтра же охота, ты забыл? Не уйдем с нее, пока ты не поймаешь этого хулигана, хищник ты мой любимый, - улыбаясь, громко сказал хозяин, притормаживая перед очередной глубокой ямой, до краев заполненной водой. Солнце стояло в зените, его лучи солнечными зайчиками на листьях неслись в окне мимо Нэда, а он уже не мог спокойно лежать, охотничий инстинкт мгновенно проснулся в нем, внутри все дрожало, и хотелось одного: опрометью, забыв про усталость и жару, с головой ринуться в этот красивый лес навстречу приключениям и добыче. Прильнув к окну, он все пытался снова и снова увидеть этого наглого зайца и хотя бы облаять его. Так, незаметно для Нэда, они и приехали. И тут Нэд ощутил внутри себя какое-то щемящее и болезненное чувство, как будто все его внутренности вместе с сердцем и собачьей душой упали вниз, он перестал себя ощущать, он узнал, все узнал: и этот забор, и калитку, а главное, он даже через стекло услышал такой любимый и знакомый детский смех - это они, его дети, они помнят его и еще любят. Когда хозяин остановил машину прямо напротив калитки, Нэд, увидел головку самого любимого им младшего, тот, кряхтя, деловито пытался открыть щеколду и, так и не сумев это сделать, засунул свою детскую мордочку прямо в калитку, и они встретились взглядами. Увидев своего любимчика Нэда, малыш радостно завопил, и его ручки потянулись к Нэду, а следом подбегали с криками остальные дети. Когда дверь машины открылась, Нэд даже не заметил, как оказался стоящим на задних лапах у калитки и облизывающим своего любимчика, а тот, заливаясь от смеха и радости, теребил ему пузо. Подошедшая с той стороны калитки женщина открыла ее и впустила Нэда, что тут началось: визги, крики и детские руки, его родные, любимые руки... Нэда повалили на спину и стали тискать, и целовать, обнимая за шею. Нэд был не просто счастлив, он ликовал. Немножко успокоившись, детишки слезли с него и стали помогать подняться, так как все его четыре лапы были перепутаны и вообще завязаны в морской узел. Нэд кое-как с детской помощью поднялся и, оглядевшись, увидел на том же самом месте большую и красивую собачью конуру, а около нее лежал огромный, белоснежный с рыжими пятнами пес - сенбернар.
- Несчастный, неужели и я вот так когда-то здесь лежал, ведь это же смерть, - подумал про себя Нэд, но новая собака отнюдь не выглядела несчастной, а, наоборот, спокойно спала и лишь иногда, подняв хвост, смахивала с себя назойливых слепней. Увидев Нэда, она лениво приподняла свою массивную голову и издала рык, очень глухой и низкий, затем вернула свою голову обратно и, кажется, сразу уснула. В общем, новая собака была прямая противоположность Нэду. Дом тоже изменился, он был перекрашен, а внутри сделан полный ремонт, все было другим, и у Нэда даже не возникло никакой ностальгии. У женщины, которая впустила его, было какое-то размытое лицо, совершенно ему незнакомое, да и некогда ему было всматриваться и копошиться в своей памяти - впереди ждал чудесный день с его любимой детворой. Они резвились до самого вечера, побывали на всех своих любимых местах и даже искупались в речке. Вечером Нэд, как и раньше, помог уложить всех своих спать, потерся об каждого своим влажным носом и на вопрос: «Нэдик, а ты к нам еще приедешь?» прозвучало два коронных низких лая, что всегда означало «Да!»
Когда ехали обратно, Нэд спал, спокойное и ровное дыхание красивой, сильной собаки говорило лишь об огромном, настоящем собачьем счастье. Теперь он почти каждую неделю видел своих любимых детей, подолгу с ними играл и купался, продолжал каждый месяц охотиться и догнал-таки этого несчастного зайца, встав перед ним в стойку, облаял его, но, не причинив ему никакого вреда, отпустил.
Нэд прожил насыщенную, богатую на приключения жизнь. Умер он во сне, тихо и спокойно, будучи уже стареньким, но по-прежнему самым любимым охотничьим псом - Нэдом.
Он ушел в Небытие, но счастье, которое он подарил своим любимым, осталось в веках!