И было лето, и было жарко - часть первая

/Из серии «Герой для её романа»/

Часть первая

Глава 1

Сегодня 13 октября. Йом Кипур. Все ждут, затаив дыхание, приговор судьбы, который нам сегодня напишет Бог. Он всегда мудр. Надежда только на Него. У него свои окна и свое видение всех земель, народов и государств. А судьба каждого человека в его руках.
Я тоже жду. Жду приговора Бога. Жду мужа, который должен в этот торжественный и очень ответственный день сторожить какой-то склад, а не думать о еврейской душе. Он не виноват. Ему выпал жребий «шомерить» именно в этот день. А поскольку Йом Кипур начался вчера, мужа увезли ещё днём, сегодня он целый день под солнцем и только завтра его заменят, и он возвратится домой.
Моя жизнь идёт с большими перепадами и изменения-ми. Ещё три месяца назад я была абсолютно одинокой и нежеланной. Сегодня я очень желанная и совсем не одинокая. Непосредственно сегодняшний день не считается, как я уже сказала, это не по воле Бога.
Мой путь не усеян лаврами, с мужчинами у меня тоже не совсем было благополучно, как я считаю. И поверьте, не по моей вине. В своё время я просто влюбилась в одного, как мне тогда казалось, очень талантливого человека, и, бросив родительский дом, бежала с ним сломя голову. Куда? Зачем? Эти вопросы задаются гораздо позднее, когда уже можно твёрдо ответить: «к чёрту на рога» и «свербело». Уж очень хотелось быть самостоятельной. Надоела опека моей матери. Ее любовь, воспитательные процессы и постоянное занудство по любым вопросам. Свою неудачную жизнь она вымещала на моей голове. Нет-нет, она безумно меня любила. Но почему-то приходит на память слова: любила, как душу, трясла, как грушу. Достаточно сказать, что она – великая пианистка – требовала и от меня стать именно такой. А мне хотелось танцевать. После окончания восьмилетки, я без её разрешения поступила в музыкальное училище на хореографическое отделение. Вы не представляете, какой скандал был у нас в доме, когда я, вобрав в лёгкие воздух, выпалила все разом моей маме, которая только переступила порог дома с большим букетом цветов от поклонников. Она летела на крыльях славы домой, к своей дочери, чтобы тут же показать, как вознаграждается её профессионализм, и, возможно, тут же заставить усесться за пианино, а тут на тебе! Её дочь будет дрыгать ногами, неизвестно, чем питаться, чтобы потом, через десять-пятнадцать лет состариться и уйти на заслуженный отдых, не имея ни гроша в кармане. Да, перспектива не из радужных! Конечно, вечер был испорчен напрочь, но я не уступила. Больше того, я, предчувствуя, что этим все окончиться, заранее собрала свои пожитки и теперь, после скандала, ушла к подруге, с которой мы договорились именно на такой случай.
Об учёбе, пожалуй, говорить не стоит. Все можно стерпеть, когда знаешь, что жаловаться мамочке уже поздно. Можно только услышать: я же тебе говорила. К тому же, в каждой учёбе есть свои трудности. Я всё преодолела, а уж когда начались гастроли нашего училища по стране, вовсе воспрянула духом.
С мамой к этому времени мы подружились, из общежития я перебралась обратно в свою девичью комнату. И, возвращаясь из поездок, с удовольствием рассказывала о том, как всё прошло. Естественно, стараясь при этом сгладить все острые углы. 
Однажды вместе с нами на гастроли в Прибалтийские республики отправился ансамбль музыкантов. Конечно, для нашего танцевального ансамбля, где парней было раз-два и обчёлся, это был подарок судьбы. Нельзя сказать, что каждой хватило, даже по статистике не девять на десять. Но всё же на три по одному – это уже приятно. Вот тут я и попалась, в смысле меня заарканили. 
Из гастролей мы с Юрочкой возвратились уже почти женихом и невестой. А вскоре он официально попросил моей руки, и, после небольшого очередного скандала с мамулей, я вышла за него замуж. 
Увы, любовь скоро улетела, прошла, испарилась. Осталась горечь и негодование, а главное, ребёнок на руках. Из-за него, вернее, из-за неё, моей крохи, пришлось стиснуть зубы и понести свой крест на долгие годы. Не могла я оставить свою дочь без отца. Мне самой пришлось пережить безотцовщину, и своему ребёнку уготовить такую судьбу я не могла. Тем более, Юра был неплохим отцом, нашу Юлечку очень любил, старался по мере сил баловать. К счастью, и родители его были по-настоящему добрые и милые люди. Они меня сразу приняли в дом и полюбили, даже часто вставали на мою сторону.
Свою боль я топила, нет-нет, боже упаси, не в вине. Топила в работе. Стала полным трудоголиком. С утра уходила, возвращалась поздно, когда знала, что все в доме уже спят. Старалась работать везде, где только предлагали. А если выдавался свободный часок-другой, пережидала у подруги или у мамы, конечно, при этом не признаваясь в том, как я несчастна. Она особенно и не расспрашивала. Или на моём лице всё было отражено, или её действительно не интересовали мои проблемы с мужем. А возможно, она только этого и ждала, чтобы я его бросила и возвратилась к ней под крыло. Но я упорно летела в своё гнездо, хотя оно было совсем дырявое.   
С мужем мы стали абсолютно чужими людьми. Сейчас трудно вспомнить, когда началось наше отчуждение. Но, вероятно, оно было с самого начала, просто моя влюбленность в красивого талантливого юношу не дала возможность разглядеть в нём чужого человека. А когда я из его уст услышала о том, что мой разврат еврейки его пачкает, оцепенела и после этого не могла даже прикоснуться к нему, не то что лечь в одну постель.
Да он и не просил. Его давно интересовала другая жизнь, о которой я старалась не слышать и не думать. Сначала он подался в религию, в которой, якобы, нашёл для себя глубокую идею, затем религиозные книги были заброшены, и мой благоверный связался с какими-то типами, проповедующими не то фашизм, не то ещё какой-то другой «изм».
Летом он уехал на заработки в молодёжный лагерь, а через какое-то время к нам домой нагрянули с обыском. Из лагеря он домой не возвратился. А я поняла, что мне пора уезжать.
К счастью, уезжать было куда. Вся страна была на подъёме. Мне терять было нечего. Тем более что наша дочь к этому времени вышла замуж, я была свободной женщиной, без особых привязанностей к месту.
Но как выехать без согласия пусть не реального, но уж точно существующего мужа? К счастью, наступили времена, когда купить можно было всё: от копчёной колбасы до любого документа. Я сделала себе развод и возвратила девичью фамилию. На душе ни одна кошка не скребанула, зато почувствовала глоток чистого воздуха.
В аэропорт меня никто не провожал: ни тебе громких воплей моих подруг, ни душераздирающего плача моей любимой мамочки. Даже с Юлей попрощалась накануне, чтобы не чувствовать угрызения совести. В конце концов, судьбу она выбрала себе сама. Я её не заставляла выходить замуж, а дальше жизнь покажет, возможно, всё ещё изменится, и мы будем вместе.
Сюрприз вышел уже в самые последние минуты перед посадкой в самолет. Передо мной вырос как из-под земли насупившийся бывший супруг, который узнал о том, что я еду в Израиль (ничего нельзя было скрыть в нашем городе). Правда, до него дошли слухи, что я еду в отпуск, отдохнуть на Мёртвом море. Видишь ли, он обиделся, что я его не беру с собой. Может, если бы знал, что вижу его ненавистную морду последний раз, был бы не просто насупившимся быком, а рычащим львом.
Зато во мне гремели трубы и били литавры. Под звуки «Болеро» я вступила на борт самолёта. А через час с небольшим я была в Одессе, где в порту пересела на теплоход «Жасмин», отбывающий прямиком в Землю Обетованную.

*  *  *
Никто не может сказать, почему судьба разъединяет нас с одними людьми и соединяет с другими. Но когда эти встречи судьбоносны – это вообще не объяснимая вещь. Не сядь я на тот теплоход, вряд ли увидела в первый раз мужчину, который был предназначен мне судьбой. Не войди я в бильярдную комнату на следующий день… А я шла в музыкальный салон, где должна была состояться встреча с каким-то певцом, но перепутала палубы. Могла бы сразу понять и даже не открывать дверь. Но… почему-то меня так потянуло заглянуть туда. В большом зале стояло четыре бильярдных стола, вокруг которых толпились мужчины. Моё пришествие не возымело особого интереса. Все были увлечены партиями, женщины здесь были неуместны.
Пройдясь от одного стола к другому, я абсолютно бездумно остановилась у последнего и стала наблюдать за игрой. Один игрок был очень сосредоточен, он проигрывал и был не в духе. Другой – был очень собой доволен и даже высокомерен. После каждого удачного удара, он что-то говорил лестное самому себе, ища поддержку стоящих у стола друзей. И, конечно, он её получал.
Мне захотелось поддержать проигрывающего и, подойдя поближе с его стороны, тихо сказала:
– Я за вас болею, не подведите!
Он глянул на меня, и улыбка осветила его лицо.
– Что ж, постараюсь.
Он поискал позицию и сильным ударом послал шар в угол. Шар влетел в сетку. Мужчины захлопали. Игрок посмотрел на меня и сказал:
– Спасибо! Это благодаря вам, по-видимому.
Партия была спасена и сведена «в ничью». Я посмотрела на часы и заторопилась в музыкальный салон.
Через час, прослушав небольшой, но довольно сносный концерт, я вышла на палубу. Уже было темно, но палуба была полна народу: все наслаждались звёздным вечером. Нежный «серп» повис прямо перед нами. Быстро повернувшись правым боком, я загадала желание. Увы, мне казалось, что теперь в моей жизни всё должно изменяться только в положительную сторону. А иначе зачем я бегу с того берега?
Медленно продвигаясь по палубе, я ловила взгляды пассажиров, многие из которых плыли к тому же берегу и с теми же надеждами, что и я. Какая сила подняла нас всех? Что мы увидим в той стране, куда так стремимся? Что ждёт нас на том берегу? Мысли буквально забомбили мой несчастный ум. Но ни на один вопрос я ответить толком не могла, поэтому остановилась и стала вглядываться в черноту моря. И тут я услышала:
– И не поверите, эта дамочка принесла мне удачу.
– Может, тебе это так показалось? – спросил женский голос.
– Нет-нет. По-видимому, такие ситуации существуют, – возразил мужчина.
– Ну, как в кино. Правда, папочка? – прозвенел детский голосок.
Я повернула голову и увидела группу людей, которая были почти рядом со мной. Мужчину, стоявшего ко мне спиной, я сразу узнала – это был как раз тот, которого я приметила в бильярдной. Остальные, по-видимому, были его родственники.
Итак, моё первое желание пролетело мимо. Увы, он был женат. Да к тому же дети. Придётся вопрос о новой счастливой жизни пока снять с повестки дня. Жизнь в Израиле я начну с чистого листа: ни тебе друзей, ни тебе врагов, ни мужчин, ни женщин. Всё сама и с начала. Зато полная свобода. Никаких обязательств.
Моими соседями по каюте оказались два милых старичка. Они ехали на постоянно место жительство к сыну, который уже жил в Израиле пару лет и собирался купить квартиру. К сожалению, как у большинства новых репатриантов, денег было недостаточно на покупку хорошей квартиры, пришлось пригласить родителей, чтобы они, срочно продав свою на старой родине, привезли хоть какие-то доллары дополнительно.
Всю дорогу старушка нервничала, причитая, что не выдержит климата и, конечно, едет просто умирать на свою историческую, о которой, собственно, мечтала всегда.
Старик был более оптимистичен, хотя с грустью вспоминал о своих заслугах, о которых ему, как он предполагал, не дадут даже поговорить на лавочке. Да и с кем говорить? На каком языке? Надежда была только на идиш.
Меня они почему-то жалели всю дорогу и старались всячески приободрить. 
– В конце концов, почему бы вам, дорогая, не поехать с нами в тот город, где живёт наш сын? – уговаривала меня старушка. – Он уже обжился и, конечно, поможет и вам войти в новую жизнь.
– Да-да! – поддерживал старичок. – Мы очень попросим его помочь и вам на первых порах. – Все писали нам, что новые репатрианты друг другу очень помогают. Поддерживают, чем только могут. Наш Изинька такой добрый, сердечный. Он обязательно поможет.
– А  его жена? – спросила я.
– А  как же! Люсенька? Вы не смотрите, что она гойка. За нашего Изиньку глотку перегрызёт.
Вот это как раз то, что мне «надо»! Не дай Бог, я ему приглянусь – и тогда не то, что помощь, куска хлеба не допросишься. Но чтобы не огорчать попутчиков раньше времени, согласилась посмотреть на их сына и подумать.
Наш круиз длился три дня. Теплоход был из бывших крутых советских. Только почему-то поменялось его название. Чем не угодило первое – кажется, «Лев Толстой», трудно объяснить. По-видимому, название «Жасмин» больше импонировало теперешним хозяевам лайнера: они не любили произведения Толстого, а, возможно, вообще недолюбливали писателей. На борту было всё, что только может пожелать турист: бассейн с морской водой, джакузи, рестораны, бары и бильярдный салон. Вечером организовывались танцы, показы кинофильмов, встречи с певцами и малознакомыми артистами художественной самодеятельности. 
Я села на теплоход полностью разбитая от всей кутерьмы, которая была в последние несколько недель. Мне хотелось спрятаться от всего и проспать до самого Израиля. Но, как ни странно, на следующее же утро я проснулась вполне бодрая и вышла подышать свежим воздухом до завтрака. На палубе было мало народу, в основном сидели в шезлонгах, подставляя лица восходя-щему солнцу.
Немного пройдясь по палубе, я почувствовала, что проголодалась и повернула в ресторан позавтракать. Уже сидя за столиком, услышала, как семья за соседним столом беспокойно переговаривалась. По-видимому, вчера произошло что-то в мире, пока я была предоставлена своим мыслям и желанию убежать от действительности.
– И  куда нас несёт? – взволнованно говорила молодая женщина, обращаясь к своим родным. – Мало было своих проблем там, теперь несёмся сломя голову в страну, в которой каждый день теракты.
– Деточка, успокойся! – как можно тише ответила ей пожилая женщина, по-видимому, его мать. – Пока мы приплывем, всё уже наладится.
– «Наладится, наладится». Что может наладиться? Вы что, не слышали и не видели, что творится там уже целый год? Почему надо было всё-таки ехать в Израиль? Почему не в Америку? В Канаду?
– Послушай, хватит психовать! – резко одёрнул ее муж. – Ты тоже принимала решение. Мы же решили ехать вместе с родителями. И нам будет легче, и им. А теракты… Так у нас не лучше эти бритоголовые. Сама же боялась, что они кровавый погром устроят.
– Я думаю, что нам надо за эти дни просто отдохнуть и ни о чём не думать, – твёрдо сказал мужчина, которого я сразу определила как свёкор. – Дело уже сделано, мы на теплоходе. Вокруг море. А когда прибудем, будем разбираться на месте. В конце концов, не обязательно ехать в Натанию или в Иерусалим. Моя двоюродная сестра Софа живёт в Ашдоде. Поедем туда. Это далеко от Иерусалима.
– Зато близко от Газы, – засмеялся сын.
– Ну вот, вместо того, чтобы поддержать отца, ты подливаешь масло в огонь. Разве ты не видишь, что Асенька нервничает. А ей никак нельзя! – рассердилась на сына мать.
Но Асенька уже не просто нервничала. В её глазах стояли слёзы, и она была готова разреветься, как малое дитя.
– Аська, ну ты чего? Всё будет хорошо! – вдруг нежно обнял свою жену муж и стал целовать её руку. – Вот увидишь, всё будет отлично. Никто из наших друзей ведь оттуда не бежит. Сколько писем мы с тобой получили. Конечно, нелегко, но ведь никто не жалеет. А теракты… Да ты поменьше об этом думай! Давай-ка, лучше ешь! Тебе нельзя худеть.
Я допила свой кофе и вышла из ресторана. Мне очень хотелось узнать последние новости, но, по-видимому, о том, что произошло в Израиле, знала только эта семья. До других пассажиров эта новость ещё не дошла.
И вдруг мне тоже захотелось остаться в полном неведении, хотя бы на эти три дня. Нет, вовсе не потому, что мне было безразлично. Просто я ощутила необходимость отринуть всё негативное от себя, чтобы приготовиться к новой неведомой мне жизни. Без этого глотка тишины и спокойствия я не смогу двигаться дальше. Я зашла в каюту, надела купальник, взяла полотенце, очки и журнал и пошла на верхнюю палубу – окунуться в бассейне.
А вечером произошла встреча в бильярдной.
Два следующих дня я завтракала поздно, когда пассажиров уже не было в ресторане. Так что с той семьёй я не встречалась. В бильярдную я тоже старалась не заходить. В конце концов, что мне до этого женатого мужчины? Зато целыми днями пропадала в бассейне, загорала в шезлонге и читала какую-то бульварную книженцию, которую сейчас и вспомнить не могу.   
Наутро четвёртого дня наш теплоход прибыл в порт Хайфа. Увидев сына моих соседей по каюте, я сначала подумала, что не стоит испытывать судьбу, надо плыть по течению и начать свою репатриацию, как было задумано раньше. Но старички были так настойчивы, а мужчина так прост в обращении, что я решила воспользоваться случаем и ехать с ними в их город. В конце концов, мне действительно было всё равно, где начать жить в этой стране, но страх одиночества всё же присутствовал в моей душе.
Всю дорогу щебетала в основном старушка, расспрашивая сына о нём, внуках, невестке. Он только говорил какое-то волшебное слово «беседер», от которого становилось смешно и спокойно.
В суматохе я даже не успела спросить, в какой город мы едем, поэтому, воспользовавшись временной передышкой женщины, спросила, куда держим путь.
– Мы едем в Ашкелон. Пока у нас там съёмная квартира. Но решаем, где лучше купить: в Ашкелоне или в Ашдоде.
– А что ближе к Газе? – как крупный профессионал по палестино-израильскому конфликту спросила я.
– Вы и это знаете? – удивился Игорь.
– Немного просветили во время поездки на теплоходе, – ответила я гордо.
– Ашкелон ближе.
– Тогда надо покупать квартиру в Ашдоде! – с видом знатока сказала я.
Игорь засмеялся и спросил:
– А  как насчёт стоимости квартир? Вы не в курсе, где дешевле и выгоднее?
– Нет, этого я сказать не могу.
– И  где же дешевле? – вдруг спросил его отец.
– В Ашкелоне. К тому же мне рядом с работой.
– Значит, будем покупать в Ашкелоне! – уверенно сказала Фаина Григорьевна.
– Это вовсе не значит! – парировал Игорь. – К тому же Людмила не хочет жить в Ашкелоне. Хотя нас, «русских», там много, но обстановка очень неблагоприятная. К тому же ей добираться до работы далеко. Ашдод ближе к Тель-Авиву. И вообще, ей хочется жить в Ришоне. Но это для меня совсем не подходит. Так что, пока всё не ясно. Будет видно. Жизнь покажет. Вот и вы немного обживитесь, покатаемся по городам, посмотрим Израиль, тогда и решим, где будем покупать квартиру. – И вдруг спросил меня: – А вы, геверет, куда путь держите? Какие у вас планы?
Слово на «г» меня как-то немного резануло, но, поняв, что оно не несёт никакого отрицательного оттенка, я спокойно ответила:
– Пока тоже не знаю, где прижиться. Вот и еду в ваш город, может, там найду для себя что-нибудь приемлемое. По правде сказать, очень надеюсь на ваш опыт. Вы ведь давно в Израиле? Можете мне подсказать.
– Давно-недавно, но пять лет пролетели мгновенно. Даже сам удивляюсь. Такое ощущение, что прожил здесь всю жизнь. По закону страны я уже не новый репатриант. А вот советы вам лучше не слушать, решать всё самой. Каждый здесь съел свою ложку хорошего г… И вряд ли вы сумеете прожить здесь без ошибок. Зато уж если чего добьётесь, то будете собой гордиться. А кто вы по специальности?
– Хореограф.
– Это что, танцы преподаете?
– Да.
– Профессия как раз для Израиля! – и он рассмеялся.
– Ну, если не найду работу по специальности, найду что-нибудь другое.
Наверное, в моём голосе Игорь услышал нотки грусти и решил пожалеть новую жительницу страны, которая только что приплыла сюда с большими надеждами.
– Ладно, не огорчайтесь, всё будет «беседер». Пойдете в ульпан, потом сами поймёте, где и как вам приспособиться.
– Игорёк! Может, ты сможешь помочь Аллочке?
– Мама, ты что? Я могу ей предоставить только ставку уборщицы в моём отделении или «метапелет» за больными. Но это работа не для хореографов. Мы еле Людку устроили в «Бейт-Авот». Да и то два года она там вычищала г… за психическими больными.
– Ты не писал нам об этом, – с обидой в голосе сказала Фаина Григорьевна. 
– Зачем писать? Чтобы её родители узнали, в какие условия я привёз их дочь? Да они бы меня прокляли. Да и вам бы там житья не было бы в последние годы. Ладно, сейчас уже всё позади. Она ответственная по отделению, так что уже легче, что не приходится делать самую чёрную работу. А заработки там хорошие. – И, встретившись со мной глазами через зеркало машины, весело добавил: – Главное, Алина, ничего не бойтесь! Всё у вас получится. Важно только правильно взбивать лапками молоко.

*  *  *
В Ашкелон мы въехали не сразу. Как объяснил Игорь, попали в самую пробку. Он вдруг занервничал и постоянно стал глядеть на часы. Оказалось, ему надо было на дежурство, и он страшно боялся опоздать. Наконец мы прибыли на место. Припарковав машину и сгрузив все наши вещи на тротуар, Игорь подбежал к парадным дверям, и, позвонив в «интеркум», попросил жену спуститься и помочь нам всем поднять вещи в квартиру. А сам тут же сел в машину и умчался.
Из парадного вышли Людмила и мальчик лет десяти. Внук бросился к старикам. Они целовали его и плакали от радости.
Невестка была менее счастлива, чем мальчик, но спокойна и приветлива. Обняв свёкра и свекровь, Людмила сказала сыну, чтобы он привёз тележку. Пока тот бегал за ней, мы познакомились, и старики объяснили мою ситуацию.
– Конечно, вы можете у нас перекантоваться, – сказала Люда. – А потом что-нибудь придумаем. Игорь поможет вам с квартирой.
В доме было чисто, светло и прохладно. Везде чувствовалась рука хорошей хозяйки.
– А  у вас не жарко! – удивился свекор.
– Я включила кондиционер, а то вам будет тяжело от духоты, – объяснила Людмила и показала куда-то вверх.
Свёкор внимательно осмотрел всю эту конструкцию и с радостью заключил:
– Да, это – вещь! Молодцы евреи!
Людмила посмотрела на меня и, улыбнувшись, тихо сказала:
– Ну, конечно, только у нас и только евреи.
Я не стала переспрашивать, что именно она имела в виду. Вероятно, вопрос, кто лучше в мире, был всегда неразрешим в этой семье. И невестка научилась принимать точку зрения родителей её супруга, оставаясь при этом на своей.

*  *  *
Три следующих дня прошли в полной гонке и суете. Мы оформляли документы, выстаивали очередь в банке, куда старики положили немалую сумму долларов, затем открыли страховку в больничной кассе.
 Через неделю, когда все были в сборе, Игорь сказал, что для меня есть неплохая работа.
– Вы  не хотите поработать «прекрасной няней»?
– Кем?
– Няней для детей наших знакомых, – и пояснил Людмиле: – Брайманам нужна няня.
Я не сразу ответила, и он продолжал:
– Смотрите, на мой взгляд, это работа более приятная, чем никаёнить (мыть полы, убирать)) в моей больнице или метапелить (ухаживать) какого-то больного старика. Дети хорошие, мальчику лет восемь, и девочке – три года.
– Сынок, она же с высшим образованием! – воскликнула Фаина Григорьевна.
– Мама, какие «висшие» образования? Кто в Израиле интересуется твоим образованием, если ты только вчера сошёл с парохода?!
– Изя, успокойся! Мы пока не знаем этой жизни. Мама просто не подумала, что здесь образование не играет никакой роли, – вступился на жену Моисей Исаакович.
– Нет, я не сказал, что не играет роли! – уже завёлся Игорь. – Я сказал, что надо доказать своё образование. Если у Алины будут силы и решимость, она сумеет со временем достичь чего-то, возможно, даже возвратиться к своей профессии, а пока надо реально спуститься на землю и съесть свою ложку…
– Да-да, ты уже нам об этой ложке говорил, – испугалась Фаина Григорьевна произношения неприличного слова, тем самым вызвав дружный смех всех присутствующих.
– Кто заговорил о ложках? Пора обедать! – позвала к столу Людмила.
– Ты помнишь Давида Самуиловича, папа? – спросил Игорь, когда отец вышел из ванной.
– Да, конечно, ты его видел? – обрадовался Моисей.
– Да, видел. И знаешь, где?
– Где?
– А ты подумай: бывший полковник, умница, незаурядный военный. Где же ему место?
– Игорь, ты меня пугаешь, – уловив что-то язвительное в словах сына, сказал отец.
– А его ордена помнишь? Помнишь его «иконостас»?
– Говори, не тяни!
– Он чистит туалеты на нашем пляже.
– Нет!.. – не то сказал, не то выдохнул Моисей.
– Что «нет»? – удивился сын реакции отца. – Да. Его зять не может найти работу, а кто будет содержать семью? И твой полковник занимается чисткой… извини, мама, я не буду говорить этого слова, чтобы ты не испугалась. 
– А  кто его зять? – поинтересовалась я.
– Зять – кандидат наук, не то биолог, не то физик, который до сих пор не может себя найти и доказать свой диплом. Опустился, потерял всякую надежду. Сейчас шомерит (старожит) по ночам на каком-то складе. Его постоянно обдуривают, недодают зарплату. Недавно поступил к нам с болями в области печени. Я как раз был на дежурстве и его осматривал. Он узнал меня и всё рассказал. В общем, папа, нас не всех здесь ждали.
За столом воцарилась тишина.
– Ой, хватит о грустном! Ваш сын умеет всем испортить настроение. А по существу, почему нас должны были здесь ждать? Вспомните, я всем говорила, что в Израиле не нужны евреи, а вы надо мной смеялись. Как я хотела уехать в Канаду!
– А  сейчас не хочешь? – прервал её свёкор.
– Хочу. Только страшно всё начинать сначала. Мы вам не писали, как здесь поднимались, как выдержали и как жрали здесь свою… нет, не ложку, а полную порцию г..! – и, обратившись непосредственно к Фаине Григорьевне, громко и зло произнесла: – Да, и я горжусь, что сумела не только сожрать его, но и не подавиться!
– Ну, положим, ты и давилась, и слёзы в подушку были, и тебя рвало, не к столу будет сказано, – мягко возразил ей Игорь. – Но я горжусь своей жёнушкой! Она у меня молодец! Скажу честно, если я в своей жизни и вытянул счастливый билет, то он – моя жена. Давайте выпьем за Людмилу – за мой счастливый билет!
Все поддержали его тост, и вилки застучали по тарелкам веселее.
 
Глава 2

Когда мы строим планы на будущее, то напрочь забываем о том, что ещё при нашем рождении наш жизненный путь уже предначертан. Поэтому надеяться на то, что прошлая жизнь – основа будущей, – полный абсурд. Но это, к большому сожалению, начинаешь понимать только лёжа на больничной койке.
Я старался не думать и не вспоминать, что же со мной произошло. Но мысли сами заставляли ворошить память, душили своей жестокой правдой. Вспоминалось всё с самого начала, поэтому я искал ту причину, из-за которой ошибся, когда круто повернул свою жизнь, решив начать всё с начала на своей «исторической».
По правде сказать, до того момента, как сел на пароход, я был на столько уверен, что поступаю правиль-но, что не оставил ни тени сомнения и у своей благоверной в моей силе. Её страшило только то, что те бриллианты, которые она приобрела за то время, что была моей женой, могут не пропустить на таможне. Но когда я успокоил её, пообещав компенсировать потери, она успокоилась. И путь на Новую землю был открыт.
Лиля была моей первой супругой, а я у неё – второй. От первого брака у неё был сын, которого я полюбил, как своего, хотя его капризы порой доводили меня до сумасшествия. Но я держался, веря, что время всё исправит и расставит на свои места.  К тому же очень скоро у нас появилась своя дочка, которую я обожал. Но мне пришлось отстраниться от воспитания и своей дочери, так как надо было в основном заниматься материальной стороной семьи. Я вкалывал. Я работал, как вол. Да к тому же новые изменения в России дали возможность организовать своё дело, которое очень быстро пошло в гору, но уже через год я понял, что мне надо сваливать из страны, пока меня не пришили. 
О своих проблемах я старался не очень распространяться. Ни о каких откровениях с Лилей речи быть не могло. Жена была женщиной, которую надо было содер-жать, и ни о каких проблемах она слышать не хотела. Поэтому когда я сказал ей, что  в Израиле через год-два она будет жить на вилле, это её подстегнуло, хотя до этого все мои честные предположения о Земле Обетованной её не устраивали. И она, мило сжав губки, говорила, что не сможет жить среди евреев, которые ей и здесь, в любимом Львове надоели. Её мечтой была Германия.
Когда я слышал о Германии из уст этой «енты», мне хотелось закричать ей прямо в лицо: «Мало вас Гитлер бил!» – но я ничего не отвечал, а поворачивался и уходил в другую комнату. Наверное, с её стороны это было честнее, чем с моей. Когда я говорил об Израиле, я мечтал, а она, говоря о Германии, предвидела нашу будущую реальность. Поэтому, всё, что со мной произошло дальше, это только моя вина. И обижаться на судьбу было бы несправедливо. Я её заслужил! Заслужил за все свои мечтания и пребывания в какой-то эйфории.
А эйфория была действительно дикой! Ну, представьте себе такого идиота. В первый же вечер, сразу же после устройства в небольшой гостинице, я в десять вечера решил «принять морскую ванну». Я шёл, весь из себя такой довольный от удачной поездки на теплоходе и сравнительно быстрого прибытия на место временного жилья,  и богатый, одетый в японский расписной халат – что уж там – пять минут до моря – и обратно. На пляже было темно. И я, как заправский пловец, сбросив свой халат и тапочки, а потом, не думая долго, и плавки – опять очередная блажь – видишь ли, романтика трахнула в башку, – я зашёл в море и поплыл. Плавал долго, созерцая красоту берега из вод Средиземного моря, и радовался, как дитя. Я был счастлив.
Поплавав и порезвившись, как Адам до вкушения яблока, я вышел на берег и – остановился в оцепенении. Сначала подумал, что, вероятно, отплыл слишком далеко в сторону от того места, где раздевался. Я стал бегать по берегу и искать свои вещи. Их нигде не было. Неужели их своровали! Но кто? В Израиле? Боже, и здесь тоже воры?! Берег был пуст и чёрен. Даже надежды на то, что увижу вора, у меня не было. Пробегав ещё немного, я решил возвращаться, но как? Надо было найти хотя бы какую-нибудь газету, чтобы прикрыться и выйти в город. Но, по-видимому, мусорщики работают хорошо, или израильтяне не читают на пляже, газет нигде не было.
Я стал замерзать и в какую-то минуту даже подумал, что лучше выйти на набережную и вызвать на себя «огонь» встречных, а ещё лучше полицейских, которые смогут мне, новому репатрианту, не потерять честь в первый же день прибытия на историческую родину. Но мои мечты были напрасны. Кремлёвский мечтатель был более прозорлив, чем я. Народ как вымер. По-видимому, было уже поздно, чтобы гулять по набережной. А о полицейских даже можно не мечтать. А кому они на фиг нужны, если все уже давно спят?
Наконец, я увидел на лавочке пустой целлофановый пакет. Закрыв им свои причиндалы, быстро всеми возможными закоулками побежал к дому. Теперь я оценил дисциплину жителей этого города и был рад, что никто не интересовался голым мужиком, бегущим по улицам. Прибежав домой и испугав свою жену таким необычным видом, тут же бросился в ванную и принял горячий душ. Стоя под душем, я, пожалуй, впервые подумал, что не очень приятно началась моя жизнь на новой родине. Жалко было и мой шикарный японский халат, американские плавки и тапочки, которые приобрёл за огромные деньги перед самым отъездом со старой родины. На старой оделся, на новой – разделся. «Похоже, новая родина меня не очень ждёт!» – подумал тогда с горечью. Но я и не предполагал, насколько «не очень»!
Через три месяца стало ясно, что моё обучение в ульпане закончено – надо было идти на работу, чтобы как-то приводить семейный бюджет в порядок. Все мои документы о высшем образовании, все мои заслуги на бывшей родине здесь вызывали, в лучшем случае, тихую ухмылку и доброе пожелание как-то устроиться, в худшем – злобное бурчание полуграмотной пакидки (секретарь): «вас ещё тут не хватало!», что предполагало выйти вон, закрыв дверь с другой стороны.
Моя Лиля начала заводиться. Она и слышать не хотела, чтобы хоть как-то в этот момент поддержать меня и хоть где-нибудь найти подработку. Зато каждый день у нас происходили страшные сцены, с визгом и проклятиями.
Я был готов на любую работу. Но в это время, как назло, ничего, кроме тяжёлой работы не подворачивалось. Я пошёл в грузчики. Это оказалось для моей благоверной просто катастрофой. Ей, видишь ли, стыдно было перед новыми подружками, что её муж – какой-то грузчик. Мне не было так стыдно за мой новый имидж, как моей жёнушке. Но это ещё ничего по сравнению с тем, что она начала настраивать наших детей. Даже моя малышка перестала выбегать мне навстречу, когда я возвращался домой. Ну, естественно, от меня дурно пахло потом. И хотя мои заработки давали нам ежемесячно продержаться на плаву и не умереть с голоду даже после того, как были оплачены все счета за квартиру, я стал в семье изгоем. Это меня просто убивало.
Через полгода Лиля заговорила об отъезде обратно. Сначала я просил потерпеть, потом молча уходил в другую комнату. Были моменты, когда я сам хотел всё бросить и возвратиться. Но теперь это сделать было ещё труднее. Я понимал, что, уезжая, сжёг все пути назад. Кем я могу быть теперь? Как возвращусь в свой город, где каждая собака меня знала и, поверьте, счастлива была бы меня разорвать. Возвращаться можно было только на коне. Но таким, как я был сейчас… мой конь пасса на других пастбищах.
Нет, я не мог возвратиться. Я должен был подняться здесь. Возможно, это была моя гордыня, которая не позволяла сделать шаг назад. Часто, закрывая глаза, я не мог уснуть, обдумывая, как выйти из этого положения. Но ничего не мог придумать. Я видел только тупик. Изнуряющий труд грузчика, постоянный ор в семье и желание куда-нибудь убежать подальше… Успокоения не было даже во сне. Мне всегда снились одни и те же сны, в которых я куда-то бежал, но везде либо было море, либо какой-то пустой город. Просыпался уже уставшим, ни о чём не думая, а только мечтая, чтобы наступила суббота.
Наверное, ангел мой тоже устал меня пасти, и свершилось то, что должно было свершиться. Я надорвал себе спину. И пока лежал в больнице, моя благоверная, сняв все деньги с нашего счёта, без зазрения совести, бросив меня в тяжелейшем состоянии, укатила обратно во Львов. Что был тот японский халат и американские тапочки на берегу моря по сравнению с тем, что я чувствовал, лёжа в пустой разорённой съёмной квартире в первый день после выписки из больницы?! Лиля мне отомстила. За что? Чем я не угодил ей? Почему именно мне выпало такое «счастье» – связать свою судьбу с этой женщиной, которая в самую тяжёлую минуту моей жизни бросила меня одного? И что особенно убивало – она даже не попрощалась со мной. А, впрочем, зачем эти прощания? Здесь она поступила правильно, я ведь мог её не пустить. Так что один ноль в её пользу.

*  *  *
Кто не предал меня, так это Израиль. Недаром говорят, что в Израиле обязательно кто-то постучится к тебе, когда ты… в большой заднице. Наверное, мой ангел спохватился и возвратился ко мне, чтобы привести хотя бы парочку добрых людей.
Через несколько часов после моего возвращения в дверь постучала соседка. Она, по-видимому, догадалась о побеге моей благоверной, и ей очень хотелось узнать подробности. Я был согласен на все расспросы, только не оставаться в данный момент одному, так как сходить в магазин у меня не было сил, не говоря уже о том, чтобы привести моё, теперь убогое жильё, в порядок.
К моей радости, Светлана не стала докучать мне в первый же вечер. Только навела небольшой марафет в квартире, приготовила лёгкий ужин на двоих и уже за столом спросила о том, как лечат в больнице. Разговор заклинился на моём здоровье, что меня как-то успокоило. О другом я говорить не хотел.
Так прошла неделя-другая. Было очень одиноко и хотелось, чтобы рядом появилась родная душа… Я решил далеко не ходить, тем более что моя соседка оказалась очень даже неплохой хозяйственной женщиной, квартирка была уже её собственностью. Здесь ей подфартило больше, чем многим другим олим. Дело в том, что пару лет назад она приехала к своей старой умирающей тётушке, которая давно выкупила амидаровскую квартиру и теперь была счастлива передать по наследству своей племяннице, ухаживающей за ней в последние дни её жизни. Света честно выполнила свой долг и теперь с благодарностью вспоминала свою добрую родственницу, покоящуюся на ашдодском кладбище.
О её мужчинах до меня я мог догадываться, но в душу к ней не лез. В конце концов, не всё ли равно с кем она спала до меня, главное, что на сегодняшний у меня хороший дом, вкусная еда и тёплая бабёнка. Ни о каких других чувствах я не думал.
Через месяц я пошёл работать. Теперь я мог быть только сторожем: ни тебе тяжести тягать, ни тебе великих мыслей в башке. Всё тихо и чисто, а главное спокойно.
Но это опять-таки не для меня.
Однажды, когда я делал очередной обход своей территории (в шутку я называл это словом «метил»), то наткнулся на странную машину, припаркованную с обратной стороны супера. Мне сразу показалось это подозрительным. Я подошёл и заглянул внутрь машины. Там никого не было, но ключ был в замке. Это меня насторожило, но, как ни странно, совсем не испугало: ну, мало ли, что могло случиться с водителем, может, пошёл по нужде. Я продолжил свой путь. И тут же услышал звон стекла у входа в магазин. Бросившись обратно, понял, что ворюги просто обвели меня вокруг пальца. Пока я обходил всю огромную территорию, они без зазрения совести вскрыли витрину и уже ловко передавали по цепочке всё, что попадалось им под руку.
Человек, стоящий на улице, складывал весь товар в большой мешок. Я подскочил и первым делом вцепился в этот мешок. Ворюга (кстати, совсем молодой парень) вздрогнул и заголосил на каком-то не понятном мне языке. В окне тут же появился его напарник и также громко ответил ему на этом же языке. Он был в маске, и это сразу всё прояснило: я понял, что они арабы. Сначала у меня мелькнула мысль: хорошо бы их сразу и уложить на месте. Но, увидев испуганные глаза первого, я только заорал, чтобы они тут же уходили, иначе я позову полицию.
Но в этот момент появился ещё один их собрат. Он тоже был в маске, но голос выдавал его озлобленность и явное нежелание бросать награбленное таким лёгким путем. На иврите он стал требовать, чтобы я уматывал и дал им доделать их дело.
Естественно, я не согласился. Во-первых, мне было обидно, что меня, как какого-то мальчишку, провели эти сопляки. Во-вторых, их наглость вызывала во мне ответную реакцию человека, умеющего за себя постоять. Наконец, я мог остаться без работы, если не сделаю всё от меня возможное и невозможное, а терять её мне никак нельзя было. Поэтому, недолго думая, я ринулся в бой.
Дрался я с наслаждением, вымещая на них всю злость прожитых лет. Но хрупкие мальчики оказались упрямы и тоже обозлены. Они не уступали. Больше того, один из них, пока я дрался с двумя, притащил откуда-то палку с гвоздями и старался ударить ею меня сзади. И ему это удалось. К большому счастью, он не всадил её мне в спину, а только задел. Но и этого было достаточно, чтобы взорвать меня уже не просто как мужика, а как еврея. Передо мной я увидел не просто ворюг, а арабов, которые меня, на моей родине, избивают, потому что я еврей!
Нет, эти подонки не знали, какого зверя они во мне разбудили!
И всё же я был рад, когда увидел подлетающую машину моего сменщика. Он выскочил из машины и бросился мне на помощь, вызывая на ходу по рации полицию.
Когда наша доблестная полиция прибыла на место, нам оставалось только передать им связанных воров. Меня отправили в больницу на перевязку. На пару дней дали отпуск, а потом балабай (хозяин), похлопав меня по плечу, поблагодарил за честную работу. Никаких дополнительных вознаграждений я не получил. Но после этого случая мне выдали оружие и рацию.

Глава 3

Недолго думая, я согласилась поработать нянькой. В конце концов, это что-то напоминало гувернантку, и я могла, не унижая своего самолюбия, продержаться до лучших времён. А они, как я верила, у меня обязательно наступят.
Дети оказались не избалованными. Тяжело было только с едой: девочка с трудом съедала тарелку супа с вермишелью, а мальчик предпочитал только готовые шницеля и обязательно с кетчупом. Разговаривая с такими же, как я, няньками в садике во время прогулки с Керен, я узнала, что все израильские дети в основном едят сухие корма – «бисли», «бамба», печенюшки и прочий суррогат, который, конечно, легче сунуть младенцу, чтобы он только не кричал и давал жить спокойно. Я могла бы что-то приготовить повкуснее своим питомцам, но потом, прикинув, что это дополнительная суета, решила себя не обременять. Главное, чтобы было тихо, спокойно, родителей такой рацион детей устраивает, а меня это не должно волновать.
Кстати, сами родители питались хорошо. И заслуга в этом была самого хозяина – он прекрасно готовил, любил это дело, особенно ему удавалось мясо. Но, по-видимому, восточная кухня не подходила для их детей, так что приходилось нагревать им очередной бульон с курицей, добавлять уже отваренные мучные изделия и радоваться, что это постоянное блюдо ими съедается.
Утро проходило более в тяжёлом состоянии. Завтрак еле-еле впихивался в них, затем процедура одевания и причёсывания. У Керен были чудесные длинные волосы, которые расчёсывались и перехватывались резинками.
Наконец, мы выходили из дома. Илан сначала шёл вместе с нами почти до школы, но потом резко поворачивался и, делая вид, что мы чужие, быстро убегал к школьному входу. А мы с Керен проходили ещё сто метров и заходили к ней в детский сад.
Теперь я была свободна. Возвращаясь домой, уже не чувствовала своего тела: хотелось только дойти до кровати. У меня было целых пять часов для сна, но… надо было бежать в ульпан. Как давалась мне эта учёба? Да никак. Я клевала или, прикрывшись ладонью, делала вид, что пишу, а сама закрывала глаза и боялась только одного, чтобы не заснуть на самом деле. К счастью, в классе было много желающих поднимать руку и рьяно учить язык, так что до меня очередь доходила редко, учительница не обращала на меня внимания, что давало возможность прийти в себя в течение часа. К одиннадцати я уже могла что-то соображать. А в половина первого я срывалась с учёбы и бежала за Керен. От Брайманов уходила около пяти, и у меня было время для домашних заданий и небольшого развлечения.
Первое время я жила у Игоря, а затем сняла студию под самой крышей. Теперь у меня была небольшая комната с отрытой кухонькой. Конечно, в ней было очень жарко летом и холодно зимой, зато вид из громадного окна улучшал моё настроение: море, пляж, южная зелень. К тому же, сразу, как только Игорь перевёз мои пожитки в студию, он всё осмотрел и проверил, а через сутки привёз обогреватель и вентилятор. Так что все житейские проблемы можно было пережить.
А плохого хватало. С первыми холодами у меня прихватило горло. Это было так неожиданно, ведь в Израиле зима не такая, как на Украине. Снега не было, но дожди просто сводили с ума. Было страшно промозгло, как поздней осенью. Я постоянно ходила с мокрыми ногами, так как не хотела тратить деньги на сапоги, ведь у меня было три пары осенних туфель, которые я привезла с собой.
Никакие таблетки не помогали. И однажды я всё же слегла серьёзно. Позвонила Брайманам и отказалась выйти на работу, сославшись на то, что боюсь заразить детей.
А вечером… Вечером в дверь позвонили. На пороге стоял Игорь.
– Ну, подруга, это совсем не годится. А почему не позвонила?
– Сама справляюсь, – почти гордо ответила я и тут же зашлась в кашле.
– Вижу. Давай послушаю. – Он вынул статоскоп и повернул меня спиной к себе. – Дыши!
После проверки Игорь успокоил, что ничего серьёзного не услышал, и я могу жить дальше с моим вирусом. Это ободряло и вселяло надежду на светлое будущее, по крайней мере, через недельку.
– Тебе здесь гостинцы, – он стал вынимать из дипломата пакеты и, открыв холодильник, раскладывать их по полочкам.
Я без ломаний приняла его подарок.
– А знаешь что, давай выпьем чаю! – вдруг предложил Игорь и, продолжая хозяйничать, налил воду в чайник.
Конечно, мне было приятно, что он не убегал, а согласился побыть ещё немного с больной несчастной женщиной. Мы пили чай, безжалостно заваренный добрым Доктором Айболитом, и разговаривали. Правда, в основном, говорил он, так как моё горло мне не давало возможности произнести ни звука. Я только кивала головой или произносила что-то неотчётливое.
Игорь рассказал о своих стариках, немного о детях, Людмиле. Поинтересовался о моей работе, учёбе. И вдруг поднявшись, подошёл к окну и, постояв немного и глядя на дождь, спросил:
– Алина (он звал меня израильским именем, так как сам предложил мне заменить моё при получении израильского паспорта), а у тебя кто-то появился за это время?
– Кто  появился? – не сразу поняла я его вопрос.
– Ой, не прикидывайся, что не понимаешь. Кто-то – это мужчина, друг…
– Друг, соратник, любовник?
– Теперь  верно понят вопрос, – засмеялся он.
– Нет. Никого такого нет, кроме, наверное, друга, если тебя можно считать таковым.
– Понятно. Ответ исчерпывающий, – уже весело сказал Игорь и заторопился. – Мне пора убегать, через тридцать минут у меня дежурство.
Я не была огорчена, так как что-то очень взволновало меня в его вопросе, а сейчас у меня не было сил даже продолжать болтовню, не то, что говорить о серьёзных делах. А его вопрос намекал именно на такой разговор.
В течение последующих дней я отлеживалась в постели, просматривала некоторые передачи по телевизору. Этот неожиданный подарок я получила тоже от Игоря, когда он гордо сообщил, что купил новый телевизор с плоским экраном, а этот с радостью передаёт мне в наследство. Конечно, программы по телевизору, в основном, транслировались на иврите, так как «Yes» был мне не по карману, да это и к лучшему. Я постигала язык, как нас учили в ульпане – «окунаясь в него по уши».
Наконец, моя болезнь отступила. А с ней как-то сразу пришла весна, стало тепло, меня снова закрутила жизнь. Игорёк заходил часто. Мы разговаривали, пили чай или кофе… Почти всегда он приносил какие-то деликатесы и бутылочку хорошего вина. Так что к концу месяца в моём доме собралась хорошая коллекция спиртного, которым можно было похвастаться понимающему в алкогольных напитках. Хвастаться особенно было не перед кем, но иногда ко мне забегали ульпановские подружки, и мы проводили приятно время, попивая из моих запасов.
Особенно я подружилась с Дианой. При её внешности, которая никак не приближала её к богине Диане, она обладала изумительным характером, была весёлой и остроумной, никогда не унывала. Одиночество своё старалась не замечать, больше того, каждый раз она с гордостью заявляла, что в неё кто-то влюблён, и вот уже завтра-послезавтра он сделает ей предложение. Ну, если не предложение о свадьбе, то уж гражданским браком они смогут жить.
Иногда она знакомила меня со своим «бой-френдом», который шокировал своим видом и плоскими шуточками. Но через неделю я узнавала, что богиня Диана «снова вышла на охоту», так как этот божественный «олень» умчался в далёкие дебри. К счастью, не я была виной её размолвок, и наша дружба продолжала крепнуть.
Окончив ульпан, мы продолжали встречаться. Несколько раз ездили на экскурсии.
Однажды нам крупно повезло. Мы отдохнули на Мёртвом море, где постреляли глазами, ища хотя бы одного на двоих… И возвратились без какой-либо надежды найти достойного. Похоже, «глицериновая ванна» не вдохновляет израильтян на романтический строй. Все наши новые знакомые оказывались отдыхающими из стран теперь дальнего зарубежья. И хотя их язык был нам ближе и понятнее, доступ к телу был ограничен в силу некоторых, теперь для нас только понятных причин. Зачем лишние проблемы и волнения? А вдруг надо будет возвращаться? Это не входило в наши планы. Мы – гордые израильтянки! И наше место – в Израиле.
По-видимому, мужчинам тоже мешала их гордость, и мы расходились, как в море корабли, но с большой надеждой на будущее. Правда, с их стороны это будущее виделось реальнее, чем с нашей, у которых карман дырявее и перспектив во много раз меньше.
И всё же мы были очень счастливы, что отдохнули, набрались сил и почувствовали, что есть ещё порох в пороховницах. Диана, вдохновлённая нашими маленькими победами, всю дорогу пела свою любимую песню: «Ты знаешь, всё в твоих руках…», – отчего становилось немного веселее.

Глава 4

Однажды Дана (так на израильский лад Диана представлялась) прибежала ко мне очень взволнованная.
– Послушай, подруга! – почти закричала она. – Мы с тобой через год будем очень богатыми людьми.
– Не поняла. О каком богатстве идёт речь, если я еле концы с концами свожу.
Я даже не хотела развивать нашу беседу об этой очередной глупости моей подружки, но она уже защебетала:
– Вчера я была в Ашдоде. Там проходила презентация продукции «Форевер Ливинг Продакшн». И я тут же подписалась. Это просто феноменально. Ты тоже должна подписаться, и мы вместе начнём работать.
– А сколько платят? – спросила я.
– Ничего не платят. Ты должна сама пить соки и продавать.
– Почему я должна пить какие-то соки? – заупрямилась я. – А насчёт продажи, правильнее будет сказать, втюхивать. Нет-нет, это не для меня! – сразу стала я отмахиваться от восторженной Даны.
– Ну, хорошо. На этой неделе мы поедем с тобой вместе на фирму и всё увидим своими глазами. А поедем мы на поезде. Правда, здорово!
Особой радости от её слов я не испытала, но согласилась проехаться в Рамат-Ган, так как очень любила путешествовать в своё время, особенно в поездах. А здесь, к большому моему стыду, ещё ни разу не прокатилась.
Мы выбрали день, когда было назначено очередное заседание на фирме, и уже в пять часов сели в поезд, чтобы прибыть на место без опоздания. Сказать, что это было чудненько, это ничего не сказать. В Израиле много чего хорошего, и этот красненький с небольшим количеством вагончиков состав я вписала в колонку со знаком плюс.
Кстати, я давно завела себе тетрадь. В одной колонке записываю всё, что имеет знак минус, в другой – плюс. Эти записи я люблю делать вечером перед сном. Какое-то время они помогали мне справиться с моей тоской и одиночеством. Ведь не каждый день с кем-нибудь поговоришь, даже по телефону, а вот такую тетрадь держу при себе, как собаку на привязи. Ей и доверишься, и вместе можно поплакать, а порой такое напишу, что сама смеюсь до упаду. Знаю, что многие женщины после тридцати, посмотрев фильм «Дневник Бриджит…», сами стали вести дневники, но мне захотелось его немного изменить, создать что-то своё. И я теперь играю вот в такие плюсики-минусики.
Поезд отбывал из Ашкелона по расписанию. В тихих кондиционированных вагонах дорога кажется такой спокойной. Я даже не хотела разговаривать с Дианой. А она что-то говорила и говорила мне, описывая достоинства своего очередного хахаля. Вдруг резко замолчала и, посмотрев на меня очень пристально, спросила:
– А  что у тебя с Игорем?
– У меня с Игорем? Ничего.
– Как ничего?
– А при чём здесь Игорь? У него семья, жена, работа…
– Господи, я спрашиваю тебя о ваших отношениях, а ты о жене и работе.
– Мне такие отношения ни к чему.
– Ой-ой-ой, какие мы гордые! Если не хочешь флиртовать, возьми и уведи мужика. Ведь такие не каждый день попадаются. А он, кажется, в тебя влюбился.
– Данка, не говори чушь! – разозлилась я на подругу. – Во-первых, я никогда не сделаю такую подлость по отношению к Людмиле. Во-вторых, он не мой, понимаешь, не моя половина…
– Господи, Аля, ты святая или училка-философ. Половина-не-половина. Да где эти половины ходят? Ку-ку! Проснись, подруга! Пока ты ищешь, жизнь пробежит и… ищи, с кем потом старость куковать.
– Сплошные кукушки у тебя. А я хочу орла.
– Какого орла? – не поняла моей шутки Диана.
– Ну, например, вот такого, какой сидит напротив тебя и смотрит на нас, как на двух прокажённых, – сказала я подруге, указывая глазами на молодого симпатичного израильтянина, который давно пялился на нас, ничего не понимая по-русски, но чему-то улыбаясь.
– Да он же ничего не соображает, что мы тут гутарим! – загоготала Данка, ввернув почему-то украинское слово.
– А ты переведи, может, и его с собой прихватим на твою жрачку.
– Опять ты путаешь. Это тебе не гербалайф. Там не едят, а пьют.
– Так выпьем, а закусить он нас отведёт в какой-нибудь ресторан.
– Он? В ресторан? Да ты посмотри, он же бедный. Наверное, сам еле концы с концами сводит, вот и обрадовался, что увидел «своих» в доску.
– Так ты не спросишь?
– Нет. А ты?
– Я  тоже подожду следующей встречи.
В этот момент по радиосвязи объявили нашу остановку, и мы двинулись к выходу.
Офис мне понравился своей представительностью и чистотой. Народу было достаточно много, но больше половины пришли сюда, как и мы, впервые. Диана представила меня своему менеджеру, и та всем видом показала, что счастлива меня здесь видеть. Ещё бы не счастлива – очередная птичка попалась в клетку. Я тоже улыбалась, всем видом показывая, что счастлива здесь поселиться, или хотя бы на время найти пристанище, о призвании умолчу. Заниматься продажей мне не хотелось, в конце концов, цель моя – не только прибытия в эту страну, но и постоянного места жительства здесь – была предначертана свыше, о чём я ни на минуту не забывала. И если себя ещё не реализовала, то только потому, что не пробил мой судьбоносный час. Я это чувствовала и терпеливо ждала.
Менеджер Даны была крупная полная женщина. В молодые годы Ольга, по-видимому, была очень интересна. И даже сейчас её лицо с типично еврейскими чертами было своеобразно и напоминало о былой красоте. К большому сожалению, её портила полнота, которая дала ей много дополнительных болячек. Это и было причиной, по которой Ольга пришла в «Фореве». К тому же немалую роль в её становлении уже менеджера сыграла старшая сестра Анна, которая привлекла в эту компанию. Обе женщины были в прошлом учительницы, и энергия била в них ключом. Но не найдя своего призвания на новой родине, они с головой окунулись в новый бизнес, нашли в нём себя и перевоплотились «по полной». Причём первый опыт, который чуть не сгубил их, был бизнес по гербалайфу. Прогорев (опять-таки «по полной») и имея долг в банке 50000, Анна не только сумела заново подняться, возвратить долг, но и развиться в новом бизнесе, достигнув уровня сеньор-менеджер, который дал ей большие материальные прибыли, две машины и безбедную жизнь в Израиле. Это вызывало уважение.
Мы с подругой были в полном отпаде. Данка вся пылала от восторга и постоянно твердила, что она обязательно достигнет такого же пьедестала. Я, не скрою, тоже была взволнована и где-то даже воспарила над своими мечтами. Мне очень понравился значок – золотой орёл, который я решила обязательно заиметь в ближайшем будущем.
Только на «суккесе» я поняла, что таких, как я, оказалось огромное количество. Нас запускали на сцену по десять человек, генеральный директор израильского отделения Уди Равед пожимал каждому руку, затем все вместе фотографировались и под радостные вопли зала спускались со сцены, чтобы встретить такими же воплями следующую группу. В общем, готов к труду и обороне! Все смеются, радуются, у всех теперь золотая птица – орёл на голубой ленточке. А дальше, друзья, работа, работа, работа!
Каждый раз, возвращаясь с закупкой из офиса, я думала, как же мне «реорганизовать рабкрин». Соки я пила с удовольствием, а вот с продажей дело не шло. Так что моя «псиса» оставалась на голубой ленточке, и более высокого полёта не получалось. Сказать, что меня это очень огорчало, таки нет. Значит, это было не моё.
К тому же очень скоро жизнь резко стала меняться. А всё началось с того же поезда.   
Однажды я возвращалась домой без подруги: она заболела, а у меня закончился запас витаминов и соков, поэтому рискнула на фирму ехать одна.
В вагоне было много людей, но с  каждой остановкой их становилось всё меньше и меньше. Напротив меня сидел мужчина, лицо которого мне показалось очень знакомым. Он тоже, по-видимому, узнал меня и старался только вспомнить, где мы встречались. Я улыбнулась – «поделись улыбкою своей, и она к тебе не раз ещё вернётся!» – это оказался как раз тот самый случай. Мужчина тоже улыбнулся и спросил:
– И что хорошего в этой «Фореве»?
Ага, попался!
– Да ничего! Так, интересно ездить в поездах, – почему-то ляпнула я совсем не то, чему нас учили на курсах по маркетингу.
– А ведь мы с вами когда-то виделись, – совсем просто сказал мужчина. – Помните теплоход «Жасмин». И вы тогда спасли меня от позора. А вот познакомиться мы не успели. Вы куда-то убежали. Давайте исправим этот пробел. Меня зовут  Роман.
– Алина, – представилась я и, увидев удивлённый взгляд нового знакомого, уточнила: – Это по-израильски, а по-русски Алла.
– Так вам действительно интересно ездить в поездах, или всё же есть и интерес в том, что вы везёте в этих пакетах?
– И то, и другое. А вам действительно интересно?
– Конечно. Я с удовольствием послушаю. Но для этого надо встретиться для начала. Не так ли?
– Пожалуйста. Запишите мой телефон.
Пока он записывал, объявили о следующей остановке: Ашдод.
– О, это моя. Я сейчас выхожу. А вы? – вставая, спросил Роман.
– А я нет.
– Так вы едете до Ашкелона? Жаль.
– Это отменяет нашу встречу?
– Нет. Что вы. Я обязательно позвоню. Привет семье.
– Какой? Разве не у вас семья? Я так пока ещё одна!
«О, нашла чем гордиться!» – мелькнуло у меня в голове. Но Роман вдруг с какой-то радостью посмотрел на меня и сказал:
– А я тоже теперь холостой.
«Господи, и чему радоваться? – скисла я сразу же, как увидела мелькнувшую в толпе удаляющуюся фигуру ново-старого знакомого. – Ведь вряд ли позвонит». 
 
Глава 5

Он позвонил. Не сразу, но всё же позвонил. Я пригласила его к себе и тут же начала готовиться. Вы будете смеяться, ведь до встречи было целых три дня. Но женщины меня поймут. Потому что убрать квартиру, приготовить небольшой ужин, а главное – привести себя в полный порядок – это и трёх дней мало.
И тут я поняла, как мне хочется ему понравиться. Пусть только на один вечер, но произвести на него впечатление хорошей хозяйки и потрясающей женщины. Я ведь очень вкусно готовлю, а никто ещё не пробовал моей стряпни. Даже Игорю я не раскрывала своего мастерства, предпочитая есть то, что он приносил. Конечно, деликатесы из русских магазинов были изумительные, но что может сравниться с домашним обедом, приготовленным руками любимой женщины.
А я желала быть любимой и поняла, что мой час наступает. Что греха таить, он мне очень нравился. С первой минуты, как мы встретились на корабле в той бильярдной комнате с зелёными столами.
 К его приезду всё уже было готово, но я почему-то нервничала. А когда позвонил телефон, мне стало так жарко, что я даже боялась снять трубку, чтобы не услышать отказ. Но, к счастью, он только сообщил, что уже въезжает в Ашкелон и направляется ко мне. Ну, что за душка! Какой деликатный мужчина. Теперь я спокойна, что приму его во всеоружии.
Роман появился в дверях в тот самый момент, когда я заканчивала красить губы. Он протянул цветы и чмокнул меня в щёку. Это получилось немного неуклюже, и он смутился. «В следующий раз будет лучше, – мелькнуло у меня в голове и, чтобы придать ему уверенности, улыбнулась. – На этот раз сойдёт».
– Не надо было? – спросил Роман.
– Почему? Всегда приятно, когда тебя целуют. Даже в щёку. А цветы превосходные!
– Я не знал, какие цветы ты любишь, и решил купить просто розы.
– Это чайные розы. Великолепно. Мне нравится.
Я так давно не получала цветы, что была счастлива снова почувствовать их запах, свежесть и красоту. С ними возвратилось какое-то волшебное чувство ощущения себя женщиной, которая нравится, которую могут любить, которая кому-то будет нужна. Конечно, с Игорем я тоже часто ощущала себя женщиной, но то, что он уходил к себе домой после наших быстротечных встреч, поднимало во мне бурю негативных ощущений. Я давно смирилась, что буду одна, что мне придётся довольствоваться вот такими подачками Игоря или очередного мужчины. И вот сейчас… Сейчас у меня появилась надежда на что-то более серьёзное.
Как написали бы в газетных новостях, «ужин прошёл в дружеской обстановке». Моя стряпня ему очень понравилась. Ел Роман много, я только успевала ему подкладывать. Перед тем, как выпить, он говорил тост, что было очень мило, так как все они восхваляли мои достоинства. А кому неприятно слушать о себе правду!
Роман был очень мил, много шутил, сыпал анекдотами. Мне было с ним легко и интересно. Страх, что он с первого вечера начнёт какие-то притязания, быстро улетучился, потому что Рома даже повода не подавал.
Так что, если бы надо было «отчитаться» о первом совместном вечере каким-то особо падким на сенсацию подругам, то, увы, это бы их очень опечалило: клубнички не получилось. К счастью, подруг такого уровня у меня просто нет, а с Данкой мы давно не виделись. Так что, отчитываться ни перед кем не нужно было. Для себя я решила, вообще, как можно меньше говорить о своих встречах с мужчинами. (Вот, я уже о мужчинах заговори-ла! Можно подумать, что очередь образовалась.) Нет, вовсе не потому, что вдруг испугалась сглаза, а потому что давно решила, что сама должна устроиться в жизни, а потом искать себе достойного мужика. Чтобы никаких претензий к нему не иметь, и чтобы он ко мне относился не как соискательнице его кошелька. С другой стороны, опыт прошлого замужества тоже напоминал мне, какими могут быть мужики. А этого мне уж точно не надо было.
Я не лезла к Роману в душу с расспросами, он, по-видимому, тоже не хотел быстро раскрываться передо мной. Но говорили мы всё же много, а время уплывало быстро. Поэтому, прощаясь, мой гость предложил встретиться снова и пообещал сам организовать какую-нибудь интересную прогулку. Я согласилась.
Провожая его до машины, я вдруг подумала, как хорошо бы сейчас сесть рядом с ним и уехать, куда он захочет. Наверное, так и рождалась поговорка: «С тобой хоть на край света». Но это если мужчина позовёт, а мой мужчина сейчас не звал. Да и позовёт ли когда-нибудь?
Зато не успела я закрыть дверь, как раздался телефонный звонок. Моё сердце ёкнуло: неужели решил позвать? Но это оказался Игорь. Он сообщал, что через часок у него заканчивается дежурство, и он собирается ко мне забежать. Возможно, это было не совсем ко времени, но отказать ему я не могла. К тому же еды ещё оставалась много, и можно было вкусно накормить, пока ещё моего, бой-френда. 
По правде сказать, повесив трубку, я пожалела, что дала согласие, так как хотелось ещё раз промотать плёнку нашего первого свидания с Романом, но не звонить же с извинениями. Да и не хотелось обижать Игоря. Ведь пока он единственный мужчина, который как-то меня опекал, и на которого я могла положиться.
С первой минуты, пройдя в комнату и оглядевшись, Игорь спросил:
– По какому поводу праздник?
– Поводов много. Например, я собираюсь открыть ресторан, – первое, что пришло мне на ум, брякнула я. – И решила попробовать своё искусство повара.
Игорь как-то странно посмотрел на меня и тихо, но внятно произнёс:
– А цветы – это особый антураж!..
– Да, в моём ресторане обязательно будут цветы на каждом столе, – погнала я свою сказочку дальше. – Причём с учётом пожелания заказчика.
– Хорошо. Давай попробуем твою кухню. Какое меню? – он, кажется, поверил и стал подыгрывать мне.
Вынимая из холодильника свои фирменные салаты, фаршированную рыбу, холодец, я сама себе улыбнулась: «Хорошо, что столько всего приготовила – можно ещё пару мужиков принять!»
– Это для начала! – радостно произнесла я, увидев, что мне не надо будет выкручиваться перед Игорем, лепеча о только недавно прошедшей встрече. – Наливай! – показала я ему на бутылки вина. – Вино – это твоя обязанность. Так и быть, если ты потеряешь работу, я приму тебя в свой ресторан на должность бармена.
Ну, как не повториться: «ужин прошёл в дружеской обстановке». Не знаю, как насчёт пути к сердцу мужчины через желудок, но вот к его голове и мыслям – это, похоже, подойдёт. По крайней мере, если мужик голодный, сказки он слушать любит. 
От горячего Игорь отказался, сославшись на сытость, но всё же спросил, что я приготовила.
– Язык с черносливом! – гордо ответила я. – Может, попробуешь? Немножечко?
– Да, это, по-видимому, очень вкусно. Но в следующий раз, потому что я хочу перейти к десерту, – и уточнил: – К нашему десерту.
Во мне что-то заклинило, и я, сделав вид, что не поняла, сказала:
– Есть мороженое.
– Нет-нет, к нашему десерту, – повторил Игорь и притянул меня к себе.
Ну что он со мной делает? Я ведь решила изменить свою судьбу, решила… Короче, своё решение перенесу на потом, когда будет что-то серьёзное вырисовываться красками, а не карандашом. А пока я любима и счастлива. И пусть будет, что будет.

Глава 6

Я гнал машину в Ашдод, вспоминая о прошедшем вечере. Алина была прелесть! Похоже, хозяйка она хорошая: и готовила здорово, и в доме было очень уютно. Мне хотелось остаться, но, по-видимому, она ещё не была готова оставлять у себя на ночь мужчину, с которым виделась третий раз в жизни. Это тоже мне нравилось. В конце концов, это характеризовало её как женщину зрелую и малодоступную, что тоже неплохо. Время нас не поджимало. Надо было получше узнать друг друга.
Дома меня никто не ждал – это, конечно, минус, но то, что я не боялся нарваться на Светкины скандалы, так как она уже не спала у меня под боком, это был большой плюс. И сейчас я даже обрадовался тому, что уже три месяца, как мы расстались.
А всё началось с того времени, как она обратилась ко мне с предложением поработать в её бизнесе. Бизнесом, который Светка открыла с каким-то своим знакомым, назывался маленький деликатесный магазин в одном из районов Ашдода. Вообще, в этот год почти в каждом районе города появлялся такой магазин. Он, естественно, был некошерным и очень раздражал религиозную часть населения. Зато нерелигиозные «русские» и им подобные с радостью посещали эти «злачные» места, наслаждаясь вкусом и запахом некошерных деликатесов. Поэтому в обиходе эти магазины иначе назывались «русскими». И это прибавляло некоторую дополнительную нелюбовь к новым репатриантам, приехавшим со своим «самоваром». Магазины часто поджигали, грабили, полиция разбираться не хотела, бизнесменам ничего не оставалось, как закрываться или снова брать дополнительную ссуду и начинать с начала.
Светлана и её друг буквально через три месяца после открытия попали под зоркий взгляд не только религиозников, которые требовали закрыть магазин, но на них наехали рэкетиры. Увы, ими оказались «наши» «русские» собратья. Вот, в Израиле всё уже есть, и даже рэкетиры. Так что, в миниатюре наша страна очень напоминала Россию и другие страны СНГ, откуда мы были родом. За неуплату «требуемого гонорара» ребятки просто подожгли магазин. Полиция только констатировала факт и пожала плечами. Хорошо, что обошлось пожаром. Никто не убит, никто не побит. Дело открыли и очень скоро закрыли, по-видимому.
А Светка и Славка были в полном нокауте. Ссуду в банке давали только под бешеный процент, магазин надо было отремонтировать, что тоже выливалось в огромную сумму. К тому же заплатить поставщикам без возврата в собственный карман… Короче, катастрофа и только.
И тут подвернулся я. Да ещё новый репатриант, которому полагалась льготная ссуда под льготный процент. И только-то оставалось подписать бумагу на согласие стать шотафим (напарник в бизнесе).
Долго я не размышлял. Во-первых, хотел как-то отблагодарить мою спасительницу и по совместительству сожительницу. Во-вторых, работа шомера на данном участке была куда приятнее предыдущей. Наконец, в будущем мне светила перспектива стать их напарником, как они мне пообещали. А организовать работу в магазине я мог, так как организаторские способности открыл в себе ещё на прежней родине.
В первые месяцы наша совместная работа была в радость. Светкин друг – Славка принял меня доброжелательно, сам предложил после работы брать для себя дополнительный паёк, на что я под очень зорким взглядом прищуренных глаз Светланы решительно отказался, сославшись на то, что у меня есть хозяйка. Если надо, пусть она берёт, учитывая и меня.
Я не только сторожил, но и часто помогал в магазине, иногда тягал тяжёлые ящики, принимал груз. Несколько раз оставался за Славку, помогал обслуживать покупателей. Мне даже доверили работу с поставщиками, что, как мне показалось, только увеличило разнообразие продуктов. Короче, стал полноправным работником. Правда, зарплату мне Славка не увеличивал.
Но это меня не очень огорчало, так как я был всегда сыт и даже не волновался о своём гардеробе. На поруки меня взяла Светка, я доверял её вкусу, хотя не всегда мне подходило то, что она выбирала – почему-то мои размеры она часто путала.
Единственное, что я позволил себе приобрести очень быстро, это машину. Без колёс было сложно, да и зависимость от моей покровительницы как-то сразу пошла на нет, когда я сам стал продумывать наш уикенд. А это как оказалось просто необходимо в нашей сумасшедшей жизни. Правда, вскоре обнаружилось, что усталость просто катастрофически влияет на наше желание двигаться куда-нибудь в субботние дни. На море мы перестали ездить: сначала была холодная вода, затем волны, потом медузы. Наконец, после небольшой ссоры Света заявила, что может обойтись и без меня и, если я хочу куда-нибудь смотаться, будет только рада остаться и отдохнуть в одиночестве, не вставая с дивана.
Какое-то время я колебался, понимая, что эти наши расставания могут плохо закончиться, но после первой же самостоятельной поездки успокоился и радовался жизни. Я исколесил весь Израиль, с каждым разом открывая для себя его чудесные места. Иногда мне везло, и я знакомился с какой-нибудь дамочкой, такой же, как я, любительницей путешествий. Но наши совместные поездки быстро заканчивались по причинам, не всегда зависящим от меня. Но и тут я не огорчался, так как меня тоже устраивали такие отношения – не надо врать Светке больше одного-двух раз. Так что, не успевала моя покровительница даже предположить о моих каких-то похождениях, а я уже чист.
И всё же наши отношения ухудшались с каждым днём всё больше и больше. Однажды, когда Славка заявил, что я много себе позволяю, мы стали спорить и, как ни странно, моя подружка взяла его сторону. Было обидно, и я решил, что пора кончать с нашей совместной жизнью. За неделю нашёл студию на одной вилле, недалеко от моря, и стал собирать свои вещи. Светка, естественно, страшно разозлилась, мы серьёзно поругались, после чего отступать было уже поздно. Я съехал от неё, забрав только свои вещи.
Итак, я снова стал холостяком. Теперь все свои деньги мог тратить на себя и свои радости. Естественно, мой заработок не увеличивался, и необходимо было экономить, чтобы как-то обживать свой дом. К счастью, я не очень прихотлив в еде, хотя поесть люблю.
Поэтому, когда меня так вкусно покормила Алина, я был на седьмом небе. Может, правильно говорят, что путь к сердцу мужика лежит через желудок.
Я возвращался в Ашдод в приподнятом настроении. Похоже, судьба меня опять решила побаловать и преподнесла такой необычный сюрприз. Почти всю ночь я не спал, сидел в кресле на участке перед домом и курил, слушая гул моря и, подняв голову вверх, наблюдал за звёздами.
Сморило меня уже под утро, так что я чуть не опоздал к открытию магазина. День прошёл как в тумане: хотелось спать, а, как назло, работы было выше крыши. Я старался оставаться в стороне, но Славка постоянно меня окликал и требовал, чтобы поворачивался быстрее. Во мне закипала злость, которую еле сдерживал, чтобы не вызвать ссору при покупателях.
Для себя в эту ночь я решил, что мне необходимо возвратиться к своей специальности или хотя бы найти что-то более достойное. Поэтому наша перебранка была мне только на пользу. Но уйти сейчас я не мог. Без работы мне и самому не выжить, и уж, конечно, привести такую женщину, как Алинка, в дом пока и мыслить нельзя было. А мыслить так хотелось. Чёрт побери, я еле сдерживался при одном воспоминании об этой женщине.
Впервые я почувствовал, что Алина просто предназначена мне судьбой. В ней было всё, что я хотел видеть в моей женщине: красивая, нежная, с открытой улыбкой и голубыми глазами. Она не была худой, наоборот, её чуть пышные формы возбуждали любого мужчину, который знал толк в женщинах. А я, без ложной скромности, могу заверить, что знал.  Кулинарные способности можно было и не брать в расчёт, в конце концов, в Израиле только ленивая не научится готовить. Но и тут не к чему было придраться. 
Всё. Было ясно, что я пропал. Единственное, что мне не давало покоя: почему тогда на теплоходе я так несерьёзно отнёсся к её появлению. Неужели надо было пройти через столько страданий и столько пережить, чтобы теперь найти её? А что, если это снова обман? Сколько мне ещё ошибаться? Сколько искать свою половину? Я ведь не из тех мужиков, которые гордятся своими похождениями и свободу ценят превыше всего. Мне хотелось иметь свой дом, свою жену. В конце концов, мне – человеку далеко не молодому, как ни странно, хотелось снова иметь своё дитя. Может, для того, чтобы доказать самому себе, что я ещё о-го-го какой! А может, это нормальное желание нормального мужчины. Почему желание женщины понимают, а желание мужчины не такое же нормальное явление? Юнцы, вероятно, посмеются, но на то они юнцы. Мужчины меня поймут, а отцы семейства, уверен, поддержат. Так что, я хотел бы перейти в стан последних. Но это, по-видимому, только мечта. Но я так долго лелеял её, что, похоже, Бог всё же сжалился и решил преподнести мне подарок.
Правда, подарок начался с очень печального события для Израиля: началась война с ХАМАСОМ. Постоянные провокации со стороны хамасовцев всех уже достали. Несчастные жители Сдерота держались из последних сил уже три года. Как они там жили, трудно было представить. И все только говорили: вот подождите, когда будут падать «грады» на Ашкелон, израильтяне обязательно что-нибудь предпримут. И вот дождались. Ракеты полетели на Ашкелон.
Наверное, сложно даже представить, что в такой момент кто-то будет радоваться такому событию. Но, по-видимому, и в такие времена бывают минуты и даже дни радости. Я тут же позвонил Алине и предложил переехать ко мне в Ашдод. Терять ей было нечего: работу, которую она имела в последнее время, закрыли, съёмную квартиру хозяйка срочно продавала и поэтому попросила съехать не позднее, чем через месяц.
Моё предложение Алину немного смутило, но я, понимая её, уточнил, что пусть это будет просто небольшим гостевым передыхом от военных событий. Ведь вывез миллионер Гайдамак несколько семей на отдых от войны в Иерусалим. Алина засмеялась и дала согласие, уточнив при этом, что ко мне она приедет даже с большей радостью, чем если бы её пригласил сам Гайдамак.
Ох, уж эти женщины! Если им надо нас покорить, они умеют подыскать ключики. Я, конечно, не поверил ей, но было приятно. В конце концов, кому не лестно выслушать признание любимой женщины в том, что ты перещеголял самого Гайдамака?! Ну, если не в деньгах, то хотя бы во внешности.   
На следующий день я отпросился с работы пораньше и буквально на крыльях прилетел за ней в Ашкелон.

Глава 7

Вероятно, моя абсорбция в Ашкелоне должна была когда-то закончиться. Причин этому предостаточно. Одна из них – работа. Моя специальность оказалась в Израиле просто невостребованной. Мне пришлось долго упрашивать директора матнаса (клуб культуры) попробовать организовать хотя бы кружок хореографии. Он долго сомневался, так как дохода такой кружок явно не приносил, да и кому из родителей придёт такая идея – отдать своего ребёнка в кружок танцев. Но я всё же уговорила с условием для меня, прямо скажу, очень рискованным. Для начала мне нужно было хотя бы найти шесть-десять человек, которые запишутся ко мне в кружок. Вечерами я ходила по улицам и, увидев девочек, старалась с ними заговорить, расписывая все прелести хореографического искусства. Слушали меня внимательно, но далеко не все соглашались просто прийти ко мне на первый урок.
Поэтому, когда в зал в назначенное время пришли сразу четыре девчушки, это показалось мне хорошим предзнаменованием. По договору с директором, с них не брали оплату за первый месяц, чтобы не отпугнуть и дать возможность устояться как их, так и моему решению. Я шла на всё, понимая, какую беру на себя ответственность. Но в Израиле все добрые начинания не остаются безнаказанными. Наказание неоплатой – это ещё ничего. Главное, чтобы у меня пошло дело, и кружок заработал.
Через неделю первые мои ученицы привели ещё двух девочек. А к концу месяца их было уже двенадцать, что дало мне возможность официально объявить о том, что я возвратилась к своей профессии. Конечно, по утрам я ещё метапелила пару старушек, чтобы содержать себя материально и иметь хотя бы кусок хлеба и официальную работу с «тлуш маскорет». Но всё это уходило на второй план, когда я гордой походкой входила в зал, где меня уже ждали мои ласточки.
С директором матнаса мне повезло. Он оказался понимающим человеком. Сначала даже согласился на субсидированный кружок, то есть, мои подопечные платили по минимуму, а остальное он выбивал из отдела культуры мэрии Ашкелона. Сколько он выбивал, мне не докладывали, но, похоже, немалые деньги. Конечно, ими он со мной не делился. Зато очень рад был поделиться чашечкой кофе, на которую часто приглашал к себе в кабинет. Наши разговоры сводились, в основном, к тому, что говорил он, а я только вслушивалась в его гладкую красивую израильскую речь и старалась вовремя сказать «тов» (хорошо) или «беседер» (нормально), делая вид, что всё понимаю. Не знаю, догадывался ли он, что перед ним сидит человек, который мало что понимал в том, какой фигнёй он с ним занимается, чтобы поставить в своём «ёмане» галочку о проделанной работе с «олимкой-хадашимкой».
Но, к сожалению, этот период длился недолго. Через полгода мои девочки стали показывать первые результаты, и мне понадобились деньги на костюмы. Вот тут и пришли первые неожиданные симптомы непонимания. Директор никак не хотел реагировать на мои просьбы. Теперь мы как будто поменялись местами. Я ему говорю, а он только «кен» (да), «ло» (нет) или «беседер», а дальше дело с места не сдвигалось. Пришлось обратиться к родителям. Те немного повозмущались дирекцией матнаса, но на своих детей деньги всё же выделили. Первые костюмы были сшиты, вернее, куплены в «Машбире». И мы стали выступать.
Мой коллектив, хотя и числился в ведомостях как кружок танцев, можно было с гордостью назвать ансамблем. Мы целый вечер потратили на обдумывание имени и вот решили назвать его «Ласточки». Это название пришло по ассоциации с кинофильмом «Небесные ласточки». Мои ученицы напоминали мне тех чудесных девочек из приюта: такие же нежные, милые, влюблённые в танец и музыку.
В течение первого года ансамбль несколько раз выступил в клубах и хостелях нашего города. А вскоре мы попали вместе с другими ашкелонскими коллективами на фестиваль «Звезды Негева» в Эйлате.
И там случилась удивительная история: «Ласточки» были замечены, жюри высоко оценило мои педагогические способности, и нас пригласили участвовать в проекте «Дети Израиля покоряют Францию». Проект предусматривал три направления: знакомство с европейской культурой, в частности с Парижем, обмен опытом творческих коллективов, оздоровление детей.
Я была на седьмом небе и в то же время страшно расстроена. Даже при том, что поездка была субсидированной, долларов мне всё равно не хватало. Пришлось обратиться за помощью к Игорю, прекрасно понимая, что вхожу в полную зависимость от него, но другого пути у меня не было.
При условии, что Людмила ничего не узнает, он торжественно вручил мне доллары, не откладывая в долгий ящик искреннюю мою «благодарность», достойную этой суммы по валютной сделке на 50 процентов. Вторую «благодарность» я буду ему должна после возвращения из Парижа. Но Париж того стоит! Тем более что я не собиралась, увидев его, умереть. Наоборот, пришла уверенность, что это только начало.
И вот, когда, казалось, всё уже утряслось, посыпались новые неприятности. Буквально за пять дней до отъезда кто-то из родителей стал наводить справки о руководителях поездки, вплоть до того, что залезли в Интернет, выискивали все адреса и данные. Кто-то узнал о том, что первые две поездки были не столь безоблачными. Наконец, часть родителей, так и не поверив в полную гарантию безопасности, не пустили своих детей в Париж. Их можно понять, но меня это страшно огорчало, так как пришлось буквально на ходу разучивать с оставшимися участницами ансамбля новые движения и куплеты песен, вместо того чтобы спокойно собираться в дорогу.

* * *
Наконец, мы приезжаем в аэропорт «Бен-Гурион». Я сразу поняла, что дело плохо: организация вылета никакая. Мой ансамбль попал в группу, летящую вторым самолётом. В первом же самолёте должна была лететь, приблизительно, половина всех участников – это сто пятьдесят человек. Произошла путаница со списками, форменная катастрофа. На посадку мы попали за 45 минут до вылета, и всё, что мы смогли сделать, это сходить в туалет. Так что «Дьюти-фри» пролетело мимо. Ладно, не жалко, денег всё равно было в обрез.
Убедившись, что все мои воспитанницы в самолёте, и плюхнувшись на своё место, я буквально вырубилась. Проснулась, когда объявили посадку. Был час ночи.  Вскоре мы были уже в гостинице.
В программе было предусмотрено, что старшие дети будут проживать в семьях парижан еврейской общины, младшие – в одном из центров. Но в последнюю минуту выяснилось, что семьи не готовы принять израильских детей (по-видимому, из-за сложной – правильнее сказать антисемитской – ситуации во Франции), и все группы поселили в гостинице, в трёхместные номера с кондиционерами и душем. Плохо было то, что гостиница находилась очень далеко от центра.
«Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля!» Это в той песне, а в Париже утро встретило нас дождём. За окном вид столицы Франции, но не лучшая её часть. А на душе всё же праздник. Я в Париже! Эта мысль согревала, к тому же очень скоро дождь закончился, можно было прогуляться по городу.
Но сначала завтрак. Вот первый сюрприз! Наших детей, избалованных едой в израильских гостиницах, завтрак страшно удивил. По правде сказать, он был очень скудным: булочки с повидлом или с маслом, чай, кофе, какао. Существенного, даже сыра, не было совсем.
Первое знакомство с Парижем мы решили начать просто с прогулки по городу, найти какой-нибудь парк и отдохнуть там, чтобы набраться сил для выступлений и дальнейших экскурсий. Ведь у нас четырнадцать дней впереди.
С восхищением мы бродили по улицам, любуясь   архитектурой Парижа. Каждый дом – новая архитектурная находка. Очень красиво оформлены балкончики и окна: ниспадающие цветы, ажурные решетки. Вскоре мы поняли, что совсем заблудились и до парка нам без помощи знающих парижан не дойти. А таковых оказалось очень мало, во всяком случае, дорогу к парку, который значился на карте, никто подсказать не мог. На наше счастье, встретились супруги – русские эмигранты, приехавшие в Париж много лет назад. Они взялись довести нас до места. По дороге, естественно, начались расспросы. Ещё в Израиле по инструкции службы безопасности детей просили лучше молчать или не говорить на иврите с чужими людьми. Израильских детей не надо просить или пугать дважды. Тем более что русский для многих был родным от рождения.
Парк оказался чистым, уютным, никаких тебе костров с шашлыками. Сочная трава, цветы, мостики, отдыхающие люди. И мы отдохнули, насладились природой, полюбовались на чёрных лебедей. На обратном пути в небольшом магазинчике купили воды и багеты. Евро тратить на еду было очень жалко, но голод не спрашивает о количестве валюты в карманах.
Возвращаясь в гостиницу, снова и снова удивлялись красоте домов и улиц, правда, как нам показалось, парижане этой красоты уже не видят. Привыкли. Да и, похоже, настоящих французов-парижан очень мало. В основном приезжие: арабы, негры и прочие народы.
Мои девочки устали, но были довольны прогулкой. Возвращались, предвкушая сытный обед, но оказалось, что его не организовали, так что всем предложили пойти в «Макдоналдс» и поесть самим. Дети, услышав о «Макдоналдсе», обрадовались, педагоги же были огорчены, так как понимали: что-то не складывается.
Вечером опять плохая организация ужина. Сработал инстинкт выживания в трудных условиях – нашли забегаловку французских арабов, накормили детей восточной кухней – она им ближе.
Уже поздно вечером, перед самым сном педагогов вдруг вызвали на собрание. Появилась надежда, что всё сейчас прояснится, но Яснопольский (руководитель всего «турне») не приехал. Ещё бы – в 11 ночи! До нас ему добираться из какой-то гостиницы за городом, где он обустроился с семьёй, явно не хотелось. Он обещал появиться на следующий день, чтобы организовать поездку по городу, правда, при этом потребовал от педагогов (по телефону!) определиться с автобусами, так как больше трёх заказать не может.
Тут же началась грызня из-за автобусов. Меня, как новую репатриантку (почему-то вспомнили о моём статусе!) отодвинули на третий автобус вместе с другой группой из Ашкелона (как по анекдоту: а их-то за что?). Спать пошли в плохом настроении, но с надеждой, что с завтрашнего дня всё пойдет на лад.
Наутро открылась ещё более печальная картина. Оказалось, что ближе к ночи вторая группа из Ашкелона решила не тратить время на эту поездку, и руководитель, никого не предупредив, сам позвонил Яснопольскому. Тот, недолго думая – ведь ночь на дворе! – сразу снял третий автобус, не позаботившись о том, что же будет с моей группой.
Утром я попыталась красиво решить этот вопрос с другими преподавателями. Глухо. Никого чужие проблемы не интересуют. И тут я решилась! Мы взяли автобус штурмом! Ворвавшись первыми в первый автобус, мои «быстрокрылые ласточки» заняли места, и тут уже все вопли в наш адрес разбивались о глухую стену. Мы не вышли!
Даже приехавший в последнюю минуту «граф» Яснопольский ничего не смог поделать. Пристально посмотрев в мою сторону, он покачал головой, но ничего не сказал (и на том спасибо!), а принял Соломоново решение: оставшейся группе предложил поездку в музей Дали. По мне так не хуже, но не устраивать же торги, когда каравай уже в руках.
Интересно, что после этого случая меня стали уважать и со мной считаться. Наверное, боялись связываться.
Поездка по городу оказалась замечательной! Получили море удовольствий! Мы много фотографировали, у нас был чудесный водитель, который старался останавливаться везде, где только можно, и заменял экскурсовода, которого нам так не предоставили. Не знаю, как проходила экскурсия во втором автобусе, так как там был шофер-француз, не говорящий на иврите.
После экскурсии мы приехали в столовую. Повар – бывший израильтянин-сефард приготовил кошмарную еду, которую никто не мог есть: перчёная, недожаренная сосиска, на вид – красный страшный член. На десерт – арбуз, холодный и несладкий. От гостиницы эта столовка была страшно далеко – на другом конце города. Уж не знаю, почему была выбрана именно эта забегаловка, думаю, из-за её кошерности. 
Добрались до гостиницы поздно вечером, абсолютно разбитые. Прекрасные ощущения от экскурсии по городу были уничтожены последними часами поездки в метро Парижа. Ох, сколько раз я вспоминала чистое красивое Московское метро!
Спать легли с большой надеждой на следующий день, так как нас ждал Версаль.
И вот он! Версаль произвел грандиозное впечатление, не забытое мною до сих пор. Но, гуляя по парку, осматривая дворец, я не могла не сравнивать всю эту красоту с роскошностью и блеском Петербурга и его пригородов, поразившими меня когда-то.
В апартаменты короля мы не попали: туда отдельный вход и особые цены. Мои девочки не захотели тратить свои евро «на какого-то короля». Действительно, зачем нам король, если у нас демократическое общество? А вот и первый сюрприз от одной моей воспитанницы. Прямо в одном из залов дворца она позвонила по мобильному в Израиль (ближний свет!): «Папа, здесь такая красотища! Столько золота! Я думаю, что если бы нам маленький кусочек взять, то мы бы очень хорошо стали жить!» Вот так и передаются революционные настроения. Наверное, её дед брал Зимний. По крайней мере, его мечта – отколупать кусочек от стен дворца перешла к его внучке. 
На ужин привезли в ту же самую еврейскую столовую, но теперь прислушались к капризам наших детей, пригласили на вечер русскую повариху (как хорошо, что в Париже много эмигрантов из России!), и она приготовила курицу с картошкой. День удался, дети накормлены, все двинули в гостиницу на другой конец города.
Но тут навстречу нам вышел дядька Черномор и сообщил, что завтра нас перевозят в новую гостиницу.
Очень интересный экземпляр этот Яснопольский. В начале поездки он показался мне очень деловым и приятным человеком. Он был моим героем. Статный, подтяну-тый, вежливый. А его глаза… «Эти глаза напротив. Что это? Что это?» Я замирала при каждом его взгляде. Сердце моё стучало от волнения. И только здравый смысл подсказывал – он не твой, он захомутованный. 
Но через короткое время я поняла, что это очень сложный и неординарный человек, который живёт в другом мире и в других измерениях. Сначала это вызвало во мне ещё больший интерес к моему герою. Абсолютно не было понятно, когда он говорит правду, а когда врёт. По его словам, во всём были виноваты мы, педагоги и дети. Он ни разу не сознался, что плохо организовал этот тур. Его минутные встречи заканчивались какими-то мелкими перепалками с педагогами и нервным требованием сделать то-то и то-то. От него веяло таким авантюризмом, что порой удивляло, как, действительно, все педагоги начинали плясать под его дудку. А впрочем, что они могли ещё сделать или потребовать?!
Что ж, с утра переезжаем в новую гостиницу. Сама гостиница выше классом и в более престижном районе, ближе к центру, с усиленными мерами безопасности. Тут же танцевальный зал, где три раза в неделю устраивались дискотеки, теннисный корт, столы для малого тенниса, смотровые комнаты с телевизорами, актовый зал и зал для конференций, где можно было проводить репетиции. Хороший бар. Для нас предусматривался только завтрак и ужин, без обеда, но и возить детей на другой конец Парижа больше не хотелось. Решили справляться своими силами.
Все уже были довольны и счастливы. Но тут оказалось, что Яснопольский снял только сто пятьдесят мест, вместо ста шестидесяти пяти (нечаянно забыл о преподавателях!), так что пятнадцать  человек не имеют мест для сна. К тому же на одного человека в каждой группе не досталось талонов на еду.
С этими проблемами справились легко. Каждая группа взяла на себя по одному человеку. Мои девочки потеснились. А с едой вообще не проблема. Мы – люди привычные: меня учила Россия, а моих саброчек – доброта Израиля.
Погода тоже нам улыбнулась. Вернее, улыбнулась добром – весь день лил дождь, что было бы очень жаль, если бы у нас была намечена экскурсия.
Так наше устройство на новом месте прошло спокойно. Мы отдохнули, а вечером начались репетиции. Надежда на то, что мы приехали покорять Париж своим творчеством, ещё грела наши души. И хотя день прошёл впустую, но у нас в запасе, как нам казалось, ещё много дней.
Всю ночь мне снилась Мона Лиза. Она улыбалась и грозила пальчиком. Поэтому с утра я сразу решила везти девочек в Лувр. Но, похоже, Лиза недаром грозила мне: не успели мы войти в музей, у самого входа вдруг «запел» мой мобильник, и голос графа Дракулы напомнил мне, что сегодня моя группа дежурная, и я должна ехать готовить сэндвичи. Это ещё одно изобретение нашего «добренького» организатора: оправдывая затраты на сухой паёк, он постановил, что каждый день кто-то из руководительниц должен был дежурить, то есть привезти на всех бутерброды из той далёкой еврейской столовой в гостиницу.
Самое обидное, что билеты были уже куплены и, если бы мы вошли в музей, то меня оттуда ничто не могло бы увести. Но…
Моей напарницей оказалась тихая интеллигентная руководительница из Ашдода. Так что, прихватив с собой четырёх наиболее сильных девочек из своих групп и оставив остальных детей на попечение других педагогов, мы двинулись делать злополучные сэндвичи, надеясь на быстрое возвращение…   
Мы возвратились в Лувр только к четырём часам. Гулять по залам музея, а тем более, идти к Моне Лизе не было сил. Да и вряд ли Мона Лиза удостоила бы сейчас меня своим взглядом. Ведь нам пришлось не только ехать через весь город делать эти сэндвичи, но всё это ещё тащить на себе в метро, так как «граф» не захотел оплатить такси. Более того, он и нам запретил брать такси, узнав о том, что мы хотим оплатить его за наш счёт. К тому же наорал на нас, узнав, что мы приехали в таком малом составе, а не всей группой.
Я просто была убита его перевоплощением. Всё лучшее, что мне виделось до этого в моём «герое», постепенно исчезало. Он оказался мелким, непорядочным жадюгой. Мало того, что не заплатил за жильё пятнадцати человек, лишив их ужина, так он ещё заставлял руководителей на себе тягать эти булки через весь город только потому, что за них как раз было заплачено. Хотя мог предложить нам самим продумать так называемый обед (те же булки, но в лучшем варианте), но у него даже глаза вылезали из орбит от ужаса, когда ему это предлагали. Ведь он, граф Табуреткин, уже за них заплатил! Он потратился!..
Ох, уж этот бизнесмен! – привёз свою семью на отдых, проживал где-то в шикарной гостинице в окрестностях Парижа, явно проворачивая свои махинации на детях, и пожалел 10-12 евро на такси! Интересно, что собой представляет его жена? Наверное, такая же жлобиха?!
А ведь получается, что мы ещё должны благодарить такого человека за то, что взял нас в Париж. А то, что этот Париж «намазывается» вот такими сэндвичами, которые, кстати, бросаются в урну, он не понимает. Почему в урну? Потому что дети получают их после того, как добираются до гостиницы, а это к вечеру. После ужина, естественно, уже не хочется жевать эту «сухомятину». Возможно, только некоторые дети, кто не наелся на ужин, перед сном съедят причитающиеся им бутерброды. Но какой воспитательный процесс?! Хлеб в урне! Это наши-то дети, которые в семьях знают о блокадном пайке, которые знают о кусочке хлеба в гетто. У себя в доме, думаю, многие не посмеют бросать хлеб в мусорный бак только потому, что не хочется есть. Это наши дети, которые видели на улицах Парижа бомжей, просящих милостыню. Вот уж позор на нашу голову!
Переспала с какой-то болью в груди (кстати, Мона Лиза мне уже не снилась), но на утро встала бодрой. Погода чудесная! Душа поёт. Можно сказать, музыка двинула к Собору Парижской Богоматери (Нотр-Дам де Пари). Сначала разделились на две группы. Часть детей поднялись на смотровую площадку Собора, а часть – сразу вошли в Собор.
Внутри Нотр-Дам не был освещён, но величие необыкновенное. Мы посетили сокровищницу кардинала. Вышли и стали ждать группу, которая спускалась со смотровой площадки. С ней я направилась в Собор второй раз. И тут произошло чудо: началась субботняя месса, зажгли люстры, кроме того, осветили орган, и полилась органная музыка. Я прошлась ещё раз, уже по освещённому Собору, замирая от восторга. Даже ради этих часов стоило прилететь в Париж!
Насладившись музыкой и красотой внутреннего убранства Собора, мы зашли в сад, немного отдохнули, обмениваясь впечатлением от увиденного. Я ощущала себя как во сне. Но жизнь вдруг напомнила, что всё это реальность. И здесь уже другие краски, другая история. Пока мы были в саду, оказалось, что какой-то антисемит намалевал на стене Собора: «Смерть евреям». Полиция оцепила Собор, это происшествие сразу стали транслировать по телевидению. У моих подопечных тут же зазвонили мобильники: естественно, родители из Израиля. Там израильское СМИ уже всех подняло на уши. Взволнованные родители подробно передавали увиденное по ТВ, а мы – за углом – ничего не слышали и не видели. Да и слава Богу: и так были постоянная настороженность и волнение, а уж если бы узнали сразу, возможно, пришлось бы убегать с этого места. И тогда не увидели бы освещённого Собора, не услышали органной музыки. А «Нотр-Дам де Пари» не открыл бы нам своей особой тайны.
Непосредственно на себе мы антисемитизма не чувствовали почти до конца нашего пребывания в Париже. Возможно, это из-за того, что говорили только по-русски, и нас принимали за группы из России. Не знаю, что бы могло случиться, если бы дети говорили на иврите. Правда, несколько раз ситуации в метро настораживали, когда кто-нибудь из арабов пристально всматривался в лица моих девочек. Но, к счастью, многие были светленькими и типичностью еврейских лиц не отличались.
Вообще, французов почти не видно, зато очень много арабов и негров. К арабам за помощью мы не обращались, а негры – очень приветливые и добрые люди. Опять-таки, как я могу предположить, из-за того, что не понимали, откуда мы.
Наконец, погода заметно улучшилась, и мои «ласточки» решили покататься по Сене. Чудесная поездка! Экскурсия  проходит под объяснения на разных языках. Так что с большим интересом и пониманием мы слушали радио-гида на русском языке, наслаждаясь красотами Парижа. Волшебный город! Так жаль, что мы вынуждены постоянно спускаться в метро и не видеть всю эту красоту! К тому же в метро страшно трудно ориентироваться, мы постоянно путаемся, тратя на это много времени, нервов и сил.
После поездки по Сене сразу двинулись к Эйфелевой башне, где пробыли до вечера. Часть детей, чтобы не платить за лифт, поднялись на башню пешком, а я с младшими детьми предпочла лифт. На смотровой площадке первого этажа мы насладились видами Парижа, а, утомившись и проголодавшись, решили перекусить в небольшой закусочной. Увы, нам, в очередной раз не повезло, нас беспардонно обманули (к гостям столицы не очень благоволят, если те не говорят по-французски): заплатили за шесть порций, получили три. Что-либо потребовать было невозможно: язык, даже английский, здесь не котируется. Очень патриотичные французики попались: «только французский, силь ву пле!» Спорить было бесполезно. Пришлось проглотить и этот злостный обман, и поделённые пополам сосиски.
Спустившись вниз и отдохнув немного на травке около Эйфелевой башни, мы двинули к гостинице, но, не зная, как добраться, обратились к полицейскому. Оказалось, он допустил ошибку (не знаю уж, специально или случайно), и мы долго плутали в метро.
Красота Парижа так не сочетается с жуликоватостью его жителей. Везде стараются надуть, обмануть, в метро полно воров. В первый же день у одного родителя из беэршевской группы украли портмоне. Конечно, он сам виноват, что пренебрёг предупреждением, о котором нам говорили при инструктаже в Израиле. Зато всем остальным – наука на все дни! 
Метро сильно отличается от московского. Здесь нет ни дежурных, ни особой красоты и убранства, постоянно не работают входные двери. Мы так и не поняли, как пользоваться билетами. Очень много бомжей, мрачных переходов, где одному человеку очень неприятно и страшно находиться. 
Наши материальные возможности были слишком малы, а продвигаться по улицам Парижа, как мы поняли уже в первый день, сложно и долго. Поэтому, немного поколебавшись, решили иногда пользоваться советом одной группы. Покупается билет на одного человека. За ним пристраиваются два-три (благо очень тоненьких) ребёнка, и все вместе проходят через вертушку, которая улавливает их как одного толстого человека. Остальным открывают дверь входа или выхода.
Мы, конечно, долго не рисковали: совесть не позволяла, да и боялись попасться. Но после того, как увидели, с какой скоростью тают евро, решились, а для контролёров придумывали байку про три купленных билета, которые всегда я носила в кармане, на всякий случай.
Эти наши мытарства наталкивали меня каждый раз на мысль: ведь если бы подавались автобусы, хотя бы до центра, нам не приходилось бы с мучением добираться туда на метро, оплачивая немалую сумму за билеты. Но это уж точно для «кремлевских мечтателей»!
Диснейленд был мечтой всех детей. В него мы намеревались попасть с первыми лучами парижского солнца. Нас и привезли туда к 8 утра, но организация опять подвела. Пришлось почти полтора часа стоять у входа, пока принесли билеты от Яснопольского. На билетах – 20 евро для взрослых, детям – бесплатно. Опять этот тип нас надул! Ну, потрясающий мужик! Вероятно, он-то знал, что группы имеют громадную скидку. Но нам он, естественно, не сказал, заранее содрав по 50 евро, как за индивидуальный билет. Да и в Диснейленде пришлось потратиться дополнительно на питание – ведь провели там целый день. Но Дисней стоит того, чтобы раскошелиться!
Мы покатались на кораблике времён Тома Сойера, посетили дом ужасов, пещеру пиратов, зашли в раздел детских сказок. В интереснейшем ресторанчике 18-19 веков пообедали в комнате с камином. Уже к вечеру, уставшие от увиденного, прокатились по первой железной дороге. Всё волшебно, пьяняще, вкусные запахи,  природа и, как настоящие, звери. И, наконец, под вечер начался парад принцев и принцесс. Мои дети в восторге, я и сама радуюсь, как ребёнок, от всего того, что вижу.
Мы покидали город детства, когда зажигались огни. Диснейленд всегда закрывается большим фейерверком. Говорят, это – чудо! Но… нас увозят.  Объяснений никто не потребовал, да и никто не собирался с нами объясняться. Зато снова проблема: не хватает автобусов. После долгих  переговоров и перепалок с водителями, наконец, детей рассадили по трое. Ну, конечно, а то как же добраться до гостиницы?
Увы, на следующий день мои «ласточки» не в состоянии не только летать, но и щебетать. Дала им возможность отдохнуть, а сама на полусогнутых рванула в музей «Орсэ». Если не Мона Лиза, то без встречи с импрессионистами я не могу остаться.
А вечером снова репетиция в надежде на выступление. Правда, уже никто не понимает, почему нет афиш о коллективах из Израиля? Кто придёт на наш концерт? Строжайшая конспирация!
Уже поздно вечером вдруг назначили срочное собра-ние. У меня заныло под ложечкой, даже не захотелось видеть этого прохвоста. Конечно, он снова огорошил очередной новостью: поездка закончилась, группы вывозят из Парижа. Причем это делается таким образом. На следующий день, после завтрака, к 9 утра все должны спуститься с вещами в вестибюль. Багаж будет закрыт в каком-то зале, а мы целый день, до ужина, должны шляться по городу. В 21-00 состоится концерт (Неужели?!), после которого нас посадят в автобусы и повезут на ночную прогулку по городу до самого аэропорта (это уже интересно!). Под утро нас привезут в аэропорт сразу к регистрации самолёта.
Возмущаться никто не стал: наверное, не было сил, к тому же многие понимали, что это не из-за безопасности, на которую постоянно кивал мой антигерой. Его глаза с поволокой и такие речи, во время которых он умело наращивал страсти и жути, приводили к тому, что все верили. Но через несколько минут после расставания, с глаз спадала пелена, и приходило понимали, что это очередная брехня, чтобы сделать то, что ему хотелось сделать.
Например, его история о плохом поведении наших детей ночью, из-за которого нас, якобы, выгоняют из первой гостиницы. Когда это не подтвердилось, он придумал историю о том, что дети были замечены в тот момент, когда они бросались хлебом в столовой. И, наконец, директор гостиницы – еврей, и он очень боится за нас, так как в гостинице много арабов. Вот уж лицемерие. Возможно, хозяин больше боялся за свой бизнес, но не за нас. В любом случае, это была очередная утка, чтобы перевести нас в другую гостиницу, так как, по каким-то причинам, эта была заказана только на три дня.
Уже в Израиле я узнала, что «Мисрад-битахон» (Министерство безопасности) отказало руководителю вывозить 150 детей в Париж, и он сделал это на свой страх и риск. Как он оформлял нас, трудно понять. В любом случает, ни о какой серьёзной безопасности речи быть не могло. Ведь даже по просьбе некоторых преподавателей он не захотел платить за последнюю ночь в гостинице. В дальнейшем оказалось, что детей просто перевезли в аэропорт и бросили в зале ожидания, спящих, уставших от того концерта, который с таким воодушевлением они давали три часа назад. Это ли не кощунство!
Я представила себе, что если бы это были не еврейские дети, а дети русские, украинские… что бы сейчас творили их родители. Какой бы всплеск антисемитизма вызвал этот человек!
Но в то утро, спустив вещи в зал, группы разбежались за последними радостями Парижа. Я со своими «ласточками» полетела на Монмартр. Погода была прекрасной, но пока добирались, испортилась, полил дождь. Мы спрятались в Соборе Сакре-Кёр, стараясь переждать непогоду, но дождь не переставал. Может, Париж оплакивал наше прощание с ним?
Дождь лил как из ведра, а дети, как назло, не взяли зонты. Я страшно волновалась, что они заболеют перед самой дорогой, но, к счастью, всё обошлось.
После ужина, все коллективы стали готовиться к концерту. Наши воспитанники были счастливы не менее нас, педагогов, которые уже потеряли надежду хотя бы на одно выступление. Концерт закончился такой благодарностью Яснопольскому, что подумалось, не растопят ли они этим сердце буржуя. О, как мне хотелось вновь увидеть в нём своего героя! Увы! Он был, в лучшем случае, Карабас Барабас. И сердце его не дрогнуло.
Ночью прибыли автобусы, и нас повезли… не на экскурсию по ночному Парижу, а в аэропорт, бросив в холодном зале прямо на полу и железных стульях – дожидаться рейса в Израиль. Если это из-за того, что израильской делегации отказали в гостиничном «битахоне» (безопасность), – то и на том спасибо. Не буду скрывать, в последние два дня мы обратили внимания на то, что в гостиницу поселилась группа арабов, я бы сказала, внешний вид которых действительно очень настораживал, особенно, когда они пристально смотрели на наших детей. Сразу стало меняться отношение и гостиничного персонала: они перестали нас обслуживать в баре, отворачивались, когда мы о чём-то просили даже по-французски. И всё же, никакой «битахон» в парижском аэропорту не ощущался.
Уже в полёте меня мучил вопрос: как он мог допустить такую ночь? Ведь узнай кто-то из террористов, что такое количество еврейских детей находятся в аэропорту (и заметьте, у самого входа!), незащищённых, спящих, уставших, страшно даже представить, что могло бы случиться. Может, это наивность доброго богатого человека? Сам он честно спал в этом же зале (и на том спасибо!), оберегал нас от террористов. У него даже был пистолет!.. 
Родитель одной из групп снял на кинопленку спящих детей, уверяя, что обязательно поднимет в суде эту историю. Но я уже не верю в его победу. Почему? Да кому нужна эта правда? Для преподавателей? В конце концов, они сами взяли на себя такую ответственность. Многие были знакомы с Яснопольским, считали его порядочным и культурным человеком, верили ему. В жизни Израиля такие люди, как он, нужны, хотя бы для того, чтобы организовывать фестивали и конкурсы. Уже не говоря о том, чтобы вывозить в Париж.
Очень жалко, что так проходят уроки жизни для некоторых, в общем-то, опять-таки наивных людей. Но это жизнь, и в каждом её кусочке есть и доля печального, и доля радостного. Рано или поздно и я прощу этому человеку и мои волнения, и недоразумения, и эту страшную ночь в аэропорту. Мне ведь тоже надо где-то показывать своих талантливых детей, вывозить их на фестивали и конкурсы.
Мой «герой» оставался ещё в Париже и с каждым преподавателем прощался красиво, пожелав приятного полёта в Израиль. Я тоже поблагодарила его, потому что открыла для себя простую истину: пройдёт время, забудутся и эта ночь, и усталость, и волнения... Останутся в памяти улицы Парижа, Эйфелева башня, Диснейленд, Собор Парижской Богоматери, Версаль, прогулка по Сене…
А ещё это тёплое ощущение родной земли. Когда шасси самолёта коснулись беговой дорожки, дети закричали на иврите: «Мы дома! Мы дома! Мы в Израиле!» У меня комок подкатил к горлу, и я, чтобы не заплакать, посмотрела в иллюминатор.
Ах, мой милый Чацкий, как ты был прав: «И дым Отечества нам сладок и приятен!»