Вечер

Натопив избу, чисто прибрав, Груша с дочерью вышли из  дому. Малолетняя девочка  послушно идёт за матерью, топча маленькими ножками скрипучий снег.
      Зимние вечера длинные, от одиночества, от скуки душа умирает. Не с кем поговорить, печаль разделить. Прижаться, приласкаться не к кому. Хочется живого человека, душу возле него погреть, но дома одни стены да мёртвая тишина. Груша стала бояться вечеров и стала уходить из дома.
      На железнодорожной станции всегда народ толпится, и днём, и ночью. Вот туда и направилась Груша, хоть немножко ожить, душу спасти. Муж её ушёл на войну и пропал, ни писем, ни похоронки. От затянувшейся тишины кричать хочется. В зале ожидания много народу, все скамейки заняты, расселись и  на полу. Присела на пол и Груша с дочкой. Стала рассматривать публику. Притихли.
      В присмиревшем зале едва слышен журчащий  шумок, который сладко убаюкивает. Зал почти без движения. Пахнет махоркой, угольной копотью и затоптанным грязным деревянным полом. Груша увлеклась наблюдениями. В  основном здесь были женщины, старушки, подростки да старики, изредка – мужчины.  Наблюдая за людьми, Груша изучала по их облику характер. Старалась угадать их судьбу. Она представляла и рисовала своим воображением их жизнь, участвовала в их судьбах. Это было для неё хоть, какое-то занятие и отвлекало от одиночества.
      С противоположной стороны, из угла зала на неё смотрел мужчина, смотрел и улыбался. Улыбка эта привлекла внимание Груши. Она старалась разгадать, что означает эта улыбка, что, хочет сказать ей мужчина. Это пустая мимолётная улыбка, или обещающая какую-то надежду, надежду общения. Но улыбка общения не такая, она приятная, чистая, идёт изнутри, из сердца. А эта улыбка поверхностная, наглая, где прячется слепая страсть. И Груша не стала смотреть в сторону мужчины. 
      Окинув взглядом зал, она не нашла глаз, желающих общения. У многих глаза были заняты мелкой вознёй, собой. У кого глаза равнодушные, холодные, злые.
У кого сытные, самодовольные, а у многих, вообще, ничего не говорящие. Но не увидела она глаза сострадания, глаза понимания, глаза чуткие, добрые.
      В зал шумно ввалились цыгане. Дремлющий зал ожил, засуетился, заворочался, загудел, заразившись цыганским вихрем. Одна из цыганок подошла к Груше.
       – Ненаглядная! Что печалишься? Предскажу я твою судьбу. Позолоти ручку. Ты не живёшь, а маешься. Не пожалей кольцо, всю правду тебе скажу.          
      Груша отмахнулась от неё  и,  взяв за руку дочь, пошла на выход. Цыганка бросила ей вслед: «Не видать тебе счастья, всю жизнь будешь мучиться». Кольцо Груше надел на палец муж, оно самое дорогое для нее. Это все что осталось в память о нем.
      Груша с дочерью шли домой. Груша шла, не видя улиц, шла в тумане.
      – Мама, а ты чего того дяденьку, который улыбался, не позвала к нам? – заговорила по дороге дочка. Мать оставила вопрос дочери без ответа. Молчание теперь их главный спутник.
      Дома попили кипяточку с сухариками и улеглись в кровать. Тишина в доме стояла невыносимая. Груше захотелось завыть волчицей, разорвать глухую непроницаемую оболочку. Но она закрыла рот рукой, чтобы не напугать и так всё понимающую дочку.  Утром встала, подушка мокрая от слёз.