Поехал в Питер в - спину тебе витер

Надо сказать, что в  деревне, где родился и вырос дед, крестьяне не знали ни помещичьего землевладения, ни крепостного права. 
Кроме волостной государственной власти, присутствовало и местное самоуправление, так называемое «общество». В отличие от передельной общины или «мира»   центральной России  здесь земляки землякам  жестких, порой невыносимых,  условий не создавали.  Поговорка  «мужик умный мир дурак» , едва ли была бы применима к северной деревне. 
Впрочем, и жесткие, даже  абсурдные, решения сходов передельной общины можно рассматривать как форму коллективной защиты, законспирированную и замаскированную народной дурью.  Сами крепостные, ограничивая возможность собственного хозяйствования на земле, создавали предпосылки к отхожим промыслам.
Отечественная  литература указывает на то, как предприимчивые мужички,  договорившись с помещиком об отступных, кто с топором и пилою, кто с молотком и наковаленкой, шли на отхожие промыслы в столицы и промышленно развитые губернские города.  И случалось, те  из отходников, к кому более других удача была благосклонна, становились богаче своих хозяев.
Надо сказать, на заработки в города люди уходили и из дедовой деревни, но скорее по зову сердца, а не под прессом общины, как в средней полосе.  Микола-ратник без особых трудностей мог и заготовить лес на избы сыновьям и расчистить для них в лесу землю под посевы.
Деятельность же органов самоуправления заключалась в решении естественных и понятных задач: строительство каменного двухэтажного храма, где  нижний, зимний, храм отапливался, церковно-приходской школы, в которой преподавала дочь священника, в других необходимых жителям деревни делах, а так же в помощи нуждающимся. Такое дело называлось  «помочь».
Подростком дед вместе с другими мужиками участвовал в «помочи».  В хозяйстве Миколы-ратника было два коня, оба по масти звались Воронками, старый Воронок и молодой Воронок. Однажды зимой отец велел Арсюхе одеться и седлать обоих Воронков. 
Вместе на воронках они подъехали в дальний конец деревни, где собралось немало других мужиков с лошадьми. Одна одинокая женщина-вдова попросила помочь ее привезти сваленные в лесу и очищенные от сучьев и веток бревна  для постройки новой избы.  Мужики направились в лес. Бревна подвешивал с боку двух стоявших один вслед за другим  коней. На первом верхом, дабы управлять связкой, сидел  парень, желательно комплекцией полегче, или мальчик-подросток, как Арсюха.  Так гуськом по лесной тропе весь недолгий зимний день возили бревна.  Нельзя сказать, что для  ребят, привыкших с малых лет к верховой езде,  работа была особенно трудной. Разве что, маленько намерзлись на морозе.  А вечером  в старой избе вдовицы вся помочь, мужики и молодежь, собрались погреться. Женщина выставила скромное  угощение и огромную бутыль с самогоном.  Все выпивали по стакану. Полный до краев стакан налил и протянул деду один из мужиков, обходивший всех собравшихся   с бутылью под мышкой.  Раз работал, -  давай, пей. Отец согласно кивнул.
Арсюха выпил, - ну, и гадость! Что было после, он не помнил. Мама постелила на полу.  Арсюху  жестоко  тошнило.
Надо заметить, что жили крестьяне в двух избах: зимой в теплой -зимней, летом в - летней.  Впрочем, иногда среди зимы, из гигиенических соображений, дабы выморозить тараканов,  на два три дня переходили  жить в летнюю, оставив распахнутыми  в зимней  двери и окна. А когда возвращались и затапливали печь, мама, оглядывая промерзшие еще холодные стены, обращалась к  тараканам: «Ну вылезайте, вылезайте. Мы вернулись».   
Церковно приходскую школу  Арсюха закончил успешно, и он задумал  продолжить образование. Второклассная школа была в Дымково, слободе Великого Устюга,  за семьдесят верст от деревни.  Арсюха  объявил отцу с матерью о своем плане похода в Дымково, во второклассную  школу.  Родители планов и надежд сына не одобрили Но сын стоял на своем. 
Тогда отец или тятя, как называл его Арсюха, сказал:  «Денег на дорогу не дам». 
- И не надо – сказал Арсюха - по дороге как-нибудь заработаю. 
- Воронка не запрягу, не повезу даже до ближней деревни (ближняя деревня была верстах в десяти).
- Пешком пойду.   
- Сухарей и других харчей  не дам – сказала мама.
- Ладно, сам еды добуду.
- И одежи в дорогу не дам.
- Пойду в той, что на мне.
Родители считали излишнее образование чем-то вроде  баловства. Ну выучил грамоту арифметику, - понятно. Куда ж, дальше учиться.
Брата Николая они тоже не пускали.  И Николай от отчаяния ревел в углу.
Не имел возможности учиться и друг Арсюхи Афонька. Он остался сиротой - отец помер.  Матери с  двумя младшими сестренками, и престарелому деду надо было помогать, и о походе во второклассную школу нельзя было и думать.
-  Эх, Арсюха, завидую я тебе – признавался Афонька и горько плакал. Арсюха от души сочувствовал другу, и ничем не мог помочь.   
Не смотря на все угрозы, в дорогу Арсюхе мама дала кое-какую одежонку и котомку сухарей.  А отец Микола-ратник  впряг в телегу молодого Воронка и провез Арсюху с десяток верст, до ближайшей деревни.
Арсюха шел быстро,  от села к селу.  Крестьяне пускали на ночлег.
Угощали ужином, а  по утру, если Арсюха не успевал собраться и уйти, - завтраком.
Есть наивный и ныне прогрессивным человечеством усердно незамечаемый принцип существования народа, одно из присущих ему свойств.  Народ – семья. 
Все мифы и предания от Каина и Авеля до «Отцов и детей»,  и философической риторикой Бердяева, с его отторжением родовых ценностей, брошены сегодня на то, что бы этот принцип разрушить и изгадить.  «Родной»,  - обращение  саркастически предполагающее явно обратный смысл.  Ан, не смотря на весь сарказм, то у военных людей, то у физиков, то на селе, то  в городе возникают достойные люди, коих конечно условно,  но  вполне заслуженно начинают величать отцом, батей, дедом, матерью. 
Однажды к концу дня Арсюха  проходил  одну из  деревень, торопился дойти лесом до следующей деревни до наступления ночи.  Женщины, встреченные им на улице, посоветовали остаться на ночлег в этой деревне, ибо дойти до  очередной деревни при свете дня ему вряд ли удастся.   
Еще одна женщина на краю села, увидев подростка с котомкой шагающего к лесу, через ограду стала кликать Арсения к себе в избу.
- Куда ты в лес, в глушь? Сейчас ночь наступит. Оставайся. Но подросток шел и шел, лишь слегка отмахнулся: мол, дойду,  не волнуйтесь.
Но когда наступили сумерки, в лесу лег мрак, сделалось свежо, и откуда-то из страшной чащи донесся диалог филина с волчьей стаей, Арсюхе стало не по себе.
А вдруг разбойники?  И тут впереди, в том направлении, куда вела лесная дорога,  мелькнул огонек.  Арсюха прибавил шагу и скоро приблизился к  одиноко стоявшему у дороги дому, черному, навевающему жуть, но все таки дому, человеческому жилью. 
«Не иначе в этом доме у большой дороги, разбойники живут», -  подумал Арсений. 
Был выбор: попроситься ночевать к «разбойникам»,  или ночевать в лесу. Тут во дворе дома залаяла собака.  А, была не была!
Арсюха решился постучать.  Открыла женщина. Спросила: кто чего надо. Арсюха, обрадовался, может быть, женщина по свой женской доброте заступится за него перед разбойниками. Объяснил,  кто он откуда, куда идет и попросился на ночлег.  Женщина впустила, дала поесть. Арсюха из вежливости не стал расспрашивать, кто живет в доме. И когда он улегся на лавке, где постелила хозяйка, не знал, проснется ли. Однако проснулся,  поблагодарил гостеприимную женщину и пошел В Дымково.
В дымковской второклассной школе он успешно сдал экзамены, проучился положенный срок. Рассказы деда о Дымково и Великом Устюге, признаюсь, помню обрывочно. «Пегий, пена, пехота, с ударением на последний слог)…» - слова, писавшиеся в буквой «ять». Их Арсюха учил наизусть. Успехи в математике и истории, друзья устюжане, поход с поздравлением к  Рождеству с торжественным пением и вращающейся восьмиконечной звездой на шесте, украшенной лентами, в дом архиерея. девочки гимназистки,  пригласившие учеников второклассной школы на рождественский  вечер,  колядования на святки. Преподаватель музыки и пения, чех, приходивший на урок со скрипкой, футляр которой внутри был расшит цветами по бархату.
 Арсюха переписывался с родителями, и на каникулы приезжал домой. Микола-ратник выезжал навстречу встретить сына с подводой. В школу Арсюха из дома возвращался по Сухоне на пароходе. А иногда и домой с каникул  добирался по реке.  Однажды за неимением средств рискнул проехать зайцем.  Когда вахтенный матрос обнаружил, что паренек без билета, предупредил: придет контролер, - ссадят на берег. И точно появились контролеры, шедшие от носа к корме. Матрос поглядывал, как Арсюха, уклоняясь от встречи, как бы невзначай, уходил все дальше  к корме, и наконец, сжалился, кивнул ему на вход на лестницу вниз в кочегарку.  «Посиди покуда там».  Спустившись во внутрь Арсюха объяснил кочегарам что к чему, мол, он школьник, едет домой в деревню, и укрыться возле топок ему позволил и подсказал гуманный вахтенный матрос.
- Ладно, сиди там в углу. Сюда контроллеры не спустятся – сказали кочегары.   
- А отчего у вас дров  так мало?
Котлы на пароходе топили березовыми дровами.   
- Пожгли все. На следующей остановке новые грузить будем.
И точно, на следующей остановке матросы грузили дрова. Арсюха не мог таскать поленья с берега, так как его могло заметить начальство.
Зато дрова, сбрасываемые матросами в кочегарке, надо было аккуратно укладывать. Этим Арсюха и занялся. Что-что, а складывать поленницы он умел.   
   
По окончании школы, вернулся в деревню, помогал отцу по хозяйству.  Тем же летом к Миколе-ратнику в гости пожаловал брат из Сибири, с приисков, а с ним еще родственник помоложе, весьма предприимчивый.
Дядя дал Арсюхе подержать заработанные им  три золотых червонца.  Арсюха подивился: до чего же тяжело золото.
Предприимчивый же родственник привез с Урала пару ящиков с прозрачными камнями. Он был уверен, что камни – горный хрусталь и намеревался продать полудрагоценный минерал в кунсткамеру в Питере. К Арсюхе и его родителям он обратился с предложением. Арсюха поможет довезти ящики в столицу, родственник оплатит ему помощь из тех барышей, какие он получит от продажи ценных минералов. В те времена ходила поговорка "Поехал в Питер - в спину тебе витер". (Вообще-то в устном народном творчестве фигурировала другая часть тела, но мы интеллигентно взяли выше). 
Петербург очаровал Арсюху. Вот это город! Вот это столица!
Однако служители кунсткамеры забраковали камни. Вологодцы с ближайшего моста бросили ящики с горным хрусталем в Неву.  Впрочем, был ли это действительно горный хрусталь, неведомо. Сия тайна, до сего дня сокрыта на дне Невы,  у Васильевского остова.
Однако не возвращаться же несолоно хлебавши! Родственник устроил Арсюху на работу к знакомому фотографу, занимавшемуся увеличением старых небольших фото,  превращая оные в большие отчетливо отретушированные  портреты.  Арсюха ходил по Питеру со старенькой фотографией и о образцом-портретом, в каковой ее можно увеличить. Родственник, ранее подрабатывавший тем же,  пару дней, поводил Арсюху  по Питеру, знакомя с городом, а сам уехал по каким-то делам. 
Первый день был самым продуктивным. Удалось получить четыре заказа.  В основном, заказчиков Арсюха находил на Выборгской стороне в небольших многоквартирных домах с четырьмя дверьми на лестничной клетке,  где жили рабочие.  Арсюха был парнем общительным. Открывала хозяйка, и часто, если ему удавалось завязать разговор, на лестничную клетку выходил хозяин, дабы  узнать, о чем идет речь. Хозяева расспрашивали паренька откуда он, с какой губернии и волости, рассматривали фото и портрет, и случалось, делали заказ собственных фотографий или фотографий  своих детей.  Арсюха с жадностью любовался красотами столицы.
Однажды на катере он сгонял в Кронштадт, посмотреть море.  Оттуда ему удалось на утлом паровом ботике доплыть и подняться на борт броненосца «Император Павел Первый».  И здесь он тоже проник в кочегарку, к огромным котлам, и один пожилой кочегар,  пока другие разглядывали протрет, спросил:  « А знаешь сейчас  уровень моря? Вон там» . Кочегар кивнул вверх, высоко под потолок.
«Ну, их к черту, эти заказы!» - и Арсюха  поспешил на палубу ждать ботика.   
Вскоре вернулся родственник. Пора было возвращаться домой, порадовать отца с матерью честно заработанным  деньжонками.