Геге. Кукла без головы. Глава 4

В обеденный перерыв Тата вернулась к витрине с куклами, в надежде застать там Геге. Или её просто охватило желание пройтись размеренным шагом по тенистой аллее?! А может, это вызвано резким отсутствием аппетита?! Впрочем, было всё равно, почему она оказалась здесь. Тем более, надежды встретить Геге практически не было: это же ребёнок, а не дерево. Вряд ли ей удалось бы простоять здесь весь день, не сдвинувшись с места. И в этом ведь нет ничего необычного. Просто люди склонны всё преувеличить.
Уже с десяток минут, как вкопанная, Таня стояла у витрины, затаив дыхание и погрузившись далеко-далеко отсюда, охваченная потоком своих фантазий. Прохожие удивлённо смотрели на замершую фигуру женщины, некоторое даже интересовались «Всё ли в порядке?!», но так и не дождавшись ни ответа, ни какой-либо другой реакции, уходили ещё более озадаченными.
                * * *
«Как же я ждала этого дня. Я хотела, чтобы он стал особенным, не похожим на те обычные, сменяющие друг друга дни. Хотела сохранить в памяти все улыбки, приятные слова, нежные объятия родных и друзей.
Мы жили не богато, едва сводя концы с концами, перебиваясь малым и не требуя большего, а тем более не моля помощи у кого бы то ни было. Но моя мама вылезала из кожи вон, чтобы её семья ни в чём не нуждалась, чтобы я не чувствовала себя в чём-то обделённой, не замечала разницы, глядя на других детей. Она была полна любви и ласки, заботы и тепла, она была волшебницей, я и до сих пор не могу понять, как это у неё получалось.
На мне было красивое кремовое платьишко, такое как на этих куколках: в белую каёмочку из кружев, с тонким пояском, завязанным в бант. И блестящие кремовые туфельки.
«Моя принцесса» - говорила мне мама… В её голосе я всегда находила успокоение, приют заблудившейся страннице, опору и поддержку непутёвой дочери.
Мне подарили куклу: с длинными кудрями, большими голубыми глазками и длинными ресницами. На ней было красивое пышное платье! Моему удивлению и восторгу не было предела: да, я была самой счастливой девочкой на всей земле и, казалось, ничто не могло лишить меня этого счастья!
Но этот день остался иголкой под кожей, застрявшей в моём теле. Отец предпочёл воскресные посиделки в пивнушке, а не день рождения своей дочери. А после, ещё и устроил скандал матери за «бессмысленные, никчёмные траты заработанных потом и кровью денег». Будто хоть одна копеечка из заработанных отцом денег доставалась нам. Потом он стал распускать руки, таскать мать за волосы… Я не могла на это смотреть, я убежала в комнату и спряталась под одеялом, повторяя не замысловатую считалочку: «В одной считалочке были и девочки, и мальчики. Мы играли в салочки, загибая пальчики. Выбирай, кем будешь ты! Раз, два, три!»
И я ненавидела себя! За это бегство, за эту детскую трусость, за её слёзы... Мне просто поскорее хотелось обнять мамочку. И никакого счастья мне больше не хотелось».