Савкин овраг. Легенда. Часть 2

   Встретились Савка и Марфуша снова через несколько лет, когда оба уже вошли в возраст, когда девицы выходят замуж, а юноши женятся. Савка всё это время жил в селе Домодедове, в Домодедовской волости. Он был под началом конюхов, а потом, когда и сам освоил науку, решили его послать обратно в Коломенское. Приехал он в село на своем коне! Появился жеребец у него при следующих обстоятельствах. Как-то раз ехал по дороге дядька царский Семен Лукьянович Стрешнев, а лошадь его захромала. Здесь как раз были царские конюшни, а в них – только Савка за старшего. Обратился Стрешнев к Савке, а тот разглядел у лошади маленький гвоздок да и ловко его вынул. За это царский дядька решил Савку отблагодарить: подарил ему жеребеночка (он слабенький был, дарить его было не жалко). Савка о нем ласково заботился (да и конюх все-таки уже знающий был) и вырос жеребеночек в знатного коня. Все ему, Савке, завидовали.
   Приехал в Коломенское Савка бобылем и стал искать себе двор. Пошел к вдове молодой Евдокии Андреевой дочери. Та вышла из избы и сказала кокетливо:
- Ко мне нельзя тебе, я молодка, мало чего люди будут говорить. Иди ты на двор к Мелентьице. Она стара уже, живет с сыночком, она тебя примет. Мужские руки ей надобны. Да и меня не забывай! Приходи! Дело-то мое вдовие, поможешь в чем, и я тебя отблагодарю, постираю что, заштопаю …
   Рядом с Евдокией показался ее малолетний сын. Было видно, что он тоже не против прихода в дом взрослого мужчины.
- Благодарствуйте, Евдокия Андреевна! Скажи когда, приду к тебе помочь по хозяйству…
   Итак, Савка поселился у вдовы Мелентьицы, а Марфуша по-прежнему жила с отцом и матерью.

   Не скроем, Савка превратился в молодого красавца по нынешним и по тогдашним понятиям. Сила была в нем недюжинная, повадки - молодецкие, усы – знатные, а глаза - голубые. Марфуша тоже выросла в красавицу. Была она не то чтобы выше некоторых мужиков, а была она вровень с некоторыми рослыми мужиками. То ли от того, что отцу ее хотелось мальчика, то ли по другой причине, была у нее сила намного побольше, чем у простых баб. Как-то раз мужичок Герасим возился на улице со своей телегой, которая застряла в какой-то колдобине. Мужичок был хлипким, но все же мужик! Марфа Семеновна, которая как раз шла мимо по воду, увидев оказию, пришла на помощь.
- Дядя Герасим, постой! Щас подсоблю!
   И как только Марфуша толкнула телегу, так её и сдвинула. Мужичок только затылок почесал и произнес: «Эээх!» Что это «эх» означало, он, наверное, и сам не знал.  То ли вздох означал, что «где ты, моя сила?», то ли «ну и девки уродились нынче!»
   Молодые местные парни, которые как раз ошивались на улице по случаю вечернего воскресного времени, восхитительно поглядывали на девку.
- Ну, кто осмелится к такой подкатить? – спросил среди них заводила.
- Я посмею, - сказал глуповатый молодец, подкрадываясь к Марфе с сзади, пока она снимала ведра с коромысла.
   Марфушины подружки, которые стояли здесь же поодаль от парней, этого просто так не оставили.
- Марфуша! – закричала одна из них, когда парень хотел уже положить руки на бедра.
   Марфа очень резко выпрямилась, и, так как коромысло было еще на ее плечах и она резко развернулась,просто вырубила молодого нахала.  Девушка поняла, что случилось что-то стремное и, застеснявшись, убежала. Парни же и девки чуть не попадали со смеха.
- Ну чего вы ржете? – сказал очухавшийся молодец.
 - Вот это девка! – сказал он позже одобрительно, держась за ухо. - С такой можно на медведя ходить!
   Что говорить, конечно можно догадаться, что Марфуша выросла хорошей работницей и мастерицей, да еще плясуньей и певуньей знатной.

   Добавилось к Марфуше уважения и после следующего случая. Как-то раз заприметил среди прочих девок Марфу князь Алексей Михайлович Львов, который часто наведывался в Коломенское по служебным делам.  А он был любитель хаживать до молодых девок да баб. Подкараулил он девку, когда та одна была дома и зашел в избу.
- Ну, здравствуй, красна девица! – сказал он нагло. – Как живешь? Знаешь меня? Я Алексей Михайлович Львов, царь мне лично приказал надзирать за его крестьянами!
- Житье наше хорошее благодаря царю-батюшке! Не бедствуем! – отвечала Марфуша скромно.
- Вижу, ты уже девка на выданье, есть ли жених у тебя? А то смотри, сосватаю тебе богатого жениха, приданого дам, а могу и за самого никчемного выдать. – говорил он туманно, издалека.
- А это что ж такое? – увидел он гобелен над кроватью. – Так это церковь наша Вознесения! Сама выткала?
   Марфуша вежливо молчала.
- А не ты ли та девчонка, которую повстречал я на улице? (и как он мог вспомнить такую ерунду?) Ну что, красна девица, все своего Ивана Царевича ищешь? А может быть, того, я и есть твой Иван Царевич? - говорил безбородый князь, подергивая себя за усы.
   Князь смотрел Мрафуше глаза в глаза, так как был одного с ней роста, затем он губами придвинулся к ее уху, отчего она брезгливо поморщилась, и сказал:
- У меня платье есть польское, одену на тебя – будешь как королева!
   Марфуша готова была провалиться, ей было очень стыдно за те детские слова, за то, что она была такой дурой.
   Тут неожиданно в избу влетела женка Акулина.
- Марфуша! – принялась говорить она бойко, не обращая внимания на князя.  - Видала у царевны кокошник островерхий? Помоги мне такой же скроить.
- Акулька! – тут неожиданно для женщины сказал князь. – А ты чего думаешь, если наденешь кокошник как у царевны, так царевной станешь?
   Смутилась косоглазая баба.
- Да я не для себя, для дочки.
- Так нет у тебя дочки!
- Ну, у брата моего есть!
- Ну ладно, пойду по делам государевым. А ты (князь обратился к Марфуше) помни обо мне.
- Ну, чего он приходил-то? – сплетничала Акулина, - вечно везде свой нос сует и все чего-то выведывает да выспрашивает! Ты подальше от него держись-то, злопамятный он очень. Говорят, трёх жён уже уморил и за четвертую принялся.
   Через несколько дней Марфуша с Акулиной работали в приказной избе на уборке. Марфуша разбиралась в какой-то кладовке, а Акулину зачем-то позвал князь.
- Акулька! Иди скажи девке Марфе, чтобы ко мне пришла и вина принесла с закуской, только не сейчас, а как темнеть начнет. - сказал он строго.
   У бабы сердце в пятки ушло от его сверлящих глаз. Она побежала к девушке в кладовку да всё ей и выложила. Марфа не знала, что и делать сначала, но твердо решила не ходить. Стало темнеть.
- Давай иди, вот тебе поднос с вином, а то черт лысый осерчает! – требовала Акулина.
- Ой, не могу я! – произнесла твердо Марфа твердым голосом.
- Чего ж ты не можешь? Иди давай!
   Тут Марфуша вдруг схватилась за сердце, затем за бок и стала театрально вопить.
- Ох, не могу идти, в глазах темнеем, что-то здесь закололо, а теперь и здесь, ой стоять не могу!
Она завалилась на лавку и накрыла лицо тряпицей. Раздался слабый стон:
- Помираааю…
  Тут надо сказать, что баба Акулина была глуповата и всем верила на слово. Она тут же начала жалеть мнимую больную.
- Да что ж с тобой, голубушка! Полежи здесь! Да что ж с тобой случилось? Может сглазил кто?
- Сглазили! Сглазили! – ухватилась за ключевое слово Марфуша. – Татарове сглазили, которые позавчера в Коломенском стояли. Как глянет на меня глазом черным, мне аж как иголкой кольнуло, как углем прожгло. Ах, света Божия не вижу, нехристи черные …
- Ой, лежи голубушка, а я за святой водицей схожу, молитву какую надо прочитаю и все как рукой снимет.
- Нет, сначала к князю вино отнеси, а то осерчает!
- Вино? Сейчас отнесу, будь спокойна!
   Князь Львов прибывал в приподнятом настроении. Он ждал с нетерпением, когда же дверь заскрипит. И вот она отворилась, но вместо девушки вошла косая баба Акулина и стала расставлять кувшин с вином и чарочки.
- А Марфа где? – спросил он удивленно.
- Ох, батюшка, - начала рассказывать баба деловито, - здесь дело такое, прям колдовство! Захворала Марфуша в одночасье, лежит стонет, ни сесть, ни встать не может, виноваты во всем татарове служилые, позавчера здесь стояли, наверное всех девок попортили…
- Как попортили?
- Да так, глаза у них черные, как глянут… вот теперь Марфушке-то и плохо, помирает, говорит ... вся волдырями покрылась… (начинала уже сочинять баба) а может она заразная?
- Чего ты несешь? Какие еще глаза?
- Черные у них очи! Им девку испортить ничего не стоит. Вот позапрошлом годе, как стояли у нас скоморохи, так мы хоть всех девок в соседнюю деревню отправили, да за реку… а здесь понаехали как, и спрятать не успеешь! … жить становиться все труднее, так скажу, князь. То каменщики в Симонове жили, мне потом сказывали, что они всех девок в Кожухове перепортили, то скоморохи пройдут, а тут еще и татарове черные как угль… - баба тараторила без остановки.
- Ну чего ты несешь? Какие они черные? да и глаза у них голубые…
- Голубые? С голубого глаза порчи не будет, черные у них глаза, сама видела … ой беда, ой беда, скоро в Коломенском всех баб и девок перепортят…
- Так что ж, - сказал с обидой князь, - у вас уже и девок чистых не осталось?
- Ну почему не осталось? – удивилась Акулина. – В баньке помоются и будут чистыми!
- Да иди отсюда, надоела, - уже на выдерживал Львов. – вон пошла!
   Впрочем, баба Акулина не была настолько уж глупой, как о ней думали. Она начала что-то соображать и, уже закрывая дверь, просунула голову обратно и сказала вежливо:
- Не прогневайся, батюшка, ты не думай! Я - чистая, вчерась в баньке была!
- А ну пошла! – и в дверь полетел какой-то не очень тяжелый предмет.
   Ну а баба Акулина разнесла тут же по селу, что обвела Марфуша князя вокруг пальца, так и поделом ему старому.

   Можно было бы для красного словца  добавить, что все местные парни были влюблены в Марфушу, а девушки стали вздыхать по Савке, как тот приехал. Но кто-то был влюблен вовсе не в Савку, а кто-то вовсе не в Марфушу, а некоторые и вовсе были не влюблены.
   Раз жили Савка и Марфуша в одном селе, то рано или поздно должны были встретиться. Так оно и случилось. Был праздничный летний день, день Троицы. День гуляний и свадеб. Высыпали девки и парни на сельскую улицу к вечерку в праздничных одеждах. Сначала девки стояли особняком и насмешливо поглядывали на парней, а они ковыряли во рту былинкой и выпячивали грудь вперед, чтобы предать себе значимости. Затем парни стали потихоньку подходить к девкам и говорить разные глупости. Вышел на улицу и Савка, до этого времени ему еще не было времени оглядеться на новом месте.
   Савка неторопливо с расстановкой шел по улице и поглядывал то вправо, то влево. Вдруг среди молодежи его внимание привлекла рослая девушка с темно-русой косой, которая не жеманилась как другие, а глядела на окружающих с достоинством. Савка и сам не понял, как в одно мгновение до него дошло, что эта девушка и есть подружка его детства. Что-то родное до боли почувствовал Савка, когда Марфуша бросила взгляд на него. Он нерешительно подошел к ней и стал осторожно говорить:
- Марфуша! Ты ли это!
- И вам здравствовать! Кому - Марфуша, а кому - Марфа Семеновна! – ответила она важно.
- Марфа Семеновна! Здравствуйте! …
- Да ладно, пошутила я, - рассмеялась девушка, - какая я тебе Семеновна, мы с детства друг друга знаем.
- А я с трудом тебя узнал, так ты выросла … да и красавицей стала… - решил не таиться Савка. – на, угощайся! – он достал из-за пазухи орехи и услужливо протянул девушке.
- Благодарствуйте! Откуда они у тебя?
- Припас как-то, да забыл, только и вспомнил.
- Ну, расскажи, где ты был? Что видел? – поинтересовалась Марфа.
- Жил я в Домодедове, бывал по всей волости… ходил за лошадьми царскими, видел соколиный двор в Ермолине… Один раз совсем далеко мы заехали …
- А в Коломне бывал? – вдруг спросила девушка с интересом.
- Уууу ... бывал, - ответил Савка, изменив голос.
- Ну и как там?
   Тут Савка вспомнил, что с детских лет хотелось побывать ей в городе Коломне, откуда коломенские крестьяне были родом.
- Да там… так всё … она большая, почти как Москва, да и кремль там великий…
   У девушки заблестели глаза.
- Да я могу все подробно рассказать, приходи как стемнеет в сад, здесь нам спокойно поговорить не дадут. – Савка как будто и не хотел этого говорить, язык его сам по себе болтал.
   Марфа Семеновна при этих словах резко изменилась в лице. Оно стало каменным, сквозь камень глядела обида.
- Ну вот что, вот тебе твои орехи и иди-ка ты подобру-поздорову, а то кликну наших коломенских парней, они чужих не любят.
- Ну прости меня, коли обидел, - опомнился Савка, - только парнями своими не пугай, не больно я их боюсь.
- Я и сама могу отпор дать, - оборачиваясь, говорила девушка, уходящая прочь.
- Марфуша! – кричал ей вслед Савка, - ну хоть к плетню-то выйдешь? Я ждать буду.
- Прямо побегу! – думала про себя Марфуша, присоединяясь к группе других девушек.
   Конечно все это видели, поглядывали и шушукались: «смотрите, не пошла с ним, отворот поворот дала девка!»

   Девки и парни пошли по сельской улице, затем вышли за околицу к речушке, которая впадала в Москву-реку и там стали веселиться по-настоящему. Пели, плясали, заигрывали друг с другом. Старался Савка попасть с Марфушей в пару, да она все время увертывалась, а сердечко её при этом билось.
   Примерно в это же время отец и мать сидели около своего дома. Мимо проходил молодец Егор Марков сын.
- Семен Петрович! Гликерия Анисимовна! - сказал он с поклоном. – сделайте милость, примите подарочек! – и поставил перед крыльцом мешочек, а затем пошел дальше.
   Проходили мимо и другие соседские молодцы, да все кланялись вежливо, по имени отчеству величали и отца, и мать.
   Довольный отец вошел в избу с мешочком  и стал его раскрывать. Показались шишки.
- Семен? Это что за гостинец такой? Шишки что ли? печку растапливать?
- Глупая ты баба! – весело отвечал ей муж.
   Тут он вынул бутыль с самогоном и прижал ее к груди.
- Ну, какие это шишки, это вот какой мне гостинец! Не сердись, может и тебе чего принесут.
   Жена покорно стала ставить на стол кружку, рядом положила ломоть  хлеба и лук. Семен Петрович приступил к трапезе.
- Семен!  А Семен! Я вот чего сказать хотела, - говорила женщина, попутно что-то делая по дому. – Может пора Марфушу замуж выдать? Как бы чего не случилось?
- Это чего же? – отвечал Семен, наливая из бутылочки.
- Да как чего? Ходят все за ней гурьбой, помнишь как дело-то молодое?
- Помню! - Семен уже начинал хмелеть. - А ты помнишь, как нас в кровать положили, а ничему не научили! Так три года и пролежали рядышком! Ты ещё меня играть с собой заставляла!
- Да когда это было? У моей матери семеро по лавкам сидело, из них шесть девок было! Вот она и рада была от меня избавиться! И когда это мы играли, у твоих родителей не до игр мне было!
- Угу! Давай, говоришь, ты будешь батькой, я - мамкой, а котенок - нашим сыночком! Во как! - Семен задумчиво вздохнул и налил себе из бутылочки. - Пускай Марфуша еще погуляет. - добавил он серьезно.
- Так мы с тобой детьми были, а эти - жеребцы, ходят  тут, не знают, куда силу свою деть! А свадьба?
- Да кто ходит? Егорка? Так они с отцом мужики богатые! Пусть попробуют не женятся! – мужик ударил кулаком по столу, было видно, что он уже довольно опьянел.
- Да я челобитную царю подам! А он скажет: «Я своим крестьянам как отец родной! Кто здесь не хочет на девке жениться? Велю его четверто …. четверто … вать...»
   Голова Семена свалилась на стол и послышалось характерное сопение. Жена сплюнула и положила под голову мужа какую-то тряпицу, а сама пошла спать.
   Тут вернулась Марфуша. Спать ей не хотелось, она решила немного попрясть. Жужжало веретенце. Вдруг раздалась соловьиная трель, затем свист протяжный. Марфуша встала с места. Отец вдруг пошевелился и пробормотал невнятно: «Ты как царю челобитную подаешь, холоп!» Марфуша, подождав немного, вышла на двор, у плетня стоял Савка.
- Ну чего пришел, чего забыл?
- А чего сама пришла?
- Соловей здесь пел, вышла послушать, - стала подыгрывать Савке девушка. – Только видно он улетел, пойду спать.
- Нет, постой, хоть немного погоди.
     Вдруг в дверях показался отец.
- Марфуша! Дочка! Ты где?
- Я здесь, батя, я вышла на Журавушку посмотреть. Она чего-то беспокоилась.
- Как бы волк не забрался на двор, - говорил Семен насмешливо, - иди дочка спать, а на волка у меня дубина имеется!
   Семен ушел обратно.
- Сейчас батя, приду… Ну ладно, пойду я, - сказал Марфа затаившемуся Савке,- а то батя…
- Постой, а когда увидимся снова?
- Не знаю я ...
   Марфуша пошла спать, но долго сон не шел. Она вертелась и никак не могла понять, зачем вышла.

   Ни друзей, ни родных у Савки в Коломенском не было. Но как-то раз он шёл по улице и увидел, как четверо мальчишек, все сразу бьют Ваньку-пастушка. Он сразу раскидал ватагу и поставил на ноги парнишку.
   - Ты чего? - спросил он его. - Драться не умеешь?
   - А тебе чего? - спросил Ванька, вытирая сопли.
   - Так давай я тебя научу!
   У тринадцатилетнего Ваньки не было отца и старших братьев,а отчим был совсем стар. Поэтому учить драться его было некому. Савка стал опекать парнишку, и, так как у него не было родных, да и сам он не совсем ещё вышел из юного возраста, они подружились.
   
   Прошло какое-то время, и опять летним воскресным вечером Савка на своем коне ехал мимо дома Семена Петровича.
- Но, но, чертяга, куда тянешь? – говорил он строптивому коню.
   У плетня стоял отец Марфуши.
- Савка, а Савка! Заходи в дом, милости просим.
   Савка озадачился таким предложением, не знал, чего и подумать. Привязал коня, тот заржал. Из сарая показалась голова молодой кобылки.
  - Просим посидеть у нас, Савва.
   Савва уселся к столу. В углу сидела Марфуша и пряла. Семен продолжал ласково беседовать.
- Ну, как там на конюшне царской? Все ли спокойно? Домовой в косички гривы не заплетает?
- Не, на это есть у меня особая молитва, конюх домодедовский научил.
- Тяжела ли служба у конюхов? Позвольте спросить?
- Да уж не из легких! Что случись с царским конем или кобылой – головы-то не сносить! Один раз конь на гвоздок наступил, да вовремя не заметили ... Потом конюху Никодиму так всыпали, что он неделю хворый лежал ... Хорошо у нас старик был знахарь, лечил его ...
- И я вот что скажу, лошади – они не просто так, они заботу и ласку любят, а в глаза им посмотреть – так как будто что сказать хотят. Иногда аж жутко становится. – разговорился Савка, поглядывая на девицу с веретеном.
- Да ну, да ну… - покачивая головой и поглаживая бороду слушал Семен. – А как у тебя твой конь поживает? Как его кличут?
- Сивкой кличут! Да что ему? Ладно поживает, задергал совсем, жеребец этакий!
- Ты, дочка, иди-ка во двор, делом-то займись, а мы здесь мужицкие разговоры будем вести. – Семен вдруг отправил дочь вон из избы.
- Не может спокойно мимо никакой конюшни проехать! Сделать бы из него мерина! – продолжал Савка.
- Погоди, не надо из него мерина делать! может хочет он с какой кобылкой поиграть?
- А чего ж ему не поиграть, об этом он только и думает. – отвечал Савка.
   Парень разговаривал с отцом, а сам посматривал в дверь, где по двору ходила Марфуша, грациозно покачивая бедрами. При этом ее панева ритмично колыхалась то в одну, то в другую сторону. Затем Савка увидал, что девушка сняла бердышко с гвоздика и стала ткать поясок, зацепив один конец ниток за гвоздок, а другой привязав к своему поясу.
- Так вот какое дело! Кобылку одну надо огулять!
- Какую такую кобылку? – не вникая в суть дела, удивился Савка.
- Нашу кобылку, Журавушкой кличут. – сказа Семен, строго посмотрев Савке в глаза.
- Аааа! Так чего не огулять, его дело жеребецкое! – поняв наконец, что от него хотят, сказал Савка.
- Марфуша, да где ты? Давай пироги!
- Да вы же меня сами, батюшка, выслали! – сказала недовольно дочка, бросив только что начатую работу и входя в избу.
- Я - выслал, я  - позвал! Давай угощение гостю!
   Девушка достала из печки пироги и поставила перед мужчинами. Отец налил по чарочке.
- Ну, будем здоровы!
  Савка откусил пирог и на его лице появилось выражение удовольствия.
- Вкусные у вас пироги, Семен Петрович.
- А то как же, то дочка моя стряпала.
   После мужчины вышли во двор.
- Ну, вот моя кобылка.
- Молода еще, как бы не испугалась!
- Так это от твоего жеребчика зависит! – хитро посмотрел на парня мужик.
- Ну ладно, как у нее охота придет (а должна скоро прийти), так меня и позовете, я скажу, что делать.
- А вот какой вопрос. Если сладится как надо, что за это возьмешь?
- Да ничего не возьму!
   На том они и попрощались.

- Мамка, мамка, батя хочет Журавушку огулять, а она мала еще! – прибежала сердитая Марфуша к матери.
- Так что? И не мала она вовсе, глядишь жеребчик родится, вот прибыль-то будет, конь-то у Савки вишь какой породистый! – разъясняла житейские истины мать.

   Через некоторое время, как и было оговорено, Савка пришел к Семену на двор.
- Надо ее на луг отвести, пускай сначала порезвятся. – пояснил Савка.
  Марфуша сидела в избе и не выходила, ей было стыдно. Казалось, это ее собираются огуливать.
   Мужчины ушли на луг. Журавушка начала щипать травку, о чем-то подозревая. К ней подошел Сивка, для виду он также пощипывал травку. Затем он начал на своем жеребячьем языке что-то предлагать Журавушке, но она делала вид, что не понимает. Тогда конь пошел в наступление.
- Лишь бы не испугалась! – волновался Савка.
- Ну так это пусть твой жеребчик постарается! – многозначительно ответил Семен.

- Ну все! Дело сделано, принимай кобылку! – говорил отец, с довольным видом шествуя с лошадью домой. – Глядишь и прибыль у нас будет! А ты чего, Марфуша, хмурная? Бери свою лошадку!
   Марфуша жалеючи погладила лошадь по гриве, та радостно зафыркала, почуяв хозяйку.
- Бедная ты моя! Увели тебя из дому! Пойдем, я тебе сенца-то дам!
- Огулялась! Довольная пришла! – говорил между тем возбужденный Семен своей жене, после чего так шлепнул ее по заду, что та подпрыгнула.
- Ты чего меня шлепаешь? – возмутилась Гликерия. – Я тебе не кобылка!
- А чего так, не кобылка-то? – развеселился муж. – Что? Охоты уже такой нету?

   После этого случая Марфуша старалась не попадаться на глаза Савке, ей было очень неловко. Савка же наоборот, всё время оказывался рядом, если это было возможным.
 В один из дней бабы и девки собрались на берегу реки для стирки, а кто-то пришел и искупаться. К Марфуше подошла соседка, молодая баба, которая недавно родила.
   - Марфуша! подержи ребенка, я быстро искупаюсь! - попросила она девушку.
   Марфуша сидела на берегу и пыталась успокоить пищавшего малыша. Неожиданно к ней подсел Савка.
   - Марфуша, здравствуй! Ты чего? опять ребенка в капусте нашла? - спросил он, подшучивая.
   - Соседка понянчить дала. - отвечала она сухим голосом.
   - А чего ты его так трясешь? Разве так с детьми обращаются? Дай сюда! давай сказал!
   Так как пререкаться в данном случае было не к месту, Марфуша осторожно отдала ребенка Савке. Тот взял его на руки, посмотрел на девушку удивленно и произнес:
   - Так он у тебя мокрый! Пеленка сухая есть?
   - Вот она! - выдавливала из себя слова Марфуша.
   - Стели давай! Марфуша, а это мальчик! ...
   Савка положил малыша на пеленку и посмотрел многозначительно на девушку. Она стала пытаться укутать ребенка, но тот отчаянно выбрасывал ручки и ножки в разные стороны, попал себе рукой по глазу и начал орать.
   - Марфуша! Ты что? пеленать не умеешь? - сказал Савка строго.
   - У меня братьев и сестер не было! - оправдывалась та.
   - Смотри, это просто! Раз, два! теперь не убежит!
   Ребенок оказался спеленутым и перестал орать у Савки на руках.
   - А ты, Савка, где научился с детьми обращаться? - спросила парня, стоявшая невдалеке баба Пелагея Ивановна.
   - Так я у старшего конюха два года детей нянчил! - отвечал тот.
   - Хорошо научился! - заметила женщина одобрительно и пошла далее по своим делам.
   - Так не захочешь затрещин получать - научишься! - объяснял Савка, глядя на Марфу.
   - Чего стоишь? Иди пеленку застирай! - продолжал командовать парень. Недовольная Марфуша пошла к речке. Когда вернулась обратно, Савка сказал ей:
   - Смотри, рот как раскрывает! Кушать хочет!
   И посмотрел на Марфушу так, как будто это она должна была накормить ребенка. Ребенок начинал пищать.
   - Нет, не хочет! Ты его своим видом напугал! - отвечала Савке Марфуша.
   - Это ты его своим видом пугаешь! Сидишь и не улыбаешься!
   Савка стал агукаться с ребенком,а Марфуша смотрела на них обоих.
   Тут вдруг раздался голос сверху.
   - Ребеночка-то моего верните! - говорила строго мать.
   Савка осторожно передал малыша матери и та, забрав у Марфуши пеленку, пошла его кормить.
   - Своего родите, а потом играйте! - говорила женщина себе под нос.
   Савка посмотрел на Марфушу с сожалением, а она, наконец-то освободившись, пошла стирать белье.
   - Ты не расстраивайся! Если надо тебя научить ребенка нянчить - то приходи ко мне! - говорил Савка, стоя на берегу рядом с Марфушей, которая орудовала валиком на портомойне.
   Здесь девушка  с такой злостью стукнула орудием по воде, что брызги долетели до обидчика.
   - Пойдем рыбу ловить! Я тебе удочку взял! - позвал подошедший пастушок Ваня Савку.
   Савка взял удочку и,засмеявшись, ушел прочь.
   - Ты чего, влюбилась в него? - спрашивала Марфу, сидевшая на краю портомойни Пелагея.
   - Да кто? я? Да нужен он мне! - стала яростно негодовать девушка.
   - Смотри! Не ты одна!
   Здесь только Марфуша заметила, что сидевшие на берегу реки другие девушки с завистью смотрели на них с Савкой.
   - А ты чего это к Марфуше приставал  с ребеночком? - спрашивал Ванюша Савку, сидя на берегу выше по течению от баб и девок, которые занимались стиркой.
   - Да вот хочу, чтобы она мне сына родила! Решил присмотреться, справиться ли! - задумчиво отвечал Савка.
   - А если девочка родится?
   - Потом еще родит!
   - А кормить ораву кто будет? Детей еще прокормить надо! Хочешь нищету плодить? - говорил деловито Ваня, которые хотел показать, что уже понимает кое-что в этой жизни.
   - Да и то верно! Сначала надо хозяйством обзавестись! - рассуждал вслух Савка. - Может закабалиться к кому?
   - Ты, Савка, совсем дурак? - не выдержал мальчик. - Нигде не живется крестьянам сытнее как в дворцовом селе в Коломенском!
   Савка продолжал рассуждать вслух и сказал то, чего Ваня никак не мог понять.
   - Да и выйдет она замуж, начнет рожать каждый год! А так, пока девка, забот не знает! А то от родов-то и помереть можно!
   - Ты чего, Савка? Моя мамка рожала - и ничего! И другие бабы рожают!
   - Много ты знаешь! Я-то слыхал как женка рожала, ей уже и сил орать не было!
   - Да Марфуша сильная! За мужика работает! - вставлял свое мнение Ваня.
   - Да, твоя правда! - посмотрел на Ваню Савка в задумчивости. - Она девка крепкая, рожать сможет.
   - Савка! А чего ты к ней пристал? Другие девки есть! За тебя отдадут ли? - немного погодя спросил Ваня.
   - Как чего? Не видишь? Влюбилась она в меня! Только за мной и бегает! - повеселел Савка.
   - За тобой? Это вроде ты за ней! А она вон какая злая сидела, глядишь и колотушкой бы тебя огрела!
   - А я её крепко поцелую - она и растает! - хвастался парень.
   - Савка! А Марфуша-то сзади стоит! - неожиданно произнес Ваня, усмехнувшись. - Тебе спину глазами сверлит!
   Марфуша шла домой с корзиной постиранного белья и решила спуститься к берегу, чтобы что-то сказать Савка, но что уже забыла. Савка обернулся и встал напротив девушки. Рот его открылся в широкой беззлобной улыбке, такой, что Марфа не смогла на него рассердиться.
  - Марфа! Ты чего хотела-то? - спросил её Савка.
  - Да так, ничего. - и девушка, вздохнул, ушла домой.
  - Видишь! - обратился Савка к мальчику. - Я же говорил! За мной так и бегает.
   
   Через некоторое время Савка ехал на своем коне мимо дома Семена Петровича, увидал Марфушу и радостно сказал:
- Здравствуй, Марфуша! Ну, как у вас дела идут?
- Чего тебе? – отвечала та сердито. – Видишь, занята я.
- А я не к тебе пришел!
- А к кому же?
- Мы с моим конем пришли к твоей кобылке! Вот как!
- Моя кобылка вас видеть не желает!
- Это мы сейчас посмотрим.
    Савка что-то шепнул Сивке на ухо и тот что-то там заржал на своем языке. Из сарая стала выходить кобылка Журавушка, она тоже что-то отвечала жеребчику на своем языке.
- Смотри, кобылка твоя отвязалась, хочет с Сивкой поздороваться!
- Куда пошла, дура! – не зная, что делать, ругалась Марфуша на лошадь.
- О! Савка со своим конем пришел! Здравствуй, сударь! Чего здесь девки раскричались? – из дома на крик вышел отец Марфуши.
- Да вот мой конь, - начал Савка, - меня не слушается! Я ему «пойдем, пойдем», а он меня тянет сюда, хочет с Журавушкой поцеловаться.
- Не видел я такого, чтобы лошади целовались! А ну докажи.
   Марфуша была вынуждена подвести кобылку к плетню. Она сунула свою морду к Сивке и тот стал делать губами некие движения, похожие на поцелуи.
- Ну не могу! Мать! Иди сюда! Смотри, лошади целуются! Никогда не видел такого!
   Мать вышла из избы.
- Ну это ты не видал, а я-то видела! – сказала она с серьезным и одновременно веселым видом.
- Ну и умные нынче бабы пошли! Умнее мужиков стали! Иди-ка дочка за водой сходи.
   Марфуша взяла ведра с коромыслом, а Журавушка осталась стоять у плетня. Савка также оставил своего коня, перед этим привязав его.
- Позвольте, Марфа Семеновна, проводить Вас!
- Сама без провожатых дойду! – был ответ.
   Савка не отставал.
- Я смотрю, Марфуша, ты рослая стала, даже вровень с некоторыми мужиками, а чай до сих пор думаешь, что детей в капусте находят! – не выдержал парень девичей дури и решил её зацепить обидным словом.
- А ты, Савка, верно до сих пор думаешь, что отец твой – Иван Болотников? - не осталась в долгу Марфуша.
   Тут Савка узнал свою прежнюю подружку, она-то не давала себя безнаказанно обижать.
- Ну ладно тебе, - он изменил тон с язвительного на доброжелательный, - еще услышит кто! ну когда это было, чего об этом вспоминать? – сказал он и стал наливать воду.
- Я между прочим по делу пришел. – сказал Савка, когда они подошли к дому. – вот тебе! - сказал он, отвязывая мешочек.
- Это что такое? – удивилась Марфуша.
- Это травка особая для Журавушки, - сказал Савка, вынимая горстку травы.
- Да зачем это?
- Как зачем? Кобылок у которых жеребчики надо особо подкармливать, уж это мне известно! И не всякая трава подходит! Я-то знаю, как ту траву найти, меня конюхи научили!
- Ну спасибо тебе, Савка, - Марфуша уже начинала оттаивать.
  Но здесь как нарочно мимо шли две девушки, которые запали на Савку. А тут увидали Савку и Марфушу вместе,  и решили они свое слово вставить!
- Смотри, Макаровна! Чего здесь Савка делает? Кобылку вроде уже огуляли, а других кобылок у них нет! Зачем же жеребец опять пожаловал? – спрашивала Аглашка свою подружку Фроську.
   Хотел было Савка что-то им жестко ответить, но те уже смеючись убежали.
  У Марфуши аж слезы от обиды из глаз брызнули.
- Придешь на гулянье на Чертов городок? Буду тебя одну ждать! – несвоевременно спросил Савка. - Приходи! А то, говорят, царь и запретит всякие праздники!
- Не приду, и не жди, - отвечала опять рассерженная Марфуша. – Ну давай иди отсюда! – добавила она грубо.
- Ты чего мне «нукаешь»? Я тебе не жеребец! - наконец обиделся Савка.
- Жеребец-то и есть! - последовал дерзкий ответ.
- Да ты сама кобылка норовистая! Как была дурой, так и осталась! - разозлился Савка.
- Сам дурак! - не унималась и Марфуша.
- И не буду тебя ждать, другие девки есть! С Фроськой пойду! Но! Пошел! Пошел! Кому говорю!
   Конь Сивка стал возражать своим лошадиным ржанием.
- А ну пошла, дура, в сарай! Пошла! Кому говорят! – тащила в это же время Марфуша лошадку, а та не хотела уходить.
   Соседние ребятишки со старою своею бабкою облепили плетень и громко смеялись, но молодые люди были так заняты собой, что ничего не замечали.
   На шум вышла мать и пожурила дочку.
- Ну что ты так невежливо разговариваешь с парнем? Нельзя так себя вести!
   Но Марфуша ничего и слушать не хотела.
- Но, пошел, пошел! ... - между тем Савка летел на своем жеребце к Москве-реке, чтобы искупаться, а заодно искупать и коня. - Вот дура! И что я с ней связался!
   Герасим, изба которого была на самом краю села, а от его изгороди можно было видеть и поле, и луг, стоял вместо со своей бабой у плетня и наслаждался бездельем.
- Смотри! - обратился он к жене. - Хорош!
- Кто? - спросила та.
- Да вон Савка на своем жеребце скачет!
- Да знамо как хорош! Красавец!
- Верно, красавец! А летит-то как!
- А осанка какая! А грудь у него широкая!
- Да что грудь! Ты на гриву посмотри!
- Волос у него шелковый! Так бы руку и запустила!
   Разговаривали друг с другом муж и жена.
- Вот бы мне такого коня! - Вот бы мне такого молодца! -  вздохнули они разом.
   Савка решил охладиться в воде. Он сходу въехал на коне в реку, попутно перепугав баб и девок, которые купались там, где несколько деревьев развесило свои кроны у самой воды. Девки в мокрых рубахах кинулись в заросли, а одна голая баба по пояс в воде стала ругаться и кричать на Савку: "Здесь купаленка для баб и девок, а мужики в другом месте купаются! Ты чего здесь безобразничаешь?! Меня чуть не зашиб!" Савка смотрел на них и как будто их не видел, слышал крики и как будто слов не понимал. Однако тут же повернул коня и поскакал вверх по течению.
- Вот дура! - всё произносил он, стоя на берегу и скидывая с себя одежду так торопливо, как будто куда-то опаздывал.
- Ничего! другие девки есть! - говорил он, забежав в реку и погружаясь с головой в воду.
   Но уже на берегу, успокоившись, Савка понял, что не только пойдет опять искать встречи с Марфушей, но что хочется ему этого ещё сильнее.
   В это время Марфушу одолевали ещё более противоречивые чувства. Она то собиралась плакать, а то начинала смеяться, вспоминая прошедшую перебранку, и причину одного и другого желания для себя никак не могла объяснить.

   На следующий день девки и парни после сбора шиповника, зверобоя и корня дягиля, которых велел царь набрать пуд,  стали собираться на игрища. По традиции они проходили рядом с Городищем, на небольшом Чертовом городке. Сначала Марфуша и не собиралась вовсе идти гулять, но, увидав опять двух девок, Ефросинью Макарову  и Аглаю Емельянову, идущих по улице уже прибранными, сорвалась с места. Тут как раз и ее подружки пришли, Машутка и Дашутка, звать на гулянье.
- Марфуша! - крикнули они ей. - Пойдем песни петь да пляски плясать! Без тебя мы не справимся!
- Подождите меня, сейчас соберуся! – крикнула она в оконце им во след.
   Марфуша побежала в торопях прибираться. Она находу нарумянилась, а мать почернила ей сажей брови. На другом конце села Савка, который тоже провел день за сбором травы для своих нужд, шел по улице по направлению к Москве-реке.   Из окошка высунулась вдова Евдокия Андреевна.
- Савка! Чего больше не заходишь?
- Некогда мне!
- Чего некогда? Человек ты холостой!
  Вдовица вышла к плетню.
- Что? Завел себе полюбовницу из честных девок? – спросила она негромко.
- Ну а если и так? – отвечал Савка.
- Да так, ничего! Только толку от девок мало ... ну лети, соколик, тебя уже не удержишь! – говорила женщина в вслед убегающему Савке.

   Марфуша отстала от своих девок и парней, которые уже шли по берегу мимо Дьяковской церкви. Она решила сократить путь и пройти тропинкой сквозь заросли мимо небольшого болотца под горою.  Увидев девку с возвышенности, за ней пошел Силантий.
   Права была баба Акулина! Злопамятен был князь Алексей Михайлович Львов. Обид никому не прощал, а пуще всего насмешек над собою.  Да к тому же он был и ябедник, следил за всеми. И нашел он себе докладчика,  Силантия Андреева сына, сына зажиточного мужика  из Садовой слободы. Вот вызвал его раз и спрашивает:
- Говори, что творится, всё докладывай!
- Да что докладывать, князь, что тебе интересно?
- Сначала про баб рассказывай и девок.
- Да девки совсем распустилися, нашли себе парней и ходят парами! Никакого уважения нет ко мне, богатому мужику! Я их пряником маню, а они от меня убегают.  – рассказывал туповатый докладчик. - А этот голодранец Савка самую лучшую выбрал, Марфушку Семенову дочку! Нам в дом как раз работница такая нужна, пашет она как лошадь ломовая! Я ее пряником манил, а она меня и видеть не хочет. А Савка наглеет с каждым днем! Вечно по делам отлучается из конюшни! Видите ли, Стрешнев его вызывает, то на охоту, то еще зачем!
   Силантий ябедничать, что про то, что Стрешнев часто к себе вызывает Симона, который слывет колдуном, умолчал пока. Все-таки Стрешнев - царев дядя, а Симон - колдун, с ним связываться страшно.
   Силантий говорил без остановки, ему казалось, что князь его уважает за что-то. Князь выслушивал внимательно, но смотрел презрительно.
- Так что ты не посватаешься?
- Да какой там! Говорю, никакого уважения! Сказала, чтобы и не думал, отец ее всё равно не выдаст за кого попало! Это я-то кто попало?
- Хм, ты мужик или кто? Не знаешь, как с девками обращаться? Кто они такие! Захотел бы – давно бы твоя девка была!
- Это как же? – не понял недалекий мужик.
- Покажи ей, каков ты есть, бабы силу любят! – князь посмотрел на мужика многозначительно (был он хитер, напрямую вроде бы ничего не говорил, а там мало ли что дурак себе придумал!)
- Да как же так, а отец ее потом меня убьет? – отвечал трусливо Силантий, хотя был он очень крепкий мужик.
- Да как же он тебя убьет? Сразу замуж отдаст!
- А вдруг до царя дойдет?
- Не дойдет!
    Девки действительно боялись Силантия. Был он очень грубый, злой и хамоватый. Да к тому же еще и силой обладал дурной. Не любили его девки, на пряники его не зарились. Да и односельчане семью недолюбливали.
   И вот Марфуша торопилась на гулянье, а Силантий встал у нее на пути.
- Куда торопишься? Не меня ли ищешь? – сказал он грубо.
- Нет, ты мне не нужен! – также грубо отвечала ему девка.
- А  вот я хочу сватов к тебе послать!
- Не шли сватов! Не люб ты мне! Другую найди!
- Смотри! Я хотел по-хорошему, а могу и по-плохому!
   Силантий стал надвигаться на Марфу, она инстинктивно взяла в руку увесистый камень и с силой запустила в него. Если бы тот не увернулся, то попал он ему прямо бы в голову, а так задел немного.
- Ах ты, гадюка! Да я тебе сейчас! – взбешенный мужик замахнулся на девушку здоровенным кулаком.
   На счастье мимо проходила баба Пелагея Ивановна.
- Ты что это творишь, Силантий?
   Ее слова отрезвили громилу.
- А тебе чего, старая? – отвечал он грубо.
- Плохой ты человек! Старших не уважаешь! Живешь не по-божески!
- А тебе чего? Иди куда шла! – трус повернулся и ушел.
- Ну чего ты здесь бегаешь? – стала ругать Пелагея Марфу. – Со всеми ходи!
- Да чего я сделала? – спрашивала девушка удивленно.
- Да ничего! Пойдем на гульбище!

   Молодежь собралась у Москвы-реки и начала свои игры. Савка нарочно выбирал всех девок подряд и не вставал в паре с Марфушей. Было заметно, что он обиделся. А когда пошли игры с поцелуями, он незамедлительно приложился устами к губам какой-то красивой девушки из деревни Беляевой. Марфуша при этом зрелище стала белой как побеленное полотно, она поняла, что сейчас разреветься и в отчаянии побежала за Городище, где ее никто не мог увидеть.
   Савка всё это время одним глазом наблюдал за своей подругой, он заметил, что его поведение доставляет ей беспокойство, чего он и добивался втайне. В конце концов от затеянной игры ему стало как-то тоскливо, и он, потеряв Марфушу из виду,пошел её искать. Правда, одно не входило  его планы: поцеловаться с ним захотели многие девушки, а так как по правилам игры нельзя было никого обидеть, Савке пришлось нелегко.
- Машутка! – обратился он к подружке Марфы.
- А тебе чего? – выскочил вперед тощий парень Ивашка, который гулял исключительно с Машей.
- Да ничего! – отвечал Савка беззлобно. – Вы Марфушу не видали?
- Она где-то здесь, не знаем где, только что в хороводе была. – отвечала Машутка.
   Савка пошел дальше. К нему подбежал пастушок Ванюша.
- Савка! Ты кого ищешь? Марфуша там сидит, - мальчик показал на Городище, - там она плачет!
- А ну покажь!
   Ванюша отвел Савку за гору, где на склоне сидела девушка и плакала. Савка приказал мальчику уйти.
- Ну, что ты ревешь, красна девица? Что ты всё время плачешь?
- Отстань от меня! Иди целуйся с кем хочешь! – не поднимая головы отвечала Марфуша.
- Так то игра такая была! И не нравятся мне те девки вовсе! Я хотел тебя поцеловать, так ты меня прибить обещала, помнишь в детстве, как ты меня охаживала? Я аж до сих пор боюсь.
   Марфуша сквозь силу начинала улыбаться.Казалось, что они наконец помирились.
- Хожу за тобой по пятам, а ты меня только гонишь! Надо мной уже смеяться стали, молодые да старые! «Это кто? Савка? Да не может быть! За Савкой все девки бегают, а этот сам за девкой бежит!» - жаловался Савка.
- Ну и иди к тем, кто за тобой бегает!
   Девушка замахнулась на Савку, тот схватил её за руку и она тихо вскрикнула.
- Что там у тебя?
- Что-что… мозолька …
- Дай сейчас травку какую приложу, вон там растем…
   Савка стал искать какую-то траву, Марфуша смотрела с любопытством. Затем, сорвав, какой-то лопушок, он начал его жевать, затем выплюнул жевку.
- Ну вот, давай приложу и заживет. – говорил заботливо Савка, прикладывая жевку к мозоли и завязывая тряпочкой, которую он вынул из своего мешочка, привязанного к пояску.
   Марфуша перестала плакать.
- Знаешь, какой мне сон чудной приснился? – сказал вдруг она мечтательно, - как будто летаю я над рекой-Москвой и лечу всё дальше, смотрю и вижу – Коломна город стоит, и красивый такой!
- Так ты полететь хочешь? Иди сюда, сейчас полетим!
   Савка взял Марфушу за руку и потащил её наверх. Они встали на самой высокой точке Городища, повернувшись лицом к Дьякову и Коломенскому. Какое-то необъяснимое чувство стало подниматься в груди у обоих. Казалось, что душа их сейчас готова обнять весь мир, казалось, что сейчас она выпорхнет как птичка из клетки, полетает над Коломенским и вернется обратно. Это чувство было так необычно, что молодые люди не хотели двигаться с места.
- Сарафан-то подбери, полетели! – сказал Савка, начиная бег вниз.
- Ты чего делаешь?! Ой, мамочка! Расшибемся щас! – кричала Марфуша.
   Одинокие парочки, которые сидели на склоне Городища то там, то здесь, смотрели на них с недоумением.
- Ты ещё на лошади не скакала, она как разбег возьмет, кажется, у нее и крылья выросли! – говорил Савка уже у подножия горы.
   Между тем приближалось время, когда солнце должно было спрятаться за горизонтом. Девушки и парни начинали собираться домой, ночные игрища было устраивать запрещено. Вереницей тащились они вдоль берега реки, не торопясь. Дьяковцы шли по направлению к своему селу, оно находилось за царским садом, у Голосова оврага.
- Давай через сад пойдем, поверху. – предложил Савка. - Я там папоротник видел!
- Так темно там будет, заблудимся, да и мимо кладбища … и нет там никакого цветущего папоротника, обмануть меня хочешь!
- Не заблудимся! Мы сколько раз так ходили. - настаивал Савка, который не ожидал, что девушка согласиться с ним пойти.
   Казалось, что они снова дети и впереди их ждет какое-то озорство.    Молодые люди опять стали взбираться вверх, на высокую гору, где было Дьяково. Затем они пошли тропинками по направлению к Дьяковской церкви. Марфуше было боязно, но Савка смело тянул её за руку.
- Давай руку! Здесь канавка! Вот и сад государев, сторожам бы не попасться, они, знаешь и стрельнуть могут.
- Ой, Савка, ну зачем ты меня пугаешь? Мне и так страшно, темно уже, я оврагов темных боюсь.
- Чего ты всего боишься? Может и меня трусишь?
- У тебя глаза добрые! Чего мне тебя бояться? – отвечала наивная Марфуша.
- Ну как чего? Одни мы тут! – решил показать из себя мужика Савка.
   Они остановились.
- Ну и что? – спрашивала она.
- Как что? – Савка постарался сделать серьезное лицо и стал надвигаться на девушку.
- Да только подойди близко! – начала пугаться Марфуша и пятиться назад.
- А то что? – спрашивал Савка, продолжая приближаться.
- А ну уйди от меня! Уйди, кому сказала, - прикрикивала на Савка Марфуша и топала ногой.
- А я не послушаю, тогда чего? – говорил Савка, смеясь.
   Он сделал шаг вперед и обхватил Марфушу руками так, что она не могла вырваться.
- Да я тебя, да ты у меня …
   Савка посмеивался, а Марфуша отчаянно ругалась, хотела уже было начать кусаться. Наконец она вырвалась, так как Савка расцепил руки, схватила какую-то дубинку, и со страшным лицом произнесла:
- Только сунься ко мне, думал, я тебя боюсь? Испугал дед бабку ... а она со страху умерла!
   Девушка произнесла триаду и дунула на прядь волос, выбившуюся из косы. Вид у нее был смехотворный.
  Савка немного опешил, ему стало чего-то стыдно. У него пропало смешливое выражение с лица, и он посмотрел на Марфушу так, как будто завтра она должна умереть. Затем Савка грустно рассмеялся.
- Ну и ругаться ты умеешь! Как не стыдно красной девушке так ругаться?
- А ты чего думал, я постоять за себя не смогу? – сказала успокоившаяся Марфуша.
- Да вижу теперь, что можешь. Да брось ты палочку, а то меня смех разбирает. – говорил он уже совершенно спокойным голосом.
   Марфуша пошла вперед, а он за ней.
- Обиделась? Да пошутил я! Я девок не обижаю, зачем мне девок обижать? бабы есть ... – Савка говорил виноватым голосом и ему становилось стыдно от своих слов.
- Это я с тобой пошел, а если кто другой? – продолжал оправдываться Савка.
- А с другим я бы не пошла и другого у меня никого не будет. – вдруг неожиданно для себя самой сказала девушка твердым и серьезным голосом.
 - Так я люб тебе, Марфуша? Ответь! А то сердечко из груди выпрыгнет! - загорелся Савка.
- Знать, люб, раз пошла ... ты мне каждую ночь снишься, я только признаться боялась … - таким же твердым голосом ответила Марфуша.
   Казалось, что она в миг из маленькой капризной девочки превратилась во взрослую женщину. Савка тоже перестал дурачиться. Они осознали для себя всю важность этого момента. Молодые люди шли теперь спокойно рядышком и молчали. Марфуша опять заплакала.
- Ну а теперь чего плачешь?
- Дура я!
- Это мне уже известно! Вон смотри кладбище? Боишься?
- Да чего бояться? Бояться надо живых, а не мертвых!
- Ну вот,  девка и умнеть начала!
   Вот уже знакомая тропинка ведет с Дьяковского холма.  Внизу шел, покачиваясь, какой-то мужичок.
- Никак лешие гуляют?! Чур меня! Чур меня!– говорил он в исступлении, осеняя себя крестным знамением.
  Мужик замахал руками и заспешил прочь.
- Гляди, Савка! Он за леших нас принял. Разве бывает у лешего жена?
   Молодые люди развеселились.
- Конечно бывает! Мне дед Ефим сказывал! Такая же лохматая и страшная как ты!
- Ну погоди у меня! Это ты страшный!
   Марфуша погналась за Савкой. Когда догнала его, он заключил ее в объятья, затем последовал нежный поцелуй.
   В это же время стали видны силуэты девушек и парней, которые шли по берегу.
- Ну вот что, - сказал Савка командирским голосом, - иди найди своих подружек, возвращайся с ними, как будто всё время там была, никто и не заметит, что мы с тобой одни шлялись. Только вот волосы прибери, а то растрепались.
  Они потихоньку затаились за деревом. Когда Марфуша углядела своих подруг, подошла к ним с боку, как будто так и надо.
- Марфуша, а ты где была?
- Да здесь же со всеми была, только от вас поотстала малость.
- А Савка где? Вы же вроде на Городище были?
- Так он давно уже убежал, прогнала я его … тут уже темнеть стало, я и пошла вас искать … - врала Марфа.
-Савка! А что вы там делали в кустах? – спрашивал в это время парня пастушок, который разглядел его в темноте.
- Мы здесь были, чего несешь?
- Нет, вы вон там ходили! Чего делали-то?
- Чего, чего! Целовались! – сказал Савка, когда понял, что мальчик всё равно не отстанет. – Только смотри, никому не рассказывай! А то наколдую чего! Ты же знаешь, меня Симон научает!
- Я не расскажу! Я же мужик, а не баба! А вот как целовались-то? Она же на тебя кулаками махала, я видел!
- Махала? Так целоваться и хотела, а сказать стеснялась!
- Да ну? А вот моя матушка как раскричалась вчера на батьку: "ты чего это, старый, еще руки свои ко мне совать будешь? я тебя сейчас кочергой огрею!" Так он с испугу залез на печку.Так она что, то же целоваться хотела? А вон Аглашка на Силантия кулаками машет. Она чего хочет?
   Аглая показывала кулак и кричала какое-то ругательство.
- Нет, Аглашка целоваться не хочет, она его терпеть не может! - еле сдерживая смех, отвечал Савка.
- Да как понять-то? Хочет или не хочет?
- Да не поймешь ты! Мал еще!
- Нет, не мал, я всё знаю!
- Да чего ты знаешь?
- А вот чего. Когда парень девку какую полюбит, он её в кусты тащит.
   Мальчик уже начинал надоедать Савке своей детской болтовней, но от последних слов парню стало самому стыдно.
- Это кто ж такому тебя научил? Разве ж так можно? - спросил он его строгим голосом.
- Да слыхал я, как Емелька говорил: «люба мне Полька! Затащить бы ее в кусты!» Да еще я видел, как дядька Абрамка свою жену в кусты затащил раз (говорил, что никто не видит, давай полюбимся),  и там им было очень весело.
- Ну вот что! – сказал разозленный Савка, - я вижу отца у тебя нет, всыпать некому, так я тебе могу всыпать, чтобы больше ничего такого не думал. Я в твоем возрасте только и думал, чтобы затрещин да оплеух не получить!
- Да я и не думал, просто знать хотел! Если ты, Савка, не хотел в кусты – так дело твое!
   Савка аж поперхнулся от последних слов.Вдруг он сам для себя сделал неожиданное открытие.
- Да что ты понимаешь! Просто жалею я её! – сказал он в каком-то отчаянии.
- Это как?
- Да вот так! Жалко мне её! - сказал Савка как-то грустно.
- А! Так бы и сказал, теперь мне всё понятно. Вот меня мамка тоже жалеет, «голубок ты мой, маленький», говорит.
- Да и Марфуша не такая, как все девки (так люди говорят), никуда она не пойдет. Вот её князь Львов звал, а она его вокруг пальца обвела. – продолжал балаболить Ванюша.
- Это как? – заинтересовался Савка.
- А так. Обманула она его (так люди говорят), вместо себя бабу Акулина послала, князь потом на всех бросался три дня.
- Ага! Понятно. А можешь ты, проходя завтра мимо приказной избы, письмецо подбросить? Только незаметно!- спросил Савка загадочно.
- А могу, не побоюся! А ты что, грамоте обучен? - удивился Ванюша.
- Так, немного совсем!- пояснил Савка.
   Грамоте он обучился, когда жил некоторое время на дворе у дьячка. Тот обучал своих детишек и Савке перепало. Теперь же у него созрел озорной план.
   Парни шли уже по темной улице, как вдруг кто-то накинулся на Савку сзади. Их было трое.
- А ну, ребята! Бей его! Не трогай наших девок! – кричали нападающие.
   Но здесь один был сброшен и получил пинок, другой получил по уху, а третий сам убежал.
- Нечестно, когда трое на одного! – возмущался мальчонка.
- Сначала драться научитесь, а потом в драку лезьте! Кто здесь? Это ты, Ивашка-Кощей? Чего не убежал? – сплюнув, сказал Савка.
   Ивашка, Машуткин дружок, стоял и держался за ухо, ему было неловко за свой поступок.
- А мне не страшно!
- Так если не страшно, зачем трое на одного? Смотри, не делай так, в открытое поле выходи биться.

   Этой ночью приснился Марфуше сон. Стоит она снова с Савкой на Городище, а он ей и говорит: «сейчас полетим!», да и полетели. Летят они над рекой, над лесами, вот и Коломенское пролетают, вот и Нагатинская деревня видна. Летят они вроде в сторону Симонова и Москвы, но вдруг поворачивают влево, сейчас неизбежно приблизятся к оврагу. «Не надо, не надо в овраг!» - хочет крикнуть во сне Марфуша и не может, он ее затягивает … Здесь она проснулась в холодном поту, на дворе было еще темно.

   Вечерком, на следующий день, Савка уже был у дома Семена Петровича. Марфуша была у изгороди, поджидая друга.
- Не забыла меня еще? – сказал Савка, целуя девушку через плетень. - Меня посылают в Тюхали на две недели. Царь охотиться будет, отлучиться нельзя. А как вернусь, так и обговорим все, как дальше оно будет.
- Как же так? – огорчилась Марфуша, - будет мне без тебя очень грустно.
- Не печалься! Вернусь я, время пролетит в работе незаметно, сейчас всё равно жаркая пора, так и времени не будет свидеться.
- Марфуша! – позвал отец дочь.
- Ну иди, а то заругают, не надо, чтобы родители серчали.

- Ох, что-то часто девка бегать на двор стала. – говорил в это время Семен жене. – Как думаешь, мать, видно в этом году отдавать ее придется? Или еще годик пускай с нами поживет?
- Да уж чует мое сердце, что влюбилась девка, не шучу я. Да и женихи что-то бегать перестали, видно всех отвадила, одного оставила.
- А может то и хорошо, глядишь внуки у нас пойдут. – размышлял вслух Семен.

   Князь Львов сидел в приказной избе и проверял бумаги. Всё же на службе был, а не только за девками бегал. В комнату вошел стрелец.
- Вот! – сказал он. – письмо подметное нашли.
- Ну, читай! Может ябеда какая.
   Ничего не подозревавший князь продолжал разбирать бумаги, а стрелец стал разбирать каракули.
- Пошел старый козел на чужой двор! – начал он торжественно.
- Мяли ему бока три дня и три часа (так это потешка какая-то!)
   Не осталось у козла даже маленького ...
    Стрелец с трудом разобрал последнюю фразу и добавил от себя:
- Складно скоморохи сочинили.
   Только теперь он поднял глаза на князя и вместо него увидел оскал зверя. Спасаясь бегством, стрелец чуть лбом дверь не прошиб.
- А ну пошел вон, шиш мерзкий! – кричал страшный в гневе князь.
   Львов снова стал объектом насмешек. Позвал он было старосту Титку Афанасьева, спросил у него, кто здесь грамоте научен, но ничего не узнал. Так как откуда мужикам грамоту знать? Староста только мог свою подпись поставить, да и то потому, что был старостой.

   Всё правильно сказал Савка. Время за тяжелой крестьянской работой шло быстрее, чем в зимние дни. Однако головы девушек всё равно были заняты суженными и ряженными. Надо сказать про донского казака Симона Данилова, что лет семь назад поселился в селе Коломенском со своей женой Иринкой и двумя сыновьями. Был он не простой казак, а знал всякие заговоры, лечил лошадей, а жена его умела гадать, да, сказывают, и ворожить. Колдуном прозвали Симонку. Любил к нему Савка захаживать. Люди думали, что учиться колдовству, но Савка кроме заговоров на лошадей любил слушать про житье на Дону, про казацкую жизнь. Чудно было слушать ему иные рассказы.
   - И съел казак мухомор, и после этого мухомор явился из-под земли и сказал, чтобы казак себя убил. Но казак, помня государеву честь и государево имя, и православную русскую веру сказал: «Изыди, мухомор». И тут мухомор, испугавшись, ушел обратно под землю.
   Рассказывал Симон, покуривая трубку, а Савка, или еще кто, слушал его  открытым ртом.
   Девушки часто бегали к жене Симона Иринке, чтобы погадать  да про жениха узнать.  Слава пошла про Симона Данилова. Один раз сидели девки в избе у колдуна и слушали росказни его жены, как приметить, кто тебе в женихи сужен. Здесь вдруг постучали в окно (а было уже поздно и темно), и таинственный голос сказал, что ожидают Симона и его жену, а кто – не сказал.
- Ну, идите девоньки, не до вас сейчас! - погнали девушек хозяева.
   Девки ушли, но было им очень интересно, кто же это Симона позвал. Ну, и, так как на деревне ничего не скроешь, узнали люди, что вызывал Симона боярин Стрешнев в свою вотчину Черную Грязь. А по какому делу – тоже известно, лошадей лечить. Сказывали тамошние конюхи, что черт у них в конюшне по ночам лошадям спать не дает.  Видно Симон хорошо знал свое дело, и боярин Стрешнев вызывал его и в другой раз.
   От нечего делать пошла и Марфуша погадать.
- Ну чего тебе, девица? На суженного погадать? Сейчас погадаю.
   Раскинула баба бобы, дунула на воду, посмотрела подозрительно на Марфушу.
- Ты чего знать-то хочешь?
- Быть нам вместе с Савкой или нет?
- Быть. – был однозначный ответ.
   Затем баба проводила девушку со двора и ничего с нее не взяла.
- Знашь чего я увидела-то? – обратилась гадалка к мужу. – Будут они вместе, но только после смерти.
- Хватит тебе девкам голову дурить! - ругался на неё муж. - не умеешь ты гадать!
- Тебе значит можно гостницы получать какие, а мне нет? Я тоже хочу! - перечила Симону жена.

   Однако о любви думали не только крестьяне села Коломенского. Царь также уже вошел в возраст бракосочетания, и юношу очень волновал образ его будущей невесты. Только в отличии от простых девок и парней, он её еще никогда не видел и даже не знал, где её найти.
   Как-то раз Марфуша шла за водой по улице, а тут как раз проезжал царь со своими боярами. Царь часто охотился в окрестностях Коломенского, соколиная охота была его любимой потехой. Он выезжал в широкое поле, где выпускали соколов, смотрел на их высокий полет и восхищался ставками гордых птиц. В такие моменты царь сам ощущал себя соколом и был особенно красив.
    Раньше Марфуша очень хотела повстречать царя, а теперь вроде уже и нет. Конечно, она сильно перепугалась.
   Юный правитель, у которого только начала пробиваться  борода, ехал шагом и вел разговор.
- А как оно у простых мужиков бывает? Невесты тоже женихов до свадьбы не знают.
- Государь! У них не так, как у царей! Они и до сватовства друг друга знают! – отвечал ему родной дядька Семен Лукьянович Стрешнев.
- И как же они друг друга узнают?
- На праздники на гулянье пойдут! Там и познакомятся. Кто кому приглянется, тот с тем и подружится.
- А потом что? – интересовался царь.
- Потом еще начинают гулять, подарки друг другу дарить … но всё равно женится будут после сватовства и благословения родителей.
   Здесь как раз на улице всадникам попалась Марфуша у колодца. Она уже набрала воду и стала направляться навстречу царскому поезду. Увидев девушку с полными ведрами, кто-то про себя вздохнул облегченно. Разглядев же её, молодые стольники стали с интересом посматривать и тихо шептаться между собой.
- Смотри, какая девка красивая!
- А что, в Коломенском все крестьянки такие?
- А это кто у колодца стоит? – поинтересовался царь, так же заприметив красивую крестьянку.
- Это девка Марфа Семенова дочь. – отвечал князь Львов.
- Князь Львов каждую девку и бабу в Коломенском по имени отчеству знает! – заметил Стрешнев к неудовольствию Львова.
- Спросите у нее, есть ли жених! – приказывал дальше царь своему дядьке.
   Когда к ней подъехали, Марфуша не месте застыла, стала лицо платком закрывать от смущения.
- Смущается девка, государь! Так ей и положено! А ну, стольники, назад отойдите, у нас здесь дело государственное! – говорил хитрец Стрешнев, прищуриваясь.
- Говори! Есть ли у тебя жених? И правду! Царь знать хочет! Если стесняешься, только мне скажи тихо. Я человек уже немолодой, мне не стыдно сказать! – говорил Стрешнев девушке, про себя посмеиваясь.
   Марфуша с трудом из себя выдавила:
- Есть у меня сердечный друг, но мы еще не сосватаны.
- Есть у нее жених! – передал Стрешнев слова Марфуши царю, хоть и так было всё слышно.
- Спроси, как он её называет! – приказывал царь.
- Как тебя он кличет? Говори всю правду! – посмеиваясь потихоньку, дальше пытал девушку весельчак. – Верно, телушкой?
   При последних словах стольники тихо засмеялись.
- Нет, кобылкой норовистою. – испугавшись, выложила всю правду  Марфуша.
   При этих словах стольники стали хихикать громче.
 - Так у нее жених конюх. – заключил Стрешнев.
- Но это, когда он сердится, а когда не сердится, то голубушкой, или душечкой! – осмелев, стала дальше рассказывать Марфа Семеновна, которая усвоила Савкин урок о том, что царям надо говорить то, что они хотят услышать.
   Молодого государя заинтересовали последние слова.
- Спроси, а как она его кличет. – приказал он опять.
- Ну а как ты его, девица, кличешь? – хитро произнес Стрешнев.
- А я его зову соколиком моим ясным, так как очи его зоркие, а поедет по полю на коне - как будто летит соколом. – продолжала Марфуша плавным голосом.
   Последние слова царю очень полюбились.  Он приказал дать девице от царя милость, и, вспомнив, что он для своих крестьян и отец родной, приказал девице слушаться родителей пуще прежнего.
   Царский поезд двинулся дальше к царским хоромам. К Стрешневу подъехал стремянной конюх Карп Чудов и начал осторожно разговор.
   - Семен Лукьянович! Ну как же так! Дали мне пустошь Полянку по конец Острединовского пруда, а твои крестьяне её пашут!
   - Хе-хе! Какая такая пустошь Полянка? - усмехался Стрешнев. - Нет такой пустоши  в округе! А там земля моя, Черногрязская, вот крестьяне её и пашут! 
   - Как же так! писцы её мерили! У меня выпись есть! Я челобитную царю подам!
   - А подавай, коли хочешь. Только крестьяне скажут, что никакой пустоши Полянки не было! А может ты её с Лужайкой какой перепутал? Есть такие пустоши у нас, которые днем с огнем не сыщешь! - вымолвил Стрешнев и хитро прищурился. - Вон, архимандрит Симонова монастыря с братию пустошь Никольскую триста пятьдесят четвертей в одном поле не могут найти! А ты какую-то там Полянку всего-то пятьдесят четей!
   - Фиг тебе, а не пустошь Полянка! - добавил про себя царев дядя.
   Марфуша в это время побежала в другую сторону к своему дому. Вбежав как очумелая в избу, она тут же зачерпнула ковшиком из ведра.
- Фу, всё царь знает, ну всё про всех. – сказала она матери с восторгом, а про себя благодарила Бога, что шла навстречу царю с полными ведрами.
- Марфуша, - позвал ее отец, входя во внутрь, - что тебе царь дал, а ну покажь!
- Ой, забыла совсем, вот, батюшка, царская милость, - отвечала девушка, отдавая отцу денежку.
   Тот, как обычно, повертел её в руке и, завязав в тряпочку, спрятал в сундучок.

   Как-то утром Семен Петрович заботливо надевал на себя праздничную одежду. При этом он что-то напевал. Вид у него был самодовольный.
- Семен? Ты куда это наряжаешься? Не уж то к царю? – поинтересовалась жена.
- Я по государеву делу иду. – был ответ.
- Это по какому-такому еще делу? – удивилась жена.
- По государеву! Изютинскую землю будут новому владельцу отказывать, Федору Федоровичу Волконскому, им знающие крестьяне надобны! Еду можешь не давать, там накормят. Или нет, дай ломотик хлеба, а уж напоят – точно!
- Скорее, Семен! До темна успеть надобно! – с улицы мужика жалобно звал поп Евтихий Федоров из Дьякова.
   Семен Петрович вышел на двор и увидел в телеге мужика Ефима.
- Ефим Евлампиеч! Здравствуйте! – обратился он к нему, садясь в телегу. – А правда, что Вам царь пол-осетра соленого пожаловал? Угостили бы! А почему половину только? Может это, женка у Вас очень страшная? Испугался ее царь, когда на дворе у вас отдыхал.
   Ефим только махнул рукой. Это означало, как они все (окрестные мужики) ему надоели, занялись бы лучше своим делом.
   Крестьяне с попом приехали к деревне Изютиной и встали на Серпуховской дороге. Позади их был Сухой овраг. Их уже ждал дьяк Поместного приказа с подьячим и другие понятые.
   Дьяк начал свою речь.
- Кто из вас про деревню Изютину знает, какие пустоши здесь находятся, кто этими землями владеет?
   Семен Петрович важно вышел вперед.
- Яз - Семен Петров сын, крестьянин села Коломенского про ту деревню Изютину ведаю. Находится усадьба той деревни у речки Котла, а у Серпуховской дороги находятся селища пустошей Верхние Чахловы да Нижние Чахловы, а владел этой землей половиною князь Иван Михайлович Долгороуков, а другою половиною – Алексей Богданович Селиверстов, да после Федор Михайлович Рчинов.
   Другие понятые  в знак согласия закивали головой.
- А кто межи той деревни Изютиной знает? – продолжал дьяк.
- Я, Семен Петров сын, знаю, от отца своего и деда слыхал!
- Я, Ефим Евлампиев сын, тоже межи той деревни Изютиной ведаю! – вышел вперед и мужичок Ефим.
   Мужики встали на первом межевом признаке, на яме у Серпуховской дороги. Они смело пошли по бороздке по направлению от Москвы. Дьяк диктовал текст:
- На дороге яма, в яме черепье да кости, от ямы в сажене межевой столб, на столбе грань...
- Говорите помедленнее! Писец не успевает записывать! – попросил подьячий, почесав бороду.
   Крестьяне долго водили писцов по меже, и вроде бы всё сходилось. Но вот они забрели в лесок и стали спорить.
- Здесь межа по Лукомке идет! – уверял Семен Петрович.
- Какой-такой Лукомке? – интересовался писец.
- Дорога это, Лукомская она, так мне еще дед мой говорил.
   Другие мужики поддакивали, что, мол, знают они такую дорогу.
- А куда она ведет?
- Туда! Далее! А куда затем – мне не ведомо! – напустил туману Семен.
- Нет, не здесь межа проходит. – возразил Ефим. – Она по той дорожке идет! А та дорожка идет в Зюзино!
- С ямы, что у кроковистой березы,  межа спорная. – между тем диктовал дьяк.
- Нет, моя правда! По Лукомке межа идет! – настаивал Семен. – А ну пошли за мной.
   Все двинулись за Семеном, попутно разматывая двадцатипятисаженную веревку..
- Должны мы теперь 50 саженей пройти, - шел Семен уверенно по дороге, - а вот и яма межевая.
- Пиши! Указал яму!
- А это что в яме? Ага! – Семен торжествуя достал что-то и поднял над головой. – А это что, я вас спрашиваю?
- Пиши! В яме череп кобылы, признаки межевые от ямы, что у кроковистой березы, сходны ...
   Ефим только плечами пожал: твоя правда, Семен Петрович!
   Вернулись мужики домой все пьяненькие, а пуще всех поп Евтихий Федоров напился, который вместо детей своих духовных руку к грамоте приложил.

продолжение http://proza.ru/2018/09/24/1779