Пугачева - Афганская история

Почти все пленные описывают свое пленение красиво, и я никогда не пытался выяснить правду, зачем? Поэтому обычно пропускал объяснения мимо ушей... Действительно, когда наш солдат попадает в руки к моджахедам, до восхода солнца — он добыча, и только потом становится пленным. Поэтому моджахеды торопятся воспользоваться жертвами, которые иногда теряют разум, иногда погибают от потери крови.А тут канадцы решили спасти двоих: то ли приближались выборы, то ли защитники прав человека надоели... Из пещеры, где находились пленные, сбежать было невозможно, но покончить самоубийством вполне возможно. Однако часовых не было. Не буду называть фамилии пленных (они остались у меня в записной книжке), поскольку они, надеюсь, живы... Один был медлительным колхозником Степаном из Ульяновской области: он чаще всего молчал, кивал, словно соглашался со своей судьбой. Другой оказался бойким парнем Филиппом из Львова.

Узнав, что пятнадцать лет назад я был сержантом под Уссурийском, пленные от восторга завыли, и Филипп сразу спросил:

— У тебя, сержант, есть кассеты Пугачевой? Ведь таскаешь с собой, признайся?

Я не понял, почему этот парень говорит о Пугачеве, какая связь может существовать между ним и Емельяном Пугачевым... и какая может быть кассета Пугачева... Поэма?

— Ты о чем, дезертир хренов?



— Я не дезертир, а пленный, наша колонна попала в засаду, меня контузило, а очухался я от жуткой боли: эти животные меня, человека, насиловали. Ясно? Задницу показать?
 А Алла Пугачева — самая замечательная певица на всем белом свете, к тому же самая красивая.


— Давай сначала о деле поговорим. Чтобы я мог вас спасти, вы должны сначала написать заявление, что желаете быть спасенными. Ты, Степка, понял? Нужно заявление написать, что ты хочешь получить политическое убежище в Канаде.

Степан в ответ поднял руки, словно защищался, и только тогда я увидел, насколько эти парни скелетичны. Разумеется, я знал, что наркоманы почти не едят. В племенной зоне между Пакистаном и Афганистаном я не раз видел наркоманов со всего света: приезжают туда, где опиум дешевле всего, а затем мрут счастливыми через несколько месяцев; зрелище неприятное: добровольные доходяги. Но мой разум отбрасывал этот образ, поэтому каждый раз я открывал этот феномен заново.

Степан сказал:

— Мне, сержант, эта Канада... Домой хочу. К маме в деревню, понимаешь? А что могут посадить как дезертира, ну, пусть сажают.

— Так ведь и я не против, пусть берут тебя и сажают, но тебя в Совке никто не хочет, вот в чем штука, там от тебя отказались, ты для начальства не существуешь, а если даже произойдет чудо из чудес и тебя обменяют, так ведь до матери своей все равно не доедешь, завернут тебя по дороге домой до ближайшего трибунала, а после прямичком в лагерь, чего доброго — и расстрельную статью могут дать, если в измене им захочется тебя обвинить. Так что подумай. В любом случае из Канады легче домой вернуться, чем из этой дыры, где сегодня-завтра тебя станут резать на куски, заставят долго жить. Так что пиши заявление и подписывай. Ты тоже, Филипп, если хочешь эту Пугачеву на сцене увидеть.

— После об этом поговорим. И не говори больше «эту Пугачеву». А бумагу твою я подпишу только при условии, что ты все шесть суток до обратного каравана шмальнешь столько ложек каждый день, сколько я сам приму.


Я застыл. Матерь Божья, я не ослышался, этот сумасшедший мне предлагает, чтобы его спасти, выкурить столько же доз опиума, сколько он сам выкурит... и это в течение шести дней. В этих местах об одноразовых шприцах только слышали, а если они и были, берегли их для раненых, поэтому кусок опиума клали в ложку, разогревали направленным пламенем, и когда от ложки поднимался опиумный дымок, его ловили соломинкой из бумаги и усердно дышали.

Я ответил:

— Иди знаешь куда...

— Это афганцы знают. Я хочу, сержант, чтобы ты меня понял, а для этого тебе нужно влезть в мой мир. Не хочешь, твое дело, я здесь у себя побуду, пока внешние люди не убьют, Степана возьми, он не против.


Меня родители с детства учили, что развлечение не может быть искусством, следовательно, все, что создано для развлечения, не обладает никакой ценностью, более того, чаще всего отвлекает человека от стремления обогатить свои мысли и чувства, поэтому достойно лишь презрения. Корни балета, учила меня мать, уходят в древнейшие храмовые танцы, обладавшие скрытым языком, несущим определенные послания, поэтому балет — искусство, а танцы — развлечение. Опера по тем же причинам искусство, а эстрада — развлечение.— Пойми, я эстрадой вообще никогда не интересовался, слон на ухо наступил, поэтому только бардов люблю слушать, Высоцкого, Окуджаву... Понимаешь, там слова самое главное, а не музыка и голос.

Он вполне удовлетворился моим ответом:

— Понял, я тоже Высоцкого люблю, но его невозможно сравнить с Аллой, она — богиня. Я тебе о ней расскажу.Пугачева была всегда необыкновенной, с рождения на ней были особые знаки, необыкновенный взгляд, уже в пионерской дружине ее голос завораживал всех вокруг.



 Так проповедники рассказывают о детстве Будды, у Филиппа были те же интонации. Часа два, не меньше, он рассказывал о ее необыкновенном детстве; хорошо, что я не слушал, вспоминал свою последняя рыбалку в Вандее.


Я думал об этом, пока Филипп рассказывал, пел, восхвалял, сыпал подробности о первой страстной ночи, которую он провел со своей Пугачевой, — не мог я слушать весь этот бред. Затем я стал решать, а что мне собственно делать... . В конце концов, думал я, если ему хочется «жить» в этой пещере с Пугачевой (пока не погибнет), ведь в реальной жизни эту примитивную певичку он ведь все равно никогда не встретит, то это — его дело. Зря я, конечно, оскорбляю эту Пугачеву, она, наверное, хорошо поет, раз этот псих ее обожествляет, как некоторые французы Эдит Пиаф. Сколько уже нормальных парней сложило свою голову в этой войне... никто об этом дегенерате не вспомнит.Описать здесь все не со мной, а во мне произошедшее в течение последующих дней в воспоминаниях, — невозможно, тут нужен Платонов, Набоков, Кафка, Селин, Марамзин.

Филипп спросил, подписывая бумагу и прощаясь со мной:

— Неужели, сержант, ты никого не полюбил? Ведь там, где ты был, много места для высшего кайфа.

Больше я эти двоих никогда не видел. Как только я вернулся в Пакистан, меня послали в другое место для другого дела. Позже я узнал, что они были спасены, одного из них отправили в Торонто, другого — в Лондон, где передали ребятам из УПА (Украинской повстанческой армии), им там принадлежит огромное здание, а средства у них — не нам чета. Это были последние сведения об этих ребятах.

К наркотикам я, слава Богу, не пристрастился, поэтому не жалею о том опыте: так считают все, кого минула чаша сия. Во всяком случае, я увидел причины, толкающие наркоманов ими оставаться: реальный свет по сравнению с опиумным действительно уродлив.

А вот певицу Аллу Пугачеву я с той поры видел не раз и не два. Когда я стал работать в СССР, а затем в России, то не следил, разумеется, за ее карьерой, но каждый раз, когда она появлялась на экране телевизора, невольно улыбался: я ведь о ней столько знаю...

Владимир Рыбаков. Писатели эмиграции. Воспоминания (Избранные главы)