МАРК

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
__
Я сплю.
Мне снится прекрасный сон.
Вижу море. Небо над морем синее-синее, словно кто-то разукрасил его акварелью. Ветра почти нет, и волны спокойно раскачивают небольшой корабль, что держит путь на север. На борту находятся двадцать шесть человек.
Двадцать шесть здоровых, высоких, жилистых мужчин, у каждого из которых с носа слазит обгоревшая корка. Их руки привыкли к грубой работе и жесткому линю. Двадцать шесть душ, что рвутся в родной дом, к любимым женщинам и любовницам, детям; двадцать шесть сердец, что были украдены соленой водой и звуком бьющихся о палубу волн.
Утром мама снова жарит яйца и намазывает на хлеб масло, на бегу я собираю рюкзак и выхожу в сентябрьскую стужу.
Кстати, меня зовут Марк, я родился семнадцать лет назад. И я ненавижу яичницу с бутербродами.
Шестнадцатое сентября. Классная работа.
Кое-как мы отсиживаемся два урока, а затем незаметно выходим из здания школы и заворачиваем за угол – покурить.
- Ненавижу этот ****ский гадюшник, - говорит Вова.
- Всего пара недель прошла, а уже хочется блевать, - поддакивает Костик.
Вова и Костя не то что бы мои лучшие друзья, но, за не имением другого, получается так.
Костик предлагает пойти в мак, Вова соглашается.
- Не, ребят, я пойду на математику, - говорю.
- Ой, глянь на него, задротом стал. Нафиг тебе эта математика, вот скажи мне?
- Ну не все ж, как ты, остолопом болтаться.
- Ах, я теперь остолоп? Кость, ты скажи, мы как с таким умником вообще повелись?
В обычные дни подколы друзей не вызывают у меня эмоций, но сегодня я начинаю раздражаться. У меня всего два варианта – учиться хорошо или идти работать на завод.
- Да пошли вы. – Говорю и бросаю бычок под ноги Вове. – Придурки.
Я разворачиваюсь и слышу только, как тот кричит в след «Смотри, куда мусор бросаешь, убожество».
На математике Оля держит меня за руку под партой. Чувствую себя по-дурацки, как в детском саду. Но ей это нравится, и я терплю. Оля любит держаться за руки. А я люблю Олю.
Пожалуй, она – лучшее, что со мной случалось в жизни, хоть и звучит это тупо. Веселая, с отличной фигурой, к тому же, она идет на золотую медаль. Я чувствовал себя недостойным ее неудачником, пока однажды не понял, что могу стать лучше. Могу если не встать с ней на один уровень, то хотя бы стремиться к этому.
Чувствую вибрацию и замечаю, как загорелся экран Олиного телефона. Она прячет его под партой, ставит яркость на минимум (видимо, чтобы я не видел), и только тогда открывает сообщение.
- Кто там пишет? – Шепчу.
- Ой, да так, знакомый один, - отмахивается она, не поднимая глаз.
- Что за знакомый?
- Пильников, а ты, что, уже все знаешь? – Резкий голос училки заставляет подскочить на месте. - Тогда, может, выйдешь к доске и расскажешь нам?
Я громко вздыхаю и опускаю голову к тетради, якобы давая понять, что осознал свою ошибку и принялся усердно высчитывать синусы с косинусами.

В воскресенье мы с Олей гуляем по парку, она берет меня за руку.
- Холодно, давай зайдем куда-нибудь выпить кофе?
В последнее время она часто предлагает куда-нибудь зайти, что-нибудь купить. Время от времени я соглашаюсь, и все же мне неудобно, потому что я не могу тратить столько денег на развлечения. Особенно в дни, когда их совсем нет, а сегодня был именно такой день.
- Вот, - говорю я, снимая ветровку, - надень. Я бы еще прогулялся, ладно? Надо наслаждаться, пока зима не наступила.
Оля недовольно поджала губы и нахмурилась, но промолчала. Я обнял ее и прижал к себе.
- Ты знаешь, я люблю тебя.
- Знаю.
- Вот и хорошо.
Вечером я сижу за кухонным столом, освещаемым только маленькой лампочкой, встроенной в вытяжку, и ем пюре с сосиской. Ненавижу пюре. Ненавижу сосиски. Ненавижу экономить деньги.
- Сына, как дела? – Слышу голос за спиной, и тут же мама садится напротив меня.
- Нормально. – Я не отрываю глаз от еды.
- Как в школе?
- Ничего нового.
Мама вздыхает, огорченная моим нежеланием поддерживать диалог, и я это понимаю. Меня обуревает гнев: из-за отсутствия денег, малюсенькой квартирки, старой потрепанной мебели и одежды, вечной экономии. Я знаю, что мама делает все возможное, и, тем не менее, на нее тоже злюсь.
- Как там Оля? У вас все хорошо?
- Я же сказал, все нормально. – Я поднялся, бросил в раковину тарелку. – Спокойной ночи.
Двадцатое сентября, классная работа. Вторники я особенно ненавижу из-за уроков истории, которые ведет Нина Николаевна – она же директор школы. С первого дня работы с нашим классом, Нина Николаевна выделила для себя особенных детей, «любимчиков» - тех, чьи родители ежегодно сдают деньги на капитальный ремонт и улучшения качества школы. Остальных она заведомо считала отбросами общества.
Снова почувствовал вибрацию и краем глаза заметил, как Оля прячет телефон.
- Кто пишет?
- Да так…
- Ты уже не в первый раз так отвечаешь. Что за секреты?
- Никаких секретов, что ты сразу начинаешь? Расслабься.
- Оля, блин…
Меня прерывают:
- Пильников, к доске.
Я громко вздыхаю и поднимаюсь с места, закатывая глаза.
- Тетрадь с конспектом мне тоже принеси.
Я отдаю учительнице тетрадь и встаю у доски, лицом к классу.
- Ну и что это такое? Это разве конспект? Всего три предложения написал, а уже тридцать минут урока прошло.
Она сидит за своим столом и смотрит на меня через плечо, взглядом, полным презрения. «Трахнул бы тебя, что ли, кто-нибудь. Глядишь, спокойнее станешь» - думаю я и размеренно дышу, чтобы оставаться спокойным.
- Нина Николавна, это же устный предмет…  Я слушал, запоминал. Дома по учебнику повторять буду.
- В университете будешь выбирать, писать тебе конспект или нет. А здесь – как я сказала, так и будешь делать, ясно? Устный предмет, погляди на него…
Кончиком шариковой ручки она ведет в колонке школьного журнала к фамилии Пильников и аккуратно выводит там двойку, добавляя себе под нос:
- Хотя, одному Богу известно, в какую шарагу тебя возьмут такого…
Ну, это уже слишком. Я подрываюсь, беру рюкзак и направляюсь к двери как можно быстрее.
- Куда это ты? Совсем страх потерял, что ли?
На секунду я останавливаюсь и смотрю в лицо Николавны. Ее щеки побагровели, все тело напряглось, как у кошки, готовой выпустить когти и впиться в шею противника. Тошнотворное зрелище.
Держи себя в руках. Держи. Себя. В руках.
Ничего не выходит.
- Да пошла ты. – Говорю и ухожу.
Я чувствую себя вдохновленным, как если бы весь мир принадлежал только мне, и не было ничего невозможного. Мы – школьники – всегда обязаны делать вид, что нам стыдно, держать себя в узде, молчать – во имя чего? Почему учителям можно?
Когда урок закончился, Оля позвонила мне:
- У тебя совсем ролики за шарики заехали? Ты в своем уме?
- Она меня достала, почему она придирается только ко мне?
- Глупости какие. Сам себе придумал!
- Оля, ты смеешься надо мной? Ты не слышала, что она сказала? И так постоянно!
- Никогда не замечала. Мне она слова дурного не сказала за все время.
- Конечно, ты же…- Я запнулся и не стал продолжать.
- Я – что?
- Ничего. Забей. Потом созвонимся.
- Ну и сиди один со своим плохим настроением. – Сказала Оля и бросила трубку.
Вечером я просматриваю сайты с предложениями о работе, в надежде найти вакансию с неполным рабочим днем без опыта работы – постоянное отсутствие денег начинает угнетать больше, чем раньше. Делать это приходится на своем стареньком «самсунге», - компьютера у меня нет, - поэтому страницы, не поддерживающие формат мобильного браузера, постоянно виснут и тормозят, это выбивает меня из колеи.
Я лежу в одних трусах на постели, кое-как закинув ногу на стол (излюбленная поза), когда в комнату без стука входит мать – она постоянно так делает.
- Что это ты вытворяешь?
Я задрал голову и увидел ее вверх ногами, в фартучке и с растрепанными волосами, и от этого зрелища улыбнулся.
- Ты о чем?
- Мне звонила Нина Николаевна.
Веселое выражение тут же сошло с моего лица.
- Ну?
- Что «ну»?
- Объясняй.
- Да что тут объяснять, мам? Она тупая баба, которой не хватает мужика в жизни, вот и все.
- Что? – Хотя я показательно уставился в телефон, я точно знал, что мамины глаза округлились. – Что ты такое говоришь?
- Да она до меня докапывается по любому поводу, просто потому, что я…
- Что ты что?
- Ничего.
- Нет уж, сказал «а» - говори и «б»! Чем ты такой особенный, что она придирается именно к тебе, как ты говоришь?
- Ну, знаешь, - я сел и, наконец, поднял взгляд, - она себе с самого начала выбрала любимчиков. Тех, кто из богатых семей, скидываются на «нужды класса» и всякое такое.
Мама поджала губы, и лицо ее вмиг осунулось. Постояв еще с минуту молча, она вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.
Двадцать седьмое сентября подкралось незаметно. Мы сидели на уроке русского языка, и я, не без тревоги, ждал перемены. Следующей должна была быть история.
- Может, прогулять?
- Успокойся, - шепчет мне Оля, одновременно списывая с доски задание, - все будет окей.
Ее телефон жужжит, она опускает руки под парту.
- Да хватит уже прятаться, покажи мне! – Довольно громко шепчу я и тянусь рукой к ее мобильнику.
Оля дергается, пытаясь увернуться, и мы быстро привлекаем внимание учителя, после чего сидим смирно. Я нервно стучу пальцами по стулу – теперь причин ждать заветного звонка стало на одну больше.
Мы вышли из кабинета и направились в сторону лестницы.
- Ты считаешь, это нормально? – Спрашиваю я ее.
- Ну не показывать же тебе все мои переписки! Мало ли, что там!
Я удивленно таращусь:
- Вот именно: что такого я могу там увидеть?
- Ну-у, - протянула она, - вдруг я там с девочками месячные обсуждаю?
- Да брось, - отмахиваюсь, - ты бы не стала скрывать такую ерунду.
- Мне от тебя нечего скрывать.
- Тогда покажи телефон, Оля, и закончим этот бесполезный спор.
Мы входим в кабинет истории и бросаем вещи под партой.
- Нет. Я не стану этого делать из принципа.
Видимо, она собралась пойти в туалет, и я подловил момент, когда она уже была в дверях, опустился на колени и достал телефон из ее сумки. Пароль я знаю давно – увидел как-то, как она его вводила, - но ни разу не пользовался.
Оля заметила мои махинации и чуть ли не бегом вернулась к парте.
- Ну, это уже ни в какие ворота не лезет!
- А писать какому-то парню «я скучаю» - лезет?
В приложении «вконтакте» это сообщение стало первым, что я увидел. Получатель – страница без информации или фотографий, подписанная как «Вася Пупочкин» - популярный псевдоним в соцсетях.
Оля остолбенела и, кажется, не нашлась, что ответить.
- Кто это? – Настойчиво спросил я.
- Это… Я не… - После каждого слова она выдыхает, словно икает, и я вижу, как слезы наворачиваются на глаза. Одноклассники начинают обращать на нас внимание. – Марк…
- Это другой парень, да? Как его зовут? – Не унимаюсь и подхожу ближе.
Оля кладет руки мне на  плечи.
- Прости меня. Пожалуйста, прости меня. Это не значит… Я…
Она совсем уже начала плакать и попыталась меня обнять, но я убрал от себя ее руки и слегка оттолкнул.
- Даже не трогай меня!
- Марк… - Она снова тянется ко мне, на этот раз к лицу.
- Руки убери от меня! – Почти выкрикнул я. – Смотреть на тебя противно.
Оля все равно пытается прижать меня к себе, и мне не остается ничего другого, кроме как снова толкнуть ее – совсем легонько, в плечо, -  но, видимо, я не рассчитал силу, и она ударилась бедром о парту, что стояла сзади.
- Ай!
- Ты что, совсем больной? – Неожиданно вынырнул откуда-то сбоку Костик.
- Эта ****ь и не такого заслужила! – Выкрикнул я и бросил на Олю яростный взгляд.
Костик подошел ближе и взял меня за ворот футболки:
- Держи себя в руках, понял?
- Ты мне друг или как? Ты же все слышал, как она со мной поступила!
- Может, ты это заслужил, а? – Злобно отвечает друг. – Удивительно, что это случилось только сейчас…
- Что ты сказал?!
- Я говорю: странно, что Оля этого не сделала раньше, такое чмо, как ты, даже пальца ее не заслуживает!
- Да что ты такое говоришь, Костя? – Недоумеваю я.
- То и говорю, - он делает шаг назад, - это я, идиот, не понял что ли? Это я, со мной она встречается, меня любит, ясно?
Ком подступает к горлу и чувства вырываются импульсами в нервные окончания руки, что через мгновение оказалась у Костиного подбородка.
Мы сцепились в драке. Оказавшись верхом на нем, я начал остервенело наносить удары. Я не видел ни лица предателя, ни крови. Перед глазами стояли Оля и то, как она с ним целуется, мать, пустой холодильник, лицо Нины Николаевны, старенький «самсунг». Хватит. Хватит считать меня убожеством – я ни в чем не виноват.
- Да перестань же ты, говорю, успокойся!
Слова учительницы доходят до меня не с первого раза. Она стоит позади и тянет меня за шкирку в попытках оторвать от теперь уже бывшего друга, так, чтобы не получить самой.
Как только я, наконец, поднимаюсь, все, на что меня хватает – плюнуть на лежащего на полу Костика и начать собираться вещи в рюкзак, чтобы поскорее убраться оттуда.
- Пильников! – Голос Нины Николавены поднялся до самых высоких тональностей, на какие способен человек. – Быстро в мой кабинет! Бегом!
- Никуда я не пойду, - пробурчал себе под нос и почувствовал вкус железа во рту.
- Сейчас же, Пильников!
Я вытер кровь, что натекла из носа, с губ, напялил рюкзак на плечи и пошагал прочь.
- До свидания, Нина Николаевна.
Мысли в голове стали похожи на кашу, которую съел, а потом выблевал обратно какой-нибудь котяра.
Когда я был совсем ребенком, отец учил меня: при ранении, первое, что необходимо сделать – хорошенько промыть рану с мылом. В общем-то, он только это и говорил – мол, намочи водичкой, помажь мыльцем – и все пройдет.
Так я и поступил: придя домой, я на ходу снял вещи, умыл лицо, втирая хозяйственное мыло чуть ли не до костей, и рухнул в кровать. Перед глазами волшебным хороводом понеслись картинки: Оля, Костик, Нина Николаевна, мама… Вакансии, «самсунг», школа, тетради… Разбитый нос… «Наверное, я действительно увлекся, слишком сильно его побил» - всплыло в подсознании. И тут же, вдогонку: «Что теперь будет…». Но эта мысль не успела найти своего завершения – я с головой провалился в сон.
Проснулся, но не стал открывать глаз. Тело налилось свинцом, виски пульсировали, нос, колени, руки – все отдавало болью. На шее образовалась липкая испарина, дыхание давалось с трудом. В общем, результат потасовки не заставил себя долго ждать.
Решившись, наконец, разведать обстановку во внешнем мире, я тут же увидел перед собой маму. Она сидела на стуле возле стола, напротив кровати, опершись о собственные колени.
- Ты тут. – Только и смог выдавить из себя.
- Да. Где же еще быть?
Я застонал и отвернулся к стене.
- Что происходит, Марк? Еще пару недель назад все было хорошо, а теперь… Я понимаю, я тебя переходный возраст и всякое такое…
- Замолчи.
Больше всего я ненавижу, когда нормальную агрессивную реакцию человека на ненормальную ситуацию приписывают к «переходному возрасту» и «всякому такому».
- Но это же не значит, что нужно вымещать агрессию на других, на друзьях…Костя ведь такой хороший мальчик, что вы не поделили?
- Ничего.
- Марк, прекрати! Ты можешь нормально ответить на мои вопросы или нет?
Голос матери повысился, но я не стал ничего отвечать.
- Тебя выгонят из школы, ты понимаешь это? В лучшем случае поставят на учет, понимаешь? И в институт тебе дорога будет закрыта!
- Да уж, институт. – Огрызнулся я.
- Что? Как это понимать?
- Можно подумать, я бы пошел в институт.
- Что ты имеешь в виду?
Я терплю. Мне хотелось закричать: посмотри, мама, мне плохо, паршиво и одиноко, как и тебе в семнадцать лет, ты забыла уже? Почему ты считаешь, что в жизни все так радостно и просто? Почему для тебя у всего должно быть объяснение и причина, почему ты не можешь просто посочувствовать мне, простить, понять?! 
Мать все продолжает свой монолог:
-…хоть бы раз мне по дому помог…неблагодарный…ничего еще не понимаешь в жизни…работаю круглыми стуками…твой отец…
Наконец, не выдерживаю. Я хотел сказать лишь пару слов, но гнев вылился целым потоком грязи:
- Ну, давай, рассказывай, какой я ***вый, как бы тебе без меня хорошо жилось! Думаешь, я сам этого не знаю? Не думал об этом?...только и делаешь, что говоришь о том, как тебе плохо…а я?...мне, думаешь, не хреново…если уж так паршиво со мной…
Сам  не заметил, как натянул на себя домашние спортивные штаны, футболку, куртку и кроссовки, и оказался в дверях.
- Марк, что ты…
- Нет, мама, замолчи. Ты уже все сказала.
И я убрался прочь из квартиры, в холодную сентябрьскую ночь.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ
__
Я сплю. Мне снится море.
Двадцать шесть душ, что рвутся в родной дом. Двадцать шесть мужчин, сердце которых отдано буйной стихии.
Небо медленно затягивается тучами, я вижу, как серые облака наползают одно на другое, жадно перекрывая синеву хорошей погоды. Волосы развеваются на ветру, хочется прикрыть глаза, чтобы не слезились – воздух на море соленый, почти едкий. Оно – море – начинает оживать, как будто пробужденное от долгого сна: ежится, дергается, ворочается, недовольно урчит. Я бы хотел успокоить его, но что-то внутри не дает сделать этого; чувствую прилив радости от того, что оно – море – наконец пришло в движение, и готово меня удивить.
Я открываю глаза и несколько секунд не могу понять, где нахожусь.
- Не, ну ты капец долго спал.
За компьютером сидит Лис – мы раньше вместе играли в футбол, и он стал единственным, кто пустил меня переночевать. На самом деле, его зовут Леша Лисов, но кто будет называть парня Лешей, когда у него такая фамилия?
- Мне звонил батя. Родители приедут вечером, так что тебе нужно будет уйти, хорошо?
Я молча удаляюсь, чтобы умыться.
Подумав немного обо всем, что произошло, заварив себе чай, я взял из холодильника глазированный сырок и вышел на балкон, где уже сидел Лис. Усевшись рядом с ним, на полу, я закурил.
Тяга. Несколько мгновений. Выдох.
- Я не знаю, куда идти. – Говорю себе под нос.
- Я не знаю, что вообще делать.
Я не то что бы жду, что Леша даст мне совет – его уж точно нельзя назвать образцом успешного двадцатилетнего парня. Но, тем не менее, я вижу, что он задумался, и брови его нахмурились, почти соприкасаясь друг с другом. Я не стал прерывать процесс.
- Помнишь, ты как-то приходил ко мне, сюда, пиво пить?
- Ну?
- Ну, тогда еще пацаны с восьмого были, Юля моя, короче, много народу? – Лис говорил медленно, протягивая каждое слово.
- Да помню я, помню. И что?
- Был там один, кажется, ты с ним даже обсуждал что-то: зовут Витя, высокий такой, с длинными волосами?
Я действительно помнил, но исключительно визуально.
- Не, я с ним не говорил тогда. Так, просто поздоровался…
- Да не суть, - раздраженно перебил Лис, - суть в том, что он живет один в двухкомнатной хате, и ему вообще пофиг: кто приходит, кто уходит. Я могу с ним поговорить, может, потусуешься там несколько дней? Остынешь.
- Поговори. Спасибо.
Я делал последние затяжки сигаретой и думал: зачем я это делаю? Зачем мне идти к этому Вите, почему не вернуться домой?
И тут же внутри, в области «души» - так моя бабушка называла грудину – почувствовал трепет и щекотку. Я – самостоятельный, взрослый человек, практически мужчина. Нахер школа? Нахер дом? Множество великих людей бросали школу еще раньше, не получили высшего образования – и все равно стали великими. Почему я не могу быть одним из них, если система упорно доказывает, что я не вписываюсь в категорию «нормальный»?
Чем дольше я размышлял над этим, тем увереннее чувствовал себя. Хотелось подняться и бежать, широко расправив плечи, и орать во весь голос. Этот мир – мой.
- Витя сказал, чтобы ты пригонял.
- Точно?  Ему не напряжно?
- Точно. – Уверил Лис. – Вот адрес. Езжай с Богом. – Он шутливо перекрестил меня и выставил из квартиры.

Перед тем, как ехать к Вите, мне нужно было зайти домой, чтобы взять кое-какие вещи. Боязливо, как можно тише, я провернул ключ в замочной скважине и открыл дверь, придерживая, чтобы не скрипела. Света не было, и я облегченно выдохнул: никого.

- Заходи, заходи, не бойся.
Кажется, с тех пор, как я видел Витю в последний раз, он стал еще выше и худее. На руках у него появилось несколько невзрачных татуировок, слегка засаленные русые волосы были заплетены в хвост, а лицо было гладко выбрито. Выглядел он более чем несолидно.
Его голос сильно хрипел – это мне пришлось по душе.
Квартира оказалась типичной бабушкиной каморкой, доставшейся парню по наследству. Здесь было две комнаты: одна очень большая и вторая – очень маленькая, а так же кухня, туалет и ужасного вида ванная. Ноги липли к полу.
- Пошли, покурим – расскажешь мне, что у тебя случилось. – Сказал Витя и, вопреки моим ожиданиям выйти на балкон, зашел в большую комнату.
Старые оборванные обои, деревянный пол, два матраса и большой шкаф-секция, вроде тех, где люди преклонного возраста обычно хранят ценные чайные сервизы, хрустальные рюмки и подаренные статуэтки.
Выслушав меня, Витя явно не остался впечатлен. Он потушил сигарету о пепельницу, что разместилась прямо на матрасе, и задумчиво оглядел меня:
- И что собираешься делать дальше?
Я поджал губы.
- Не знаю. Пока не придумал.
- А ты вообще думал об этом?
- Нет.
Витя отвел глаза, и мне показалось, будто что-то важное пришло к нему на ум – уж больно выглядел сосредоточенным.

Я лег спать в маленькой комнате, где из мебели были односпальная кровать, тумба, невзрачный шкаф и маленький стол. «Похоже на изолятор в детском лагере» - подумалось мне.
Уснуть никак не удавалось. Голову словно обмотали железным обручем и понемногу, шаг за шагом, сдавливали.
Из комнаты Вити доносилась негромкая музыка, и я решил попросить у него сигарету, чтобы хоть немного успокоиться.
- Не спится? – Он поднял на меня взгляд, оторвавшись от ноутбука.
Пепельница все так же стояла возле него на импровизированной постели, вокруг стоял смог. Пахло, однако, не сигаретами, а чем-то более мягким, насыщенным. Я был уверен, что уже знаком с этим запахом, но никак не мог понять, откуда.
- Это точно. – Я уселся на матрас, но не слишком близко к Вите. – Надо, черт возьми, расслабиться, успокоиться.
Мой новый сосед снова бросил на меня взгляд, на этот раз – подозрительный, я бы даже сказал, вороватый. Но уголки его губ скривились в ухмылке.
- Я хотел у тебя сигу стрельнуть, - говорю ему.
Витя наблюдает за мной с минуту, затем вытаскивает откуда-то из-под подушки потрепанный жизнью портсигар медного цвета и достает оттуда самокруток.
- Вот, - он протягивает папиросу мне, - угощайся, расслабляйся.
Я взял одну из двух валявшихся в простыне зажигалок и прикурил. Попытался прикурить, если быть точнее.
Стоило только тоненькой бумажке загореться, а мне – сделать тягу, я вспомнил, где и когда уже слышал этот своеобразный запах.
То был не первый раз, когда я курил травку.
У Костика был старший брат, Кислый. Кислым он был потому, что его лицо было удивительно серым и невзрачным, к тому же, он постоянно был угрюмым и недовольным, даже в разгар веселья. Однажды, когда я, Вова и Костик договорились остаться на ночь у последнего, потому что у него была видеоприставка, родители моего друга куда-то свалили, оставив Кислого якобы «следить» за нами. Он был не то на три, не то на четыре года старше, и, в силу этого, ему не было до нас особого дела. Он вернулся домой под ночь, сел на диван рядом, откупорил бутылку пива и вот так, молча, около получаса наблюдал за игрой. Когда же ему это наскучило, он, как ни в чем не бывало, повернулся, внимательно нас оглядел и спросил : «Не хотите травки?». Мы, разумеется, хотели.
Тогда я ничего особенного не почувствовал.
Теперь, имея определенный стаж курильщика, мне было проще: я сделал тягу, вдохнул, задержал дым в себе, насколько получилось, выдохнул и закашлялся.
- Тише, тише, - рассмеялся Витя, и мне стало неприятно.
Я смотрел прямо в глаза Вити, а он – в мои, и мне было чертовски интересно, о чем он думал. Наверное, смеялся? Да и, вообще, зачем он угостил меня травой?
Не докурив косяк до конца, я отдал его и переместился в горизонтальное положение. Теперь я видел перед собой потолок. Когда-то, наверное, он был белым, но этот цвет был скорее серым с коричневым оттенком. Кое-где красовались подтеки и трещины.
Лампа отдавала мерзким желтым тусклым светом, который ассоциировался с рыбками в аквариуме (уж не знаю, почему). Я глядел на нее, и она вроде бы становилась ярче, так, что, в конце концов, ослепила, и пришлось опустить веки. Лампа была горячей, как солнце, и я растаял под ней, словно пластилин. Пальцы рук растеклись по матрасу непонятной массой, сливаясь один с другим и с жижей, в которую превратилось тело. Обруч, сжимавший голову, растворился. Во мне не осталось ни одной кости или органа. Все перестало болеть. Все слилось воедино. Я почувствовал себя рекой, которая неспешно двигается вперед под ярким весенним небом.
Я был рекой. Река не думает о том, кого она облила или кто сунул в нее свои грязные ноги. Она бежит, несмотря ни на что.

- Ну, что ты думаешь делать? – Спрашивает меня Витя на следующий день.
- Надо, наверное, работу искать, да куда меня возьмут? Даже паспорта нет.
- Как это – паспорта нет?
- Ну, то есть, он есть. Просто я его дома оставил, у мамы.
- Ааа, - задумчиво протянул Витя, - ну да, это хреново… Может, я могу тебе с этим помочь.
Я изумленно посмотрел на него, ожидая продолжения мысли.
- Ну, знаешь, я бизнесом занимаюсь, - Витя откинулся на кухонном стуле и почесал затылок, - давно думал нанять кого-нибудь, чтобы доставкой заниматься.
- Доставкой? – Переспросил я.
- Ну, да. Всякие мелкие посылки, коробочки – ничего тяжелого, но сам на это не хочу тратить время.
Моему удивлению не было предела. Как мне могло повезти настолько, чтобы почти незнакомый человек разрешил мне пожить его в квартире, а теперь еще подсобил с работой? Неужели все же карма существует, и вот, наконец-то, началась та самая «белая полоса»?
- Слушай, это было бы классно. Извини, конечно, за вопрос, но, сколько ты хочешь мне платить?
- Ну, смотри, - не задумываясь, ответил Витя, - ты можешь жить здесь, со мной, пока работаешь. Если, конечно, тебе здесь нравится. Тебе нравится?
- Да, конечно!
- Отлично. Ну, и, конечно, что-то буду доплачивать, чтобы ты мог сам себе еду покупать, сигареты, и всякое такое прочее. Ну, скажем, три бакса за доставку.
- А сколько обычно доставок в день?
Витя опять почесал затылок:
- Иногда три, иногда пять, бывает, больше. Меньше трех никогда не было.
Я быстро подсчитал.
- Блин, чувак, - не в силах сдержать улыбку, я смутился, и протянул руку через стол, - это просто офигенно. Спасибо тебе, я не представляю, как тебя отблагодарить.
Витя пожал мою руку, на лице его появился лукавый прищур и улыбка:
- Не волнуйся, - мягко произнес он, - у тебя еще будет шанс.

За трое суток мама позвонила мне тридцать раз и написала с десяток сообщений – я упорно не желал разговаривать с ней или кем бы то ни было из моей старой жизни. Два пропущенных звонка от Оли и сообщение: судя по всему, мама через нее хотела узнать, где я. Сидя в теперь уже своей маленькой комнатушке, на скрипучей кровати, я решил, что все же не стоит мучить мать – надо послать ей хоть какую-нибудь весточку. Долго смотрел на пустой экран мобильника, когда, наконец, собрался с силами и написал: «Со мной все хорошо. Я у друга. Не надо мне звонить – я не буду брать трубку». Вдох. Выдох. «Отправить».
Я уснул, на этот раз совершенно трезвый, но с непонятным чувством тревоги в сердце.

Я сплю.
Ветер настолько сильный, что волны начинают биться о борта больше обычного, и часть воды попадает на палубу.
С утра Витя вручил мне несколько небольших пакетов с картонными коробками, обмотанными скотчем. Он так же выдал мне бумажку, где были написаны имена и названия автобусных остановок, на которых я должен был встречаться с людьми.
- Ну, понимаешь, - пояснил Витя – там много мелких деталей, металлических к тому же. В метро могут подумать, что бомба, задержать.
- Ааа! – Ответил я. – Понятно. А что там вообще такое-то?
- Ну, как тебе сказать, - он почесал затылок, - в общем, устройства с машиностроением связанные. Ну, иди уже, иди.
И я отправился зарабатывать свои первые деньги.
Первым, кто забрал один из пакетов, - всего их было четыре, -  стал невысокий мужчина в сером спортивном костюме. На вид ему было около тридцати пяти, широкие плечи и орлиный нос придавали мужчине гордый и слегка устрашающий вид. Он молча взял пакет, кивнул и ушел восвояси, оставив меня в некотором смятении.
  Вторым и третьим оказались два парня, немногим старше меня, оба темноволосые, ссутулившиеся и какие-то дерганные.
Больше всех меня удивил четвертый получатель. Точнее, получательница.
Вразрез с тремя первыми персонажами, это оказалась девочка моего возраста, с длинными золотистыми кудрями. Ее лицо было светлым, но не бледным,  и зеленые глаза из-под длиннющих ресниц смотрели насквозь. Увидев меня, она как будто обомлела и выпалила:
- Это ты?!
Я недоумевал:
- Ну, да, я. А что? – Я улыбнулся.
- Такой молодой!
Сказав это, девушка, словно чего-то испугавшись, выхватила пакет из моих рук и убралась прочь.
Я долго смотрел ей вслед.
Прошло несколько дней, каждый из них был похож на предыдущий. Я встречался с разношерстными людьми, хотя большую часть из них составляли парни лет двадцати-тридцати. Всех объединяло одно: поспешность и молчаливость. Забирая пакеты, каждый  стремился сию секунду двинуться в противоположную от меня сторону, и мне становилось смешно: зачем придавать столько значения деталям для машиностроения?
А однажды один из парней вручил мне в ответ  совсем маленький сверток целлофана. Сказал, что разворачивать нельзя, и чтобы я обязательно отдал его прямо в руки Вите. Позже тот извинился, что забыл предупредить – я успел здорово разволноваться, что сделал что-то не так, пока ехал со свертком домой.
Конечно, я быстро сообразил, что Витя ответил на мой вопрос первое, что пришло в голову, но мы достаточно хорошо ладили, и я не хотел надоедать с излишним любопытством. Тем более, когда он отдал мне первые деньги, и я купил на них продуктов. Непередаваемое ощущение. Разгуливая между стеллажей с чипсами и орешками, я чувствовал себя на редкость самостоятельным, взрослым и независимым.
В какой-то из вечеров Витя позвал гостей. Это были четыре парня и девушка, веселые, немного дикие ребята, которые тут же принялись донимать меня кучей вопросов и рассказывать, как реакция на мои ответы, самые разнообразные истории из собственной жизни. Мы сидели в большой комнате, разместившись на двух видавших виды матрасах, курили сигареты и траву, пили пиво и смеялись над всеми возможными темами.
Мне казалось, что это и есть счастье и свобода.
С того момента, как я переехал, прошло десять дней, когда я поднимался по лестнице в нашем подъезде и почувствовал вибрацию в  кармане. Увидел номер Вовы. С момента происшествия в школе он не выходил на связь, поэтому я решил, будто он, так сказать, встал на сторону Костика.
- Да? – Спустя минуту колебаний все же ответил.
- Марк? Где ты пропадаешь, чувак, что за дела? – Его голос показался скорее раздраженным, нежели обеспокоенным.
- Какая тебе разница?
- Что значит «какая разница»? – Он разозлился больше. – Все тебя ищут! Ты в курсе, что твоя мама заявление написала?
- Что?!
- Ну да. – Хмыкнул Вова. – Ты теперь числишься сбежавшим из дома, беспризорником.
- Твою мать… - Тихо протянул я.
- За что боролся, на то и напоролся! – Гордо продекламировал друг.
- То есть?
- Нечего было выпендриваться, сам знаешь, ведешь себя как ребенок…
Тогда я действительно повел себя как ребенок – оборвав Вову на полуслове, я бросил трубку и выключил телефон.
Преодолевая последние несколько ступеней к квартире, я находился в неком состоянии фрустрации, упершись взглядом в одну точку и пытаясь сложить все чувства в единое целое. Мама. Вова. Беспризорник…
К тому моменту, когда я оказался в прихожей, на меня накатила волна гнева, который необходимо было как можно скорее на что-то выместить. Мгновение – и я решил, что лучший способ успокоиться – курнуть вместе с Витей. Он, как всегда, слушал музыку у себя в комнате, и я, ни секунды не раздумывая, бросился к двери (не успев подметить, что впервые видел ее закрытой) и ворвался в большую спальню.
Пришлось несколько раз моргнуть, чтобы мозг смог как следует оцифровать картинку: на полу комнаты, с сигаретой в зубах, сидел Витя, и перед ним лежало с десяток картонных коробок, каждая из которых была открыта, так что я мог хорошенько разглядеть количество упакованных в них наркотиков. Он не заметил меня из-за громкой музыки, и лишь начал по очереди закрывать коробки, после чего обклеивал их скотчем.
Когда, наконец, я устал следить за другом, я громко, многозначительно кашлянул, и с замершим сердцем застыл в ожидании реакции.


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
__
Вода бьет по телу, лицу, попадает в носоглотку. Странно чувствовать, будто захлебываешься, находясь на палубе и ощущая под ногами почву. Все вокруг мечутся из стороны в сторону, и лишь я, как болван, бездействую. Я не знаю, как вести себя. Понимаю, что оказываюсь лишним в этом котловане, не должен был быть здесь, по стечению обстоятельств я стал невольным свидетелем некоего ужаса. Пытаюсь спросить у кого-нибудь из пробегающих мимо матросов, как я могу посодействовать, но лишь глотаю ртом воздух, как рыба, и начинаю задыхаться.
Соленая вода пропитала одежду, ледяной морской ветер нещадно колотит со всех сторон, так, что примитивные чувства вроде неудобств или боли отходят на второй план.
Мне страшно.

Проснувшись, иду умываться и рассматриваю отражение в зеркале. Кажется, парень, который смотрит на меня, совершенно не знаком. По крайней мере, это наверняка не тот человек, которого я видел в зеркале двушки, где жил с матерью. Подаюсь вперед, как можно ближе к отражающей поверхности, чтобы увериться: это не мираж, не наваждение – это всего лишь я.
Вчера пришлось слишком много понервничать. Сперва Вова со своим непонятным звонком, потом Витя, потом мать. Слава богу, что  его реакция оказалась лучшей из всех возможных. Стоя там, в дверях, я боялся, что он выгонит меня теперь, или, чего хуже, покалечит. Никогда до этого мне не приходилось иметь дел с людьми, торгующими наркотиками, и я мог делать выводы только по немногочисленным сериалам, которые мама изредка смотрела по телевизору. Исходя из них, это был народ весьма опасный, неприятный и готовый на все, дабы защитить себя и реализовать собственное честолюбие. Выходило, что так
Однако Витя остался на удивление спокойным. Оценив обстановку, он пригласил меня войти в комнату и сесть рядом с ним.
- Ну, - он оставался невозмутимым, - теперь будешь знать, что именно ты доставляешь этим людям.
Я молчал. В голове крутилось столько всего, что одна мысль не успевала до конца сформулироваться, как была поглощена другой; желание задать тысячу вопросов, закричать во весь голос, выругаться было нечеловечески сильным; тем не менее, я молчал.
- Ты ведь не станешь болтать об этом, верно?
Витя не смотрел на меня, но было в его интонациях что-то такое, одновременно успокаивающее и ужасающее.
- Нет, конечно. – Поспешил заверить. – Я, что, похож на идиота?
- Может и похож. – Он затянулся сигаретой. – Кто тебя знает.
- Ты знаешь. Послушай, чувак, я слишком благодарен тебе, чтобы подкладывать такую свинью в итоге.
- Это хорошо. – Сказал Витя и затянулся еще раз. И добавил:
- Благодарность – это хорошо.
 На том и сошлись.
Позже вечером мы пили пиво и говорили на разные темы, но я чувствовал, что появилась доля чего-то недосказанного, и это «что-то» повисло в воздухе, как неудавшийся легкоатлет на турнике – готовое вот-вот обрушиться на мою голову тяжелой кучей.
- Что, говоришь, с твоим отцом стало?
Я был слегка пьян, да, к тому же, хотел как можно скорее преодолеть новообразовавшийся барьер между нами, и потому поведал Вите историю про отца, как на духу. О том, как он самоотверженно служил военно-морскому флоту, и я не видел его большую часть своего детства, и о том, как позже он утонул. Нам сказали, что он оставался в живых дольше всех – каким-то чудом смог продержаться на воде двое суток, прежде чем сдаться. Но все это не имеет значения, ведь, в конечном итоге, его не стало.
- Да уж. Плохая история. – Подытожил друг.
- Обычная. – Я пожал плечами. – Каждому свое.
Мы немного помолчали. Я закурил.
- Слушай. Раз ты теперь в курсе всех дел, буду давать тебе больше доставок, ну, если ты не против.
- Конечно, нет. – Ответил я. – Буду только рад.
Супер.
Шли дни, у меня на сердце становилось неспокойно. Обычно, в такие моменты я приходил к Вите, и мы курили травку. Я расслаблялся, чувствовал себя легким на подъем, безмятежным, казалось, будто разум и тело приходили в гармонию на какое-то время. Но однажды, вечером, у меня случился настоящий приступ истерики.
Мне хотелось крушить вокруг себя все, рыдать, кричать. Разумеется, ничего такого я не делал, и поэтому скупые, едва заметные слезы наворачивались на глаза – все-таки эмоции должны покидать тело, тем или иным способом.
Я пошел в соседнюю комнату и упал на матрас.
- Ну, что, опять загоняешься? Хочешь дунуть?
- Нет, чувак. – Я прикрыл лицо ладонями. – Это уже не поможет.
- Штормит? – Нарочито весело спросил Витя.
- Ага.
Мои глаза все еще были закрыты, но я почувствовал, как он встал, порыскал в ящике и вернулся на привычное место.
- У меня для тебя кое-что есть.
Я повернул голову и увидел, как Витя протягивает мне трубку мира (так мы называли маленькое трубчатое приспособление для курения травки).
- Я же сказал, не хочу.
- Попробуй. – Показалось, что у Вити блеснули глаза. – Это не то, что мы курим обычно. Эта штука мощнее, поверь.
Я недоверчиво прищурился:
- А я от нее не помру?
Он рассмеялся.
- Ну, ты что. Это натуральный продукт, зуб даю!
- Ну, натуральный так натуральный.
Я закурил. Сделав три щедрые тяги, отдал трубку мира Вите, и тут же подумал, что нужно сходить в свою комнату – взять сигарет.
Поднявшись, я направился к двери, и со мной приключилось нечто из ряда вон.
Перед глазами картинка: секция, пол, мусор возле двери, дверь.
Шаг, и дверь оказывается в горизонтальном положении, еще два шага – и вот, она уже вниз головой. Протянув руку к ручке, я хотел было взяться за нее, но вместо этого цеплял ладонью воздух. Приземлиться на позолоченной рукоятке получилось лишь с четвертой или пятой попытки. Потянув на себя, я вышел из Витиной комнаты и направился в свою. Вокруг плавали предметы, перемещалась одежда, а воздух вдруг превратился в объемные волны, которые можно не только увидеть, но даже понюхать.
Добрался до своей кровати и, вопреки первоначальной цели, завалился на нее, словно на любимую женщину. Перевернувшись на спину, я уставился в потолок, но смотрел вовсе не на него.
По щекам и бокам меня били волны.
Рядом, откуда ни возьмись, появился Костик, и начал выкрикивать что-то прямо в мое несчастное ухо, но я не мог и слова разобрать. Люди вокруг носились, как угорелые, передавая из рук в руки предметы, из уст в уста команды, и лишь я, как последний лох, уставился в небо, как если бы видел его в первый раз.
Небо было зловещим и темным, оно водило хоровод вокруг меня, и Костя все орал и орал, а я думал: «Господи, какое жуткое небо, того и глядишь – разозлится и сожрет на всех, и не моргнет даже глазом – конечно, ведь у него их нет».
Проснулся. Во рту как будто кто-то справил нужду. Возле постели, на полу, я обнаружил пепел и затушенный бычок, чему несказанно удивился: я не помнил, чтобы выкурил сигарету и тем более – затушил.
- Ну как оно? – Спросил Витя, когда мы столкнулись в кухне.
- Охуенно. – Только и смог ответить.
И это была чистая правда.
Тем вечером мы включили индийскую музыку, что-то вроде мантр, и повторили все – на этот раз вдвоем.

Закончилась очередная неделя, погода становилась все холоднее.
- Кто, говоришь, в гости придет?
- Ну, человек десять точно придет. – Сказал Витя и достал из холодильника банку пива, хотя не было еще и полудня. – Сегодня будет праздник!
- Что празднуем? – Недоумевал я.
- Ну, вот это, - он легонько щелкнул меня по носу, фамильярно, как обычно делают люди, чтобы унизить, - уже совершенно не твое дело. Главное – оденься как человек и приготовься напиться, как свинья.
К этому я был довольно-таки готов.

Народ начал подтягиваться около восьми часов вечера. Первыми пришли лучшие друзья Вити – два высоких, невероятно худых парня с короткими стрижками и осунувшимися лицами. Про себя я дал им ласковое прозвище «осадки», не за личные качества, а всего лишь за лица. Вслед за ними появился взрослый на вид парень, я бы даже сказал мужчина, со своей девушкой – типичной блондинкой с отвратительно черными бровями. Позже пришел еще один друг Вити, который совершенно неожиданно, как мне показалось, для хозяина квартиры привел с собой двух девочек, внешне похожих на моих одногодок. Девочек звали Кристина и Оля. Когда последняя представлялась, я тут же вспомнил про свою Олю, за считанные секунды в голове пронеслись лучшие моменты наших отношений, а после – худшие и наше не самое удачное расставание. То, как она плакала.
Я сделал новый глоток пива. Последнее, о чем сейчас хотелось думать – бывшая и все то плохое, что она причинила мне.
Тот парень, что привел девочек, не преминул взять с собой алкоголь – три бутылки водки. Кажется, намечалось что-то интересное.
В квартире играла громкая музыка, все галдели, пытаясь ее перекричать, я яростно спорил с одним из «осадков» (которого, кстати, на самом  деле звали Паша) о вселенной Властелина Колец, когда заметил, что Оля с Кристиной вели себя довольно странно. Точнее говоря, они сидели в углу, вдвоем, посасывая пиво, и перешептывались о чем-то, то и дело стреляя в меня глазками.
- Ребята, - вдруг воскликнул второй из «осадков», прервав беседу с новоиспеченным сутенером и Витей, - что мы, как школьники, ей-богу? Давайте открывать водку!
Раздалось всеобщее радостное «у-у-у» (громче всех ликовала блондинка с черными бровями, и только теперь я услышал ее отвратительный, похожий на выдру голос), и я невольно улыбнулся – действительно, совсем как школьники. Хотя, мне-то чего восклицать – я действительно был школьником, вероятно, единственным из присутствующих. Странно, как быстро это все улетело в тартарары.
Но почему улетело? То есть, я собирался вот так все бросить, не окончив даже школу? Конечно, многие великие люди бросали школу, но кто мог пообещать, что я стану одним из них?
Мне в руки сунули пластиковый стакан с прозрачной жидкостью и резким запахом:
- Запивать будешь? – Весело уточнил Витя.
Я встряхнул головой, отгоняя чересчур отягощающие мысли, и улыбнулся в ответ:
- Хрен с ним, давай так!
И мы одновременно опустошили стаканы залпом.
- Бармен! – Радостно возгласил. – Наливай еще!

Спустя час кто-то нашел в Витином шкафу скейтборд, который выглядел так, будто прошел войну, и мы – парни – по очереди пытались встать на него на руках. Витя с взрослым парнем (его имени я так ни разу и не услышал) надрывно ржали, а девушки – все трое успели найти общий язык и стать подружками – снимали на телефон. Осадок, который Паша, шумно бухнулся.
- Видали, как красиво? – Превозмогая смех, выдавил он, корчась на полу.
- Мамка у тебя красивая! – Выпалил второй осадок. – А это был полный зашквар!
Все громко загоготали, у меня начал побаливать живот от такого продолжительного смеха над недалекими шутками, и вдруг раздался дверной звонок.
Витя  отправился открывать дверь, что и сделал, после того как несколько секунд смотрел в глазок.
-Долго же ты шел!
- Кислый! – Громогласно встретил гостя хозяин. – Заходи, ну, че ты как неродной?
Краем глаза я увидел, как парень зашел в квартиру и начал снимать обувь. Не было никаких сомнений – это тот самый Кислый, старший брат Костика. Я не имел понятия, что они знакомы.
- Всем привет! – Поприветствовал он, оказавшись в помещении, и тут же поглядел на меня: - О! И ты здесь! Сто лет, сто зим!
К моему величайшему удивлению, Кислый подошел, пожал мою руку и обнял, как старого друга. Я ответил тем же, но без особого энтузиазма – слишком был ошарашен.
- Я смотрю, вы тут без меня уже порядочно приложились. Что же мне, такому трезвому, теперь делать?
- Малый, - включился Витя, - что ты, перед девочками выпендриваешься, что ли? Я как будто тебя не знаю!
 Кислый снял с плеч рюкзак, расстегнул молнию и торжественно вытащил две новые бутылки:
- Как хорошо, что я осведомлен о бесконечном эгоизме моих друзей!

Было около двух часов ночи, когда мне стало нехорошо, и я ушел в свою комнату, чтобы отдохнуть. Даже удивился немного, что до сих пор никто не завалился на мою кровать или не пристроился там с девочкой. Я уселся на кровати поудобнее и откинулся к стене, но, стоило мне прикрыть глаза, в комнату вошли.
- Это ты, Марк? Чего ушел?
Я узнал голос Кислого.
- Да я устал чего-то, - ответил, - отойду немного и вернусь к вам.
Неудовлетворенный моим ответом, старший брат Кости расположился прямо рядом со мной.
- Мне Костя рассказал обо всем, что ты, мол, из дома ушел, все тебя ищут. Ты чего так?
- Да? А о том, что трахал мою девушку, он тоже рассказал?
- Да ладно?! – Искренне удивился Кислый – Ты гонишь!
- Ага, конечно.
- Капец…- Тихо сказал Кислый и задумался о чем-то.
Несколько минут мы сидели в тишине, а потом он снова заговорил:
- Слушай, я не знаю, что тебе сказать, чтобы как-то сгладить его вину перед тобой. Маленький долбаеб, вот он кто.
Кислый еще минуту помялся, подумал, и продолжил:
- Знаешь, что? Вот, держи. Крутая вещь.
Он порылся в кармане джинсов и достал оттуда маленький пакетик с содержимым белого цвета.
- Что это?
- Просто поверь мне на слово, это лучшее, что тебе доводилось пробовать!
Я перевел взгляд с его лица на пакетик и снова на лицо.
- Не хочу.
- Да что ты мнешься, малой? Бери, я тебе отвечаю, не пожалеешь.
Послышался крик, чей-то беззаботный голос взывал к поискам Кислого.
- Ладно, я пошел. – С этими словами он вложил пакетик в мою ладонь, подмигнул мне и удалился.
Я стал щупать «подарок» и пытаться разглядеть его в полумраке. Никогда бы не подумал, что нечто подобное окажется в моих руках.
Сказать по правде, мне всегда было интересно, что чувствуют люди под кайфом. В смысле, не под травкой, потому что сложно назвать это настоящим «улетом», а под воздействием сильных наркотиков. Я слышал много историй…
Кто-то опять открыл дверь, и я судорожно запихал порошок в пакетике в карман.
- Марк? – Позвал женский голос.
Девушка вошла и закрыла за собой дверь. Когда она приблизилась, я понял, что это была Оля. Выглядела вполне трезвой. Упав на кровать, она слегка склонилась в мою сторону.
- Почему ты сидишь здесь один?
- Отдыхаю.
- От нас? – Ее лицо сделалось нарочито печальным.
- Просто устал.
- Совсем-совсем? – Спросила она, и, несмотря на плохое освещение, я понял вызов в ее взгляде.
- Ты это к чему?
Ничего не ответив, она подвинулась буквально вплотную ко мне.
- Мне Витя рассказал, что ты из дома ушел, теперь работаешь на него. Что тебя подвигло?
- Господи! – Простонал я. – Почему все об этом спрашивают? Ничего меня не подвигло, ясно? Я заебался и хотел изменить свою жизнь – я это сделал.
Оля пожала губы, но надолго ее молчания не хватило:
- У тебя есть девушка?
- Нет. Недавно расстался. Кстати, ее тоже звали Оля.
Моя собеседница встрепенулась, как будто бы заревновав, что кто-то носит ее имя. Ох уж эти женские штучки.
- Скучаешь по ней? – Понизив голос, поинтересовалась она.
- Нет. Хотя…- Я задумался. – Нет.
- Это хорошо.
И вдруг я вспомнил Вовины слова несколько лет назад: «Девушка никогда не будет интересоваться твоей личной жизнью, если ты ей не интересен». И ведь действительно, вряд ли эта Оля просто так приперлась сюда. Я оглядел ее еще раз: короткие каштановые волосы, большая грудь, стройные ножки. Черт, а ведь она была хороша!
Пока сидел вот так, развернувшись, Оля подняла на меня взгляд, так, что наши лица почти столкнулись. «Ай, черт с ним»- подумалось, и я полез к ней с поцелуями.
Мы начали бессовестно сосаться. Спустя пару минут Оля перекинула через меня ногу и оказалась верхом, и я понял, что она настроена решительно. Щупал ее, как только мог, а она, в свою очередь, начала шарить ладонью по моим брюкам, и я был чудовищно возбужден. Озверев, я взял ее в охапку и перевернул на спину. Что-то негромко упало на пол, почему-то эта мелочь привлекла Олина внимание, и она приподнялась, чтобы посмотреть. Это оказался мой подарок.
- Что это? – Спросила Оля, улыбаясь.
Я слегка смутился.
- Да так, - поднял пакетик с пола и попытался спрятать обратно, - товарищ мне подарил, я еще не придумал, что с этим делать.
Оля ухмыльнулась:
- Так, может…
- Что?
- Попробуем? – Она говорила коротко, но голос и интонации сделали свое дело – мне как будто предлагали поездку в Диснейленд.
Все мое тело уже изнемогало от возбуждения и желания взять Олю, но любопытство кольнуло под ложечкой: каково это – заниматься сексом под кайфом? Удовольствие и без того настолько приятное, но к тому же усиленное?
- Хочешь? – Переспросил, теперь уже вызов был моим.
- Хочу, - на выдохе ответила девушка.
Я достал из кармана злосчастный пакетик.


ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
___
Начал теряться в сутках.
Когда я вышел из комнаты в тот вечер, вслед за тем, как оприходовал не-свю-Олю, все, что происходило вокруг, выглядело как на эйч ди экране. Олина подружка блевала, оставив дверь в туалет открытой, всем было наплевать. В Витиной комнате играла неизвестная мне музыка с медленным, загонным битом и хриплым голосом репера, что тихо зачитывал тексты то ли о бренности, то ли о бесконечности бытия. Маленькая толпа незнакомых, по сути, людей, занимались каждый своим делом, и я был уверен: они сейчас находятся не в этой Вселенной.
Время бежало кросс. Работа, дом, работа, Витя, его друзья, незнакомые мне парни и девушки.
Девушки особенно удивляли – кто бы мог подумать, что наличие психотропных веществ возвышает тебя в их глазах куда больше, чем деньги, накачанное тело или убойный юмор. Каждый раз, когда друзья Вити приводили с собой очередную малышку, не проходило и часа, как она начинала ко мне приставать. Я, к слову, совсем не сопротивлялся.
После Оли была, кажется, Вероника. У Вероники были огромные сиськи.
Потом была девочка по имени Женя, похожая на скромную ученицу девятого класса, из таких, которых все ненавидят – круглых отличниц и жутких зануд. На деле Женя оказалась настоящей оторвой, и я думал, пока она скакала прямо на мне: «Интересно, что бы сказали одноклассники, – бывшие или нынешние, – увидь они тебя сейчас?» и смеялся.
С ними совершенно забывалось, кто я и что представляю. Я чувствовал  власть, как если бы мог заставить их сделать что угодно; но не приходилось – девочки появлялись сами собой, готовые на все.
- Охуенно. – Сказал я как-то вечером, сидя поодаль Вити и глядя в потолок. – Просто охуенно.
- Что? – Переспросил друг.
- Всё. – Я прикрыл глаза.
Иногда казалось, что я умер. Такая жизнь не могла быть настоящей. Она не могла быть моей.
Дни превратились в калейдоскоп видений, удивительных трипов, размышлений о космосе и человечестве, секса. Я делал тягу и думал: как это все прекрасно. Я думал: любой из моих старых друзей отдал бы душу дьяволу, чтобы оказаться на моем месте.
Витя подарил мне новый телефон, потому что нужно было как-то поддерживать связь с «клиентами», а свою сим-карту я выбросил в страстях.
Только когда я взял в руки мобильник, понял, что не пользовался своим телефоном около месяца и не контактировал с внешним миром. То есть, разумеется, выходил из дома, но лишь для встреч с «клиентами» и в магазин. «Интересно,» - подумалось, - «кто-нибудь меня ищет? Как маме без меня живется?». Но, стоило скверным картинкам появиться в сознании, я вспомнил: «Наверное, ей теперь легче. Не нужно думать обо всех проблемах со школой и поступлением в институт, да и денег стало больше».
Я откладывал примерно половину того, что получал от Вити. Хорошенько обмозговав этот вопрос, сделал вывод, что зарабатываю на университет.
Однако, прошло какое-то время, и до меня дошло: чтобы поступить в университет, нужно окончить школу. То самое учреждение образование, в котором я вот уже два месяца успешно не появлялся.
- Блин, ну, чувак, зачем тебе это высшее образование? Я вот нигде не учился, и у меня все прекрасно. – Сказал Витя, когда я поделился с ним своими мыслями.
Посмотрел на него украдкой и поджал губы: нет, я не хочу жить свою жизнь так. То есть, сейчас меня все устраивало, но в перспективе я хотел расти. Я представлял, как буду работать на высокой должности, каждый день решать какие-то задачи, а затем возвращаться домой к любящей семье, и мне нравилось то, что рисовало воображение.
Чем дальше в лес – тем больше дров. Желание что-то изменить росло, как на дрожжах, и я снова начал чувствовать себя, словно загнанный в угол раненный зверь. Думал: что, если оставить это все, вернуться в школу, вернуться к матери? Примет ли она? Примет ли школа? Прошло столько времени. Не простят.
И, пока я размышлял над этим, время неумолимо утекало.
Избавляться от чувства вины и стыда перед самим собой помогали наркотики.
Я получал их от Кислого почти безвозмездно, и в обмен должен был всего лишь иногда отвозить и его «товар». Самая выгодная в жизни сделка.
В десятых числах Ноября Кислый позвал нас к себе. Долго не мог решиться - боялся встретить старых друзей или дальних знакомых, которые могли заметно испортить жизнь. Сожитель успокоил меня, заверив, что Костика там не будет, а перед выходом из дома мы немного покурили – чтобы расслабиться наверняка. Находясь в прекрасном расположении духа, проехали семь остановок на стареньком автобусе, зашли в «минимаг» за пивом и поднялись на седьмой этаж. «Это как шестой, но на один повыше» - вспомнил Витя, и мы заржали.
В просторной четырехкомнатной квартире кроме нас было, наверное, человек пятнадцать. Разувшись, я тотчас потащил Кислого на балкон, чтобы покурить и «обсудить важное дело». В действительности я хотел попросить у него «добавки».
- Извини, малой. – Он пожал плечами. – Бесплатно дать не могу.
Я удивился и впал в ступор, так, что не смог этого скрыть.
- Сам понимаешь, брат, все хорошее кончается. Могу отдать по дешевке, ты же все-таки друг, но у меня тоже есть своего рода начальство, и они недовольны, что я такой расточительный, сечешь?
- Секу. – Ответил.
- Ну, ладно, - я пожал плечами и дернулся в сторону двери, - что поделаешь.
Кислый улыбнулся и остался докуривать.
Взял в холодильнике ноль пять пива и решил разведать обстановку. В кухне сидели три парня, курили и яростно спорили на какие-то политические темы. Наблюдать за этим спокойно было невозможно, а смеяться было бы нетактично, так что я вышел в зал. Тут стоял огромный диван, на котором три девочки делали селфи, и выглядело это настолько нелепо, что мне опять захотелось смеяться, так что я перевел взгляд на кресло поодаль. В нем, не обращая ни на кого внимания, сидела парочка – парень с девушкой, она у него на коленях – и о чем-то шептались. Мне стало не по себе: они вызвали то ли отвращение, то ли зависть. Возле телевизора еще два парня вполголоса обсуждали делающих селфи девчонок.
Из зала я пошел в комнату, которая принадлежала Костику, и, зайдя внутрь, убедился, что она оставалась таковой до сих пор. Все тот же хлам, разбросанный по полу, все тот же старый комп, те же шмотки. Невольно ухмыльнулся и закрыл за собой дверь, чтобы не мешать ребятам, которые сидели на синем ковролине  и курили один косяк на всех.
Внутри укололо от воспоминаний о том, как мы втроем – с Вовой и Костиком – проводили время в этой комнатушке, и я снова оказался на балконе с сигаретой. Едва сделал первую тягу, как позади открылась дверь и кто-то вошел.
- Ой, извини. – Я почувствовал легкий толчок в спину. Здесь было довольно тесно.
Повернулся на сто восемьдесят градусов и оказался перед знакомым лицом.
- Ой! – Воскликнула Аня. – Марк! Это ты!
Я улыбнулся:
- Это я.
- Что здесь делаешь? – Она, не спрашивая, взяла из моих рук сигарету и поднесла к своей, чтобы прикурить.
- В гости пришел, - ответил с ухмылкой, - а ты?
- И я. – Она смущенно улыбалась. – Не ожидала встретить тебя в этой компании. Как ты вообще? Как дела?
Аня ежилась от холода, я накинул на ее плечи свою кофту. Она была невысокой, с окрашенными пепельно-белыми волосами, зелеными глазами и сережкой в носу. Ее губы расплывались в широкой заразительной улыбке. Аня была на два года старше меня и училась в той же школе, пока не получила аттестат и поступила в институт. Теперь она готовилась стать профессиональной художницей (хотя звучало это, по-моему, довольно забавно), но по-прежнему помнила, что я был влюблен в нее, будучи в девятом классе.
- Ну-у?
Мне не хотелось говорить о своей жизни.
- Ай, по-всякому. Как у всех. Ты как? Черт, давно не виделись, классно, что ты здесь!
- Кстати, я тебе писала пару недель назад, но ты же не заходишь в «контакт». – Она в шутку состроила рассерженную гримасу.
- Твоя правда. Зато я не зависим от социальных сетей! – Гордо и нарочито громко произнес.
- Ну-ну.
- Так что, как ты? – Настаивал я.
Развязалась беседа. Аня эмоционально рассказывала мне про свой вуз, про одногруппниц, бывшего парня, который совершенно достал. Я слушал все это с нескрываемым интересом, вставляя, время от времени, свои «пять копеек». Перескакивая с темы на темы, она отчаянно пыталась вытянуть из меня ненавязчивыми вопросами хотя бы пару слов о моей жизни; я аккуратно уходил от ответа. В конце концов, она не выдержала:
- Марк, что такое? Почему ты не хочешь рассказать мне, чем живешь?
Ее огромные зеленые глаза так пристально смотрели, будто в самую душу. Я залпом допил остатки пива.
- Потому что я не знаю, как и зачем живу.
С этими словами вышел с балкона и отправился к холодильнику за новой бутылкой.
Отпив добрую половину, я, вообще-то, собирался присоединиться к всеобщему веселью, но обратил внимание, что Аня все еще стоит там, на холоде, и с непониманием происходящего наблюдает за мной. Ощутив угрызения совести, я все-таки вернулся.
- Что с тобой? Ты очень изменился. – Грустно отметила она.
- Да. Я, вообще, ушел из дома и школы. Думал, ты слышала.
- Слышала. Была уверена, что это ****еж.
- Не ****еж.
Аня посмотрела сквозь стекло на двор, освещаемый тусклым светом фонарей цвета мочи.
- И то, что живешь с Витей, тоже правда?
- Да.
Несколько минут стояли молча.
- Ты собираешься вернуться в школу?
- Не знаю. – Ответил, как есть.
- А в университет поступать?
- Не знаю.
- А чем ты вообще хочешь заниматься, как жить?
- Я не знаю.
Чувствовал себя последним идиотом, потому как действительно не имел представления о том, как собирался устраивать свое будущее. Аня не отпустила пока ни единого комментария на этот счет, но я был уверен, что она осуждает, буквально чувствовал это кожей.
- Послушай… - Она запнулась, теребя в руках бегунок от молнии на моей кофте. – Ну это же неправильно.
- Как ты можешь знать, что правильно, а что нет? Многие великие люди бросали школу, а их теперь знает вся планета.
- Например кто?
- Ну-у… Джонни Депп.
- О да. – Она хмыкнула. – Заебись.
- Ну да, - грубо передразнил, - заебись.
Я уже собирался было уйти, не в силах выносить вновь образовавшееся напряженное молчание, как Аня резко бросила на меня полный вызова взгляд:
- Удобно тебе оправдываться этим? Надеяться, что ты станешь одним из этих «великих людей» и идти по пути наименьшего сопротивления, вместо того чтобы признать свою ошибку?
Она видела меня насквозь, и это доводило до белого каления.
- Я знаю, чем занимается Витя, я же встречалась с ним, когда была в одиннадцатом классе. – Меня захлестнула волна ревности, и тут же Аня сделала шаг ближе. – Пожалуйста, не поддавайся его влиянию. Это страшно. Это не ты.
- Да что ты вообще знаешь обо мне? – Воскликнул. – Легко строить из себя умную, когда на деле нихуя в этой жизни не понимаешь? Хорошо говорить, у тебя-то в этой жизни все на золотом блюдечке… Появилась тут, такая, не видела меня полгода, а то и больше. И что, теперь в психолога поиграть хочется? Иди, корми этим трепом своих хахалей, тоже мне, подружка нашлась.
Анины большие зеленые глаза наполнились слезами, но она отважно не дала ни одной из них пролиться.
- Знаешь что, - со злостью в голове ответила девушка, - иди в жопу с такими заявлениями.
С этими словами она скинула с плеч мою кофту и ушла с балкона, и я только видел ее тень, что скрылась в коридоре.
В животе почувствовал неприятную изжогу и сделал несколько глотков пива, в надежде затушить мерзкое чувство, но оно лишь усилилось. Захотелось ударить самого себя по лицу за то, как обошелся с Аней. Черт, я ведь был так в нее влюблен когда-то. И вот, теперь она сама проявляла интерес ко мне, к моей жизни, хотела помочь… А я что?
Посмотрел на свои ладони и понял, что они трясутся. Все тело начал бить легкий озноб, а в голове загудело, как если бы организм не спал несколько суток. Изжога, вызванная стыдом за себя, крепчала. Я вернулся в квартиру.
Кислый оказался в зале, сидя на диване с девочками, которые ранее делали селфи, он шутил и громко хохотал. Я схватил его за рукав и отвел в коридор.
- Вот, это все, что у меня есть. – Сказал ему и протянул несколько купюр. – Дай мне, сколько хватит.
Парень неуверенно посмотрел на деньги, но все же взял их. Помешкав, он отошел на несколько минут и вернулся с рюкзаком в руках.
- Вот, - Кислый достал оттуда небольшой сверток, - держи. От души отрываю.
Получив легкий хлопок по плечу, я поблагодарил парня и отправился в туалет.
В свертке оказалось два пакетика размером немногим больше того, что я получил в самый первый раз. Один я сунул в задний карман, а второй с нескрываемым наслаждением открыл.
Бывают сны, после которых возвращаешься в реальность, точно падаешь с высоты на бетонную поверхность. Вот, только что ты стоял на палубе, обдаваемый морским ветром, думая о жизни, и в следующий миг холодная волна поглощает тело, и возвращаешься в действительность, тяжело дыша и слабо что-либо понимая. Я вернулся к реальности с такими же ощущениями. Но я не спал.
Аня била меня руками по лицу, пыталась оттолкнуться, но я плотно зажал ее рот одной ладонью и схватил за плечи другой. Мы находились в родительской спальне, вокруг было темно, и только видно, как блестят слезы на ее глазах. Футболки, в которую Аня была одета раньше, не было, джинсы были приспущены до колен.
- Я тебя так хотел все это время, знаешь. – Говорил чей-то голос. – А теперь, смотри-ка, решила посмеяться надо мной, выстроить из себя учителя.
Она была подо мной, пищала и плакала, я смотрел на руки, что делали ей больно, на большие глаза, растрепанные волосы. И вот, меня как будто обдало водой, я дернулся и очнулся, и осознал, наконец, что это были мои руки, и мой голос, и я насиловал девушку, сам не ведая, зачем и почему. Вмиг я ослабил хватку и отстранился, откинулся назад и сел. Аня так и осталась лежать и плакать в суетливых попытках натянуть трусы.
- Боже. – Вывалилось из моего рта.
- Господи, что же я наделал.
- Прости меня.
Она ничего не отвечала, ее плач перерос в рыдания, и тело сложилось в три погибели.
- Аня, - я подался вперед и оказался очень близко к ее лицу, она прикрыла рот ладонью и зажмурилась, - прости, я… я не понимаю, как это произошло, честно…я не хотел…
- Надеюсь, - сквозь всхлипывания, выдавила она и скорчилась, - надеюсь, ты сдохнешь от передоза.
Я сплю. Мне снится море. Стихия прекрасна.
Стою на самом краю корабля, вижу, как невероятных размеров волна приближается. Я не в силах пошевелиться, так что остается лишь ждать, когда она накроет меня. Несколько метров – я чувствую соленый запах и капли на лице. И вот, она обрушивается, как груда камней, и съедает меня всего целиком: вода в моих волосах, в глазах, ушах и носу, во рту и желудке. Я захлебываюсь и думаю: как прекрасно море и как сильная его власть; жаль, что я слабее.
- Надо завязывать. – Говорю я Вите, когда на следующий день мы опохмеляемся пивом дома.
- Уверен?
- Абсолютно. Кажется, я плотно подсел.
- Ну, и что в этом плохого?
- Все. В этом плохо все.
Витя сидел напротив и смотрел то ли испытующе, то ли с разочарованием – я был не в силах анализировать его поведение. Все, чего хотелось – умереть от стыда за собственное поведение. Ну, или хотя бы что-то поменять, чтобы никогда больше не испытывать подобного.
- Ты будешь сегодня дома после семи? – Неожиданно спросил друг.
- Чувак, посмотри на меня. Я развалюсь, если хоть сунусь на улицу. А что?
- Нет, ничего. – Его голос стал чуть выше. – Мне нужно будет отъехать по делам. Хочу, чтобы ты дома побыл.
- Зачем?
- Ну, так, просто. – Ответил он и отвел взгляд на экран телефона. Я не стал задавать лишних вопросов.
Позже я валялся в Витиной постели с его ноутбуком и смотрел мультики, покуривая сигарету, и чувствовал себя прекраснее, чем когда-либо. Мультфильмы всегда помогают отвлечься от личных переживаний и отдохнуть душой. Внезапно раздался звонок в дверь.
Слегка приподнялся и уставился на входную дверь в коридоре, будто мог сквозь нее увидеть, кто звонит. Я застыл на месте, а звонок все повторялся, но сердце подсказывало мне, что открывать не стоило. В дверь начали стучать кулаком, причем стучали с силой, так, что я немного напугался. Все-таки Витя торговал не плюшевыми игрушками.
В конечном итоге я начал подниматься, чтобы открыть дверь, но было поздно: за каких-то пять секунд дверь слетела с петель, и в квартиру ворвался наряд ОМОНа.


ЧАСТЬ ПЯТАЯ
___
Бывает ужас, от которого подкашиваются ноги и начинает звенеть в ушах. Кровь приливает к голове, и чувствуешь, как краснеет лицо, и от этого становится хуже.
- Что происходит? – Спросил я.
- Что я сделал? – Все молчали.
Я начал перебирать в голове возможные причины для задержания: употребление наркотиков, распространение наркотиков, изнасилование. Ах, конечно, я же все еще числился в розыске как сбежавший из дома ребенок! Но это вряд ли могло стать причиной выламывать дверь.
«Ты сегодня будешь тут после семи?» - спросил Витя несколько часов назад, а после добавил, что хочет, чтобы я оставался дома. Это не могло быть совпадением, он был замешан.
Но почему? Зачем? Квартира была записана на него, и он являлся главной барыгой в компании. Всю дорогу в стареньком вазике я ломал голову над резоном для Вити сдавать меня органам правопорядка, но так ни к чему и не пришел.
- Проходи, проходи. – Высокий широкоплечий в форме толкнул меня в спину навстречу длинному темному коридору.
Ноги как будто било током при каждом шаге.
- Как зовут? – Спросил один из троих, что посадили меня на стул возле большого письменного стола с двумя старыми проводными телефонами, кучей каких-то бумажек и грязных гружек.
Мозг начал работать в экстренном режиме. Нельзя было называть настоящее имя – это стало бы началом конца.
- Александр Кислый, - сказал я первое, что пришло в голову.
Тот, что задавал вопрос, сел рядом на стул и недоверчиво вгляделся в мое лицо.
- Врешь. – Я промолчал.
- Ты понимаешь, что тебе светит за употребление, хранение и хранение с целью распространения?
Я выжидающе посмотрел на него и ответил:
- Я имею права ничего не говорить без адвоката.
Все трое громогласно расхохотались.
- Ты что, парень, - сказал тот, что стоял по правую руку и придерживал меня за плечо (видимо, чтобы не пытался убежать), - сериалов насмотрелся? Тут тебе не девятый участок в Нью-Йорке.
Они продолжали подшучивать и смеяться, а после вернулись к своему допросу, но я упорно не открывал рта.
- Короче, парень, - сказал тот, что за столом, по имени Миша (так я понял), - у тебя есть два варианта: рассказать нам все про тех ребят, которые тебя в это втянули, или взять на себя ответственность.
Я старался не реагировать, но почувствовал, как дрогнул уголок губ.
- Ладно. Не хочешь отвечать – подумай. Только думать будешь не здесь. Переночуешь сегодня в нашем прекрасном месте отдыха. – Он указал рукой на огромную клетку, размещавшуюся прямо напротив комнаты, где мы сидели.
Мужчина, что держал за плечо, с силой потянул, так что пришлось подняться, и отвел  меня «за решетку». Закрыв за собой дверь клетки, он подмигнул и ушел куда-то.
Я огляделся: две лавки. Все. Ни унитаза, ни лампочки. Единственный проникающий сюда свет доносился из окна, которое вело в комнату, где меня допрашивали. То есть, пытались допросить. Там за столом по-прежнему сидел Миша, потягивал чай из кружки и заполнял какие-то бумаги. «Дело пишет» - пронеслось в голове,  и я поежился.
Делать было нечего, и я сел на лавку. Тут же, то ли от усталости, то ли от стресса, то ли от суток без наркоты, голова начала кружиться, а тело стало ватным. Не в силах сопротивляться, я успел лишь подложить руку под голову на лавке – и меня поглотил сон.
Я вижу море и корабль, который пытается съесть волна. Но в этот раз меня на нем нет: смотрю на все как бы сверху, издалека. Вижу, как несколько человек барахтается в воде. Одному на палубе в голову прилетает обломок, и он падает, истекая кровью.
Вижу отца. Он бежит к мачте и пытается на нее взобраться. Я далеко, но могу разглядеть страх и отчаяние в его лице. Кажется, из глаз вот-вот польются слезы.
Всем телом ощущаю безысходность, что охватила его душу. Мысленно оказываюсь на его месте и понимаю, что никто не может оказать помощь, никто не появится, чтобы спасти его.
Открываю глаза и слышу голоса.
- Слышь, Миша? – Кричит кто-то из соседней комнаты от «допросной».
- А ты малого по базе сбежавших из дома пробивал?
- Это гениально, Ватсон! – Воскликнул Миша. – Наверняка наш наркоша в этой конуре от родителей прятался. Сейчас посмотрим.
Лежа на лавке, не двигаясь, вдыхал отвратительный запах блевотины и сигарет и понимал, что это конец. Я был не на корабле, но стремительно тонул, и легкие, хоть и не были наполнены водой, начали спазмировать.

- Твоя мать вот-вот будет. – Сказал Миша, обратив внимание на мои нервные подергивания.
Все рассказанное было аккуратно записано на бумажку, и снизу меня заставили расписаться. Я Упомянул некоторых друзей Вити, объяснил в деталях, как он упаковывал товар, за сколько продавал, куда и кому я его потом отвозил. Кислого в этой истории я опустил – он единственный казался другом, который относился все это время ко мне честно и с теплом.
После того, как выжали из меня каждую мелочь, вплоть до адресов и номеров телефонов, мужики позвонили маме и сообщили, что она может приехать. Они сказали, что я не смогу избежать наказания, но написали в протоколе какую-то фигню, и я отделаюсь административным наказанием. Пока Миша говорил с мамой, сидел рядом и слышал ее отголоски из трубки. Она плакала.
Теперь я дожидался этого момента на том же стуле, куда меня посадили в первый раз. На стене висели огромные часы, стрелки которых отсчитывали мой приговор.
- Здравствуйте. – Услышал где-то позади. – Где Марк? Я пришла за Марком.
Больше всего в жизни мне не хотелось оборачиваться. Но пришлось, и я увидел ее. Из светло-каштановых волосы стали почти седыми. Кожа на лице осунулась, и морщин стало заметно больше, под глазами – огромные мешки. Судя по шее и рукам, мама похудела килограмм на десять.
Мои глаза чуть не вылезли из орбит и наполнились слезами. Я отвернулся.
- Сыночек, - она разрыдалась, - господи, сын, что с тобой…
Мама бросилась на меня, с ее руки слетела сумка, мокрым после улицы пуховиком она уперлась в мое лицо, пытаясь хоть как-то обнять руками за голову.
Миша смотрел на нас с минуту, потом, наконец, не выдержал:
- Женщина, потом будете общаться. Пожалуйста, сядьте, нам нужно заполнить много бумаг.
Мама отстранилась, вытерла шарфом слезы с лица и рухнула на стул по другую сторону от стола, продолжая слегка дрожать и всхлипывать.
- Пацан, посиди в коридоре.
Я вышел. В висках пульсировало. Сердце бешено колотилось. Представил, как сейчас выйдет мать, возьмет меня за руку и поведет домой; как мне придется рассказывать ей все то, что происходило эти месяцы; как она будет плакать и ругаться; как придем домой, и нам придется начинать новую жизнь, и мириться с тем, что произошло.
Посмотрел по сторонам и понял: вокруг не было ни души. Все спрятались по своим кабинетам, и передо мной остался совершенно пустой коридор в сторону выхода. Дверь была открыта, я видел улицу и первый мокрый снег этого года.
Поднялся, еще раз оглянулся и пошел в сторону света и холода.

Я сидел на мосту через реку, свесив ноги вниз через увесистые перила. Было до отвратительного холодно. Вся моя одежда и деньги остались у Вити в квартире, путь в которую был теперь закрыт. Домой к матери было нельзя. Людям из компании, где я вертелся последнее время, я больше не мог доверять.
Единственное, что пришло в голову: позвонить кому-нибудь из девочек, с которыми я развлекался; однако, похлопав себя по карманам, я понял, что телефон остался в участке. Вот блять.
Что теперь делать? Куда идти? Я в очередной раз не знал ответа ни на один из вопросов, но теперь от этого зависела, в какой-то степени, моя жизнь.
Вспомнил старую компанию: Костя, Вова, Оля. Конечно, сейчас я не мог обратиться за поддержкой к бывшей девушке и ее новому парню, но с Вовой я, по сути, особенно не ругался.
От того моста, где я расположился, до Вовиного дома (что находился, к слову, по соседству с домом Кости и моим) было идти пешком минут сорок. Денег с собой не было, проездного тоже. Другого варианта не придумал. Мокрый снег соплями бил в лицо, кроссовки потихоньку начинали намокать, шаг за шагом я замерзал все больше, и казалось, будто иду куда-то, чтобы не вернуться.
Дорога заняла около часа. Челюсти сводило от досады, холода и злости.
Подъездная дверь была открыта, так что я без труда поднялся на четвертый этаж и оказался возле Вовиной квартиры. Потоптавшись несколько минут на пороге, я хотел смоделировать в голове ситуацию нашей встречи: что говорить, как себя вести – ничего все равно не вышло. Так что я нажал на звонок и стал ждать.
Никто не торопился открывать дверь, и я стал вдавливать кнопку звонка сильнее.
Тишина. Я отчаялся.
Так прошло минут двадцать, и я понял, что никто не откроет. Отстранившись от двери, я шагнул назад и свалился на ледяные ступени. Решил: буду ждать. В подъезде пахло сыростью и немытыми котами, и я спорил сам с собой, был ли этот запах приятнее того, что стоял в клетке, где мне довелось провести ночь. Победитель так и не определился, и тогда я подумал, что можно было бы выйти на улицу в поисках сигареты.
Спускаясь по ступеням, вспомнил, что дом Костика (и Кислого, соответственно) находился через дорогу, и стало не по себе. Наверняка новости о событиях последних суток уже дошли до Кислого, а он растрепался младшему брату, и теперь тот смеется надо мной, чувствует свое превосходство. Наверное, будь у него шанс, он бы ткнул меня носом в мои неудачи и показал, кто из нас в конечном итоге остался молодцом.
Выйдя из подъезда, заприметил неподалеку курящего мужчину.
- Извиняюсь, у вас сигаретки не найдется?
Мужик неодобрительно оглядел меня с ног до головы и достал из кармана пачку «Винстона».
- Может, у вас и зажигалка будет?
Он раздраженно выдыхает.
Из дворовой арки виднеется вход в метро и несколько рекламных баннеров рядом. На одном из них какая-то фотография рекламирует телефон службы доверия, и текст, написанный огромными желтыми буквами снизу, гласит: «ПОМОЩЬ РЯДОМ». Смешно и хочется закричать.
Я делаю тягу и чувствую, как по телу разливается приятная слабость. От наслаждения приходится даже слегка прикрыть глаза.
Что есть мочи пытался не размышлять о предстоящем. Как сложится жизнь, где жить, с кем водиться, как выбираться из этого дерьма. Вопросы рушились на плечи, как одиннадцатиклассница  на плечи первогодки (вообразив эту аллегорию в виде картинки, ухмыльнулся).
- Марк?
Я разомкнул веки и увидел перед собой того, кого действительно боялся и не ожидал.
- Костя?
Друг стоял на расстоянии вытянутой руки и смотрел с опаской и удивлением, как смотрят на бухих дядек в общественном транспорте.
- Братан, я тебя не сразу узнал. Выглядишь ***во.
- Спасибо. – Равнодушным голосом сказал я, ухмыльнулся во второй раз и сделал новую тягу.
- Ты чего здесь? – Костя выглядел обеспокоенным.
- А что?
- Куда ты идешь?
- К Вове хотел зайти.  – Я опустил взгляд. – Дело есть.
- Вова уехал из города на две недели. – Осведомил Костя. – С родителями.
- Понятно.
Костя достал из кармана куртки сигареты. Уходить явно не собирался.
- Марк, что как вообще?
- А ты, можно подумать, не знаешь.
- Ну, брат мне рассказывал что-то, но не много.
- И про вчерашнее не говорил?
- А что было вчера? – Его брови поползи вверх от удивления.
- Ай, - я махнул рукой, - ладно, забей.
- Будешь? – Он протянул мне открытую упаковку сигарет.
Несколько мгновений желание покурить и нежелание разговаривать с Костиком боролись внутри меня, но зависимость одержала победу.
- Спасибо.
Курили молча, пока Костя неожиданно не произнес:
- В школе все волнуются за тебя.
Посмотрел: он искренне переживал и огорчался – это было написано на лице.
- Если хочешь, погнали ко мне, родителей нет.
К Костику домой. Туда, где живет Кислый. Они даже не догадываются, какой ужас я творил на кровати их родителей. Мне придется войти туда и делать вид, что ничего не изменилось.
С другой стороны, там было тепло.
- Марк, - прервал он мои раздумья, - я не могу так, я не хочу быть в ссоре. Давай пойдем ко мне, поговорим? Я давно ждал возможности, но не мог найти тебя.
В животе заурчало от голода, и я решился.
Мы сидели в комнате на полу и держали в руках огромные кружки с чаем.
- Странно все это. – Сказал Костик.
После того, как я рассказал ему о ненормальных снах, что видятся мне уже долгое время, он задумался.
- Но твой отец ведь не на таком корабле плавал?
- Конечно, нет. – Улыбнулся я. – Он же был военным, а не пиратом. Наверное, подсознание просто рисует то, что знает хорошо. Я ведь всякие военные корабли никогда не видел, а старинные эти – в каждом втором фильме.
- Тоже верно. – Ответил он и сделал большой и громкий глоток чая.
Я захотел вспомнить последний раз, когда болтал с кем-то за кружкой чая, а не за пивом или наркотой. Не смог.
- Так что, хочешь остаться здесь?
Мы с Костей сидели тут уже несколько часов и успели обсудить, кажется, все: Оля, школа, Витя, наркотики, родители. Мы выяснили отношения, и я все еще злился на него из-за девушки, но мне стало стыдно за то, что я представлял себе, сидя у Вовы под дверью. В отличие от моих фантазий, Костя не стал глумиться или делать вид, что он лучше. Выслушав меня, он предложил остаться переночевать там и вместе решить, как лучше поступить.
Поступок настоящего друга.
- Да, хочу. Спасибо большое.
- Да ну.
На душе стало тепло и немного спокойнее.

Ближе к вечеру пришел Кислый. Он точно не ожидал увидеть меня, и даже слегка выругался, зайдя в комнату Кости. Мое присутствие явно не пришлось ему по душе, и я ожидал, что он захочет переговорить с глазу на глаз. Тем не менее, Кислый сел перед телевизором в зале и не обращал никакого внимания на наше присутствие.
К часу ночи мы с Костей ничего не придумали, зато наигрались в видеоигры и обсудили всех одноклассников – друга рассказывал, а я удивлялся, восхищался и комментировал. Но наступила ночь, мы начали зевать, и, хотя друг не собирался идти завтра в школу, было решено ложиться.
Я успел забыть, что такое мягкая чистая постель, теплая и даже как будто нежная, в уютном и родном сердцу месте. И хотя это не было моим домом, я ощущал некоторый трепет и детское волнение, и, опять же, спокойствие.
Но сон все не приходил. У меня вспотели ладони и крутило в животе, а веки слипались, как если бы их намазали клеем, но организм никак не соглашался отдохнуть. Сердце билось быстро.
«Надо выпить воды, полегчает» - подумал и вылез из под одеяла.
Открыв дверь комнаты, я услышал, как щелкнул замок – Кислый ушел в ванную, но не успел заметить мое присутствие. Я хотел было отправиться в кухню, но, проходя через зал, обратил внимание на разблокированный телефон, что лежал на столе. Только что Кислому пришло сообщение, и я разглядел имя отправителя – «Витя».
Не в силах сопротивляться соблазну, я еле слышно опустился на диван и трясущимися руками схватил телефон за секунду до того, как экран мог погаснуть и включить блокировку с паролем.
«Мы придем завтра утром, главное пускай будет там, выяснить че он там наговорил по-любому надо. На связи».
Шея покрылась испариной, живот скрутило сильнее.
Все чаще мне казалось, будто я не владею собственным телом, и оно исполняет чьи угодно, но только не мои команды. Так было и теперь: не чувствуя ног, я как можно тише вернулся в комнату, натянул джинсы и байку, взял валявшийся у Кости свитер, чтобы не замерзнуть, и ушел в коридор. Перед глазами стояла картина: я, Витя, трое его друзей; я на земле, они бьют меня ногами; я пытаюсь сопротивляться, они вставляют мне перо под ребро.
Надев второй кроссовок, я собрался выходить, и тут заметил рюкзак, что я стоял в углу, возле двери, прикрытый какой-то ветровкой. Я убрал ее и опознал тот самый рюкзак, из которого Кислый достал бумажный сверток в последний раз, когда мы виделись. Недолго думая, я открыл карман, сунул туда руку и – о да! – нащупал два толстеньких пакетика.
Холод стоял собачий – как только я вышел, щеки защипало. Видимо, температура была уже несколько ниже нуля.
Я не знал, что делать, куда идти. Я просто двигался, пытаясь подавить панику, что нарастала с геометрической прогрессией. Мне мог помочь только один друг – и именно у него я не могу остановиться. Кислый был заодно с Витей. Не знаю, в чем была их цель, но они совершенно точно не собирались гладить меня по головке. Что бы это ни значило.
Надо бежать. Надо завязывать с такой жизнью. Но куда? Как?
В кармане я сжимал два пакетика и не заметил, как начал искать взглядом темный угол или гараж, чтобы укрыться там и дать себе расслабиться хоть ненадолго.
«ПОМОЩЬ РЯДОМ» - гласили желтые буквы.


ЧАСТЬ ПЯТАЯ (продолжение).
___
Я сплю, мне снится море.
Вижу бурю, волны, что сходят с ума, отца, который вот-вот погибнет. Вокруг почти темно – небо серое, зловещее; дует ледяной ветер. Я приближаюсь ближе, и вот уже оказываюсь на расстоянии вытянутой руки от отца.
Он смотрит на меня глазами, полными слез и отчаяния:
- Никто не может мне помочь.
Его лицо искажает боль и злоба, но он держится молодцом.
- Никто не может мне помочь! – Крик разносится оглушительным эхом.
Тут же он внезапно перестает суетиться и успокаивается, принимает вид абсолютного спокойствия и безразличия. Я смотрю по сторонам: волны замерли в ожидании, ветер перестал, и даже небо, кажется, стало пластилиновым.
Отец глядит на меня пристально и произносит серьезным голосом:
- А тебе?
Я открываю глаза.
Передо мной незнакомое помещение, какие-то лампы, светлого цвета стены – разобрать не получается из-за тонкой молочной пелены, что застелила все поле зрения. Моргаю часто-часто, надеюсь: вдруг она спадет? Но этого не происходит, и я только чувствую, как кто-то бьет меня по голове с бешеной силой, помещение вокруг куда-то уплывает, и меня поглощает тьма.
Вова, Костя, Оля, Витя, Лис, Кислый, Вика, Женя… Школа, дворы, квартира Вити, квартира Кости и Кислого, дом…все смешалось воедино и превратилось в разноцветные пятна и огоньки, что взялись за руки и возвели вокруг меня радостный хоровод. Стало жарко, как в аду, я почувствовал пот на спине и шее и взмолился о глотке воды. Увидел мать: с седыми волосами, морщинами, худую, словно Кощей из детской сказки. Увидел отца: он стоял, уперев руки в бока, и смотрел на меня неодобрительно, как в детстве, когда я писал мимо горшка. Увидел своих друзей: старше на много лет, красивых, веселых и успешных, встречающихся за кружкой пива – без меня. В голове загудело.

При передозировке самую большую опасность для человека представляет рвота, так как в бессознательном состоянии рефлексы организма расслаблены, и есть большой риск захлебнуться содержимым собственного желудка – так я понял из объяснений врача. Это почти произошло со мной, но каким-то чудом пронесло. Однако, я слишком много на себя взял, и впал в наркотическую кому. Помощь оказали вовремя: промыли желудок, ввели антидот и делали какие-то еще процедуры – я не запомнил.
Мама сидела рядом, держала меня за руку, плакала. Часто шепталась о чем-то с приходящими ко мне работниками больницы. Это смущало.
Костик неодобрительно поджимал губы. Рассказал ему обо всем, и он расстроился, что так вышло. Так и сказал: «Мне жаль, что так вышло». Звучало забавно, и я подумал, что если добавить словосочетание «из тебя», получится «мне очень жаль, что из тебя так вышло», и потом можно было бы сказать «лучше бы вышло по-другому, и ты захлебнулся, ублюдок». Ему это смешным не показалось.
Если проводить параллель, сказал бы, что ощущал себя, словно мне дали под зад, и я со всех ног ринулся в неизвестном направлении; более того, добежав, в конечном итоге, до тупика, вместо того чтобы свернуть, на полной скорости врезался в бетонную стену, преграждающую путь. По крайней мере, так я теперь это вижу.
Из больницы я вернулся домой. То есть, к матери. Там почти ничего не изменилось, только в комнате на столе организовался огромный горшок с таким же огромным зеленым цветком. Позже узнал, что мама купила его в мое отсутствие, чтобы не оставлять мою комнату безжизненной. Сама она не могла там находиться – заглядывала раз в неделю, чтобы протереть пыль и полить нового жителя, и тут же выходила. Я вдохнул запах, такой родной и хорошо знакомый, огляделся, и понял, наконец, что лучшего места в этой вселенной не существовало. Мать стояла в дверном проеме; подошел к ней ближе, чтобы что-то сказать, но вместо этого – обнял. Обнял и разрыдался, как ребенок.
Женщина невероятной терпимости и силы духа, мама, сделала все, чтобы меня приняли обратно в школу, разрешив вернуться именно в выпускной класс, при условии, что подтянусь. Это более чем устраивало меня. Желание жить было так же сильно, как желание менять жизнь: работать, засучив рукава, и доказать себе, что я больше, чем наркотики, больше, чем уход от проблем, больше, чем злость и обиды. Я больше, чем страх.
С момента моей выписки из больницы прошла неделя, и я узнал, что Витю «забрали». Говорят, его долго допрашивали, вероятно, даже применяли телесное насилие – это не важно. В конечном итоге он не выдержал, и вслед за ним, спустя еще несколько дней, пришли за Кислым. Никто не представляет, чем закончится это дело, но я не чувствую ни капли сожаления ни к одному, ни ко второму.
Понадобилось время, но мы с Костей стали даже ближе прежнего. Оба повзрослели, стали серьезнее, но оставались детьми, нуждающимися в поддержке близких, как любой живой человек.
Я не знаю, куда пойду дальше. Многое изменилось, и нельзя нажать «Ctrl + Z», чтобы стереть основательно засевшие в памяти события. Они остались там навсегда – хочу этого или нет, и остается только сделать вывод и двигаться дальше. В одном я уверен: вступать на дорогу, что привела меня сюда, я больше не стану.
- Это моя история, и я рад, что вы выслушали меня внимательно. Спасибо.
С этими словами я ухожу к своему стулу и сажусь. Раздаются негромкие аплодисменты в мой адрес. Девушка, что сидит левее, всхлипывает и одобрительно кивает. Мне не нравятся встречи анонимных наркоманов, но это стало условием от тех троих, что задержали меня. Я слышал много страшных баек про наши правоохранительные органы, но, пообщавшись с ними во второй раз, я понял, что мне все-таки жутко повезло: хорошие оказались мужики. По крайней мере, они отнеслись по-человечески.
Сегодня я впервые решил выговориться на этой встрече. Ну, то есть, меня почти заставили. Но это не важно.
Я иду до дома пешком и чувствую себя опустошенным. Не в отрицательном или положительном значении этого слова – просто. Как будто шестеренки, что много лет работали, несмотря на застрявшую внутри хлебную крошку, кто-то почистил: вроде бы, стало лучше, но как-то не по себе.
Мама приготовила к ужину пюре с курицей. Такое незатейливое, но чертовски вкусное блюдо.

Я сплю. Мне снится сон. Небо синее-синее, и море спокойно плескает волны, отдыхающие в отсутствие ветра. Вокруг ни души – только стихия, непоколебимая, невозмутимая, избыточная. Не знаю, где верх и где низ. Все слилось воедино, и я ни там, ни там.
Тишину на море, когда слышны только едва ощутимые звуки волн и редкого дуновения соленых ветров, я все равно считаю тишиной. Оглушительной тишиной.
Вижу море и небо. Я ни там, ни там.
Я ровно посередине.

Конец.