Прошлогодний снег

Часть первая
       

Бывает смысл, бывает слог,
И в текстах Вы читаете пролог,
Ведь буква с буквой бой ведут,..
И два пророка упадут.

         
 
Истинным последователям
      Христа  посвящается

                О,  Бог!   Спасибо   много   раз,
                Что переполнен мир глупцами,
                И,   что   хотя  один  лишь  раз,
                Вы   говорите   с   мудрецами,..
                … Иначе   бы   никто   из   нас,
                Не  восхищался  б мудрецами. 


     Ветер зашевелил бумажкой, лежащей на грязной, давно не знающем воды, асфальте. Закружил и понес по тротуару. Оторвал от дорожки, поднял в воздух и, спиралью кружа, начал играться, раскачивая из стороны в сторону, поднимая и опуская. Наконец, швырнул в лежащую кучу мусора возле переполненного бака. Ветерок стих. Устал от работы, отдыхает, а вдоль тротуаров и домов, валялись брошенные банки, бумаги, пакеты, создавая вид грязного неубранного города. Дома зияли провалом выбитых окон. Двери подъездов и магазинов были настежь открыты, некоторые сорваны с петель. Ветер и с ними пытался заигрывать, но ничего не получалось, и он бросил на старение, сорванные с петель, массивные двери. Тишина. И только нарушали покой порывы ветра, звенящие по асфальту пустые жестяные банки и скрип, разгоняемых ветром, металлических дверей. В зданиях не было ни души. Магазины были открыты, прилавки переполнены разнообразными продуктами питания. Все они, от готовой продукции до полуфабрикатов, были упакованы в обтягивающую прозрачную полиэтиленовую пленку, расфасованы для скорейшего употребления. На витрине стояли, припавшие пылью, игрушки, выражение лиц которых кричало: « Купите нас, мы брошены! Никому не нужны!» рядами на стойках висела готовая одежда, обёрнутая так же в пакеты, предохраняющие от загрязнения. Ветер в такие помещения ворваться не смог и поэтому здесь всё было на своих местах, как-будто, человек, только что покинул помещение, и если бы не кучи мусора в углах и слой нетронутой пыли на полу, можно было бы провести одну-две минуты в ожидании продавца и покупателя. Но весь товар и комната увешены густой и длинной, напоминающей рыбацкие сети, паутиной. Всё это говорило об отсутствии живых существ, и даже паутины были без пауков. Они, видно, тоже покинули этот мир.
   На улице стукнула дверь и заскрипела, отходя в исходное положение. Да нет, это порыв ветра. Баловень играется с предметами на пустынных улицах города. То, собирая в кучки отходы человеческого общества, то, перевернув мусорную корзину, разбросает весь мусор по улицам опустевшего города. Один! Один ветер – живое существо, носится туда-сюда, от безделья гоняет по дорогам пустые пивные банки, вспоминая футбольные матчи, когда можно было порывом своим отвернуть, летящий в любимые ворота мяч, или, неожиданно, сорвать с головы, гордо идущей дамы, шляпу и смеяться, глядя, как она, с детской наивностью, пытается её догнать. Люди. Скучно стало в покинутом городе. Где же все живое? Кануло в лету? А, нет. Вон за поворотом мелькнула тень. Куда же ты? Вернись! Да нет, это большой кусок тряпки, забытый хозяйкой, болтается на ветру. Когда-то это была простынь, а сейчас обтрёпанная серая тряпка, висящая на веревках для сушки белья. Безмолвное молчание, гнетущая безжизненная тишина, не нарушаемая жизнедеятельностью человека. Я понимаю, что праведник умирая, забирается от зла, но грешник должен остаться или все на Земле праведники. Почему она пустынна? Может, я сплю? А если ущипнуть себя, говорят, можно проснуться. Ущипнул. Не проснулся. Значит, не сплю. Тогда, что же происходит? Всё это в действительности? Не сон? И я стою на опустевшей, опустошённой Земле, окружённый безжизненными строениями, среди многочисленных отходов рук человеческих. Что оставил человек после себя? Грязную землю. Заброшенные дома. Неухоженные фасады зданий. И мусор, везде, куда проникал взгляд, мусор, разбросанные помятые банки, бумага, бытовые отходы. До чего же дошло человечество, если, покинув, оставило после себя неухоженное место. Чем они здесь занимались? Почему получился такой беспорядок? Мысли. Да, конечно, очищение души и тела от пороков, грязи и возмездия, это хорошо. Но начинать, нужно было, изнутри своей души, а заканчивать окружающим миром. Видно, до этого дело не дошло, а узнать об очищении души можно только по делам, делающим телом человека. До очищались, до выдумывали. И где теперь оно? Человечество, где ты?! Че-ло-в… земля содрогнулась, зашаталась. Грянул раскатисто гром. Что же это происходит? В глазах сверкнула молния так, что стало больно. Открыл глаза. На душе холодок одиночества. Один на всём белом свете. Не с кем переброситься словом. За окном гремит гром и идет сильный дождь. Ливень. Молния пронизывает небо от края до края. Подошёл к окну. Вода заливала оконное стекло, так, что ничего не просматривалось. Посмотрел на часы. Четыре часа десять минут. До утра ещё далеко. За окном заурчала подъезжающая машина. Фары осветили мокрое от дождя стекло и потухли. Странно. Было пусто, откуда взялась машина? Раздался удар, захлопывающейся в подъезде, двери. Интересно, кто-то ещё есть, кроме меня. Оказывается, я не один.  В доме напротив зажегся свет. В окне замелькали два силуэта. Смотри, вон ещё люди. Так что же это было? Неужели это действительно сон? Но я же щипал себя? И не проснулся. Сон наяву или как настоящая жизнь. Слава Богу, есть жизнь на земле. А я то грешным делом подумал, что конец света уже пришёл. Сегодня очень много говорят об этом. Да и обо всём другом. На Земле сейчас происходят интересные события. Всё чаще кометы напоминают о себе. Человек придумал третью мировую войну, после которой, останутся пустые города. Но война прошла. Какие-то мусульмане напали на христиан. Ну и что это за война?  Они воевали между собой от основания своих вероучений, но человек остался жить, и не опустели города. Этот странный сон, конечно, странный какой-то. Как жизнь. Такое чувство, что я это пережил наяву. Смогу ли я теперь заснуть или придется чем-то заняться, чтобы кошмары не доставали больше меня.
    Утром, открыв балконную дверь, вдохнул свежим, после дождя воздухом. Потянулся, посмотрел на улицу, на которой суетливо, переступая лужи, проходили пешеходы. Вспомнил свой сон и, радостно вздохнув, пошел умываться.
    Освежившись, благо есть ещё вода, начал готовить завтрак, но мысли одолевали. На днях прочитал сборник стихов неизвестного автора, а там было такое высказывание: «Счастье – это необузданная величина человечества!» Смотри, как сказано, и действительно, что было у человека до исторического периода? Ему показалось мало. Он завоёвывал земли, города. А, что сегодня? После напряженных лет жизни? Смерть смотрит в глаза каждому человеку, а он всё ни как не успокоится, желая счастье только себе, не понимая, что счастье – это коллективное чувство, а не одного отдельно взятого человека. Сколько людей, знаменитых во всех областях деятельности, пытались одарить людей счастьем. И что же получилось? В итоге, горе всегда преобладало. Потому, что счастье было сотворено только для небольшой кучки людей. А если бы каждый член общества жил для другого человека и пользовался медицинским термином: «не навреди!»  и при этом ещё правильно понимал слова: « Не желай ближнему своему то, что себе не пожелаешь!» Может быть, предки построили бы счастье для себя и других, живущих на Земле.
   За такими мыслями и за, свежеприготовленной чашкой чая, застал резкий звонок. Включился монитор входных дверей. За ними стоял Евгений. Человек интеллигентного вида, среднего роста, худощавый, ходит в любую погоду в костюме. Он является служителем «остаточников» как их называют в округе. Ещё одна, немаловажная деталь его костюма. Он считает, что костюм определяет исключительное положение начальника. А без костюма – это дружеский визит. На мониторе он виден был в костюме, значит, пришел как служитель. Со многими служителями приходилось говорить, но этот особенный. Хладнокровно-уверенный в своей правоте, при этом, многие, жизненно важные аспекты не знает. С усердием отстаивает точку зрения своей общины, даже, если она противоречит писанию, что подтверждает его фанатизм и преданность «остаточника.» Нажал на кнопку, дверь-автомат открылась, впуская непрошеного гостя, который, тщательно вытирая обувь о пылеулавливающий коврик, вошел в  квартиру. Пройдя в комнату, увешенную старинными картинами художников-экспрессионистов начала века и старинными иконами, с удивлением вскинул бровь, показывая этим не совмещение двух видов искусств. Поздоровался. Предложил чашечку чая. Оказывается, мы не договорили тему прошлой беседы, и он, по пути в свое собрание, зашел ко мне. Ну что же, поговорим.
  - Ваша идея о тысяча летнем царстве, конечно, завораживает, но нет гарантий, что будет так. Смотрите, что тогда получается. Грешный человек продолжает жить дальше и стремиться в высшую обитель, - Евгений замолчал, отхлебнул глоток горячего чая и продолжил, - как же не совместимое может совместиться?
   - А, кто вам сказал, что они должны совместиться? Это будут две параллельные жизни, одна в высшей обители, другая на Земле, длинной в тысячу лет. Вы посмотрите на мир открытыми глазами. Ещё в начале нашего века произвели клонирование человека. Теперь человечество может регулировать рождаемость, игнорируя природным способам рождения. Пятнадцать лет назад в организме человека нашли клетку омолаживания организма. Десять лет учёные бились над управлением, и добились таки. Управляют. В скором будущем мы можем встретить человека в возрасте двести-триста лет…
   - Как это? – Перебил служитель.
   - Очень просто, человек, у которого произведут регулировку клетки долго жительства, будет, или скажем так, сможет прожить, пока что, до трёхсот лет.
   - Не может этого быть? Это прямое вмешательство в дела Всевышнего! Это же очередная вавилонская башня!
   - Конечно, это вавилонская башня, но её постройку, в очередной раз разрушат, и человеку ничего не останется, как начинать всё с начало. Поэтому, достигшие прихода Иисуса, будут видеть воочию, разрушающее действие своих рук, но на этот раз, всё обстоит иначе. Творение рук можно разрушить, но как убить человека, который своими действиями не запятнал честь свою, но и не сделал полезного. Вы бы такого убили?
   - Если он не сделал полезного, то кому он нужен, - глаза Евгения забегали по комнате и остановились на иконе.
   - Да, вот именно, - поймав его взгляд, продолжил. – Сказано, что: «…прочие люди, которые не умерли от язв, не раскаялись в делах своих, так чтобы не поклоняться бесам и золотым, серебряным, медным идолам, и не раскаялись в убийствах своих, ни в чародействах, ни в блудодеянии своём, ни в воровстве своём…»
   - Ну и как вы понимаете, в блудодеянии и в воровстве? – Перебил и, ухмыляясь, продолжил. – Как можно оставить таких людей жить?
   - Блудодеяние и воровство имеет ещё одно значение. Блудодействовать можно и с другим богом, воровать можно не только вещи, но и людей от Иисуса. Такие вещи и происходят не только по незнанию ситуации, но и по сильной уверенности в своей правоте, непроверенной через писания. Но есть ещё один аспект, который является не менее важным в нашей жизни. Каждый человек на протяжении последних шести тысяч лет старался во всех своих ошибках обличить кого угодно, но только не себя. Поэтому, человеку предоставляется случай подтвердить, что он действительно ни при чём, а на грехи, его толкали все, кому не лень было.
   - Я вас не понял, что вы имели ввиду? – Глаза служителя сузились, скулы задергались, голос стал приглушенным, слова медленно вылетали и, глухим пластом, падали на пол.
   - А, что вы так переживаете? Я всего лишь хотел сказать, что всеми вами уважаемый сатана, умрет, и некому будет вам мешать жить. И никто не сможет взвалить свою вину на него.
   - Вы говорите как адвокат сатаны!
   - Я говорю правду. Так должно быть. Так будет. И это никто не в силах изменить.
Евгений поморщил лоб, скривился в дружеской улыбке:
   - Ну, брат, ты даёшь! – Вымолвил он. – Как это, духа можно убить?
   - Рассудите сами, Бог – личность всемогущая, почему Он не в силах это сделать? Второе, если Бог дух в вашем понимании, сатана тоже тогда дух, то почему дух не может убить духа?..
   - Вы меня извините, разговор очень интересный, - перебил Евгений, - давайте продолжим этот разговор после. Я зашёл пригласить вас в наше собрание. Да и нам пора познакомиться поближе. Я служитель «остаточников», фамилия моя – Карягин. Если есть такое желание, то давайте поспешим. Нам на десять часов.
   Вышли на улицу. Яркое утреннее солнце медленно катилось по небосклону, поднимаясь от горизонта всё выше и выше. Воздух, с каждой минутой нагревался. Земля дышала испарением. Люди спешили по своим делам, суетливо переступая или обходя лужицы на асфальте. Их лица, сосредоточенно-строгие, выражали деловой вид. Ни улыбки, ни искорки в глазах. Озабоченность и стремление чего-то достичь, что в последнее время становится все труднее.
   Некоторое время шли молча, думая каждый о своём. Очень интересно наблюдать со стороны за снующими, в известном только им направлении, людьми. Как кишащий муравейник, кто-то куда-то  бежит, кто-то несет что-то. Куда несет? Домой ли? Встретившись, остановились, перебросились словами, и побежали дальше. Время скоротечно и человек ничего не успевает сделать за световой день. Наступает ночь, со своими делами, со своими причудами и ужасами. И человек, растерянный, не достигший цели, волнуется, переживает. Да, время! А что это такое? Знает ли это идущий рядом служитель? Спросить, что ли?
   -Евгений, удовлетворите, пожалуйста, моё любопытство.
   - Да. Я  вас слушаю.
- Вы не подскажете, что такое время?
   - Нда-а… Как вам сказать?..
   - Прямо, как есть.
   - Пожалуйста, время – это день, ночь, двадцать четыре часа, месяц, год, то есть то, до чего додумался человек в своё время.
   -Тогда очередной вопрос. Сколько часов насчитывают сутки?
   - Это и ребенок знает, двадцать четыре часа.
До чего же всё-таки примитивно в этом мире. За последние пятьдесят лет наука ушла далеко и не только вперед, но и вверх, а мы всё думаем, что сутки – это двадцать четыре часа.
   - Ну, что же, возьмем, к примеру, северный или южный полюс. Там день длится ну ни как не двадцать четыре. Что вы на это скажете?
   -Понимаете, это солнце долго не заходит, но люди наблюдают время по часам, - запротестовал Евгений.
   -Вот именно, люди наблюдают, люди придумали. Может, люди и солнце сделали из раскаленного состава? Понимаете, Евгений, проблема человечества состоит в том, что человек мыслит относительно своего сознания, а сознание основывается на увиденных фактах. Но, если мы отпустим своё сознание и посмотрим на все эти вещи со стороны, то можем определить, что наше время ограничивается нашим сознанием и пониманием окружающего мира. Чтобы этого не происходило, нужно на все события смотреть со стороны. Вот пролетела стрекоза, для неё сутки имеют совсем другое понимание, потому что она живет в своем мире, где существует только её время…
   -Я с вами не совсем согласен, потому что мы тогда не сможем определять точное время событий, - возразил служитель.
   - Да, вы правы, но только в том случае, когда вы время будете рассматривать относительно своего сознания. Вы спросите у встречных людей: « Как быстро прошел день?» Ответы будут разные. Почему? У каждого свое понимание времени, но если вы посмотрите на эту тему со стороны космоса, где в полной темноте, видно как днем и нет ни восхода солнца, ни захода. Как можно определить сутки?
   - Высоко вы замахнулись. Честно говоря, я над этим не задумывался, - смутился Евгений и, взглянув на часы, ускорил шаг.
   Это движение не прошло не замеченным. Значит, пора прекращать разговор, потому что его познания в этом вопросе, видно, закончились. Но как служитель, он, конечно, интересен. Ведь то, о чем мы говорили, описано на первых страницах Писания и, не знать таких важных вопросов не делает чести и, особенно, для «остаточников.»
   - Сутки в космосе измеряются делами. Определенное дело, запланировано на определенное время, которое заканчивается по сроку выполнения задания. Это и есть ночь-день. Потому что, когда светит солнце постоянно, то время можно определить только делами.
   - Вы не правы, рано или поздно, солнце всё-таки заходит, а мы живем на Земле, где существуют горизонты, куда солнце и прячется, - раздраженно парировал он.
   - Придет время, когда вокруг вас будет светить вечное Солнце, и тогда мои слова всплывут в вашей памяти, - если у него появится такая возможность. Но мы уже подходили к зданию, где собирались в собрание «остаточники».
   - Ну, вот мы и пришли. Сейчас познакомитесь с собранием. У нас очень уважаемые, почтенные люди, очень внимательные братья и сестры. Они будут рады встречи с вами. На днях  рассказывал  о вас. Они ждут и желают встречи. – Евгений указал рукой на здание и начал внешне преображаться. На губах появилась улыбка, глаза засияли, заискрились, зажглись искорками рассыпающихся огней. Лоб разгладился, и что меня больше всего поразило, прическа самостоятельно сделала деловой вид. Улеглась после нескольких слабых порывов ветерка.
   Мы подходили к не большему зданию, аккуратно выкрашенного в белый цвет. Крыльцо уложено дорогой плиткой. Дверь, сделанная из металла, выглядела массивно, казалось, затворив её за собой, открыть, будет не возможно. Входим. У дверей стоит человек, улыбаясь, приветствует, указывая на свободные места. Зал небольшой, без окон, стены выложены плитами, напоминающими мрамор. Подвесной потолок, слегка повис над людьми, вдавливая в кресла. В зале, на стенах, висели люминесцентные люстры-светильники в стиле конца второго тысячелетия. Паркет на полу, слегка потертый обувью, скрипел под ногами. Зал, на человек двести, был на большую часть занят. Люди сидели, опустив голову, казалось, что они чувствовали себя отрешенными от этого мира и всё происходящее вокруг, их не касается. На многих местах лежали вещи, сложенные аккуратно или брошенные небрежно.
   Прохожу по ряду. Возле сидящего человека, в черном костюме, стоит дипломат. Спрашиваю: «Здесь можно присесть?» Молчание. Пожав плечами, может он глухой, прохожу дальше. Немало времени потратив, нашел таки свободное место. Сел. Окинул взглядом зал, людей. Странно, дипломата на кресле уже не было. Снял и поставил  у ног. Не глухой значит и, даже, понял кое-что. Присутствующие в зале напоминали клуб встреч «Кому за сорок». Молодых людей почти не было. Только у сцены суетилась молодежь, расставляя аппаратуру. Люди подходили. Проходили по рядам и садились, опустив голову, устремив свой взгляд в низ. Ко мне пробирается женщина, подойдя говорит:
   - Это моё место!
Если бы она знала своё место…
   - А вы, что, знаете своё место?.. - начал, было, но замолчал, увидев её глаза, наполненные отрешенной суетой бесконечных страданий. Да! Вот это собрание… Вот это… впрочем, всё к этому шло, если вспомнить последние двадцать лет. Не говоря ни слово, я пересел на соседнее кресло, огляделся, чтобы меня опять не подняли, и погрузился в свои мысли. Двадцать лет пролетело быстро, и никто не понял, что произошло. Было очень много смертей. Люди умирали по поводу и без повода. Давление, сердце, почки, печень – констатировали врачи, но никто из них не понял, что происходит. Мертвых было так много, что они долгое время лежали на улицах, не востребованные. В квартирах, доходило до того, что там забирать было уже нечего, гнилое тело и черви, вот и всё, что оставалось от человека. И при всём при этом равнодушие, равнодушие человеческого сердца. Да лучше бы ты был или холоден, или горяч. Но полное равнодушие к личности, к человеку ко всему земному. Ноги гниют, тела в ранах, истекающие гноем. Ну и что? Кто думает, почему? Кто из людей остановился на путях своих и вспомнил дела свои? Все верующие обьеденились в одну организацию для управления миром. Был ли мир на земле после этого? А, был ли мир в душах людских? Ничего не изменилось. Гордость, обывательство, искажение в Писании. И… ничего более… пустота… равнодушие…
   - Просим, для молитвы склонить головы…- прервал размышления голос со сцены. На сцене, у микрофона, стоял на коленях молодой человек в костюме. Закрыв глаза, продолжил, - Господи, находящийся в неприступном  для нас свете… мы, в этот день собрались в собрании, где и Ты присутствуешь. Ты слышишь наши молитвы, Ты знаешь наши беды и желания…
   Почему  Господь находится в неприступном для нас свете? Если я не могу к Нему приступить, то есть подойти, то зачем Он зовет нас к себе? Они, когда что-либо говорят, следят за своей речью или они думают что, кроме них  никто не слышит? А ангелы, что служат нам? А остальные спутники нашей жизни, находящиеся в вечности? Если мы их не видим и не слышим, это не означает, что они ничего не знают. Грех закрыл глаза и уши только человеку. Хотя, если бы человек был более внимателен, то увидел странные вещи, происходящие с ним. В лесах стали появляться существа интересного вида, напоминающие в сказках прошлых лет, леших. В домах, чаще люди видят домовых, и, если раньше считалось, что это галлюцинации, то сегодня, это нормальное явление. Не для всех еще, но вполне понимаемое. Так что, сказки становятся былью…
   - …пребудь с нами,.. – продолжал молиться, - вложи в наши уста Свои мысли, Свои слова. Донеси, через брата, истину Своего Писания. Пронизай проповедь словами, вышедших из уст Твоих. Аминь.
   Поднялся с колен, отряхнул брюки.
   - Сегодня предоставляется слово служителю нашей общины, Евгению. А мы приготовим себя к слушанию слова Божия. –  Отошел от микрофона и сел за стол, на котором стояла ваза с живыми, срезанными утром, цветами.
   Евгений встал. Одернул костюм, поправил галстук и подошел к микрофону. На небольшой подставке, перед ним лежала готовая проповедь. Он никогда не делал свои проповеди, а списывал их из сборника, собранных специально для служителей «остаточников». Заучивая их наизусть, преподносил как свои собственные.
   - Братья и сестры, я очень рад видеть вас, - обводя взглядом зал, продолжил, - в собрании. Мы собрались на этом святом месте во имя нашего Господа, чтобы слова, сказанные с кафедры, влились в наши умы и сердца, растеклись по всему телу, для блаженного восприятия Писания…
  Зал зашевелился, заканчивая перешёптываться, и принял позу внимательного слушателя…
   - Вы знаете, - продолжал Евгений, - что мы стоим в преддверии прихода Сына Божия, и внимательно, следя за событиями, стремимся к бодрствованию, постоянно посещая собрания наши, стремимся к познанию истины. Да, нам делают замечания, что мы при этом пользуемся современными книгами с новейшими переводами, которые, Бог посылает нам для полного и глубокого изучения писания. Из этих книг мы поняли, что время близко. Нам нужно приготовиться к встречи…
   Из истории «остаточников» было известно, что они, лет двести назад,  встречали Иисуса, а Он не пришел. Было большое разочарование, многие ушли в другие конфессии. Последний раз они встречали в начале третьего тысячелетия, но, опять же, по их мнению, никто не пришел. Хотя, многие знают, что тогда родился зверь, вышедший из людской массы вероучений. Ознаменовался этот год небесным крестом. Знамение такое было в своё время на небе из звёзд. Никто не извлек полезное из увиденного. Поэтому всё вылилось в воссоединении конфессий. Во главе такого собрания стояли десять представителей, для управления верующими. Никто никого не спрашивал. Всё получилось само собой, а народ отнесся к этому равнодушно. За что и пострадал: тела в язвах, смерть кругом, палящее солнце жгло всё на Земле. Но так как эти вещи постепенно начинались и так же постепенно заканчивались, то люди восприняли это как обыкновенную жизнь, со всеми горестями, и некому было анализировать ни свою прошлую жизнь, ни настоящую. Ни то, что откуда берется, и куда ушло. Умер, так умер. В то время начиналось большое равнодушие людей и наглость молодежи…
   - Мы должны просить, - доносилось до слуха голос служителя, - ускорить день прихода Его. Готовы ли мы встретить во все оружии?
   -  Го – то – овы –ы! – Скандировал зал.
   - Наша святость победит сатану? – Звучал вопрос Евгения.
   - Побе-ди-ит! – Люди, подогретые словами остальных служителей, начали объеденяться в толпу, в неуправляемую толпу и, если бы кто возразил сейчас, они мгновенно отреагировали бы и уничтожили любого, кто станет на их пути.
   - Вон из нашей жизни сатану! Нет ему места! – Проповедник захлёбывался в собственных словах. – Молитва и призыв, призыв и молитва, вот дела верующих, вот дела идущих в обитель Света. Вот что должны делать все вы…
   Куда я попал? Что это за люди? Неужели это можно одобрить? Фанатизм сплочённости в идеи и всё, что за этим стоит. Они Иисуса сделали идолом своим. Они дню поклоняются, дню Его пришествия. Так ли учит Писание? Не понимают. А всему виной стали новые переводы, которые шаг за шагом, уводили от истины. И чем новее перевод, тем дальше истина уходила от людей. А им говорили, что в новых переводах более понятен текст и слог. Так вот до чего докатились. И теперь истинное Писание убито. Убито в сознании человека, уничтожено в Его глазах, выведено из Его хижин и растерзано, по всей, великой когда-то, Земле…
   - А теперь, братья и сестры, - голос из-за кафедры вернул меня в собрание, - обратим наши сердца к великой жертвенности. Ваше участие в делах Всевышнего прямо пропорционально вашей жертвенности. Понимания этого дела влекут за собой грядущие события на Небесах, - священник умолк, достал платочек и вытер пот со лба, и начал внимательно следить за залом.
   Два человека, с обеих сторон сидящих, поднесли тарелочку и предложили передать её по рядам. Люди суетливо стали доставать деньги. Кто сколько мог, но при этом косил взгляд на соседа, чтобы у него было меньше. Тарелочка, по мере продвижения, наполнялась жертвенность. Купюры уже падали с нее, но их поднимали, ложили опять и передавали дальше. Таким путем она дошла и ко мне. Я к жертвенности готов не был, в связи с отсутствием банкнотов в моих карманах, и, естественно, на меня сразу обратили внимание и зал, с облегченной радостью, вздохнул. «Ага, есть сегодня, кто не способен жертвовать в Высшую обитель,»  притих, глядя на меня. Передав тарелочку, при этом покраснел от смущения и неловкости, собрался покинуть аудиторию, но на меня опять зашумели: «Не время ещё…» в своей неловкости, совсем растерялся, опустил голову. Неужели Иисус поступил бы так? Неужели носил бы тарелочку по рядам, собирая с несчастных последние деньги? Нужны ли Ему такие деньги? Такая жертвенность? И у этих людей  есть вера, вера в сына Божьего? И это ли вера? Когда Он придет, найдет ли веру на Земле? А в чем заключается вера? Вера – это закон! Закон вселенной, и любой, кто поверит, сможет делать большие дела. Злые или добрые, потому что  ангелы им будут повиноваться. Но вера в Иисуса, усматривает большее, чем понимает современный человек. По настоящему верящий в Иисуса человек, знает когда и что делать и просить, чтобы не получались казусы, а была всегда слава Всевышнему. И если в делах, просимых по вере, нет славы Бога, то это вера не в Иисуса. А в кого? Они здесь то же Иисусу поклоняются?! 
   - А, сейчас будем молиться, - прервал мои размышления, - за нашу жертвенность, чтобы она была желаемым средством общения между нами и небесами.
   Евгений отошёл от микрофона в глубь сцены, уступив своё место молодому человеку, который всю проповедь просидел за столом на сцене и что-то записывал. Тот, после этих слов, поднялся и, закрыв глаза, протянул руки, ладонями в низ. Положил их на тарелочки, заведомо, поднесенных к нему.
   - Мы обращаемся к Тебе, Господи. Ты знаешь наши дела. Ты видишь сердце каждого человека, приходящего в собрание, мы ещё не настолько жертвенны, чтобы благоволить к Твоим глазам, но стремимся к этому. Стремимся от чистого сердца и с великой радостью. Так пусть эти пожертвования будут для Тебя показателем святости собрания, и пусти их на нужды,.. – запнулся, перевел дыхание и продолжил, - на Твои нужды на этой Земле. Пусть слава Твоя освятит все приношения этого собрания. Аминь.
   Немного помолчав, сказал:
  - На этом наше собрание закончено, тихонечко расходитесь, не забывайте, на этом месте присутствует сам Господь. С Богом, братья и сестры. – Отошел к Евгению, и они о чем-то начали говорить.
   Моё состояние, после увиденного, услышанного, было непонятным. Хотелось кричать, плакать, смеяться, от безысходности, от недоступности к сердцам этих людей. Сидел молча, все выходили. Мне тоже пора было идти, поднялся и стал, вместе со всеми, продвигаться к выходу. Где и остановили Евгений и тот молодой человек.
   - Какое ваше впечатление, какие мысли, в этот прекрасный час? – Служитель протянул обе руки, пытаясь поймать мою, – кстати, познакомьтесь, это Алексей, старший дьякон нашего собрания.
   - Стоянов, - представился тот, подавая руку, - очень приятно и рад видеть вас в собрании божьих детей.
   - Винсент, - наклонив голову, пожал протянутую руку, - мне тоже приятно с вами познакомиться и я бы хотел чаще посещать…
   - Да, пожалуйста, - перебивая, заговорил скороговоркой Алексей, – посещение у нас добровольное и открытое для всех желающих.
   А двери в зал собрания закрываются во время служения. Случайно? Походим, увидим.
   - Вы знаете, - сказал, повернувшись к Евгению, - с первого посещения сказать что-то определенное, невозможно. Поэтому, от комментарий пока воздержусь. Походим, увидим, узнаем, определим.
   - Да, пожалуйста, - недовольно сказал служитель, - мы с радостью будем ожидать вас, - повернувшись, отошли в глубину сцены.
   Он думал, что мои комплименты будут рассыпаны по всему собранию. Огорчился. Но нужно присмотреться, сделать мудрый анализ всех действий и слов, но главное, действий. По делам узнаете их, а не по словам. Говорить можно всё, слово не воробей, вылетело, не поймаешь, а дела… дела показатель веры и праведности. Дела, которые даже в будущем, не исказят истины, и всем принесут радость.
   Вышел из зала. Несколько человек окружило, начали задавать вопросы. Кто я? Откуда? Как попал к ним? Узнав, что пригласил меня служитель, немного разочаровались. Значит, он меня приобщил к вере, а не они. Очень жаль. Некоторых людей уже знал. Городок у нас не очень большой. Слово за слово, разговор зашел о приходе Иисуса и его встрече.
   - Я слышал, что вы не впервой встречаете Его? Не боитесь, что будет очередное разочарование?
   - Нам нечего бояться. Мы сегодня готовы к встречи, но на этот раз Он не опоздает, а придет во время, - ответил Зайчишин. Мы были хорошо знакомы с его женой по последнему месту работы. С ней работали на усадьбе по семейственному воспроизведению и физическому ускорению имеющихся людей. Я обслуживал агрегаты жизненно важных функций обеспечения здания. Она была задействована в процессуально возрастном комплексе этого предприятия, и мы иногда сталкивались в разговорах об этих делах и, естественно, по рабочим мероприятиям.
   - Извините, я вас не совсем понял? – Посмотрев, в его голубовато-мутные глаза, продолжил, - как это, Он мог опоздать? Разве может кто-либо задержаться, если он не сказал время своего прибытия?
  - Понимаете, в своё время, служителя нашего собрания по временным параметрам поняли, что приход Иисуса был назначен и описан в Писании, и что это время пришло. Но из-за того, что мы и весь мир не был готов к этому, то приход отложили, - Зайчишин опустил глаза. Да, я помню то время, когда эта супружеская чета ходила встречать Иисуса. Это было в начале нашего тысячелетия. По всей Земле прошло такое движение, две тысячи лет по рождеству Христову. Праздник, встреча, проповеди, разнообразные чудеса, но что было дальше? А дальше в нашем городе, именуемым по чьей-то  легкой мысли, городом Богоявленск, и случилось.
   Небо, средь белого жаркого дня, покрылось розовым цветом. Языки пламени охватили горизонты. По небу метались облака, извергая молнии, посылающие разряды на Землю. Облака проносились так низко, что касались своей кромкой высотные дома. Толпа людей, дрожа от ужаса, в то же время, испытывая радость встречи, потянулась к площади в центре города. К этому действию их побуждали и молнии, ударяющиеся о землю так, чтобы назад дороги не было и человеку ничего не оставалось делать, как продвигаться к площади. К площади, где в медном шпиле были выгравированы сказочные герои прошлых столетий, с искусственными лицами-гримассами, напоминающих библейских бесов. Когда основная часть людей собралась, на город неожиданно, откуда-то сверху, с глубин небесных высот, опустилось облако, накрыв весь город. Раздался громогласный голос: «Получилось!» У людей подкосились ноги, и они упали на асфальт. Кто на колени, кто лицом в низ. Их бил озноб. Многие в испуге кричали, не понимая что. Другие пытались спрятаться, спрятаться в землю, при этом ногтями, как животные царапали асфальт. Но, вдруг, всё стихло. Подул нежный ветерок, разгоняя облако. И все увидели человека, одетого в серебристо-белый костюм, с накидкой золотого цвета. Он стоял посреди площади и протягивал к народу руки. От него расходились лучи, которые, переливаясь разноцветными радугами, уходили за горизонт, в даль, в необъятную даль, унося человеческое желание в небесную обитель.
   - Встаньте, братья и сестры, встаньте и посмотрите на меня, - лучи исчезли, толпа зашевелилась, освободившись от оков бездны. Поднялась. Кто-то крикнул: «Ии-су-с!» и все, обученно-организованно, упали на колени, склонившись в совместной молитве.
   - Встаньте, - еще раз проговорил, - встаньте, и посмотрите на меня, - толпа в глубоком молчании поднялась и посмотрела на человека. – Вы меня видите?
- Да! – пронеслось над площадью.
   - Теперь мы будем работать на этой Земле в месте, вместе наводить порядок, вместе управлять и все желания будут исполняться. Мы должны навести порядок и мир, беспрекословный порядок, любое не повиновение повлечет за собой суд и строгое наказание, а сейчас разойдитесь по своим собраниям. Служители расскажут о дальнейших ваших действиях.
    Люди, в неописуемом восторге, начали расходиться. Расходиться, чтобы в молчаливом подчинении довести до сегодняшнего состояния.
   - Вы, знаете, всё возможно, - я не стал напоминать ему время, когда он бегал встречать Иисуса, - но, как объяснить тот факт, что о времени никто не знает, но произошла задержка. А не лучше ли вам признать свою несостоятельность в познании этого вопроса, чем до сих пор упорствовать, уверяя себя и вводя в заблуждение людей.
   - Как вы можете такое говорить?! – Возмутился Зайчишин, - мы остаточники! И этим гордимся. – Сказав это, он круто развернулся и быстрыми шагами, с нервной дрожью в ногах, удалился.
   Люди, стоявшие вокруг меня, потеряли интерес к разговору и поспешили разойтись. Я остался один. Один. Со своими мыслями, со своими рассуждениями. Да, было время. Время разделения зла и добра, и вынесения беззакония в ранг совершенства. Зло, преобладающим большинством, поддерживалось в этом мире. Человечество катилось, катилось в пропасть, в бездну и ничто не могло удержать это падение. Язвы? Язвы были на руках и ногах, с начало на ногах, а со временем и по всему телу. Гнойные раны. А человек не думал за что ему такое. Он не обращал внимание на кровоточащие гнойники. Жил. Продолжал жить своей жизнью. Жизнью беззаботного, не анализирующего свои поступки, человека. По истине сказано, что никто ничего не заметит. Куда ещё бить тебя, человек, всё тело в язвах, в ранах. Не понимали, не хотели понять. Но на встречу бежали, летели, как на крыльях. И что же произошло. Потом выяснилось, что это был новый начальник южного региона, назначенный Крупининым, использовал момент природного катаклизма, когда резкие перепады температурного режима нижних слоёв атмосферы, были поводом для образования туманов и внезапные скачки атмосферного давления, вызывали ионизацию воздуха. Этого,  в то время, никто не понял, и все думали, что свершился приход Иисуса. Поверили. Побежали смотреть и попались на уловку, обыкновенный обман, который с успехом пользовались многие священники начало третьего тысячелетия. Люди, неожиданно для себя, сделали этот выбор. Впрочем, почему неожиданно? Человек свой выбор делает каждый день, каждый шаг, каждую секунду. Своими делами. И, если вспомнить последние шаги человека верующего того времени, то можно узнать, сколько было всевозможных дебатов, собраний, о правильности вероучений. Сколько было сломано копий. А сколько людей пострадало от этого. Многих выгоняли из собраний за то, что точнее пытались вникнуть в Слово Божье. Отчисляли из собраний, заставляли прелюдно каяться в грехах, как-будто они уже боги, чтобы требовать такого. А что творилось у остаточников… 
   - О чём задумались, Винсент? – Евгений хлопнул по плечу, чем и прервал мои размышления.
   - Да, вот, разговаривал с людьми, остался неприятный осадок.
   - О чём разговор, если не секрет?
   - Вспомнили пришествие Иисуса в начале этого века…
   - Ну-у,.. нашли, о чём вспоминать, - перебил меня Евгений, - Это не ведет к спасению? Нет! Ну, так зачем вспоминать. Вы помните хорошее, как пришли в собрание, какие люди приятные, улыбаются, грубого слова не услышишь. А разговоры,.. разговоры только о Боге.
   - Можно подумать, что я говорил не о приходе Иисуса…
   - О приходе, но Он же не состоялся, а мы извлекли из этого урок, в очередной раз и теперь стали намного умнее. Теперь, без нашего согласия ни один член собрания не посмеет выйти на встречу Иисусу.
   - Без чьего согласия? – Сделал вид, что не понял.
   - Без моего согласия, - Евгений сделал ударение на слово «моего», продолжил, - Понимаешь ли, Винсент, очень они сильно в этом собрании были вольные. Был тут один человек, который наводил беспорядок и ужас на умы всего собрания, ну мне пришлось поработать и выгнать его, я тебе, как-нибудь расскажу об этой истории, а сейчас предлагаю пойти домой и быстрее. Небо тучами затягивает, может, пойдет дождь.
   По ступенькам опустились к фонтану, где, по обыкновению, жители небольшого городка отдыхали под музыку и шум фонтана, и где дети резвились в брызгах воды, срываемых порывом ветра, с высоких, устремленных в высь струек. Под музыку, вода поднималась и, с разной частотой, обрушивалась, стекая с гранитного основания, поднимая брызги, в которых отражалась радуга. Радуга беззаботного летнего детства.
   - Вы чем сегодня заняты? – Спросил Евгений.
   - Сейчас я хочу попасть домой, и записать кое-какие мысли.
   - Не хотите ли проехать ко мне домой отобедать? Я на машине, - служитель указал рукой на ряд машин, припаркованных на стоянке.
   Машина была иностранного производства. Темно-синего цвета, с широким блестящим бампером. Сев удобнее в кресло, Евгений оглянулся на нас, как мы устроились на заднем сидении.
   - Ну что, поехали, - включил двигатель, медленно двигаясь, вырулил на проспект «Осенний» и, прибавив скорость, повел машину в сторону новых застроек частного сектора именуемом «поселок Демьяна бедного».
   За окном автомобиля мелькали деревья и пешеходы, проплывали высокие здания. Сидели молча, каждый думал о своем. Как устроен человек, мыслящий человек, способный отстоять свою точку зрения, иметь свое понимания добра и зла. Кто как понимает. Для одних добро бывает с кулаками, для других, есть такое понятие, как «праведная злость». Так что такое добро и зло? Может быть, это то, что делает человек? Его дела – есть зло? Иначе Земля бы расцветала и человек не умирал. Добро. Кто может подумать, во что обернется добрый поступок сегодня в действия будущего. Ведь будущее складывается из действий прошлых и настоящих поступков. И если мы сегодня побежим смотреть Иисуса, то завтра это действие обернется в нехорошую нашу жизнь. Если мы изгоняем сегодня из собраний тех, кто хочет основательно узнать характер Бога, то завтра некому будет рассказать не только о Боге, но и о правильности тех или иных поступков. И такие собрания придут в мысленный упадок. В умственную деградацию человека, что очень плохо скажется и на окружающих это собрания, людей. Верующие должны быть высоко духовные, воспитанные, мудрые люди. Вежливые  и самое основное, что должно их характеризовать так это всякое нежелание греховных действий. Но можем ли сказать, что они таковы? Каждый из них хочет получить выгоду от веры в Господа, благословения на неправедные дела…
    - Вот мы и приехали, - Евгений остановил машину у небольшого двухэтажного, сложенного из белого кирпича, дома. Перед домом были насажаны деревья, а вдоль дорожки, ведущей к зданию, красовались великолепные гладиолусы. Головками цветов, задевая прохожих.
  Прошли в дом. В прихожей, устланной домотканым ковриком. Встретила нас хозяйка дома, жена Евгения.
  - Это Лилия, моя жена, - представил служитель, - а это Винсент, новый посетитель нашего собрания.
  - Очень приятно, - улыбнулся, пожал протянутую руку. Ладонь была сухой и мягкой, с короткими толстыми пальцами.
   -  Проходите, пожалуйста, - сказала она, - мы   с детьми уже заждались, и нам приятно будет покушать вместе с вами то, что нам сегодня подал Господь.
      Все вместе прошли в комнату, по виду напоминающую столовую. Солнечный свет проникал через окна, освещая стоящие в небольших бочонках, в углах комнаты, цветы. На полу лежал персидский ковер. В середине стоял стол и резные стулья. Их было больше, чем членов семьи. Видно с расчетом на гостей. За столом уже сидели два мальчика и крошечная девочка.
   - Это наши дети, наше будущее, Саша, Паша и Маша, - представил их глава семейства, - Саша наш первенец, ему перейдет со временем руководство общиной. Во всяком случае, мы надеемся, что он пойдет по стопам отца, а я приложу к этому большое усилие.
   Оказывается, у остаточников существует родственная наследственность званий и должностей, а я, грешным делом думал, что все зависит от знаний и понимания писания. Ну да ладно, за свои деяния каждый отвечает сам.
   - Очень милые ребятишки. У вас хорошая семья, - поддерживая разговор, ответил.
   - Садитесь за стол, сейчас покушаем и поговорим. Алексей, проходи, ты же не первый раз у меня, будь как дома, Евгений указал на стул, стоящий с торца стола.
   - Да-да, - Алексей прошел и сел.
   Стол был заставлен разными блюдами, а в середине стола красовался большой торт, украшенный дольками мандарина и кружочками плода киви.
    - Помолимся перед едой, - служитель поднялся,  и все последовали его примеру, - Господь наш, пребывающий в неприступном свете, Ты даешь пищу нам на каждый день, ты кормишь и поишь, даешь и духовную пищу, и не отступаешь от нас за грехи наши…
   О! Если бы они знали, если бы знали, кто дает, Бог ли, дьявол. Дьяволу тоже не нужны неграмотные люди. Он воспитывает умных действующих людей. Значит, дает им и ум, и мудрость свою, и пищу плотскую и духовную. Поэтому многие служители грамотно вводят людей в заблуждения. На первый взгляд и не поймешь, что это ложь. Так преподнесут  Слово Господне, что поверит и мудрый. Ибо даже избранных искусит сатана. Поэтому, человек должен самостоятельно, без навязывания мысли со стороны,  читать и разбирать Святое Слово, что бы можно, не по словам, а по делам определять  - кто есть кто и какой смысл вкладывает в сказанное.
   - Поблагодарим Господа нашего, – прервал мои размышления голос хозяина, - за ту пищу, которую нам дает. Приступим, братья и сестры, к трапезе.
   Несколько минут все ели молча.
   - Евгений, что ты думаешь по поводу предстоящей вечере и ногоомовению? – Алексей отодвинул тарелку и приступил ко второму блюду.
   - Мы готовы проводить. Люди духовно понимают, что это такое.
   - Тогда можно подготавливать все к мероприятию. Принятию крови и плоти Иисуса? – Алексей внимательно смотрел на служителя, ловя каждое его слово, понимая, что любой его жест или взгляд, будет означать правильность действий старшего дьякона, как ответственного за это кропотливое дело.
     - Готовьте. И мы на следующем собрании проведем. Кстати, Винсент, - обратился, -  вы, не хотите ли присоединиться к служению вечери Господней и ногоомовению, - Евгений пристально посмотрел мне в глаза, с нетерпением ожидая ответа.
   - Вы можете мне объяснить, что это такое?
   - Это сбор всех лю… - начал, было, Алексей, но его перебил Евгений.
   - Когда человек готов душевно принять своего Спасителя, Иисуса Христа, он желает разделить кровь и тело. Кто это не делает, тот не имеет части с Ним. После такой процедуры идет ногоомовение. Братья и сестры моют ноги друг другу. Все эти действия оформлены музыкальным сопровождением и хоровым пением псалмов. Такая церемония очень сильно воодушевляет и приближает к Богу.
   - Может быть, я не совсем понял, - что-то взволновало в этой речи, - смысл и действие, какой смысл, когда брат моет брату ноги?
   - Поймите, это такое унижение, а его нужно перебороть. В чем и заключается смысл, снизойти до такого состояния, чтобы не брезговать, а спокойно мыть ноги брату.
   - Знаете… - начал.
   - Да если человек не опустится до такого состояния, - перебил Алексей, - он не сможет попасть в вечность.
   - Я это все понимаю, но какая корысть от того, если вы любите брата, - настаиваю на своём, - а врага своего ненавидите. Полюбите и врага, полюбите грешного человека.
   - Разве можно полюбить грешника, - возмутилась Лилия, - и за что его любить, за грех, что ли?
   - Вы очень правильно сказали, - Евгений поджал нижнюю губу, - Любить нужно всех, и врагов тоже, но никто не будет звать их на ногоомовения. У нас уже сложилась такая традиция, отцы наши и деды так делали, и мы будем так делать. И это правильно!
   - Но, разве Писание говорит так? Разве Иисус проводил ногоомовение равных себе? Он опустился к грешнику и омыл ноги им. От греха омыл. 
   - Они не были грешны! – вставила Лилия.
   - Нет на Земле ни одного праведника. Иисус исполнил то, что должен был исполнить. Он из святого ушел, к грешному. Этим ногоомовением показал, что вышестоящий в должности обязан делать с нижестоящим…
   - То есть, объясните подробнее, - попросил Алексей, запивая второе блюдо соком из ананасов.
   - Хорошо, попытаюсь это сделать на примере вашей общины, - поймут ли, захотят понять, или сделают вид, что не поняли. Нуда ладно, мое дело сказать. Сказать правду, донести истину, а человек сам выбирает свой путь, - Кто глава вашего общества?
   - Крупинин, - выпалил Алексей, - он председатель объединенных регионов остаточников.
   - Так вот, Крупинин обязан сам, лично омыть ноги своим сослуживцам, которые рангом ниже его. Один моет всем. Председателям регионов, последние едут в свои регионы, собирают служителей общин и моют им ноги. Служитель общины едет в собрание своё и моет ноги дьяконам, дьякона, в свою очередь, делают это, каждый в своей подчиненной группе верующих. Теперь эти верующие, должны разойтись и омыть ноги не верующим членам семьи и не верующим знакомым. Вот такая иерархия: сверху в низ, но никак не снизу вверх, или друг другу. При этом нужно еще помнить немаловажную деталь, человек, который омывает ноги, должен быть готов положить за своего подопечного душу, как это сделал Иисус. Если этого нет, то какой смысл всему этому обряду?
   - Мы с вами не можем согласиться, - в голосе Евгения зазвучали нотки возмущения, - во-первых: это неправильное понимание данной ситуации, а во-вторых: тогда мы только и будем делать этот процесс.
   - Почему? – не понял.
   - У нас это действие проходит каждый квартал.
   - Вы хотите сказать, что готовы отдать душу за грешного человека каждый квартал? Иисус ногоомовение совершил только тогда, когда был готов положить душу на кресте.
   Алексей порывался что-то сказать, приподнимаясь с места, но служитель жестом руки резко посадил его.
    - Мы это проводим, чтобы быть со работниками Ему… - Евгений резким движением отодвинул тарелку.
   - Когда вы преломляете хлеб и пьете вино, вы обязаны помнить о Нем. Это действие можете делать сколько угодно, и вы будете иметь участи с Ним. Но ногоомовение нужно проводить только тем и тогда, когда человек полностью может отдать тело и душу за грешного и не за того, кого сам выберет, а за того, которого пошлет к нему Бог. Это может произойти и на улице, и в темных, неосвещенных подъездах, и где угодно. Но этот человек всегда должен быть готов отдать свою жизнь за грешника, кем бы он ни был. Вот только после этого, вы можете проводить обряд ногоомовения. В этом случае, смысл обряда вступает в силу в жизни верующих людей.
   - Вы хотите перевернуть весь смысл нашего вероучения, - возмущенно, с показным терпением, сказал служитель.
   - Ваше вероучение должно основываться на писании, а не на вымышленных действиях ваших предков и отцов. Желание Господа заложено в Его Слове. Смысл действий показал и рассказал Иисус. И, если вам не понятен смысл, то пронаблюдайте за действием Сына Божьего, ведь никто из апостолов не омыл ноги Ему. Это сделал Он для них, для грешных. Вот и вы, идите и делайте это для смертных и грешных во славу Бога, а не для своего возвеличивания.
   Молчание заполнило комнату. Уткнувшись в тарелки, ели молча, пережевывали, кто пиццу, а кто сказанные слова.
   Нарушил молчание Алексей.
   - Почему вы так самоуверенны?
   - Моя уверенность заложена в понимании характера Иисуса, что даёт правильное толкования писания.
   - Вы так уверены, что истина у вас? – у Евгения загорелись глаза.
   - Я не есть истина, но путь, ведущий к ней. А ваше желание слушать и проверять по писанию или делать свои выводы.
   - Мы сделаем свои выводы, – дружно парировали служители.
   - Ну что же, ваше дело. Спасибо за обед, было очень все вкусно приготовлено. Спасибо за беседу и гостеприимство. Мне пора. Я обещал одному человеку встретиться, а опаздывать не в моих правилах. Поэтому, если можно, я откланяюсь и продолжу свой путь.
   Евгений вскочил со стула и быстро протянул руку, как бы боясь, чтобы не передумал.
   - Досвидание, заходите к нам, если выберете время заходите в собрание. Не забывайте нас.
   Выйдя из дома, вдохнув свежий воздух, легкие наполнились ароматом цветов, приятно благоухание окружило, подняло и увлекло в сказочную страну запахов.
   Земля была в своём очередном витке летнего сезона. Разноцветными красками обрисована поверхность. Полевые цветы показывали прелестную красоту обитателям полей. Городские цветы радовали глаза и душу людей, поднимая настроение, своими невинными красками природы, навевая воспоминания или давая пищу для работы мысли воображения, рисующие картины будущего, картины приятного, желаемого.
   Наблюдая за природой, не заметил, что быстро проделал большой путь и остановился возле маленького частного домика. В народе их называют мазанками. Земля вокруг дома была скромно засажена сельскохозяйственными растениями. Дорожка, от калитки до двери была посыпана речным песком, через который пробивалась трава. На стук вышел хозяин этого двора. Уже не молодой, но и не старый человек, лет так пятидесяти.
   - А, Винсент, очень рад, очень рад, - протянул обе руки для дружеского пожатия, - рад тебя видеть, проходи, гостем будешь.
   Прошли в дом. Комната обставлена скромной мебелью. Старенький шифоньер с перекосившейся дверцей. Сервант, наполненный стеклянной посудой. Стол и пару стульев. На полу домотканая дорожка. Вот и всё что радовало сердце хозяину этого жилища.
   - У вас уютно.
   - Так вот и живём, - ответил старик.
   - Но вы же давно приходите в собрание остаточников, - покачал головой.
   - Давненько, да уже и не припомню, сколько, лет так тридцать, а может более будет.
   - А вы помните, когда были молоды, был ли у вас человек в собрании, как сказал служитель, он наводил ужас на умы?.. – посмотрел пристально в глаза старику.
   - Да, было дело, было. Его служитель уволил из собрания, - старик взял чайник и направился на кухню, - сейчас поставлю воду кипятить. Чайку попьём. Любишь чай? Как же не любить… - голос потух в стареньких комнатах.
   - Спасибо, не беспокойтесь,  - кричу вслед, - пожалуйста, я не голоден.
   - Это так, для беседы, - раздалось из кухни, и зашумела вода, наполняя ёмкость, что-то стукнуло, и в дверь опять показался хозяин. – Ну вот, поставил.
   - А как давно его нет в собрании?
   - Да, только служитель Евгений пришел, так через год и смог избавиться от него. А как правильно он говорил. Не слушали, не слышали, - старик кашлянул в ладонь, достал платочек, вытер, и аккуратно сложив, положил его в карман.
   - Можете вспомнить, о чём он говорил?
   - Что тут вспоминать. Что он говорил, то и случилось, как сейчас помню. А вот не послушался, может, было бы всё по-другому, - махнул рукой от надоедливой мухи, продолжил, - говорил, что Господь везде, и не только в собрании остаточников. Не верили… и достали же нас язвы… ох достали…
   - А почему вы его не послушали, если он говорил верно?
   - Дак, поди ж ты, знай, кто верно говорил, а кто нет. Был бы он служителем маломальским, а то пришел простым смертным и стал рассказывать о Боге. Кто ж ему поверит.
   - Но вы сами говорите, что он все правильно рассказывал?
   - Молодой человек, хорошо рассуждать после всего, но в то время на него всё собрание косо смотрело, и я не мог его слушать, был я ведь таким как все.
   - Как все? А где же личность, а где человек, сотворенный Богом! Самостоятельный, решительный, думающий, - пристально посмотрел на старика. – Собрания убивают человека как личность и воспитывают безликую массу верующих, в придуманного служителями, Иисуса.
   - Вы как всегда правы, - старик поднялся, - пойду, посмотрю, закипела ли.
    Через старенькие занавески пробивался теплый луч летнего солнца, освещая небольшую комнату. На стене висел простенький коврик, на котором булавкой был приколот портрет Иисуса. В свое время это было модно. Все должны были увидеть Его лицо, это давало возможность приучить людей к образу. К образу человека, которого никто не видел, но когда Он придет, чтоб можно было узнать. А за узнаваемым лицом, никто не увидит истинный характер пришедшего. Ибо в последнее время все забыли, каким путем Он придет, и не вспомнили признаки Его пришествия.
   - Вот и я с чаем, - в проеме дверей стоял старик и держал разнос, на котором стояли две чашки с чаем и тарелочка с сухарями, - вода и хлеб всегда будут, сказано. Прошу не побрезговать, откушать, - подошел к столу, поставил, - пододвиньтесь ближе и приступим.
   Он взял чашку и отпил глоток горячего чая.
   - Та-а-к,  на чем мы остановились, ах, да…на собраниях. Все упиралось в то... да вы не стесняйтесь, берите сухарики. Упиралось все в то, что я не представлял себя без собрания. Что буду делать, когда уйду оттуда.
   - А разве Господь только в собрании? – Положил очередной кусочек сухарика в рот и запил чаем.
   - Нас так учили и мы этому верили. Да! Мы верили в это. Верили,.. а он был один. И кто он такой был?
   - Но могли бы подумать, что Господь сотворил не только собрания, но и природу и людей. Всех людей, и даже на улице, - показал рукой в окно, где игралось безмятежное детство, в свои, непонятные взрослым, игры.
   - Да сотворил, но нас учили, что весь мир грешен, и с ним нельзя общаться. – Старик поставил чашку на стол, вынув платочек, усердно вытер губы. – Извините, - положил обратно.
   - Кому тогда вы проповеди читали? Написано в писании, пойдите и научите мир о характере Господа. Вы рассказывали тем, кто это и сам знает, а тем, кто не знает, говорили ли вы?
   - А зачем? – Глянул мне в глаза. – Для этого существовали служители, которые организовывали лекции на эти темы.
   - Вы знаете, каждый человек в своей жизни должен сделать несколько вещей: посадить дерево, воспитать человека и построить дом. Дом, фундамент которого есть Иисус, если хотите прочности. Как это сделать? Вы должны рассказать о характере Иисуса знакомым, друзьям, соседям и не только рассказать, а и своей жизнью показать, какой характер христианина. И при этом знать необязательно, ходит ли он в собрание или нет.
   - А, если я ему расскажу, а он не поймёт и не придет в собрание, - дед стряхнул крошки с брюк на пол.
   - И не надо этого. Достаточно того, что он придет к Богу.
   - Но я его могу видеть только один раз в жизни, и как тогда его буду спасать? – Парировал старик.
   - Вся проблема человека состоит в том, что он хочет кого-то спасти, забывая, что спасает не человек, а Бог. Человек обязан указать путь к спасению и нельзя брать на себя миссию спасителя. Вы встретились с человеком, скажите ему такое слово об Иисусе, что бы оно запало в душу, и оставьте остальное для следующего, который ещё одно слово заронит в душу. Так зерно к зерну, человек вырастит в душе урожай, а Господь придёт и пожнёт дела его и дела ваши. Вот что означает, идите и проповедуйте.
   - Теперь я понял смысл этого закона, но, к сожалению, мне уже поздно заниматься этим делом, - взгляд старика потух.
   - Говорить такие вещи ни когда не поздно. Человек, даже своей смертью, может рассказать о характере Иисуса. Вспомните тех, кого сжигали на кострах, - допив чай, поставил чашку на стол, - ваше дело всегда и везде говорить о характере, а спасение оставьте для Господа.
   Старик оживился, распрямив грудь, приподнял плечи. Что человеку надо, одно правильно сказанное слово и человек ожил, захотел жить.
   - Ну, спасибо, ободрили, порадовали старика. Как поговоришь с вами, так по всему телу тепло разливается,  и на душе светло и уютно становится, - рука потянулась к посуде и поставила всё на поднос.
   - Спасибо вам, за чай, за общение. Давайте вам помогу убрать посуду.
   - Нет-нет, я сам, по-стариковски. Знаете, я от таких разговоров многому учусь, хоть вы и молодой.
   - Я тоже от всех разговоров учусь, потому что, человек всего знать не может, а такие беседы научают нас многому. А сейчас мне пора.
   - Я вас проведу.
   Мы направились к выходу. На улице вечерело. Красное солнце клонилось к закату, на котором собирались, для торжественной встрече, тучи. Веяло прохладным ветерком. День прошел, хорошо или плохо, но прошёл. Что принесет очередной день, горе или радость, жажду или усталость, но каждое такое мгновение приближало, к ожидаемому всеми, невероятном событии в истории человечества.


   - Отец, Ты отдохнул бы от своих дел.
   - Сын Мой, у нас ещё много работы. Я желаю создать  ещё место для отдыха, где в прохладе дня, Мы могли бы прогуливаться под кронами деревьев, ведя беседы.
   - Что для этого нужно?
   - Для начала, попроси Михаила собрать собрание, и Я доведу до всех, цель нашей дальнейшей работы. Потом Мы с тобой, Эммануил, отдохнём, когда закончим полный цикл работы.
   Эммануил ушел. Седовласый, седобородый крепкого телосложения старец, подошел к письменному столу, на котором лежали книги и бумаги с планами и записями прошлых и будущих действий.
   - Всё ли Я продумал, - перепроверяя записи на бумаге, старец поглаживал бороду, - да, по-моему, весьма хорошо. День-ночь, свет-тьма. Добро. Всё сделано и весьма хорошо, можно приступать к работе.
   В кабинет вошёл Эммануил, улыбаясь лучезарной улыбкой.
   - Отец, все на месте, можно начинать.
   - Ну что, Сын, пойдем в зал заседаний.
   В зале присутствовали все, кто будет задействован в этом деле. А так как равнодушных не оказалось, то зал вместил всех живущих.
   - Дети Мои, есть одна мысль, создать место отдыха, чтобы в прохладе дня можно было проводить своё свободное время, гуляя между деревьями. Я думаю, что это место будет выглядеть в виде шара, сжатого с полюсов. Там будут произростать деревья. Они дадут тень и прохладу. Всё это будет орошаться росой, чтобы влага не сбивала почву, а впитывалась, постепенно давая жизненные истоки живым организмам. Я понятно объяснил?
   - Да, - ответили из зала, - скажите, пожалуйста, кто за всем этим будет смотреть? Для того, чтобы наблюдать за всем этим, нужна самостоятельная мудрая личность.
   - Я подумал и над этим вопросом, - старец спокойным жестом руки, провел по седой могучей бороде, потрепал кончики волос, продолжил, - мы никого не будем отрывать от  работы, но создадим личность самостоятельную и воспитаем в мудрости и будет кому присматривать за всем этим.
   - А кто займется воспитанием? – Денница, помощник и правая рука старца, замер, ожидая ответ.
   - Воспитывать буду Я, а помогать в воспитании будете все вы. Ну, как, есть ещё вопросы? – Окинул строгим взглядом зал.
   - Всё ясно, мы согласны, - голос из зала дал понять, что дальнейшее понятно и можно приступать к работе, к долгожданному радостному участию в событии великой вселенной.
   - Тогда пройдите каждый на своё рабочее место и приступим, - старец повернулся к Эммануилу, - а ты, сын Мой, будешь находиться рядом со Мной и внимательно наблюдать за действиями. Будешь помощником в моей работе.
   Все разошлись по рабочим местам. Мир замер в ожидании дальнейших событий, предчувствуя, что-то значимое, что-то решающее.
   - Соберите воду, которая под небом, в одно место, - старец глянул на Эммануила, что тот скажет. Сын смотрел на отца с осознанной любовью, следя за каждым его движением и, ловя смысл сказанных слов, - и пусть явиться суша, - продолжил.
   Все дружно принялись за работу. С молниеносной быстротой произошло отделение воды от тверди. Собрали в одно расчетно-решенное место. Уплотнили и принялись раскручивать, так чтобы образовался правильный шар. Шар из воды. Когда скорость вращения достигла максимальных пределов, Эммануил и Денница, с полюсов, надавили. Получился шар неправильной формы. При этом, по центральной кромке воды образовался остров из твердых веществ, называемых сушей.
   - Так. Получилось, – Старец крякнул от удовольствия, - сушу назовем землей, а воду вокруг суши, будем звать морями, и это будет весьма хорошо.
   Все с нескрываемой радостью переглянулись, предвкушая победу от сделанной работы.
   - А теперь произростим на Земле зелень, траву, сеющую семя. Дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле
   Каждый, зная свое место и свои действия, принялся за работу. Умелые руки посадили, взрастили и уже, через мгновения, вековые деревья доставали своими кронами голубое небо. И трава, засеянная в почву, колосилась, образуя островки степной зоны.
   - Да-а-а, очень хорошо, - старец с блеском в глазах осмотрел творение рук Своих, - день закончился. Пусть всё это успокоится, и будем творить дальнейшее.
   - Послушай, Саваоф, - Денница подошел к старцу, послушай меня.
   - Я слушаю, - старец оглядел с ног до головы красивого, высокого роста, с черными волосами и карими глазами, розовощекого юношу.
   - Послушай меня, Саваоф, - юноша покраснел от смущения, - мы сотворим Землю и воду, мы произростили траву и деревья, но за этим всем нужно наблюдать.
   - Я оставлю помощников для дальнейшего контроля за скоростью вращения и циклом роста.
   - Но для того, чтобы это происходило, нужно использовать закон фотосинтеза и гравитационные системы. А это значит, нужен свет, свет не постоянный, а временный. И центральное место нужно отметить. – Юноша опустил глаза.
   - Я тебя понимаю, - Саваоф погладил Денницу по голове, - завтра мы создадим светила, но это будет завтра, а теперь отдыхай. – Юноша попытался возразить, но старец властно остановил его, - Иди-иди, отдыхай, - и легонько подтолкнул в спину.
   Юноша отошел от старца, а Саваоф долго смотрел ему в след. Молодо-зелено, как нужна ещё ему мудрость. Сдержанность и терпение, умение вслушиваться в окружающий мир. Дела, дела все скажут, где твои промахи, а где победы. Верные делу обустроят мир. Они буду в окружении парить над этой чудо планетой, над этой новой цветущей Землей.
   На следующий день все собрались вовремя и, зная своё дело, разошлись по своим местам.
   - Ну что, приступим, - Саваоф осмотрел место работы. Всё ли готово, все ли на месте, - сегодня сотворим светила на тверди небесной, для отделения дня от ночи, и для знамений, и времен и дней и годов. И да будут они светильниками на тверди небесной, чтобы светили на Землю.
  Работающие, во мгновение ока, взяв нужные вещества, соединили воедино, подняли давление, повысили температуру, и что бы эта масса исполнила свою миссию, раскрутили вокруг своей оси. При этом, помешивая огненную массу. Получился раскаленный с высокой температурой, от химических процессов внутри, жидкий огненный шар. В середине шара булькало, передвигалось, всплывая на поверхность, остывала островками, образуя черные пятна, которые передвигались и, погружаясь, опять вступали в реакцию с химическими элементами. Всё это кипело и разлеталось в разные стороны, стремясь обрызгать всех, кто будет находиться рядом.
   - Это светило большое, - старец осмотрел работу, - назовем его солнцем. Оно будет светить днем. Далее приступим к созданию малого светила.
   Снова закипела работа. Частички, одна к одной, раскручиваясь, уплотнялись под давлением, сливаясь, друг с другом, образуя очередной шар меньшего диаметра.
   - Это светило меньшее для управления ночью. Теперь создаём звезды, - Саваоф указал рукой на твердь, - и поместим их здесь.
   Опять работа закипела. Из маленьких частиц возникали, путём небольшого преобразования, звезды. Каждое готовое создание помещали на тверди, с таким расчетом, чтобы с Земли можно было вести наблюдения и отсчет, знамения и времена.
   Когда работа была закончена и все с великой радостью отошли, чтобы пронаблюдать за движением созданных светил.
   - Весьма хорошо, - Саваоф поблагодарил за работу, – у меня есть ещё одна задумка. Нужно создать живых существ, для заселения Земли.
   - Но, хотели создать самостоятельную личность?
   - Да, но пока не время, а чтобы на душе была радость, сотворим живых существ. Пусть вода произведет пресмыкающих, душу живую, и птицы да полетят над Землею, по тверди небесной.
   Работа была не из легких. Нужно сотворить твердую мускульную систему тела, но на семдесят-девяносто процентов состоящую из элементов воды. Имеющую свою структуру, свою форму, и особенный свой характер. Отличную друг от друга неповторимую систему, свойственную только этому виду. Продумать все тонкости структуры ДНК и РНК. Вложить в клетку знания и силу. Соединить в определенный организм.
   Саваоф наблюдал за рабочим ритмом, за движением всех, за перемещением энергетического свойства. Неуловимым движением исправлял неправильно поступающий поток.
   - Хорошо! Очень хорошо! – Старец провел рукой по созданным творениям. Они, под Его теплой рукой зашевелились, задвигались. – Благословляю вас, живите; плодитесь и размножайтесь, и пополняйте воды в морях. Птицы, да размножаются на Земле. Завтра мы приступим к созданию очередного творения.
   Утром к Создателю подошел Денница:
   - Прислушайся к моему мнению, Саваоф. Стоит ли нам создавать животных, если мы уже кое-что создали?
   - Для того, чтобы все жизненные процессы на земле происходили правильно, нужно чтобы каждый занимался своим делом. Так вот каждое семейство животных будет выполнять свою, только ей предназначенную, работу, свои действия, свой смысл в жизни. И поэтому, создание животных повлечет за собой очередные действия. Но наблюдать за всем этим будет самостоятельная личность. Личность, которая сможет управлять животным и растительным миром. – Старец посмотрел в глаза юноше. Тот потупился и отошел.
   Шестой день творения был более насыщен работой. Создание разумных существ, влекло за собой большую ответственность, за их жизни и дальнейшее проживание. Создание для них питания и пития. Способы передвижения и оседлости, принцип подчинения. Иерархия в любом виде должна существовать и контролироваться. В растительной зоне это подпочвенные, почвенные растения, мох, трава, кустарники, деревья. Все виды знают свое место. Никто не нарушает этот принцип. Принцип создания, принцип общения разновидностей. С животными проблем больше. Они смогут передвигаться на большее расстояние. И здесь, как никогда, нужно создавать качественно новый вид иерархического подчинения.
   - Все на месте, всё готово? – Старец оглядел мир.
   - Можем приступать, - подтвердил Эммануил.
   - Земля! Произведи душу живую по роду её, скотов, и гадов, и зверей земных по роду их.
   Всё пришло в движение. Под управление помощников химические элементы, собираясь в частицы, образуют клетку. Следующий процесс работы. Соединение клетки в клетку, где структурные решетки химических элементов должны воссоздать определенную часть тела. То ли это кость, где структурная решетка отличается от остальных и способная самостоятельно воспроизводить жидкость. То ли это жилы, где должна преобладать прочность и эластичность. То ли мышцы, где всегда происходят химические реакции, переходящие в физические процессы. При этом кинетическая энергия обязана с изменяющейся скоростью, переходит в механическую энергию.
   Очередной этап работы предполагал соединение образующихся систем в определенный вид по роду его, что и произошло, в качественно-умственном разряде, и было явлено перед старцем.
   - Очень хорошо. – Осмотрев животных, Саваоф продолжил, - сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему; и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею Землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле.
   Создание себе подобного, риск очень велик. Малейшее отклонение от законов, повлечет непредсказуемые последствия. Любой неправильный штрих и последует изменение структурной решетки, и тогда произойдет невообразимо другое создание. Но именно создание должно соответствовать образу и подобию. Саваоф знал структуру своего тела, знал расположение внутренних органов и, какие и где происходят процессы. Что нужно, чтобы это всё действовало вечно и безотказно. Он создал законы жизнедеятельности, бесконечности, но создание себе подобного пик творческих действий на данном  этапе развития. Создание должно отличаться умственной самостоятельностью, осознанным выбором своих действий и грамотным исполнением той или иной работы.
   - Эммануил, поднеси, пожалуйста, афар, - указал рукой старец на подножие ног своих. – Мы создадим человека из афара, что бы помнил, кто он и из чего произошел.
   Эммануил и Саваоф приступили к работе. Движение рук, стремительно делавшие дело, были целенаправленны, никаких лишних жестов. Молекула к молекуле, клетка к клетке, вырисовывается картина. Скелет-остов человеческого тела, обвивается жилами, обрастает мышцами, прокладывается кровеносная система, лимфатическая система с её придатком, фабрикой лимфы, возникает система капелирования и всё это обвивается, с внедрением в каждую клетку нервной системой для надежного самочувствия и экстренного реагирования всего тела. Процедура заканчивается творением позвоночного и головного мозга. Вся нервная система будет координировать, и регулировать все функции организма в его постоянном взаимодействии с внешней средой.
   - Готово! – У седоволосого, ветхого днями старца, по детски заискрились глаза, - теперь вдохнём  дыхание жизни и станет он душою живою.
      

   Саваоф положил обе руки на голову, ещё не ожившего человека и губами вдохнул в его губы Своё дыхание. Тело импульсивно дёрнулось. Веки вздрогнули. Лицо приобрело жизненный вид с розовым оттенком щёк. Человек вздохнул, задышал, пошевелился, рука поднялась и потянулась к голове, почесала и, всем мускульным телом, прекрасно сложенного создания, перевернулся на бок, подложив обе руки под щёки. Засопел, уснув крепким сном младенца.
   - Весьма хорошо, - старец потер руку об руку, - но не хорошо ему быть одному. Нужно из его ребра создать ему помощника.
   - Но тогда у человека будет ребер меньше, чем у его помощника?
   - Ничего страшного в этом нет. Ему это в дальнейшем напомнит математическую систему отсчета и покажет человеку главенствующую иерархию жизненно важных аспектов родословной.
   Вынимание ребра заняло доли секунды и закипела работа по созданию помощника для человека. Руки, осознанно двигаются, беря нужный материал или инструмент. Создание помощника не менее кропотливое занятие, чем создание человека. В итоге, свершился последний штрих. Дыхание жизни вошло в организм и помощник человеку задышал, скрутившись калачиком, рядом, со спящим. Во сне, блаженная улыбка, помощника озаряла красивое лицо. Длинные волосы, прикрывали нежное тело. Сон. Спали два человека, два существа, два единых организма, но разные по физическим и психологическим качествам. Спали сладким детским сном новорождённого. Беззаботное сопение младенцев не омрачалось будущим осквернением всего созданного Творцом. Что ждет этих младенцев, после пробуждения? Радость и беззаботное детство или тяжелый изнурительный труд? Сон. Спи, спи человек! Немного счастья увидишь в доме своём, и только сон, и только на мгновение, может переносить тебя в счастливые дни твоего счастливого детства в доме Творца твоего. Спит вся вселенная. Спит, не подозревая о кончине спокойного времени. Никто еще не знает, какие тяжелые последствия повлекут дальнейшие события, преобразующие созданный мир. Спит человек. Спит вся вселенная. Спокойствие и тишина, мир царит над спящими.
   Прошло несколько дней. Аддий и Хава, созданные Саваофом и его помощниками, резвились в кронах могучих деревьев. Бегали на перегонки с животными, купались, ныряя в реки и, пытаясь перегнать рыб в светлых водах. Учились жить  среди растительного и животного мира, познавая законы Творца. Саваоф сам лично занимался воспитанием детей своих, приучая к знаниям и логическому мышлению, культуре поведения и методам общения, как друг с другом, так и с животными и растениями.
   - Послушай, Саваоф, - Денница подошел к старцу, - не кажется ли тебе, неправильным воспитание человека. Посмотри, он растет самостоятельным и мыслящим  существом.
   Старик нахмурил брови. Печальными глазами посмотрел на юношу. Э-э-х! Молодость, молодость. В молодости всегда не хватает мудрости, каким бы грамотным не был. 
   - Юноша, Я хочу обратить твоё внимание на конечные результаты нашей работы. Воспитание человека это тяжелый, кропотливый и длительный процесс…
   - Да, но я смотрю…- перебил его юноша, - я как раз и смотрю на конечный результат.
   - И что же ты видишь? – Седоволосый указал рукой в даль.
   - Конечный результат мне открывает очень большой смысл в этом деле. Воспитав в духе мудрости и самостоятельности, мы получим такого человека, который будет способен игнорировать все наши приказания. Он самостоятельная личность, значит, все действия у него не ограничены нашей властью. В конечном итоге, человек станет претендовать на нашу власть, захочет освободиться от опёки и, возможно, рискнет совершить такие действия, которые повлекут за собой большие неприятности. Он захочет командовать нам. Этого допустить нельзя.
   - Таким воспитанием Я  добиваюсь качественного исполнения дел. Познавши мудрость, человек не сможет действовать и мыслить неправильно. Начало всему – мудрость, и в разуме жизнь его. Что надобно ещё для воспитания?
   - Поставь преграду знаниям, поставь заслон умению мыслить, и ты получишь в подчинении личность, из которой можно лепить горшки или всякую другую утварь. Тогда ты будешь, властен над ним. Душа его в твоих руках, - щеки юноши, в порыве страстных речей, стали пунцовыми, губы вытянулись в тонкую линию, волосы взъерошились, - ты властен над ними. Не смогут стать они таковыми как мы. Это всего лишь будет образ твоего отражения. Внешнее сходство, но власть твоя.
   - Твои слова не имеют смысла, - Саваоф положил руку на плечо юноше, - вспомни себя. Корни твои, корни из бездны, но могучим деревом вырос ты. Щуплым малым бегал ты босиком. Сегодня красота твоя затмевает рассвет. Сила твоя в мудрости твоей. Десница твоя владычествует в бесконечных просторах вселенной. Боишься ли ты всё это потерять? Что лежит на сердце твоём?
   Юноша опустил голову, повернувшись уходить.
   - Я хочу, чтобы на общем совете подняли вопрос о правильном воспитании человека.
   - Хорошо. В ближайшее время совет состоится. Пусть каждый подготовится. Послушаем общее мнение о деле, - Саваоф грустным взглядом проводил Денницу.


   Солнечные лучи освещали Землю, согревая, выделяя пар из почвенных слоёв. Пар, поднимаясь, распространялся по всей земле, равномерным слоем, расстилался по поверхности, увлажняя полезный для растений, грунт. Так происходило орошение земли. Орошение плодородного слоя почвы, подпитывая растения и деревья.
   Сказочные дни в Отчем доме проходили в радостном общении с Отцом сотворивших, чьи дни протекали в благоухающих местах, пахнущих ароматом медоносной пыльцы. Среди растений и животных, среди мудрых ненавязчивых советов. Среди живых существ, давая возможность Аддию накапливать жизненный опыт, вслушиваясь в наставления Создателя. Научаться общению с живой природой, узнавая характер и предназначения каждой вещи и каждого действия. Аддий, научаясь премудрости, пытался предпринимать самостоятельные действия.

   Ангелы, с трубами для созыва всех живущих, разлетелись в разные концы вселенной. Сигналы долетали до самых потаённых уголков. Никто не остался неосведомлён, поэтому на собрание пришли все и даже из дальних уголков. Никто не остался равнодушен. Открыл собрание Саваоф.
   - Я приветствую всех собравшихся и хочу представить на обсуждение один вопрос, поставленный на повестку дня Денницей, о правильности воспитания человека. Прошу вас высказываться по этому поводу.
   Одни говорили одно, другие другое. Взял слово и Фриволос:
   - Пусть Денница объяснит причину несогласия, - приглаживая торчащий на голове вихорь, сел.
   Саваоф кивнул головой. Денница поднялся и медленно, обдумывая каждое слово, произнёс:
   - Видите ли, когда человек узнает всё, он станет самостоятельной личностью и его трудно будет обуздать. Поэтому, я не хочу, чтобы у нас в дальнейшем были неприятности, - обвел взглядом собрание и сел.
   Поднялся Гавриил:
   - Послушайте, братья, то, что человек станет самостоятельным, это не совсем плохо. Даже очень хорошо. Многие вещи он сможет делать без нашей помощи. Но я не думаю, что Аддий захочет стать самостоятельным и потребовать полного отделения. Здесь нужно понимание. Что последует за этим. Кто из вас захочет уйти от спокойной жизни.
   По собранию пронёсся ропот. Голоса разделились.
  - Ну что, давайте голосовать, - глаза Саваофа поблёкли, искорки погасли, стали грустными. Он ещё ни разу не чувствовал такую усталость, усталость морального состояния. Глядя на собравшихся здесь, нельзя сказать, что они необразованные или глупые. Все всё понимают, но почему разделились мнения. Почему некоторые соглашаются с Денницей. Неужели глаза их закрылись? И влияния сына Зари более, чем мудрое решение собрания. Единожды созданные законы невозможно изменить. Любое такое вмешательство повлечет за собой большие неприятности. И это знают все. Так почему противоречат, пытаясь что-то изменить в сложившейся обстановки? Да! Власть великое дело. Всё, возможно претерпеть и огонь, и воду, но медные трубы, когда звучат фанфары в честь тебя, а не твоего создателя, очень трудно претерпеть. Почти невозможно. Но претерпевший всё до конца, получит свою награду, а нам вместе ещё работать и работать. И Я, поэтому, не могу понять решение некоторых, поддержать Денницу. Хотя он и очень умный, решительный, понимающий сложившуюся обстановку, - давайте голосовать, - повторил, а в голосе звучали печальные нотки. – Какое решение мы примем, дать самостоятельность Аддию, или не открывать знание перед человеками. Ведь на данный момент он и так ограничен в познании добра и зла.
   Собрание ожило, зашевелилось, стало слышно перешептывание. Некоторые подняли руки, поклонившись Саваофу, за сыном Зари осталась третья часть собрания.
   - И так, решением общего собрания, мы продолжаем начатое дело по воспитанию людей, в мудрости и согласии с природой, - старец обвел взглядом собрание, - а теперь попрошу всех приступить к своим обязанностям.
   Все дружно стали расходиться. Каждый пошел продолжать начатое дело, своё или Саваофа, потому что свобода выбора была присуща всем и всегда в этой могучей и мудрой цивилизации.


   - Здравствуй, Хава.
   - Здравствуй. А ты кто будешь? Я тебя знаю.
   - Конечно, мы с тобой встречались. Разве ты не помнишь?
   - А почему я тебя не вижу? Ты где?
   - Я! Я  здесь, за деревом стою.
   - Так выходи. И что ты там делаешь? За мной наблюдаешь? – сделала нерешительный шаг к дереву.
   - Можно сказать и так. Красивое создание гуляет в саду, разве такое не привлечет внимание? Разве налюбуешься?
   От смущения щеки Хавы стали пунцовыми, любопытство одолевало её.
   - Выйди. Я хочу посмотреть на тебя.
   - Это я, змей, - выглядывая из-за дерева, змей лукаво улыбнулся.
   - А-а-а, змей, - Хава потеряла интерес к этому красивому созданию, - выходи, поговорим. Ты что-то хотел мне сказать?
   - Да, хотел.
   - Так скажи.
   - Ты такая умная и красивая…
   - Ты мне правду говоришь? – Перебила его Хава.
   - Не спорь со мной, ты само совершенство. Гуляешь в этом прекрасном саду, вокруг разливающих свой аромат, цветов. Деревья дают тень, укрывая нежное создание от солнечных лучей. Тебе поклоняется всё живое на Земле. Прикажи и всё исполнится, всё подчинено тебе. Вот только плоды дерева ты не можешь кушать, потому что так сказал твой создатель.
   - Не правда, - с детской наивностью ответила девушка, - плоды с дерева мы можем кушать, со всех деревьев, кроме виноградного дерева, стоящего  посреди сада нельзя.
   - Почему нельзя? – Тихий, покорный голос змея звучал соблазнительно. – Чем оно отличается от других?
   - Оно не отличается, но Отец сказал: не ешьте плодов сего дерева, и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть.
   - Разве можно умереть, съев плод дерева, находящегося в раю, или умереть от прикосновения. Всё здесь создано для вас и вы неоднократно ко всему прикасались, - помолчав, добавил, склонив голову на бок. – Почему нельзя?
   - Я не знаю, - Хава растеряно моргнула своими длинными красивыми ресницами. Её детское лицо выражало растерянность. Внутри, в сердце, что-то жгло, беспокоило. – Мы умрём! Умрём!
   - Нет, не умрёте. – Тихий голос звучал откуда-то сверху, эхом отдавался в мозгу, пронизал всё тело с головы до пят, - но знает Отец, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как и ваши создатели, знающие добро и зло.
   - Где оно. Я хочу его видеть. Это дерево, оно хороша для пищи, приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание. Я возьму эти плоды и сделаю подарок Аддию.
   - Ты возьми плоды и скушай сама, а то вдруг не понравятся, - хитрости змея не было предела. Он низко наклонил веточку, с яркими черно-красными плодами, давая возможность девушке на носочках дотянуться.   
  Хава медленно, как бы обдумывая своё решение, протянула руку, сорвала плод винограда. Он оказался сочным, внутри состоял из мякоти, сладковато-приторной. Липкий сок бежал по рукам, вымазывая. Ладони казались кроваво-красными. Откусила кусочек. Аромат приятного вожделения, наполнил рот и, растворившись, проник в пищевод, в желудок. Хава  почувствовала сладострастное жжение, и томление распространялось по всему телу, разливалась, проникая в самые потаённые уголки души, заглушая способность мыслить и двигаться. Хотелось лечь и наслаждаться тишиной векового сада, слушать нежное пение птиц, и забыться, забыться, забыться. Аддий, а где же Аддий? Надо ему дать кусочек, кусочек неожиданного счастья,  пусть попробует, ему это тоже понравится.
   - Аддий! Аддий! Смотри, что мне дал змей! – Хава перевела дыхание от быстрого бега, даже не заметив, что ей не хватает воздуха, - смотри, это мне змей дал, такое вкусное, пальчики оближешь.
   - Что с тобой, Хава? – Аддий смотрел на свою жену и не узнавал её. Неестественная весёлость, развязность, заплетающийся язык давал понять о случившемся. Кожа под глазами припухла, слегка посинела. Белокурые волосы растрепались от бега.
   - Я тебе принесла плод дерева, скушай, он хорош на вкус. Я успела откусить кусочек. – Протянула откушенный плод, нежно заглядывая в глаза мужу.
   - Вижу, - Аддий уже понял, что произошло. Нарушен приказ Отца-создателя, но кто нарушил? Его жена, которую дал ему Отец, или змей, что является представителем создателя на земле. Что же делать? Сердце сильно стучало, пытаясь выскочить из груди. Они представляют создателя, точно так же как и я, значит, они делают правильно. Тогда почему нарушают приказ? А, если нарушают, то почему они пришли ко мне от Отца? Странный вопрос. Откуда они могут прийти ещё? Если это так, значит, они поступают правильно. Тогда и я должен делать то же самое. Как правильно? Не сделать, значит ослушаться представителя небес. Сделать, значит нарушить приказ Отца. Вот незадача-то, какая. Голова раскалывается от таких дум, а думать надо. А что тут думать. Наверное, им сверху виднее, как правильно. Они находятся в непосредственной близости от создателя, я же здесь,  на земле, встречаюсь и расстаюсь, встречаюсь и расстаюсь. Они там, на каких-то собраниях решают, непонятные мне вопросы, спорятся, выясняют отношения. А я,  позабыт, позаброшен. Никто обо мне и не вспомнит. Вот хоть Хава, жена моя, обо мне заботится. Плод дерева принесла, кормит. Счастье-то, какое!  Но почему на душе так скверно. Кто может помочь в этой ситуации. Отец! Отец! Где ты. Зачем покинул  меня? Помоги!
   - Аддий, я жду, - Хава прильнула к нему, обняла, положила свою голову на его грудь, разбросав волосы по крепким мужским плечам.
    Аддий почувствовал запах её волос, запах её тела, смешанный с запахом виноградного сака, что же делать? Скушать, значит нарушить запрет Отца, не скушать – остаться одному, в этом мире. Сердце пронизывает боль, горло сдавило спазмами, на глаза навернулись слёзы, тело напряглось, сопротивляясь безумству жизни. Ах Хава, Хава! Что ты натворила, как могла сотворить такое? Но нужно какое-то решение, самостоятельное решение. Мысли молнией ударяли в, ещё не окрепший, ум человеческого тела. Проносились, останавливаясь, и снова стремились обвить, овладеть остывающим детским умом современного бытия.
   - Ну что же… милый, или я не твоя жена? Милый, пожалуйста. Отец отдал меня тебе в жены, а ты обижаешь,.. о-би-жа-е-е-еш-шь меня. Придет Отец, я ему всё расскажу, всё, вот так. – Обидевшись, Хава скользнув по его телу в низ, опустилась на землю, легла, раскинув руки в стороны. Медленно начала поднимать их вверх, на встречу своему мужу. Страстным увлекающим взглядом пронизывала сердце Аддия, даря ему сказочные минуты временного счастья.
   - Да-да, конечно, я скушаю, обязательно скушаю, - быстро заговорил он. Его взгляд потускнел, сердце сжалось, пронизывающая боль не проходила. – Но ты же знаешь, что этого делать… нельзя… нельзя было… нам строго… приказано,.. умрём ведь... – Заикаясь от безысходицы, тихо вымолвил.
   - Не умрём, не ум-рё-ём, - медленно, заплетающимся языком, пыталась произнести, связать свою речь, - я уже съела? Съела, и до сих пор жива, жи-ва-а-я! Ну же милый, скушай, мой светик.
   В голове шумело, нужно на что-то решиться. А на что? Плод дал представитель Отца, и, наверное, тот знает что делает, может это приказ Отца, а я не знаю этого. Может там, что-то изменилось, а меня не оповестили, не оповестили. Почему? Но надо принимать решение. Принимать решение в отсутствии Отца.
   Его рука, державшая надкушенный плод, поднесла ко рту. В каком-то необузданном тумане откусил плод. Кровавый сок, струёй брызнул, побежал по губам, по рукам, обжигая багряной жидкостью. Глотнул. И, …о! Чудо! Чудо! Сладкий сок освежил полость рта, скользнул в желудок и, нежно пощипывая, начал разливаться по всему телу. Глаза засветились, заблестели. Ноги подкосились, и Аддий медленно опустился на землю, рядом с прекрасной, манящей к себе, Хавой, распластавшись на великолепном небесном счастье. Сердце разорвалось,  переполнившись ощущениями томительного сладострастия. Ветерок, овевал, унося любящие сердца в глубину пленящего томления. Высокая трава закрыла сраженные тела, и солнце, медленно опускалось к закату, покраснев от смущения и стыда, закатилось за горизонт, осветив багровым светом, небосклон.
   

   Свинцовое тёмное небо нависло над расцветающей, ещё не тронутой искажением, Землёй. Багряное солнце, как бы облитое кровью, медленно выкатывалось на восходе нового неожиданно-хмурого дня. Лучи, постепенно, освещали поникшие листочки на могучих высокорослых деревьях, устремились к земле, лаская потускневшим взором двоих. Двоих, распластанных на траве. Двоих, чья жизнь будет продолжаться на, уже новой, обновленной по воле человека, Земле.
   - Аддий, проснись, скорее… - расталкивая мужа, пытаясь разбудить.
   - Ну, что ещё?.. – сонно произнёс.
   - Да проснись ты!
   - Что случилось? Оставь меня… - Аддий приоткрыл глаза. Странное ощущение. Небо, своей силой необъятной бесконечности, придавило, грубо бросив сырую влагу на нежные детские беспомощные тела.
   - Посмотри, посмотри вокруг, как-будто что-то изменилось, - Хава пыталась привести свои волосы в порядок.
   - Не говори глупостей, всё по старому, - стараясь ощутить себя ещё спящим.
   - Что по старому? Да проснись же ты, наконец, - пытаясь растормошить мужа, Хава всматривалась в окружающую природу. Вроде бы всё то же, но совсем по-другому выглядит. Что случилось, пока спали?
   - Аддий! Хава! – послышался голос из глубины сада. – Хава! Аддий! Вы где? – голос старца звучал настороженно.
   Аддия, словно подбросило что-то от земли. Вскочил. Глаза забегали из стороны в сторону. Мысль проносилась одна за другой. Что же делать? Вчера было так хорошо, а сегодня? Сегодня нужно отвечать за свои поступки. Быстрее, быстрее. Скрыться из глаз долой, не видеть, не слышать. Аддий схватил Хаву за руку, и они стремительно бросились в чащу густого сада. Темнота изменённого света поглотила счастье двух любимых создания.
   - Аддий? Где ты? – приближающие шаги были решительны, да и как, куда можно убегать от Отца своего. Где можно скрыться от совести своей, если она находится внутри тебя.
   - Вот я, - Аддий вышел из тени величественных деревьев.
   - Ты, почему от Меня прячешься?
   - Голос Твой услышал я в саду и убоялся, - голос Аддия задрожал, надломился, ноги не хотели держать, руки не слушались и их некуда было деть.
   - Не потому ли ты убоялся, что ел от дерева плоды, с которого Я запретил тебе есть? – Старец испытывающее посмотрел в глаза.
   - Жена, Хава, которую Ты дал мне, она дала мне от дерева и я ел, - произнёс дрожащим голосом и опустил голову, буравя взглядом землю. Лицо покрылось красным оттенком солнечного отражения, пылая ярким пламенем.
   - Хава говоришь, а где она?
   Хава вышла из тени и спряталась за спину своего мужа. Её детское личико выглядывало из-за широкоплечего юноши. Взгляд невинности устремился на Отца.
   - Вот я! Но это змей обольстил меня и я ела.
    - Ну что ж. Вы сами решили свою судьбу. Ослушались приказа, - старец, с грустью положил Свою могучую руку на голову Аддия, - а теперь, слушайте, к чему это приведёт. В жене умножится скорбь, умножится в беременности твоей, в болезни будешь рождать детей, и к мужу твоему влечение твоё, и он будет господствовать над тобой.
   Хава, в рыдании упала к ногам старца. Плечи её вздрагивали, слезы увлажняли обескураженную Землю.
   - Аддий, наказание Моё, Моё мучение вечное, ты знал Мой характер, но не послушался гласа Моего. За то будет проклята Земля за тебя. Со скорбию будешь питаться от неё во все дни жизни твоей. Тернии и волчцы произрастит она и будешь питаться полевой травою. В поте лица твоего, будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты, и в прах возвратишься.
   Сказав это, старец удалился, оставив Аддия со своими мыслями и опустошенной душей, стоять в саду, средь вековых могучих деревьев.
   Аддий поднял жену свою, обнял за талию и отвёл к реке. Помог ей умыться, причесал растрёпанные волосы.
   - Аддий! – Хава понемногу приходила в себя, - Аддий, а что такое сказал наш Создатель. Что такое скорбь и беременность? Я ничего не поняла.
   - Мы сделали плохой поступок, и он изменит нашу жизнь, - печально глядя на воду и покусывая сорванную травинку, помолчал. – Изменит нашу жизнь в плохую сторону. Что такое беременность я не знаю и сам, но что такое скорбь, начинаю понимать.
   - А что это такое, объясни? Мы ничего плохого не сделали, плоды росли в саду, их посадили для нас, мы и воспользовались ими. Что здесь не правильно. – Голос Хавы сорвался, от волнения перешел на хрип и, она закашлялась.
   - Ты правильно говоришь, но это не основное, главное, мы не выполнили приказ: «…от дерева познания добра и зла не ешь…» А мы скушали… мы отведали плоды виноградного дерева, запрещённое Создателем. И, ты ещё не забыла, что с нами произошло?
   - Но это было так хорошо. Так приятно…
   - Да приятно, да хорошо, но за всё хорошее рано или поздно приходится платить своей жизнью, платить чужой жизнью и жизнью своих потомков.
   - И что же теперь будет? Аддий, мне страшно становиться. Всё вокруг изменилось, нет того веселья, нет красоты первозданной. Что же будет…
   - Будет то, что сказал наш Создатель. За ослушания всегда будет следовать наказание, которое продлиться на равное смыслу ослушания.
   Аддий поднял камешек. Прохладный, с гладкими сторонами, приложил к щеке. Прохлада успокоила пылающую кожу. Повертел в руках, поглаживая гладкие стороны, размахнулся и бросил по поверхности озера. Камешек, коснувшись воды, не ушёл в неё, а оттолкнувшись, скользнул дальше, ударившись о воду, подпрыгнул и пролетев некоторое расстояние, плюхнулся в жидкость, вызвав большие круги, на спокойной прозрачной воде.
   - Видела! Вот так и наша жизнь, то будет взлетать в недосягаемые высоты, то падать, при этом, после каждого падения пойдут круги, круги скорби, волнений за наше потомство.
   Аддий взглянул на Хаву. Та сидела, обняв ноги руками и, положив голову на колени. Безразличный взгляд был устремлен на воду. Лицо, окрашенное красками восходящего солнца, потускнело, сделалось мрачным, мысли о содеянном не давали покоя и, хотя она не понимала, что будет, но беспокойство донимало её сердце так, что в желудке отзывалось тяжестью. Не хотелось летать и веселиться,  не хотелось играть и улыбаться. Двое, повзрослевшие в одно мгновение, сидели на берегу реки, на берегу реки жизни, у самых истоков. Какой теперь будет судьба, счастливой или несчастной. Какое будущее ожидает влюбленных людей. Здесь было заложено начало новой жизни. Новой эры человеческого сознания. И, как вода в реке, жизнь потечет в далекую бесконечность, в беспокойное будущее.
   Двое сидели на берегу реки. Грустно наблюдали, как спокойные воды уносят свою голубизну и прозрачность, за далекий, кажущийся недосягаемым, горизонт. Солнце пронизывало глубину, освещая дно и заигрывая с рыбами и с остальной живностью, медленно катилось к закату. Время неудержимо набирало свой бег, исторический бег земного бытия, доводя жизнь до своего логического конца.
   - Михаил, позови ко мне, пожалуйста, Змея, - старец расхаживал по просторному кабинету, время, от времени теребя свою бороду.
   - Хорошо, сейчас он будет у тебя, - Михаил, повернувшись, военным чеканным шагом, вышел. Саваоф остановился напротив балкона. За стеклом простирался вечно зеленый сад, специально выращенный для людей, чтобы они смотрели за ним, наводили надлежащий порядок. Ухаживали за деревьями и животными. И, чтобы можно было в прохладе дня, прогуляться вместе с людьми поэтому, могучему многовековому саду. А теперь что будет? Что можно предпринять в этой ситуации? Как обучить несмышленых детей уму-разуму? После таких событий, сделать будет труднее. Детям всё сразу не объяснишь. Их ум работает не так, как ум взрослого человека. Поэтому, нужно быть предельно осторожным и не травмировать ум Аддия и Хавы, ведь они, по существу, ещё дети. А положение мы исправим. Исправим. Необходимо немного времени и всё будет нормально. Поймут и вернутся.
   Стук в дверь прервал размышления. В дверном проёме, появились Михаил и за его спиной, Змей. Это очень красивое существо с прекрасными крыльями за спиной. Выглядело не очень прилично. Он представлял вид подавленного и затравленного зверька. Глаза испугано бегали из стороны в сторону. Осторожные неуверенные движения, дрожащий от испуга. Всё это говорило о серьёзности его поступка, о том, что мудрость Змея взяла своё, и он понял, что сделал и знает последствия.
   - Ну, что ты Мне скажешь? – Глядя в глаза Змею, старец подошёл к нему.
   - Что сделано, то сделано, - Змей склонил голову, не выдержав взгляд, - каждый имеет право на собственное мнение и на собственные действия.
   - Да, но если это всё не ведёт к убийству и отторжению от жизни. И ты, как мудрый из мудрейших созданий, должен это понимать. Ты должен понимать так же, что никто ещё не умирал, никто не знает, что такое смерть, и только Я могу сказать определение смерти. Теперь же смерть войдет в нашу жизнь, и это будут самые тяжелые  и мучительные дни жизни. Мы увидим смерть наших детей. Это страшное наказание для родителей. Так вот, Змей, за то, что ты сделал это, проклят ты пред всеми скотами и пред всеми зверями полевыми. Ты будешь ползать на чреве твоём, и будешь есть прах во все дни жизни твоей, - Змей побледнел и без сознания рухнул на пол, который был изготовлен из золота чеканной работы. – Отныне зло будет ограничено до определенных пределов и дальше указанного оно не сможет пройти. Да и ещё, Михаил, - обратился к ожидающему служителю, - позаботься о временном параметре земли, чтобы грех не был вечно используем.
   - И какие параметры ввести?
   - Нужно изменить параметры земли вокруг своей оси и замедлить скорость полета вокруг светила, при этом постарайся увеличить радиус галактики. Эти действия приведут к увеличению дней человеческой жизни. Так, что тысяча лет жизни у них, будет равен одному дню у нас. И постарайся это проделать с галактикой на протяжении четырех дней, после чего начнём обратный процесс, то есть сжатие галактики. Тебе понятен смысл сказанного, - старец внимательно посмотрел на Михаила.
   - Мне всё это понятно, а что делать со Змеем, который лежит у наших ног.
   - Через некоторое  время он придёт в себя  и ему придется научиться передвигаться по земле. А пока он не сможет красоваться на голубом небе, чаруя своим полетом живущих.
    Дверь в кабинет неожиданно отворилась, прервав разговор, оглянувшись, увидели Эммануила.
   - Отец, можно к Тебе?
   - Входи-входи, мы тут с Михаилом обсуждаем действия, которые необходимо предпринять для локализации последствий, сотворённых Денницей.
   - Я это понял, но думаю, что Ты круто обошелся с людьми.
   - Я их выгнал…
   - Я не об этом, - перебил Эммануил, подошел к балкону и указал рукой в даль, продолжил, - извини что перебил, но я не об этом. Я о том, что ты дал им в пищу.
   - Я правильно сделал, сынок, - Саваоф подошел к сыну и положил руку на плечо.
   - Понимаешь, Ты дал им в пищу траву, которую прежде дал животным. Поедая её, они могут стать такими же животными, потому что желудок у них не приспособлен размельчать траву полевую.
   - Да, но в саду Я их оставить не могу, а за пределами сада не всегда они смогут найти то, что подходит в пищу, а полевая трава посеяна везде, - подтолкнув сына  ближе к балкону и, помолчав, продолжил, - этим спасаю их от скорой смерти, продлеваю на некоторое время. Изменив состав желудка, дал способность для выживания. Но мы всегда будем с ними и в самые тяжелые дни поддержим, а тех, кто будет любить нас бескорыстно, мы сможем опекать до самой старости.
   - Хорошо, я согласен, и думаю, что кого опекать мы найдём, поэтому нам работы прибавится. Так что мы пойдем выполнять намеченное, - Эммануил и Михаил направились к выходу.
   - Приступайте, дети Мои, - у старца заискрились от слёз глаза. Ради таких мгновений стоило начинать такое дело. Есть и будут мудрые да не переведутся никогда, и будут праведниками ходить пред лицом Моим. И Я их никогда не оставлю. И, если они обратятся ко мне, то Я воставлю их, и будут предстоять пред лицом Моим; и если извлекут драгоценное из ничтожного, то будут как Мои уста. Они сами будут обращаться к ним, а не они будут обращаться к устам. И сделаю их для этого народа крепкою медною стеною, они будут ратовать против народа Моего, но не одолеют, ибо Я с ними, чтобы спасать и избавлять. И спасу от руки злых и избавлю от руки притеснителей, и всё это завет Мой с теми, кто мудр во Мне и ходит путями праведности.


   Земля всё чаще рождала тернии и колючие растения, не пригодные для спокойного проживания. В некоторых местах, где палящее солнце достигало мягкую влажную почву, высушивая последние капельки росы, трава редела, образовывая залысины, на, когда-то цветущей Земле. Почва становилась до такой степени твердой, что нежные стопы людей не могли становиться на неё безболезненно. Каждый очередной шаг по земле, больно отдавал в голову, пронизывая стрелами страха, каменеющее сердце человеческой души. Страх. Он начал существовать везде, в темных лабиринтах леса, на просторных покрытых высокой травой, прериях и, даже в пещерах, где стали, с некоторых пор, прятаться люди. Животные перестали понимать людей и, иногда, нападали, когда человек делал что-то не то или не так, чем и пытались направить его на путь истинный. Что бы выжить в таких условиях, недостаточно надеяться на природу, нужно было создавать места, где в условиях постоянно орошающей росой, земле, можно взращивать культуры, посаженные рукою человека. Это более надёжный способ выживания, чем перемещаться с места на место, в поисках пищи. Но для возделывания почвы и высадки растений, нужны орудия для обработки. Аддий, из подручного материала, сотворил инструмент, для обработки земли. Получился неплохой набор сельскохозяйственного оборудования. Теперь, как и сказано было Создателем, остаётся в поте лица обрабатывать землю. С пастбищами для скота дело обстояло проще, перегоняй скот, в момент перегона они наедаются и дают очень много молока и шерсти. А поля? Их приходится обрабатывать, прилагая большие усилия, а также смотреть за урожаем, что бы звери не смогли вытоптать и испортить.
   - Шиферт, Невви, подойдите ко мне, - Аддий помахал рукой, подзывая двух рослых парней, могучего телосложения, с крепкими, подчёркивающие стан, мышцами. – Сыны мои, вы знаете, что у нас есть Создатель, Отец наш. Поэтому, в определенное время, по достижению совершеннолетия, вы, будучи уже самостоятельными, должны представиться Ему. Пойдите, возьмите, каждый творение рук своих и принесите в дар Ему. Ступайте и исполните это.
   - Хорошо, отец, - юноши дружно ответили и, поклонившись, отошли заниматься каждый своим делом.
   Красивые у нас дети, особенно первенец, Невви. Способные, перенимают опыт, на лету схватывают любые действия. Они достались нам очень тяжело. С начало мы не знали, что такое беременность, о чём Отец тогда сказал. Когда Хава начала полнеть, мы испугались, думали, что отравились пищей. Но от создателя пришел посланник и объяснил нам. Всё это мы должны были прочувствовать гораздо позже, повзрослев, оформившись. Когда случилось такое, то все планы изменились, и теперь мы имеем такой вариант нашей жизни. Бедная Хава. Пугалась всего. Было неожиданно и удивило, немало напугав, когда в её животе кто-то зашевелился, пытаясь освободиться…
   - Аддий! Аддий! – Хава тормошила за плечо мужа, - Аддий! Да проснись же! У меня внутри что-то шевелится, - её испуганные округленные глаза блестели от слезинок, которые собирались в уголках  и стекали ручейками по щекам. – Я боюсь.
   - Не бойся я с тобой, - обнял за плечи, прижал к себе. В этой холодной пещере они были одни. Одни на всём белом свете. Земля меняет свой вид, растения, колючие кустарники и с нами… что-то снами происходит… мы одни, а страх поглощает все наши мысли, впитывается, проникает в каждую клетку организма… и вопрос, что же будет… что будет дальше с нами.  Мы, вдруг, осознали неминуемую участь нашего тела. Не знаю, как это будет, но что-то меняется внутри нас. Как-будто тело стало не постоянным, изменчивым, меняющимся. Вот и Хава, переживает, пополнела, а теперь и шевелится что-то.
   - Как ты думаешь, что это может быть? – Аддий заглянул в голубые испуганные глаза жены.
   - Я не знаю, но мне приятно что оно шевелится…
   - Тогда почему боишься? – гладя длинные волосы Хавы, спросил.
   - Страшно ведь, что будет, что будет? – ещё крепче прижалась.
   -  Если страшно, почему хорошо?
   - Любопытно, я ни разу такого не испытывала. Живот натянулся, так и лопнет, так и лопнет, кажется, - поглаживая живот, - ой, опять стучит, потрогай. Стучит, а иногда что-то кольнёт-кольнёт. В глазах темно становится, уже успокоилось, давай будем спать.
   - Давай, - Аддий лёг поудобнее и через некоторое время, удручённый мыслями о будущем, уснул тревожным сном беспокойного человека.

 
    Хава ещё долго не могла сомкнуть глаз, прислушиваясь к тому, что внутри её. Страх сковывал её сознание, с мученической болью выдергивая из жизни воспоминания, о Змее с плодом виноградного дерева. Он протягивал ей виноградный плод, плод познаний добра и зла, ласково улыбаясь, шаг за шагом приближался к ней:
   - Кушай, Хава, кушай, умница, молодец. Я буду теперь с тобой, неотступно буду следовать по пятам, где ты, там и я. Ты рот раскроешь, а я уже слова произнесу. Ты надумаешь дело сделать, а я за тебя, его уже сделаю. Мы всегда будем рядом… Ты и я одно целое. Хава, помни это. Помни и не забывай… ой…ай…ай…ай, - эхом отдавалось в ушах. Каждый раз, после такого сна, просыпалась в мокром поту. И этот сон преследует и преследует. Не могу избавиться от него. А надо бы забыть. Забыть, и плод, и дерево и Змея. Но как забыть? Если я вижу своими глазами дело рук своих. Нужен ли мне тот плод? Сказано, не трогать. Тронула. Теперь приходиться дрожать от страха, прислушиваться к каждому шороху. Но мы одни на планете. Одни, да не одни. Здесь много ходят: и от Отца на днях были, с Аддием говорил посланец, и от этого Змея ходят здесь, как приведения, поглядывают. Что они ещё от меня хотят? Душу, наверное? Да! Душу! Точно! Мало им наших тел, теперь ещё и душу хотят забрать. Не хочу! Не хо-чу-у. Хава вскочила с постели. Опять сон. Как-то уснула, не заметила как. Аддий спит. Спит крепким сном. А меня преследуют во сне и наяву. Проходу не дают. Хотят дотронуться и что же мне делать? Как дальше жить? Надо уснуть, а то всё больше одолевает усталость. Дни омрачены. Отец не общается с нами. Горе овладело Землей.
   - Хава, Хава, что с тобой, - высокий, стройный посланец стоял у изголовья.
   - Я здесь, что тебе?
   - Что с тобой, ты полнеешь?
   - Я не знаю что со мной, но живот растет, и что-то внутри шевелится, может, что-то скушала не то. Земля изменилась, много не съедобного, горького, как это можно кушать?
   - Хава, Хава, Создатель ваш сказал тебе: «В беременности и муках, рождение твоё!» Ты беременна.
   - Я? Я – беременна? А что это такое, беременность?
   - Да! Живот растёт, ты беременна. Так будет и впредь.
   - Что будет? Что будет? – Заливаясь слезами.
   - Родишь сына, первенца своего, создателю. Назовешь Невви, что значит – земледелец. Помни, Невви – земледелец… Создателю…Невви… Невви…
   Холодным потом обдало тело, открыла глаза. Никого. Кто это был? Опять сон. Интересный. Правда или только сон? Что он там говорил? О беременности и о сыне. А-а-а… теперь я поняла. Живот растёт – это беременность, внутри бьётся сын. Сын. Мой и Аддия. Подожди, сын. А как он оттуда выйдет? Живот разорвет и выйдет. Значит, будет расти, пока не разорвёт? Тогда я умру? Меня не будет больше. Не будет! Когда нас создал Отец, мы были очень большие. Как сын мой, такой большой там поместился у меня в животе? Чем он там питается? Теперь я понимаю, почему больно. Если такой как Аддий будет бить меня в живот… и как он там поместился?..
   - Аддий! - Растормошила мужа.
   - Ну что опять? Тебе страшно? – Сонно проговорил.
   - Аддий! Я,.. беременна.
    - Как это? – Удивлению не было границ
   - Помнишь, Отец говорил?
   - Ну, помню… и что?
   - Как… ты не поймёшь! Живот – это беременность и… сына,.. сына рожу.
   - Откуда знаешь, что сына? – Брови взметнулись вверх.
   - Отец во сне сказал: «Родишь Невви.» Но…
   - Что такое? – Аддий, встревоженно, глянул в лицо Хавы.
   - Я не могу понять… как такой человек как ты,.. такой вот большой,.. поместится в таком маленьком животике? - Поглаживая растущий живот.
   - Но, твой живот растет, - Аддий нежно дотронулся до живота, почувствовал слабые толчки. Шевелится, живет, родное.
   - Ты хочешь сказать, что он вырастет и будет очень большой. Такой, чтобы в нём поместился такой как ты?
   - Почему, такой как я? – Брови ещё выше подскочили, глаза округлились.
   - Твоя плоть внутри меня, значит такой же.
   - Ну Хава, ну я не знаю… ха…ха…ха…а… - засмеялся, пряча лицо на её, еще детской груди.
   - Ты почему… почему смеешься? – обидчиво, поджала губы, отвернувшись.
   - Представил тебя, когда такой как я в животе у тебя… маленькой и хрупкой.
   - Не вижу ничего смешного в этом. Я же беременная,.. не ты. Тебе то что, спишь себе… и всё. А я, может быть, последние дни живу, - слезы навернулись на глаза, комок подкатил к горлу, перекрыв дыхание.
   - Почему последние? - Непонимающе и пытаясь успокоить, поглаживая по волосам.
   - А, как он оттуда выйдет?
   - Не знаю, - пожал плечами Аддий.
   - Разорвет мой живот и выйдет… и все,.. и я умру,.. не будет меня больше… не будет… один будешь жить… вдвоём… с сыном… с Невви, - размазывая по лицу слезы, Хава плакала. Слезы катились, заставляя всхлипывать ещё сильнее. Соленые слезы, в горькой житейской суете будничных проблем жизни двух опечаленных людей. Первые слезы, первых людей Земли. И кто знает, сколько ещё придется их пролить за долгую человеческую жизнь, рассчитанную на однодневное проживания и сокращенную в последствии до одного часа и менее небесного времени. Слезы горечи. Слезы радости. Слезы хитрости – всё соединено во едино в могучем теле, в теле едино созданного человека. Печальные дни летели, проносились с быстротой  летящего стрижа. Ужас всё сильнее и сильнее охватывал меня и Хаву. Её тело увеличивалось не по дням, по часам. Ожидание рождения первенца и радовало и огорчало. Одна мысль о том, что Хавы больше небудет, пугало. Слово, умереть, высказанное однажды, жило с нами столетиями. Непонимали, что это такое и как всё произойдёт. Но, неизвестное будущее вызывало волнение в наших сердцах. Смерть. Как всё будет происходить? Мы созданы из праха. Смерть – это возврат в прах. Хава на моих глазах рассыпется в пыль? Станет частью Земли? А как же кости? Они твердые. Всё ли превращается в пыль, или что-то остаётся? А память? Будет ли она помнить обо мне, или я о ней. Не забуду! Как забыть? Как можно забыть… пережитое… смерть дышит нам в спину. Догоняет. Пытается на бегу подставить ножку, чтобы упал человек. Упал и не поднялся. Чувствуем это, а сделать ничего не можем. Не возможно ничего сделать. Хава первая из умерших будет, убьёт её, разорвет ею же созданное существо. Тело… на кусочки…
   - Отец, мы выполнили, что надлежало нам сделать, - слова Невви вывели из задумчивости. Маленькие слезинки катились по щекам. Орошая, ещё не тронутое горем, лицо, - что случилось, почему у тебя на глазах слёзы?
   - Вспомнил прошлое, сынок, подумал о будущем, каково теперь будет нам.
   - Что будет? Всё хорошо, солнце светит, птицы поют, мы ещё живы и здоровы, разве это не счастье?
   - Счастье, сынок, счастье. Живы… пока… ещё… у вас есть я, ваш отец… - помолчав, - а мой Отец, далеко от меня.
   - Как далеко? Мы его с Шифертом только что видели. Он у нас дары принимал, вернее у Шиферта. Его дар более понравился. А мой… мой не захотел принять… почему-то, - глядя в глаза Аддию, - отец, почему не принял мой дар? Чем он хуже того, который преподнёс мой брат? Я собственными руками выращивал. В поте лица добывал, и что же? Что теперь? Не принял Он! Не захотел. Первенец я, а не брат мой. Что же это такое, отец?
   - Послушай, сын мой, Невви, - Аддий обнял сына за плечи и медленно повёл к растущим невдалеке, деревьям. Слёзы высохли, на его лице снова появилась печать мудрого отца. Отца семейства, отца основателя рода человеческого. – Видишь, два дерева растут, близко друг возле друга?
  - Вижу, ну и что? – Почесал затылок, не понимая, к чему клонит отец.
   - Внимательно посмотри на них. Одно выше другого. Значит, это первое начало рости и пустило корни в землю, но у него есть маленький недостаток.
   - Какой? Я что-то не понимаю, о чём ты?
   - Его ствол немного искривлён и отодвинулся в сторону. Это говорит о том, что рядом два дерева, существуя, мешают друг другу. Не понимают, что от одного корня произведены. На одной земле вскормлены. Но одно дерево изменило положение и отошло от другого. Что-то ему мешает быть рядом. Близость родства или единый корень. Невви, подумай, ты первенец, не огорчай мать свою. Она вас обоих очень любит.
   - Хорошо, отец. Я подумаю над твоими словами, - Аддий смотрел в след сыну. С ним что-то происходит. Как заглянуть в душу ребёнка? Как прочитать мысли его, что гложет, травмирует? Первенец, ему всё… всё наследует. Он этого ещё не понимает. Трудный у него характер, молчаливый, с оттенком грусти. Бедная Хава. Когда она родила его, я думал, что Хава умрёт. Первый раз столкнулись с дыханием смерти. Холодное прикосновение пустой неизвестности. Пропасть, перед которой никто не может устоять, удержаться… и вниз, вниз, в глубину, в неизвестность. И даже потомки не вспомнят,.. не вспомнят, а если и вспомнят, поймут ли, узнают правду, как это всё было. Дрожь охватывает тело, пронизывая миллиардами иголок каждую клетку организма. Ощущаешь мерзкую темноту перед собой и… ничего. Больше ничего, ни мыслей, ни дел…
   - Ой… ой…ё-ёй… живот… мой живот… - Хава, держась за низ живота, каталась по земле. Аддий работал недалеко и услышал крики, прибежал.
   - Что случилось, Хава,.. Хава, - переводя дыхание и еще на бегу прокричал.
   - Живот… мой живот…
   - Да!.. Да!.. твой, твой живот, что с ним, - схватил её голову и положил себе на колени, - что живот? Что случилось?
   - Он… он… опускается… - сквозь сжатые зубы процедила.
   - Кто опускается? Живот на месте, - волнение жены передалось и Аддию
   - Отойди… сей-час…сей… сей-ча-ас  ло-а-ап-нет,.. отойди, - мучительно закусывая губы, шептала Хава, - ой-ой-ой, больно… ай…ай…яяй… опять.
   - Успокойся,.. я… я рядом… я с тобой, - крепче обнимая и глады волосы.
   - Он бьёт прямо в сердце… ногами… в сердце. Хочет выскочить… живот не даёт… разрежь… я… я не выдержу-у-у…
   - Как это… живот… ножом. Нет… нет-нет я не смогу… не смогу я Хава… - Аддий побледнел, его растрёпанные волосы прилипли к телу, по лицу градом катил пот.  Хава лежала у него на коленях. Бледная, с посиневшими, с засохшей кровью, от собственных укусов, губами. Милая, милая Хава, распороть ножом живот, как можно…убить собственной рукой, ту жизнь, которую дал Отец. Нет, я не могу, не могу. Как можно. Что же делать? Хава, Хава… смерть пришла в моё сердце… не будет тебя рядом, не будет. Она должна была родить, родить, а не умереть. Судьба распорядилась иначе, и вот смерть, смерть настигла нас. Пришло время. Знали что будет мучительно больно, но что бы так… чтобы это были последние мгновения жизни, чтобы это было с криками боли, с кровью, с затаившейся неподалёку смертью, ожидавшую кончины. Нет! Не будет этого! Слёзы текли по лицу, смертельные слезы, кровавые слёзы человеческого сострадания. Господи, Отец, помоги, не бросай нас в великой беде. Отведи пути смерти от наших сердец. Успокой душу детям своим. Хава,.. Твоё создание, умирает… умирает. Слёзы орошали покрытое мраком лицо мужа, не ребенка, мужа, мужчины. Слезы неминуемой печали. Слёзы двух разбитых сердец, чей стук доносился до вершин кедровых деревьев и, птицей взлетев, упорхнул в высь, в небесную даль, стуча всё громче и настойчивее…
   - Ой… ай-я-яй… ай… началось, он идет… идет… - резкая боль пронзила тело Хавы, стиснув зубы и руками сжав руки Аддия, напряглась. Ещё одно движение внутри… глаза начали подкатываться, изнутри вырвался душераздирающий крик. Тело дернулось… последний раз… и утихло, успокоилось. Тишина окружила человека, мертвая тишина одиночества. Один, остался один и теперь очередь за мной. Я умру… как моя жена умерла… и я умру… хочу умереть… Господи, дай мне… пошли смерть на мою голову… я… я хочу лечь рядом, рядом со своей женой…
   - Хава… Ха-ва-а-а-а , о Господи, почему Ты нас покинул? – Аддий тряс не двигающееся тело. – Хава, Хава. Ну… пожалуйста… живи… я хочу-у-у, чтобы ты жила… - Слёзы и печаль мешали услышать живущий мир, мир созданный Творцом, мир радости, но не смерти. Всё живущее говорило…
   - Уа-а-а… уа-а-а…
   - …жива… жива… - Аддий прижал тело к себе, начал тормошить Хаву. – О-о-о! Что это? Маленький ребёнок? Он… это он кричал… А как же Хава… Она мертва… - Аддий бережно положил Хаву на траву. Нежно  взял ребёнка на руки и, обливая слезами маленькое хрупкое нежное тельце, начал целовать его. Вот оно, какое маленькое, какая розовая мокрая кожа, кожа младенца. Живого, родного комочка. Теперь мы с тобой одни будем жить на всём белом свете. Одни, без нашей милой мамочки. А, мама? Она мертва. Родила… и всё… ушла от нас… навсегда ушла… - Хава, Хава, посмотри – это Невви… Невви… первенец… сын твой… сын… - слёзы заливали лицо, сердце сжималось от жалости к умершей, - Господи, за что Ты убил её. Она не дождалась… не увидела сына. Смерть настигла её в самом расцвете дня. И мы остались с сыном одни… одни на земле. Что же будем делать? – Слёзы катились по щекам, падали на головку, только что рождённого человечка. Слёзы родительских ошибок, на голову собственных детей. Плач и всхлипывание разносились по окрестностям, и эхом возвращалось, пронизывая слух убийственной жестокостью. Смерть пылающим жаром, хохотала в искаженное лицо первого человека, пытаясь убить, унизить, растоптать Божье создание. Но, вдруг, в этот мужской хор вмешался нежный слабый женский стон, переломив сущность земного бытия. Слабый стон, обессиленного человека.
   - Аддий, кто… это?.. – Еле слышно прошептала Хава.
   - Это сын… сын… мой… - запнувшись, - ты?.. ты жива… жи-ва-а-а-а – понеслось к горизонту, обогнув Землю, ударилось в небосклон, рассыпалось мириадами созвучий и упорхнуло в бесконечный космос. Могучий стройный лес, вздрогнул, затрепетав листьями, притих и выдохнул, - ва-а-а-а… - ты жива… это сын, сын Невви… первенец… жива…
   - Да жива… жива… - еле слышно проговорила слабый голос дрожал, пыталась протянуть руки, но они не слушались, не было сил, - покажи, - выдавила из себя.
   - Вот он… вот… смотри… - Аддий бережно положил крохотное беспомощное тельце сына на живот женщины. Тот мгновенье лежал без движения, раздумывая, что же это еще такое. Потом за кряхтел задвигал головкой…
   - О-о! Смотри… что он делает… делает… он… - Хава через силу улыбалась, следя за инстинктивными движениями ребенка, который беззубым ртом, одними губами, нащупал только то, что одному ему известно, только то,  что ему хотелось, то что было важно в эти, первые мгновения, первого родившегося человека. – Он… дотянулся… он сосёт… грудь… зачем? – Аддий смотрел завороженным взглядом на движения ребенка, пытаясь понять его желания, - Зачем… зачем он… это делает? Аддий , забери его… мне щекотно…
    Но, что-то вдруг, заставило Хаву замолчать, прислушаться. Непонятное, неизвестное ранее чувство, пробуждало страх и любопытство. Внутри происходило какое-то движение, наливая и делая грудь более желанной для младенца. Тот сильнее впился своими губами, как-будто почувствовал, что сейчас заберут, отнимут.
   - Ой-ой, больно… не нужно… ненужно… Аддий… оставь его… он сосет… что-то сосет… - тело наливалось счастливыми незабываемыми мгновениями, первыми материнскими чувствами. Глаза засияли от радости и Хава нежно обняла и прижала к себе, к своему, впервые родившему телу, тельце своего первенца, своего сына. Тот неожиданно оторвался, зевнул, разбрызгивая белые капли, и опять, с великим усердием принялся за работу, показывая своим видом, важность желаемого действия.
   Аддий дотронулся пальцем до белой капли, попробовал на язык.
   - Хава, да это же… это обыкновенное молоко… он пьёт молоко… молоко… Хава, - глаза его засияли, слёзы высохли, радость охватило всё тело.
   - Как это обыкновенное? – обидчиво проронила, - это молоко моё, нужно сыну… понимаешь, сыну. Ой посмотри на него, - кивая на младенца, - как он аппетитно кушает.
   Ребенок, не обращая внимания на окружающий мир, занимался своим делом. Наконец он насытился. Губы разжались, и он заснул тихим сном младенца. Беззаботным сном непонимания.
   - Ну вот, наелся, - Хава гладила сына по головке, - наверное, придется его постоянно… вот так… кормить,.. пока не вырастит. Да? Сейчас я его положу… положу на его постель… сделаю и положу… помоги мне…
   - Какой красивый… А почему такой маленький?.. Дай его мне… лежи-лежи… не говори… тебе нужно полежать … может, станет легче… Я, пока, с сыном буду, а ты поспи…
   - Хорошо, - глаза Хавы закрывались сами от усталости. Боли были слабее, но ещё пытались пронизывать тело, заставляя вспоминать пережитое и ощущать снова и снова муки рождения. Тело ослабло, обмякло, налитое свинцом. Шевелиться было тяжело, да и не было желания. Сын. Сын от Господа. Как хорошо, издалека, из глубины души, проникая сквозь тупую боль и усталость, возникало новое неведанное чувство. Приближалось, становясь, всё шире и плотнее, переполняя грудь счастливыми желаниями материнства, первой матери на, неухоженной человеческой судьбе.
   - Уснула, успокоилась. Мы с тобой, сынок, пойдём, сделаем место, где ты будешь спать, проводить ночи. Не будем мешать, пусть отдохнёт. Живая… это ж надо… А мы думали, что всё… конец… смерть укроет наши тела… Ан нет… жива… Сын… Какой красавец… и маленький… думали живот… живот резать… А получилось… обошлось…Живая,. Это ж надо… Жи-ва-я-я-я! – Аддий уложил аккуратно траву, так, что она стала постелью в тени высокого раскидистого дерева. Положил сына, погладил. Сел рядом, глядя, как маленький человечик, пытается ручками и ножками отмахнуться от ветерка, который ласково обдувал нежное тельце, отмахнуться от света, который пытался, после темноты, осветить его. Пытался отмахнуться от мира,  который стремительно ворвался в его жизнь, не спросив и не предупредив. Отмахнулся от всего, что его ожидало в этой бесконечной гонки добра и зла. Аддий смотрел на сына. Смотрел. А тот удалялся, удалялся одинокий, по усыпанному цветами, лугу, пока высокие деревья, в которые он вошел, не поглотили, не скрыли в темных уголках бесконечного леса.
   Невви не шёл, бежал. С каждым шагом все быстрее и быстрее. Слёзы катились по щекам. Никто не понимает, не хотят понять. Я первенец… я… Почему такая несправедливость? Меньшему всё… и ласки и… А я… А мне… Что же делать? Мне, что делать? Я старший. Почему не принял мои дары? И что мне делать теперь? Что? Ветки хлестали, с размаху били по лицу, телу. Закрываясь руками от хлёстких ударов упругих растений, размазывая слёзы непонимания, бежал. Бежал всё дальше и дальше, от отца, от семьи, от самого себя. Бежал по густому дремучему лесу.
   Выбежал на небольшую, освещенную солнцем, поляну. Лучи ударили в глаза, осветив, заставив остановиться. Мгновенье стоял, закрыв глаза ладонью от яркого света. Зрение восстановилось и начал различать окружающие предметы, деревья кусты, цветы на поляне. Медленно опустил руки, взглянул на них. Поцарапанные, все в крови. Руки в крови. Кровь медленно сочится, успевая сворачиваться. Капельки, багряно-красные. Вот сейчас истеку кровью. И всё… не будет меня… ну и пусть не будет… ну и что… Я никому не нужен… никто не будет печалиться. И буду лежать здесь… на поляне, посреди леса. Никто не сможет найти меня. И кровь… моя кровь, уйдёт, насытит Землю… и всё…  Это будет моя жертва… моя… мой подарок… пусть смотрит… сверху… что Он сделал… Слёзы ещё сильней покатились по щекам. От переживаний, от жалости, от жалости к себе. Всё не будет меня, не-е-бу-дет. Упал на землю, обливая её горькими слезами. Прижался. Одна ты меня можешь понять. Понять и принять. И буду я лежать здесь, на поляне. Без движения. И насытишься ты моей кровью. Моей… моей? Открыл глаза. Трава закрывала от посторонних глаз. Ярко раскрашенные цветы, склонили свои головки, покачивая ими из стороны в сторону. Стволы деревьев взметнулись вверх к небу, верхушками цепляясь за небосвод. По голубому небу летали, играясь, птицы, переговариваясь. Их перезвон разносился далеко-далеко, скрываясь за бесконечный горизонт. Больше не увижу эту красоту. Меня нет и не будет. Птички не споют для меня и цветочки не подарят, приятный благоухающий запах жизни. Всё это будет жить без меня. Моя кровь уйдёт и дыхание покинет… меня… Подожди, а почему меня? Он принял подарок моего брата, который принёс животных. Вот где я найду кровь. Он хочет крови, а не плодов земли. Я Ему принесу кровь. Ту кровь, которую жаждит. Кровь в дар. Он хочет этого. Он желает этого. Принимай кровь, радуйся. А чем я хуже брата моего, но я сделаю лучше. Я принесу… принесу… Он хочет, я принесу и буду опять первенцем. От радости надуманного долга, вскочил и побежал по лесу. Ветки, не переставая, били по лицу, по телу, а он бежал. Бежал навстречу своему счастью, навстречу своей судьбе.


   - Отец, взгляни сюда. – Эммануил, не вошел, влетел в кабинет. Волосы, растрёпанные от быстрого бега. Лицо выражало испуг, непонимание. Всё это напоминало растерянность, неуверенность в понимании дальнейших событий. Не верилось, не хотелось верить, в то, что произойдёт, - взгляни, на Землю, взгляни, Отец.
   - Что случилось? – Саваоф и Эммануил вышли на балкон. Внизу маленьким шаром, в необъятных просторах космоса,  висела Земля. Голубой цвет придавал ей воздух, наполняющий плотными слоями. Через него хорошо просматривались участки суши, на которых произрастали высокие стройные деревья. Там жили животные и человек, созданный в прекрасное время расцвета вселенной.
   - Взгляни, видишь человека? Поговори с ним. – Указывая на бегущего в густых зарослях. – Я прошу.
   - Хорошо, - Саваоф приблизился к Невви. Взгляд коснулся сердца, перенёсся на исцарапанные окровавленные, руки. Нежным прикосновением ветерка, притронулся к лицу, заглянул в глаза, где и утонул в бесконечной печали, голубоглазого человека. – Почему ты огорчён, сын Мой? И, отчего поникло лицо твоё?
   - А, это Ты, Отец? Создатель наш? Почему… ты думаешь, что я… опечален? Со мной… со мной всё нормально. Иду вот… иду брата проведать, да… и прогуляться немножко… лесом. – Немного заикаясь, пытаясь скрыть волнение.
   - Но, если делаешь доброе, то почему не поднимаешь лица? А если не делаешь доброе, то у дверей твоих грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним.
   - С чего Ты взял, что у ног моих грех лежит? Я делаю всё, как Ты того желаешь.
   - Остановись на путях своих, подумай, что делаешь. Последствия всегда необратимы, каждый твой шаг сегодняшний, печалью в сердце отзовётся в будущем. Помни это. – Саваоф внимательно посмотрел в сердце юноши.
   - Я не понимаю, о чём это ты? – Пряча взгляд в распускающихся алым цветом, роскошных цветах.
   - Ты создан по образу и подобию Моему. Ты можешь устоять против греха. Помни это – человек!
   В глазах потемнело, оранжевые круги медленно расходились, образовывая новые…  Очнулся, лёжа на траве, вокруг шумел, колыша зелёными листьями, лес. Что это, сон? Когда я это уснул? А в сердце пульсировала мысль: владеть… грехом… помнить… о человек… Нужно идти и сделать намеченное, сделать, и никто не переубедит в обратном. Сказано было: жертва, кровь, значит, я поступаю правильно. Будет жертва и будет кровь. И это истина. Не будет брата моего, не будет и причины не делать меня наследником. Как можно быстрее… нужно сделать… Вскочил и побежал, опережая звуки своего бега, звуки ломающихся веток, звуки, разлетающихся из под ног, птиц. Животные, задолго до его приближения, разбегались в стороны, пугливо крича и оглядываясь на шум. Лес ожил, встрепенулся, тревожные возгласы носились от дерева к дереву, передавая печальные мысли, бегущего человека.
   Вот и Шиферт, как обычно, на своём пастбище. Пасёт стада, ублажая всех своей праведностью.
   - Шиферт, брат мой, - Невви, неторопливой походкой, спокойного человека, подошел к нему, - пойдём, погуляем. Мы давно не гуляли с тобой.
   - О, как рад тебя видеть, - взглядом окинул брата, - что с тобой, ты весь в крови, поцарапанный, что с тобой, что случилось.
   - Бежал к тебе через лес, да поцарапался, - нагнулся, отломав ветку от раскидистого куста, протянул к животному, которое губами стало отщипывать листочки и жевать. – Все нормально, кровь не бежит, остановилась, ничего страшного. Так что, идем? 
   - Ладно, идём.
    

   Они шли по густой траве. Желание обоих было, сблизится, слиться  в единое духовное родство. Шиферт успокоился, помирившись с братом, шёл, уверенный в своих сила, утвержденный в своих делах. Невви был доволен, что всё складывается, как нельзя хорошо. Намеченное выполнится, и они станут одним целым, в нем соединится первенец рождения и первенец праведности. Воедино и в нём. И только он будет приносить дары и тогда Создателю ничего не останется, как принимать его дары. Только его дары. Ну всё. Пора.
   Невви задержал шаг, отставая от брата и легонечко ударяя, сломанной от куста, веточкой, по зеленым нежным травинкам. Ну что, пора. Руки дрожали, по телу волнами пронесся испуг, сжимая сердце. Кровь прильнула к лицу, ударила в мозг: помни… о человек… Голова закружилась, на глаза опустилась пелена. Как через густую паутину, увидел, что брат оборачивается. В голове стучало: « Ну, давай, быстрей, потом поздно будет!» Стук разносился по всему телу, отзываясь в пятках невыносимыми иголками, уходящими далеко в глубину Земли. Резко поднял ветку и острыми концами воткнул в живот брату…
   - Невви, брат мой, за что?.. – Шиферт покачнулся, обеими руками схватился за ветку, пытаясь освободиться от неприятного чувства. Выдернул. Кровь хлынула на зелёную бархатистую траву, раскрашивая в алый цвет, обитающих на Земле. – За что?… брат… мой… - Упал на колени, руками закрывая рану, из которой вытекала, орошая землю, кровь. – За-че-е-ем? – Губы еле шевелились. На глаза навернулись слёзы. - О! Господи!.. – Поднял взгляд к небу, пошатнулся, и медленно, наклоняясь, лёг спиной, на залитую кровью и солнечным светом, землю, запрокинув далеко назад голову. Взгляд, устремлённый к небу, потускнел, забегал по небосводу, выискивая, только ему одному известное, желаемое существо. Внутри зарокотало, зашумело и, из могучей груди человека, вырвался вздох, распластался по земле, цепляясь за траву и деревья, помедлив, с шумом глубокой скорби, взметнулся вверх, в небеса, к солнцу, в великую вселенную. Шиферт затих, взгляд потускнел, сделался мутным. Распластанное на земле тело, спокойно лежало, сжимая в руке веточку кустарника. Человек уснул. Человек спал, крепким вечным сном. Ничто не могло его беспокоить. Для него, человеческое, стало суетой, ибо однажды придя в жизнь упокоится в конце пути своего, со всеми мыслями, со всеми делами, и ничто не может беспокоить, ни безразличие людей, ни чувства живых об умерших. Всё становится суетой и стремлением живущих. Сон. Спи, Шиферт, спи.
   Невви стоял растерянный, глядя на всё это мутными глазами. Ноги дрожали, подкосились, и он, скрутившись и держась за живот, упал на колени. Сердце сжалось, комок тошноты из желудка, подошел к горлу, спазмами сжимая дыхания. Изо рта полилась жидкость, перемешанная с кусками пищи. Желудок сжало, вывернуло и выбросило, осквернив Землю, осквернив растущую на ней зелёную траву.
   - Господи! Что я наделал, что наделал?
   В небе, над ним кружили вороны, вызывая отвращение, уничтожая своим карканьем. Из далека, доносился рокот. Пронёсся по небу и грохотом отозвался в ушах. Невви вскочил. Побежал. Побежал, не видя куда. В глазах темно. В ушах голос, голос брата: «…за что-о-о?» В голове шум. Шум увеличивался, перерастающий в отчетливые, до боли знакомые, слова: « Грех… грех лежит,.. господствуй над ним… у порога… госпо-о-одствуй.» Ноги запутывались в высокой траве, не давая возможности убежать далеко. До его сознания долетало, грохочущее со свинцового неба:
   - Невви, где брат твой?
   Невви резко остановился, перевёл дыхание, пытаясь придти в себя.
   - Не знаю, разве я сторож брату моему?
   - Но,.. что сделал ты? Голос крови брата твоего вопиёт ко Мне от Земли.
   - Я сделал то, что угодно Тебе. Я принёс дар лучше, чем брат мой. Прими его.
   - Я приму его, он праведник, но проклят ты от Земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей.
   Невви опустил голову, понимая, что дальнейшее неосуществимо.
   - Так что мне делать? Теперь убьют меня?
   - Иди и поселись в земле Нод, а кто тебя убьёт, Я отмщу всемеро. Иди и помни, кровь брата твоего будет судьёй тебе до скончания века.
   Невви медленно, еле волоча ноги,  поплёлся, в указанное Создателем, место. Место изгнанника, место, где всякий будет напоминать о случившем, где птица и деревья будут помнить о первой смерти человеческого рода.


   - Аддий, ты слышал, на Небе,.. слышал, гремит, - сердце Хавы сжалось, гром усиливался, ударяя с каждым звуком всё больнее и больнее. – Послушай, гремит. Он что-то говорит, я не расслышала.
   - Успокойся, Хава, если бы что-то случилось, я узнал бы первым.
   - Нет, мне что-то не спокойно. В сердце давит. В душе холодно, пусто как-то. Дети. Наши дети. Где они? Что-то случилось.
   - Да нет, всё в порядке. Я их недавно видел. Они заняты, каждый своим делом.
   - Ну что ты говоришь? У меня нехорошее предчувствие. Пойдём поищем их, может успокоится сердце моё.
   Они шли по направлению, где только что слышен был гром не бесный. Прошли лес, покрытый серым мраком, и вышли на лужайку, освещённую ярким солнечным светом. В небе кружили вороны, переговариваясь между собой. Нагоняли тоску и печаль.
   - Я чувствую, это здесь. – прижимая руки к груди, закричала, - Не-евви-и-и! Шифе-е-ерт! – И, только эхо разнеслось по окрестным местам, потревожив птиц, кормящих птенцов.
   - Ши-и-ифе-е-ерт! Не-е-евви-и-и! – Вторил ей Аддий. Тишина в ответ, ни звука, ни шороха. Высокая трава мешала просматривать окрестность. Аддий раздвинул рукой траву и… замер, увидев лежащего, не естественно забросив голову назад, Шиферта. Руки его были разбросаны в стороны, пальцы сжимали окровавленную ветку. Помятая трава под ним, была пропитана кровью. Взгляд остановился на животе. Рваная рана, окровавленная. Она и оборвала жизнь.
   - Шиферт! – Бессознательно вымолвил Аддий.
   - Шиферт? – В голову Хавы ударило кровью, ноги подкосились, слабость пронизало всё тело. Не было сил передвигаться. На дрожащих ногах подошла к мужу.
   - Шиферт! – Успев произнести, тело обмякло и повисло на руках у Аддия, потеряв сознание.
  Аддий бережно положил жену на траву, рядом с мертвым телом и, ещё не веря в случившее, начал тормошить сына.
   - Шиферт, сын мой, открой глаза. Это я, твой отец. – Бездыханное тело послушно двигалось под действиями Аддия. – Пожалуйста… это мы… родители твои… - слёзы хлынули из глаз, закрыв весь окружающий разноцветный мир. Смерть настигла внезапно, когда меньше всего ожидали. Не дышит. Сын мой не дышит. Кровь покинула тело его. Дыхание выпорхнуло, как испуганная птица. Вот смерть ударила в самое больное место. Убила не нас, детей. За что же они страдают? За что они умирают? Разве что за вину родителей. За нас. Почему так жестока судьба. Я. Я должен был умереть. Я один виновен,.. а пострадал… умер мой ребёнок… мой сын… умер. Смерть пришла на грустную Землю… теперь она… надолго воцарится. Кто сможет, кто способен изгнать её, избавиться, освободить нас от цепких рук холодного дыхания. Сын мой, я тебя согрею, дам своё дыхание. Только живи, ты слышишь, живи. Обняв сына и прижимаясь всем телом, Аддий омыл слезами тело родного человека. Окропил для дальнейшего созерцания смертельных сил природных действий.
   Очнувшись, зашевелилась Хава, шепча дрожащим голосом.
   - Шиферт,.. Шиферт. Не может быть… ручки… ножки… целы, - прощупывая каждую косточку остывающего тела, - он живой, Отец, он жив… посмотри. Жив…
   - Нет, Хава, это смерть. Это уже настоящая смерть. Он мёртв. Не дышит. Нет дыхания в его груди. И… сердце успокоилось, не стучит. Не стучит. Тихо в его груди. Тихо. – Слезы катились по щекам.
   - Не правда, не верю. Мой сын. Он просто уснул. Спит малыш, крепким сном спит.
   - Посмотри,.. вот рана на теле. Земля пропитана кровью. Это смерть. Смерть. Мы должны понять это. Понять и принять как должное. За наши… наши грехи. – вытирая слезы, Аддий привлёк жену к себе.
   - Грех мой. Я должна умереть. Господи! Меня,.. забери меня… вместо сына… забери. Я во всём виновата. – Солёные слёзы омывали женское страдание, оставляя морщины печали и скорби.
   - Не говори так. Мы не знали, что это такое. Теперь знаем. Только сейчас мы осознали, что такое смерть. Никто никогда ещё не умирал. Наш сын первый, первенец из всех живущих во вселенной. Откуда мы могли знать, как это будет.
   - Я, и только я виновата, - не слыша, не слушая, слезы заливали от горя лицо, по которому черной полосой пролегла первая бороздка горя. Волосы растрепались, запутались. Тело содрогалось от рыданий. – Что же делать нам теперь? Узнали, что такое смерть, а дальше?
   - Мы все,.. так или иначе,..  умрём.
   - Я не хочу вот так умирать. Эта смерть жестокая.
   - От наших дел зависит наше будущее и наша смерть. – Слёзы высохли, горе заполнило всё, дойдя до самых дальних уголков души.
   - А что делать с сыном? – Всхлипывая сквозь слезы, проговорила, - он что, так и будет лежать здесь, на земле, среди высокой травы, обжигаемый жестоким солнцем?
   - Я видел недалеко пещеру. Перенесём туда, а вход закроем и сможем приходить к нему.
   - Делай, как подсказывает сердце, - равнодушие охватило её.
   Аддий бережно поднял остывающее мёртвое тело сына и понёс. Понёс сквозь поляну, к ближайшей горной возвышенности. Хава плелась следом, ломая руки и причитая. Ноги запутывались в густой траве. Она спотыкалась, падала, поднималась и, не осознано, следовала за телом сына. Мертвый. Неверно. Почему он, а не я? Я съела тот злополучный плод. Я и должна умереть. Кто распорядился по-другому? Это не правильно. Заработала смерть я, а умер сын. Почему родительские грехи оборачиваются для детей жестокостью судьбы? Они… они в чем… виноваты? Это не справедливо, Господи, что происходит? Что происходит с нами, с Тобой? Почему мы становимся другими, жестокими, желающими смерти ближнему. Готовы убить человека ради первенства, ради наживы, ради собственного благополучия. Греховный мир внутри нас уводит от праведности. Уводит от совершенства. Что будет,.. что будет с нами?
   Подошли к пещере. Из травы выложили ему там постель, аккуратно уложив, покрыли всё тело цветами. Простились. Вышли, приложив вход большим   

камнем. Обнялись и медленно, окутанные  первым смертным горем, удалялись за горизонт. Двое существ, впервые познавшие человеческую смерть. Столкнулись с её дыханием, ощутили на себе её жало. Холодные руки смерти крепко держали в своих объятиях человеческие тела. Хрупкие тела ещё неокрепшего организма. Двое испытанные судьбой, удалялись за горизонт, где закатывалось, облитое  кровью, багряное солнце. Свинцовое, темное небо над их головами, рокотало, ударяя громом по небосводу, и искрами, устремляясь к Земле, пронизывая её насквозь. Эхом проносится, растекаясь к горизонту и далее огибая и спеша предотвратить, вразумить людей. Но кто прислушивается к грому небесному. Гремит, да и ладно, сверкает, ну и что. Красота. Красиво. Страшно, но красиво. Вот и опять раскатисто заговорило, и ударило в сердце, страхом сковало тело. Пригвоздило Землю, засверкав мириадами стрел, разломив небо надвое. Отложив книгу в сторону, поднялся с дивана. Подошел к окну. Мокрое, от дождя окно, преломилось радугой отражённых уличных фонарей. Опять гроза. Гремит. Всё лето гремит. Что-то пытается сказать нам. Понимают ли люди? Наверное, нет. Для них гром – это всего лишь природное явление, а не голос Божий. За окном лил дождь. Капли барабанили по стеклу, выбивая лирическое настроение, наверное, прочитанными строчками книги. Хорошая книга, пишут же люди. Могут писать. А мы? Можем ли читать? Понимать прочитанное? Первое рождение, первая беременность. Кому это дало пищу для ума? А эти первые действия, новые чувства, не возникавшие ранее. А смерть? Для нас, привыкших к таким чувствам, нет ничего странного, но там. Там это всё происходило впервые. Им никто не мог рассказать, как родить, или подсказать, что нужно делать. Там, в то время всё происходило впервые. Понимаем ли мы это?.. резкий звонок прервал размышления. Кто это может быть в такую погоду? Включил монитор, видеоглазок входных дверей. На экране показался Саша Башкирцев с женой Наташей и дочкой Аней. Промокшие, видно дождь застал их врасплох. Некогда, навеянная природой, иногда доставляет неприятности человеку, если он перестает быть наблюдательным. Ладно, нужно открыть дверь. Пусть войдут, отогреются, просохнут.


   - Ох! Как на улице сыро, - стряхивая с себя капли воды, поздоровалась Наташа, - дождь льёт как из ведра.
   - Осенью таких нет, - слегка заикаясь, Саша помог Ане снять верхнюю одежду.
   - Давайте одежду, попробую просушить, - взял из рук Саши одежду, повесил и включил калорифер насыщения. Через несколько минут одежда будет высушена. – Пойду, поставлю чайник, а вы проходите, располагайтесь.
   -   Не надо, спасибо, - в один голос проговорили.
   - Согреетесь, и поговорим за чашечкой чая, - поставил чайник. Вернулся в комнату, - ну, рассказывайте, как ваши дела?
   - Да, вот, были на рынке, купили кое-какие вещи детям, - заговорила скороговоркой Наташа, - поизносились. А пока есть деньги, поехали на рынок.
   - Наташа, ну… - вставил Саша.
   - А что, вещи тоже надо покупать, ходить в чём-то нужно, - продолжила, не обращая внимания на замечание мужа, - это всё нормально, Саша,.. – положила свою ладонь на руку мужа, успокаивая, - это жизнь, и что тут такого, если человек узнает, что мы купили. Может, ему тоже нужны, будут вещи, а он уже будет знает, где и в каком месте покупать.
   - Я ничего, - засмущался Саша, - зачем человеку знать нашу жизнь. Это никому не интересно.
   - Саша, ты ошибаешься, - взглянул в глаза. – Если человек говорит, значит это кому-то нужно.
   - Дело в том, что мы зашли на минутку, - запнулся Саша, заволновался, - мы зашли, что бы пригласить на одно мероприятие.
   - Если не секрет, то…
   - У нас в собрании, в эти выходные будет интересное мероприятие. – Перебил, уточняя.
    - Какое же? – заинтересованно спросил.
   - Может человеку не нужно это, а ты пытаешься навязать свою волю, - вставила Наташа.
   - Ну, Наташа, я предложу, а Винсент сам решит, как ему поступать.
   - Ну, так какое мероприятие?
   - В эти выходные у нас в собрании будет проводиться ногоомовение и принятие тела и крови Иисуса.
   - Слышал об этом, очень даже наслышан.
   - Я хочу пригласить тебя на мероприятие и с тобой совершить этот обряд.
   - Саша, понимаешь ли ты смысл этого, - внимательно посмотрел на Сашу. Глаза его потускнели, огоньки потухли. – Для такого обряда нужно понять очень многое и полюбить весь мир. Быть готовому отдать душу свою за врага своего. Кто на это способен? Кто сможет сделать такое сегодня? Нет человека, который смог бы отстоять всё человечество, как это сделал Ной или Иов. Сегодня это большая проблема…
   - Так, конечно, я не понимаю всего этого ещё, - смутился и опустил голову, - но как я понимаю, то готов совместно с тобой разделить обряд ногоомовения.
   - Хорошо, договорились, я оставлю вас на минутку,  - вода в чайнике закипела. Разлил по чашкам, поставил на разнос сахар, варенье и печенье, входя в комнату, - ну вот и чай готов. Сейчас согреетесь, за одно и перекусите слегка. Вы ведь уже давно из дому.
   Дружно принялись за печенье, запивая чаем. Горячий чай согревал тела и души, разливаясь нежным теплом ароматной свежести, заглядывая в каждую клетку организма.
   - Наш пастор, Евгений, - отпивая очередной глоток, Саша, взглянул на часы, висевшие на стене. – Наш пастор, очень чуткий человек. Он будет рад…
   - Кто ваш пастор? – Переспросил, делая вид, что не расслышал.
   - Евгений, - не понял, какой смысл был вложен, - А что?
   - А, я думал, что у вас пастор Иисус.
   - Да, правильно, Иисус, но это в больших масштабах, а Евгений, пастор в нашем собрании, - его невозмутимый взгляд скользнул по мне.
   - Саша, давай подумаем над этим вопросом. Иисус сказал: «Где двое или трое во имя Моё, там и Я» так?
   - Так.
   - Тогда вопрос. Кто среди них пастор?
   - Иисус, - ответил, не понимая, к чему клонится разговор.
   - А причём здесь Евгений? – Посмотрел ему в глаза. Они были покрыты пеленой тумана и отражали холодное пространство внутреннего состояния человеческой сущности.
   - Ну-у, как при чём? Он наш пастор в собрании, - его невозмутимый голос принял металлический оттенок. Заикание пропало, речь стала уверенной.
   - Ты, Саша, наверное, не понял мой вопрос.
   - Почему? Я его хорошо понял.
   - Тогда ещё раз задаю вопрос. Вот нас в комнате сидит три человека. Мы говорим об Иисусе. Значит где двое или трое во имя Его, там и Он, но Иисус, есть пастор, и нет для нас другого, написано в писании. Так?
   - Так. – Глаза стали наливаться кровью.
   - А при чём здесь Евгений? – Задаю наболевший вопрос.
   - Как тебе объяснить, - Саша пытался найти подходящее слово,  - Иисус наш пастор, это правильно и это истина. Только Он пастор на небе, а Евгений, пастор на земле, - покраснел. В его мозгу происходили обильные химические реакции, способствующие возникновению человеческой мысли. Сосредоточенно-острый взгляд пытался уловить в моих глазах направление смысла, вложенного в слова, это и давало ему возможность не сказать лишнего, не опорочить свое собрание. – Евгению отдаём десятину и жертвоприношения, для того, чтобы он мог продвигать работу Божью на земле.
   - Саша, я ещё раз задаю вопрос. Мы здесь собрались для изучения писания? Нас трое. Кого из троих выберем пастором? Кому деньги будем отдавать? А у кого собирать? Нас только трое и Иисус среди нас. Ты это понимаешь?
   - Понимаю. Мы должны здесь выбирать Иисуса, но тогда получается, что собрания не нужны? – возмущению не было предела.
   - Послушай, что по этому поводу написано в писании. Где двое или трое во имя Моё, там и Я, сказано.  Из этих троих один мудрый, который, как Павел пишет, должен вести себя таким образом: «Смотрите на меня, как я на Иисуса…» И вот, двое посмотрели на мудрого, познали истину и разошлись, каждый пошел в своё окружение, которое состоит из двоих или троих. Теперь на него смотрят и делают так, как он смотрит на мудрого и делает как он, который в свою очередь видит Павла, а Павел видит Иисуса, - замолчал, переводя дыхание и давая возможность переварить услышанное. – Я ясно излагаю?
   - Да… да… я понимаю.
   - Таким образом, у нас получилась пирамида. Верх пирамиды направлен на Иисуса, а далее, расширяясь в геометрической прогрессии, от мудрого к разумном и ниже, где у основания стоят те люди, которые ещё почти не знают об Иисусе. Но это всё будет работать только в том случае, если промежуточное звено не только станет учить нижних, но и само захочет учиться  как у верхних, так и у нижних. То есть, уча других, мы учимся сами. Вот такое собрание хотел видеть Иисус, но что из этого сделали люди, ты сам прекрасно наблюдаешь на примере своего и других собраний.
   - Так все-таки, собрания не нужны? – Пытаясь добиться своего, Саша сделал ещё одну попытку.
   - Ты слушай, запоминай и делай выводы, - вставила Наташа, - я тебе когда-то говорила нечто подобное, а ты всё зовёшь меня в своё собрание.
   - Наташа, прошу тебя… - Саша скосил взгляд на меня, смущенно улыбаясь.
   - Собрание нужны. Они нужны для того, чтобы собрать на этом месте всех людей. А место это называемое Армогедон. Верующие за это время изгнали из собраний Божьих людей. Теперь же они собираются в замкнутых, закрытых своими идеями,  собраниях…
   - Да, но Армагедон – это битва при конце света, - прервал мою речь Саша.
   - Если мы расшифруем слово «Армагеддон», еврейское слово и переведем его на наш язык, то получим такое: гора собраний. Собрание у вас уже есть, а гора это направление к Всевышнему. Вот на этом месте и будет уничтожение или как ты выразился: битва, где и будет совершена погибель всех тех, кто ложным путем и обманом пытался проникнуть в недоступное, тех, кто страхом и запретами истинных знаний пытался помешать Иисусу выполнять намеченное. Так что, если не хочешь умереть раньше времени, выходи из этого Вавилона. Становись на путь геометрической прогрессивной пирамиды, где нет славы и нет учителей. Здесь каждый славит Имя Господне своими делами и учится у всех, малых и великих и где един над ними пастор – это никто иной, как сам Иисус Христос.
   - Я не знаю. И хочется мне верить в это и что-то боязно. Большинство находится в собраниях, - глазки забегали, засуетились, рука потянулась к пустой чашке.
   - Тебе ещё налить? – Пытаюсь сгладить ситуацию.
   - Нет-нет, спасибо… большое, - заикаясь, ответил он.
   - Ты вспомни, сколько раз человечество стояло на краю гибели. Кто спасся от такого кошмара? И где было большинство? Где оно оказалось со своей мудростью? Ответь на эти вопросы? Учитесь задавать вопросы и находить правильные ответы. Ответы, которые будут идти не от вашего ума и не от ваших эмоций и сердца, а от законов Божьих, от законов созданных во вселенной, ибо только с их помощью можно правильно трактовать все события, действия и мысли.
   - Ты нас извини, но твой лучший друг, Эдуард Горбунков,  мне говорил, что лучше тебя не слушать и, наверное, был прав. Так что нам пора идти, уже поздно – и обращаясь к своей семье, - Наташа, Аня собирайтесь, засиделись мы здесь.
   - Давайте я уберу со стола, - Наташа попыталась отнести посуду на кухню.
   - Не надо, я сам, - остановил её, мне очень приятно было с вами общаться. Одежда уже высохла, можно одевать.
   - Высохла, да и дождь прекратился, - одеваясь на ходу, Саша прошел в коридор, - так мы с вами договорились? Я буду ждать вас завтра в собрании.
   - Хорошо постараюсь придти пораньше.
   - Тогда до встречи, - пожимая руки, расстались с чувством тёплых ощущений.
   Дверь закрылась за ними. Интересные люди, но почему никто не хочет задавать самому себе вопросы. Для чего они живут в этом мире? Такое чувство, что все человечество играет в игру, как дети, в игру верующих, у каждого своё название. Свои правила, свои игроки. Хочу играю, хочу нет. Пожелаю – изгоню из собрание, захочу – оставлю. Всё зависит от настроение большого человека в этой игре. И никому нет дела до внутреннего мира другого человека. Каждый живет для себя, унижая окружающих. И нет нигде Бога, нет Иисуса. Да и вера утеряла первоначальный смысл. В начале было заложено познание характера Божия. И чтобы отклонений от истины не было, произошло создание второй заповеди: «Не создай себе кумира». Но люди пустились во множество хитростей. Первое, что они сделали, это разделили неделимое, разделили характер по частям и назвали свои собрания сообразно каждому характерному признаку, при этом не соединившись, а враждуя между собой. Чем дальше, тем больше. Каждое собрание попыталось представить характер Господа, так как они хотели его понять, но  не так как написано в писании, а так как было удобно человеку, угнетать других людей. Для этого даже некоторые черты характера сами придумали, а некоторые вычеркнули, что бы не дай бог, простой смертный узнает о них. Поэтому, на современном  этапе жизни, каждое собрание имеет своего бога. Такого, какого они хотят видеть, при этом игнорируя вторую заповедь. Но всё что создано, создано Богом. И каждый закон работает, не зависимо от нашего желания, хотим мы этого или не хотим, знаем мы этот закон или нет. Но человек всегда что-то просит у Господа и закон должен отреагировать на это. А так как у каждого свой бог, вот он и отвечает на просьбы и молитвы. Действуя по правилу: каким судом судите, таким и вас будут судить. Таким способом помогает жить в этом мире, и чем ближе образ характерных черт к оригиналу, тем лучше и качественнее будет ответ или действие. А тот, кто понимает характер наиболее приближенно к истине, у того и мудрость, и сила в слове, и защита, и неопровержимые знания, как Слова так и мира. А сила знаний дает возможность понять мир Божий, мир человеческий, мир вселенский. И в совокупности даёт знания прошлых и будущих действий. Вот окно, через которое проникает, как свет, так и тьма. Закон един. Скорость тьмы такая же, как и скорость света. Но если мы закроем окно, то свет остаётся с другой стороны, а тьма окутает нас и безжалостным прессом придавит к земле, оглушит, изменит мысли в противоположность. И свежий воздух, чистый, после дождя, не сможет напитать наши легкие кислородом. Кровь понесет грязный воздух в мозговые клетки организма. Реакция химических элементов будет происходить с примесью грязных, ненужных частиц и тогда, мысли появятся, совсем далекие от возвышенных чувств, от вселенской любви к человеку. За окном будет просматриваться сереющий рассвет. Выходной день будет омрачён ленью,  вставать, не вставать,  да и лежать, тоже не будет смысла, впереди день. Поваляться в кровати будет одно удовольствие, и ждать, ждать, пока поднимется солнце, для того, чтобы вскочить и в сумасшедшей спешке одеваться. Вещи будут разбросаны по  всей  комнате, и не мало нужно приложить больших усилий, что бы отыскать их.  Одевшись, подойдешь к окну.  Потянувшись до хруста  в  костях, и с наслаждением вдохнёшь свежий воздух,  поступающий в комнату через маленькую форточку. Открыв дверь, выйдешь на балкон, который возвышается над маленьким уютным, скромным, чисто убранным,  двориком, обрамленный величественными постройками,  творений рук человеческих  конца прошлого столетия.  Во дворе стоит маленький "Мерс"   сонно уткнувшись в невысокий бордюр.  Машине около пяти лет, но выглядит она  сносно, и мне не очень хотелось менять на современный дизайн.  Тем более,  что ,,Мерседес,,  мог бы послужить еще некоторое  время, правда бумажка,    о замене машины уже пришла и лежит в моем письменном столе   несколько месяцев.


   Время летит  быстро,  а  мне  нужно  успеть сделать очень многое.  Был доволен, что не поставил вчера машину в  гараж. Сегодня потерял бы уйму времени, а мне нужно еще заехать к товарищу и уладить с ним дела.  Позавтракав,  и  собрав необходимые вещи, опустился к машине. На удивление она завелась очень быстро, и я поехал за город, в поселок.
    Выехал на шоссе,  но машину разгонять не пришлось, потому что нужно было сворачивать на проселочную  дорогу,  ведущую  к поселку. Поселок назывался ,,Демьян Бедный,, говорят, что жил в этих местах один нищий, одевался убого,  кое-как перебивался  с воды на  хлеб,  но потом обнаружилось,  что он имеет миллионы. Эту историю,  наверное, никто не помнит, но поселок так и продолжают называть.
     И так, въехал на проселочную дорогу и подъехал к поселку. Сзади,  за машиной,  клубился столб пыли, который долго не мог рассеяться. В поселке нашел нужную дачу, /товарищ ее снимал как дачу/, остановил машину и вышел. В нос, в лицо и на одежде сразу же осела пыль, поднятая машиной, и первое время невозможно было ничего разглядеть.  Через несколько секунд началось просматриваться, и я различил перед собой очертания забора с калиткой и могучими, выкрашенными в зеленый цвет, воротами. Открыв калитку, шагнул во двор.  Внутри  стоял  очень красивый, похожий на старинный замок, дом, с острыми пиками на  округлых башнях угловых колон.  Резное  дерево,  сопровождалось чеканкой из меди,  блестевшей на солнце, как золото, и переливавшейся, отбрасывая зайчики в глаза.
    На полдороги к дому,  внезапно остановился. Поразила тишина.  Настолько было тихо,  что,  казалось, кроме меня больше нет на белом свете никого. Оглянулся вокруг,  ничего странного, но что-то все-таки  настораживает.  Осторожно, переступая с ноги на ногу, ждал.  И тут,  как-будто резко включили все, что только создает шум.  Куры вылетели из курятника и  начали  метаться по двору. В свинарнике завизжала свинья, с такой силой, что пришлось заткнуть уши,  но это ни сколько не  помогло.  От неожиданности,  я повернулся и хотел, было уйти,  убежать, но тут взгляд остановился на заливе,  который просматривался со двора своей голубовато-синей   глубиной  непредсказуемого  сознания,  очерченное обрывистым серо-коричневым берегом,  переходящий  в  мелкий песчаный пляж. Мои волосы на голове начали медленно подниматься,  а  голос, вдруг  захотел  такое  сотворить,  что той свинье было бы очень далеко, но испуг увиденного, придавил все мои желания и действия.  И я остался стоять, как вкопанный. Со стороны залива медленно поднималась темно-синяя стена, окаймленная белыми барашками пены. Даже из далека можно было увидеть могучую  силу воды,  собранную в одной волне,  готовой бросить все свои силы на повстречавшийся предмет.  С каждой минутой волна поднималась выше и выше и,  побулькивая белыми полосками пены, продвигалась на  встречу своей гибели,  готовая разбиться о берег. До меня, наконец, начал доноситься шум накатывающей волны,  похожий на рокот срывающегося в штопор авиационного двигателя.
    Я очнулся от испуга и бросился к машине.  Мой  старенький ,,Мерс,, развернулся почти на месте и устремился к трассе. Вылетев на асфальт, немного успокоился,  почувствовав себя  в более-менее безопасном месте, но скорость не погасил, а наоборот, сильнее нажал на педаль газа.  Минут двадцать машина неслась по  шоссе  с огромной скоростью.  Я улетал от поселка, улетал от своей смерти, двигатель работал на пределе.  Старенький кузов «Мерседеса»  дребезжал до звона в ушах, напоминая о том, что он скоро может развалиться, не ожидая остановки.  Выскочив на очередной подъем, решил остановить машину и осмотреться, что же происходило на самом деле.  Выйдя из машины,  глянул в сторону поселка.  Меня поразила высота волны,  и катилась она, почему-то, именно на поселок, стараясь всей своей массой раздавить, разбросать и унести с собой маленькие хрупкие домики.  Волна уже докатилась к пляжному берегу,  перешагнула и, на мгновенье, остановившись,  обрушила мокрую,  грязную силу на,  одичавший от испуга, поселок, как бы подвигая его в глубь зеленеющих полей. Домики, колыхнувшись, продвинулись  вперед,  сорвавшись,  поддались могучему течению необузданной стихии. Вода, с силой ударяясь о постройки, вползала, наваливаясь на  онемевший от ожидаемого поселок, продвигалась вперед, и одновременно поднималась выше, затапливая, чудом, уцелевшие здания.  Вскоре все это превратилось в бурлящий поток.  Вода, дойдя до пика своего состояния, потеряв в беспорядочном сражении, силу, начала откатываться назад, убыстряя свой бег в обратном направлении.
   Я в оцепенении стоял и смотрел на эту картину. Волна, тем  временем, уходила, оставляя после себя остовы разваленных зданий, речной хлам и срезанные  деревья,  кронами  застрявшие  в разбитых волной  каменных  остатков заборах.  Постепенно волна откатилась в русло реки, улегся шум, восстановилась, опрокинутая тишина. Из небольшого пространства,  на затянувшемся тучами небосводе, мелькнул тоненький луч,  золотистой стрелой устремился к  земле, осветив  одинокое строение,  чудом, уцелевшее в этой безысходной стихии.
   Все стало на свои места.  От поселка, который недавно величественно возвышался над землей, ничего не осталось и только одиноко, освещенный  тонкой струей живительного солнца,  стоял одноэтажный, низенький,  ничем не примечательный домик, ловивший своей округлой крышей, капельки свежего нового луча жизни.
   Ноги подкосились, и я медленно опустился на, пахнущий смертью, асфальт. Увиденное отрезвило, ощущение было ужасное. В  голову  полезли пугающие мысли о неизменном пребывании на измученной земле обетованной. Отмахнувшись от навязчивых идей, отбросил одеяло в сторону, сел на кровати, опустив ноги на прохладный, покрытый естественным ковровым покрытием, пол. Где-то  здесь, во сне, начиналась или заканчивалась чья-то судьба,  родившись в неизвестности и так же, в неизвестности, умерла. Человеческая жизнь. Чего она стоит? Бьётся человек, суетится, что-то делает, к чему-то стремится, а конец один. Неизвестность, пустота, темное царство холодных ощущений ядовитых щупальцев смерти.
   Обхватив голову руками, минуту сидел без движения. Сон, спящий человек. Это всегда было проблемой для передачи информации. Кто поверит в правдивость сна, кто поверит в виденное однажды ночью. Да никто. Сон, да и только. А на самом деле?.. Резко встал и пошел в ванную, принять душ.
   Освежившись контрастным душем, почувствовал бодрость и прилив энергии. Ну вот, можно продолжать жить. Кошмарные сны. Иногда выбивают из запланированного действия. После них никак не можешь определить, где реальность, а где движение уставшей мысли. Иногда, приходится долго задумываться о смысле сна, пока не поймёшь его значение для живущих. Хотя сон, почти всегда, является предупреждением от неправильных действий или научением праведности жизни. А кто это может оценить или понять? Саша, приглашающий на действия, которые и сам не понимает, или Евгений, пытающийся, в угоду своей власти и славы, обманывать, приходящих в собрание людей? Сегодня нет человека, способного встать на защиту людей. Корысть и стремление  наживы, путём изымания, возможно последних, денежных средств из карманов и мозгов человеческой сути. Весь мир соткан из паутины страстей, сетью обволакивающий Землю. Стянутый веревками обмана и завязанный узлами неправедности. Этот мир, пытается проникнуть в вечность, в святая святых? Эта попытка не одна из первых и, наверное, не последняя. Человечество не оставило идею проникновения в мир Божественных истин, путем физического изменения составных клеток тела. А кто изменит духовное начало для возвышенных чувств, устремлённых в небо? Изменив духовное, возможно изменить и телесное, но наоборот процесс невозможен. И это знают все, от рядового члена собрания до мудрых мира сего. Знают и противятся сему, но это их горе и жизнь, а результат не заставит себя долго ждать. Придёт, придёт время расставить точки над «i».
   Взгляд устремился на часы, не опоздать бы. Перед выходом, окинув себя взглядом в зеркало. Всё в порядке. Вышел на улицу. Свежий утренний ветерок, бросился навстречу моему  дыханию, облизал лицо, потрепал волосы, разбросал полы пиджака, повел в ритме медленного вальса, нашептывая на ухо мелодию Божественной страсти, увлекая за собой в необъятные просторы воздушного потока, проносящего между людьми, ласково обхватывая, кружил… кружил… кружил…
   Вот и здание, где собираются «остаточники». Вхожу в зал. Ничего не изменилось. Ан нет. Изменилось. На меня никто не обратил внимания. Наверное, мои последние разговоры им не понравились. Они ожидали моего понимания и участия в делах собрания, но не нашли поддержку в моём лице. Поэтому стремительно охладело любопытство к моей персоне. Прошел на место, где было свободно. Сел. Окинул взглядом зал. Людей не очень много, но они усердно молятся. На соседних креслах сидели Гена и Катя, пожилая чета. Тоже своего рода интересные личности. Увидев, что сел рядом, поднялись и пересели на первый ряд. Наверное, плохо слышат. Служение открыли по обычаю собрания, наверное, человеку очень тяжело что-либо изменить в своей жизни или работе. Так спокойнее. Молитва, направленная в зрительный зал, не сдвинула ни одну душу человеческую, не затронула духовные стороны, не зазвучала мелодией созвучия вселенной. Не вылетев, оборвалась на устах говоривших, упала мертвой птицей, захлопав в предсмертной агонии, крыльями. Эти хлопки, жуткими ударами резанули по слуху, перевернув в мозгу и погасив последние искорки надежды, искорки, веяний, мерцающих звёзд. После завершения молитвы тишину оборвал голос служителя:
   - Мы собрались сегодня на проповедь, для познания крови и тела Христового, - обвёл взглядом зал. – Умерший и воскресший, оставил нам в наследие это замечательное действие, действие сближающее нас, братья и сёстры. Мы должны быть неделимым оружием в руках Всевышнего. Участвуя в таких делах, мы отдаем душу и тело во имя Господа. Сила наша в единстве. Мы вместе разорвём узы сатаны и устремимся вверх, в небеса. Мы воплощение святости, воплощение славы Его, - служитель захлёбывался в собственной речи. – Только мы способны сотворить чудо на Земле, преобразившись из грешника в праведника, путём прощения распятого на кресте. Мы, «остаточники» и только мы в состоянии быть святыми и унаследовать наследие Божье. Но для этого мы должны принять участие в ногоомовении и вкушении тела и крови Праведника. Это могут сделать только члены собрания «остаточников». Гости и приглашённые не могут принимать в этом участия, так как не являются членами единого организма, воплощенного Христа.
   В глазах потемнело, сердце сжалось, комок горечи подкатил к горлу. Значит святые. Значит праведники. Единое целое со Христом. А гости? Отбросы, ненужные элементы жизни? Что они о себе возомнили? Пришёл ли Иисус к праведникам? Нет к грешным пришёл. Омыл ли ноги только праведнику? Нет омыл всем, в том числе и Иуде Искариоту. Омыл. Не брезговал. Не укорял и не отказался. Бог есть единый, для всех живущих на Земле. Бедного и богатого, праведника и грешника. Но очищать Господь может только грешника, признающего себя грешным. Праведника невозможно очистить. Он чист. Поэтому Иисус может омыть грешника, но не как не праведника. Что же это делается? Что происходит? Собрания нужны для изучения писания. А чем они здесь занимаются? Доносят ли они слово истины, называя себя христианами? Такую ли истину желает слышать Господь? Человек. Падение его невозможно предотвратить. Однажды подскользнувшись, падает. В полёте, пытается за что-то схватиться, удержаться, приостановить падение. Но те ли методы ты выбираешь? Способны ли удержать тебя?  Человек, живое думающее существо.
   - В перерыве, приготовимся к ногоомовению, - вывел из задумчивости голос служителя, - организаторам прошу подойти ко мне, для определения дальнейших действий.
   Зал зашевелился, как пробуждающийся медведь, заурчал, расползаясь в разные стороны. Кто готовиться, а кто вышел подышать свежим воздухом.
   - Первые ногоомовение проводят сёстры, на первом ряду, поэтому, просьба, братьям подняться выше, - раздался чей-то голос.
   Чтобы не смущаться, вышел в вестибюль, примостившись в уголке под сенью пальмы, растущей из большой деревянной бочки. Мимо пробегали люди, суетились, проносили воду, пустые ёмкости. Всё дышало служением. А вот и Саша, совершает круиз по вестибюлю, в поисках меня, наверное.
   - А-а-а, вот ты где, - увидев, обрадовался, - я думал, что не придешь? Ну что, не передумал?
   - Я, нет. А ты?
   - Всегда готов, особенно с тобой, - Саша оглянулся по сторонам.
   - Саша, послушай, дело в том, что я готов, но не могу это сделать.
   - Почему? – Брови удивлённо взлетели вверх.
   - Ваш служитель запретил мне это сделать.
   - Ты что, говорил с ним? – Спиной прислонился к стене.
   - Я лично не говорил, но он запретил это делать гостям и не членам собрания, - тихо, почти шёпотом, проговорил
   - Когда это он успел? Я что-то не слышал, - пожимая плечами и искоса поглядывая, на снующих мимо людей, занятых процессуальными мероприятиями.
   - Как когда? – Удивленно заглянул в глаза Саше, - вся проповедь была построена на этом. И не только это не правильно. Ты подумай и вспомни писание. Да, кстати, и ваш закон гласит об этом же, чтобы не препятствовали гостям соблюдать процессы ногоомовения и преломление хлеба. Для чего тогда вы это делаете? Это символ для неверующих мира сего. Вы из него сделали культ самовозвышения, самооправдания.
   - Может, ты неправильно понял, что было сказано служителем? – Глаза забегали, помутнели, пытаясь смягчить обстановку.
   - Я понял так, как это было сказано, - взглянул в лицо, пытаясь в глазах найти уголки проникновения искр священного писания, - а сказано было очень даже ясно, яснее некуда.
   - Ну и что, служитель – человек и тоже может ошибаться. У нас есть обоюдное согласие, есть пример. Почему бы нам не совершить это? – Оправдывая начальствующих, опустив глаза.
   - Саша, я с удовольствием, но есть маленькое но. Он является служителем, то бишь начальником вашего собрания,  и любое ослушание его приказов поведет к нежелательным эксцессам в обществе. Я на это не пойду. – Помолчав, добавил, - но такое мероприятие, по желанию обеих сторон, возможно совершить на нейтральной территории, то есть у кого либо на дому, что не противоречит писанию.
   - Почему не желаешь совершить здесь, в собрании, что тут такого? – Пожал плечами, не понимая о последующих событиях, Саша. – Мы подойдём с тобой и совершим обряд. Кто об этом знать будет? Кто увидит в этом противоречие? Неужели ты думаешь, что нас остановят? Но наша совесть будет чиста. Обещали, сделали.
   - Я тебя не совсем понимаю. Посмотри на окружающий тебя мир, - показал рукой на снующих людей, - мир верующих и мир не верующих. Это что, два разных мира? Нет, Саша, един Бог, един мир и этот мир никак не игра в прятки или в вероучения. Это очень серьёзное дело. Серьёзней, чем вы себе представляете. И, поэтому, кроме нас с тобой и этих людей, есть ещё и присутствующие, невидимые нашему смертельно грешному зрению, ангелы, свидетельствующие о наших делах, о наших словах. Ибо, словом осудимся и словом оправдаемся. И, если в законе написано подчиняйтесь начальству, так будте добры, исполните это, тем более, что данный случай ничего, кроме камней на голову Евгения не несёт. Но если мы поступим против воли служителя, это принесёт более вреда, чем отказ от этой идеи. Так что, извини, если я тебя отказом обидел.
   - Пожалуйста, но я все-таки настаиваю на этом, - Саша стоял, опустив голову, теребил полу пиджака.
   - Ты что, не понимаешь, что происходит. Из такого собрания я вышел бы, не задумываясь. – С сожалением произнес.
   - Винсент, но это вы говорите о Вавилоне, а не о нашем собрании. – Гордо вскинул голову.
   - Ты когда последний раз задумывался о значении слов, произносимых твоими устами? – печально глянул в глаза собеседнику. – Вавилон, в переводе на наш язык – это Бог, то есть город Бога. Ну, вот так он назван. Поэтому, Вавилон никак не смешение, и, если ты внимательно почитаешь писание, то поймёшь, что Господь сказал: «Выйди из Вавилона, таким путём, каким Я вывел сынов Израилевых из  Вавилона.» Это написано у пророков. А теперь, если Вавилон переводится как «Бог», то, подставив изречение, ты можешь понять смысл сказанного. Цитирую: «Выйди из города Бога.» Что это значит?
    Минутная пауза потянулась в вечность, окунулась в дремучую зыбь неведанного, всколыхнула застоявшиеся мысли, глубоко пронизав мозговую оболочку человека. Взломала запретные преграды, пытаясь высвободиться, выйти на свежий, никем не тронутый уровень познаний, ударив в самое сокровенное, разбивая устоявшее, увлекая в мир божественной истины.
   - Я впервые сталкиваюсь с таким смыслом по этой цитате, - поникшие плечи вздрагивали.
   - Это значит, что человеку дали самостоятельно решать, оставаться или выйти. Собрания именуются Божьими, но Божьими в человеческом понимании. На самом деле, в собраниях уже давно управляют люди. Вот поэтому, выйди от Бога (человека) и приди к Богу (Всевышнему), не бесному тому, который есть истина. В этом и просматривается вторая заповедь: «Не создай себе кумира».
   - Так значит, выйти из Вавилона, не означает выйти из собрание и не смешение, а перестать делать дела не Божьи? Я правильно тебя понял? – уточнил Саша.
   - Да, правильно. Поэтому такое изречение действует не только для человека последнего времени, но и в любое другое. С тех самых пор, когда человек понял, как правильно делаются дела Господни, и узнал характер Всевышнего,.. - прозвучавший звонок, оповещающий начало служения, прервал мою мысль, - звонок, пойдем, посмотрим, что из этой ситуации получится.
   - А ты думаешь, что ты правильно ведёшь себя? - Бросил на ходу, перемещаясь от пальмы в зал.
   - Я не есть истина, но путь, ведущий к ней, а приход Иисуса покажет, кто прав, но что бы это не было слишком поздно. – Парировал, проходя на своё место.
   Саша устремился совершать обряд ногоомовения, растворившись в мужской беспорядочно снующей, компании.
   Прошел. Сел на своё привычное место. Мысли одолевали, пронизывая мозг насквозь. Глаза следили за каждым действием людей, ничего не пропуская из увиденного. Взгляд замечал самые незначительные ситуации, анализировал, передавал в мозг для обработки информации и выдавал готовый анализ. Так прошло некоторое время. Обряд закончился, все расселись по своим местам. Что будет дальше? Внимание привлёк, занесенный в зал,  разнос, на котором стоял накрытый полотенцем предмет.
   - И так, приступим к следующему этапу, - голос Евгения звонким эхом ударился о стены зала и мелкой россыпью разлетелся, осыпав сидящих. – Гости и приглашённые не участвуют, а остальных прошу встать для получения хлеба и вина.
   Откинув полотенце, взял тарелочки с кусочками печеных хлебцев. Продвигаясь по рядам, с молитвой, раздавал. После чего, человек садился. Таким методом было роздано и вино.
   - Помянем Иисуса Христа, преломлением хлеба и распитием вина, как сделал Он в наследие наше, - служитель первый скушал хлеб и выпил вино. За ним последовал весь зал. – Церемониальное собрание на этом прошу считать законченным. Кто не сдал ещё стаканчики, прошу принести их, - сказав это, Евгений отошёл к дверям и стал вежливо со всеми прощаться, подолгу сжимая руку и давая напутственное пожелание. Люди медленно потянулись к выходу, перешептываясь на ходу и выстраиваясь для рукопожатия.
   - А-а-а! Винсент! Рад тебя видеть. Мирен ли приход твой? – Евгений крепко сжал руку.
   - Теперь не знаю, а покажет это будущее, - ответив на рукопожатие,  и прошёл в открытую дверь.
   Выйдя на улицу, успокоился, и медленно пошёл вдоль растущих зеленых березок. Вот кто предан, искренне предан. Березки растут, подчиняясь всем указанием Божьим. Никто из них не противоречит писанию. Не пытается вырасти в другом, более удобном месте. Они, наверное, преданнее всех, но при этом очень много и без причины страдают. Страдают от людей, страдают от животных, неправильно воспитанных человеком. Вот кто по истине должен быть спасен. А человек? Кто он такой? Что он сделал хорошего для собственного дома, именуемого «Земля»? Ничего. Растлено сердце его, развращены мысли. Вон верующие идут. Именуемые таковыми. Что они делают? Могут вот так просто плюнуть на Землю, Землю создание Божье. Просто так обломать веточку растущего дерева, обидеть животных, случайно зашедших в собрание, выгнав пинками из здание. Это верующий, это идеал «божественного» создания. Что вообще представляют люди, когда думают попасть в вечность? Вечность. Что входит в это понятие по пониманию верующих людей? Сидеть, ничего не делая, под сенью деревьев и Бог, проходя мимо, будет их развлекать. А может быть, они будут отдавать приказы и Бог мигом бросится это всё исполнять. Сегодня ведь так происходит. Они просят, просят, просят. Требуют выполнения. При этом ничего не сделав, даже не подумав как следует, а всё требуют и требуют. Им мало этого, так они решили, если Бог не выполняет их требования, то будут сами за него решать и выполнять. И пошло, поехало. Кто во что горазд. Одни словесно избивают людей, другие физически. Дошло до того, что взяли на себя самую последнюю миссию, возложенную на самого Господа Бога – это суд, ну и давай судить всё и вся. Осудили деревья, осудили животных, принялись за человека. А здесь поле деятельности не ограничивается. Надо сжечь, пожалуйста, на костер. Надо изгнать из собрания, с при великим удовольствием. Вы сударь объявляетесь изгоем, волком в овечьей шкуре, уводящем «невинных» ягнят. И с вами никто словом не обмолвится. Суд. Судилище человеческое, имеющее право на всё, опирающееся на что угодно, но только не на характер Божий, ведь ОН не может осудить человека до времени. А время ещё не пришло для суда Божия. Так что суди человек, суди, ибо ты человек и этим всё сказано. Ты взвалил на себя крест Божий, вот и неси его. Неси прилежно, но помни, человек, каким судом судишь, таким будешь судим сам. Выбирай, у тебя есть два суда. Твой и Божий. Возвышайся выше, взлетай дальше сидящего на престоле. Такая история уже с кем-то происходила, и где он теперь. Червь ему служит покрывалом. А ты всего лишь человек. Найди своё место в жизни. Исполни, намеченное Божьим предназначением. И живи. Живи ты и потомство твоё. Не думая о славе вечной, о будущем своем в преддверии перехода в мир иного существования, в мир Божественного созидания. Делай, дала праведные соразмерно со своими возможностями. Умножай характер единородного Сына, во славу христианского  могущества. Вот дела верующего, показать истинное лицо, лицо последователя Иисуса Христа. Вот и все дела, живущих на Земле Создателя.
       Сзади  послышались шаги, оглянулся. Саша. Ну да, Саша догонял меня. Рядом с ним, перебирая маленькими ножками, шла Роза Константиновна. Старушка, всегда улыбающаяся и при разговорах, руки держала вместе, возле груди, как-будто пыталась перекреститься двумя руками.
      - Что произошло? – Роза Константиновна еще издали спросила, - почему вы не участвовали в обряде?
   - Я пытался, но ваш служитель не пожелал.
    - Он что вам лично запретил?
  - Нет не лично, но было сказано, что гости и приглашенные в обряде не участвуют. Этим всё было сказано. - Внимательно заглянул ей в глаза и утонул в темных лабиринтов потускневших зрачков.
   - Я что-то не слышала этого, - улыбка дрогнула и, постепенно исчезая, преобразилась в строгое выражение своего сознания.
   - А что вы слышите, сидя в своих собраниях? Вы ли слышите проповеди? Вы и людей слышите, а видите ли вы их? Называющие себя христовыми, а являетесь ли таковыми? Кто из вас анализировал действия свои?..
   - Что за спор? – протянул руку для приветствия молодой человек. – Василий, евангелист собрания.
   - Винсент, - Винсент, обменявшись рукопожатием, продолжил, - мы разбираем вторую заповедь.
   - Возлюби ближнего! О! Да это здорово! – Василий засиял, расплывшись в улыбке.
   - Василий, ты, как евангелист должен знать. Что вторая заповедь, не создай себе кумира…
   - Я про это и говорю… иконы… идолы… - смутившись, погасил пламя радушия.
   - И коны и идолы ушли в прошлое. Сегодня кумиром является Иисус.
    - То есть, - непонимающим взглядом обвел окружающих.
   - Человек поклоняется Иисусу. Тому, которого он сам себе выдумал, по слышанным проповедям, по изучению Слова, и тому, как он это понимает и представляет.
    - У нас Иисус истинный.
    - Истина в лице Иисуса, скоро придет, на облаке будет истина, а пока никто не  может определить истину во всей полноте. И все что мы надумали является нашим воображением.
   - Вы хотите сказать, что мы проповедуем ложь, - Роза Константиновна сложила руки и прижала к груди и, слегка  наклонила голову вперед. – Но Винсент, тогда где же истина, кто ее проповедует?
   - Ее проповедует Слово, ее проповедует действия, ее проповедуют желания служить делу бескорыстно. Человек, проповедующий истину должен жить этим. Вы меня понимаете? Не от этого жить, а этим жить.
   - Объясни, пожалуйста? Как от этого жить?  - Саша, молчавший до сих пор, встрепенулся, как бы сбросив темный покров, закрывающий луч солнца.
   - Понимаете собрания ваши собирают деньги на тарелочку, приношения, десятину. От этих денег живут ваши служители. Они не где больше не работают. То есть, они кормятся от собрания. Убери собрания и они умрут с голоду. А живущий истиной, живет, живет подношениями Божьими. То есть он не думает о завтрашнем дне, что ему кушать и пить, будет день, будет пища. Он по обыкновению своему делает работу, работу на Ниве божьей не требуя за это ни денег, ни награды, ни привилегий, все по воле Божьей. Это его жизнь и по-другому не видит свое существования. – Обвел взглядом стоящих. Они не слушали. Каждый думал о своем. Глаза туманным взглядом отсвечивали окружающий мир. – Путь таких людей ведет к познанию характера Христа и к способности учится у всех, включая детей, животных и растений. – Я ясно излагаю вопрос?
   - Ясно, ясно… Ты хочешь сказать, - Василий открыл писание, пытаясь что-то там найти, - ты хочешь сказать, что нет истинных собраний, и они не спасут ни кого?
   - Ответе мне, в какое собрание входил Иисус?
   - Он не ходил, он создал, - продолжая листать.
   - Нет, там конкретно сказано «ходит».
   - В Божью.
   - Так сказать, означает ничего не сказать.
   - «Там где двое или трое, там и Я» Он сказал, - перестал листать книгу.
   - Вот-вот где двое или трое, а что делаете вы, собрание спасает. Сколько вышло после потопа при Ное?
   - Трое… - поспешно ответил евангелист Василий, - восемь человек, а при Лоте… Да, правильно, вышло трое, - смутился щеки покраснели.




Продолжение следует…