Рыбалка в мутной воде

     /Сюжет основан на реальных событиях, произошедших в одной из приграничных теперь областей России на стратегически важном объекте в 1970-ых годах. Фамилии персонажей – вымышленные./

Действующие лица:
Санька, он же  Ляксандра, он же Александр Петров, студент, затем сотрудник правоохранительных органов, друг Ирины.
Майор Николаев – начальник отделения милиции.
Пудов – студент из группы, соседней с группой Александра Петрова.
Михаил – студент из группы.
Соколов - студент из группы.
Ирина – внучка заведующего кафедрой, профессора.
Сергей Леонидович Гульбин, он же Чарльз Спенсер - сотрудник наших  спецслужб, он же Виктор Иванович Павлов – молодой музыкант.
Официант, сфотографированный у ресторана Витязь, - сотрудник наших  спецслужб.
Дед, старик, Мардианов – конюх при аэродроме на оборонном заводе.
Сергей Петрович Домбров - генерал.



   Шла осень сорок пятого года. Грязного, голодного и оборванного Саньку участковый привёл в отделение милиции.
   Вскоре зашёл майор Николаев:   
Живой кто есть?
   Есть, дай поесть, - бойко ответил Санька.
  Майор посмотрел на маленькое, худенькое Санькино тельце и сразу же повёл его из кабинета в столовую.
   Из запасов, оставленных в кабинете на неделю, он захватил с собой четыре кусочка сахара и небольшое кольцо копчёной колбасы, заодно хотел и сам перекусить, наконец.
  Тебя как звать-то? - спросил майор.
  Ля-аксандра, - важным тоном сказал беспризорник и степенно подтянул широченные штаны, перевязанные верёвкой.
   Ну, садись Ля-аксандра, я за супом схожу, - майор положил на стол колбасу, сахар и довоенный ещё командирский ножик.
   Вернувшись через минуту с тарелкой супа к столу, он чуть не выронил её. Двух сахарин не было, а от половины колбасы оставался кусочек, зажатый в маленьком кулаке, остальное было за щеками мальчугана.
   Николаев сел. Санька старался прожевать побыстрее и наконец, вымолвил:
Это я тебе оставил половину. Здорово у вас тут кормят. Жаль, я раньше не знал.
И, почти проглотив последнее слово, он уже нёс ложку с супом в рот, закусывая сразу остатком своей колбасы.
   Николаев, не увидев сахар на столе, засмеялся:
Так зачем же ты сахар колбасой закусываешь?
   Санька поднял голову от тарелки:
Да не-е, дядь, я ж сахар к чаю берегу, - и он ловко вынул две сахарины из-за пазухи, показал их майору и так же ловко спрятал обратно.
Да ты ешь, - сказал Санька Николаеву, довольный своей находчивостью, - суп стынет. Его ложка опять застучала по глубокой почти пустой тарелке. Второе съели молча. Перед чаем Николаев посмотрел на оставшуюся половину колбасы, подумал немного и отрезал три тонких кусочка, первый из которых подвинул Саньке, второй взял сам и стал понемногу медленно откусывать.
    Дядь, а что так плохо ешь? Наелся? – поинтересовался Санька.
    На сегодня – да, - улыбнулся Николаев.
   А можно я заменю свой кусок? – Санька смотрел выжидающе на майора. Тот посмотрел на оставшийся кусочек, кусочек был на миллиметр толще.
   Конечно, - Николаев грустно смотрел на его исцарапанные ручонки. Санька положил свой кусочек и взял не оставшийся третий маленький кусочек, а другие полкольца колбасы и сразу же откусил чуть не половину. Николаев раскрыл рот и хотел что-то вымолвить, но счастливый Санька уже лепетал:
А завтра тоже столько дадут, а?
   Николаев улыбнулся и промолчал. Ни завтра, ни всю эту неделю не будет колбасы, которую он купил с таким трудом в честь своего пятидесятилетия. Чаем придётся питаться почаще.
   Учиться на разведчика пойдёшь? – майор сощурил глаза, стараясь придать своей фразе серьёзность.
   А можно? – Санька весь вытянулся от таких слов.
   Можно, если хорошо учиться будешь! – майор встал и собрал посуду.
   Буду!  - ответил Санька, - когда начнём?
   Майор улыбнулся:
Завтра и начнём. Сегодня устроимся,  а завтра в школу пойдёшь. Идёт?
    Санька горящими глазами смотрел на высокого, полного и очень доброго военного, который берёт его в разведчики:
Идёт! – теперь он отомстит за папку. И за мамку тоже. И за всех, кто погиб в деревне.
   *
   Ляксандра, ты уж не забывай родную бабку-то. Я тебе и огурчиков, и яблочек вот мочёных собрала. В городе ты таких не купишь, бери-бери, – бабка упаковывала сумку Александра, приехавшего на каникулы к единственной на этой Земле родственнице. Для него она одна осталась в жизни после этой проклятой везде и всеми войны.
   Александр посмотрел  на пожелтевшую фотографию на стене: отец, мать и трёхлетний Санька в бескозырке. Отец был тоже в бескозырке. 21 июня он уехал из отпуска, ему оставалось дослужить полгода. Но 22 июня его в дороге застала война. Всё остальное Санька услышал лишь от друга отца, черноморца Ильи Рыбакова спустя восемь лет. Отыскал их Рыбаков. Выкроил время  приехать из далёкой Одессы. Санька часто потом прослеживал по карте боевой путь отца, знал его по дням. Знал и последний день, когда 300 моряков-черноморцев глубокой ночью тихо высадились на  занятом врагом берегу скалистого Крыма, но нашёлся среди местных жителей предатель, увидел их и выдал фашистам. Все триста черноморцев легли в бою насмерть, как герои, все лицом к смерти. Ни один не повернуд назад от вражеских пулемётов. Взяли потом наши этот пладарм. С боем. Но взяли. И предателя нашли. Расстреляли на месте.
   Много лет прошло с тех пор, но хотел бы сейчас он посмотрель на того подлеца, один на один. Мало такого один раз расстрелять. Таких всю жизнь уничтожать надо. А заодно и тех, кто все эти войны развязывает. Тогда в мире жить можно будет, а не существовать.
   После рассказа Рыбакова об отце Санька окончательно решил стать разведчиком. И теперь он уже, кажется, был настоящим разведчиком, по крайней мере он должен им быть, последний курс обучения подходил к концу.
   Подходил к концу последний выходной у бабушки, когда-то нашедшей беглеца через месяц  в городском детдоме и оставившей его там учиться, так как в деревне школы не было. Александр поцеловал бабушку, взял сумку с гостинцами и вышел из комнаты. Вслед ему долго махала семидесятипятилетняя бабка Матрёна, вспоминая отца его, Ивана, вот также ушедшего тогда, за день до войны, и не вернувшегося до сих пор на родной порог. Как недавно это было. Как будто вчера.
   С горы весело сбежала ватага ребятишек, со страшным гиканьем вприпрыжку катавших  на проволоке обод от велосипедного колеса с тремя уцелевшими спицами. Баб Матрён, - кричал самый маленький, бежавший сзади и изрядно отставший, - мы дядь Сашу до поезда проводи-и-и-м. Каждый из ребятишек хотел получить от дядь Саши  красивый значок из города, который тот носил на пиджаке.
  *
   Александр открыл родную общежитскую дверь и зашёл в комнату. Один из ребят   усиленно отжимался от пола. Сам отжимавшийся по фамилии Пудов был хилый, мышцы от напряжения дрожали, но всегда любил спорить до беспамятсива.
   Второй считал: тридцать пять, тридцать шесть…
   Третий, студент из соседней группы, начал испуганно бегать вокруг отжимающегося и причитать:
Да что ж ты делаешь, милай, ты ж его в конфуз введёшь, - Михаил помигивал считающему, - ему же жить неудобно будет. Ой, ну не надо больше, он же всё равно только сорок сороков отжался.
    Сосед по комнате продолжал отжиматься, хотя уже с трудом, а Михаил всё бегал как старая бабка:
Иль ты меня в могилу свести хочешь, прекрати, а то сейчас выпрыгну, - и он вскочил на подоконник, - выпрыгну, я тебе говорю, - и он высынул ногу на улицу, - это ж второй этаж, неужто меня не жалко?!
  Дверь открылась и в комнату вошла внучка заведующего кафедрой. Она посмотрела на Михаила, стоявшего на подоконнике с вытянутой на улицу босой ногой, и, нагнувшись к отжимавшемуся, поставила над его спиной указательный палец.  Он начал отжиматься а энный раз и, упёршись в палец, от неожиданности грохнулся на пол – уставшие мышцы не выдержали.
  Все громко рассмеялись над эффектным падением “силача” от прикосновения девичьего пальца, но тот перевёл удар на измывающегося над ним Михаила, ещё стоявшего в окне:
Это он от вас убегал, Ирочка, - боялся, что влюбится.
    Ирина засмеялась ещё громче. Пудов начал отжиматься, чтобы подняться, но приехавший Александр поставил на него сумку с гостинцами и тот опять грохнулся на пол. Соскочивший с окна Михаил тут же схватил ручки сумки и, управляя ими, как вожжами, закричал, будто на упавшую лошадь:
Но-о-о, милая! Вставай!  Но-о-о!!!
   Первый отжимавшийся на спор: кто больше отожмётся – Соколов – упал от смеха на кровать и от бессилья держался за живот, смеяться вслух уже не было сил. “Силач” Пудов лежал на полу и дёргался с сумкой на спине от смеха. Такого в присутствии красивой девушки он не ожидал от Михаила.
   Ирина подошла к Александру и подала ему открытку. Он быстро взлянул на неё и положил во внутренний карман. Михаил лукаво покосился, втянул щёки и продефилировал около двери, подражая знатной даме царских времён. Ирина улыбнулась и, попрощавшись, вышла. Пудов и Соколов сели на стулья рядом с Александром и уставились грустно в потолок, мгновеньями с радостным интересом заглядывая в его внутренний карман и опять грустно поднимали глаза.
   Михаил, повернувшись от двери, кротко спросил:
О нас там ничего? Нет?
   Александр улыбался.
   Михаил зашёл с другой стороны:
А я думал, может случайно, вскользь, завуалированно, - он закатывал грустные глаза к полтолку.
   Александр встал и, оттеснив его, отдал ему незаметно открытку прямо в руки. Михаил просиял, но, глянув на текст, сразу же спрятал открытку за пазуху и, пролялякав какую-то мелодию, удалился быстро за дверь.
   Открытка была от подруги Ирины, преподававшей здесь же первый год химию, как и Ирина:
Миша! Поздравляю с праздником! Желаю увидеть в театре сегодня в 20-00. Таня.
   Маленький Пудов и Соколов встали, подозрительно и долго посмотрели на Александра и выскочили в коридор за Михаилом.
   Тот стоял у окна и чесал затылок: где же купить билеты?
   Инцидент был исчерпан.
   *
   В шесть вечера Александр начал свой спортивный час, стал на руки и принял позу лягушки, закинув ноги на руки.
  Соколов взялся руками за пятки и в таком положении расхаживал по комнате.
   Маленький Пудов посадил  Михаила на плечи и поднимал его у окна.
  Постучавшись, в комнату вошла Ирина и протянула билет вперёд:
Кто хочет в театр?
   Михаил, сидевший на выпрямившемся Пудове, с криком:
Я один! – рванулся вперёд, но не расчитал. Державший его за ноги Пудов не устоял и начал падать вперёд. Михаил с вытянутой руков летел на полуразогнувшегося Соколова. Тот уже тянул руку к высокоподнятому билету.
Последним движением Михаил оттолкнулся от Пудова и, уцепившись за шею Соколова, вырвал у Ирины билет. Соколов не выдержал неожиданного нападения и полетел с “наездником” на пол. Михаил подскакивал и кричал, подняв над собой долгожданный билет:
Вот он! Вот он!
   Через десять минут Александр, Михаил и Ирина шли в театр.
   *
   Через два дня Ирина опять пришла к ребятам. Александра дома не было. Она подошла к Михаилу и протянула записку, сказав:
Передашь Саше, здесь наш новый адрес. Через час поезд.
   Михаил не полнял причины отъезда.
   Деду предложили работу в НИИ, он отказаться не мог.  А меня специально с собой берёт, боится – обидят маленькую, - Ирина улыбнулась и вышла.
   Александр явился только к вечеру, страшно расстроился, что опоздал и сразу же сел писать письмо.
   Соколов что-то шепнул Пудову и тот, знавший уже об отъезде Ирины, подошёл к Александру и тихо погладил его по спине.
   Кому это ты письма на ночь глядя пишешь? – спросил Пудов ласково.
   Хану Гирею, в гарем, - выпалил Александр.
   Ох, ты! Жене или наложнице? – не отставал Пудов.
   Всем сразу,  - Александр продолжал писать.
   И много будешь писать? – глаза Пудова заинтересованно ждали.
   Сначала всем жёнам напишу, потом семидесяти двум наложницам, - Александр сложил листок бумаги.
   Вот здорово, - обрадовался маленький Пудов, - значит и со мной кто-нибудь познакомится, тебе ж столько наложниц не надо?
   С тобой янычар познакомится, - Александр схватил его за пояс, положил на кровать и накрыл подушкой. Соколов подбежал к Пудову и быстро завернул его ноги в  одеяло.
  Можно хоронить? – спросил он Александра.
   Пудов высунулся из-под подушки и прокричал:
Хоронить по обычаю и только с жёнами!
   Так Ты ж не женат, - Александр чуть отпучтил Пудова.
   А вот когда наберу штук пять, тогда и похороните, - Пудов отбросил головой подушку и хотел подняться, но Александр опять упрятал его и оставил только нос и рот.
   А теперь отвечай, шпик, чего нос суёшь куда не надо?
   А кто это спрашивает? – мычал пленник, меня враг зрения лишил, вы фамилию свою назовите, - Пудов упорно хотел вылезти из-под подушки.
   Соколов, - Александр обратился к сидящему на ногах Пудова Соколову, - назовите ему фамилию.
   Соколов поднял над ногами Пудова одеяло и начал чертить угольком на пятках Пудова фамилию.
   Пудов мгновенно запричитал:
Ой-ёй-ёй-ё-о-о-о! Узнал! Узнал!
   То-то, - улыбнулся Александр, - а как узнал?
   По почерку, по почерку узнал, - Пудов прятал пятку за пятку, боясь повторения муки щекоткой.
    Ну, и к какой фамилии ты  в письма нос суёшь? – спросил Александр.
    Ой, не погуби, владыко! Не погуби, родимый! Всё скажу! – Пудов высунул, наконец, глаза из-под подушки, - грешен, батюшка, нечистый совратил!
  Александр встал с кровати, за ним поднялся Соколов. В следующее мгновенье Пудов, заломив ногу Соколова приёмом самбо, с любовью на лице щекотал пятку Соколова, лежавшего на полу, и приговаривал:
   Потерпи, нечистый, потерпи! Бог терпел и вам велел.
   “Нечистый” истошно вопил на всю комнату то ли от боли, то ли от щекотки.
   Чнрез минуту удовлётворённый Пудов встал, победно подтянул брюки и поднял обессилевшего от крика подстрекателя.
   Александр заклеил письмо и побежал опускать. На обратном адресе стояло: А. Петров.
   *
   Тучи внизу сгущались. Сергей Леонидович Гульбин был рад даже этим тучам, это были родные тучи, наши тучи – тёмные, но чистые, без единой примеси газов, пыли, испарений, так часто выпадающие на его бывший штат, иногда опускающихся в безветрии прямо на улицы и убивающее и разъедающее всё живое и неживое.
.. Нет, Сибирь была прекрасна! И небом, и недрами. Широка и богата она – от Урала до Дальнего Востока!
   Мысль его остановилась на Дальнем Востоке. Долго он летел до него. Сначала в Канаду, потом в Японию и только потом - на Родину.
    Приятный голос бортпроводницы оторвал его от мыслей:
В связи с неблагоприятными погодными условиями наш самолёт совершит вынужденную посадку.
   Дальше Гульбин не слушал. “Туристическая” поездка задерживалась. Борода, усы, парик с залысиной, крепко прикреплённые, начинали надоедать, но снимать их он не имел пока права. Он для всех – турист.
   Погода не ожидалась в течение суток. Циклон был не кстати. Всю группу разместили в гостинице аэропорта на девятом этаже. Переводчиками были местные студенты. Гульбин одел очки и вышел в коридор гостиницы. Скромная дорожка и небольшие картинки напомнили ему коридор общежитие, где он когда-то жил и, конечно, учился языку – казалось, совсем недавно.
   В холл на этаже, чуть качаясь, зашёл странного вида мужчина с мешками под глазами, студенты продолжали громко беседовать  по-английски о местной природе. Гульбин ушёл обратно в номер и стал прислушиваться. Мужчина начал что-то объяснять студентам наполовину по-русски, наполовину по-английски. Гульбин различил его отдельные слова, что тот немного сегодня выпил, что давно ждал этого момента. Потом прозвучали отрывки фраз: тетрадь… все секреты… десять тысяч… завод… был главным инженером… Потом прозвучало: очень важные секреты… и послышался голос студентов. Те по-английски пригласили его в служебную комнату напротив. Через полчаса Гульбин увидел этого же гражданина с тремя мужчинами, один из которых держал папку.  Все сели в “Волгу” и поехали.
   Гульбин приоткрыл дверь.  Двое студентов тихо разговаривали:
А Михаил Иванович чётко сработал, теперь надолго этот тип пить бросит.
  Второй ответил:
Не зря ему капитана досрочно дали.
   Бонзано улыбнулся, вышел в коридор и подошёл к окну. Перед глазами простирались необъятные  сибирские дали.
   *
   Вечером следующего дня самолёт приземлился в Москве. Ещё через два часа Чарльз Спенсер, он же Сергей Леонидович Гульбин, сидел в номере люкс. Пора было переквалифицироваться в Виктора Ивановича Павлова – молодого музыканта.  В распоряжении было два дня.
   Утром Гульбин-Спенсер вышел с группой и поехал осматривать столицу. Ничего более приятного для него сейчас быть не могло. И лишь одна мысль мешала полностью погрузиться в состояние счастья быть на родной земле, любоваться этим чудесным, просторным, любимым  городом. Сергей думал о проверке из его бывшего штата. Неужели его “чужие” не проверяли, не следили  хотя бы в первый день в момент “отставания” от туристической группы? 
   Ведь перед отъездом ему внушали мысль об опасности русских, их коварстве, полтора года давали уроки русского языка с отвратительными надуманными фактами. Из него сделали, наконец, русского, потратив на него немало тысяч долларов.
  Видимо, он один, без хвоста. Ничего подозрительного не было заметно. Вечером Сергей был уже с группой, взял дипломат в номере и вышел незаметно в город.
   Через пять минут он был уже в метро. Народа было много. Уследить за ним было трудно, он несколько раз менял поезда на станциях метро, якобы осматривая вестибюли станций. Без десяти девять он пошёл на последний сеанс кино. В зале было немного народа. Фильм шёл уже несколько дней. В темноте Сергей быстро снял свой парик и спрятал в дипломат. Усы, борода и очки спрятались туда же вместе с пиджаком. Он выскользнул в дверь и быстро вышел на улицу. Никого не было. Гульбин хотел остановить такси, но оно прошло мимо. Через пять минут он сел во вторую машину и поехал к вокзалу. Все документы согласно полученной перед вылетом инструкции лежали в ячейке камеры хранения вокзала. Кто их положил ему – Чарльзу Спенсеру, а теперь Виктору Ивановичу Павлову – Сергей не знал, но узнает, поскольку через полчаса всё закрутится. Нужен был только телефон.
   Неожиданно таксист спросил:
Вещи в камере хранения?
  Гульбин спокойно утвердительно кивнул и сказал:
Да, конечно.
  Правильно, - продолжил таксист, - легче  Москву смотреть.
  Гульбин сразу подумал про слежку.
   А шифр не забыли? – продолжил разговор  шофёр.
   Гульбин весь сжался. Неужели слежка? Он же не успеет предупредить. Но тут таксиста словно прорвало и он минут двадцать без остановки рассказывал, как такой же вот пассажир забыл вчера номер ячейки, поэтому они вернулись домой за записной книжкой, приехали опять к вокзалу, а сынишка страничку с номером вырвал. Опять домой, нашли у сына эту страничку, подъехали к вокзалу, а поезд, объявили, отправляется. Так он как метеор летел с двумя чемоданами. Успел, наверное.
   Показался вокзал. Сергей расплатился, зашёл в телефонную будку и набрал номер. Ответил женский голос.
   Сергей спросил:
Милая девушка, вы не подскажете номер гостиницы ВДНХ?
   Через пятнадцать секунд голос ответил вопросом:
А вам какой корпус?
   Гульбин сразу же ответил:
Да любой, хоть первый. Хоть седьмой.
   Девушка ответила через несколько секунд, но Гульбин переспросил и адрес:
   Корпус 1 - дом сорок семь?
Девушка ответила утвердительно.
    А как лучше проехать от Курского вокзала?
   Девушка объяснила, Гульбин поблагодарил её.
    Полдела на сегодня сделано. Теперь подождать полчаса, пока подойдут люди в штатском и идти за документами в камеру хранения.
   Сергей был доволен, что никто не стоял рядом с телефоном, да и он крутил головой влево и вправо  и в основном говорил как бы почёсывая нос и верхнюю губу, прикрывая рот рукой, иначе код и шифр ячейки с документами передавать в виде извинений и благодарностей с оттенками десяти цветов радуги, так как цифры от нуля до девяти соответствовали десяти цветам или нескольким фразам типа простите, хорошо, извините, или ещё что-нибудь типа ай, ой, эх, ух, ох. Там бы поняли.
   Сергей походил по вокзалу, полчаса прошло, Он подошёл к ячейкам. Два армянина стояли  и доказывали милиционеру, что это их ячейка и там лежит только их портфель. Рядом стояла молодая пара и перекладывала яблоки из сетки в чемодан.
   Сергей подошёл к ячейке, набрал шифр и открыл её. Внутри лежал большой конверт. Он состроил удивлённую мину, будто впервые всё это видит и оглянулся. Никто не обратил на него внимания.
   Сергей ощупал конверт и вынул содержимое. Диплом, паспорт, комсомольский и профсоюзный билеты и пачка денег. Гульбин незаметно положил всё в карман, оставил в ячейке пустой конверт, свой дипломат с его заграничной работы с адресом на экспертизу коллегам и, взяв в дипломате пиджак, увеличил внутренний  и наружный номер кода ячейки на единицу. Через пятнадцать минут он опять подошёл к той же ячейке. Номер ячейки  был ещё на одну единицу больше.
   Всё сработало, как по нотам. Он пошёл дальше, но ни армян, ни молодой пары уже не было. Милиционер в камере хранения сидел тот же.
    Ну, что ж, адрес уже на месте, - подумал Сергей и купил билет до нужной станции. Он вошёл в поезд. Купе было пустое, но чьи-то вещи уже стояли.   
   Через несколько минут в купе зашли два армянина с полными руками еды. Один из них поставил на столик коньяк, налил в стаканы и предложил Сергею выпить за здоровье. Сергей поблагодарил, но отказался. Он сразу же узнал в них соседей по камере хранения. Кто они? Случайное совпадение? Вряд ли.
   Один из армян выпил глоток коньяка, занюхал яблоком, потом запел по-своему и вышел в купе. Сергей смотрел в окно. Ехать долго. Хотелось кушать. Пожилой армянин налил в третий стакан коньяк и заговорил с акцентом:
   Я с другом в командировке был, на ВДНХ. Передовой опыт смотрел. Хорошо поработали, хорошо отдохнули. В гостинице жили. Сначала в первом, потом в седьмом корпусе. Армянин улыбался и смотрел на Гульбина, тот начинал догадываться. Вы не курите сигары перед сном? – спросил армянин и достал две. Гульбин улыбнулся:
Нет, перед сном иногда  только пиво и только светлое.
   Да, пиво хорошо, но мне вредно – печень, - пожилой армянин постукал по пиджаку.
   За два года мой пароль не забыли, - подумал Сергей, - молодцы, ребята.
   Заглянул второй улыбающийся армянин:
А я б пиво выпил, - и опять закрыл дверь.
   Угощайтесь, - сказал армянин и налил в чистый стакан коньяк. Сергей поднёс стакан ко рту и почувствовал аромат крепкого хорошего чая. Он залпом выпил чай и стал с удовольствием кушать свежие фрукты.
   Старый армянин представился и назвал свою должность – зам. начальника отдела, упомянув, что в командировке по  заданию  московского шефа Сергея.   
   Сергей очень кратко рассказал цель задания.
   Это вам, - сказал армянин и передал листок и фото. На листке был телефон и фамилия.
   Связь? – спросил Гульбин, разглядывая фото парня в костюме, похожем на официанта, сфотографированного у ресторана Витязь.
  Армянин утвердительно кивнул головой и взял фото обратно. Обедать и ужинать можете там, он вас с этого дня будет узнавать, но узнавать будет в крайних случаях, когда понадобится экстренная помощь, надеюсь, не понадобится, - армянин улыбнулся и продолжал:
Кто-то передаёт информацию за рубеж, а кто – не знаем. А вот внучка профессора действительно красивая. Можете своё задание выполнить полностью – жена она будет хорошая, в деда пошла, - пошутил армянин. Но врагов не любит! – армянин улыбнулся, намекнув на цель приезда Сергея.
   Уважаемые, пора, станция, - второй армянин заглянул в дверь.
    Я тебе сколько раз говорил: на войне в разведке я был просто уважаемый, а здесь и на заводе я – уважаемый товарищ Мирзоян, понятно? – сказал он нарочито громко. И взял чемодан.
   Как можно вас не понять, уважаемый товарищ Мирзоян, - отшутился второй армянин.
   Пойдём, дорогой, нас ещё долго Москва вспоминать хорошим словом будет! Мы ей новенькое сверло дали и какое сверло, дорогой! – голоса попутчиков затихали в шуме улицы.
   Да, сверло-то мне дали, - подумал Сергей, - а вот кого просверлить? Кто там ещё Западу прислуживает? Неужели с войны кто-то окопался? Когда ж мы по-человечески жить будем  без воровства, без предательства?
   *
   Конюх Мардианов ехал по своему райцентру, как обычно, на телеге, останавливался на двадцать минут, иногда чуть больше, у пивной,  чтобы выпить кружку с рыбкой и ехал дальше.
   Пивная большая, чистая, с красивым русским орнаментом, как будто скопировали со станции метро у МИДа в Москве. Говорили, что после войны Мардианов обосновался здесь  насовсем. Специально уехал в тех мест, где сгорели все его родные в первые дни войны при бомбёжке, вместе с невестой. Так бобылём и остался. Сам некрасивый, замкнутый, образование четыре или пять классов. И до войны, и сейчас он работал конюхом. Как участника войны его взяли работать на крупный оборонный завод, в цех подсобного хозяйства. Работа была нетрудная - вывозил отходы из столовой на свиноферму. Иногда помогал отвозить или подвозить ящики или деталями, если портилась электрокара.  Почти все на заводе его знали и относились с пониманием: много человек пережил, оттого и неразговорчивый.
   Часто на завод приезжали молодые ребята-лётчики, инженеры со смежных предприятий и частенько после довольно напряжённого рабочего дня заходили выпить кружку пива. Разговаривали о разном, иногда о приезде министра, высоких комиссий, рассказывали, как дрожал начальник первого цеха перед министром, когда тот увидел Листок народного контроля, только что вывешанный оперативно рабочими прямо перед приходом министра. Говорили и о директоре, который заходил даже к конструкторам, называли начальника отдела со многими званиями, которого директор назначил ответственным за культуру производства во всех подразделениях отдела, в том числе и в женском туалете.
    Маршруты комиссий, трудности производства, города, куда возят изделия, преимущества новой техники, ценные внедряемые идеи, место и время совещаний – всё можно было услышать в пивной, если прислушаться.   
   Мардианов всё это слышал и слушал. Интересно жить жизнью завода, но, видно, не до всех работников доходили беседы о бдительности, особенно болтали некоторые рабочие в день получки. Тут можно было услышать даже то, что ещё и учёные не придумали, до того была велика фантазия некоторых умельцев сочинять, разогретых до пива чем-то покрепче. Но Мардианов верил всему. Верил даже тому, что кто-то где-то с кем-то и теперь у того нет выхода. Мардианов просто запоминал. Интересна была ему и наглядная агитация в цехах, где отражался выпуск изделий досрочно, решения партбюро, листки “Народного контроля” и “Комсомольского прожектора” с фамилиями и должностями. 
    Когда же проходили профсоюзные или партийные активы, на которые Мардианов привозил из заводской оранжереи цветы, он всегда оставался в фойе зала, где всё было слышно. Он сидел и был как бы сочувствующим всем словам, сказанным в зале. Любому, кто интересовался его присутствием, а такие действительно были, у него был спокойный ответ:
Ну, а как же? Цветы-то отвозить обратно надо? Завянут ведь здесь за ночь, я ж материально за них отвечаю. Спешить же ему было некуда, бобыль – он и есть бобыль.
  *
    В областном управлении уже знали о Сергее Гульбине. Встречать его послали четверых. Трое сотрудников были одеты в форму студенческого стройотряда. Машина стояла у автовокзала.
   Сергей вышел на перрон. Автовокзал был рядом. Он подошёл к кассе. Билеты до нужного ему города были проданы, а следующий рейс - через час.
   У кассы стоял парень в целинке и спросил:
Вы на такси не поедите четвёртым, - он указал на двух девушек в студенческой целинной форме московского вуза, -мы туда тоже едем на практику.
    Гульбин посмотрел на таксиста: обычный шофёр, в годах, серьёзный.
Хорошо, - ответил он. Девушки весело побежали с вещами в машину.   
   Дорога была хорошая, с красивыми полями по обочинам дороги. Девушки разговаривали о Москве, о её театрах, потом перевели разговор на ВДНХ. Одна девушка неожиданно сказала:
А мы, Валера,  в двух корпусах в гостиницах ВДНХ жили: в первом и в  седьмом? Повезло! Стерео-кино почти рядом.
   А вы не из Москвы едите? – обратилась одна из девушек к Сергею. Он не понял сначала смысла вопроса, но сидящий впереди  Валера добавил:
Вот наш водитель Иван Иванович уже сорок семь лет за рулём, а всё в Москву не переезжает.
   Гульбин понял, что это уже второй цифровой пароль, причём водителю явно не больше сорока, так что за рулём он сорок семь лет не может быть. Понял Гульбин и с кем он едет, но на всякий случай сказал:
Да, Москва не всем нравится, особо на Западе, - и посмотрел на Валеру. Тот достал своё удостоверение  и показал Сергею:
Да свои мы все, вам привет от Домброва.
   А где он сейчас? – всё ещё не верил Гульбин.
   Наш шеф неделю назад из Москвы прибыл, не может без работы.
   Так это вы меня специально арестовали, чтоб с ним не светить? – удивился Гульбин. Ну и студент нынче пошёл, прямо мафия. Гульбин вынул свои вновь полученные документы и приказал Валерию:
   Спишите номера и проверьте истинного хозяина – жив или нет, это срочно. Заодно поинтересуйтесь: как они попали в Москву и кто мог так создать их с моим фото – здесь или за рубежом? Обе девушки начали списывать все данные. О теперь о деле: кто начнёт?
    Валерий включил негромко приёмник, чтобы на всякий случай заглушал его голос:
Кто-то передаёт информацию о заводе, довольно важную, на две буквы тянет. Мы один раз проверили одного западного туриста – иконы вывозил, письмо нашли. Обычное письмо к знакомым: приеду такого-то в таком-то поезде, такой-то вагон, яблоки будут столько-то кг, и т.д. Потом указал: куда бы хотел прокатиться на экскурсию. Сверили с показателями  завода – данные о выпуске по важнейшей номенклатуре за последний месяц и пункты поставки готовых изделий с указанием количества - в датах посещения городов. Один адрес на письме  – наш, но не существующий, другой – московский, до востребования, Иванову Ивану Михайловичу. В телефонной книге Ивановых – тысячи. На почте подобной фамилии не помнят, да и не учитывают все эти до востребования – армия потребуется всё записывать. Задача одна – помочь найти источник.
  Нам сказали, что на вас агент сам должен выйти. Видимо, или ему не доверяют,  или хотят узнать о главной новой продукции более компетентно, возможно, этот человек не имеет туда доступа. По стилю письма человек – не очень грамотный, речь идёт простыми фразами, но факты весомые, анализировать умеет. На заводе никого пока не могут назвать. Вот и всё об этом. Все остальные задачи решать вам.  Вашу как бы “невесту” в городе пока опекает кавалер – Александр Петров, наш сотрудник в городе, но для дела он и в дальнюю командировку съездит в период вашего присутствия. Вы не будете против? Наших двое девчат, вот эти, – девчата рядом с Сергеем широко улыбнулись, -  будут на страховке подругами “невесты”, когда понадобится. Вот телефон для связи, звать их студентки.
   Гульбин молчал. Внучку профессора он знал и по рассказам отца и по годам учёбы.  Отец у него защищал диссертацию на кафедре. Но жениться на ней по заказу, тем более услав соперника …
   Нет, не надо, - ответил Сергей, - это насторожит автора письма, да и любовь в разлуке сильней, если это любовь.
   Сергей думал опять о внучке профессора.  Завоевать любовь девушки трудно, но можно, а вот завоевать любовь подруги коллеги по работе… В его положении не хватало только жениться, а потом ломать голову: как скрывать от будущей жены, что ему это приказали в ЦРУ. Да, положение – врагу не пожелаешь. Сергей усмехнулся. Девушки закончили работу с его документами.
    Молодцы, девчата, я вас за это угощу мороженым. Да, чуть не забыл: спишите номера вот с этих трофеев и тоже узнате – откуда. Он отдал девушкам деньги. Валерий хотел предложить  ему ещё денег, но Сергей отшутился:
   Ну что вы, я лучше врагов разорять буду, а за народные деньги я на ЦРУ работать не хочу.
   Сергей Леонидович, приказ был передать их вам, - Валерий не убирал пачку купюр, - сказали: на свадьбу от командования. Девчата оторвались от работы, услышав про свадьбу.
   Не пугай девчат, а то подумают, что я на работе только и занимаюсь собственными свадьбами, - девчата опять занялись переписыванием, хотя явно заинтересовались молодым, красивым Сергеем и особенно - после слов о свадьбе.
  Такси остановилось у строящегося кирпичного завода. Вдали работал студенческий стройотряд. Валерий и девушки попрощались с Гульбиным и пошли в сторону стройотряда.
  Водитель такси, Иван Иваныч, довёз его до города и, высадив на станции, пожелал удачи и предупредил, что связь он сможет держать и с женихом своей невесты, но только по телефону.
   Ну, что ж, задача была несложная – устроиться художественным руководителем в ДК завода. Вакансий там было две: один руководитель был в декрете, второй ушёл на пенсию.  Диплом у него на руках, музыку он любит и знает, остальное – дело техники. Потом предстояло получить пропуск на завод для выступления в обеденный перерыв в цехах, а, следовательно, к известности и затем завести знакомство с дочерью профессора - зав. лабораторией по главному изделию.
   Так всё просто ему до отъезда описали, что можно было плясать от радости, вот только когда же к нему подойдёт связной? До или после свадьбы? Этот вопрос не давал покоя, так как даты не назывались. Говорили одно:
Там вас встретят, пароль: Рыбки не желаете-с?
    Странный пароль, дореволюционный како-то. Ну, что ж. Диплом выпускника муз. училища начинал действовать с сегодняшнего дня. С сегодняшнего дня надо было разработать и план операции. Прежде всего оглядеться, устроиться и увидеть дочь профессора.
   *
  Шура Дымов сидел в кафе. Шуре было уже тридцать восемь. Три года отучился в ВУЗе, ушёл по “престижным соображениям”. Деньги в оркестре давались гораздо легче, чем студенческая стипендия. Он вспоминал вчерашний вечер, когда один представившийся “одессит” заказал “Семь сорок” за четвертной, отдал им три десятирублёвки и не разрешил начинать песню, пока ему не отдали сдачу. Странный тип. Дымов жил не так широко.  Сначала он играл до десяти вечера, потом начал оставаться на заказные исполнения до двенадцати. Потом стал выезжать на свадьбы в свои выходные за приличное вознаграждение. Теперь же он работал со всеми выходными, совмещая игру в ресторане со свадебными пиршествами в банкетном зале, где они играли в перерывах между танцами в основном зале.  Деньги были большие, но ему было мало. И Шура на одной из свадеб познакомился с интересным для него стариком. Было это лет шесть назад. Услуги были небольшие: незаметно приезжать к деду в другой город – в райцентр, забирать письма и уезжать незаметно, потом отправлять у себя в городе – в областном центре -  письма в почтовые ящики в разных местах. Но обязательно об этом молчать. За это старик ему много платил. Раз в месяц Шура катался в райцентр, иногда на такси, иногда на автобусе. Но после того, как он попал пьяный с письмом старика в районную милицию, старик предупредил его, что в следующий раз милиции не будет и Шуры не будет.. С тех пор Шура и сам стал не рад деньгам старика, но выйти из этой игры уже мог. Дед много знал о его махинациях с оркестром, Шура сам же и рассказал ему о своём левом неучтённом нигде  заработке.
.. Сегодня Дымов должен был опять ехать к старику. Он вышел из ресторана и поехал на вокзал. Последним автобусом добрался до райцентра, где жил старик, и пошёл по знакомой улице. У поворота уже стоял дед с сумкой.  Дымов остановился, прикурил у него.
   Не уезжай, дела есть, - тихо сказал старик, - иди вперёд и не оглядывайся.
.. Дымов прошёл немного и пошёл быстрее. Не нравилась ему эта прогулка. Он раскрыл нож и спрятал в рукав. Дед шёл, чуть отстав, потом догнал его и приказал зайти в парк. Дымов подчинился, но пройдя шагов тридцать по тёмному парку, быстро отошёл в кусты и огляделся. Кругом тишина. Вдруг раздался хлопок, другой. Дымов схватился за голову и упал.
   Старик быстро снял туфли, положил их в сумку, быстро вынул из сумки другие и одел их. Потом вынул из кармана горсть табака и, рассыпав его за собой, пошёл в сторону кинотеатра. Фильм уже закончился и старик растворился в толпе. Затем с толпой вышел на дорогу и пошёл к дому. Он зашёл в дверь, разжёг печку и сразу бросил сумку со старыми ботинками в огонь. Туда же полетели и остатки пачки с табаком. Пистолет с глушителем  исчез в тайнике.  Лишнего свидетеля его писем не стало. Теперь его письма будет возить новый музыкант, который уже устроился в заводской ДК и успел выступить на смотре самодеятельности в райцентре. Старик выжидал. Пусть познакомится с дочкой профессора, тогда и начнёт.
   *
   Сергей вышел на сцену. В жюри сидели директор ДК, представители завкома и не знавшая его “невеста” – Ирина. Как странно, но Ириной оказалась та самая внучка зав, кафедры – подруга Александра Петрова! Мир действительно тесен. Зал был полон. Все хотели посмотреть заключительный концерт заводского смотра.
   Гульбин сел за рояль. Сначала он решил сыграть Каприс Паганини. Первые же аккорды заинтриговали зал. Он начал аккуратно исполнять заученную вещь, но потом словно преобразился и мелодия вихрем вырвалась из-под его сильных длинных пальцев. Сергей импровизировал. Звуки пели, проносились ураганом, опять затихали  и врывались в тишину мощными аккордами. Паганини царил в каждом сидящем в зале. Но это был его Паганини, сверкающий величием вырывающихся звуков, их неукротимой мощью, сложнейшими переплетениями вариаций, сменяющихся чарующей красотой аккордов.
   Сергей опустил руки и немного повернул голову. Зал молчал. Ни один из сидящих в зале не слышал до сих пор такого прекрасного и сложного исполнения. Складывалось впечатление, что люди вообще не знали, что так может звучать настоящая музыка. Она была в их сердцах.
   Ирина, не отрываясь, глядела на него. Она его узнала!
   Почему она такая красивая и зачем на него смотрит? Он взял новый аккорд. В зал полилась мелодия Баха. Сергей играл спокойно, но восхищённые глаза Ирины стояли перед ним в его зрительной памяти и он начал усложнять мелодию – делал её тише, громче, ускорял, иногда замедлял, опять делал тише, громче и вдруг опять взрывал зал аккордами, рассыпавшимися в тишине замершего зала. Мелодия летела, переливалась, неслась в высоту и падала вниз, потом зазвучала ещё быстрее, словно ураганный ветер и оборвалась с последним аккордом.
   Он хотел подняться и уйти, но зал взорвался аплодисментами. 
Ирина не хлопала. Она по-прежнему смотрела на него, не отрываясь.
   Да что ж ты смотришь? У тебя же Александр есть! – с досадой и непонятной тревогой подумал он.
   Он решил исполнять Пассакалью Генделя. Сергей вложил в неё весь свой талант.  Такого исполнения от себя он и сам не ожидал и всё-таки побоялся смотреть в сторону Ирины. Пусть она смотрит, но он не имел права сейчас расслабляться.
   Гульбин поклонился и вышел за кулисы. Зал гремел аплодисментами, его подошли поздравлять, но ничего не было слышно. Все кричали бис, браво.
   Гульбин зашёл в артистическую, оставшись один. Что-то с ним случилось. Он ещё помнил про девушку со светлыми волосами, которую два года просто провожал с Ириной и Александром во время учёбы, о которой часто думал и потом в пыльном степном районе дикого Запада США. Сергей думал, что их последняя ссора перед его отъездом в США пройдёт, забудется, но ничего не изменилось и в день его приезда из длительной командировки. Он думал, что никого лучше уже не встретит. По крайней мере ему не встречались те, с кем ему хотелось бы находиться всегда рядом, независимо от настроения.
  И вот теперь этот взгляд. Почему она такая красивая?  Как теперь объясняться с Петровым? В теперешней ситуации ему тоже было не сладко, дело-то не двигалось, а информация за рубеж наверняка шла. Петров же о Сергее пока ничего не знал.
   В комнату вошёл директор ДК:
Виктор Иванович (Гульбина теперь все называли Виктор Иванович), не можем концерт продолжить! Кричат бис!
   Гульбин встал, новое имя немного вернуло ему обычное состояние. Он вышел на сцену, сердечно всех поблагодарил и сам объявил следующего исполнителя. Зрители проводили его бурными аплодисментами. Быстрым шагом он пошёл по коридору, перед выходом на первый этаж посмотрел вглубь зимнего сада, находящегося здесь же в ДК. В дальнем углу у окна стояла Ирина и рыдала. Плечи её вздрагивали, никого рядом не было.
   Гульбин случайно услышал перед смотром, что через пару месяцев Ирина выходит замуж. Неужели она плачет из-за него? Но какая Ирина? Эта или другая?
   Сердце Сергея сжалось, он быстро сбежал по лестнице, закрылся у себя в кабинете и включил магнитофон.  Медленно зазвучал мощный голос органа. Комнату заполнила Токката ре-минор Баха.
   Надо было что-то менять. Не думал он, что так трудно ему будет работать у себя на Родине. За четыре года его сердце не дрогнуло так перед чудесными девушками Запада, хотя были там и прекрасные, и умные, и пылкие, но все они не могли сравниться с этим взглядом. Сергей почувствовал, что влюбился. Рука крепко сжала виски, орган звучал всё сильней. Музыка словно понимала его состояние.
   *
Петров уже неделю не мог увидеть Ирину. Либо она до позднего вечера оставалась в лаборатории завода, либо он до ночи разбирался с этим странным убийством в районном парке. По телефону же он не любил разговаривать о своих делах. Тело нашли только на третий день.
   Парк был большой, старинный, а весь народ отдыхал на берегу реки – погода стояла прекрасная.
   Следов собака не обнаружила. Пули были из немецкого браунинга. Выводов было два: либо убил окопавшийся с войны агент,  либо браунингом пользовались с целью запутать следствие и искать несуществующего старого агента. Второй вариант не очень подходил.
    Труп опознали только вчера. Это был музыкант из областного ресторана “Турист”.
Петров, служивший здесь не столь давно, не мог объяснить причины убийства.  Водитель автобуса видел этого парня без вещей. Его коллеги-музыканты даже не знали о его отъезде в райцентр и о поездках вообще. Ясно было одно: враг был здесь, ходил рядом с убитым. Подозревал он немногих, но и эти люди могли допускать ошибки. Враг же должен был действовать наверняка, осторожно. Петров от досады начал нервничать, но взял себя в руки. Он должен был пресечь дальнейшее зло хотя бы после смерти музыканта. Александру было не по себе, что обыкновенные музыканты из ресторана ходили все, как один,  в импортных вещах, не продающихся даже в валютных магазинах “Берёзка”, а уж в торговую сеть их даже и не завозили, а простой человек за одну их вечернюю растрату месяц должен работать. Ему стало противно при воспоминании об убитом – даже нижнее бельё было иностранного производства. Как он ещё внутренности себе не поменял?!
    Александр вызвал машину и уехал в областное управление на совещание. Генерал дал добро на операцию. Пора было прекращать этот бестолковый  ажиотаж вокруг тряпок, безделушек и прочих “супер”-вещиц, тем более, что несколько подростков уже заразились от иностранной жевательной резинки.
   *
   Через неделю в субботу началась крупная проверка «злачных» мест. Привлекли сотрудников областного управления ОБХСС (отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности), народных контролёров – крепких заводских ребят, работников милиции, комсомольский оперативный отряд.
   Несколько сотрудников ОБХСС из районов заказали столик и сидели, как гости, уставив стол множеством разнообразных блюд. В банкетном зале специально заказали банкет на двадцать персон, благо был повод – шестая годовщина открытия гостиницы. Не знали только точного финала торжества. За туалетом у стоящего недалеко кинотеатра уже наблюдали два парня и две девушки из комсомольского оперативного отряда и переодетые сотрудники милиции. Торговля в туалете шла с переодеванием полным ходом, задача была – запомнить лица. 
   Операцию начали в восемь вечера, начальник отдела БХСС города зашёл в кабинет директора ресторана. Тот быстро встал и не знал – улыбаться или подождать.
    Мы рейд проведём сейчас, вы нам поможете, будете, так сказать, свидетелем, - сказал одетый в гражданское майор. 
    Директор дёрнулся было к двери подготовить коллектив, но майор сказал:
Не спешите, мы сейчас документацию проверим, а вы поможете сейф открыть.
   У меня нет ключей, они у бухгалтера, - директор начал потеть.
   А он уже здесь, любезно согласился нам помочь, - майор открыл дверь и в кабинет вошёл бухгалтер и представитель ОБХСС.  Сейф открыли в присутствии директора.
  Да вы не волнуйтесь, товарищ директор, - успокоил его майор, - мы же ещё не начали. Пойдёмте лучше в зал, там вы нужней.
   После того, как они вошли в зал, четверо человек начали взвешивать заказанные блюда, ещё четверо вынули из дипломатов белые халаты и пошли на кухню. Официант с подносом грубо и нагло преградил им дорогу:
Что надо?
  Директор ресторана зло оборвал его:
Занимайся своим делом!
   А почему официант несёт на стол открытую бутылку, а не открывает при посетителях? - заинтересовался майор. - Проверьте качество и соответствие вина, - обратился он к дегустатору.
   Атмосфера накалялась, директор был весь багровый, официанты не знали, что делать. Неожиданно к дегустатору подошла девушка и попросила проверить их вино тоже, потом подошёл парень с той же просьбой. Всего шесть столиков просили определить сомнительный кагор. Всё оказалось обычной подделкой. Взвешивание нетронутых ещё блюд с пяти столиков, разрешивших взвесить содержимое блюд, показало, что из четырёх блюд по весу получалось два целых семьдесят пять сотых блюда.
  На кухне творилось непонятное, один холодильник никак не открывался. Шеф-повар говорил, что он только что установлен, пустой. Подошедший директор утверждал то же самое и ещё что ключ потеряли, завтра сделают новый.
   Тогда майор сказал:
Ну, что ж, вспомним молодость. - До ранения он работал в уголовном розыске. Майор достал что-то из кармана и подошёл к холодильнику. Через минуту дверца открылась. Один отсек был завален дефицитами, которых в меню не было давно. Второй отсек напоминал стол объедков и остатков. Аккуратно обрезанные кусочки лангетов, антрекотов, остатки шашлыка, наваленные горкой маслины, маринованные и солёные обрезанные огурчики, чёрная икра, горка осетровых рыб, некоторые кусочки её тоже были обрезаны. Внизу стояла большая кастрюля с вином. 
   Майор повернулся к одному из сотрудников:
Володя, быстро в бар и проверь там всё. Особенно посмотри вино. Он с отвращением посмотрел на директора, тот перекатывал желваками.
  Шеф-повар оправдывался:
Это вчера после банкета осталось, обещали сегодня придти, но почему-то нет.
   Перестаньте врать, - повысил голос один из проверяющих, - я вчера здесь был, никакого банкета у вас не было!
   Шеф повар уставился в котёл.
   Владимир Иванович, - обратился проверяющий к контролёру, - срочно пригласите понятых.
Майор посмотрел на директора:
Значит, из лангета делаете бефстроганов, а из бефстроганов – котлеты по-киевски? А что ж из котлет делаете? – он указал на половинки и четвертинки шницелей. Опять котлеты?
    Директор поднёс руки к груди и запричитал:
Я не знал об этом, не знал.
   Врёшь! – закричал на него шеф-повар, - это твоя идея! Ты всё своей паттаскухэ рога украшаешь, а теперь – “ничего не знал”, – передразнил директора шеф-повар. Сильный кавказский акцент придал фразе смешное звучание.
    Директор закричал:
 Молчи, подлец!
   Майор быстро вывел директора в подъехавшую милицейскую Волгу.
  Чуть раньше началась операция на барахолке. Четыре машины подъехали к кинотеатру. Две женщины в милицейской форме вошли в стоящий за кинотеатром туалет. Девушки из комсомольского оперотряда подошли поближе к выходу, став в проходе между кабинами и небольшим зальчиком с умывальниками. 
  Послышался голос сотрудницы милиции:
Товарищи, проводится рейд, кому здесь ничего не нужно, прошу освободить помещение.
Всем в кабинках стало ничего не нужно. Девушки, стоявшие у выхода, приглашали уже известных активных продавщиц в стоявшие рядом машины. Пытавшихся выбросить вещи по пути, девушки вежливо возвращали  за их потерями.
Восемь человек посадили в микроавтобус сразу же.
   Точно такая же операция была проведена и в мужском туалете с той лишь разницей, что четыре молодых человека в штатском помогали милиционерам выводить подвыпивших молодых наглецов. Среди этой публики оказалось двое прилично одетых пожилых гражданина, по виду иностранца. В двух кабинах туалета после рейда обнаружили набор дефицитных товаров, распиханных по углам.
  Вдали, у ресторана, стоял Петров и наблюдал. Одна из девушек, не замеченная в спекуляции, быстро пошла к ресторану. Петров спокойно обогнал её и вошёл перед ней. Девушка подошла к оркестру и что-то шепнула гитаристу. Тот отложил гитару и пошёл ко входу в гостиницу. Петров пошёл за ним. Лифт медленно пошёл вверх. Петров побежал по лестнице, двери лифта уже закрывались на 5 этаже. Он прислушался. В номере напротив разговаривали. Александр подождал, никто не выходил. Тогда он постучался в номер. Открыл пожилой мужчина.
Извините пожалуйста, можно попросить спички, - сказал с прибалтийским акцентом Петров, - мои закончились. 
   Минуточку, - сказал пожилой мужчина.
   Петров старался заглянуть внутрь, когда мужчина повернулся, но тот закрыл дверь. И всё же в номере он заметил молодую девушку.
  Дверь соседнего номера открылась и оттуда вышел гитарист с сумкой. Петров остановил его:
Подождите пожалуйста, вы гитарист из ансамбля?
  Парень поглядел на странного любопытного, но не ответил.
  Пожилой мужчина вынес спички. Петров взял две спички и, поблагодарив, отдал коробок.
   Нам поговорить надо о вашем коллеге, - обратился Петров к гитаристу, - зайдём в номер.
   Я спешу, - ответил гитарист и нажал кнопку лифта.
  Я тоже, мы недолго, – ответил Петров, стал перед дверью лифта и показал служебное удостоверение.
   Там женщина спать ложится, неудобно тревожить. – ответил гитарист.
   Ничего, я отвернусь, пока она оденется, - он взял под руку и аккуратно повернул гитариста к двери номера.
   Я её плохо знаю. Я не пойду туда, - сопротивлялся гитарист.
   Я войду первый, - ответил Петров и тихо постучал в номер.
    Из двери выглянула женщина лет тридцати пяти, вся в золоте,  немного навеселе.
   О, вас уже двое? – она распахнула гостям дверь и зашла обратно, заметно виляя всем, чем только могла.
   Это из милиции, - зло сказал гитарист. Дама сразу же застыла. Руки её опустились, но через  секунду она уже приняла дежурную улыбку и выставила шампанское, чёрную икру и апельсины.
.. Что-то случилось? – начала хитрить она.
.. Случилось, - ответил Петров, - я позвоню с вашего разрешения. Он набрал с внутреннего телефона номер администратора гостиницы. У аппарата стоял человек из областного управления.
    Николай Иванович, я в номере 510, поднимайтесь.
   Через пятнадцать минут номер превратился в выставку. Здесь можно было найти всё – от модного пиджака до иностранной молнии с чёртиком, застёгивающим и расстёгивающим молнию своим языком.
    Когда дело дошло до паспортов, дама занервничала, грозилась пожаловаться в исполком. Её, как и гитариста, отправили на машине в отделение милиции. Ничего общего с напоминанием об убийстве Петров не нашёл.
   В милиции ресторанных дельцов допрашивал майор со старинной  грузинской фамилией.
Не стыдно Родину позорить? - спросил он шеф-повара. Тот молчал. Ты родную мать позоришь, как Ты ей в глаза смотреть будешь? – майор гневно посмотрел на повара.
   Шеф-повар медленно встал и решительно сказал:
Я всё расскажу!  Директор ресторана ввёл широкий подкуп. Подкупал деньгами, дефицитами, бесплатными угощениями, не брезговал и женщинами, одну из которых “по договорённости” с директором гостиницы содержал в 510 номере. Тряпки скупал у иностранных туристов с помощью музыкантов. Боялся он только Шуру Дымова – тот ему несколько раз предлагал повысить зарплату музыкантам и директор ресторана беспрекословно выполнял его требования. И даму эту в 510 номер Шура привёл.
  Когда произвели обыск на квартире директора ресторана, то нашли увесистый саквояж с советскими купюрами и иностранной валютой. Рядом в тайнике хранилась и мелкие иностранные монеты.    Работа велась с размахом: детишки обменивали у иностранцев свои значки на их сувениры, монеты и безделушки. Шура Дымов и его компания замечали таких ребят и потихоньку втягивали их в собирательство иностранной валюты и за пустяки обменивали на мелочь и жвачку, зарабатывая при этом неплохие деньги, которую меняли в валютном магазине через знакомых или подставных лиц на бумажные купюры покрупнее. Директор ресторана за валюту давал советские деньги, особо хорошо платил за крупные банкноты. Так раскрылась ещё одна тайна, которую не могли раскрыть весьма долго, – центр сбора валюты в городе. Потом она отправлялась на нужды “доброжелателей” в столицу и валютных менял у магазинов “Берёзка”.
   *
  Махинации с документацией потянулись на склады, снабжающие ресторан. Но Петров решил не вникать в них. Это было уже делом ОБХСС. Он поехал обратно в район, проверил документы убитого Дымова. Они оказались настоящими. Экспертиза почерка письма, однажды изъятого у пьяного Дымова в милиции, показала, что почерк на письме - мужской, что человек писал довольно медленно и редко. Как ни странно, отпечатков пальцев на письме не обнаружили. Бумага была обычная, тетрадочная, а вот конверт оказался очень давний, видимо, была закуплена целая пачка  конвертов, чтобы не показываться часто на почте.
И тогда Петров решился на довольно сложный путь – проверить всех работников завода, с которого утекала информация, у кого был преклонный возраст. Петров проверял их документы, тщательно анализируя, получалось довольно приличное количества – больше ста ветеранов, кто не часто писал, но работал в том числе в закрытых цехах и в КБ. Выход был один – сличить почерки. Оставалось найти повод написать заявления на льготные путёвки в заводской профилакторий. Но завком не наберёт столько сразу: да и не все захотят поехать. Заявления на матпомощь? Не всем подойдёт, да и получали многие достаточно, чтоб получить лишние неогромные рубли. 
    Пока он думал, позвонил военком, интересовался общественными делами, они оба были депутаты, оба в одной комиссии. Петров сразу же спросил: можно ли вызвать сразу более 100 ветеранов завода и не воевавших по здоровью, чтобы они хотя строчек бы пять строчек написали, но обязательно сами, своим почерком.  Военком сразу же согласился, хотя работы было много. Можно было либо  заявления на какие-нибудь нужды от них взять, тем более, что они давно ведут такую работу, а можно и биографии уточнить для подготовки наградных документов для ветеранов войны и труда, сказать, что высокое начальство требует для истории.
   Работа началась в этот же день, к сличению почерков Александр приступил уже вечером. Пятнадцать листков он сразу же отложил – они совсем не были похожи по почерку. Одна биография его рассмешила. Старый рабочий в предложении “После ранения получил заболевание головы” пропустил букву “о” в предпоследнем слове.  Петров вспомнил школу, когда в слове “сказать” пропустил букву “т”, и его целых пять минут учительница упрашивала произнести слово без “т” так, чтоб после буквы “а” в конце слова прозвучал мягкий знак. Вот стыда было! Весь класс неделю потом катался от смеха над его попытками.
   Внимание Петрова привлекли пять биографий. Трое были из цехов основного производства, один гардеробщик и старый конюх, причём почерк конюха максимально подходил. Но враг мог и изменить написание хотя бы некоторых букв,  раз писал обычным почерком.
   *
   Заседание исполкома длилось уже два часа. Слушалось персональное дело председателя исполкома Промышленного района. Вопросы задавали все.
   Вы работаете два года, все планируемые мероприятия утверждаете лично, почему же ни в одном магазине до сих пор нет дефицитных товаров? Куда они испаряются? 
   Ответ был прост:
Мы проводим рейды. Проверки давали свои результаты: восемь продавцов отстранены от занимаемых должностей.
  И все взяты работать на базы. Таковы ваши результаты?
  Ответ: я лично указывал заведующим баз на это.
  Вы лично на заседании исполкома заслушали хоть одного заведующего базой, принявшего на работу уволенного за нарушения продавца?
  Ответ: Нет. Но всё всё отразили в докладе на пленуме райкома партии.
    Райком партии принял меры по ним, но вы же три месяца ждали до пленума, да и то вам ветераны торговли посоветовали об этом сказать. А вот почему вы на продавцах отыгрывались, хотя знали, что виноваты заведующие магазинами?
   Ответ: Их вина была неочевидна, трудно доказать было…
   А что доказывать, если это их прямая обязанность – честно торговать.  Скажите, какие меры вы приняли по сигналу группы молодых работников завода “Измеритель” о махинациях в ресторане “Турист”?
    Ответ: Я о таком сигнале не знаю.
   Он был напечатан в областной газете на странице “Народного контроля” в прошлом году. Вы не читаете её?
   Ответ: Почему же? Но все сигналы не успеваем проверять, много анонимных, часть не подтверждается.
    Скажите, кто вас рекомендовал в партию?
   Ответ: Директор ресторана “Феликс”, заведующая базой номер три и рабочий Павлов.
    То есть нынешний директор ресторана гостиницы Турист и ныне судимая Павлова? Вам не стыдно за них? Ведь вы могли не допустить такого позора, не так ли?
   Ответ: Я с ними потом не общался, работы много было.
    Зря, с ними и надо было работать. И последний к вам вопрос: каким образом ваш сын не служит до их пор в армии? Ведь все его сверстники давно отслужили. Военком удивился вашей талантливой выдумке с болезнями, неизвестными миру. Вы же теперь своего сына прямо из ресторанного оркестра фактически на скамью подсудимых отправили! Словом, картина ясная, с обязанностями председателя вы не хотите справляться.
   Председатель собрания позвонил первому секретарю райкома. Тот ответил:
Будем менять, кадры утверждены, завтра постановление будет распечатано и разослано.
   *
   В результате проверки “Народного контроля” были заменены два директора (гостиницы и ресторана при гостинице) и четыре заведующих магазинами, сбывавших дефицит в ресторане по завышенным ценам. В течение последующих трёх месяцев ни одна проверка не находила под прилавками ни одного “залежавшегося” дефицитного  товара. “Чёрный рынок” тоже не появлялся. По утрам в магазинах стали появляться модные  вещи, которые раньше можно было увидеть только одетыми на ком-то. В снабжении города появился порядок, даже центральные газеты приводили его в пример.  Правда, ни одного  продавца не видели ни в очередях продовольственных магазинов, ни в очередях  универмагов. Но на это уже  обратили внимание в “Народном контроле”. Не меняет же рабочий шестерёнку на колбасу, почему же продавцы имеют право приоритетной покупки излишнего для них дефицита и продажи друг другу по знакомству? Контролёры готовили серьёзный рейд.
   *
   Сергей Гульбин сидел у себя в комнате. Раздался звонок.
   Виктор Иванович? – спрашивал чей-то старческий голос.
   Я, - Гульбин впервые слышал этот голос.
   Вы рыбки не желаете-с? – спросил голос.
   Что говорите, не расслышал, - насторожился сразу же Гульбин, но проверить вопрос не мешало бы. А вдруг случайно совпало?
   Вы рыбки не желаете-с, Виктор Иванович? – повторил старик. 
   Я не против, а когда угоститься можно? – ответил Сергей.
   Да вот поймаю ещё одну, а потом вы и сами научитесь, вкус к рыбалке приобретёте, себе к празднику побольше наловите, а то ведь через месяц свадьба.
   В трубке зазвучали короткие гудки. Сергей быстро набрал нужный номер АТС.
Алло, откуда сейчас в ДК завода звонили?
   Сейчас узнаю, - ответила девушка. Через несколько секунд она ответила:
Звонили из вашего же здания, из кабинета директора ДК.
   А вы простыли, наверное? - заметила девушка, - голос уж больно изменился.
Да, спасибо, - он положил трубку.  Не всё он отшлифовал в своём голосе. Так и враг может спутать, - подумал Сергей о замечании перепутавшей его голос дежурившей телефонистки.
   Он вышел из своего кабинета и пошёл к кабинету директора, который был с другой стороны сцены у запасного выхода. Дверь директорского кабинета была открыта, никого не было. Запасной выход тоже был открыт, рядом с выходом на улице стояла лошадь с телегой цветов, вечером должны были состояться проводы призывников. Конюх шёл от выхода ДК к телеге.
   Гульбин спрятался за дверь. Конюх взял цветы и опять поднялся на сцену.
   Вот – полуграмотный, угрюмый, давно здесь живёт, да и на завод частенько ездит. – подумал Сергей и неслышно прошёл обратно в свой кабинет, оттуда вышел из Дворца культуры, как обычно  через главный выход, и пошёл в ресторан “Витязь”.
 К нему подошёл молодой человек и положил меню.
   Что будете заказывать, Виктор Иванович? – спросил официант, в котором Гульбин узнал связника.
  Я бы хотел заказать вот это, -  и он показал на последнее печатое слово на последней странице меню: “Отпечатано в типографии №…, г. Москва. Последнее слово официанту было ясно. Гульбин тихо добавил: А ещё разрешение на арест конюха из заводского цеха подсобного хозяйства, скорее всего это он. С сегодняшнего дня надо следить за ним. И передай главное: через месяц старик по телефону мне назначил свадьбу.
  И добавил погромче:
 Ну и кофе с лимоном.. - Гульбин отдал меню.
  А харчо и лангет – не против? – спросил официант. Сергей кивнул головой и медленно осмотрел зал..
  *
  Вечером  конюха не было дома. На двери был замок. Лейтенант Пудов подождал немного и пошёл вдоль улицы. Приходилось ждать. В девять вечера старик с сумкой  и удочкой зашёл домой. Интересно, что ж он ловил или готовил лювлю? – подумал лейтенант и пошёл звонить в Управление.
  Срочно приезжай, Петров тяжело ранен, - раздалось в трубке. Лейтенант побежал к автобусу.
   Петрова ранили двумя выстрелами недалеко от дома. Откуда стреляли – не ясно. Начальник милиции тоже звонил в управление.  Там сказали, что брать только завтра.
  Кого? – не понял лейтенант.
   Завтра узнаешь, следи всю ночь.
   Старик вышел к телефону-автомату и позвонил Гульбину в ДК, там ещё шёл концерт эстрадного ансамбля.
   *
   Гульбин успел вернуться из ресторана и поднял трубку в своём кабинете.
Завтра отошлёшь письмо дяде на Центральный почтамт, Павлову Ивану Петровичу. Напишешь: рыбы наловил, скоро приеду. Письмо опусти где-нибудь в области, а не здесь.
Разговор на этом закончился.
  Гульбин позвонил на почтамт. Та же девушка ответила, что звонили с автомата на Озёрной.   
   Сергей теперь не сомневался, на Озёрной рядом с телефонной будкой жил конюх. Гульбин позвонил своему официанту и предупредил, чтобы не трогали пока старика, появился ещё один клиент в Москве на Центральном почтамте, с той же фамилией, что и на первом письме. Завтра он едет в область.
   *
Утром Петрову сделали вторую операцию, но врачи были бессильны.  Два ранения в голову, большая потеря крови. Он ещё чудом жил. Из области в районную больницу приехал генерал Домбров, надеясь услышать от Петрова хоть какое-то слово об убийце. Ждали профессора из Москвы. В 10-30 сердце Александра остановилось.
   Генерал вышел из больницы. Надо было ехать за папкой Александра Петрова. Время играло на врага. Волга генерала остановилась у здания администрации. В сейфе Александра лежала папка, на первом же листе в которой – фамилия, имя и отчество конюха и его адрес.  Вторым лежал листок с писаниной конюха из изъятого милицией у пьяного Дымова письма.
   Генерал взял второй листок, положил к себе в папку и позвонил в ДК завода:
Это я, Виктор Иванович, узнал? – Добров звонил в открытую, но имя-отчество кодировал.
   Конечно, - Сергей боялся сказать что-либо ещё, но радость, что генерал разговаривал с ним через столько лет разлуки, придавала ему сил.
   Петров только что умер в больнице от пуль, - Домбров тяжело дышал в телефонную трубку.
   Сергей молчал.
   Выедешь в область, там и о нотах поговорим, - генерал повесил трубку.
   Ноты были ясны для Сергея – надо было выбрать инструмент, чтобы сыграть ещё одну нелёгкую мелодию – беседовать с убийцей и не выдать себя ни одной интонацией.
   Гульбин взял трубку, медленно набрал номер:
Ирина! Это Виктор Иванович, Здравствуйте.
   Ирина радостно поздоровалась.
   Ирина, только что от пулевых ранений в больнице умер Саша. Я не могу быть с ним сейчас, завтра вечером я зайду к вам.
   Ирина молчала.
   До свидания, - Сергей хотел подождать ответа, но положил трубку.
   *
Такси остановилось на  центральной площади. Сергей пошёл сразу в здание почтамта. В кабинете руководителя его уже ждал Домбров.  Говорили долго, всё учли до мелочей, но трогать конюха не решились, не хватало некоторых данных: по какой системе он пишет письма, в какой последовательности меняет почтамты в Москве, если вообще их меняет, есть ли с московским адресом прямая связь, кто привозит деньги за его письменную информацию, зачем ему понадобилось стрелять в Петрова?
   Сергей вечером вернулся в свой кабинет в ДК, через полчаса зазвонил телефон. У трубки опять был старик. Он что – следит за мной или просто часто звонит – нервничать стал? – подумал Сергей.
   Конюх говорил медленно, будто был пьяный:
Ну что, Виктор Иванович, опустили письма?
    Да, в области, - ответил Сергей.
   Ну, и ладно. А я вам, Виктор Иванович, дорожку прочистил на рыбалку, теперь ваша рыбка от вас ни к кому не уплывёт, - услужливо сказал старик.
   Гульбина передёрнуло от этих слов. Получается, что Петрова убили, чтобы он не мешал свадьбе с дочкой профессора через месяц?
   Сергей машинально выпалил:
Алло! – он боялся, что старик положит трубку, - послушайте, рыбка-то ещё слишком далеко, до неё только на хорошей машине доехать можно, да и балованная она теперь, в масле плавает!
   Ну и что? – не сразу понял старик.
   Так вот я и говорю: купить бы машину хорошую, престижную, а там совсем другие возможности для рыбалки. Я небогатый, одолжил бы кто на первое время.
   Сколько? – спросил старик.
   Ну не по телефону же, - схитрил Гульбин, пытаясь заставить старика выйти на встречу с ним.
   Ты говори,  – старик был явно не очень трезв, иначе  не стал бы об этом говорить по телефону. Но неужели он был настолько нелюбознателен? Ведь в газетах уже писали о прослушивании отдельных телефонных разговоров в США, неужели ж он нас дураками считает? – промелькнула в голове у Сергея, но он спокойно ответил:
   Двадцать пять.
   Зачем столько? – удивился старик.
   Машина, бензин, да блёсны получше, а то ведь уйдёт рыбка.
   А вы постарайтесь хитростью, да ловкостью, - начал вдруг упираться старик.
   Сергей ответил спокойно:
Мне рыба нужна не дешёвая, которую я и в столовой выловлю за свои. Мне нужна такая, чтоб она с золотой блесной в губах плавала, чтоб потом рыбака любой профессор уважать стал, на рыбалку с ним захотел поехать, беседы вести, понятно? – повысил голос Гульбин, в открытую выдавая цель заграничного задания страрику.
  Ну, ладно, уважим профессора, а сегодня посмотри рыбку-то, она в аквариуме сейчас.
   Рыбку я завтра посмотрю, сегодня вода мутная, вы ж дорожку расчистили, вот пыль в воду и попала, -  Гульбин ещё не верил, что убийство произошло из-за него, но проверить это было ему необходимо.
   Да вы не бойтесь, народа не было, я без любопытных рыбачу, без шума; рыба хоть и крупная была, а на земле сразу успокоилась. Так что вам теперь она в воде не помешает, - старик не называл вещи своими именами, боялся их настоящих названий, с войны боялся.
   А рыбнадзор не строгий? Места-то заповедные, - спросил Сергей, начиная проверять ещё одну версию.
   А я его не информирую заранее, - огрызнулся старик.
   А дядя не обидится, что без его ведома промышляем? – спросил Гульбин.
   Не обидится, он эту рыбку сам заказал, - усмехнулся старик.
   Значит, связь с Москвой у Мардианова была не только письмами. – подумал Сергей и снова спросил:
   Так надо как-то передать, что поймали рыбку-то в хорошую погоду, не промокли, - Гульбин пытался этой фразой толкнуть Мардианова на посылку ещё одного письма, тогда можно по трём адресам проследить систему в почтамтах и вести игру с ответом.
   А вы сегодня и передали, - ответил старик. Жаль, что вчера о своих затруднениях не сказали, придётся письмо вам слать авиа, сегодня же, а то  ведь и дойти не успеет.  Я вечером текст скажу.
   Гульбин позвонил в управление. Теперь он мог работать более уверенно, поскольку враг себя выдал, но надо было узнать: есть ли у старика шифр или он запомнил его по памяти? Начальник управления быстро выслал сотрудника, присланного из области для завершения операции к дому конюха. Тот подошёл к своему коллеге: следившему за стариком и выяснил обстановку.
  Старик сидел дома, но подойти ближе к его окну, чтобы что-то проследить, не представляло никакой возможности. У окна бегал большой пёс и часто лаял даже на прохожих вдалеке.
   Из соседнего дома вышел маленький мальчик. Переодетый в гражданское лейтенант Пудов спросил у малыша фамилию, тот ответил: Васильев.
А где живёшь?
Малыш ответил: Вот тут рядом.
А как папу зовут?
Василий Васильевич.
Лейтенант протянул малышу значок с самолётом:
А где он работает?
Малыш прицепил значок к рубашке и ответил:
В школе учителем, – и побежал к ребятам, игравшим через дорогу.
.. Подойдёт, - подумал Пудов и быстро пошёл к двери конюха. Пёс залаял. Пудов стукнул и толкнул дверь – она была закрыта. Он подбежал к окну и заглянул внутрь. Старик прятал бумажки и книгу в ящик стола. Теперь всё ясно, место, где шифр - найдено.
   Что стучите? Поспать не дадут, - ворчал старик за дверью.  Щёлкнул звонок и конюх вышел на крыльцо.
  Здравствуйте, - поздоровался человек в штатском, - Васильевы здесь живут?
   Рядом, - старик кивнул кивнул на соседний дом и недовольный ушёл. Пудов забежал к соседям и поинтересовался: не проверяли ли у них газ, а то скоро плиты новые придут, менять будут плохие. Отойдя подальше,  он уже звонил в управление о толстой книге в зелёном переплёте.
   *
   Гульбин думал над словами конюха: почему письмо может не успеть дойти? Агент уедет куда-то? А может сюда приедет? Надо генерала предупредить, но где конюх с агентом встретятся? Наверняка без свидетелей, а значит - в уединённом месте, где-то за городом. Но старик только рыбачить за город ходит и, вероятнее всего, там и встретиться, а значит, конюх выйдет с удочкой. И агенту есть повод приехать сюда - рыбалка здесь чудная, даже с Северной столицы прилетают порыбачить в отпуск,  а с Москвы даже ближе! Агенту отпуск не нужен, а вот повод для отлучки с работы или службы – отличный.
   *
   Сергей зашёл к Ирине только поздно вечером, когда закончились похороны. Она очень переживала смерть Саши. Это был первый и лучший друг за всю её недолгую жизнь.
   Гульбин осмотрел комнату, всё было аккуратно расставлено, у окна – рояль, излишней скромности в комнате не было. У стены висел портрет погибшей в 1942 году бабушки Ирины, она была преподавателем музыкальной школы. Говорили, что профессор после войны в церковь часто стал ходить. Думали – веровать стал. Но он приходил не в теперешнюю церковь. Сюда фашисты согнали жителей, пойманных во время облавы. Часть допросили и отпустили, а восемнадцать человек расстреляли за связь с партизанами – прямо в церкви. Долго он ходил туда, всё смотрел на следы пуль в стене. Какая-то пуля пронзила там и его жену. Её у окна нашли, лицо так и осталось спокойным.
    Только после долгих бесед профессора убедили переехать в другой город. Здоровье у него ухудшалось, а надо было воспитывать внучку. Отец и мать Ирины погибли в автомобильной аварии. С тех пор все деньги, превышавшие средний заработок рабочего, профессор направлял для поддержки организаций, борющихся за мир, а теперь, после образования Фонда мира, перечислял их туда.
   В комнату Ирина внесла чайник с чаем и чашки и жестом предложила Сергею присесть. Гульбин подошёл к столу и, поблагодарив,  молча сел.  Надо было говорить правду. Ни ум, ни сердце не могли врать Ирине, особенно в такой момент.
   Я хочу сказать Тебе одну вещь, – Сергей хотел предупредить, чтобы Ирина молчала о сказанном, но раздумал, не такой она человек, чтобы делать необдуманные поступки, - Ирина, я музыкант лишь в часы досуга, основное же моё дело, как и у Саши.
   Ему тяжело было говорить о своём соратнике, друге. Ещё звучали в ушах выстрелы почётного караула, отпечатывались в висках прощальные слова старого генерала.  И всё-таки надо было говорить. Не мог он расслабляться от ударов. Врага надо было встречать ешё более сильными ударами, иначе победы не достигнешь.
   Я буду работать с Твоим дедушкой. Если хоть что-то заметишь подозрительное или неясное, звони мне или по этому телефону, - Сергей отдал ей листок.
   *
   Утром генералу принесли результаты проверки документов и выданных «от заграницы» денег Гульбина. Много работы он дал правоохранительным органам, но те с честью справились.
   Фамилия Сергея оказалась ещё у одного человека. Его “двойник по паспорту” утерял свой паспорт и жил без него, никому не сообщив, уже третий год, фотографию же ловко приклеили. Деньги были собраны бессистемно, но обращались многие в Москве. Вполне вероятно, что это подарил кто-то из отъезжавших за границу “доброжелателей”, в обмен на валюту “помогавших побыстрее выезжать”, конечно. Но генерала интересовало другое: оставалось двадцать дней до свадьбы. Старик тоже не звонил Гульбину. Чего-то ждал.
   В дверь генерала постучали:
Из Москвы телеграмма.
   Давайте, - генерал взял текст:
 Интересующее вас письмо вскрыто и аккуратно заклеено вчера ночью. Отпечатков нет, ведём наблюдение за подозреваемым. Ждите его сегодня вечером вашим фирменным поездом. Приметы нашего сотрудника, следующего за подозреваемым…
   Генерал отдал распоряжения и выехал в райцентр. Руководить операцией решил сам. Хватит жертв. Пора брать Мардианова после встречи с прибывающим.
    *
   На время встречи Гульбина отозвали в область на совещание по случаю начала областного смотра. Все сотрудники районных отделов и четверо из областного управления расположились в местах предполагаемой встречи.
    В 12-00 поезд прибыл к перрону. «Незваный гость» вышел из вагона. Из соседнего вагона вышел парень в куртке и замшевой кепке, в руке – спортивная сумка «Адидас». С ним поздоровались, обменялись паролями и пошли за «гостем» уже без парня в замшевой кепке.
   Гость сел в такси и уехал в райцентр. Всю дорогу на значительном расстоянии впереди шёл красный «Москвич», то чуть удаляясь, то приближаясь. Сзади такси с «гостем» на расстоянии около одного-двух километров шла белая  «Волга».
   В 13-00 такси остановилось на вокзале. Пока гость садился в автобус, следующий к реке, белая «Волга» сразу же пошла дальше. В автобусе находился работник из  областного управления с удочкой и всё время разговаривал с собачкой соседки и о собачке с соседкой. У реки он вышел и пошёл с удочкой к берегу. Следом за ним шёл ничего не подозревавший  гость. Возле места, где сидел конюх, они разминулись. Работник управления с удочкой прошёл шагов двадцать вперёд и сел. Гость сел в двух метрах от старика и спросил: «Клюёт?»
   Да, на червя идёт.
  Гость присел, осмотрелся и вынул банку.
Эх, грузило забыл, не постережёте червей, пока поищу чего-нибудь? – попросил “гость.
   Старик взял банку “гостя”. Пододвинул её к себе поближе, рядом со своей такой же.
   Через минуту “гость” вернулся:
Нет, ничего не нашёл, придётся дальше пройтись поискать, -  и он забрал банку конюха.
    Ещё через пять минут поднялся и конюх. Он быстро пошёл в сторону дома. “Гость” тем временем дал небольшой крюк по извилистому берегу реки и сел на обратный автобус. Через пятнадцать минут на такси он уехал из райцентра к поезду. После отхода поезда генерал отдал приказ начать вторую часть операции.
   *
   Перед тем, как конюх вернулся в дом, его верного пса накормили мясом со снотворным и тот мирно спал в будке.
   Когда конюх раскрыл коробку, его руки затряслись - она была целиком набита сторублёвыми банкнотами. Старик выгреб их и спрятал в стол и в эту минуту ему постучали. Он быстро запер деньги и испуганно спросил:
Кто там?
   Телеграмма из Киева…
   *
На допросе Мардианов сознался не сразу, но улики были против него. Семью его действительно расстреляли немцы, но ему ничего не сказали. Он тогда был в концлагере далеко от родных мест. Там его “обработали” – обманули, что родители его погибли от советской бомбёжки, запугали и отправили в чужой район как глубоко законспирированного агента-осведомителя. К родственникам ехать он боялся, в концлагере с ним были его земляки и об их дальнейшей судьбы он ничего не знал. Правда могла всплыть.
   Лишь увидев документы о расстреле фашистами его родителей, он всё рассказал: цели его работы, методы и выдал немецкого агента, на которого он работал, который платил ему все годы одинаково, ни копейки не добавлял.
   *
   Дело “гостя” получило размах, вылилось в дело “доброжелателей” из ресторанов, собиравших разговоры, потом они замкнулись на иностранном посольстве, покупавшем  подобные сведения. Работа “гостя” дальше шла уже под полным контролем управления. Информация ему от Гульбина поступала регулярно. О свадьбе в письме было отмечено: проведена в срок. Настоящая же всё ж состоялась несколько позже. Уже через год Сергей устроил на завод ещё одного “помощника”, которого потом отправил за рубеж с очень “ценной” для них информацией.
   *
   Папа, расскажи про лягушонка, - просил маленький наследник Гульбиных, улёгшийся в мягкой кроватке. Папа шептал:
Однажды поздно-поздно вечером маленький лягушонок шёл на вечернюю прогулку по болоту: чап-чап-чап, а потому увидел большу-у-у-ю цаплю и тихонечко пошёл назад…
   Пач-пач-пач, - закончил наследник, повернулся на бочок и добавил: спать-спать-спать.
   Утром Сергей уже собирал вещи. Его направляли на новое место – заменять в Москве “гостя”, отозванного за рубеж, за провал нескольких доброжелателей из ресторана, так и не успевшего доехать с донесениями даже до Берлина. На месте опять оставляли “конюха”, которого удачно подменили пожилые коллеги Сергея, удачно выполняя функции двойника на период получения денег. Новый музыкант только готовился.
   *
   Ирина взяла сына на руки и стала говорить: вот там – Кремль, там – проспект Калинина, там – Университет, а там кто?
   Папа-а-а! – сын вырвался из её рук, подбежал к отцу и забрался на его плечи, говоря:
Посмотри, как красиво, - показывал он ладошкой папе,  - вот там – Кремль, там – проспект Калинина, там – Университет, а там – мама!
______
© Сергей П. Емельченков. 1981- 82 годы.