Ответ внутри шкатулки Часть 2

Этим утром все трое завтракали на палубе. Яркие солнечные лучи пронизывали невообразимо свежий океанский воздух, мягко согревая уже обветрившуюся кожу. Угрожающе-хмурое небо вчерашнего дня и утомительная качка остались позади. Лайнер уверенно рассекал бирюзовую воду, оставляя за собой расходящиеся под на вид идеальным углом полосы снежно-белой пены.

Лана не прекращала свою неуемную невинную болтовню, при этом умудряясь одновременно поглощать салатик, ловко вкладывая овощи между своих не к месту ярко накрашенных губ, вертеть в одной руке  «желтый» журнал, предусмотрительно оставленный официантом возле вазы с цветами, салфетками, зубочистками и прочими жизненно необходимыми вещицами,   и совершенно не беспокоясь о том, слушает ли ее хоть кто-нибудь.

Мартин, впрочем, тоже пребывал в образе «характерного себя». Подперев рукой голову, сидел, уставившись в точку одному ему ведомого пространства, рассеянно улыбался чему-то, уже успев поставить пару ярких пятен на свеженадетую футболку. Типичный Мартин с неизменно растрепанными непослушными волосами, как будто все еще заспанный, хотя стоял уже почти полдень. 

Итон же, хоть и надел простые джинсы и тенниску, выглядел собранным и серьезным, обращался с приборами так, будто его пригласила на завтрак как минимум сама королева, при этом с тем же джентльменским изяществом успевал перелистывать глянцевые каталоги престижных антикварных магазинов, которые они с Мартином собирались посетить по прибытии на тот берег.

Общество Ланы не тяготило его, как могло бы показаться на первый взгляд. Он всегда ощущал в себе задатки лидера и умел делать так, что лучшие качества любого человека, оказавшегося рядом с ним, играли ему на руку.
Их с Мартином сокурсница не блистала острым умом и не имела утонченного вкуса, но она быстро адаптировалась в любом окружении и легко заводила друзей. Конечно, доплыв до Нью-Йорка, они расстанутся, и, вероятнее всего, навсегда. Но на борту этого элитного теплохода наверняка есть люди, с которыми стоило бы свести знакомство, а в этом вопросе длинный нос и зоркие глаза Ланы были как нельзя кстати.

Вот и этим утром их белокурая, стройная и улыбчивая приятельница уже успела кого-то очаровать: к их столику направлялся зрелого возраста официант с цветком в руке.
 — Роза для дамы. — Официант сдержанно поклонился и поспешил удалиться, пока девушка не вовлекла его в бессмысленный разговор и не засыпала утомительными вопросами. 

Итон, сидевший ближе всех к краю стола, на который угрюмый официант «возложил» цветок, первым взял его в руки и протянул соседке. 

 Обертка показалась ему вульгарной, а роза — несвежей и дешевой. Впрочем, он и сам прекрасно понимал, что зачастую бывает чересчур придирчивым. Тем более, у тайного обожателя Ланы едва ли был большой выбор: на борту корабля не было оранжереи.

Лана, беря цветок, не намеренно, но больно царапнула его руку чересчур длинным, небрежно накрашенным ногтем, при этом его ладонь рассек грязноватый шип, прорвавший обертку. Итон поморщился. Лана, конечно же, не заметила этого, как не заметила и капельку густой крови, упавшую рядом с ней на скатерть.

Как будто пребывавший до этого момента в оцепенении Мартин вдруг оживился. Не спрашивая разрешения Ланы, привстав со стула, уткнулся носом в бутон розы, которую девушка, внимательно разглядывая, поднесла к лицу. При этом их лбы и волосы соприкоснулись. И Лана, как всегда, не возражала.

Прошло несколько минут, а нос Мартина так и оставался приклеенным к цветку. Итон прекрасно понимал, что его лучший друг едва ли пытается отвоевать девушку у нежданного ухажера, дело определенно в чем-то другом.
Мартина что-то заинтересовало. Заинтересовало всерьез.
Теперь он поочередно прищуривал то один, то другой глаз, и, наконец, снова приземлившись на свой стул, мягко выудил из рук подруги злополучную розу.

Сейчас он был похож на ребенка, впервые взявшего в руки калейдоскоп: вращал цветок в руках, приставив к одному глазу, зажмурив второй глаз, наморщив нос и приоткрыв от усердия рот. Наконец он отлип от цветка и потянулся за вилкой. Итон было решил, что Мартин потерял интерес к своей игрушке и решил закончить завтрак.

Однако тот не вернул цветок девушке, а, проделав в обертке дыру, бесцеремонно разорвал ее, и, поймав в кулак выпавший из-под нее на вид потрепанный клочок бумаги, тут же увлеченно занялся им.

Итон ожидал, что там будет небрежно нацарапан какой-нибудь дурацкий комплимент или, чего хуже, предложение зайти вечером в каюту с таким-то номером.
Однако ничего такого в «записке» не оказалось. В целом этот бумажный прямоугольник напоминал собой старинный билетик на детский спектакль с приключенческим сюжетом: сундуки с сокровищами, Веселый Роджер, гигантский попугай на плече у небритого пирата, орнамент по краю.
Вот только по диагонали этот «билетик» пересекала очень тонкая красная ленточка со странной надписью. Буквы были латинские, мелкие, аляповатые, написанные чем-то черным, похожим на сажу. Странно, как вообще эта надпись не стерлась.

На взгляд Итона, сами буквы, а тем более, их значение, разобрать было едва ли возможно, но Мартин продолжал вертеть бумагу так и эдак, то расправляя на столе, то подставляя под солнечные лучи, щуря глаза и шевеля губами.

Теперь он бормотал что-то вслух. Для Итона это звучало как бессмысленный набор звуков: «Ад оффичум эта чипэреки».

Мартин повторял и повторял «ад оффичум», запустив пальцы в свои и без того взъерошенные волосы и нахмурив брови. Итон отхлебнул уже остывший кофе и снова принялся листать каталог, благо, кровь из оцарапанной ладони уже не текла.

Роза, уже успевшая еще больше сжаться под палящими солнечными лучами, валялась на теперь пустой и даже почти чистой тарелке Ланы.
Сама же Лана куда-то запропастилась.



Продолжение следует