В дождливый день. Одним файлом

                «Дворники» елозят по лобовому стеклу, разделяя его на две половины: внизу, под двумя полукружьями, темно-серое мокрое шоссе, по обочинам -  красные на белом стрелки указателей извилистой дороги, темно-зеленые, нахохлившиеся сосны да ели. Ни верхушек деревьев, ни неба не видно: прячутся в верхней половине стекла, словно пергаментом затянутой дождевыми каплями. 
                Настроение под стать погоде. Без особой причины: просто дождь. Что-то настырно рассказывает экскурсовод, не давая заснуть.
- Четырнадцатый век…
Ничего не отзывается в душе. Так давно, словно бы никогда и не было.
- Ольгерд - Великий князь Литовский, сын его Ягайло и брат Кейстут. Витовт - сын Кейстута…
Все это лишь слова, за которыми не видны люди. Какими они были?
Капли дождя прочерчивают полосы на немытых боковых стеклах автобуса. За окном – речка, пока еще зеленые откосы, но уже почерневшие голые стволы деревьев, маленькие домики, крытые шифером, в каждом – свои проблемы.

                ***

                После тридцати лет княжения Ольгерд удалился в монастырь. Попытки скрыть настигшую немощь - тщетны, в этой битве ему не суждено выйти победителем. Медленно опускается солнце, мрачнеет лес за окном монастырской кельи, словно кто-то сдергивает с него слой за слоем тончайшие восточные ткани, расшитые золотом, а вместе с уходящим светом укорачивается и остаток жизненного пути Великого князя.
- Приблизься, - сотрясаемый кашлем, Ольгерд зовет Кейстута, задержавшегося у дверей кельи и не имеющего сил ни уйти, ни остаться.
- Просьба к тебе. Последняя…
- Что ты, брат. Рано о последнем желании заговорил.
 Кейстут отводит взгляд, не желая видеть, как изменила болезнь того, кто был опорой для друзей и умел держать в страхе врагов. Сухая кожа на обескровленном исхудавшем лице, глубоко провалившиеся выцветшие глаза, заострившийся нос.

                В 1345 году Кейстут, сын Гедемина, князь троцкий и жмудский, взяв Вильно, посадил брата на великокняжеский престол: «Ты старший, тебе и быть великим князем, а я при тебе буду». Ольгерд, князь кревский и витебский, воздержан в забавах и питии, свободно владеет иностранными языками, «разумен и любомудр», как говорят летописи: не только силой, иной раз и коварством земли завоевывает. Младший брат - политик никудышный, но благороден и отважен. Обликом схожи: оба выше среднего роста, на обветренных лицах выделяются голубые глаза, густые светлые брови, у обоих в русой бороде и усах рано появившаяся седина. Тридцать лет сражались братья, расширяя владения Великого Княжества Литовского: Ольгерд – на востоке воевал с московскими князьями, Кейстут на северо-западе бился с немцами. На тридцать первом - настало время перемен. 
               
- Ягайло на мое место, - с трудом выталкивает из себя слова Ольгерд.
Двенадцать сыновей у Ольгерда. Почему он выбрал не старшего сына от первой жены, Андрея Полоцкого, а именно этого, от второй, тверской княжны Юлианы?   В летописях чего только не пишут: и ленив Ягайло, и бесхарактерный, и к роскоши склонен… 
Что толку гадать, как могло бы все повернуться по-другому.

               
                Старшие сыновья Ольгерда Андрей и Дмитрий, не ожидая рассвета, в гневе покинули дворец: княжеский совет Гедиминовичей не поддержал их притязания. 
                А разгорающийся день солнечными лучами заглядывает в окна, играет с золотом и драгоценными камнями, украшающими массивный трон литовского государства, освещает нового Великого князя. Кейстут, поддержанный сыном Витовтом, исполнил последнюю волю брата, вручив его наследнику отцовский меч, великокняжескую шапку и набросив на плечи горностаевую мантию. 
                Так было или по-другому, кто знает? Но досталось Ягайло мощное государство, простирающееся от Балтийского до Чёрного моря.

                ***

                Экскурсионный автобус, проехав по Брестскому шоссе, свернул на дорогу Барановичи – Гродно и остановился возле указателя на белорусском языке: «Сынкавiчы». По команде экскурсовода народ бойко вытряхнулся из автобуса. Цепочка странных людей под зонтиками потянулась к древнему… Хотелось написать храму, но уж очень то, что появилось перед глазами было непохоже на обычные православные храмы. Скорее крепость.
                Почему «странных»? На вопрос о том, что ищут люди в поездках за границу, исчерпывающе ответил Пушкин: «Ладно ль за морем, иль худо? И какое в свете чудо?». Но тут… в этой небольшой деревеньке из нескольких домов… Помолиться? Это можно сделать, не уезжая так далеко. Увидеть чудо? Но пока над всеми чудесами превалирует запах гниющего силоса, который не удается прибить даже дождю.
                Это понятно: рядом – четыре фермы, аромат которых и разносит колючий ветер, вырывающий из рук зонтики.
                А перед глазами приехавших - удивительное сооружение, в котором сплелись замковая, готическая и византийская церковная архитектуры.
                От готической крепости – восьмигранная башня, темно-красный кирпич фундамента, заложенные бойницы и угадывающийся силуэт замурованных кирпичом въездных ворот. Высокая двускатная крыша вписана в бездонное серое небо, фасад расчленен декоративными нишами на несколько ярусов. Каждый ярус отличается очертаниями, размерами. Это зрительно настолько облегчает массивное строение, что кажется вот-вот оторвется оно от земли под очередным порывом осеннего ветра.
У входа в храм табличка с надписью: «Памятник архитектуры конца XV – начала XVI века – церковь оборонного типа»
                Церковь не имеет аналогов в мире и считается шедевром архитектуры Беларуси.

                ***

                История быстро сдает свою колоду карт. Что для нее два – три года?  Взмах крыльев мотылька, неуловимый глазом. В жизни мгновенно передернутая умелым шулером карта делает друга врагом, врага – другом. Под влиянием ли матери, других советчиков, но спустя всего два года после восхождения на великокняжеский престол Ягайло вступил в тайные переговоры с крестоносцами, а еще через год без согласования с Кейстутом заключил перемирие с Ливонским орденом крестоносцев и тайный договор с великим магистром Тевтонского ордена. В договоре – отдельной строкой выделено: не оказывать военной помощи Кейстуту, «буде совершено на него нападение».

                Дальний родственник, воевавший на стороне крестоносцев, незваным приехал в Троки, где властвовал Кейстут, соскочил с коня, не глядя по сторонам прошагал в зал для приемов и поведал о совершенном предательстве.
- Почему ты говоришь мне это?
Ответ - как взмах меча:
- Кто предал одного – предаст и другого.

                Витовт не поверил наговорам на двоюродного брата: росли вместе, в речке купались, заслушивались рассказами об Александре Македонском, которые сказывала им на ночь мать Ягайло, княгиня Ульяна. Мечтали когда-нибудь, как и Александр, покорить весь мир.
                Но матерого волка поймать в западню не просто: жизнь научила Кейстута быть недоверчивым. Воспользовавшись тем, что Ягайло отправил свои войска к Полоцку, желая посадить там на княжеский престол младшего брата, Кейстут, взяв верных людей, немедля поскакал в Вильно.

                Разгоряченный охотой Ягайло направился в опочивальню. Мысленно он все еще мчался на коне за оленем, посмевшем ускакать в чащу, унося с собой стрелу, выпущенную князем, и снова переживал тот миг удовлетворения, который ощутил, настигнув непокорного красавца. Он опять был лучшим, первым. Ягайло с досадой поморщился, заметив открытую дверь в кабинет: «Забыл закрыть?» На полу какие-то щепки, стружки, листы бумаги…
                В кабинете сидел дядька.
«Нет, это уж слишком! Ворваться в мой кабинет!» - разъяренный Ягайло лицом к лицу столкнулся с не менее разъяренным Кейстутом:
- Презренный! – в лицо полетели грамоты да договор с печатью княжеской и подписью, подтверждающей союз Ягайло с крестоносцами.
Из разбитой печатью губы потекла кровь, вспомнились глаза настигнутого оленя за секунду до решающего удара…

                По одним источникам Ягайло после этого просидел год в тюрьме, по другим сразу подписал документ, признавая Кейстута Великим князем Литовским. Как бы ни было, Ягайло был отпущен и даже получил во владение Крево и Витебск, земли, оставленные ему отцом.

                ***

                Камень и кирпич, конечно, долговечнее людей. Но ураганы страстей человеческих, бушующих на земле не минуют и их. Сынковичская Свято-Михайловская церковь пострадала от разрушительной силы страстей не меньше, чем от прокатившихся по ней жерновов времени.
                В Гродненских Епархиальных Ведомостях есть упоминание о редких древних иконах, украшающих иконостас церкви. Вывезли их в Россию в годы первой мировой войны или уничтожили униаты, владевшие храмом в 20-30 годах прошлого века – неизвестно. В 1993 году, когда возобновилась деятельность церкви, от древнего храма сохранились только стены.
                С 2004 года здесь несет послушание отец Арсений. Он и встретил группу экскурсантов, пригласив зайти внутрь храма, темпераментно описывая первое впечатление от встречи с этим шедевром архитектуры: проваленная крыша, цементный пол да стены, выкрашенные масляной краской. Плюс разрушенная ограда, территория, заросшая бурьяном и приход – три старушки.
                Денег, выделенных из республиканского бюджета, хватило на восстановление крыши. Следующими должны были ремонтироваться фасады. Как часто бывает, финансирование этого этапа внезапно начавшись, также внезапно закончилось. Рабочие уехали, оставив стены в лесах. Эту картину мы и увидели в 2008 году.

               
                Что экскурсантам до того, когда и кем была построена церковь? На сто лет раньше, на сто позже… Они не специалисты, история для них – десяток полузнакомых имен, да несколько дат, случайно застрявших в голове со школьных времен. Привлекает тайна, а уж чего-чего, но тайн церковь в Сынковичах хранит предостаточно.
                Отец Арсений словно фокусник из рукава одну за другой извлекает загадки этого удивительного сооружения.
                Да, в архитектурной энциклопедии Беларуси, как и на табличке у входа в церковь, указано: конец XV – начало XVI века. Но…
                Хитро сощурившись, отец Арсений рассказывает о протоиерее Евстафии Михайловском, служившем в храме с 1872 по 1903 год. В церковных архивах хранятся сведения о том, что во время капитального ремонта церкви, сняв слой штукатурки, отец Евстафий обнаружил на внутренней стороне западной стены храма надпись на латыни: «Лета Господня 1347 О, Ольгерд, одних убивая, а других обвиняя, ты унизил государство». Вторая надпись, как бы возражающая первой, на южной стене: «Ольгерд славится дома и в войне. Сильно действует он мечом, заручен дружбою, умом, богатством. Год 1352 г.». Подлинность надписей не подлежит сомнению. Значит, XIV век?

                А воображение уносит на шестьсот лет назад. Давным-давно исчезло с карт мира Великое княжество Литовское, Русское, Жемойтское, возникшее в XIII веке на северо-западных белорусских землях и распространившееся к моменту своего расцвета от Балтийского до Черного морей с севера на юг, от Брестчины до Смоленщины с запада на восток. Но все так же подвластны страстям поступки людей, все так же существуют в мире предательство, обман и любовь.

                ***

                Ягайло, изгнанный из Вильно, переехал в построенный еще отцом неприступный Кревский замок. Все просто, без изысков: стены из валуна у основания и кирпича наверху образуют неправильную трапецию, по диагонали, наискосок друг от друга, две сторожевые башни, соединенные галереей. В большой трёхъярусной башне на северной стороне – покои князя. Стены расписаны фресками, в княжеских покоях - массивные окна, а в подвале – темница.
               
                Шулер по имени жизнь опять подменил колоду карт, и события завертелись со страшной быстротой. Подстрекаемый Ливонским орденом Ягайло уже в открытую поднимается против дяди. Воспользовавшись тем, что Кейстут отправился с войском в поход, Ягайло легко завоевал оставшийся без защиты Вильно, а затем направился к Троки. Встали друг напротив друга многочисленная армия Кейстута и Витовта с одной стороны и войско Ягайло, усиленное закованными в броню крестоносцами и огнедышащими орудиями.

                Случиться бы большой битве, да в последний момент появились послы от Ягайло, предложившие покончить дело миром, не проливая крови, дабы «он (Кейстут) получил свое, а мы (Ягайло) свое». Послы от имени Ягайло принесли клятву, что ни с Кейстутом, ни с Витовтом ничего плохого не случится, если они приедут к Ягайло заключить мир, а войска распустят. Тем не менее, едва отец с сыном появились в лагере Ягайло, их схватили, заковали в цепи и отвезли в Кревский замок.

- Вот вы и у меня в гостях, - расхохотался Ягайло, глядя на грубо брошенных ему в ноги Кейстута и Витовта.
Опираясь друг на друга отец с сыном поднялись.
- Проклинаю тебя, клятвоотступник, - голос старика так грозен, что даже приближенные Ягайло отшатнулись, зашептались:
- Не дело с Великим князем Литвы так обращаться, не простит бог.
Но Ягайло слышит только себя и упивается собственной властью:
- Проверим, чего стоит твое проклятье. В камеры обоих, в темницу.

                День сменял ночь, не заглядывая в камеру Кейстута: не было в ней окон. Никто и не видел, как вошли четверо, навалились на воина, и разъяренный то ли крик, то ли вой потряс замок. Трехметровые стены башни ни единого звука не выпустили наружу, лишь Витовт в своей камере оцепенел от этого крика, остальные продолжали заниматься своими делами.  Злодеяние свершилась.

                Можно долго рассматривать картину Войцеха Герсона «Кейстут и Витовт в плену у Ягайло». В чем-то она грешит против исторической правды. Нет в летописях упоминаний о том, что была вместе Кейстутом и жена его Бирута, сломленным изнеженным отроком изображен Витовт, но как надменно упивается властью Ягайло, как напуганы вероломством его приближенные и чего стоит героический профиль Кейстута.  Вот они, живые люди, вот так выглядели, вот так боялись, ненавидели и погибали. 

                ***

                Дождь наконец перестал. Черные стволы деревьев вздымают свои ветки в низкое, хмурое небо. Так вскидывают руки в молитве: «Помоги, господи». И где-то там, на горизонте, уже виднеется просинь, напоминанием о вере и надежде пробиваются солнечные лучи в сумрачный день.
                Уникальная церковь, возле которой мы стоим – словно символ всей Беларуси, на территории которой сошлись католический Запад с его готической архитектурой и православный Восток с традициями византийского зодчества.
                Разные стили незаметно и естественно проникали один в другой, и церковь возникала на месте крепости, построенной беженцами из Пруссии, расселившимися на белорусских землях. Жизнь переселенцев не интересовала летописцев, занятых родословными княжеских семей и междоусобными распрями, в летописях нет упоминаний о крепости. Но как иначе объяснить внешний вид церкви, напоминающий готические древнеевропейские замки и строительные материалы, датируемые разными веками, отдельных частей храма?

                Рассказ отца Арсения напоминает знаменитый танец с семью покрывалами. Как с каждым новым снятым покрывалом все более загадочной становится танцовщица, скрывающаяся под ними, так и с каждой новой историей церковь все глубже погружается в сумрак времен.
                Сравнительно недавно, при реставрации внутренней части храма, открылись различные надписи на стенах. Одна из них, датируемая 1213 годом, на греческом языке воспроизводит слова апостола Иоанна: «Возлюбленные! Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они. Православный Господь Иисус Христос со Духом своим».
                Можно предположить, что церковь существовала уже в XIII веке, а крепость достроили рядом или на ее месте. История очень неохотно расстается со своими тайнами: на территории Беларуси церкви часто разрушались и снова восстанавливались на руинах древних построек.
 
- А теперь, - улыбается бывший десантник в рясе, - я расскажу вам самую экзотическую версию даты возникновения храма, принадлежащую местному краеведу и археологу Василию Супруну.

                ***
               
                Витовт то забывался в беспамятстве, то приходил в себя, вновь и вновь терзаемый мыслями о жене, матери. Какую судьбу уготовил им друг детства? Счет времени потерян, невозможность отличить день от ночи гнетет особенно сильно. В очередной раз пришел в себя, услышав женский голос. Усмехнулся: блазнится…
                До боли знакомым показался голос, так веяло от него теплом и лаской, что не удержался, открыл глаза, заранее зная: ничего не увидит, кроме теней, брошенных на стены огарком горящей свечи, да мрака, окутывающего остальную часть темницы. Увиденное поразило: два силуэта женских.  Не веря себе, потянулся к одному из них:
- Анна?
И упал лицом вниз на солому: значит, жену ждет та же участь.
                Почувствовал, как женские руки раздевают его, приподнялся, терзаемый мыслью о запахе, которым пропитался в темнице и, словно издалека, услышал шепот:
- Потерпи, князь.               
                То ли Ягайло разрешил жене навестить Витовта, то ли она сама нашла способ проникнуть в темницу, но все летописи сходятся в одном: княгиня Анна помогла мужу бежать из замка, переодев его в женское платье.
                Женщине иногда удается то, что не удается мужчинам. Не умеет она останавливать войны, но умеет ждать и, если очень повезет, спасать любимых.

                Поздно спохватился Ягайло, не удалось ему настичь беглецов. Нашли они убежище в древней вотчине Витовта на острове посреди реки Березы в «полуразрушенном замке или крепости», как говорится в летописи.

                *** 

                Наконец мы пересеклись. Экскурсия в дождливый день и будущий Великий князь Литовский. С любопытством смотрим друг на друга. Мы так мало знаем про тебя, а ты про нас – ничего. Вообще-то все портреты Великих князей Литовских врут, они написаны по крайней мере спустя столетие, а то и два после их смерти. Но портрет Витовта все равно трудно найти. В летописях пишут: невысокого роста, плотный, длинные волосы… Не зря стражники не остановили его, переодетого в женское платье. Это то, что снаружи. А то, что внутри? О чем он думал возле этих стен, которые видели его так же, как видят сейчас нас? Мечтал о мести? Боюсь, мне больше понятны мысли княгини Анны, сознающей, что в жизни ее ждет много всякого, что не раз еще разлучит их, но вот сейчас, здесь они вместе…
               
 - В церковных летописях есть упоминание, что Витовт с женой Анной посещали Слоним в 1407 и 1409 годах, - продолжает свой рассказ отец Афанасий, - но нигде не оговаривается, что это было связано с какими-то политическими событиями.
Местные историки считают: заняв престол Великого князя, Витовт не забыл о полуразрушенной крепости, в которой они с женой нашли убежище. И в 1407 году, в 25-ю годовщину побега из заточения, уцелевшую башню перестроили в церковь как пожертвование за спасение. Храм был освящен в честь Архангела Божиего Михаила. Эта дата и считается днем рождения Храма. А приезд в Слоним в 1409 году мог быть связан с окончанием строительства храма, с его открытием.

                Конечно, эта версия уязвима. Но она позволяет объяснить и готику в архитектуре, и одинокое расположение храма вдали от больших дорог, и отсутствие вблизи церкви других оборонительных сооружений, например, земляных валов.

                А чудо все-таки в другом. В Сынковичской церкви - копия иконы Божией Матери «Всецарица», оригинал которой находится на святой горе Афон в Греции. На ней - Божья Матерь, восседающая на престоле, рядом два архангела, на коленях - Божественный Младенец. «Тот, Кто подаст вам облегчение на нелегком пути земного жития». Считается, что икона исцеляет от рака.

- Абраз дапамагае таму, каго Бог пачуе*, - говорит бабушка, с трудом присаживаясь на скамейку у входа в церковь. Здесь, в отличие от Минска, часто можно услышать белорусский язык. Да и неудивительно: на старобелорусском разговаривали Ягайло и Витовт, на старобелорусском писались унии и грамоты в Великом княжестве Литовском.

Мы отъезжаем, а наше место на стоянке занимает автобус с детьми из Республиканского онкологического центра.
Услышь их, Матерь Божия.


*Икона помогает тому, кого бог услышит – бел.