Жрец

Я прочел первую часть работы Владислава Мефодьевича Шаповалова "Ностальгия" ещё в рукописи. Эта честь от фронтовика , классика современной русской литературы, переданная доверительно, как чаша с божественной амброзией, принята мною с благодарностью.
Я не расплескаю.
Но испить из неё дам и вам.
Сам я воспринимаю "Ностальгию" совсем не как итоговый труд маститого прозаика. Хоть писатель и замечает о себе, что "разменял десятый десяток лет сотни". Уже в этом признании - утверждение того, что Владислав Мефодьевич находится далеко не в конце жизненного пути. Ибо обычный человек написал бы "резменял десятый десяток лет жизни". А у Мефодьевича здесь - всего лишь очередная сотня лет.
И это правильно. Жизни писательские измеряются по космической шкале. И требования к ним предъявлены небесные. Пожалуй - писатели и священники остались последними атлантами , осознанно подставившими плечи под треснувший купол мироздания. И если редкие, ещё верующие священники, утверждают веру в Бога, то совсем уж немногие настоящие писатели утверждают веру в Человека.
Один из сих немногих - Владислав Мефодьевич Шаповалов.
И ностальгия его - это не плач по собственным утраченным возможностям. Это плач по утраченной Родине, по сгасшей совести человеческой, по тем неудачникам и недоброжелателям, что делали жизнь писателя горькой и подчас невыносимой. Он не себя жалеет, нас. Он иногда опускается в пучины мирской мерзости, где вынужден признать : "Человек по своей
природе гадостен". Но поднявшись оттуда, тут же хватается за спасительного Достоевского : " Самая характерная черта нашего народа - справедливость".
И это не просто метания таланта. Без метаний и талант не талант. Это недоумения умудренного десятью десятками лет жизни русского человека, как бы вопрошающего: "За что меня так терзали и били ? Я же никого и никогда не обидел ни словом , ни делом!".
Неправда ваша, Владислав Мефодьевич. Умница француз Андре Моруа уже ответил на этот вопрос :"Всю жизнь будете встречать людей, о которых с удивлением скажете : "За что он меня невзлюбил? Я же ему ничего не сделал"
Ошибаетесь!
Вы нанесли ему самое тяжкое оскорбление: вы - живое отрицание его натуры".
И когда в "Ностальгии" мы находим имена редакторов и цензоров, издателей и коллег по цеху, которым Владислав Мефодьевич ничего не сделал - а они в ответ сделали все, чтобы его погасить - мы понимаем, почему они гнобили писателя.
Потому, что он - прямой укор их сытой, но вороватой жизни. Потому что они знают, что он знает, что они знают.
И всегда способен обнародовать эти знания.
Потому и затыкали писателю рот.
Но вот что меня еще трогает в "Ностальгии".
При всей её автобиографичности, работа является превосходным художественным произведением. И даже учебным. Она и написана сюжетно, и главный герой здесь - совсем не автор, а поэтесса Наталья Михайловна Елецкая. По ходу эссе (надеюсь, Мефодьевич позволит мне так определить его "Ностальгию") из донбасской девочки Наташи , с её робкими стихами, она становится большим мастером, автором уже книг, написанных в стилистике хоку. Причем - изначально школьный учитель - Владислав Мефодьевич на примере стихов Натальи Михайловны, тут же проводит летучий мастер-класс по технике стихосложения. И это столь доходчиво и понятно, что приходится лишь пожалеть о том, что Шаповалов не преподает в Литературном Институте.
Кстати - в "Ностальгии" представлена целая глава - "Слово".
Маленькое отступление.
Мне легко писать этот отзыв о "Ностапьгии", потому что я знаком с её главными персонажами - самим Владиславом Мефодьевичем и самой Натальей Михайловной. Но когда под пером Шаповалова проявляются фамилии курских писателей Петра Георгиевича Сальникова и Михаила Николаевича Еськова - я чувствую со всеми ними особое родство. Дело в том, что как раз фронтовик Петр Сальников и чудный прозаик Михаил Еськов дали мне рекомендации для приема в Союз писателей. Увы, но в Белгородской писательской организации отношение ко мне тоже можно выразить словами Андре Моруа.
... Давно я так не жалел о том, что рукопись рано кончается. Последний раз, помню, такое было, когда я читал повесть ещё одного неудобного белгородского чародея пера - Николая Прокофьевича Рыжых "Федины лапоточки" . С сожалением я видел, что страничек остается все меньше...
...Прокофьевичу теперь памятник утвержден на его родине, в селе Хлевище. Признали.
А я очень жду продолжения работы Владислава Мефодьевича. У меня теперь настоящая ностальгия по "Ностальгии".