Зачем изучать историю?

             1.Зачем изучать историю?
             Все мы прошли через школу, и у каждого своя история о том, как он эту самую историю изучал. Я мало что помню из школьного курса, несмотря на воздетый над классом указательный палец учительницы и ее назидательные слова о народе, который должен знать свое прошлое, чтобы извлекать из него полезные уроки и не повторять прежних ошибок.  Никаких особых уроков я не извлек, разве только тощую истину, что слабых бьют, а сильными нас делает единство. Еще узнал, что все бесноватые, посягавшие на мировое господство, находили бесславный конец в России, а все присоединенные или воссоединенные счастливы потому, что для них начиналась нормальная жизнь с пашенным земледелием и регулярными газетами. Больше всего нам рассказывали о  победах нашего государства. Чаще всего нас было мало, а врагов тьма-тьмущая, что не спасало их от сокрушительного поражения. У нас тоже случались редкие неудачи, но рассказы о беспримерных подвигах предков делали эти неудачи какими-то игрушечными До сих пор помню рассказ о матросе Кошке, который гасил фитили горящих бомб в котлах с кашей. Только потом узнал, что ту войну мы проиграли: о поражениях рассказывали не так убедительно, как о победах. Уже потом, после школы, я прочитал у Гегеля, что «народы и правительства никогда ничему не научились из истории и не действовали согласно поучениям, которые можно было бы извлечь из нее»( Гегель Г.В.Ф.  Лекции по философии истории» С-П., «Наука»1993. С.61.)
             Знакомство с историей мировых бесноватых, которые  продолжают из  небытия вдохновлять новых деспотов, подтвердило справедливость мысли Егора Федоровича. Все присоединенные, и особенно воссоединенные так и не вняли уроку о единстве, которое делает нас сильными, а героические победы были куплены такой кровью, что вспоминать просто страшно. И уж, конечно, изучать историю, чтобы за подвигами героев прятать правду о бездарных поражениях, -  предавать память этих самых героев.  Тогда зачем изучать историю?
            Ответ не оригинален: «Всемирная история есть прогресс в сознании свободы, - прогресс, который мы должны познать в его необходимости»( Там же. С.72) Если мы согласимся с Гегелем, изучение истории имеет смысл, если содействует нашему освобождению. В первую очередь, от иллюзий, порожденных историческими мифами. Самообман - худший вид рабства потому, что он является фундаментом рабства социального. Борьба за прошлое в конечном счете - борьба за будущее. Настоящее искажает прошлое, чтобы достойное человека будущее не стало настоящим.

            2. С чего начинается история?
            Самая великая история начинается с малого – рассказа очевидцев о каких-либо событиях. Большая часть таких свидетельств не переживает свое время, но   если рассказ записан, он не умирает, а превращается в исторический источник. Исследователь прошлого выясняет имело ли место описанное событие или оно создано воображением. А если событие действительно произошло, необходимо понять, насколько адекватно оно отражено в повествовании: известно, что люди склонны искажать (преувеличивать или преуменьшать) свою роль в происходящем, а задача историка находить истину, которая поможет нашему освобождению. Это означает, что историк не имеет права на высокомерие: в самых незамысловатых свидетельствах вся гамма человеческих чувств - от страха до надежды. Не только подноготная правда,но и ложь очевидца свидетельствует правду о человеке.
            У режиссера Акиры Курасавы есть замечательный фильм «Расёмон». Сюжет прост: разбойник заманивает в лес и убивает самурая. Суд выслушивает показания участника и свидетелей этого преступления. Первую историю о мужественном поединке с грозным противником рассказывает разбойник.  Вторую – женщина, жена убитого самурая. Она рассказывает о единоборстве двух мужчин из-за ее красоты. Дровосек – случайный свидетель преступления, мало что видел и слышал из своего укрытия, но и его показания что-то добавляют к запутанной картине произошедшего. Вызванный гадателем дух убитого самурая предлагает свою версия случившегося с ним несчастья. Какую же истину может извлечь суд из столь отличающихся друг от друга повествований? То, что все люди видят одно и тоже событие со своей точки зрения и потому видят по-разному очевидно до любого дознания. Не это главное.  Важно, что событие произошло, и все свидетельствуют о нем, хотя и на разном языке. На стыке различных точек зрение находится искомая истина, порожденная действиями людей, а затем и словами описания. Судьи, слушающие свидетельства очевидцев, интерпретируют их поведение, придадут ему новый смысл и породят своими действиям новое событие. А у этого события будут новые очевидцы. И так до последнего звена и до последнего наблюдателя, то есть меня.
            Гегель назвал такую истории – первоначальной. Он рекомендовал интересоваться, в первую очередь, рассказами великих людей – творцов и главных участников знаменательных событий. Но настоящему историку интересны свидетельства всех очевидцев.  Жаль, что рассказы невеликих людей записываются редко. Их, трудно услышать, когда о войне рассказывает победоносный военачальник, голос которого усилен медными трубами казенного патриотизма. Может это не главная, но не последняя причина того, что каждое поколение имеет свою войну.
            История начинается с рассказа, а еще - с молчания тех, кто не сказал своего слова потому, что не успел или не смог. Мы должны услышать это молчание потому, что без него нет истины, а значит и достойного будущего.
               
            3. Профессиональная история.
            Первоначальная история позволяет нам, живущим сегодня, стать участниками минувших событий, увидеть былое глазами его творцов, почувствовать сопричастность и человеческую солидарность с ушедшими поколениями. Это замечательный вид истории, но его возможности ограничены. Это становится понятным при попытке связать, пока еще разрозненные события мирового целого, с непримиримо противоположными взглядами на них. Да и само обилие материала требует первичной обработки и профессиональных знаний. Здесь нужен историк, который с помощью метода клея и ножниц, соединит многообразные рассказы первоначальных свидетелей, отбросит все, что покажется ему невозможным или сомнительным, опустит второстепенное и домыслит не сказанное. Он предложит современникам связный рассказ о настоящем прошлом.
             Он сделает все, чтобы рассказ этот был не только занимательным, но и полезным потому, что без прошлого нет настоящего и достойного будущего. Вот только какой рассказ считать полезным, а главное, для кого? Есть историки, которые учат любить, а есть, «историки», которые учат ненавидеть. Есть историки, которые смотрит на людей как на народ, а есть «историки», для которых люди -  удобрение для слов с большой буквы. Для вторых, а они всегда вторые, история лишь «политика, обращенная в прошлое». А в политике все средства хороши. Вот и превращаются упрямые факты в податливую массу, из которой «дипломированные лакеи» от истории ваяют липовое прошлое. Это прошлое меняется вместе с политическим курсом и благополучно забывается на новом витке противостояния с человеческим достоинством. Главная задача прагматической (полезной) истории – мобилизация масс для осуществления очередной эпохальной цели, которую будущие «историки» воспоют в своих произведениях (если, конечно, политический курс не изменится). У школьных преподавателей истории более скромная задача: доказать, что наше «прошлое удивительно, настоящее прекрасно, а будущее выше всяких представлений». Но не будем бросать камень во всех учителей истории, которые должны прививать детям любовь к прошлому вопреки требованиям как-бы реформированной системы образования.
Фальшивый пафос и нудное морализаторство надолго отбивают у подрастающего поколения интерес к истории. Этим вовсю пользуются критические историки. Они убеждают, что вся преподаваемая в школе история кем-то (Романовы, масоны) сфальсифицирована. Главное, что только им доступна настоящая история и они охотно делятся своими открытиями в многотомных исследованиях.  На деле «исторические факты заменяются субъективными выдумками, и притом такими выдумками, которые признаются тем более удачными, чем они смелее, т.е. чем ничтожнее те мелкие обстоятельства, на которых они основываются, и чем более они противоречат важнейшим фактам истории»(Гегель Г.В.Ф.  Лекции по философии истории» С-П., «Наука»1993. С.62). В лице критических историков, история достигает вершин субъективизма. Качество субъективных историй начинает выходить за все разумные нормы. Необходим поиск действительных оснований научной истории, в центре которой интересы реального человека.
               
            4. Парадигмы истории.
            Прояснение для себя оснований исторического повествования - первая задача, которую должен поставить перед собой каждый, кто не хочет стать жертвой идеологической манипуляции. История – гуманитарная наука, а главная особенность наук о человеке их полипарадигмальность. Это означает, что каждый историк, восстанавливает картину прошлого, исходит из совокупности явных, а иногда и неосознаваемых предпосылок. А если вспомнить, что история вид литературы становится понятно: историй ровно столько, сколько историков. Чтобы разобраться в многообразии исторических повествований профессиональных историков необходимо типологизировать.  В качестве основания для данной операции логично использовать понимание историками сущности человека так-как любая история – рассказ об отношениях людей.
            Самой простой, тяготеющий к естественнонаучным дисциплинам, является натуралистическая парадигма. Историки этого типа понимают человека как природное существо. Чаще всего они сводят человека к биологической составляющей - к  «крови и почве». Таково расистское описание прошлого. Этот вид истории связан с реакционной геополитикой и потому оставил о себе недобрую славу обоснования войн и геноцида. Это не пугает последователей натурализма в истории потому, что очень удобно свести человека к набору природных характеристик и объяснить негуманные действия по отношению к иному человеку природной необходимостью. Это история, которая учит ненавидеть.
             Если же считает справедливыми слова классика о том, что «человек есть ансамбль общественных отношений», мы имеем дело с социологической парадигмой.  Историки этого типа понимают человека как общественное существо и тяготеют к социологии. Главная вопрос, если мы согласимся с таким подходом – что или кто дирижирует этим ансамблем. Социальная группа? Форма деятельности? И то и другое одновременно? Среди популярных ответов – семья, гражданское общество или государство. Экономический детерминизм (марксизм) - самый известный в нашей стране пример социологической истории.
              Третья парадигма связана с абсолютными формами духовной деятельности, то есть с культурой. Люди творят историю потому, что писатели и поэты создают свои произведения, подвижники в своих кельях созерцают Фаворский свет, а в тиши кабинетов рождают новые мысли философы. Историки культурной парадигмы (назовем ее так) смотрят на историю как продукт высших форм человеческой деятельности. Люди искусства создают новое измерение красоты. Люди веры нащупывают новые пути к абсолютному добру, а люди мысли к абсолютной истине.
            Есть еще «теория факторов» Сторонники этой теории утверждают, что в разное время и в разных местах, различные обстоятельства определяют ход истории. Где-то религия, а где-то кровь и почва. Если вспомнить теорему Томаса, которая утверждает, что значимая для нас реальность, делает реальными последствия этой значимости, то теория факторов получит свое философское обоснование. Человек - духовное существо. Он свободно выбирает основания исторического действия, как, впрочем, и исторического повествования.
            Названные парадигмы исторического познания связаны с христианским пониманием человека, как единства тела, души и духа. Тем не менее теологическая парадигма особо не выделяется. Это объясняется тем обстоятельством, что о Боге, как участнике человеческой истории ничего определенного сказать нельзя. Самые уместные слова относительно его роли в человеческих делах - «А Бог его знает». Это никогда не мешало людям приписывать Богу участие в собственных безумствах. Слишком часто смиренные слова о Божьем Промысле означали, что чьи-то неблаговидные дела нуждаются в высшем оправдании.  Имя Бога ничего не добавляет к трем предложенным парадигмам исторической науки.
            У каждой парадигмы своя логика и своя правда. Натурализм и социологизм оправданы тем, что человека не бесплотный дух, а телесный узел социальных отношений. Но право быть правым, не предполагает, что истина доступна всем или, что она принадлежит только мне. Истина – продукт диалога. Исследователь, который заранее знает, что история – борьба рас, ничего кроме расовой борьбы в ней не увидит. Правоверный марксист обречен находить в прошлом лишь войну классов. Только третий подход не предполагает слепой априорности присущей натурализму и социологизму. Человек, в первую очередь, духовное существо. Это не значит, что он только духовное существо, но действительными людьми нас делает бескорыстное стремление к красоте, добру и истине (То есть к Богу). Видеть прошлое сквозь призму этого стремления – задача истории, устремленной в будущее. Она изучает человека, а не придумывает его. Она не нуждается в фальсификациях и передергиваниях фактов. Она свободна от морализаторства и не служит никаким идеологиям. Ее цель истина исторического процесса как пути развития культуры: искусства, религии и философии.

            5. О законе истории
            Мир вышел на финишную прямую ожидаемого конца истории. Для верующих в апокалиптические пророчества это конец света, для оптимистов -  чаемое торжество истинной идеологии. Кто окажется прав покажет история. Особые надежды у претендующих на знание ее законов. Понятно, что увереннее всех чувствуют себя сторонники натуралистической парадигмы. Уже заявлено о создании «новой исторической науки» («клиометрии»). Экономические детерминисты тоже на коне: все-таки сфера экономических процессов поддается исчислению и частично точному прогнозированию.  Только последователи культурной парадигмы отрицают возможность убедительного исторического прогноза: кто может предсказать рождение гениального писателя, подвижника или мыслителя? Это не означает, что историки не могут делать прогнозы потому, что один закон истории существует наверняка.Я про теорему уже упомянутого американского социолога Уильяма Айзека Томаса (1863-1947), знаменитую знаменитую теорему которого по праву можно переименовать в закон Томаса. Конечно, теория лишь формулирует то, что люди знали всегда: реально, в первую очередь то, что значимо. Люди реагируют не столько на объективные особенности ситуации, сколько на значение, которое они этой ситуация придают. Это обстоятельство ключ к манипулированию людьми. Если, например, чиновники верят, что государство защищает интересы господствующего класса, они превратят его в орудие чиновничьего господства. Если люди верят, что экономика первична, а искусство, религия, философия лишь формы надстройки, обслуживающей классовые интересы, не следует удивляться превращению творцов культуры в «инженеров человеческих душ» и специалистов по воспроизводству «истинного» мировоззрения.
            Идеи, преображающие и возвышающие человека, превращаются в идеологию – систему навязанного мировоззрения. Но такое мировоззрения не имеет будущего так как отрицает человеческую свободу – основу и цель исторического развития: даже отказ от свободы происходит свободно. Именно поэтому степень манипуляции сознанием людей не следует преувеличивать. Манипулируют теми, кто в глубине души согласился на это.
            Конец истории – точка достижения ее цели то есть обретения людьми свободы. Это не значит, что  цель будет достигнута. Люди могут вернуться в прошлое, реанимировав любую исчерпавшую себя идею. Для этого история и переписывается заново. Но все, кто верит, что у истории есть смысл, приближают ее конец, а отрицатели приближают конец света.

            6. История как прогресс
            Идея конца истории - не идея конца мира. Это идея его обновления. Христиане ждут непосредственного вмешательства в дела людей Бога, а неверующие, но ищущие в истории цель, рассматривают грядущее обновление как результат человеческих усилий. Но первично все-таки ожидание, рожденное в лоне монотеистических религий. Дело в том, что сама идея истории как движения к определенной цели впервые появляется в Библии и повсеместно утверждается в Средние века. Для древнего грека история – рассказ о прошлом, которое имеет занимательный или поучительный характер. Кстати, это не обязательно рассказ о людях, но любое исследование, которое всегда начинается с узнавания каких-то фактов. Для греков, римлян и всем, кто сегодня воспроизводит в своем сознании эстетическое (языческое) отношение к миру, целью человеческой жизни может быть только сама жизнь в ее полноте. Вот почему язычник мыслит циклами жизни: рождение, развитие, исчезновение. Мир язычника не разомкнут в иное измерение. Его боги рядом с ним, зримо воплощенные в искусстве. Отсюда недоверие к искусству у монотеиста. Исключение составляют только христиане потому, что верят в вочеловеченного Бога.
            Целью монотеиста не может явится жизнь, которая ничтожится в смерти. Именно отсюда идея истории как движение к ее концу. И это уже не рассказ, о чем угодно, но о движении человека к Богу. Движение не только отдельного человека или народа, но всего человечества, которое только в эпоху глобализации проявляется как эмпирическая реальность.  Идея прогресса – секуляризированная версия религиозных ожиданий. Из вышесказанного следует, что циклические модели истории – латентный реванш языческого сознания. Как и популярный ныне цивилизационный подход. История носит линеарный характер, а ее субъектами являются народы, составляющие единое человечество. Жизнь каждого народа должна иметь смысл, но для этого он должен свободно подчинить свое существование абсолютным духовным ценностям, которые творятся в формах абсолютной культуры и воплощаются в формах объективного духа -семье, гражданском обществе и государстве.
           Каждый народ принимает посильное участие в духовном развитии человечества.  Но существует исторический авангард - народы, которые осуществляют всемирно-исторические цели и создают империи -  высшие формы политической централизации на пути к единому миру. Количество империй совпадает с количеством попыток осуществить всемирно историческую идею, то есть идею, связанную с определенным типом культуры. На Древнем Востоке мы видим первые пред-империи (Держава Ахеменидов). Античность - создание империи на основе эстетической идеи. История Средневековья - ряд попыток создать империю на религиозной основе. Рациональный тип культуры порождает национальные империи колониального типа, а также единственную коммунистическую империю – СССР. Крушение последней стало поводом и ближайшей причиной возобновления дискуссии конце истории и прогрессе.
            Самое интересное и страшное уже наступило: рождается новый мир. К происходящему можно отнестись по разному. Кто-то вспоминает китайское пожелание своему врагу - "Чтоб ты жил в эпоху перемен". Кто-то радуется тому, что  посетил "сей мир в его минуты роковые". Свободный выбор за нами и как всегда в истории, мы делаем этот выбор с необходимостью.