Силы небесные, помогите

Отрывок из повести «Барак на улице Безымянный ручей»

Наша семья – это мама и  четверо её невероятными усилиями выживших детей -  через четыре долгих года возвращалась после эвакуации из Архангельской области туда,  где жили до войны  на крайний север в город Мончегорск. На второй день нам вручили извещение о гибели отца. Он погиб ещё в августе 1941 года в Лоухах.в Карелии. Похоронку мы не получили по каким причинам и всю войну надеялись, что он жив и вернётся. Мама даже ему сохранила одежду: костюм,  рубашку, ботинки - не выменяла на продукты. Но эта надежда рухнула. Погиб. Не вернется.

 Семью поселили в бараке, на окраине города в посёлке Монча, где не было даже питьевой  воды, её привозили в бочке на лошадях. Как жить? Разруха,  голод, холод в бараке. Мама заболела, была сильно истощена,  по решению медицинской комиссии работать не могла из-за непригодности по состоянию здоровья. Старшие брат и сестра пошли на работу, получали сущие копейки за свой труд. Младший брат в Ф.З.О.  Продукты по карточкам, огромные очереди в магазинах. Первый послевоенный год, самый тяжёлый, мы кое- как просуществовали в голоде и болезнях. Чтобы выжить - надо было искать какой- то выход.

И мама, посоветовавшись с детьми, решила, что на лето мы с ней, а мне исполнилось на то время шесть лет, будем уезжать в довоенный посёлок лесорубов Витю Губу, где жили до войны, по статусу врагов народа, и где отец построил дом. Посёлок закрыли, так как всех мужчин призвали на защиту Родины и почти все они и погибли на той проклятой   войне.

. Но дом, то наш остался – там,  на берегу озера,  кишевшего рыбой, рядом лес с грибами и ягодами. Будем ловить рыбу, делать запасы, переправлять на Мончу, чтобы мы окрепли, набрались сил и забыли этот  проклятый голод. И ещё мама  приобрела  козу Маньку на рынке взамен папиного костюма,  который берегли всю войну для него.

 И вот началось наше первое трудовое лето  в этом заброшенном посёлке в доме на берегу чудесного озера Имандра, благо, что не только дом  сохранился, но  и  лодка и сети. Утром при лучах восходящего солнца мы ставили сети и вечером из них выбирали рыбу.  солили  в небольших кадушках. Днём  собирали грибы,  ягоды, вечером их сушили, мариновали, варили  варенье.

 Сообщения с городом не было,   лишь изредка заходил рыболовецкий катер и в воскресные дни, пробегая   двадцать километров вдоль проходящей рядом высоковольтной линии,   старший брат Иван  приносил нам хлеб и забирал наши соления,  столько сколько мог  унести в рюкзаке. За лето мы окрепли на свежем воздухе, рыбе, ягодах, молоке.

В середине августа осень начала вступать в свои права, торжествуя разнообразием красок:
появились первые жёлтые листья на берёзе, осине и рябине с  её красными гроздьями ягод.

  Маме, каким- то образом удалось отправить наши запасы на Мончу. Заготовили много, год оказался для нас удачным. А вот нам предстояло вернуться пешком по линии электропередач по еле видимой тропинке длиной в двадцать километров. Получилось так, что в тот день, ясный и солнечный когда мы рассчитывали тронуться в путь, коза, как выразилась мама,  » загуляла». У дяди, живущего в этом посёлке,  был козлик. Маньку отвели к нему и оставили на ночь.  Пришлось отложить наше возвращение.

Это было в конце августа, в сентябре я должна была пойти в первый класс, и мы спешили вернуться домой. На следующий день, встав утром, выяснили, что погода  резко изменилась, как это и бывает на севере, подул холодный ветер, а виднеющиеся вдали Хибинские горы побелели. Это значило, что снег вот-вот выпадет и здесь Мама очень расстроилась, но делать было нечего, ни на чью помощь  рассчитывать  не могли и,   надев рюкзаки на плечи,  мы с козой отправились в путь.

Раннее утро вроде бы не предвещало ничего плохого, сильный северный ветер гонял по небу серые клочья облаков. Мама с тревогой следила за ними. А мы шли по узенькой тропинке, удаляясь всё дальше и дальше в лес, то поднимаясь на пригорки, то спускаясь в ложбинки или болота, проходя их по проложенным деревянным лагам.

 В лесу порывы ветра были поменьше, мы старались идти быстрее, насколько это было возможно. Небо постепенно затягивалось тёмными,  низко спускающими почти до земли тучами. Пройдя половину пути,  остановились отдохнуть, мама достала из рюкзака холодную жареную рыбу, хлеб и бутылку с чаем, быстро перекусив, опять тронулись в путь.

. Коза Манька нехотя последовала за нами, проявляя какое- то непонятное беспокойство, без конца блеяла. И это оказалось не напрасно. Вскоре подул сильный порывистый ветер, с неба полетели белые мокрые снежинки, сначала редкие, затем всё обильнее и превратившиеся в конце сплошную снежную стену. Мы продолжали идти по тропинке, которая постепенно покрывалась снежной мокрой кашей. Одежда на нас промокла насквозь, в ботинках хлюпала вода. Остановились под кроной какого- то дерева, мама сняла рюкзак и, достав оттуда сухую одежду и шерстяные носки, переодела меня, повязав на голову подобие какого- то платка. Мой рюкзак одела себе на грудь и, накинув сверху на спину мешок, пошла впереди, за ней двинулась и я с козой.

 Заряд снега прошёл, лишь единичные снежинки лениво падали на землю. Идти стало трудно, покрытая снегом тропинка стала скользкой, а на пригорках появился тонкий слой льда. Мокрые ботинки разъезжались в разные стороны, и я падала, окунаясь голыми руками в холодную снежную жижу. За мной тянулась бедная коза, копытца её  так же разъезжались в разные стороны, и она с трудом поднималась, волоча по снегу своё длинное вымя, из её глаз катились слёзы.

 Мы снова остановились под кроной какого- то дерева. Мама, сняв рюкзаки, нашла ещё одни шерстяные носки, надела их мне в хлюпающие ботинки, какое –  то сухое тряпьё  закрепила на мои плечи и голову, и чем – то обвязала мне руки. Козе она длинным полотенцем закрепила вымя  к её животу. Мама говорила, что мы должны идти, надо держаться.

   Мы опять двинулись в путь. Небо вновь затянуло тёмными тучами, и через мгновение начался сильный снегопад. Снег уже не таял, а лежал белым покрывалом на нашем пути, но впереди нас ожидали пригорки и спуски, ноги опять скользили, и я  падала руками в снежную кашу. А коза Манька,упав, уже не могла подняться. Спустились в ложбинку, и, найдя под большой елью сухую кочку, мама усадила меня и пошла за козой, принесла её на руках и положила,  прислонив её ко мне.

 У мамы по лицу текли слёзы, я её успокаивала, что вот отдохнём немного и опять пойдём. Из рюкзака она достала ещё какое-то тряпьё, стараясь заменить намокшую на мне  одежду, из еды у нас была ещё рыба и фляжка с холодным чаем. Есть не хотелось, но по настоянию мамы я немного поела. Надели снова рюкзаки на плечи, надо было идти, но я  настолько обессилила, что не могла встать на ноги, коза лежала со мной рядом, прислонившись своим тёплым боком, и смотрела печальными глазами, словно прося прощения, за то, что у неё тоже не было сил приподняться. Мама плакала в голос от отчаяния, она молила бога,  силы небесные как-то помочь нам. Мы по сути дела погибали, замерзали в этом безмолвном глухом лесу. Встав на колени, она растирала мне спину, руки, ноги.

И вдруг впереди что-то промелькнуло, и я увидела бежавшего по тропинке брата Ивана. Откуда он появился? Как он узнал, что мы идём этой тропой? Оказалось, ещё с утра  позвонил дяде Васе и выяснил, что мы двинулись в этот нелёгкий путь, сердцем своим почувствовал беду и отпросился с работы. В рабочей одежде, резиновых сапогах ,брезентовом плаще побежал нам навстречу. Мама бросилась ему на грудь,  громко, заплакав. Немного успокоившись, они продумали план, как выбраться  из этого леса. Иван взял меня на спину и шёл впереди, за ним с отяжелевшим от сырой одежды рюкзаком шла мама. Пройдя где-то около километра, мы остановились. Найдя под деревом сухое место,  Иван наломал сучьев, развёл костёр и посадил нас на хвойные ветви греться, а сам побежал за козой. Она совсем обессилила, и ему пришлось её  тоже нести на руках.

Несколько раз нам пришлось так останавливаться. И, наконец, впереди,  показался посёлок Тростники. Иван дошёл до какого-то дома и, позвонив своему начальнику, коротко объяснив ситуацию, попросил помочь. Нам выслали дежурную машину,  которая довезла нас до дома.

В школу  в этом году я не смогла пойти. Долго и тяжело болела с высокой температурой, с бредовыми галлюцинациями, в которых мы продолжали идти по тому же пути по снежным  обледенелым подъёмам и спускам, по болотным лагам, и ноги скользили,  а  я подала и падала голыми руками в снежную кашу. Мама лечила каким-то только ей известным настоем, который вызывал обильный пот, обёртывала меня водочными компрессами, поила брусничными морсами, и я понемногу начала выздоравливать.

На Вите губу мы ещё ездили несколько лет, но никогда так не задерживались.