Муж и жена мило беседуют...

                (Навеяно романом Э. Золя "Человек-зверь".

На сцене декорация: некий аналог айтматовского Буранного Полустанка — покосившаяся, полуразрушенная будка путевого обходчика, в которой перед горящей печечкой неспешно беседуют муж (обходчик) и его жена.  Они живут здесь вдали от людей уже много-много лет.

*****

— ...Нет, сука, я никуда отсюда не уйду и не умру, покуда не удостоверюсь, что ты сдохла.

— Ты сдохнешь раньше меня.  Пока ты на обходе, я занимаюсь хозяйством. Пол мою, жратву варю, тряпки твои вонючие стираю.  Ты, мерзавец, ведь знаешь, что рубашки твои и портянки я пропитываю раствором мышьяка.  И еще я сыплю тебе в суп отраву.  Какую — не скажу.  Она подействует не сразу.  Но как подействует, ты начнешь с хрипом и воплями кататься по полу, обламывая ногти рвать себе лицо, выцарапывать себе глаза.  Твоя агония продлится сутки или дольше, но все это время я не лягу спать, я буду с восторгом смотреть на твои смертные муки.

—  Гадина поганая, ведь ты блефуешь.  Никакого яда у тебя нет.  Был бы, отравила бы меня еще много лет назад.  Но и сама бы сдохла, потому что нет толку, что варишь себе еду отдельно.  Я подстраховался от твоей сучьей подлости, сволочь такая.  Я все время подмешиваю часть своей еды в твою миску.

— Нет, идиот, дрянь безмозглая, я не блефую.  Я не такая идиотка, как ты.  Я знаю, что ты пытаешься отравить меня моим же ядом.  Я видела, как свою отраву ты подмешиваешь мне в суп.  Но ты не учел, сраный болван, что я постоянно принимаю противоядие и защищена от твоих тупых попыток убить меня моим же оружием.

— Паскудина подлая, если уж не дохнешь от своего яда, я зарежу тебя или убью ломом. Вот только в тюрьму не хочу.  Я придумал, как тебя убить без нежелательных последствий.  Когда убью, вытащу твой труп из будки и положу на рельсы.  Чтобы меня не заметил машинист, сделаю это в сильную метель.  Пройдет товарняк и перемелет твой труп в фарш.  А на следствии скажу, что это ты сама полезла под поезд.  Никто ведь в фарше, размазанном по полотну, не найдет ни ножевых ранений, ни следов удара топором по голове.

А может быть, я и не сразу тебя убью, а привяжу к твоей кровати и не торопясь распилю на несколько частей.  Сдохнешь не так быстро, что доставит мне огромное удовольствие. И легче будет таскать труп на рельсы — сначала одну ногу, потом вторую, потом обе руки, потом туловище с башкой.

— Сволочь, чтобы меня поймать и скрутить, тебе надо будет подойти ко мне хотя бы на расстояние вытянутой руки.  Правильно делаешь, что уже много лет не приближаешься.  Стало быть, помнишь, что тебя тут же резанет струя кислоты по глазам.  А откуда — этого я никогда тебе не скажу.  Может, из рукава, а может из-за воротника.  А может, из подмышки.

— Сука поганая, я свяжу тебя во сне.

— Попробуй, гад, сволота.  Ты, урод проклятый, век не докопаешься и до половины  моих мер самозащиты...

******

Печечка весело потрескивала, свечечка ярко горела, а за тусклым окошком уныло завывала пурга.