Кипящая смола

В общем, как это было — я ехала в машине на заднем сиденье. Саша, моя сестра, стояла у руля нашего Черного Голландца, а её парень, Антон, сидел от нее по правую руку. И тут (хотя ничего этого не предвещало) сонный дурман салона пронзил острый, как наконечник стрелы, крик:
 — Тормози, заправка!
Мы втроём, бросив машину, побежали к туалету. И только тут заметили, что заправку мы выбрали как-то очень опрометчиво: разваливающаяся, построенная ещё во времена диплодоков, она смотрела на нас своими слепыми от катаракты глазами, в которых читалось лишь одно: ПРОЧЬ ОТСЮДА.
Скрываясь от пристального взора заправки, мы добрались до туалета. Но и он нас не порадовал — обшарпанный, дряхлый старик, желающий упокоя своего бренного тела. Мы приоткрыли заржавевшую, скрипучую дверь, и до нас донёсся зловонный аромат Русского Заправочного Туалета. Синхронно поморщились.
Я подождала, пока Саша и Антон сделают свое дело, и, задержав дыхание, шагнула в обитель смрада.
Внутри оказалось очень темно. Вниз вела каменная, как в старинных склепах, лестница. Я обернулась, но за моей спиной была лишь сырая, освещённая парой канделябров, стена. И никакого намека на дверь.
Я выпустила воздух из своих лёгких на волю, и мое сердце тут же начало отплясывать безумную чечётку. Бум-бум-БУМ!
Что происходит?!
Решила не терять рассудок и посмотреть, что там внизу. По мере спуска становилось все теплее и теплее, и вот, наконец, забрезжил оранжево-красный свет. Арка.
В проходе друг за другом стояли люди — разных возрастов и рас, мужчины и женщины, но все — одинаково измученные и усталые. Каждый из них держал в руках деревянную миску.
Взглянув поверх их голов, я попыталась разглядеть, куда ведёт очередь, но конца видно не было.
И тут за моей спиной раздался голос:
— Кто последний?
Девушка, стоящая впереди, обернулась и, кивнув на меня, сказала:
— Она.
Так я и оказалась в этой чертовой очереди — в буквальном смысле. По мере продвижения я узнала, что мы в Аду. Пораскинув мозгами, я пришла к выводу, что либо я умерла в туалете от несносной вони, либо в пространственно—временном континууме произошли какие-то неполадки. Но факт оставался фактом: Преисподняя бурлила под моими ногами.
Отстояв в очереди несметное количество часов, я наконец-то увидела конечный пункт, куда стремилась змеевидная толпа людей. Им был массивный деревянный стол, за которым стоял гигантских размеров Человекобык. Черный, волосатый, он выглядел как потасканный Минотавр из подворотни — но при этом был отнюдь не менее пугающим и внушительным.
Люди, дождавшиеся своей очереди, подходили к столу, и Человекобык наливал им в миски какую-то темную кипящую жидкость из котла, стоящего неподалеку.
Дальше стола была пропасть, которую пересекал узкий каменный мост. Люди, осторожно держа миски двумя руками, ступали на мост и постепенно исчезали из виду.
Когда подошла моя очередь, я приблизилась к столу. Человекобык, увидев, что у меня нет подходящей тары, порылся где-то в закромах, и вытащил блестящую от чистоты деревянную миску. Затем, взяв половник, зачерпнул черную жидкость и наполнил миску до краев.
— Ну, чего стоишь, не задерживай очередь!
— А что это в миске, позвольте спросить?
— Кипящая смола, дура! Шевелись давай, иначе опрокину на тебя весь котёл!
Я аккуратно взяла миску и направилась к мосту.
 Я едва умещалась на нём. Шаг за шагом, балансируя, я всё-таки добралась до небольшой каменной площадки. К моему удивлению, я не пролила ни одной капли смолы — она была как будто приморожена к стенкам.
Зрелище, которое открылось мне на этой площадке, было действительно ужасающим. Первое, что я увидела — привязанный к деревянному столбу мужчина. Его обезображенное тело покрывали ожоги и раны. Из уцелевшего на лице остались только правый глаз и рот — всё остальное будто бы кто-то выжег.
Правее стояли Черти — омерзительные, тощие, они громко переговаривались между собой и надрывали животы от хохота. Завидев меня, Черти переменились в лице, напустили серьезный вид, взяли каждый по копью и устремили на меня свои гневные взгляды.
— Ты почему на месте стоишь?
— Я её раньше здесь не видел.
— Новенькая, наверное.
— Ты что же, новенькая? В первый раз здесь, да?
Я подавила в себе нарастающее волнение и ответила:
— Да, в первый раз.
Они, посмеиваясь, начали окружать меня.
— Что ж, поздравляем, поздравляем с прибытием в наш замечательный мир!
— Несладко тебе здесь придется, дорогуша!
— До-ро-гу-ша! Ах-ха-ха!
Но тут сквозь нескончаемый адский хоровод из криков и визгов до меня донёсся слабый, еле-еле уловимый голос:
— Оставьте её, пусть сделает своё дело и уйдет восвояси.
Черти остановились. Ехидно хихикая, расступились, как бы давая мне проход к столбу.
— Да, действительно, пора бы и обязанности выполнять.
— А... А что мне нужно сделать? — С беспокойством спросила я.
Черты, переглянувшись, залились ржавым смехом.
— Вылить на него эту смолу, дура.
…
 
Я провела в Аду два месяца и пять дней. Каждый день я и множество других людей должны были вставать в очередь к Человекобыку, принимать от него полную миску смолы и выливать содержимое на мужчину, привязанного к столбу. На того же самого мужчину. Каждый день.
Ходили разные слухи, за какие грехи ему уготовили такую пытку: кто-то говорил, что он убил двенадцать детей, кто-то — что он поджигатель церквей. Но никто не знал правды.
За время, проведенное в Аду, я познакомилась с огромным количеством интересных людей. После того, как мы доставляли мучительную боль предполагаемому грешнику, Черти пропускали нас дальше, в общежития, где мы могли отдохнуть перед следующим днём вынужденных пыток. Там-то я и подружилась с хорошими, добрыми людьми, которые отбывали в Аду своё посмертное наказание. Их грех заключался в чрезмерной агрессии, проявляемой ими в течении всей жизни.
В общем, меня окружали одни любители покричать и покрыть ближнего своего трёхэтажным матом — во всем остальном прекрасные люди.
Я, как человек очень жалостливый и добрый, пыталась найти выход из этой ситуации. Не могла же я изо дня в день мучить — был бы он хоть самим Адольфом Гитлером — человека!
Общаясь с моими союзниками по несчастью, я узнала, что мне отсюда никак не выбраться — многие старались найти выход, но ничего похожего не нашли. Тогда я подумала о том, можно ли эту смолу просто-напросто не выливать. Высказав такое предположение, я получила развернутый ответ о том, что произойдет, если я отступлюсь от предписанного мне плана действий.
Если я откажусь опустошить содержимое моей миски на грешника, тогда Черти заколют меня копьями и отправят в начало очереди.
На узком мосту под воздействием каких-то всесильных адских чар смола не выливается из миски — невозможно избавиться ни от одной капли.
Если же я откажусь давать Человекобыку свою миску, чтобы тот её наполнил, или вылью смолу на пол прямо у него перед носом, тогда он тут же опрокинет на меня весь котёл с кипящей смолой, и некоторое время я буду корчиться от боли, а затем снова вернусь в начало.
Кстати, некоторые в знак протеста выливали смолу на себя, иногда даже пили её, произнося:
— Да будет нашими страданиями облегчено чужое.
Этакий девиз здешних бунтарей. В начале я тоже вступила в их ряды — но боль была настолько невыносима, что в скором времени я отказалась от этой идеи. И решила найти другой путь обходить систему.
Однажды, стоя в очереди, я стала свидетельницей настоящего чуда. Человек, с виду похожий на Буддистского монаха (черт знает, как его сюда занесло, видимо, как и меня, по ошибке) отказался принимать миску из рук Человекобыка. Однако, когда потрёпанный Минотавр вылил на него весь котёл со смолой, Монах даже не пошевелился. Смола будто бы и не притронулась к его коже! Удары Человекобыка тоже не возымели никакого действия. Монах прошел дальше, по мосту, чистый и сияющий.
Так вот, где—то через месяц моего пребывания в Аду нам всё-таки удалось сделать специальное приспособление. Совместными усилиями мы создали миску-обманку. Снаружи был маленький рычажок, который отодвигал заслонку и позволял смоле проходить в небольшое отверстие, ведущее в полость на дне миски. Смола стекала туда, заслонка закрывалась. Та-дам!
Как хорошо, что слесари и прочие рабочие иногда любят хорошенько поорать.
И вот как мы проворачивали это дело: подходили к Грешнику, всасывали смолу на дно миски, и затем делали вид, что вылили содержимое. Грешник, подыгрывая нам, издавал душераздирающие стоны. Черти же, увлечённые похабными анекдотами, не замечали ничего подозрительного — миска пуста, Грешник завывает, ожоги есть, смолы на полу нет. Значит, все верно. Заглянув в миску, они пропускали нас к общежитиям (скопившуюся смолу мы выливали в лавовые реки рядом с нашим корпусом), и мы мирно переживали ещё один день.
Но я понимала, что долго мы так не протянем — как раз где-то на седьмой неделе одного из наших поймали с поличным. После этого Черти стали следить за нашими действиями пристальнее — и иногда под их неусыпным надзором, нет-нет да приходилось опустошить свою миску на и без того изуродованное тело Грешника.
Я была подавлена происходящим. Мысли путались, метясь в агонии — но решение проблемы не приходило.
Как вдруг в один день я заняла очередь...
За девочкой. Лет пяти-шести. В белом платьице в зелёный горошек она подошла к Человекобыку и спросила его своим милым детским голосом:
— А что это вы разливаете по мисочкам?
Человекобык, на секунду онемев от изумления, ответил:
— Кипящую смолу.
Девочка нахмурилась. Поразмыслив пару мгновений, она сказала с серьезным видом:
— А почему бы вам не наливать суп?
Человекобык не нашелся, что ответить. Тогда он стал кричать, грозя обрушить на нее целый водопад смолы, если она продолжит задавать подобные вопросы.
Но девочка упорствовала:
— Нет, ответьте мне, почему вы наливаете именно смолу? Почему не суп? Вы сами-то хоть знаете?
Человекобык задумался.
— Нет, я не знаю — почему. Но одно я знаю точно — это моя обязанность! Так что кыш отсюда! И забирай свою миску.
Девочка покорно взяла её и направилась к мосту.
Несколько дней спустя начали ходить слухи, что Девочка и Человекобык о чем-то постоянно разговаривают, что-то оживлённо обсуждают.
И вот, в один день я специально подкараулила девочку и встала за ней в очереди. Я спросила у неё, какие такие важные дела они обсуждают с Человекобыком. И она с детской доверчивостью посвятила меня в их тайные дела:
— После того, как я спросила его, знает ли он — почему, Таврик побежал к своей начальнице — Владыке Ада. Она сказала, что так прописано в его договоре, белым по черному: используя половник, наливать кипящую смолу в деревянные миски и выдавать грешникам. Тогда мы с ним узнали про договор Чертей на той стороне моста. У них в договоре написано: следить, чтобы кипящая смола достигала тела того мужчины. Тогда мы придумали вот что: разливать суп, название которого "Кипящая Смола". По моему собственному рецепту. Немного похож на Гаспачо. Знаешь, Таврик добрый, без него у меня бы ничего не получилось.
…
— А с собой упаковать можете?
...
И вот я, с двумя тарелками "Кипящей Смолы", выбегаю из Заправочного Туалета, вопя:
— Саша, Антон, вы меня не заждались?
— С ума сошла, чего кричишь?
— Подожди, ты что, так быстро управилась?
— А что это у тебя в руках?
— "Кипящая Смола". В общем, долгая история, поехали, по дороге расскажу.