Жизнь поэта 8-я книга стр. 321-340 пр. 16

-Нет, я там по районам не ездила.
-Мне отец с матерью и старшие сёстры рассказывали, что там была Цалка, а недалеко от нашей деревни озеро Тапарвани.
-Может, Паравани? Он недалеко от Ахалкалкалаки и мы несколько раз выезжали семьями на отдых. Красотища.
-Откуда мне знать? Мы оттуда уехали, когда мне было три или четыре года. А потом жили в Сигнахском районе, в селе Ульяновка, и только когда мне исполнилось семь лет, переехали в Кобулетский район, в совхоз.
-Пожалуй, сейчас ты говоришь правду. Я поеду к тебе, так и быть! Нас отсюда не видно?
-Кажется, нет. Автобус закрывают деревья.
-Подержи сумочку!
-Ты рядом со мной собралась сикать?
-А ты, что никогда не видел манду? Или ты меня пригласил домой пить чай? Сы рядом, если хочешь!
-Из стоячего не сытся.
-А, что он у тебя уже стоит? Уложи его спать, а то перевозбудишься. Всё, я готова. Надеваю трусики. Дай! Зачем ты мне даёшь мою сумку? Дай, я потрогаю ЕГО. Не обманул. Сы, если при мне стеснялся, я отойду.
-Дотерплю до дома, всё равно его не уложишь.
-Лолита, а у тебя там выбрито! У меня, почти не было таких женщин, у которых их киски – лысые.
-А у тебя там не выбрито?
-Нет.
-Не люблю, когда волоса на яйцах лезут в рот. На первый раз сойдёт, а потом я тебя там побрею. Только безопасной бритвой. У тебя есть?
-Я только ей и бреюсь. Всеми этими джилетами я не выбреваюсь.
-Вань, пока, не сигналил, давай позажимаемся. Залезь мне рукой туда? А я залезу к тебе.
Мы минут пять стояли, прижавшись, друг к другу.
321
-Нет, пожалуй, я тебе, там, вначале побрею, а потом мы займёмся делом. И у себя мне нужно немного, там, подправить.
-Мы, знакомы менее часа, а словно знаем друг друга всю жизнь.
-Такое сочетание людей встречается редко. Чаще бывает, наоборот, люди живут годами, а словно встретились час назад. Поэтому и частые разлады в семье и разводы.. Говорю тебе, как журналистка. Писала на эту тему статью и два очерка. Ты, строитель, знаешь, чем отличается статья от очерка? Что ты хохочешь?
-Когда у меня родилась дочь, в 66 году, я поступил в Казанский университет, на факультет русского языка и литературы, отделения журналистики, а окончил, в 72, когда родился сын. Получил специальность литературного сотрудника, но в газетах и журналах не работал. У меня была до этого строительная специальность техника-технолога по железобетону, после окончания техникума в 1962 году. Поэтому очерк от статьи я отличаю.
-А я ещё подумала, откуда у строителя, такая грамотная речь. Правильные построения предложения. Выходит, мы коллеги?
-Никоим образом. Я не журналист, а ты не строитель. Но камасутра нас объединит.
-Слушай, мне уже без камасутры хорошо с тобой. Только сразу предупреждаю. Я приехала в командировку на неделю. Не справлюсь, дадут ещё дня три, четыре.
-Можешь жить у меня хоть месяц!
-Я не об этом. Если даже через день, другой найду самца лучше тебя, сбегу к нему. Истерик не устраивай!
-Цветочек, у меня, прямо на ходу родился анекдот, после твоих слов. Можешь потом рассказывать где угодно, выдавая за свой.
Подходят к ЗАГСу молодые. Невеста говорит жениху:
-Милый, если я в ЗАГСе, или потом  в кафе, встречу мужика, лучше тебя, целку ломать будет он!
322
   Она захохотала.
   Весёлая баба. Но или слишком умная или слишком глупая? Хер, поймёшь этих баб? Но всё равно с ней надо держать ухо востро! Может, клофелинщица? И доверить ли ей свои яйца, чтобы она их брила? Хотя, безопасной бритвой их сразу не отрежешь.
   Автобус просигналил пять раз.
   Часа через полтора, купив продукты и водку, которую она предпочитала всем напиткам, мы были уже в моей квартире.
-А у тебя уютно!
-Бардак, после пребывания брата.
-Нормально. Когда немного бардака в голове и в квартире, это нормально. Но я помогать, тебе, убираться, не буду. И готовить не люблю. Показывай ванну. Давай, я твои яйца обработаю, а потом ты будешь готовить стол, а я займусь собой.
-Может, по рюмке?
-Ты выпей, если хочешь! Тебе просто сидеть, а мне работать с бритвой. Спьяну можно и безопасной полоснуть.
-А я выпью для смелости.
-Мужики все трусы.
   Работу она закончила быстро и умело. Без единого микроскопического пореза. А может, она никакая не журналистка, а яйцебритель-профессионал?
-Ванечка, вот сейчас с твоими яйцами всё в порядке! Сейчас, я их помою и оближу, а потом займусь своей подружкой.
-Вот, теперь нормально.
   А почему ты, брея меня, не снимала трусики.
-Чтобы не раздражать твоего дурака. Он и встаёт тогда, когда кровь приливает к нему. Тогда малейший порез ему опасен. А теперь, уматывай, не раздражай меня!
Она вышла Афродитой, но не из морской пены, а из моей ванной. Молодая, для её лет, хотя и  не  сказала  ско-
323
лько ей стукнулуло, и красивая.
-А у тебя стол уже накрыт. Красивый, особенно, когда хочешь жрать. Мы уже целовались, поэтому пить на брудершафт не будем. А у тебя и шпроты. Ты, идиот! Не обхаживал бы меня, а сразу сказал бы, что у тебя есть шпроты. И я собачкой побежала бы за тобой.
-Ты тосты любишь?
-Я десять лет прожила на Кавказе. Два в этом долбанном, высокогорном, Ахалкалаки и восемь в Батуми. Конечно!
-Встретились два ишака на горной тропинке. Вежливо друг с другом  поздоровались.
Как горцы, люди, Горцы ишаки тоже все гостеприимные  Один другому говорит:
-Друг, пойдём ко мне в гости! До моей поляны метров восемьсот.
-Лучше пойдём ко мне! До моей поляны всего – триста.
-Всё равно далеко! Знаешь, давай лучше щипать травку здесь, и думать, что мы друг у друга в гостях.
-Умные были ишаки, но ты оказался умнее! Повёл меня на свою поляну и теперь мы станем щипать травку на ней, а потом, я подарю тебе свою красавицу.
   Ночь была великолепной! Мне всё время казалось, что подо мной, на мне или рядом – Этери, с такими же чёрными волосами, большими ресницами, горящими глазами, прекрасным телом и нежными руками. Правда, груди у неё были немного обвисшими, как сетка авоська, когда в неё натолкаешь много продуктов. Это, видимо, груз жизни, потрепал их, а, может, многочисленные мужики. Хотя, например, у моей соседки, Вали, у которой кроме мужа не было ни одного мужика, потому, что на такую страшилищу, ни один нормальный мужик не полезет, её груди свисали до пупка. Я видел случайно, когда с бодуна, зашёл к ней за спичками, чтобы зажечь газ.
-Знаешь, а мои мнения о тебе не оправдались!
324
-Ещё бы! Вместо того, чтобы пойти с тем бандитом амбалом доцентом Айратом, и снять номера рядом в одной гостинице, а потом лежать в его объятиях, ты лежишь в моих, лысого коротышки.
   Она засмеялась.
-Ты ясновидящий. Как Ванга. Я как раз об этом и думала. Только наоборот. Хорошо, что не пошла с тем амбалом! У амбалов всегда мало мозгов, они неактивные в по-стели и, к удивлению, у них нередко маленькие члены.
-Резеда, тебе тема для фельетона в бульварную газету.
-А я в такой и работаю. И у меня задание написать три статьи. О Челнинских проститутках, о голубых, и о лесбиянках. Не притесняют ли их здесь, в вашем городе?
-Вот, бля...дь! Раньше сюда журналисты валили толпами, со всего Союза, чтобы писать о гигантской стройке, её трудовых многонациональных коллективах, об огромных заводах КАМАЗа, выпускающих мощные автомобили, а сейчас пишут об отбросах общества.
-Вань, зря ты так! Он герой передовик, уважаемый человек, а ночью вместо жены хочет мужика, или наоборот, его баба учительница, с брезгливостью отворачивается от мужа героя и мечтает, о своей коллеге учительнице. Природа так создала не только человека, но и животных. А раньше всё это было под запретом и для многих людей, передовиков производства, такая двойная жизнь была мукой. Они всю жизнь это скрывали и всю жизнь мучились.
-Мне этого не понять!
-Ещё бы! Ты драл меня два часа.
-Не преувеличивай, около двух часов.
-Пять минут роли не играют. И откуда, у таких, как ты, берутся силы на баб?
-Ты журналистка, вот и исследуй этот вопрос.
-Попробуй сам. Ты же тоже журналист!
-Я такой хернёй не занимаюсь! Пишу книгу.
-И ты думаешь, твоя сотая или тысячная книга о нём, КАМАЗе,  будет  интересна  читателям?  Особенно  моло-
325
дым, растущим на примерах бандитизма, рэкета и дикого разграбления страны.
-А на хер он мне нужен КАМАЗ? Я о нём не пишу и не собираюсь писать.
-А о чём же ты тогда пишешь?
-О любви. Большой любви мужчины и женщины.
-Чтобы писать об этом, надо самому испытать это. Вот, я, прежде чем писать о чём-то, всегда стараюсь испытать это на себе. Мне редакция поручила написать статью о плечевых проститутках. И я месяц была ею. Доехала с водилами фур до границы Казахстана и обратно. Зато статья получилась классной. Не читал «Исповедь плече-вой проститутки»?
-Нет, я бульварную прессу не читаю.
-У них собачья жизнь!
-Каждый выбирает себе дорогу сам.
-Ванечка, не пиз...ди! Разве я сама поехала в этот сранный Ахалкалаки? Мужа послали туда принудительно, как военного. А потом также засунули в Чечню. Дороги мы сами не выбираем! Это дороги – выбирают нас!
-Значит, такая судьба!
-Какая судьба? Ты веришь в этот бред? Никакой судьбы нет, а есть стечение обстоятельств. Разве я, выезжая в Челны, думала, что стану брить яйца какому-то лысому мужику?
-Добавляй уже - мудаку или старику.
-Вань, ты, может, и мудак, но не старик! Я, специально, разговаривая с тобой, теребила твои голые яйца, и ЕГО и ОН уже снова поднимает голову. Любопытный!
-Как и ты, журналистка!
-То, ты скакал на мне, а теперь я буду скакать на тебе.
-Может, по рюмке?
-Нет, я уже усаживаюсь на царский трон.
-Хорошо, что ты не царица Тамар!
-Всё это - херня! Она никогда не распутничала. Я перелопатила всю литературу о ней, и только сейчас об этой
326
прекрасной женщине, стали писать все эти гадости. Она слишком была набожная.
   А позже, отдыхая в объятиях друг друга, она спросила:
-Ты, правда, пишешь книгу о любви, или только обдумываешь? Скорее, так. Я  видела в автобусе, как ты о чём-то думал, а потом записывал в блокнот. Только не поняла, почему карандашом? У тебя нет денег на ручку? Я подарю, за то, что ты сегодня доставил мне столько удовольствия!
-Особенно, за бритьё яиц!
-А, ты, знаешь, я вначале сказала в шутку, а потом сказала себе:
А почему не попробовать, если этот мудак согласится? Описание этой процедуры пригодится в какой-нибудь статье. И, ты, на удивление согласился.
-А я подумал:
А почему не побрить, если эта красивая мудачка захочет их побрить?
-Вань, только ты сказал не мудачка, а бля...дь!
-Резеда, у меня, правда, такое ощущение, что мы прожили бок о бок с тобой со дня наших рождений.
-Нет, если в следующий раз твой поднимется, как я захочу и подумаю о нём, тогда можно говорить, что мы от начала и до конца слились с тобой. Ты ушёл от вопроса, что ты обдумывал, потом записывал в блокнот, карандашом.
-Я не записываю ручкой, потому, что не ношу их. Они в нужную минуту, когда поймаешь рифму и держишь за хвост, суки отказывают, как красивые богатые бабы бомжам. А записывал я стихи.
-Иди, ты! Ты ещё и поэт?
-Я Поэт с большой буквы! Мне равных в мире нет!
-Мне равных в мире нет! Я – принцесса! –крикнула лягушка из болота, но Иван дурак за ней не пришёл и она, как была, так и осталось прыщавой вонючей жабой.
327
-А ты язва! И слишком остра на язык. Мы бы с тобой, долго вместе не ужились!
-Поэтому-то эту дурочку и выпирали из всех приличных газет. Я тоже хвасталась, что лучшая журналистка. В писательском деле, Вань, надо доказывать не самовосхва-лением, а делом.
-Прочитать тебе одно из моих стихотворений?
-Прочти свои вирши!
-У меня не вирши, а прекрасные стихи. И в, основном, о той, о которой я уже пишу книгу и считаю, неплохо получается.
-Посмотрим! В одной из газет, я полгода проработала критиком. Негласным. Шеф давал мне на корректировку материалы, написанные сотрудниками. Все они после мо-ей корректировки, улетали в мусорную корзину, а когда половина лучших журналистов этой газеты уволилась по собственному желанию, в корзину полетела я, но не по собственному желанию. А оставшиеся работники, перестали со мной общаться. Вот такая я хвастливая лягушка, принцесса из гнилого болота.
   Когда я, голый, брал тетрадки со стихами, чтобы показать этой, тоже голой, с бритой мандой, но без педикюра, красавице журналистке, подумал:
-Эта, курва, если случайно прочитает шедевр творчества, один из дневников Людмилы, то им сразу придёт пипец! Она их тут же сопрёт. Как я спёр у Людмилы.
И я подальше их спрятал. А несколько тетрадок принёс и сказал ей:
-Здесь половина тетрадей. Открывай любую и читай на выбор, критик, чтобы не говорила, что я прочитал тебе лучшие. А если, ты вернёшь назад своё слово «вирши» и признаешь мои стихи хорошими, тогда я тебя
-Что тогда? Ты меня побьёшь?
-Нет, вые...бу.!
   Она засмеялась и стала листать страницы.
328
   А я смотрел на её обнажённое тело. До чего же бабы бывают красивыми! Нет, всё-таки бритая манда мне не нравится. Не так волнует. Не хватает маленьких нежных кучерявых волосиков, на лобке и вокруг пещерки. Наверно потому, что напоминает мне мою лысину. А мои бритые яйца смотрятся хорошо! Даже блестят, суки, от гор-дости. Надвигалась бы Пасха, можно было бы их и покрасить. В разные цвета. Но не давать сожрать. А только лизать, таким красивым дамам, как этот милый цветочек, Резеда. И почему татары многих девушек называют цветами? Наверно, потому, что они на самом деле цветы!
-Резеда, мне скучно!
-Не отвлекай! Я увлеклась. А у тебя и, правда хорошие стихи!
-Раздвинь ножки пошире! Я тебя буду
-Отстань! А то придётся твои яйца перебинтовывать!
-Давай, я буду читать, а ты слушать!
-Я чужие материалы на слух плохо воспринимаю.
-Тогда читай сама вслух.
-Ты найди в одной из своих тетрадей плохие и хорошие стихи и сделай закладки, а я потом оценю те и другие.
   Я пролистал две тетради и сделал закладки.
-Слушай, мне скучно!
-Тебе завтра идти на работу?
-Завтра же воскресенье!
-А у журналистов выходных не бывает. Зато можно в любое время заниматься другими делами. Если не хочешь спать, почитаем твои стихи. А завтра до обеда можно и поспать. Или ты против?
-Нет, наоборот. Мне интересно будет услышать твоё мнение о своих виршах.
-Стихах, Ванечка! Только ты убери руку с моей манды!
-Она такая гладенькая, как моя лысина.
-Гладь свои яйца! Они такие же, как твоя  лысина.
329
-Нет, вступать с тобой в прения – бесполезно!
-Вот и не надо, милый. Давай твою тетрадку с закладками!
Ты красишь крылья золотом печали,
Чтобы поднявшись в воздух улететь,
Сплошным весельем ты была вначале,
Но отлюбила, чтобы умереть.
Ах, бабочка любви, как ты прекрасна!
Ты украшение природы всей,
В своей любви совсем ты не опасна,
Не думаешь, красавица, о ней.
Ты улетела. Больше не вернёшься.
Ты улетела. Может, умерла?
Ты надо мною, может быть, смеёшься?
Но я страдаю! Душу отняла.
А с красных роз всё капают росинки,
Они как слёзы. И у них тоска,
Иду к тебе по узенькой тропинке,
И серебро сверкает у виска.
Стареем мы. Уходят наши годы,
Уйду и я. Туда, к тебе приду.
Не поменять законы всей природы,
Не перестроить жизнь нам на ходу.
330
А розы плачут. Розы умирают.
Отмерен им их краткий, розин век,
Они в любви друг друга не обманут!
И любят так, не то, что человек.
              * * *
-Слушай, те стихи, что я прочла, большая их часть мне понравилась. А это – шедевр! Может, ты сам попробуешь прочесть следующее?
-Я автор, а не плагиатор и лучше знаю, на что акцентировать внимание, где поставить ударение.
-Вань, а кто тебе редактировал стихи? Совсем нет стилистических и грамматических ошибок. Нанимал?
-Одна журналистка из Казани. Её выперли из всех редакций, и теперь она работает в бульварной газетёнке. Зовут Резеда. Не знаешь такую?
-Шутник! Читай!
Ты хочешь меня? Возьми!
Но только вначале согрей!
Тепла мне немного займи!
Тепло в мою Душу влей!
Душа, ведь она, как лёд,
Душа моя холодна,
Сама по себе живёт,
Поэтому я – одна.
Возьми же, возьми меня!
331
Не гребуй фригидной мной,
Возьми, как берут коня
И мчатся в казацкий бой.
В бою конь чуть-чуть отойдёт,
Седок был бы лишь хорош,
В коня он тепло вольёт,
Иначе – цена ему грош.
Возьми же меня, возьми!
Возьми меня, но не жалей,
Тепла лишь немного займи
И буду я вечно твоей!!!
И буду я вечно твоей!!
И буду я вечно твоей…
                * * *
-Нет, придётся мне тебе отдаваться, за «вирши»! Ты пишешь очень красивые стихи! И, если позволишь, то я перепишу те, которые особенно понравятся?!
-Но тогда тебе придётся не заниматься журналистской работой, а месяц или больше сидеть и переписывать стихи. Если хочешь, переписывай! А в перерывах, будем тра-хаться. Тебе надо было написать мне или позвонить, лет сорок назад, чтобы я сразу записывал их в две тетради. В одну для себя, а в другую для тебя.
-А тебе не жаль отдавать их постороннему человеку? Ведь, я могу их опубликовать, выдавая за свои.
-У тебя есть свои стихи? Ты не пробовала писать?
-Никогда! Даже в детстве, когда этой дурью болеют все девчонки.
-Тогда тебе бесполезно их публиковать под своим именем. Поклонники будут просить ещё, а ты не сможешь. И тогда все поймут, что ты – плагиатор. А вот, если ты начнёшь писать мемуары и в них опишешь, как брила, знаменитому на весь мир поэту, яйца, то сама прославишься больше чем тот поэт. Что ты, растопырив уши, смотришь мне в рот, лучше смотри на яйца, что мне брила! Смотри, какие они красивые, после твоей работы!
332
-Успокоился, Цицерон?
-Да, милая, не обижайся, но если ты будешь жить у меня, переписывая стихи, пожалуйста, не брей манду! В бритой, голой манде - совсем нет никакой романтики!
-А в манде, вообще, нет никакой романтики!
-Ты не права, цветочек! Только в манде вся романтика, а скорее в её обладательнице. Я полюбил девушку, чтобы стать властелином её манды, и теперь всю жизнь думаю о ней.
-О манде?
-Нет, о хозяйке манды и пишу ей стихи.
-Ванечка, у неё манда была золотая или бриллиантовая?
-А, знаешь, я её видел, и даже трогал руками, маленькую нежную, но не бритую, а кучерявую, как Пушкин!
-Поэтому ты и стал поэтом.
-Да, а ты говоришь, что в манде нет романтики!
-Это, когда встречаешься с ней редко. А когда, каждый день, так и хочется засунуть в её пасть...
-Что?
-Что нибудь твёрдое и стоячее. Мы будем болтать или ты будешь читать свои стихи?
-Это я, сейчас, буду читать тебе те стихи, которые мне не нравятся, и я их считаю плохими. Вот, открываю  страницу и уже читаю. Но ты её совсем не закрывай, свою причёсанную пташечку, а, то она задохнётся под одеялом.
Ты не грусти, любовь моя!
Тебя на волю отпускаю,
Хотя, скажу, я,  не тая,
От горя плачу и рыдаю.
Покинешь, знаю, ты меня,
Как жить, томящейся, без воли?
А воля, даже для коня,
Узды красивой – лучше поле,
Где пахнет мятой, лебедой,
Где васильки раскрыли глазки,
333
Где сенокос, такой родной,
Стрекозы, бабочки, как в сказке…
Может, потом будешь жалеть,
Что от меня ушла, сбежала,
А может, песни будешь петь,
И у тоски ты вырвешь жало.
Что ждёт вдали нас, впереди?
Ни ты, ни я, никто не знает,
Себя от бед ты огради,
Тебя пусть ангел охраняет.
Я буду часто прилетать
Тем ангелом, в его обличии,
Тебя  я буду охранять,
Забуду я о жизни личной.
Зато, когда ты будешь спать,
Когда свои глаза закроешь,
Тебя я буду целовать,
Уста мне с радостью откроешь.
Не нарушая твой уют,
Повсюду буду я с тобою,
С тобою буду там и тут:
Зимой и летом и весною.   
А осенью сама придёшь,
334
В нарядном платье жёлто-красном,
Вина в кувшине принесёшь
И будет всё у нас прекрасно.
И пусть последним журавлём,
Меня вновь осенью покинешь,
Я ж буду помнить о былом,
Любовь из сердца нет, не вынешь!
* * *
-У меня сложилось впечатление, что это первая твоя жена, которая позже встретив другого мужчину, сбежала с ним. А, ты после этого, вместо того, чтобы плакать и рыдать о ней день и ночь, плачешь стихами.
-Чёрт, побери! Как ты красиво сказала – плачешь стихами. Это же может послужить началом нового стихотворения. Например:
Вся Осень плакала дождями,
А Ветер, шлюху раздевал,
А Муза плакала стихами,
Поэт ту Музу целовал.
Снимал с неё, строчку за строчкой
И прятал с жадностью в пакет,
И всё шептался с нею, ночкой,
Он плагиатор! Не поэт.
И растолстела потом Муза,
Поэт вливанье сделал ей,
Поэт ей сделал дуре, пузо,
Двенадцать маленьких детей.
-Резеда, я не понял, что тут смешного?
-Хотя, это произошло на моих глазах, что ты написал стих, без бумаги, на ходу, за пару минут, и началом были мои, ничего не значащие строчки, всё равно, если я кому-то расскажу, не поверят!
-В этом я с тобой согласен. Когда людям говоришь правду, не верят. Если я завтра, расскажу своему шефу, что познакомился с красавицей журналисткой в автобусе, и она через час брила мне яйца, он будет  смеяться  до  ус-
335
рачки, весёлый мужик, но скажет, как всегда: «-Игнатьич, ну, и пиз...добол же ты!» Но зато я выиграю у него бутылку коньяка.
-Каким образом?
-А, я сниму у него в кабинете штаны и покажу ему свои бритые яйца. Но он всё равно не поверит и скажет:
-Дурак, ты, Игнатьич! Стоило мучиться, брить яйца, чтобы заработать бутылку коньяка?! Сказал бы, я тебе дал денег на две бутылки, или выписал премию на ящик.
   Мы долго хохотали.
-Ещё прочитаешь?
-Вот это тоже из разряда плохих. У меня мало тех, которые я люблю. Всех считаю плохими. Оставляю, чтобы потом переделать. Как отец всё время даёт себе слово за-няться сыном хулиганом, который плохо учится, курит и бродит ночами с девками. А потом, когда у отца появляется время, на пенсии, заняться перевоспитанием сына, он видит, что сын уже закончил институт и на хорошей работе. Так и я, перечитав, через определённое время то или иное стихотворение, вдруг вижу, что оно прекрасное.
-Знаю по себе. Когда тоже перечитываю свои старые статьи.
Свила гнездо своё пичужка,
В кустах малиновых вчера,
336
Она теперь моя подружка,
Сидит все дни и вечера.
А я пичужку охраняю,
Ей соловьём песни пою,
Другого любит она, знаю,
Верна; другому соловью.
Я червячков ей добываю,
Не похудела, чтоб – кормлю,
О ней одной всегда мечтаю,
Ведь я, давно её люблю.
Пичужка летом улетела
И одиноко стало мне,
Но мне вчера всё песни пела,
Не наяву, а там, во сне.
Весною встретимся с ней снова,
Гнездо её подправил я,
Потомство – жизни всей основа,
И пусть у всех будет семья.
        * * *
-Я, будь твоим критиком, сказала бы, вы молодой человек, в этом маленьком, никудышном стихотворении, сумели, в самом конце, сказать, образом маленькой пти-чки, что всё живое стремится создать семью, чтобы продолжить род. Уже этим ценно ваше стихотворение и я порекомендую редколлегии опубликовать его.
-Спасибо, критик, а я, идиот, глупый, когда писал его совсем об этом и не думал. А просто рифмовал строчки.
-Да, и ещё! Нигде не пишите в своих стихах, или романах, если вы захотите взяться за них – идиот  глупый. Человек, или он нормальный, или – идиот! У вас есть ещё стихи, чтобы я и их оценила?
-Да, уважаемый критик, я вам, сейчас, прочитаю ещё одно стихотворение, но мне кажется, зря! Потому, что, на мой взгляд, оно совершенное говно! Только, пожалуйста, спрячьте ваше бритое сокровище под одеяло, оно меня, во время чтения  будет раздражать!
337
-Вы хотели сказать – возбуждать!
-Да! Ну, я – читаю?
Ждёт Осень в парке и скучает,
Меня полмесяца уж ждёт,
Она, глупа;, не понимает,
Что у меня в душе полёт.
Вчера Весну случайно встретил,
Она гуляла на пруду,
И на улыбку ей ответил,
Пообещал, мол, жди, приду.
С Весной вдвоём мы веселимся,
Танцуем, кружимся, поём,
В взаимной страсти мы резвимся,
Любовный яд мы с нею пьём.
А листья падают и вьются,
Над нами кружат, не спеша,
А листья жёлтые смеются,
Весна сейчас – нехороша!
Весна ведь осенью явилась,
Разделась догола, ведь – зря,
Весна не вовремя влюбилась,
Её не греет и заря.
Эй, ты, поэт, оставь малышку!
Там в парке Осень заждалась,
Ты погаси любовь, как вспышку,
Весна пьяна, не проспалась.
И ты ещё хмельной, с похмелья,
338
С Весной не выйдет ни шиша,
Не добавляй нектара-зелья,
От смеха корчится Душа.
Иди, дружок, к своей любимой,
Иначе Осень уведут,
Ну, а Весне, подруге мнимой,
Проспишься, будет уж «капут».
Проснулся я. Весна исчезла.
С другим уж в Африку ушла,
А Осень приподнялась с кресла,
И к Ветру от меня пошла.
Он целовал её, родную,
Поспешно Осень раздевал,
А я стою, глупец, ревную,
Весну и Осень я проспал.
Проспал и Лето, между ними,
Зима уж в валенках спешит,
Зимой становимся святыми,
Мороз щекочет и смешит.
Зимой я вспоминаю Лето,
Весну я вспоминаю то ж,
Но за измену мне, поэту,
Всадил бы Осени я нож.
Я б, как арбуз её разрезал,
Как дыню, всю бы искромсал,
Я Ветру б, в морду смачно врезал,
За то, что Осень целовал.
           * * *
-Ванька! Ты не поэт! Ты гениальный поэт! Поэтище! Я, даже представила мысленно, что в осеннем парке, на лавке, сидит твоя девка, которая бросила тебя или ты её, и ждёт тебя, а ты, козёл, сатир, с флейтой стоишь сзади и радуешься, как она мучается. А потом, эту красотку, начинает ласкать ветер, то есть другой любовник или любовники, а когда ты понимаешь, что остался с носом, начинаешь плакать и строчить стихи. Хорошие стихи.
339
-Да, я приблизительно тоже так представляю, вернее, представил сейчас, а когда писал, ничего не представлял. Только это не девка, а моя любовь Людмила, которую я люблю до сих пор. А она была грустной? Правда, она красивая?
-Правда, но не красивее меня и у неё манда не бритая. А я таких девок не люблю!
-Так, я понял, почему ты её бреешь. Ты же собираешься писать об однополых браках и вошла или входишь в образ.
-Перестань нести чушь! Будешь читать дальше или поспим? Уже почти утро.
-Последний стих и баиньки. Но может, ещё перед этим и поиграемся в папу-маму.
-Никаких пап и мам. Ты, в автобусе спал, а я – нет!
-Хорошо, последнее, так последнее. Читаю.
Лето сбегает, а Осень уж в гости стучится,
Краски несёт, а мольберт уж, с холстами, стоит,             
Диск паутины на солнце сверкает, искрится,
И паутина, как нити парчи, уж летит.
Ночи становятся влажными, да и прохладными,
Утром росою умыты все травы, цветы,
И увядают, и выглядят уж неприглядными,
Так же, как детские, глупые наши мечты.
В шорохе Осени легче, вольготнее дышится,
340
Продолжение 17 следует.

На Стихи.ру ежедневно публикуются мои новые стихи.

Спасибо всем тем, кто помог мне материально
на лекарство!

Для отзывчивых и добрых моя карточка: 4276  6200  2106  2330
Буду рад каждому вашему полтиннику.