Южными ночами. Часть 2

1.

Первое, что я увидел, включив свет на кухне, были два огромных пакета с банками и контейнерами. Обещал же дядька, что продукты привезут, значит всё должно быть исполнено в точности. На полу – две канистры с водой местного региона. А посреди стола – внушительных размеров арбуз, который я, наверное, буду есть всю неделю. Под арбузом меня тоже ждала записка.

«Жаль, не застал дома. Надеюсь, ты на пляже, а не в баре. Хочу увидеться». Потом шёл номер телефона и подпись: «Олег», а в скобках: «Олежек» и  пошлое кривое сердечко. Я выронил кулёк с пирогами на стол и закрыл лицо  руками.  Меня обдало жаркой волной, я чувствовал, что горю от стыда.  Поплескал холодной водой из раковины, но лицо, уши, шея горели, а чувство нарастало. Даже живот скрутило, и я плюхнулся на стул. Ещё раз прочитал записку. Ну, надо же, одно словечко! А вывернуло меня наизнанку. «Олежек», блин… Больше двух лет прошло… Мнемозина надёжно укрыла ту встречу в глубине подсознания. Я и думать забыл! Но это «Олежек» вернуло  ушедшие ощущения с двойной силой.

А всего-то был один вечер. Даже не вечер, а несколько часов. Мне не хотелось вспоминать, но память сама воспроизвела  подробности, ещё чётче и острее, чем я чувствовал тогда. Ох…. А начиналось всё тихо-мирно в доме у Саввы Михеича  на прощальном ужине по поводу моего отъезда. Как раз в мой последний визит сюда. Нелли, как всегда, наготовила вкуснотищи. Вся семья, включая давних дядькиных друзей, водил и охранников, ела, пила и пела казацкие песни. Короче, погуляли на славу. Я, конечно, сразу напился, так  как опыта и закалки тогда было маловато. Да ещё – ох, уж это домашнее вино! Я креплёное вообще-то плохо переношу. Но тост за тостом, и набрался…

Потом мы распрощались, расцеловались, и я засобирался на дачу. Через два дня был уже билет на поезд. Дядя, видя моё плачевное состояние, дал одного из своих водителей, чтобы отвёз в наш «верхний» посёлок. Меня подхватил высокий, стройный парень лет двадцати пяти, в узком тёмном костюме, назвавший себя Олегом. Я был пьян, всех любил, лез обниматься, ну и ему тоже перепало. Олег откровенно посмеивался надо мной и пытался удержать в вертикальном положении. Где-то на полпути, мы услышали громкую заводную мелодию, и меня как озарило!

- Останови, - говорю, - у бара. Я на минуточку.
Водила спорить не стал. Это в его обязанности не входило. Я добрался до стойки, осел кульком на барном стуле, заказал вдруг ни с того, ни с сего виски и стал осматривать зал, чувствуя себя Наполеоном. Бармен двинул мне  бокал. Я залпом осушил его, и как мне показалось, сразу отрезвел. Но это только показалось… Остальные события всплывали сквозь пьяную пелену и с неожиданных ракурсов.

Как так получилось, что я свалился с высокого стула, ума не приложу. Полежав на боку с пару минут, подивившись тому, что все присутствующие как-то воспарили над полом я, всё же смог привести «Наполеона» в сидячее положение и продолжил пялиться в шумную танцующую толпу. И тут толпа, как библейская волна отступает, а навстречу мне движется кто-то прекрасный, невесомый, спасительный… 

Сильные руки подхватили меня и понесли, как невесту. От резкой перемены положения голова моя закружилась, и я притулил её на плече спасителя.

- Ты кто? Как тебя зовут? – поинтересовался я в машине.
- Совсем плохой?! - был ответ. Грубовато  как-то для Ангела.
- Олег! – вдруг вспомнил я, - Олежек!

Парень резко рванул с места, я откинулся на спинку сидения и отдался скорости. Пришёл в себя только, когда он стал выгружать меня из машины. Прохладный ветер произвёл отрезвляющий эффект, но не совсем. Я уже мог сам передвигать ногами. Водитель потащил меня в горку к дому. На меня напала болтливость и любвеобильность.

- Олежек, как же ты мне нравишься! Ты спас меня. Я тебя очень полюбил. Я ведь потому и напился, что люблю тебя. Веришь?
- Верю, верю. Шевели ногами-то, ты не пушинка. И чего тебя в бар понесло, я думал, за сигаретами что ль… На девок потянуло? – Олег откровенно издевался.
- Олежек, какие девки. Я их терпеть не могу. Я тебя люблю.

И полез целоваться. Парень уворачивался и хохотал в голос. Я стал злиться, даже, кажется, укусил его в плечо. Ночь ослепила, было прохладно, но я чувствовал жар его тела, запах, силу рук… Да, запах. Он впечатался в мою долговременную память, и сейчас, сидя на кухне и вспоминая, я опять словно чувствовал его, вернее видел, как художник,  в цвете. Бархатный, бордовый, цвета корицы и вишни.

Я опять закрылся руками. Как стыдно… Фуууух….., что же было потом? Потом я шептал: «Олежек, Олежек, поцелуй меня!», ослабевал тонус мышц, выскальзывал из его рук и заваливался на дорожку. Самое интересное, что на следующий день я уже почти ничего не помнил, так мне было плохо. А ещё через день я второпях собирал вещи и мчался на вокзал, и адьё! Память сразу убрала это событие в самый дальний ящик и захлопнула дверцу. Но сейчас всплыло всё-всё, до мельчайших подробностей.

Олегу надоело поднятие незапланированных тяжестей. Он прижал меня к дереву.

- Перестань дурить, Гера! Давай в кроватку топай.
- Нет, без поцелуя не пойду, - промяукал я и стал снова сползать на землю.
- Ну, хорошо. Если поцелую, пойдёшь сам?

Я радостно закивал головой.

- Тебе понравится, вот увидишь, - успокаивал я его мужскую гордость.

Парень серьёзным голосом произнёс:
- Ты даже не представляешь, как!

Он наклонился и прижался губами к моим. На секунду замер, втянул в себя воздух, а потом ворвался в мой рот.  И это был мой первый взрослый поцелуй. В мои неопытные восемнадцать. Я помню, что сразу стал отвечать. Олег отстранился, тихо и серьёзно спросил:

- Ты что, этого хотел?
- Да. Я не знаю. Наверное.
- Пойдём, ты обещал.

Я довольно твёрдо двинулся вперёд. Только мы прошли спокойно всего несколько шагов. Потом он опять схватил меня в охапку и поцеловал. И так каждые три шага. Не помню, как мы в таком состоянии добрались до моей комнаты на втором этаже. Я как с ума сошёл. Пытался сорвать с него пиджак, но не вышло, зато это получилось с галстуком. Пуговицы рубашки тоже разлетелись в разные стороны.

- Олежек, Олежек мой…, - всхлипывал я, шаря по его спине руками.

Чего я добивался от него?! Но это были первые поцелуи и первое проявление моей сексуальности. Боже! Я опять ужаснулся своим воспоминаниям, налил стакан воды.  Медленно пил и водил по буквам его записки пальцем.

Потом я вдруг почувствовал себя в одиночестве. Олег, видимо, вовремя остановился, сумел расцепить мои объятия и уехал. Мне вспомнилось, что я расплакался тогда от обиды…

Вот и всё, ничего больше! Но это сердечко в записке, «хочу увидеться», «Олежек» явно намекали на то, что парень ничего не забыл. Да, вот именно – это был намёк. Явный и откровенный. Ведь, если мы встретимся, а это обязательно произойдёт за целый месяц, мне придётся на него ответить. Я даже испугался.

Воспоминание пролетело за несколько секунд, и так же мгновенно протрезвило меня и возбудило.  Закинув пакеты в холодильник, не распаковывая, я поднялся к себе в комнату, включил свет и стал шарить в нижнем ящике стола. Достал тёмно-синий галстук в чуть заметную голубую полоску и прижал его к носу. Галстук ничем не пах, кроме пыли. Мне опять стало жарко. Я подошёл к раскрытому окну и отдёрнул занавески. Стал дышать темнотой, прохладой. Потом скинул с себя футболку и нацепил галстук на шею.

В этот самый момент, напротив, метрах в десяти-пятнадцати от меня зажёгся свет, и я увидел чуть  пониже моего окна комнату Фелика. Неужели  малыш только что до кроватки добрался?  Шторы его комнаты были чуть раздвинуты, за ними мелькнула тень. Парень подошёл к окну, отодвинул занавески в стороны и высунулся из окна. Я хотел было помахать ему и крикнуть «спокойной ночи!», но он не смотрел вверх на меня, а стал выглядывать что-то в почерневшем саду. Решив не выдавать свой наблюдательный пункт, я молниеносно метнулся к стене и погасил свет. Приблизившись к окну, предусмотрительно задвинул шторы, чтобы не отсвечивать бледным не загорелым телом в темноте и оставил лишь узкую щёлочку для подглядывания. Фелька, казалось, ничего не заметил, повертелся у окна, потом стал медленно стаскивать свою борцовку. Красавец был как на ладони! Тут он принялся разминать руки, как Майкл Фелпс перед заплывом,  также медленно и картинно. У меня закрались сомнения – уж не специально ли разыгрывается этот спектакль… и тут… Феля отошёл от окна к кровати, которая была видна наполовину, повернулся ко мне спиной и стянул с себя шорты вместе с трусами! Матерь божья…. У меня даже во рту пересохло. Он опять поразминался в разных позах, а потом улёгся на спину на край кровати в виде морской звезды. Вот ведь, поганец!

Хлопнула входная дверь – это Наталья Леонидовна вернулась с посиделок. Парня, как подбросило! Он слетел с кровати и вырубил свет. В тишине было слышно, как бабка пошуршала на кухне, потом зашаркала в свою комнату. Дом погрузился в темноту.

От выпитого, воспоминаний и увиденного стриптиза я тут же уснул в шортах и галстуке.

2.

Очнувшись только часов в одиннадцать, с закрытыми глазами и головной болью я пошлёпал  вниз умываться. На кухне, как ни в чём не бывало, сидел Фелик и пожирал мой арбуз!

- Ну ты и спать горазд! Я уже минут сорок здесь, - обиженно приветствовал он меня с набитым ртом и беззастенчиво выплюнул косточки на лежащий на столе лист бумаги. – Ты что, в этом спал?

Чёрт! Да, именно так я и спал, в галстуке и бермудах. Ещё этот листок на столе! Наверняка, он его прочитал и сделал выводы, решил я, видя, как безжалостно Фелька заплёвывает записку семечками.

- Представляешь, первый раз за лето арбуз ем! Бабка ни разу не покупала, - пожаловался парень. – Откуда он взялся?
- Дядька прислал продукты, пока мы заплывали.
- Ааа, понятно… Олег… привозил? – ухмыльнулся Фелька.

Я не подал вида, отвернулся к раковине и стал плескаться.

- Да, водитель заезжал, пока нас не было. А ты чего припёрся в такую рань?
- Ой, слушай! – Феля вдруг вспомнил причину своего визита. – Бабка срочно зовёт тебя к нам на ланч. Там все её «девушки» собрались. Штук пять уже. Все хотят на тебя посмотреть!

Понятно. Вчерашний рассказ Натальи Леонидовны не удовлетворил соседок, и они решили лично удостовериться.

- Ты только не отказывайся, а то они меня живьём съедят! Пойдём, посмеёмся. Это же для них смысл жизни – дети-внуки.

Я и не отказывался, всё равно пришлось бы через это пройти. Каждый раз так. А тут два года нас не было! Истосковались бабушки…

- Ладно, я скоро приду, иди пока, - мне хотелось побыть в одиночестве и поразмышлять на трезвую голову о своих вчерашних впечатлениях.
- Я подожду. А то невозможно с ними – все на меня пялятся.
- А многим нравится, когда за ними наблюдают, - подколол я.

Фелик быстро опустил глаза в арбуз, из чего я сделал вывод, что вчерашние телодвижения в окне были хорошо спланированы. Вот только зачем? И даже не покраснел. Вот, наглый! Но мне сейчас было не до него.

- Иди, иди, мне надо в душ и кака сделать, - выпроваживал я непонятливого соседа.
- Ну, ладно, только делай свои кака побыстрее, а то они меня запилят, - парень усмехнулся, ещё раз смачно плюнул на записку семечками и удалился.

Я с удовольствием заглотил два куска арбуза – потрясающий! Смахнул корки и семечки в мусорный пакет. Повертел записку в руках. От арбузного сока буквы расплылись и разъехались в разные стороны. Но смысл остался прежний –  бл….ий и откровенный.  Нет, звонить я не буду ни при каких условиях, даже если мне придётся иссохнуть без секса. Я и номер запоминать не стал, смял записку и бросил в пакет.

Заглянул в холодильник, распотрошил пакеты и понял, что в нём домашняя Неллина еда - никакой магазинной нечести! Тушёные баклажаны, колбаски, лобио, курочка, рулетики с грецкими орехами, пахлава и всё в том же духе. Я был доволен. Развалившись на стуле, набрал дядькин домашний номер.

- Нелли, это Гера! Получил твою посылку. Как же всё вкусно! Спасибо, дорогая.
- Георгий, как я рада тебя слышать. Понравилось? Ой, ты уже, наверное, всё съел. Я тебе ещё вечером пришлю.
- Нет, нет, спасибо. Я вчера поздно домой вернулся, не успел даже толком начать. Пока всё есть, не беспокойся. Меня Наталья Леонидовна удерживала, пока я её пирогами не объелся.
-  Ааа, с визигой пекла, - понимающе протянула Нелли. Вот, женщины! Уже всё знают что, да как на другом конце посёлка делается.

- Да, хорошо у вас информация поставлена.  Как это у вас получается!
- У меня же везде свои агенты, - рассмеялась Нелли.

Мне было приятно с ней болтать обо всём на свете. Она мне нравилась. Разница у нас была всего двенадцать лет. Ей тоже не хватало общения с людьми своего поколения. Ведь, вокруг были только  дядьки за пятьдесят, да дети сопливые.  А ещё, ей можно было всё рассказывать. То, чем с родителям не поделишься, а тётушки-бабушки уже не поймут и воспримут как блажь.

- Ладно, - согласилась Нелли. – Ещё два денька потерпишь, а потом я к тебе своего водителя отправлю со свеженьким. Олега…

Так, смекнул я – значит, Олег её личный водитель. Интересно получается. И не боится же дядька при ней такого молодого держать… Тогда ему было где-то двадцать пять, плюс два с половиной – около тридцати парню получается. А Нелли – только тридцать три года.

- Нелли, спасибо за вино! Очень вкусно. А у тебя есть сухое? Так хочется попробовать, - поинтересовался я, пытаясь скорректировать «продуктовую корзину». Крепкое красное я больше не перенесу.
- Конечно, и белое и красное. Тебе какое?
- Нелли, ну что ты спрашиваешь! И того и другого, - рассмеялся я. – И можно покислее. А то я вчера с одной бутылки упился вусмерть.

Потом мы повспоминали мою матушку, внезапно для всех ушедшую два года назад, она даже всплакнула. Я знал, что это искренне, не наиграно, от чистого девичьего сердца.

Тут я вспомнил, что меня ждут у Натальи Леонидовны. Я ей и об этом сказал.

- Ой, берегись Гера! У нас тётки бедовые. Их мужья выслали на всё лето, так им заняться нечем, как кости полоскать, да мальчиков цеплять на пляже, старые перечницы.
- Я отобьюсь, Нелли, не на того напали.
- Слушай, а давай я тебя с девушками познакомлю. Хорошие есть, - я чувствовал в её голосе материнские нотки. Она и в прошлый раз пыталась сосватать мне кого-то. Но девушки с отчествами Геворковны и Хачатуровны все как на подбор были кругленькими, маленькими и страшненькими, как мне вспомнилось.
- Нет уж, спасибо. Я девушками не интересуюсь, - брякнул я, не подумав.

Нелли аж поперхнулась чаем, который пила во время нашего разговора.

- Ты серьёзно?
- Да, Нелли. Вот так бывает! – я решил не мудрить ничего и разом пресечь её попытки меня женить. Тем более это была правда. И я знал, что она никому и словом не обмолвится, не выдаст секрета, тут она – могила.

Нелли помолчала, потом вдруг с жаром стала утешать меня:
- Гера, только ты не думай о себе плохо! Это нормально… почти. Главное, когда люди друг друга любят. И не вздумай с собой что-нибудь сделать, - тревожилась она. – Главное, чтоб человек был хороший. А ты очень, очень хороший. И такие ребята есть хорошие… хочешь, познакомлю?

Я расхохотался:
- Ну, Нелли, ты даешь! У тебя что, на все случаи жизни варианты имеются.
- А як же, - успокоенным голосом промурлыкала подруга. – Только дяде не говори, а то он расстроится. Он же старой закалки… Послушай, вот пришлю тебе Олега, ты присмотрись.

Хорошо, что я сидел на стуле! Теперь картина вырисовывается: вот дядька, мудрец, приставил к молодой жене молодого голубка. И никаких тебе хлопот и подозрений.

Она печально вздохнула:
- Вот, если бы мама твоя была с нами… Может, и выпрямилось как-нибудь…

Это она в точку. Ведь именно после ухода матери, я вдруг резко перестал интересоваться девушками. До этого всё было ещё неопределившимся, смутным. А тут я совсем охладел. Наверное, любой психолог сразу выявил бы причину. Я тоже, порывшись в себе, объяснял мою сексуальность страхом потери. Встретишь какую-нибудь, привыкнешь, а она возьмёт и уйдёт к другому, или  просто…, или в мир иной…

- Нелли, ты меня к жизни вернула, - вкрадчиво поблагодарил я её, прекрасно понимая, что ей было приятно услышать. Она всю жизнь пытается за всеми ухаживать, опекать и помогать. Хороший бы психолог из неё вышел.
- Как я рада, Гера! Ждём тебя в гости через три дня, вот Савва Михеич приедет…, - она всегда называла мужа на Вы и по имени отчеству. – А то, сам загляни, поболтаем.

Мы распрощались, и я второпях бросился умываться и одеваться.

3.

Меня все заждались. Тарелки на столе в кухне Натальи Леонидовны были полупустыми. На блюде оставалось всего несколько пирожков. Тут было уже не пять, а восемь дам разного возраста. Почти всех я знал, кроме двух новеньких. А, может, они успели так измениться до неузнаваемости за эти два года…. Фелька строил мне злобные морды – измаялся весь, отдуваться за двоих.

- А вот, и наш Георгий! – возвестила Наталья Леонидовна о моём «пришествии».

Грузные, полные и полнеющие дамы при полном параде намертво закрепили свои тела в рамках плетёных стульев. Они зашумели, замахали руками, приглашая меня к столу. Никакая бурная радость не могла заставить их приподняться с места. Единственное, что в них оставалось живеньким, так это глазки, буквально раздевающие, «облапывающие» меня, если можно так сказать, с головы до ног.  Я не рискнул втиснуться в их плотные ряды, боясь, что и вправду, они могут затискать меня, как младенца, проверяя все ли ручки и ножки на месте.

- Какой красавец стал! А вырос-то! Вот жених на загляденье! Рассказывай, Георгий, как папа, тётушка…

Фелик закатил глаза, презрительно фыркнул и отошёл к окну. Я подхватил чашку с чаем и уселся на подоконник позади него.

- Всем привет передают, - только и вымолвил я.

Остальное было лишним. Достаточно было бросать односложные ответы в гущу их сорочьей стаи. Дамы сами спрашивали – сами отвечали.

- А как Георгий на отца похож, - защебетали соседки. Да уж, я был копией отца в молодости. А он тут слыл первым парнем на деревне.
- Нет, больше на Ивана Леонидовича, - уточнила самая престарелая…, нет, так нельзя о дамах,-  самая опытная.

Тут все согласились, и стали вспоминать моего деда, мастера-умельца на все руки, чинившего всевозможные приборы для всей округи. Дамы находились в промежуточном возрасте, около шестидесяти, как и моя тётушка и Фелькина бабка. Мой отец был для них чересчур молод, и поэтому особенно притягателен, а дед – слишком взрослым, как их отцы, и поэтому – недосягаемым.  Женщины  этого послевоенного поколения составляли большинство, и хорошего парня их возраста тогда было трудно найти.

- Вот какой дружок теперь у Феликса появился, - безо всякой задней мысли ляпнула Наталья Леонидовна.

Дамы многозначительно посмотрели на нашу парочку у окна, и некоторые взгляды мне не понравились.

- Да уж, Наталья, теперь за ними только глаз, да глаз….

Ах, так, подумал я, бес вам в ребро! И демонстративно водрузил локоть на плечо Фелика.

Когда наши уши окончательно завяли, мы отпросились на пляж. Пришлось обойти стол по кругу и крепко расцеловаться с каждой соседкой. Фууу, весь в помаде и крошках от пирожков я, наконец-то, вывалился на свежий воздух. Феля открыто насмехался надо мной.

- Ну, ты и красавец! Чего так долго шёл! Представляешь, что мне пришлось вытерпеть…

Мы отправились на набережную. Её недавно отреставрировали, и много чего было мне незнакомо и переделано. Фелик показывал новые злачные места, а я исподтишка поглядывал на него. Вот уже два дня вижу парня и не перестаю удивляться произошедшим с ним переменам. И разговор с ним уже не тот, что в детстве, не прямой, а всё с подтекстом, со скрытым смыслом. Или я сам избегаю искренности, боясь слишком приблизиться к истукану…  Сегодня он был одет прилично, видимо, бабка велела не отсвечивать ногами перед соседками – лёгкие, песочного цвета брюки и белоснежная рубашка-поло, чернющие волосы туго скручены в замысловатый пучок. Я видел, что люди на него засматриваются, особенно дамы и многие оборачиваются. «Красивым, красивым вырос парень! Небось, от девок отбоя нет», - жалобно поскуливал я про себя. 

Фелик и в людском море чувствовал себя, как рыба в воде. Он часто с кем-то здоровался, приветственно взмахивал рукой направо и налево, останавливался обмолвиться парой слов. Я вспомнил, что он проучился в посёлке до седьмого класса, и только в восьмом его родители взяли к себе в Москву. Мы зарулили в открытую забегаловку, и мелкий шустрый парнишка армянистого типа, предварительно облобызав Фелика и ритуально ткнувшись плечом в плечо, подал нам два чебурека и по бокалу вина, какого-то сине-чёрного цвета. «И чего бабка боится его отпускать, вся же местная шпана – его дружки».

- Мой одноклассник, - счёл нужным пояснить Фелик.

Я с безразличным видом пожал плечами и вдруг, ни с того, ни с сего спросил:
- Тебе сколько сейчас?
- Восемнадцатый, - последовал неопределённый ответ.

Чебурек был восхитительным. Я с опаской покосился на чернила в бокале, но отпив глоток, замычал от наслаждения. Видимо, Фелька был здесь на особом счету, и ему подали домашнее, а не пойло для отдыхающих.

Наевшись до отвала, нас по закону жанра потянуло купаться, и мы спустились на городской пляж. Народу было по-божески. Фелик выудил из рюкзачка огромное махровое полотенце, мы начали раздеваться. Я отвык от гальки, запутался в бермудах и плюхнулся на подстилку. Фелик же стоял во весь рост и картинно сбрасывал одежду. Сегодня на нём были тёмно-коричневые плавки, сливающиеся с цветом загорелой кожи. Смотрелся голым! Вокруг чувствовался интерес к его персоне. И тут он взял, да и распустил волосы, медленно встряхнул головой из стороны в сторону. Они чёрной волной упали на плечи и грудь, доставая до сосков. Вот уж не ожидал, что они такие длинные. По мне, так он стал похож на индейца из ковбойского фильма или на вырезанную из чёрного дерева африканскую статуэтку. Я даже рот раскрыл. Кто-то из отдыхающих даже присвистнул.

- Рот закрой, - пошутил парень.
- Да пошёл ты…

Тут к его ногам подкатился волейбольный мяч – компания в нескольких шагах от нас играла на мини площадке, мальчики против девочек. Фелька  изящно поднял мяч и бросил упустившей его подающей. Та даже не нашла в себе силы подхватить его, так была увлечена созерцанием. Мяч оттолкнулся от неё и снова отлетел в нашу сторону. Фелик со смехом опять поднял мяч, подошёл к девушке и всунул ей в раскрытые ладошки.

- С вами можно поиграть?

Девушки охотно взяли его в свою команду.  «Какой красавчик!» - донеслось до меня их перешептывание. «Тьфу, неужели больше нет других определений», - я сидел и злился и ревновал. Через пять минут я услышал мужской голос:

- Эй, парень, не хочешь к нам присоединиться, а то девчонки…(он сделал недвусмысленную паузу, чтобы все поняли, что и этого волосатика относят к их категории) стали наседать.

Я понял, что это ко мне обращаются, и с радостью влился в мужскую компанию.  Проходя мимо девчачьей половины поля, я услышал их кокетливое хихиканье: «Клёвый какой!». Вот это уже ко мне относится, а то – «красавчик»….

Конечно, мы уделали девчонок вчистую, потому что они вместо того, чтобы следить за мячом, во всю флиртовали с Феликом. За что и поплатились. Но все были не в обиде. Парни пожали мне руку, пригласили ещё приходить поиграть, разобрали своих девчонок и убежали купаться. Две «бесхозные» незаметно как переместились к нашему полотенцу. Фелька тут же предложил искупаться, и они оставили меня с носом, то есть сторожить вещи.

Я ёрзал на гальке, пытаясь расслабиться и позагорать, но постоянно высматривал  Фелика,  резвящегося в воде с новыми подружками.  Они хохотали, плескались, потом отплыли к буйкам. У меня даже глаза заболели от слепящих солнечных бликов. Вот ведь, приехал отдохнуть, отвлечься от грустных мыслей и на тебе – ещё забота, Фельку ревновать! Вдобавок ко всему, он вышел из волны уже в обнимку с одной из девушек. Тьфу, мне стало горько и обидно, и я перевернулся на живот.

Оказалось, что подруга порезала ступню и еле-еле могла идти, опираясь на него. Пока она скулила и охала, Феликс нашёл в рюкзаке пачку одноразовых платочков и приложил один к кровящей ранке. Это мало помогло. Бумага тут же намокла. Тогда он приложил все платки сразу, безжалостно разорвал своё белоснежное поло с фигуркой на лошади на полоски и галантно перевязал несчастную. Чем снискал ещё большое восхищение у женского пола, наблюдавшего за его манипуляциями. Мне надоела вся эта возня и пускание слюней, и я побежал в море.

Когда вернулся, девиц, к счастью, не было – ушли зализывать раны. Фелька лежал на животе, переливающиеся волосы закрывали его лицо. Я тоже лёг рядом на спину, повернул к нему голову и стал рассматривать гладкое шоколадное плечо. Вот было бы интересно посмотреть на нас вместе в зеркало, как мы смотримся.  «Голыми», - усмехнулся я про себя. Он – такой гладкий, высокий и бронзовый, а я – средненький, бледненький и  волосатый. Я улыбнулся своим мыслям и увидел хитрый Фелькин глаз, наблюдающий за мной из-под чёлки. Тьфу на вас ещё раз! Что он обо мне подумает – что я подсматриваю за ним, да ещё улыбаюсь. Я сел на полотенце, отставив руки назад.

- Ты так сгоришь, уж больно кожа светлая. Надо мазаться, - он перевернулся на бок и провёл длинными пальцами по всей моей руке от плеча до кисти.
- Не лапай, тебе девок мало? - огрызнулся я ни с того, ни с сего. Но, как же приятно, мурашки расползлись по груди и заползли под резинку плавок.
- Кстати, нас вечером пригласили в гости. Они тут на студенческой базе.
- Да ну, неохота.
- Пойдём, - приказным тоном объявил Казанова.- Я уже обещал. Ты что, не хочешь ни с кем познакомиться? – удивился Фелька.
- Неа, меня и так Нелли постоянно сватает.
- Так, чем больше девушек, тем лучше, - вывел он аксиому. – Или нет?

Парень пристально рассматривал меня, я повернулся и посмотрел ему прямо в глаза со всей своей бл…ой откровенностью. Он первый отвёл взгляд, и вопрос так и испарился в знойном воздухе, без ответа.

4.

Сегодня слишком пекло. Я почувствовал, что перегреваюсь, и мы поспешили домой. Уж больно не хочется сгореть в первые дни отпуска. У калитки Фелик ещё раз напомнил, что вечером нас ждут приключения и удалился. В доме было душно и жарко. Под холодными струями стало немного легче, но голова раскалывалась. Я даже не смог подняться к себе на второй этаж. Зашёл в нашу с тёткой мастерскую, пропахшую маслом и скипидаром, и врубил кондиционер. Разложив чёрный кожаный диван во всю длину и застелив его махровой простынкой,  я рухнул голым на живот и уснул.



Проснулся  от дикого холода. Меня знобило. Кондиционер не жужжал, и я был прикрыт половинкой простыни. Фелик сидел на пуфе возле дивана и листал мой эскизник.  Я попытался сесть и тут же зашипел от тянущей боли в плечах. Кожа горела.

- С ума сошёл под кондеем спать! И у тебя спина обгорела. Я же предупреждал, - пояснил Фелька.
- А ты откуда знаешь?

Он удивлённо глянул на меня:
- Ты же голый.

Я потянул на себя простыню.

- Выйди в кухню, я оденусь.
- Да, ладно… Я и так уже всё видел.
- Выйди, я сказал, - рявкнул на него, а сам залился краской.

Интересно, сколько времени он меня рассматривал. И что за манера, входить в дом без приглашения, когда вздумается! Я натянул трусы, но футболку одевать не рискнул. Сидел на диване в раздумьях. Фелик вошёл с банкой сметаны в руках.

- Давай намажем, а то ты из строя выйдешь надолго.
- Обалдел! Я же провоняю весь. Это прошлый век.

Пришлось встать и найти в ещё не распакованной сумке спрей от ожогов. Я человек учёный, знаю свою чувствительную кожу. И о чём я раньше думал! Этот Фелька совсем сбил меня с толку.

- На, встряхни и пшикни, - велел я ему.

Он прочитал название, потом надавил на кнопку и уделал меня всего в пене.

- Да ты полегче дави, - возмутился я.
- Может, размазать?
- Размажь.

Парень стал осторожно собирать пену с моей шеи и ушей и переносить на спину. Кожу щипало и тянуло, но под его лёгкими поглаживаниями было приятно. Наслаждение сквозь боль, ха!…  Лекарство давно уже впиталось, а Фелька всё втирал и втирал, и я ощущал подушечки его пальцев и коготки на спине, плечах, предплечьях, пояснице.  Его рука скользнула к животу, я мягко взял её в свою и придержал. Парень замер, потом дёрнулся и опять замер.  Я тянул паузу до последнего, как Джулия Ламберт, не отпуская его. Момент был критическим… Мне была интересна его реакция на неоднозначную ситуацию, которая может нас сблизить или отбросить друг от друга навсегда. Я рисковал его дружбой. Молчали. Его дыхания не было слышно. Но когда я  готов был уже сдаться, малыш просунул вторую руку к животу с другой стороны и приобнял.

Я тут же отстранился и поднялся с дивана:

- Извини, задумался… Пойдем арбуз доедать, - и не глядя на него пошёл в кухню.

Мы молча ели арбуз, я упорно не смотрел на парня. Наконец, он не выдержал:

- У тебя отличные рисунки. Мне понравилось. Ты на каком курсе?
- На третьем.
- Подаришь один на память? Там где море, а то от лета уже скоро ничего не останется.
- Конечно, бери любой. Но лучше я тебе в красках подарю. Вот, может, соберусь с мыслями  и  выйду на пленэр. Но это надо рано встать…. Я пока не готов.
-  А я скоро уезжаю, через  восемь дней, - вздохнул он.
- Как? Так рано? – я был разочарован. – Ещё же целый август.

Внутри всколыхнулось немного притупившееся чувство потери, почти такое же, когда внезапно не стало матери. Когда от тебя отрывается что-то, к чему привык или только начинаешь привыкать. И понимаешь, что «стакан уже разбит», как бы ни старался сохранить, сберечь, удержать. Если бы она была жива, я бы не провалился сейчас в эту пустоту и чувство «вот и всё, больше никогда».  Но теперь я его знаю и чувствую снова. Это как холодный душ или неприятное детское чувство в животе, когда тебя крутит и почти ощущаешь, как умираешь. Но не слишком ли я углубился? Разве сравнишь отъезд какого-то паренька с сиротским одиночеством….   

Конечно, через восемь дней лето будет испорчено. И что мне тут делать? Видимо, моё лицо отразило все эмоции, потому что Фелька сразу затараторил:

- Да я, наверное, могу ещё статься. Я же не знал, когда ты приедешь. Уж и так, всё лето здесь, чувствую, бабка от меня устала, и вроде как к школе надо готовиться. Тренер вообще отпустил лишь потому, что здесь море. Ребята только месяц отдыхают.

Вот она, молодость! От сердца сразу отлегло, неприятные ощущения улетучились, и я повеселел.

- Ладно, посмотрим! Фель, только девочек я, наверное, сегодня не потяну. Все плечи ноют, и голова, как в тисках. Иди один, ты же обещал.
- Ну уж нет, без тебя не пойду. Да и опасаюсь я - двое на одного.
- Так тебе же, чем больше, тем лучше. Или нет? – всё тот же не отвеченный вопрос повис в воздухе.
- Я думал тебе интересно будет. Гер, а у тебя уже есть девушка?

Так, так, контакт налаживается. Хотелось ответить: «Уже нет…» или, лучше правду: «У меня есть парень», но это уж слишком на сегодня. Неизбежно придётся объясняться. Нет, каминг-аут оставим на потом.

- У меня пол курса девушек. Одной никак не обойдёшься, - рассмеялся я. – А у тебя как с этим…?
- Шутишь, да? А у меня как-то не получается. Вроде хочу подружиться, а они все сразу целоваться лезут. Так же нельзя, да? Надо сначала хоть узнать друг друга… А тут вообще попал – в баре у Гагика сидел вечером, ну помнишь одноклассника моего сегодня в чебуречной. Там по вечерам типа бара и песни поют. Ко мне девица в темноте подсела. Мне софиты в лицо, её не видно, но вроде милая такая. Выпили коктейльчик, попросила проводить до военного санатория. А там туи старые и лавочки, типа посидим… Ну вроде, поцеловались, я и улетел. Я и не заметил, как ширинку мне расстегнула и бац – на колени….ой, стыдно даже рассказывать…
- Давай, давай, я же друг,  пока ничего стыдного не услышал.
- Ты прости, такое родителям не расскажешь, не с бабкой же советоваться. Хорошо, ты приехал… Короче, стала меня мусолить… Ну, как это называется! Стыдняк…
- Это сексом называется. А в твоём случае - минетом. Тебе что, не понравилось?
-  Я не понял, вроде приятно, пока глаза не открыл. Женщина на коленях и такое… я так не могу.
- Даа, вот если бы там парень был, то всё было бы гораздо проще, нормальнее, - я не мог удержаться от ехидных комментариев.
- Конечно проще,  ой…, - парень осёкся, понял, что ляпнул, не подумав. Зато, как говорится, оговорка по Фрейду. – Нет, не проще, наверное ещё хуже…да?
- Не знаю, кому как. Ну, а дальше? Кончил?
- Ты что! Я как увидел, штаны подхватил и бегом. Весь запал прошёл. А самая жесть, через два дня днём ко мне в чебуречной женщина подошла и говорит: «Что же ты убежал от меня? Не понравилось?». А ей лет тридцать уже, хотя красивая…
- Ой, дурааак! Фелька, ты упустил шанс получить минет от взрослой красивой женщины. Да ты лох последний.

Фелька, мне показалось, даже обиделся на такие слова. Я перестал прикалываться:

- Эй, да ты девственник! Не обижайся. У всех когда-то в первый раз. Даже завидую – новые чувства, новые ощущения…
- Непонятно как-то… с этой девственностью. Ребят послушать, так уши вянут. Я теоретически в курсе, но так, как они говорят, не хочется. Наверное, у меня проблемы… девиантные.
- Ты не тех слушаешь. И это не проблема. Она просто решается - влюбись!
-  Я тоже так думаю! – Фелик облегчённо улыбнулся. - Первый раз слышу, чтоб такое советовали. Все говорят – пойди и переспи.  Я даже решил для себя, что в этом году уже пора. Но теперь подожду.

Ах, ты мой зайчик, конечно пора! Как ты по адресу обратился. Нашёл, кому такое рассказывать. Вот он – козёл вокруг твоей капусты. Какая же у меня бл…я натура. В голове роились идеи по соблазнению девственника.

Словно учёный лектор я вышагивал по кухне, пока парень догрызал арбуз, и раскрывал секреты мироздания:

- И ведь неважно в кого ты влюбишься – в девушку, в кого-нибудь старше себя, …даже в парня… Главное, чтобы люди любили друг друга. И это не мои слова. Это мне сегодня Нелли сказала, а она мудрая женщина.

Фелик внимал старшему товарищу во все глаза и уши. Вдруг он резко покраснел. Было заметно, что ему хочется ещё чем-то поделиться.

- Ты спрашивай, не стесняйся, пока я здесь, -  будто не замечая его порывов, продолжал я. – Чем могу, помогу.

«Покажу даже!» - вопил во мне внутренний голос.

- И ещё…, - Фелька медлил, стоит ли рассказывать. Но я послал ему самый искренний, до боли дружеский, снисходительный взгляд, и он решился:

- И ещё мне нравится раздеваться перед людьми, - выпалил он.

Как я не расхохотался! Даже отвернулся к шкафу, якобы достать бокалы, чтобы скрыть гримасу. Даааа, тут без водки не разберёшься…   Со вчерашним раздеванием перед окном всё было понятно. Я сделал вид, что знать не знаю.

- Нуу, главное, чтобы других не смущать. А показать тебе, Феля, есть что. Поверь. Сегодня весь пляж был твой.

И уже серьёзно, честно и без подколов сказал:

- Ты очень красивый! Ты божественно красив. На такую красоту люди хотят смотреть, она их возвышает. Так что раздевайся почаще, - я улыбнулся зардевшемуся гостю. – И используй это в нужном месте. Вот ты в бассейн ходишь, там это нормально. Или передо мной можешь, я же художник и могу оценить. Вот посмотри…

Я нашёл в мобильнике фотку античной статуи Аполлона из Тенеи:

- Вот, шестой век, а фигура, пластика – твоя. И такой же скованный, как ты. Смотри, как ты напрягаешься.

Фелик рассматривал фотографии мраморного истукана сзади и анфас и улыбался. Я положил руку ему на хвост волос, стал накручивать прядки.

- Кстати, а давай я тебя порисую. Мне всё равно, задали на лето портрет и обнажёнку (вот вру и не краснею!). Ты как, не против попозировать?

Фелик пожал плечами, но был доволен похвалой, как павлин.

- Раз всё равно никуда не идём, давай!
- Только сначала по рюмашке, а то на сухую не пойдёт. (Ох, а я бы и на сухую не отказался сейчас, так меня этот разговор раззадорил).

Я плеснул нам виски, залпом выпил, подавая пример, и ему пришлось глотнуть терпкую обжигающую жидкость, чтобы не казаться уж совсем салагой. Я продвигался к цели шаг за шагом, не торопясь.

А было ли это моей целью? Ведь нет - просто интерес, кураж, стечение обстоятельств. Недосказанность, тайная красота, откровенные разговоры, тёплые южные ночи, надоевшее одиночество вынуждали меня отдаться порывам, подавляемым желаниям. Я же не старый дед какой. Пока нет. Но ведь можно совсем иссохнуть без ласковых рук, жаркой кожи, тайных секретов молодого тела, неутомимых исследований влажных губ…. Ой, что-то я завёлся. Пока вёл Фельку в мастерскую, пытался прикрыться то стулом, то мольбертом, то фанерной палитрой.

Усадил парня на стул посреди мастерской, раскрыл шторы, прикрыл шторы, включил софит, выключил, почесал затылок…

- Так, начнём с портрета. Сидя не хочу, свет не тот. Давай тебя положим. Я имею в виду полулёжа, - подкорректировал я, чтобы он не испугался.

Но с самого начала  я хотел рисовать его обнажённым, как у Серова - Ида Рубинштейн или полулежащей в подушках Олимпией, как у Эдуарда Манэ. Бросив на раскрытый диван синюю жаккардовую скатерть, стал усаживать парня. Он и вправду зажался и не понимал, чего от него хотят. Пришлось показать в интернете фотку картины Серова. Он мотнул головой и с мобилой в руках пытался придать своему телу нужную конфигурацию. Наконец-то ему это удалось. Он вывернул голову в мою сторону и замер.

- Только ты дыши, мне покойники не нужны.

Фелька прыснул. Я шикнул и начал быстро делать набросок. Схематично обозначил руки, ноги, торс, стал вырисовывать лицо, волосы, перехваченные резинкой, выпирающий из рубашки кадык.  Нет, так дело не пойдёт. Я сбегал на кухню и притащил бутылку виски.  Его одежда мешала, резинка мешала. Я подошёл к парню и стянул её с хвоста к чёртовой матери! Волосы веером разлетелись по плечам. А как они пахли! Я даже наклонился поближе – чудесным, сильным ароматом сосны и цитруса, если я правильно уловил.

- Фель, твои штаны мешают. Ну сравни себя и Иду. Получится смешно. Ты там что-то про раздевание говорил. Я разрешаю тебе реализоваться. И это вполне нормально. Мы же обнаженных моделей каждый день рисуем.

Я врал запоем! Фелик сначала засмущался, но после ещё одного глотка золотистого эликсира он в какой-то момент махнул рукой и стал расстёгивать рубашку. Я сидел за мольбертом, потягивал виски и смотрел во все глаза. Эксгибиционист нашёл своего вуайериста. Не хватало раскованности, полного доверия между нами, чтобы это раздевание происходило легко и непринуждённо. Но такое доверие приходит только к влюблённым после жаркого секса. А это сейчас почти недосягаемо.

Идея! Тётка всегда рисует под музыку. Я поискал кассетник и включил. Шопен – воздушность, изящество, нарастающий накал. То, что надо! Парень сначала замер. Потом, настроившись на ритм, стал медленно стягивать рубашку с плеч, картинно расстегивать ремень. Брюки упали на пол, и я готов был в этот момент бросить кисть и упасть вместе с ними к его ногам.

Стриптиз удался! Руки мои тряслись, голос дрожал, внутри сердце ходило ходуном. Хмель ударил в голову. Спасал только мольберт, скрывающий мою горячку и Фелькины плавки, не дающие разыграться моим плотским порывам.

Через десть минут послышался капризный голосок «модели»:

- У меня все руки затекли и шея!
- Ну, поменяй позу.
- А можно посмотреть? – Фелька завернулся в синюю скатерть, как в мантию и зашлёпал босыми ногами к портрету. Я предусмотрительно отошёл к окну, иначе могу не сдержаться.
- Это только эскизы. Ты хочешь за пять минут картину получить? Наши модели часами выдерживают.
- Не представляю даже, у меня уже всё ноет.

Потом мы опять чокнулись бокалами, и я решил поменять позу. Он долго рассматривал портрет Олимпии Манэ, смущался.

- Она же ВСЯ голая.
- Что надо прикрыто ладошкой, -  я старался говорить спокойно и убедительно, не выдавая свою заинтересованность. Пусть сам решится,  а если нет - я не стану настаивать.

День переливал в вечер золотистые солнечные блики. Вечер приглушал их яркость, подсвечивал красной бронзой, разбрасывал тенями по стенам. Пятна тёплого южного света касались его плеч, живота, вспыхивали в глазах. Там  плясали черти, вкусившие крепкого виски. Он сам напоминал мне Демона Врубеля: такое же атлетическое телосложение, нежное, почти девичье лицо и глаза, горящие «вселенской тоской». Я улыбнулся. Вспомнилось, как на уроке литературы, разбирая, кажется, «Железный поток» Серафимовича, училка спросила нас, оболтусов, что значит «у комиссара в глазах была вселенская тоска» (а может, ещё у какого персонажа, точно не помню). Все тупо молчали, шуршали страницами: вокруг весна, какая там тоска! Она спрашивала и у отличников, и у активистов – все пожимали плечами. Наконец, отчаявшись, она подняла очкарика-ботаника, оторвав его от хихиканий с соседом по парте: «Юра Якубович, уж ты-то должен знать такие вещи!». Смысл выражения сразу стал понятен и все дружно рассмеялись, включая самого Юрия Абрамовича.

Синяя ткань сползла на бёдра, ну, точно – Демон во плоти. Он тоже подошёл к окну, поставил бокал на подоконник, смотрел вверх на гору, пожирающую солнце.  Я заглянул в его лицо. А какие там глаза? Не помню их цвет. О боже, морская искрящаяся бирюза! Он тоже посмотрел на меня и облизнул сухие губы. Я нервно сглотнул. Такая близость грозила потерей самообладания и внезапным броском богомола к жертве.

- Снял бы рубашку, - тихо произнёс Фелька. – Видишь, уже пятно поставил. Я скорее опустил глаза, рассматривая себя.
- У меня все руки в краске и растворителе.

Фелик молча приблизился и стал расстёгивать пуговицы на моей рубашке. Всё происходило медленно, в полной тишине, оба еле дышали. Когда его пальцы стали прикасаться к моей коже, стягивая рубашку, я был уверен, мы почувствовали одно и то же – интимность. Скоротечный сеанс рисования неожиданно сблизил нас, мы давали друг другу то, о чём каждый мечтал. Он впервые излил душу и обнажил свои тайные желания. Я - впитывал, созерцал красоту человеческого тела, тешил свою чувственность и страдал, что не мог поделиться нежность. Он рассматривал мою грудную клетку, водил пальцами по ключице, поглаживал и покручивал волоски. Ээээ, да он пьяненький! Глаза затуманились, лёгкая полуулыбка растягивала изящные губы, сам он весь покачивался в такт музыки и своим поглаживаниям. Я потянул руки к синей тряпке…

Резкий звонок в дверь вывел нас из оцепенения. Мы резко отпрыгнули друг от друга. Я помчался в сад открывать, спешно застёгивая рубашку. За калиткой стояла Наталья Леонидовна в кухонном фартуке и бигуди.

- Мой у тебя?
Я утвердительно кивнул.

- Вот и хорошо, я так и подумала. Гера, ты ж моё спасение! Я тут надумала завтра к сестре съездить в Новороссийск денька на три. Всё лето собиралась! Но с этим разве уедешь… Ты уж присмотри за горем моим, будь добр. Столоваться можете у нас, я вам всего наготовила… Скажи, чтобы не поздно возвращался. Мне ещё ЦУ надо ему выдать.

Я прекрасно понимал её беспокойство по поводу внука, но как она думала уберечь его от  соблазнов жизни? Его же пасти надо, ходить с ним везде…  Всё, мне развязаны руки, раз сама судьба оставляет мне на поруки это чудо.   

Фелька встретил меня полностью одетым и с беспокойством в глазах. Я передал наш разговор с Натальей.

- Какое счастье! Наконец-то свободен. Всё. Я переезжаю к тебе!