Тревожные кольца

Вечер для инвесторов вот-вот начнется. Нервно натягиваю атласную перчатку прямо на кольца, нет времени снять их. Опоздала, всегда опаздываю и буду, но в коллективе я — самая молодая котечка, и все меня полюбовно прощают.

Ещё потому, что я живу в интернате. Когда об этом узнают, люди делятся на два лагеря: одним до усрачки меня жаль, другие начинают вести себя отчужденно и сторониться. Как будто я откушу им лицо из-за внутренней жажды крови. Первый лагерь — мой самый любимый. К счастью, почти все, кто мне нужен, в нем. Я не утверждаю что нет никакой жажды. Нам просто всегда хочется, чтобы к нам относились лучше, чем мы есть.

Все встают, я тоже хватаю юбки и подрываюсь. В целом видок не особо-то премиальный. Непослушные волосы завились от пота, с красного лица стекает косметика. Я всегда говорила — леди из меня не получится. Хотя перчатки мне нравятся, но в реальной жизни от них мало толку. И не получится носить кольца. Их мне подарили Захар и Лиза. Теперь я думаю о них, когда нервно кручу серебро на пальцах. Это помогает немного успокоиться. Мои тревожные кольца. На месте Захара я бы выросла и сменила имя.

Вошли инвесторы, сели, следом за ними сели и мы. Директорша завела речь о том, как же мы рады их видеть (нет) и как они важны для нас (тоже нет). Предложила угощаться багетом с томатами и сыром. Посетовала, что моцареллы в этот раз маловато, проблема с поставщиками (нет, они сами ее распилили между собой, чтобы украсить домашний стол на рождество большой сырной головкой).

Рядом со мной сидит Олег, он самый старый в команде. Чего не скажешь по его амбициям и максимализму. Он думает, что скоро вырвется отсюда и все изменит — мы все так думали, но нам можно, а ему уже нельзя. К тому же, мы перестали, а он ещё нет. Прилежно учится всякой ерунде, подлизывает задницы начальству (или искренне восхищается, непонятно) и составляет в своей голове какой-то план. Тем лучше для него. Почему бы и нет. Каждый дрочит как хочет.

Шепотом в мое ухо Олег прерывает поток восхвалений. Он шепчет: «давай займёмся сексом сегодня, в главном зале, в четыре ночи». Он на десять лет старше (что в семнадцать кажется пропастью) и скрывает ранние признаки облысения очень короткой стрижкой. Его нос не большой, но странной формы. Мне нравится как он пахнет, хотя пахнет он странно — как мешочек с солью из старой ткани, нагретый на сковороде. Мы никогда не общались, и уж тем более не трахались. Я недоумеваю, но из всех вопросов озвучиваю лишь один: «почему именно там и тогда?»
— Сегодня ночью будут наряжать главный зал и ставить ёлку.
— Ты из тех у кого встаёт на страх быть пойманным? Мерзковато.
— Нет, я просто люблю, когда украшают комнату к рождеству. Люблю возню, открывание коробок с украшениями. Распутывание гирлянд и мишуры. Когда ставят елку, чтобы она не наебнулась даже если на нее завалится кто-то бухой.
Тут, в темноте, будут шуршать гастарбайтеры, воодружать на верхушку звезду, матерясь на незнакомом языке страны третьего мира. Будут крутиться шары и мигать гирлянды. А потом все уйдут, и среди огоньков и блеска повиснет тишина. Магическая, благостная. Никого и ничего больше не будет, не будет прошлого и будущего, не будет тревог и забот. Тишина, волшебство. И в нем мы займёмся сексом, если ты захочешь. И это, наверное, будет прекрасный секс. Может быть даже самый прекрасный в твоей и моей жизни. Я просто хочу снова чувствовать МНОГО, понимаешь?

Он это все прошептал, даже на меня не взглянув. Директриса продолжала распинаться об успехах этого года. Я сказала «Окей, давай». Погрузилась глубоко в свои мысли.

Когда мы были детьми, мысли не вызвали беспокойства. Нас волновал внешний мир, впечатлял, обескураживал. Через нас проходили парки, леса, разноцветные лошади, резиновые дельфины, далёкие слоны, правила этикета, шуршащие осенью сухие листья, стеклянные фигурки и кусочки ткани под микроскопом. Яркое солнце, ласка вельветовых тканей, мягкость волос. Если я захочу — то вспомню, но даже если захочу очень сильно — больше не смогу так видеть и чувствовать. Теперь я думаю мысли, постоянно и утомительно. Если с утра я еду работать и глядя в окно ни о чем не думаю — это немного победа. Так что я его понимаю.

Я думаю даже о сексе, особенно много о нем. Что он мне принесет, зачем мне это нужно, какие шансы откроет, что нас ждёт после этого.
Я занимаюсь сексом, когда мне одиноко и я боюсь быть отверженной — то есть почти всегда. Ведь мужчина редко когда откажет девушке в сексе. Да и я выбираю тех, что наверняка не откажут. Так мне кажется, будто я нравлюсь людям.
Я занимаюсь сексом, когда все сыпется, и мне хочется контролировать хоть что-то. Занимаюсь сексом, чтобы что-то получить.  И не занимаюсь им, потому что захотелось. Или чтобы получить удовольствие. Так делают только пещерные люди. Мне всегда нужно думать. Поэтому мой первый порыв — оценить Олега и сказать ему нет. Но его слова щекочут мое ухо, делают ноги ватными. Заставляют воображение надкусить запретный сладостный плод — я вижу, как свет гирлянд играет в чехарду на его широкой спине, в тишине слышен частый стук сердца. Окружённые зимним воздухом мы производим тепло, и я чувствую этот момент так сильно, как будто он — атласная узкая перчатка, плотно облегающая каждый палец. Мне хочется прямо сейчас потрогать его короткие волосы, чтобы узнать, мягкие ли они, как в моем дневном сне.

Захар и Лиза сейчас наряжают с другими второй этаж. Они обещали оставить нам, опоздунам, первый, но первый — это не то. Первый это пафосный холл, триумфальные толстые лестницы. Сильное впечатление успеха и равновесия при первом взгляде. На втором же комнаты, творческий беспорядок. В ход идут раскрашенные футболки, бутылки, упаковки из-под чипсов. Все смеются и слушают «плохую музыку», танцуют в пижамах, украдкой целуются. В холле шумно, нещадно топчутся ковры, на дверях пустых комнат рисуются писюны. Когда я прийду, зубная паста на моей двери уже засохнет. Захар и Лиза будут вместе сопеть под пледом. Но я не почувствую ни злости, ни зависти. Скоро это все закончится. Мы скажем, что всегда будем рядом, но рядом больше не будем.

Я помню, как мы строили дом в сугробе, выстелив пол еловыми ветвями для тепла. Там мы втроём сидели и обсуждали мультики. Теперь эти двое трахаются, я курю траву, мы обсуждаем планы. Мы обсуждаем прошлое и будущее, нас волнуют глубокие, страшные вещи. Захар мне когда-то нравился, но теперь он с Лизой. Мне грустно, но мы друзья, хотя теперь меньше. Тем меньше, чем старше. Я пытаюсь отвлечься.

Мы не можем вернуться в прошлое, отрицая настоящее. Стать ребенком, пытаясь не истощаться мыслями. Олег хочет быть счастливым, и в его уравнении все просто — если прибавить к детскому удовольствию взрослое, то получится удовольствие настоящего. Умный, умный несчастный Олег. Скоро он вырвется и все изменит.

Я потом часто во время секса стану подмечать — это единственное время, когда я вообще ни о чем не думаю. Время тянется бесконечно медленно. И вот я уже думаю, где мне скоротать шесть часов.