Южными ночами. Часть 4

1.

Я же почти признался! Ждал его вопросов, хоть какой-то реакции. Но парень, то ли пропустил мимо ушей, то ли не осмелился обострять. Спокойным нагловатым голосом он спросил, нет ли у меня чего-нибудь пожрать, и запрыгал вниз по ступенькам на кухню. Я поплёлся следом.  По-хозяйски роясь в холодильнике, он извлёк на стол свежеприготовленные баночки и пакетики. При виде всё той же еды, которой я объелся сегодня на ужине, меня чуть не стошнило.

Пока заседал в туалете и плескался в душе, желание посвятить его в мои сексуальные пристрастия отпало. Да и не бывает никаких желаний на полный желудок. Постелив ему в своей комнате, я отправился спать в мастерскую на диван, гостеприимно встречающий меня уже третью ночь подряд. Захлопнул дверь прямо перед Фелькиным носом, пресекая попытки поболтать за жизнь, и уснул тревожным сном. Снились кошмары…

Первое слово, которое я услышал утром, было «рыбалка». Фелька произносил его, как заклинание, стоя над моим только что проснувшимся телом. Два года назад мы частенько убегали с утра с дедовскими спиннингами на камни, а позже гордо приносили на обед бычков и барабулек. Фелькина бабушка умудрялась сварганить что-нибудь вкусное почти  из любой морской нечести.

Да, пора, пора начинать здоровый образ жизни! Мы позавтракали, выпили кофе, отыскали удилища, твистеры и виброхвосты в самом пыльном углу кладовки и отправились на наше заветное место. Нужно было сначала пройти через кладбище по горе, миновать палатки «диких» туристов, спуститься через рощу пицундской сосны к морю почти по отвесной круче, держась за привязанный кем-то из древних отдыхающих канат, а потом шлёпать по берегу ещё с километр под нависающими утёсами, на каждом шагу вскидывая голову, высматривая прицелившиеся в голову камни.

Год от года пробиться на плоские камни, мысом уходящие в море, становилось всё труднее, из-за посягательств сильных мира сего на дикую пляжную полосу. Нувориши, и говорят, даже патриарх, не брезговали прибрежной заповедной территорией и нарезали себе куски под виллы и имения сверху вниз и во все доступные стороны. Глава посёлка тщетно попытался приструнить оккупантов и поиметь свой кусок пирога – ему пригрозили и послали…. на строго отведённую ему территорию. Законы «девяностых» здесь никто не отменял.

Море сегодня было неспокойным и агрессивно било волнами в берег и  отталкивалось обратно.  Мы проделали уже не ближний путь, миновав и кладбище, и рощу с палатками, спустились по осыпающейся стене  к морю, прошли пару бухт и вдруг упёрлись в обрывистую скалу с мощными бетонными плитами,  уходящими метров на десять в море. Сверху их украшала сетка-рабица с остро торчащими колючками.

- Охренеть, - возмутился я. – Это что же – путь закрыт?

Мы раздумывали, не повернуть ли обратно. Можно было попробовать покидать в предыдущей бухте. Но там было как-то неуютно от нависающих каменных глыб и слишком узкой береговой полосы.

- Может, попробуем вплавь обогнуть? – предложил Фелька.

Конечно, ему было раз плюнуть проплыть не только вокруг, но и вдоль всего побережья. Я сначала усомнился, так как после вчерашнего обжорства ещё чувствовал тяжесть в желудке. Но не мог же я спасовать перед сопляком!

Складные спиннинги и приманки лежали в рюкзаках, которые мы покрепче закрепили лямками на животах.  Они не боятся промокнуть. Одежду решили спрятать под камнями в кустах у скалы. Заберём на обратном пути. Мы медленно стали огибать рукотворную бетонную стену, не зная, что нас ожидает за поворотом.

На стене мы различили красные буквы, возвещающие, что это частная территория и проход запрещён.  А за поворотом вдруг раскрылась чудесная обширная бухта, заканчивающаяся таким же бетонным заграждением. Посередине высокого берега к пляжу спускалась пологая ложбинка с белой каменной лестницей. На вершине горы из зарослей пышной растительности выглядывал нехилый домик в три этажа из такого же белого камня. Поодаль виднелся пирс с двумя пришвартованными катерами.  На всём пляже и пирсе не наблюдалось ни одной души.  Не иначе как «турецкий султан» прятал свой гарем от взглядов чужаков…

И тут же мы поняли, что ни за что не сможем продвинуться далее десяти метров вперёд -  нам преграждала путь такая же стена, отходящая от первой наискосок к берегу, только составленная из естественных валунов и бетонных обломков остроугольной формы, ощетинившихся навстречу морской волне. Что-то типа волнореза. На одном из обломков красовалась надпись – «Опасная зона!».

Но нас по-мальчишески ещё привлекали трудности и опасности. Фелька, не оглядываясь, грёб вдоль стены. Погода как-то расстроилась. Солнце жарило во всю, но волны именно в этом месте били особенно сильно и шумно. Мы подплыли к волнорезу и пытались удержаться за него руками. Под нами была уже глубина, дна не было видно. Несколько раз волны накрывали нас с головой и больно швыряли на камни. Мы пытались подставить рюкзаки. Моя дыхалка справлялась с трудом, да и парень громко отплёвывался и чертыхался – это тебе не бассейн! Мы тут же пожалели о содеянном, переглянулись и знаками подали друг другу сигнал к отступлению.

Я не успел даже развернуться, когда очередная волна вбила меня грудью и подбородком в камень. Адская боль! Как будто мне врезали кулаком по морде. Рюкзака на себе не почувствовал. Я испугался. Не за себя, за Фелика, и стал искать его глазами. Сначала я никого не увидел. Вдруг из-под волны показалась его чёрная голова, испуганные глаза, он хрипел и отплёвывался. Мы попали в такое подлое место, откуда не могли выбраться – ни туда, ни сюда.

Я схватил его за лямку рюкзака и притянул к себе. «Уходим!» - только и успел выдавить я, как увидел огромную блуждающую волну, образовавшуюся  ни с того, ни с сего, несущуюся на нас с сокрушительной неизбежностью, с маниакальным желанием утопить чужаков или размазать их хлипкие тела по острым камням.  «Размажет», - понял я, и на долю секунды перед внутренним взором мелькнула картинка, словно из фильма-катастрофы, где я увидел прекрасное тело друга, окровавленное и расплющенное.

Я подхватил задохнувшегося парня под мышку одной рукой, крепко, как только мог, обхватил его за спину и плотно прижал к себе. Ногой зацепил его колено,  свободной ногой упёрся в выступающий край камня, а второй рукой вцепился в железную арматуру. И она ударила, тупо и точно, не усомнившись в своем праве выбить из нас дух. Ударила в нашу хрупкую конструкцию, припечатав на мгновение мою спину и затылок к бетону. Приподняла, прочертив моей мускулатурой вверх по острым выступам и, отступая,  соскребла вместе с вцепившимся в меня «грузом» вниз, засасывая в глубину. Мои пальцы застряли в арматуре, я чувствовал, как натянулись связки и трещат сухожилия. Ещё немного, и мне оторвёт руку к чёртовой бабушке! И я уже не смогу помочь ему ничем… «всё, больше никогда»… Я терял сознание с этим тягостным чувством.

Но тут волны расступились…. Ох, когда-то это уже было! Я смутно увидел сквозь сомкнутые веки, как добрые ангелы подхватили меня под мышки, сняли с меня тяжкое бремя и тяжёлую ответственность перед Натальей Леонидовной в виде её внучка, воспарили со мною вверх и уложили на что-то мягкое и тёплое, почему-то на живот. Послышались их звонкие нежные голоса типа: «М… вашу! Сучата грёбаные… Как не убились!» Ангелы приветствовали не иначе как апостола, называя его Павлом. Правда, ангелы были почему-то в чёрных берцах (выше я не смог разглядеть), а апостол - в каком-то длинном белом одеянии и смятых кроссовках.

Я возрадовался – рядом со спасителями прыгал Фелик живой и невредимый! Опустив глаза, увидел сочную зелёную траву и пробивающуюся сквозь неё маргаритку. В раю! Не иначе. Апостол Павел приказать поднять меня и уложить на почётное место. Ангелы радостно подчинились, любовно посылая его на х… и предлагая убить нас на месте.

Нежное молодое лицо в круглых, как у Гарри Поттера, очках склонилось надо мной, тревожно заглядывая в глаза.

- Парень, ты как, очухался? На-ка, нюхни, - в нос ударил резкий уксусный запах, возвращая с небес на землю. Нашатырь! Потом Павел открыл мне рот и прыснул сладковатую гадкую жидкость, которую я также распознал по вкусу и запаху как нитроглицериновый спрей, которым частенько пользовалась мать.

Я поморщился, чихнул и Павел рассмеялся. И никакой он не апостол, а медработник в белом халате, и ангелы - не ангелы, а дюжие мужики-охранники в чёрной униформе. И не на троне я, а на большом деревянном столе в беседке. Я вернулся…  И радостно, и грустно одновременно.

- Не бойся. Всё хорошо. Я врач. Ты об камни разбился, хорошо охрана заметила… И как вас сюда занесло! Я сейчас осмотрю твою спину и голову, обработаю ссадины, а там посмотрим, понаблюдаем.
- Ты это, давай, наблюдай быстрее, пока хозяин не приехал. Тогда придётся только место на кладбище искать, - прогоготал охранник.
- Феликс, - позвал я. Тот тут же замаячил перед глазами.
- Я здесь. Я в порядке, лежи тихо.

Врач, по имени Павел (я сразу к нему проникся, потому что моего московского парня тоже зовут Павлом) стал постукивать по рёбрам, осторожно прощупывать мышцы, отводить в стороны руки и ноги, мять затылок. Я выгибался и шипел от боли, но было терпимо, из чего мы оба сделали вывод, что переломов и растяжений нет. Только плечо, ушибы и глубокие царапины. Он шустро обмазал всю спину какой-то гадко пахнущей мазью поносного цвета, даже наложил один шов и налепил кое-где пластыри. Потом переключился на Фелика, ощупывая его как-то уж очень нежно и всесторонне. Намазал ему зелёнкой сбитые костяшки пальцев и коленки.  Вся обработка заняла минут сорок. Напоследок, он извлек из своего чемоданчика шприц и безжалостно воткнул иглу в ягодицу.

- Я вколол тебе обезболивающее и противовоспалительное.

Охранник мялся рядом и поторапливал. Они стали решать, что с нами делать дальше.

- Вот что, ребятки, вы из посёлка? Я вас отвезу, мне всё равно надо в больницу на дежурство.

Потом критически осмотрел нас, расспросил про вещи и решил отвезти на катере.  Так и быстрее, и одежду с ключами забрать сможем. Ну, просто спец обслуживание. Я с трудом сполз со стола, и голова тут же закружилась. Павел внимательно посмотрел на меня, ещё раз заглянул в глаза и рот:

- Ты завтра приезжай ко мне с утра в стационар. Я проверю насчет сотрясения. Сможешь? Хотя вряд ли, сотрясаться там нечему, раз вы попёрлись в такое опасное место.

Я пожал плечами, а Фелька твёрдо сказал: «Сможет». 

Мы тепло распрощались с охранниками, гостеприимно пообещавшими утопить нас собственноручно, «если ещё, м… вашу, сунетесь на запретную территорию».   Опираясь на врача, я с трудом добрался до пирса. Первым в катер запрыгнул Фелик и протянул ко мне сразу две руки. Павел помог улечься на живот и приказал положить голову Фельке на коленки. Парень с готовностью их предоставил, а я и рад стараться – сразу стал тереться о них щекой, как кот. Фелик перебирал волосы у меня на макушке – просто идиллия. Павел глянул на нас с широко раскрытыми от удивления глазами:

- Вы что, пара?

Фелька не понял и пожал плечами. А я понял. И тоже удивлённо уставился на доктора, но вслух ответил: «Нет». Под неопределённое: «Понятно», мы отчалили от берега.

Потом всё как в тумане: зарулили в бухту, Павел и Фелька отыскали спрятанные вещи. Причалили к ближайшему от нашего «верхнего» посёлка пирсу. Врач нашёл машину и отвёз к дому. Он честно довёл меня до дивана в мастерской, так как сил подняться уже не было. Ещё раз напомнил приехать завтра на осмотр. Выписал рецепт. Подписал номер кабинета, свою фамилию и телефон. Фелька всё это время устраивал меня поудобнее, спрашивал, как я, подал стакан воды. Под воздействием стресса, лекарства и его мельтешений я стал проваливаться в сон.

- Ты присмотри за ним, парень, особенно ночью. Вы же вместе живёте?
- Ага, - радостно закивал Фелик, готовый теперь за меня и в огонь и в воду.

Павел тепло улыбнулся:

- А говорите не пара!

2.

Мать мыла посуду и смотрела на меня с грустью. Молча слушала, как я выкрикивал сквозь слёзы гневные обвинения в том, что она ушла так внезапно. Бросила меня, отца. Зачем! Когда она так необходима… Наконец, она спокойно, чуть отстранённо, улыбнулась:

- Ну, хорошо, я могу приходить… иногда. Но только во сне, ты же понимаешь.
- Но обязательно приходи… почаще. Ты мне нужна.
- Ладно. Но почему посуда опять грязная!

Я проснулся со слезами на глазах. По ощущениям сон был грустный, но оставлял какую-то надежду. Я попытался сдвинуть своё тело и взвыл от боли. Она усилилась, видимо прошло действие лекарства. Напротив дивана на пуфе-мешке полулежал Фелик с закрытыми глазами и наушниками в ушах. Я проскрипел что-то пересохшими  губами, но он не слышал и не шевелился.  Нашарив под подушкой мобильник, я набрал номер спасения.

Нелли выслушала мою жалобную историю, не перебивая. Я убедил её не рассказывать дяде, что всё в порядке и нечего отвлекать его по пустякам. Пусть только машину пришлёт, чтобы съездить в больницу на осмотр. И не надо беспокоиться, это только ушибы. Она пообещала.  Пока я разговаривал, парень очнулся и вслушивался в разговор. Я по-прежнему лежал бревно бревном.

Через десять минут мы услышали шаги и громкие возгласы на террасе.

- Я здесь, - позвал я из мастерской.

В комнату вбежала встревоженная Нелли, следом влетел, чуть ли не сбивая её с ног, Олег. Ну, конечно, разве могла она усидеть дома, когда кто-то в смертельной опасности. Она в ужасе уставилась на мою разодранную спину. Олег поморщился, словно чувствуя мою боль, и перегнулся пополам, как от спазма в животе.

Нелли причитала без умолку, задавала бесчисленные вопросы,  не давая мне и слова молвить в ответ, читала рецепт и Пашину записку. Тут же набрала его номер и стала допрашивать с пристрастием, сразу представившись и обозначив свой социальный статус. В течение всего этого кудахтанья мы смотрели с Олегом друг на друга: я улыбался, а он - как-то беспомощно. Подошёл к дивану и сочувственно  взял мою ладонь. Теребил пальцы. Фелькины, потемневшие от гнева глаза, сверкали молниями из-за его спины.

Нелли начала распоряжаться, поднимать меня на ноги. Олег перекинул мою руку себе через плечо, подхватил под задницу, так как к спине было невозможно прикоснуться, и осторожно повёл в ванную. Фелька было бросился помогать, но Нелли взяла его в оборот и стала расспрашивать и давать указания. В ванной Олег безо всякого стеснения стянул с меня трусы и усадил на толчок. Вышел, чтобы не смущать. Я не задерживался. Желудок был пуст, так как со вчерашнего утра я ничего не ел. Кое-как умывшись, выполз по стеночке и снова был подхвачен сильными руками. Я больше не злился, наоборот, снова любил его, он был мне сейчас нужен.

Когда вошли в мастерскую, Фельки не было.

- Я услала мальчика домой, пусть поспит. Он сказал, что всю ночь тебя караулил. Мы и без него справимся, он только мешает. Я обещала, что ты позвонишь, когда вернёшься.

Мы поехали в поселковую больницу, где Павел сделал всё что мог: просветил меня разными лучами, ещё раз сделал укол, налепил на плечо спортивный кинезиологический пластырь, перемазал всего жёлтой жидкостью и приладил огромную марлевую салфетку почти на всю спину, чтобы я смог надеть рубашку. Весь персонал узнал Нелли и перешёптывался.  Посекретничав с врачом, она наконец-то облегчённо вздохнула.

- Павел Евгеньевич всё проверил, ничего серьёзного. Говорит, заживёт через три дня. Только плечо надо мазать.

Они отвезли меня на дачу, где Нелли произвела ревизию холодильника, сокрушенно качая головой. С трудом удалось уговорить её не забирать меня к себе, и Олег мне в этом усердно помогал. Вскоре он увез её обратно, но вернулся через полчаса с очередным свежим продуктовым набором.  Разложив деликатесы по полочкам, он вошёл ко мне и стал мяться у окна.

- Нелли меня отпустила. Если тебе что понадобится, я на связи, - он написал номер на листке и положил мне около подушки.
- Ты можешь остаться?
- Правда? Конечно. Я хочу.

Он больше не пытался иронизировать, выводить меня из равновесия и скрывать свои истинные чувства: сочувствие, внимание, желание помочь и… нежность. Он прилёг рядом на диван, и я повернулся на бок, давая ему больше места.      

- Я чуть с ума не сошёл, когда Нелли Ашотовна сказала, что ты разбился. Очень больно?
- Да. Всё ноет. Укол только притупляет боль. Извини, если я начну стонать.
- Стони. Хочешь, я тебя поглажу?
- Да, мне нужна анестезия.

Мы радостно улыбнулись друг другу, видимо, понимая под понятием «анестезия» одно и то же.

- Дверь закрой на замок, - смущенно попросил я.



И вот опять - наслаждение сквозь боль!  О, моя многострадальная спина. И это тебе не сметаной от ожогов мазать. Олег постарался на славу и сделал всё, чтобы отвлечь меня от неё, переместив ощущения на пятую точку. С ней он не церемонился, а я не сказал, что у меня давно никого не было. Я специально это сделал ради, так сказать, терапевтического эффекта: вот тебе, за глупые выходки, глупые мысли, глупые соблазны.

Мы лежали рядом, обессиленные и довольные. Он, как маньяк после нападения, а я - удовлетворённый его пытками. Садо-мазо. Что-то всё общение у меня этим летом строится на контрастах.

- Гера, ты прости, что вчера подкараулил тебя в кустах. Не смог сдержаться. Не поверишь, я тебя два года жду. Даже номер телефона подглядел у Нелли в блокноте. Но там или нет никого, или всегда женский голос отвечает.

Я рассмеялся:
- Да это тётушкин номер. У нас одинаковые фамилии.

Тут парень встрепенулся и шутливо придушил меня за шею:

- А что это за чувак  вечно торчит здесь?
- Да просто, сосед. Я его порисовал немного. Мне на лето задали.

Вдруг захотелось, чтобы он увидел мои эскизы. Нет, не для того чтобы расхваливал, как я замечательно рисую, а чтобы похвастаться чужой красотой.  Мне почему-то казалось, что все должны видеть, какой он необыкновенный, трогательный, по-юношески нежный. Олег подошёл к мольберту, глянул, вскинул на меня удивлённый взгляд и отошел к окну.

- Красивый…  Любит тебя, - наконец сказал он погрустневшим голосом.
- Да брось ты! Он  совсем салага, ещё девственник.

Его глаза совсем потухли и стали почти графитового цвета.

- Нет. Правда, любит. Я это сразу вижу…  И хочет любви.

3.

Меня кормили с ложечки, поили кофе и соком. Нелли даже пюре детское передала, «оторвала» от своих малышей.  И его съел за милую душу. Олег и укол сделал, предварительно искусав и расцеловав место под иголку. Потом, оставив меня досыпать, поговорил с кем-то по телефону, и через тридцать минут приехала бригада и заменила разбитое стекло на террасе. Нелли названивала каждый час, пока Олег не взял мою трубку и не сообщил, что я сплю.

Проснулся, уже когда вовсю стрекотали цикады.  На полу мастерской на мгновение замерло последнее солнечное пятно и исчезло. Из кухни доносились голоса. Я сполз с дивана (вроде  стало полегче) и зашаркал на звуки. Олег и Фелька резались в карты и разговаривали, как ни в чём не бывало. Перед ними стояли бокалы и бутылка красного.

При виде меня, оба вскочили и стали усаживать за стол – какая честь! Я заглотнул сразу пол бокала вина, от этих уколов всё горло пересохло. Они продолжили какой-то спор, но абсолютно спокойно, почти по-дружески. А я, инвалид инвалидом, сидел между ними, не вслушиваясь, мечтая о том, кого бы я хотел на завтрак, а кого на ужин. Тьфу!  Бл…я натура.

Мы с Олегом закурили. Хмельной Фелик стал отвлекаться от разговора, глупо улыбаться, заглядываться на мои губы, когда я выпускал струйки дыма.  Олег посматривал на него с уже нескрываемым раздражением. Наконец ему это надоело, и он выдал Фельке его же формулировкой:

- Ладно, Гера, провожай гостя, а то тебе надо спать побольше.
- Я остаюсь, - упёрся парень.

Они стали спорить, кому остаться. Оба были подогреты алкоголем, что грозило перерасти в ссору. Фелька заявил, что раз я его спас, то он теперь имеет на меня все права. Странная логика этого утверждения развеселила меня, и я рассмеялся. Они прекратили спорить и уставились на меня в недоумении. Тут Фелька, обиженно заявил:

- Выбирай, или он, или я!
- Ну, как в детском саду! – Олег закатил глаза.

Я взял парня за ладошку, сказал нежно, но твёрдо:

- Конечно, ты! Но Олег выпил и не может сесть за руль. А завтра ему очень рано на работу. Поэтому он останется, а ты иди домой. Завтра твоя смена у меня дежурить. Проспись, будешь мне в попку укол делать.

Олег еле сдерживался, чтобы не прыснуть. Но Фелик как-то серьёзно отнёсся к предложению «делать укол в попку», допил свой бокал, махнул нам рукой и удалился.

Я тут же запер дверь и опустил жалюзи на всех окнах. Олег подскочил ко мне и жарко поцеловал. Физиотерапию продолжили на многострадальном диване.