Шальной пересказ очень шального фильма

Шальной пересказ, шального фильма, «Шальная карта».
                (Красивая такая вся и шальная картина, аки многое штатовское, на повышение шальности и красоты направленная. Глубокомысленная такая аж до неузнаваемости).

Из официального анонса:
Шальная карта.  Художественный фильм (сша).
Жанр: боевик, триллер, драма, криминал
Страна: США
Год выпуска: 2015
Режиссер: Саймон Уэст
Продолжительность: 92 мин.
Перевод: Многоголосый закадровый
В ролях: Джейсон Стэйтем, Майкл Ангарано, Майло Вентимилья, Доминик Гарсиа-Лоридо, Энн Хеч, София Вергара, Макс Казелла, Джейсон Александер, Хоуп Дэвис, Стэнли Туччи

Описание фильма (тоже из официального анонса):
В фильме показано, как тяжело доводится прошлым военным. О них забыло государство, и они вынуждены любым способом приспосабливаться к жизни в мирное время. Ник Искаланте свое время полностью проводит в казино Лас-Вегаса. Он пошел туда работать охранником, поставив перед собой четкую цель. Его домом должна стать Венеция, а для этого необходимо скопить много денег. Именно потребность в деньгах держит его здесь, но то, что появилась Холли, в корне изменило все. Холли - проститутка, у которой множество проблем. Ник пытается помочь ей справиться с ними. Основной ее неприятностью является сын серьезного гангстера, который наслаждается тем, что избивает Холли. Как удастся бывшему солдату отстоять честь девушки и защитить ее от этого изверга?
Посмотрите фильм - и вы узнаете об этом. @

Читайте и узнаете..., ...и не только об этом...
Теперь мой взгляд, перевод и синхронный комментарий этакого забойного шедевра. Буду иной раз своими словами сказывать, уж извиняйте, если неприлично, но лишь чтоб дух шальной и высокий и духовный только и передать полней.  Напомню, кино по телеканалу РЕН ТВ крутили, а до этого крутили еще более смешной с Н. Кейджем, но там мат один вообще сплошной, и полное растленье, разложенье, гной и тошнота (рвотная масса если угодно и если не угодно тоже). Нет, это не я плохой, жуткий, противный и еще более жуткий..., - это кино такое, и вам его кажут, и вы его смотрите... И если вы этого не видите, то дело скорей всего плохо, если не очень плохо. А вот умница и разоблачитель многого Игорь свет Прокопенко видимо не видит. Однако, он же говорит что знает многое и даже книги пишет разоблачительные. Отсюда следует, что он и видит, и знает, НО – ничего не делает «в собственном огороде... (читай – «в глазу» своем), что хуже – содействует, получается такой вот тенденции поганой. Отсюда отношение к нему только соответствующее, ни больше и не меньше. С удовольствием бы сплюнул в его рыло в этой связи от имени и по поручению огромного множества таких кого он и лечит, а именно - лечащихся. А он говорит, мол, приходите, пофотографируемся, поговорим о чем из телевизора нельзя поговорить, автограф мой получите (кто принесет для этого сребреники, естественно). Горюю я: Игорь, не надо мне твоего рыла, и автографа с фотографией, и книгу тоже не надобно. Желаю, чтоб вы поскорей там все одумались и ситуацию стали менять к лучшему... Так примерно я ему говорю (если увидит его кто, так и передайте, не меньше).
Кино такое. И не смотрел бы, что много лучше, да вынужден был, и вот глянул глаза краешком. Собрал всех зрителей своих в своем героическом лице, расселся, а тут оно как раз – раз, и началОся всё.

Итак, как там у них, американцев, - заставка, музыка сыграла звонкая, начинается картина. Художественная (о как!, задумайтесь над этим термином – художественное произведение, художество, что-то из области искусства, как будто б...., ладно, давайте поглядим, посмотрим... Поговорим о чём во телевизоре нельзя). Все затаив дыханье вкидываются лишь попкорном, и ко вниманию готовы... Ну, всё – ОНО пошлО (кино), глядим...

(Включайся-ка давай скорей, - затаивай дыхание. Ровней попкорны загружай, да слюни вырабатывай...) – девиз созидателей подобного искусства индустрии.

...Один не очень симпатичный чел. сидит в какой-то типичной, американской дыре-кабаке со своей теткой. Бухают, курят. Она его младше лет на тридцать, не меньше, и вполне хороша собой. А он такой, скорей противного полета «птица»,  и такой скользковато-слащавый мужлан-переросток, чуть выше среднего роста и возраста, типаж неприятный, морщинистый. И он её к чему-то все склоняет и склоняет, - мол, ты давай мол, поедем и там... и будет  там нам хорошо... и будет всё и на долго... и то да сё, и у него это видать по всему зудит, щемит и очень хочется ему чего-то от неё нехорошего... А она, туда сюда – юлит и крутит,  – скорей мол нет чем да и все такое тоже... и мол, что я устала от тебя уже, приелся мол, ты мне и сердцу уж не очень мил (а толи у того и денег просто не так уж и много).  Препираются сидят, и курят и бухают.
А тут, тоже недалеко, и здесь же, в этой же забегаловке сидит и бухает еще один упырь. Лысый такой, смотрит на них, чейта там себе соображает, пьет и пьет помаленьку, правда по-свински как бы (да пусть простят меня свиньи). Это Стейтем Джейсон. Но так как они там вообще все и всегда бухают, еще не ясно, что он именно и упырь. Да, просто он там сидит и бухает, но взгляды строит все равно лишь  отрицательного толка, и в основном на тёлку (тетку) и таращится.. и с вожделениями грязными видимо тоже. Те бухают, он бухает, те базарят, этот строит взгляды – нормальное начало, то есть вполне типичное. Она, замечая его конкретно развязанный и похотливый взгляд, начинает немного нервничать, ёрзать. И вот Стейтен, наконец и  подходит к той тёлке (а она именно же телку и играет, ну то есть нормальную такую симпатичную и здоровую тёлку..., титьки там, задница – все самое то что и надо, всё в общем современному и развитому аморально зрителю) и начинает он к ней приставать. Грязно так, как быдло, и как упырь. (Это конечно не может не насторожить внимательного кинолюбителя, - ну не бывает же сам Стейтен каким ни будь гавнюком (!), и это его (зрителя) и настораживает (так, что аж попкорн хужей жуется, а то и вовсе мимо рта летит)). Стейтен по-хамски так ей намекает не многозначно, мол, брось ты это старое дерьмо собачье, и айда вона со мной ка потанцуем... Ну, и для усиления быдло-эффекта хватает её за руки, грубо так, беспардонно и по бычьи (быки меня простите тоже, и заодно и лоси,  и олени). Этот её «папашка» Стейтену: Ты чё, мол, а? - эй, ты, придурок!?, совсем опупевший что ли?, а ну, перестань..., я, мол, тебе говорю! (безобразничать и озорничать перестань)!? Что, мол, ты отлезь, гнида... – Ты вообще знаешь хоть, мать твою, кто я такой есть? А тот её всё хватает и к танцам склонять продолжает и намекает, мол танцы, шманцы, и то да сё... и всё такое... (а этого дядьку как бы и не слышит даже, и всяк воспринимать его злобно отказывается, - и по всем признакам видно зрителю даже неискушенному, что он совершенно не знает, и не интересуется даже, кто этот дядька противный и что он есть из себя). И говорит еще нагло так, мол, посмотри, мол, какой я есть весь  из себя бодрый (мол, весь прям такой – чистой водицы красаучег), и кто на моем красивом фоне этот рухлядь-старик, т.е. – одно же дерьмо, и что еще хуже - собачье? Та, естественно, такое дело замечает, и всяк понятно, что пошла бы в объятия Стейтена... и даже и на то да сё легко согласилась бы, особенно же в части шманцев,  (что и само собою), но она его малость побаивается..., - ну, до того же он и быкует люто и остервенело просто... (вот как бы... да хоть бы чуть-чуть да поменьше бы бычился).
Папашка, опять за своё: Да ты, чувак, не знаешь видать, с кем ты связался... И я, так то вообще-то и так-то – крутой я, мол.... - Я если что... – то... и все тоже такое... мол, тоже могу. И ты это... того..., гляди, мол, ты у меня (в смысле – сарделька, сосиска, редиска, петух (!) гамбурхский т.е. нехороший ты человек, Новохудоносор...!) и ты иди-ка, иди-ка отсюда, не безобразничай..., – это я уже так преувеличил, хотя так было бы лучше, так у нас в «Джентльменах удачи», здесь же  все по серьезному так, т.е. по Американски... захватывающе.
Стейтен тогда начинает хватать, тетку еще  грубей. Она чуть  ли не в визг: Айда, пойдем отселева, - визжит дедку... Тот кА-ак даст тогда куда то в середину Стейтена и Стейтен как есть весь с катушек соскакивает, т.е. падает, корчась от болевой невыносимости.... Деваха в панике вся в повышенной, дедка чуть ли не силой вытягивает наружу  из этой дыры. Выходят... Дедок стоит и перед ней и горюет:  Тебе, мол,  наверняка за меня стыдно, да? За то, что я такое чмо, что этого ублюдка не замочил там напроч, не распустил мол его  гада, на ремешки как должен был распустить бы..,  и вот сбежал сюда?..., и он стыдится полноценно, старательно так, с душой, с надрывом стыдится. (почти как герой О. Басилашвили в мизансцене мордоворотной разборки с героем Н. Михалкова в «Вокзале для двоих»)
Она: Да нет же, папаша, ведь это же я сама тебя сюда вытянула, и все нормально.., если ты про ремешки из того дерьма... - И ты, - говорит, - вообще довольно крутой, и натурально чувак, как я теперь погляжу... (а думала-то видать, что не так натурально или, что он крут не на столько). – В глазах ты, - говорит, - моих подрос еще на пару целых сантиметров (дециметров ли, или примерно так, но много). И тут Стейтен выползает из ворот той дыры, и сразу к деду со слюнями и занозами.., в смысле продолжать начатое, бычится, быкует, хамство всяческое выказывает и раздражительность. Но, дедок его бьет снова туда же, в живот, а и еще толкает смело, хоть и неуклюже, и, одним словом, побеждает за явным превосходством в медленной скорости (ловкости).
То есть, полностью уничтожает, не оставляя камня на камне на негодяе...  Так запросто втаптывает его в пол, в грязь, в землю, в асфальт, в ни во что превращает злодея на глазах изумленной барышни... В них же (глазах) читается увеличение уваженья немного окрашенное и перемешанное со страхом.
***
И тут титры.               И настороженный из зрителей, настораживается еще гуще, - во же дела! Стейтен и вдруг на тебе – бык, поддонок грязный, разве когда было такое? А тут же еще его и побили!? - Понятное дело – надо смотреть, ибо же это уже и есть интрига; - Есть нить, соль есть, и много уже этих самых нитей и соли, и с самых первых минут!... Как Стейтену удастся такую гадину сыграть? А что, - удачное начало.! Кто будет героем, если сам Стейтен такой гад!? – Конкретное начало действа...
Титры уже заканчиваются, а Стейтен, на крутой американской машине едет по крутой американской улице, отбрасывая типичный и крутой Стейтенский каменный взгляд  на все и про все вокруг. Останавливается, вываливает из неё, куда-то деловито идет. Тут же, прям рядом, останавливается не менее крутая американская машина и из неё вылезает тот самый дедок, который и бил его до наступления титров. Дедок ему:  А!, о!,  здоров, мол, - говорит!  Тот ему тоже - привет мол и тебе тож не хворать. Дедок, со все такой же сколькой, но благодарной улыбкой, дает ему пакет.
– Спасибо, - говорит, - все вышло даже лучше чем я думал. – Она, была в полном восторге... – А тут (в пакете) штука баксов.   
Стейтен:  (уже не как поддонок, но как нормальный, т.е. обычный Стейтен)  - А чё так много, мой ить тариф пицот...?
- А это потому, что она, та, эта кобыла, чуть ли меня не возлюбила... - И ведь пиццот – это если бы вышло как обычно, а тут вышло на много круче и я так рад, и так рад, так я рад... - И вот тебе штукарь за это  весь, то есть цельный штукарь тебе – на, забирай... -  Она едет со мной и она меня...(!) это дело... в общем же - чуть ли не любит аки родного, или как там у них, у кобыл, таки возможно, что любит чуть-чуть даже больше чем просто больше чуть-чуть?...  - А ты молодец, и бери, бери  весь штукарь свой, ведь он теперь твой, этот большой такой, «жирный» штукарь этих, мать иху, баксов зеленых. (тут зритель как бы понимает еще больше, что Стейтен и точно - мало того, что не просто нормальный и обычный Стейтен, а он еще и очень способный Стейтен, чего от него даже и не ожидал не то, что зритель расчувствованный, но и этот даже, обрадованный, как выясняется, его товарищ малосимпатичный, т.е. дедок).
Стейтен, меря его своим типовым Стейтенским взглядом, так утешительно, с обычным таким небольшим Стейтенским призреньем, чутка игриво, листает купюры... еще раз их листает... и еще раз, гладит их (считай, что лелеет так бережно, - видать же любит деньги, это ясно)... Потом берет свои пятьсот. А остальное вместе с пакетом отдает дедку и говорит: А нифига, мол, я же, мол честный малый..., а именно - Я же крутой чувак..., -  Сказал пицот, - значит пиццот... и баста. – вот он каков! (т.е. не просто даже обычный и способный, а скорей уже вполне конкретный такой весь Стейтен, т.е. вполне нормальный такой из себя и крутой Стейтен).
Дедок еще более улыбаясь, и еще более довольный: Йэх, - говорит, - вот повезло же так повезло... – в смысле и тетка с ним и с ним же и еще и деньги, в размере «пиццот» баксов аж (!)... - Ну, ладна тада, я мол, погнал, тагда (а то и мало ли что, - а вдруг да и передумает товарищ, и штукаря сгребет целиком всего...) – и с теми словами и мыслями  и угоняет дед на красненькой своей крутой машине (и более его в кине не будет). – Ага, бывай, давай, - ему говорит Стейтен, тоже весь еще более чем довольный (шутка ли – так засветил круто крутой крутизной!) (и зритель доволен, зритель успокоен, что Стейтен таки не дерьмо абы какое, собачье... а все такой же лишь Стейтен, и одним словом -  обыкновенный, привычный зрителю,  крутой Стейтен)...

**          А тут кадр меняется и время от времени (и еще раньше вперемешку с титрами) показывают, как одну тетку, молодую такую, стройную, но всю в кровище, какие то злые герои вытряхивают на улицу, прям на дорогу, прямо из машины. Тетка еле живая, она ползет так тихонько и стонет... и стонет...  А дело не далече от больнички видимо происходит, и из неё, аккурат как на ловца зверь, как на мед муха, выходит покурить врач. Молодой такой специалист и аккуратно одетый, в халате медицинском (чтоб зритель не гадал, что это врач и есть... мол, не какое ни будь там что-то, и праздно шатающийся разгильдяй, хотя и американский)... И он же - положительный герой, поскольку мимика его лица не перекошена от злобы, чего никогда здесь не сказать об отрицательных героях. Закуривает..., а и как без того?... - Без этого никак, без этого у них не моги... Ах, сами посудите, ну че бы он  поперся, врач этот на улицу за просто так то? – Уже не шоколодку же чтоб там втихаря захомячить. Тем более когда темно уже на улице....  – И не газировки вкусной из автомата испить. – Понятное дело - покурить вышедши... Из лучших американских побуждений, чтоб воздух внутри больницы не портить этим делом, и тем не подавать пример больным... Закуривает, и эту тетку ползущую вдруг тут и замечает...,  совершенно случайно. Ну, сразу же шухер тут, носилки, каталка, трубки ей в рот (это по ихнему означает – интубация)... – все так по деловому, быстро – и принимают её в больницу. Лицо её все кровит, она полубредит. И время от времени лишь произносит слово «Ник». Тут, думая видимо, что она умрет вот-вот и скоро, быстренько расспрашивают её, мол, кто же это, и чего это тебя так, и за что? Ты сама кто и где живешь, возраст, страховка, приметы нападавших, а так же группа, мол крови и перенесенные заболевания?  И есть ли реакции аллергические, препараты на медицинские? И если есть, то на которые из них? И таки же есть ли медицинская страховка... там полис, и все такое, тоже необходимое... И еще какой, мол желаете вы курс лечения у нас принять, можно обычный, а можно с повышенной же, а то и аж с сверх высокой комфортностью (у них же там все знаете как аккуратно с делами этими). Она же только Ник да Ник... (по всему видно, что скорей всего жить будет... но, не так все же долго... но до второй серии точно того... – не дотянет... – то есть по крайней мере видно именно это здесь... и хорошо, кстати, что хоть здесь нет второй серии).

***   Кадр другой. Стейтен как и обычно пьет. Они там вообще все время пьют, в америке великой, - всегда, не то что в каждом фильме, а в каждой сцене даже. Надо  и не надо, бухают больше или меньше, но всегда. И курят так же. (это на такой случай, чтоб тот который без мозгов, смотрел бы и в него, и это всё туда где у него  должны быть были мозги  затекало бы... ну, туда где бы они должны были быть...,  что пей, чувак, мол, всяко бухай, кури и разлагайся... Видишь,  как это приятно всё выглядит? - привычно, брутально, красиво и смело... А ты чем хуже, чем к примеру как не вот этот герой, и чем ты не Стейтен? Особенно же когда пьешь ты и куришь). И вот Стейтен привычно бухает, курит, у себя видимо в апартаментах. Звонок в двери. Он открывает. А там какая то Клавдия, потрепанная, в синяках, в темных очках, хотя стройна, и высока, но не понять красива или аж очень красиво, - на столько грим под синяки. – Привет, привет, ога, ага, однако. Она ему: Ты,  слышь, Ник, помоги.          Стейтен – это Ник, такой брутальный весь, - ну ты уже понял, да? (я так давно уже понял). Он: А чё, в чем проблемы, как вообще хоть дела то? И чё это мол с тобой? (в том плане, что как бы, как  будто бы ты не здорова, или не очень здорова...,  а толь просто выглядишь  лишь как то устало).  - А толи просто камней с гвоздями тебе насыпали на морду лица с высоты? – мысленно думает Ник..., - а толи и без гвоздей....
Она: Да тут же вот собственно какое дело. Один казел, качек, и два его мордоворота меня втолкнули  в лифт недавно...,  и говорят: А, ну, айда на вечеринку.  - Это в гостинице всё, в той, где я проституткой промышляла честнейшим образом, т.е. обычно, обычным способом. - Ага, пошли...,  пришли к ним в номер... номер как номер. - А где, говорю, - вечеринка? А качёк: А вечеринка это и есть ты... - и засмеялся злобно так... – мол, аха-ха,  аха-ха.... - и всячески недружелюбно подчеркнуто. И всяко грязно над мной там надругался, и еще потом надменно и пошло и подло, - одним словом – гнусно, но надругался, гад такой. И свой причендал грязный все называл центром вселенной. – Нет, ну ты представляешь какой гад, а!? Потом, когда кончил, и вовсе  засунул в меня  дуло пистолета... туда куда его обычно не толкают, вона туда прямо..., - и она опускает свой невинный и девичий взгляд девушкин вниз,  - И заставлял еще рассказывать ему как я его люблю... и его центр вселенной тоже... - И если, -  говорит,  - я, в смысле – он, не поверю, то выстрелю прямо в тудой... - Я рассказала, а он один хрен взял, гад, да и стрельнул... - Правда на сей раз видимо холостым, поскольку я вот видишь мол – еще живая мал мало.. 
– Дауш, и Ник, который Стейтен, делает мимикой Чак-Норриса как бы, т.е. так же как будто почти поражен.  И сразу же с горя видимо, или от чувств, справедливо нахлынувших выпивает залпом синьку.
– А я же говорил тебе, что в этом месте лучше ты никогда не проститутствуй, ведь говорил же, говорил тебе!?... - Нет говорил или не говорил?! – он её укоряет и показано злится, т.е. практически не спрашивает, т.е. это совсем не вопросительная реплика от него.
- Ну, и там, - продолжает она, - этот качек и говорит еще, что мол выстрелил типо за то, что она не откровенно ему признавалась в любви... и эти два амбала её еще отделали по полной на лестничном и на техническом (значит не на парадном) на марше, а уже технические работники гостиницы и вынесли её в каком-то пледе, и вывезли потом на автомашине, и возле больницы и выбросили её. Ну, чтобы она не умерла видимо где-то, и не валялась где ни угодно,  - всё же видимо не без гуманных таки соображений, товарищи, служащие. Фильм так-то вообще же весь гуманный, аж чуть не насквозь. Прямо сквозят они все, - и гуманность и гуманизм из него, и только так.
- Та-а-ак, ну и дела, - говорит Ник. - И че ты от меня-то хочешь?
- Дык, как же?... – Я ж теперь только и желаю, в суд его чтобы... и посадить... и вот пришла, ты же крутой, Ник.
- А... да, я (и как бы вспоминает Ник) я крутой... - Так это тебе в суд... а я ж не судья, я-ж вона вроде бы просто крутой,  и это не ко мне... иди ка вона... - в суд..  да, в суд... конечно же в суд, давай ступай отселя...
- Да, Ник, ну, ты же крутой, а я того упыря и не знаю... – че мол я и пойду-то в суд-то, с чем – сам посуди? А ты же... - ты ж вона весь крутой, Ник... А мне мол кроме того, что вообще это все неприятно, так и еще же и больно, и страшно... - И вот синяки еще... а ты-то сам такой вона крутой...
- А... (и как бы вспоминает Ник снова) и точна – я же крутой...   – так это тогда тебе надо к детективу, - быстро смекает Ник, выказывая еще  и еще раз крутую смекалистость. - Детектив тот быстро их найдет. А я ж не детектив. Я же вон просто крутой.... Иди, иди вона отседов... пусть детектив и поищет... – и найдет, обязательно.
- Да ладно тебе, Ник... Ты же крутой...  А детективу надо ж денег пади что, а денег у меня где? Их у меня нету же, денег...  А ты  же крутой весь вона аж из себя... И этот поддонок вот только двадцатку то и дал.
- А ... йэх, черт побьери, я и впрямь же, такой весь крутой... – Так это тебе в банк видать сперва надо зайти, подруга...  А я же не банкир... – И такшта иди сперва ты в банк, потом... вобщем давай, ступай, вали отселева... (это нет, не грубость – это у них там у крутых просто так круто разговаривать заведено, это ж вам крутое американское кино, боевик, триллер, криминал и драма – О, как!).
- Да ладно тебе, Ник, ты ж меня знаешь... Ты же крутой... Ты ж мне поможешь... ведь да... Ну, ты же крутой, Ник.... А мне все честно, ведь мне же лишь бы засадить его, того засранца, упыря и гада... мне ж лишь бы оно мне справедливость, чтоб честность, порядочность бы... по американски чтоб и по нашему... честь по чести чтобы.
- Ну, ладна, коль я взаправду крутой весь, а я и есть везде крутой,  то так и быть дам тебе и крутой совет... Ты вот ка чё, дура, чеши ты отседов, закатись хоть ты куда, отлежись малость и уже дальше живи как все нормальные люди, как все нормальные проститутки, и как ты раньше и жила; - Ты же красивая стерва, вот ты и дальше-то  везде сможешь кусок хлеба свой заработать, т.е. все у тебя и будет нормально... В том смысле, что ты ж проститутка, и это звучит тоже гордо... А здеся не просто так, типо кала кусок положили, а здесь все же Америка тебе,  и такая как ты проститутка (в смысле крутая) тут вообще денег может сгрести, что и невпроворот... и лопатой... и не разгрести... -  О, как!, и ты давай ка чеши уже быстрей, а то мне еще тут забухать надо малость... вискаря вона вмазать крутого... да и еще покурить с устатку успеть и потом чтобы еще малость вмазать и покурить...
- А вот ты-ка на это тогда посмотри, - и она волосы с левой стороны отодвигает, а там....(!?! вау! (в смысле вай-вай!!!))  – прямо чисто жуть.... Там вместо уха рана такая вся фу-..., какая, ну страх как противная... (тут попкорн ващще не лезет даже уже, а может и вообще чувствительного стошнить прямо на кресло кинозальное или в ведро из под попкормов).
- Вай.... (в смысле Вау!), - Нику аж тошнотворно, но только не много, делается, -  ну тык на то  он и крутой...
- А ты думал?!... – И вот мол и я про то... – укоряет его, обиженная и оскорбленная во всех своих честных ипостасях проститутка.
 - Куда я без уха теперь, мол нам, крутым проституткам,  без ухов никак. – Ну вот как вота я и без уха теперь? – Как, и чем мне работать? А?! (а с учетом предыдущего рассказа догадливый зритель уже догадался, что как проститутка – конечно, почти что везде уже никуда... и угрюмо сожалеет чувствительный зритель, и сердце аж щимит его, и до того ему жалко её уже... - Шутка ли – такое с проституткой уделать... Так очень не по людски совсем).
- Не, не... хотя я и крутой, но я так не играю... Да тут видишь ты, гымза непослушная (одноухая), какое дело.... - А кто тебе говорил, что в той гостинице не надо лазить тебе, а?! – и он еще раз на неё спускает праведный и крутой свой гнев. (видимо он и раньше её уже предупреждал, что в той гостинице проситтуировать опасней чем в других и обычных, а она вот, видишь ты не послушалась, стерва, кобыла, дерьмо, как ты не крути, собачиное... чуть ли прям не гадюка безухая... - и вот тебе результат). И он говорит, что он не может. И что, главное, что в той самой гостинице страшной и злобной крышует такой чет (чёрт по английски, в смысле гад или злодей), такой воротила, такой крутой гаденыш, что вообще короче швах... (тупик по русски). И ну, никак, вообще. – то есть ничем не помочь уже. - Но, так как я вообще крутой, то с этим  гадом у меня еще и договорчик (договоренность) имеется, что я к нему не лезу, а он, меня всего крутого такого уважая, ко мне не лезет тоже, и никогда и ни зачем. (в мои мол внутренние дела как частного охранника, частной же охранной фирмы... мол, паритет у нас с ним полный. – Он там себе крутой король и типа дон Карлеоне, и я тут такой... – просто крутой, но очень крутой тоже, а не просто крутой). Вот так вот... – тут у нас крутых парней все вообще по крутому схвачено, можно сказать по серьезному... по деловому так...   и ты ступай ка, отселев, подруга, слышь... Впредь лучше слушай когда тебе я говорю чего (благо одно-то ухо осталось, то есть таки же еще можешь ведь расслышать). Она, скрипя зубами валит. Вся такая жалостно выглядящая. Даже не скажешь, что проститутка, вот до чего вся несчастная. И лишь еще раз ему напоследок: А вспомни кто тебя вытащил?! Когда ты был на самом..., самом на самом дне?! Кто тебя вытащил? А ведь никто тебя тогда-же не вытащил! А только же я тебя тогда с этого самого..., самого-самого дна и вытаскивала... А ты теперь вот значит как с мной... А я ж тогда...  и я, единственная... (видать таки был этот Ник когда-то, возможно и не таким уже и крутым, и вообще – дно – дело-ж темное... и как у нас говорят – что и не зарекайся, мол... ни от чумы, и ни от тюрьмы, и ни от сумы тоже не зарекайся... А вот сам Ник даже тоже там был... И вот такие дела... И вот такое не только у нас, - гляди – такое-ж почти и во великой Америке!).
***
Ник, такой весь крутой, едет на крутой американской машине, по крутым же американским улицам. Приезжает видать в свой офис. Там типичная американская типа контора. И там же шеф уже его ждет. И там же, недалеко от шефа еще один, какой-то тщедушный и молодой тип.
Шеф (ну после там привет – привет): Тут это, Ник, такое дело... как там, кстати, твои дела? – А..., ну нормально тогда, если так... - Тут вон заказчик для тебя есть... - и кажет пальцем в этого типа тщедушного.
Ник, измеряя его своим Стейтеновским взглядом (профессионально и мгновенно, как и автоматически просто приравнивает этого малохольного к типичному гавну обыкновенному, унылому, коего много везде): Этот чели?
- Да, этот, этот... - Вот ему твоя как раз и необходима помощь...
-  Да я бы, я же крутой, лучше в дерьме бы захлебнулся, чем этому тщедушному хоть в чем-то помогать  (но это мысленно, - шевелит мозгой Ник, т.е. – дело обычное, обыкновенное), а вслух: Че от меня ттье надо, ты, тщедушный?
- Тык  это я... тут видишь ли какое дело... я так-то вообще же молодой и в душе... и вообще такой весь, ну в общем ты правильно сразу так все обо мне подумал, а главное – точно... - Вот я такой и есть на сам  деле. - Мне даже сигареты без паспорта не все дают. - А мне страсть как поиграть в казине охота;
 О, как...  - Да только жеж и нужен мне амбал какой-то, тупорылый, ну,  или тупоголовый, типо навроде тебя. - Точно такой как ты.., да. - Ты – вообще в самый раз... тютелька в тютельку, Т.е. именно же то что надо.  - Ты же морпех или ты кто там?... – коммандос, что всегда бегает с пулеметом, или чем-то там таким еще оно бегает, - с гранатометами... - Ты же такой, амбал? – Такой весь брутальный, четкий... прямо крутой весь вообще! (восхищаясь).
- Э... Темнота... - Сразу видать по всему что ты как есть хлюпик весь.. Вообще-то я так-то крутой чувак, и вот какой еще: у меня высшее образованье есть (и говорит какое) – это рас..., и еще я каратэист (два, видимо), и еще я то да сё... и еще вот я какой... и я в добавок еще много чего есть из добавок...  и там какой-то чемпион даже в чем-то... таком, тоже очень крутом, видимо....  и во войне участник... и даже награды имеются, где-то лежат, мол... то есть же дома валяются -  словом крутой конкретно весь и полноценно, а то и даже круче (сказал бы, да скромность не позволяет), что в принципе почти что невозможно... Так понял что ли, хлюпик, кто из себя я такой есть? И запомни, склизняк, морпехи - не спецназ... в смысле видать, что те не бегают, а больше ныряют...  и не ОМОН, - то-то вообще – полная жопа... Ты бы еще сказал гибдд(!) - йаха-ха-ха, ну, хотя это я уже слишком..., извиняюсь за БДД... погорячился...., вспылил.
Ну да ладно, главное чтоб хлюпик понял, что он есть хлюпик. И тот (хлюпик) сразу всё и понял,  он в этом фильме догадливый был  такой хлюпик, только тщедушный малость, или же даже чрезмерно.
В общем, так нехотя, с надрывом, с неприязнью Ник берет этого чувака под свое крыло. Едут на крутой машине, по крутой америке, по крутым казино.... – то есть пошла работа...
*** Следующая сцена.
Однако, Ник, через служебный вход, входит в помещение, какое то техническое, толи в типичную прачечную, толи что-то такое же на вроде этого. Там негритянка разбирает какие-то тряпки. Он с ней, гыр-гыр. Мол, знаешь ли, Тамара (пусть это будет Тамара, хотя она скорей боле похожа на Зою или Надю, только она нигер, но это здесь же и не важно). 
- Тут вот, Тамар какое дело... - Тут у вас чмо одно живет в гостинице, на верхних этажах, качок-упырь какой-то вонючий, как и все упыри, и два его амбала... - Кто есть, мол,  такие?, где, когда?, ну и кого и что? - заодно уж (ну, он же умен, и практически все падежи знает, и склонения тоже, т.е. должен знать все это Ник крутой).
- Ой, Ник, я знаю ты крутой, я вижу это... Но, я тебе сразу же так и скажу американским языком нашим красивым, что лучше бы ты подальше шел отселева, и еще лучше быстро... Не лезь сюда вообще, тут знаешь ведь, как у нас тут все круто, это тебе не просто так, туда-сюда... тут ведь дерьмом, между прочим, очень и сильно попахивает. И конкретно конкретным дерьмом, так что вот так вот, послушай меня..., я знаю... я ведь барышня тоже смекалистая.
- Да ладно, Тома, ты же меня тоже знаешь... Ты мене на мозоль-то не жми на мою, Тома... Соль мне на мои ягодицы и сахар не насыпай с горкой, Том... – Я, если что и  сам-то вон весь крутой какой, так-то тоже, и  то-то-же, так вот... и где-то так.  Но надо, мне...- слышишь меня?  - Ты понимаешь, ты, старая  ты кошелка, надо мне... уо как! (шутка ли, -  честную обидели девченку-проститутку, задета честь женская, девичья честь,  а это не фухрЫ-мухрЫ). (уо как!,  а не так уж и просто так... (в переводе с английского)).
- Ну, Ник, ну ты и крутой в натуре... Ладна, давай так... -  Эх, если меня хоть кто увидит, что я с тобой здесь говорю-нюхаюсь, что ты вообще здесь... со мной... хотя и без меня... если увидят... - Меня размажут сразу по асфальту прямо здесь... а знаешь ли ты какой у нас тут теперь асфальт? - очень крутой у  нас здеся асфальт нынче, а здесь асфальт у нас не абы чаво.
- Ладна, не ссы давай... (в смысле не бзди) лучше базарь, - поможешь?
- Эх, давай так, по крутому, по нашему, по-американски то бишь... если как че я нарою, то в такую-то вечером «дыру» (это дыра такая, типичная американская - крутое заведенье где все бухают, все крутые, и курят... бросая крутые взгляды... музыка и дым... и все такое... девки проститутки, иногда красивый стриптиз, а иногда не так уже и красивый...) и  завалюсь, и там все вывалю тебе... А если нет – не обессудь... Хотя, конечно, мне и страшно... и за тебя, и за себя... Но ты-то хоть бы крутой... Ну, а мне, знать, хоть вшивых сребреников вдруг да и от тебя перепадет - отобъется... (и это её греет), (или согревает). На том и порешили. Что означает – договорились.
***
Вечер, того же дня. Такая-то (та самая) американская типичная дыра. Музыка, дым, все курят и бухают. Ник пьет и курит и сверлит вокруг своим привычно-крутым и хмурым взглядом. Подваливает негритянка Тома. Привет – привет... – как мол дела?, садись... Садится, и начинает тоже бухать синьку, как истинная и полноценная американка (хотя сама и  негритянка только, и афро лишь американка).
- Ну, вот что, Ник... Еще раз говорю, ты лучше б сюда не совался.... -  это такие-то и такие-то типы...
- Низкие падонки все как один и мрази. Один из них – сынок иностранного крутейшего поддонка, упыря и чуть ли не мафиози, причем единственный(!) он у него... – Ты, понял, дурья твоя бошка пустая... мол, ладно бы хоть если б два-три-четыре.... а то единственный же, единственный сынок и падонок!... А эти двое – это крутые его телохранители и тоже подонки величиной не меньше и много даже тяжелей его... (а те действительно падонки того качка будут в размерах заметно больше). - О, как! и  до того тревожно... (как и вообще все это надоело уже видимо ей... и давно уже, видимо).
- А вообще Ник, говорит она с красной строки (как бы отдельной темой) как был бы ты хотя бы негром что ли..., то я бы  конкретно бы отдалась тебе... прямо на раз... – вот же ей-ей. Прям без базару...,  на раз (в смысле быстрей чем на «раз-два и три», что ровно в три раза быстрей)... Прямо вся-вся бы так и отдалась бы,  без даже да хоть бы чего, т.е. без промедления..., а именно - сразу)... Вот до чего ты, сука, гад,  и свинья, и баран, и казел такой и хорош.... – Одно слово – крутой... Одно смущает, ты падонок белый... (то есть не нигер). И все бы вроде ничего, но кажется мине, что от тебя прям как бы воняет что ли... что ты как бы не чистый телом, толи не сильно чист... грязный какой-то... а вот  бы был бы ты нигер, как я... то и я прям вот-вот, ей-ей бы отдалась, а не сдержалась бы... (тут зритель искушенный понимает, что если быть крутым поддонком, то бабы вообще все сразу его.., в том плане что «на раз», а это ли не здорово, и это ли не кайф как до того же это всё круто...).
(И заодно, это совершенно очевидно еще ход такой удачный и режиссерский и сценариста, что вот мол, видите какая америка вседоблестная страна (!?) - Никто не чморит нигеров, и те вообще во всем свободны... и даже рассуждают как и кому бы отдаться... и на белых аж наезд могут  совершать преспокойно... и аж на самых даже крутых... – это типичный вывод одного из моих зрителей, которых во мне, да и вообще же, много. Этот из них логичный, он аналитик у меня как бы).
Ник, чуть улыбнувшись слегка тоже брезгливо, как это делает любой крутой чувак, ей благодарность там, - мол, ну, да ладно... - Рад был, что увидел... и ты там не бзди лишний раз если чуть что, в смысле не ссы... и если что, то сразу-же и – почему... то есть меня чуть что свищи, и я же крутой, и если что, то да.. в общем, вместо спасибо, - «ладно»... И шевели копытами отсель.... иди, кури бамбук... а если хочешь и еще посиди, побухай вон синьки..  как это должны делать (по авторскому замыслу) всегда все черные и белые американцы или крутые, или даже крутые американцы и афроамериканские граждане.
***
Далее сюжет развивается в русле таком: водит Ник хлюпика по всяким, ну очень уж красивым заведениям культурным и американским, где, что естественно, играют все и во всё. Все там блестит, сверкает, мигает красиво и с размахом. Так они ходят по этим заведеньям взад и вперед, но только смотрят... (тут я слегка не понял для чего, хотя есть версии, но не о них). И, таки приходят в менее «размашистое» заведенье. Тщедушный тщедушно же интересуется: А че мол мы сюда вообще? Мол, это вообще одно из тухлых самых на первый взгляд глаза (особенно правого)?
- Ты че баран, дурак?, - говорит ему Ник с обычным своим, крутым выражением лица,  - Блин, ну и дурак ты, баран, -  это же как раз та дыра в которой играть только и можно... а те, предыдущие только для дураков и дураков-туристов с баранами – лохов то есть, коих в америке не сосчитать во крутой. А здесь самое то... И здесь можно сразу много поставить и выиграть, а в тех, показушных, что лишь для туристов, баран ты, нельзя так чтобы прям круто поиграть... – это ж и дураку ясно. (видимо, ему это сразу ясностью так в глаза бросилось сразу же).
- А, тада ладна когда так,  - успокаиваясь, облегченно вздыхает баран. И тут же решается сыграть по крупному (одна из разновидностей крутизны), и не без гордости достает стодолларовую купюру.
- Ну, ты тут это... не того, я не советую тебе тут... Ну, в общем, послушай мой крутой совет крутого же чувака, - разменяй её счас-же и играй помаленьку, ты меня что ли понял, дурак?
- А, да, я кажется тебя теперь понимаю, - и добавляет, но уже как понимающий дурак – Я поменяю её, на «по пять» и буду играться по «пять», но подольше, - ведь так?
- Ога, так и играйся, давай... – снисходительно снисходя с высоты своей крутизны, бросает крутой Ник хлюпику вниз из высоты своего полета.
Тут видимо идея была, чтобы тщедушный этот долго играл, потому как Ник в это время отлучается (а и чего этого здесь игрока-то караулить-пасти, когда он по пятачку и играет только, т.е. он этим здесь не привлечет ничьего внимания). А Ник, с нахмуренным еще более крутым образом взглядом, отправляется... на крутой машине куда-то...
***
Гостиничный номер. В нем трое подонков – качек и амбалы. Все выглядят как типичные отрицательные герои-негодяи, если не еще хуже, - снисходительно брезгливые, высокомерные взгляды и т.п. Стук в двери. Амбалы снисходительно подходят и снисходительно открывают их. Там Ник, весь как и обычно необычайно крутой и еще и в шапочке деда мороза (санта клауса по ихнему) в голубеньком таком колпачке.
Амбалы: Привет, тьте чё здеся надо, гаденыш? (хотя гаденыш не сказали, но это явно и очевидно прослеживается по всему и во всем).
- Да, вот зашел вот, шел и решил вот зайти,.... и зашел... - или подобное нечто, им отвечает гордо Ник, старательно притворяясь как бы чуть менее крутым, но у него это почти не получается.
- Чь-чё-ё-е, мол, -  чё-чё?
- Я, говорю, что зашёл вот... и вот...
- Да? Ну, так и вали отседов, гавна ты кусок,  - ну это типичный для крутых парней, в крутой америке, крутой такой и разговор обычный... при виде особенно какого-то куска говнюка, да еще и в голубой шапочке санты клауса.
Тут самый главный падонок-качек интересуется, - Эт чё там за упырь, какого ему надо хрена, чего мол за бык за какой-то ушлепанный?
- Да лошара какой-то типичный, в шапочке санта клауса  (деда мороза по нашему) – отвечают амбалы.
Качек, вглядываясь в открытую дверь, и налаживая визуальный контакт: А, а то-то я и гляжу, что воняет дерьмом,  - думал не иначе нагадил что ли  кто-то под дверью... – гавнюк какой ни будь...,  теперь вот вижу, ага, - и точно как будто насрано... и шапочка еще санта клауса (деда мороза) сверху... Вы уж, бугаи вы мои, там это всё подберите, ога? А то че оно будет лежать и вонять-то...
- А чё вообще ему надо-то, козлу этому грязному (в смысле вонючему)?
- Да так, ничего, просто он урод... - Просто, говорит, шел и зашел. - Вот же казёл, а какой, - вот же блин сука дебил какой, а... – деловых людей, нас, от дел деловых отрывает, гаденыш... - Толи давайте метнем в него что ли гранатой!? (это шутя так он).
- Так и пошлите его к факинчетовой матери, (это типо  матерь ****а, в переводе с какого-то там, точно не помню, толи Югославского) - продолжает по-деловому качек и надменность на роже его отрицательно-геройской делается еще даже надменнее.
- Амбалы говорят: Слышь-ка, чёрт, ты вали-ка пока цел, ты гавнюк ты такой...  и дверь перед ним закрывают... Ну, так чтоб перед самым его крутым перед носом.  Но, Ник, так тоже надменно почти подставляет под дверь свою ногу крутую, в ботинке крутом, и дверь не может закрыться. Все трое подонков чуть ли не ошарашены таким этим, и не успевают они ошарашиться полностью, как Ник спрашивает их:  Только вот у меня один маленький есть к вам вопросик... – Вопросишко такой, весь совсем даже и небольшой.
Ошарашивание усугубляется еще больше... Взгляды творят чудеса и в том раскрывается великая сила артистического и американского таланта крутых американских актеров, как впрочем и режиссеров.
- Так... это ты счас вот это про чё там из глубины своей кучи пробулькал? – они его так круто спрашивают, те, все двое бугаев, что с дверью рядом...
А он так напрямую к качку обращаясь (он прямо в лицо ему, но немного только надменно так смотрит, то есть не на сто процентов надменно, как это он делает часто и  обычно... а чуть-чуть всё-же поменьше надменно (процентов на 80 – 85 от максимальной надменности), поскольку вопрос-то видимо важный и острый, и чуть ли не животрепещущий), лишь как бы, кося и как бы под дуркака, а  заодно и одновременно под санта клауса):     Я говорю, вопрос у меня здеся есть.... (снова взгляды и напряжение повышенное. -  Зрителя как бы захватывают в магнетическую квазиэссенцию, и напрягается, любящий такие напряжения зритель, не любящий же просто таки весь трясется аж весь от такого напряжения высокого)...  Кто-то аж поперхается попкормами, а кто-то ими даже аж давится, и начинается кашель.
– Ну, так а ты и спроси, хорош уже резину-то тянуть... (и по человечески их и понять можно, - ну сколь уже переливать можно из пустого в порожнее?). Но Ник (и сценарист, и режиссер) так не считают.
- А что передать Бэбби? - словно бы между делом, и как бы невзначай - так Ник спрашивает            (вот так тебе-ж на!!!, - думали все, что интрига исчерпается вот-вот, вместе с этим вопросом, а она-то еще и усилилась даже). (ну, все же то думали, ну спросит он, типа: «который теперь час?». Те ответят и всё – и закончилась сцена, а тут... – вот она где глубина!!!  - вот фантазия автора!!!).
Качек с недоумением вглядывается в закасившего под полудебила-Ника; Тот ведь буквально недавно еще в глазах его был полнейшим дебилом и дерьмом стопроцентным.
- Чё чё..., чё такое? Это ты счас сказал это слово «Бэбби»? Или это как понимайт? – очень уж сильно удивляется, а еще более делая вид что удивляется еще больше, мало чем удивляемый в жизни, качек.
- Да.., это, мол, я... и это слово сказал только что...  да..., именно-же это самое слово «БЭББИ» (которое в кавычках написано).... - Но, типа если ты ничего не расслышал, то там и еще  два слова были ключевые, -  одно «что», и второе «передать». Еще раз повторюсь, а то я так понимаю, ты малость не слабо глухой, но это ничё, и такое бывает;
- И я говорю, повторяю: Что же сказать Бэбби? – это на тот случай, если слово «передать» ты не понимаешь по чисто английски, и приставка вот еще «же» - так просто, на всякий пусть случай будет,  вот взял её да и вставил. - Еще раз и все сразу, и без остановки, без «жэ»-приставки, прослушай же снова всю фразу, целиком то есть: Что передать Бэбби? И еще на конце предложения этого там вопросительный  знак (это как цифра «два» только точка внизу, а не «минусик-полочка»). - Это вопрос у меня к тебе, или вам всем тут такой вот. Кто-то из вас знает, что мне ему передать?... Или никто с вас это не знает?  А то видимо и придется ему передать, что тут никто не в курсе чего ему предать-то я должен... и я, мол, во непонятке и сам в полной (а уже зрители-то и подавно должно быть). – в общем интрига нешуточная.
Качек презрительно еще раз переизмеряет Ника презрительным (хотя и более точным уже) взглядом, заметно, что вносит  какие-то поправки к прежним измерениям, и уже не на все сто процентов снисходительно бросает ему: Да ладно, чувак, а ну давай, заходи. (поглядим мол какой такой ты есть Сухов).  Что означает, что в крутой америке слово Бэбби означать по крайней мере может многое.
Ник заходит в номер. Качек настороженно его рассматривает, и спрашивает амбалов: А вы хорошенько его обыскали, амбалы?
Амбалы: Базару нет, всё, мол,  нищьтяк шеф.... оружия нет, пулеметов, гранат и ножей, финок, пик, заточек там всяких разнообразных, гвоздей, шила, лопаты солдатской военной, и даже иголок.... мол, по результату обыска – лох типичный, что и подтверждается визуально.
- А в шапочке не забыли посмотреть? (мол, а вдруг там граната или чего еще, ну мало ли).
- Тьфу ты, чет (ругаются амбалы), в шапочке-то и точно забыли же посмотреть, - и они срывают шапочку с Ника, обыскивают её (но там, понятное дело, ничего не нашедши) и снова бросают её ему на бошку, выказывая очередной раз свое полнейшее презрение, однако и не без недоумения.
- Ну, так ты просто ходишь чтоб сопли жевать, или базар будем тереть начинать? – интересуется как бы между прочим, как бы между делом, до неузнаваемости заинтригованный словом «Бэбби» качек.
Ник: Да тут недавно гражданка одна была на одной вечеринке... (те переглядываются, с язвенной улыбкой). - Таки же осталась она недовольной...
- А это ты про ту проститутку?! Аха-ха ха-ха ха-ха, гы-гы..., как бы чуть ли не заливаясь искренним поддельным и надменным смехом, улыбаются и Качек и амбалы. (напряжение и интерес из них улетучиваются,  ибо же ясно, что вопрос связан с проституткой, и важным по сути как и де юро, и как и де факто быть просто не может, в том числе и для аж самого (!) Бэбби, скорей даже тем более для самого Бэбби, то есть по русски - априори).
- И чё, типо двадцатки ей мало?... и... (и тут буквально на полуслове Ник, гордо начинает ему говорить)...
-Тык, тут, говорю..., - говорит Ник. (и тут качек его уже перебивает, да резко так).
- Ты, жалкая мразь, тварь, гад, ты злодей несчастный, обосранный подц, а ну не перебивай меня вообще никогда,  ты запомнил!? ты понял, скотина обосранная!?...
- Да, сэр, - и исполненный поддельного уважения как бы с понтом и как-бы кротко осекается Ник – Я больше не буду такого.
- Так вот, я продолжаю... (в том смысле, что мол я позволяю себе позволять продолженье чинить прерванной речи своей правильной и высоко благородной).  Кароче, да, видимо двадцатки маловато будет... там холостой выстрел, ухо... должно быть чуть подороже (сам достает из ящика стола пять пачек по десятке в каждой... однако не чтобы рассчитаться, но лишь подчеркнуть гнусную свою значимость и важность, т.е. крутость.. – таки же пийсят штукарей баксов налички!!!), - А чё ей может  пийсят штукарей баков дать, а? – А..., как ты глядишь, негодяй, сутенер, упырь жалкий, несчастный? - Давай я дам ей этот бабос, и все у нас будет наверно культурно?.... и продолжает стебаться...
Снова на полуслове Ник перебивает, что-то по этому поводу так-же, по положительно геройски... типо, чтоб тот возможно виновным себя ощутил хоть бы немного (проверить как бы есть у него совести хоть чуть, или нету её даже вообще даже и гипотетически... – ну, это чтоб зрителям и еще ясней сделалось, тем кому еще так и не сделалось ясно)...  Ну, там намекать, что девушка же мол... юная..., и чуть ли не невинная жертва, и все же девушка, женщина, будущая мол чуть ли не мать... – поэзия, одним словом, чуть ли не лирика... (чуть не «Руслан и Людмила»... Шекспир энд сотоварищи – «Разное»).
- Чё!?! - Ты опять смел осмелиться и меня перебить, грязный шакал ты, поддонок, и мразь, и скотина!!! (бросает деньги снова в стол). - Ты, чмо и сутенер поганый, будешь меня здесь перебивать, - ну и продолжает нагнетать уже и без этого очень уж нагнетенную обстановку.
Ник делает загадочное (хотя оно точно такое же, т.е. обычное, почти что как всегда у Чака Норисса) выражение лица и мысленно прокручивает свои мысли (это показывается уже как бы в замедленном режиме). А гад и качек между делом, достает тот же пистолет, наставляет его дулом на Ника, и продолжая издеваться еще больше, как бы надругиваясь надсмеивается (толи насмеиваясь надругивается). - Так, грязный и поганый сутенер, щас ты гад, будешь говорить мне какой я хороший,  добрый,  справедливый и честный, а я если тебе не поверю, то и замочу тебя здесь как я тебя здесь и замочу (т.е. как чуть ли не собаку не резанную, бешенную и противную) и беспощадно совсем.
- Ага, ладно, - начинает свои заунывные реплики Ник, - Ты, – говорит он, - хороший, такой весь крутой, симпатишный (и перечисляет хорошие слова, которые ему на тот момент известны для этих неожиданных случаев). Но, сам-то мысленно (в замедленном как бы режиме) уже начинает прокручивать своё уже кино, т.е. готовит какой-то, известный только ему, витиеватый подвох.  Стоит и прокручивает и прокручивает, медленно же всё у него там в этом прокручивании... а сам слова-то бормочет хорошие, но лишь для отводу глаз... Самому-то ему все эти трое козлов совершенно не нравятся.
Качек тем временем решает так, - говорит амбалам: Так, чуваки, тащите-ка это дерьмище отсюдов, чтобы оно тут не воняло более. – И мне, как чуваку  крутому,  в эту кучу дерьма стрелять из пистолета чейта скучно совсем...  – И там, на том же лестничном на марше намажьте его ровным слоем, где давеча вы с той проституткой... – Пусть там и лежит он, то есть оно, и засыхает потихонечку.
Амбалы: Да базару мол нет... – намажем ровнехонько..., словно повидло на масло...  – А, ну айда давай, гавно высраное... ступай вон, и как бы толкают его, чтобы все это исполнить... за двери.
А, Ник, с еще более озабоченным чем раньше видом тем временем уже завершает  свое «прокручивание»... и потихоньку трогается ко двери. Амбалы и качек удовлетворенно и снисходительно улыбаются.
Примерно на полдороге, когда прокручивание видимо завершилось полностью, начинается крутая драчка. - Ник выказывая необычайные чудеса ловкости мочит обоих амбалов (а там в ход идут и банковская пластиковая карта, и пепельница, и еще что-то из гостиничного инвентаря. Но, что не характерно для американского выскохудожетсвенного проекта - без единой даже бейсбольной биты, без киев бильярдных,  без традиционных гранат, длительной стрельбы очередями из пулеметов крупно- и не очень уж крупнокалиберных и т.п.).  Круто так, изящно, профессионально, ловко, - все как в качественном кине (почти как в индийском, только правдоподобней даже)... И только там амбал его бить хотел, а он так уворачивается и нА... ему ногой в грудак, потом и рукой нА ему в ноздри.... А другому так вообще карточку банковскую в голову так ловко кинул, что тот чуть сознание и не выронил, - кровища из него как брызганёт, - прям ну, вообще! Но, тот и с кровищей на Ника прёт, а только Ник ему нА в пряник, нА в рыло еще раз, нА еще раз в табло ему, и в морду еще, и еще раз нА в репу ему, нА в тыкву... и по горбу нА... Тут снова другой лезет и ему он тоже нА, ногой, потом другой ногой нА, потом уклон, нырок, и с шагом нА боковой хук, апперкот нА и джеб двойной нА – нА ему с левой, нА, нА и ногами еще... -  словом – красавчег, - прямо полный нищтяк как дерется красиво и четко, и по настоящему.... Зритель удовлетворен и кином и попкормом.
После так же легко и непринужденно стреноживает и самого качка...

*** Картина следующая, но здесь же, в этом же номере:  качек привязан к стулу, гордо и злобно зыркает туда-сюда глазками негодяя и подлеца. Амбалы привязаны между собой на стульях спиной друг к другу, тут же недалеко, и выглядят жалко, сильно подавленно. Заходит та безухая проститутка.
- А, чё, здАрово качёк... – Здарова, амбалы, - мол, Ху вам аю? - как там дела, мол?.... Ну, так а чё, ты, качек, а? - Чё, сидишь? - Мошть давай побазарим..? – ему так голосом говорит приятным, спокойным и вкрадчивым таким, как будто она каждый день такие рамсЫ разводит. Будто не проститутка, а типичный и обыкновенный падонок, никак не меньше чем эти... включая и самого Ника.
Качек ей: - Ты знаешь хоть... Ты, дуры кусок,  кто я здесь... весь такой из себя, весь здесь есть? Или нет? (мол, что я здесь есть царь... – даже нет, Царь с большой буквы Цэ – вот так правильней).
- Ты – гад, и я знаю, и я хочу вечеринку продолжить... вот собственно я и пришла, т.е. все начинается в том же стиле разыгранной недавно здесь же вечеринки, только герои-падонки поменялись ролями, и она уже в роли подонка (а ля Граф де Мон те Кристо, американская версия, сцена четвертая) зритель вообще очень такое уважает. Она ему гадости, он ей в ответ их же... - ведь он же крутой, и у него папашка, с его уже, папашкиной, крутизной... ну и там бабки, авторитеты, и все что надо в общем, и в обществе. И он ничего пока что еще не боится, и даже стращает их всех (и Ника и эту проститутку в роли суперподонка).
- А вот у меня-ка ты погляди-ка чего здеся есть... – и она интригующе медленно вытаскивает из своей сумочки... (чего вы-то думаете?)  - Гы..., - ножницы, большие такие... - Я, говорит, щас тебе твой центр вселенной-то и без того не шибко надежный, слегка и налажу;  Подкорректирую то есть его малость, слегка укокошу в размере... - ну и видимо два, что помельче сателлита, что там с центром рядом, имеет ввиду тоже... И так ножничками цок-цок.... Испугался тогда не на шутку качек и злодей.  (и зрителю тоже стало как-то тревожно (тревожней обычной тревожности) – невшто скопирования обряд прямо сейчас проведут).
- Это..., слышь, ты это давай а, не делай так а.... (ну прикинул видать, что дела не так уже и хороши, а эти чудаки-упыри ему не сильно-то и верят, что он на самом-то деле крутяк есть аж наикрутой, т.е. недоверчивые такие пошли, блин, подонки). И он начинает лебезить как бы трусливо, но в самом-то деле уж очень трусливо. Мол, не надо бы, а... мол, мамаша, одумайся, очень прошу тебя....
Она: А ты мне расскажи как ты меня любишь  (ну, тоже все такое какое зрители и любят, и любят смаковать такое, ну до того-ж  смачно и смачное),  и она ему ширинку расстегивает так тоже вполне профессионально. Ник, толи загадочно, толи с небольшим испугом, наблюдает в сторонке, с элементами легкой брезгливости. Мысленно прорабатывает качественное изменение обыкновенной простушки, и честной девушки-проститутки в матерого поддонка, такого основательного, холодного, плотного... – и восхищается Ник этому перерождению).
- Ты это, слышь чего, проститутка, давай лучше возьми вона там его деньги да отвались, а? – это он, Ник,  ей так говорит. – А и чего тебе, и теперь?... - Пусть этот упырь поживет себе, тебе-то чего, бери вон писят штук да вали по-хорошему как-то так, а... ну, очень прошу... Ты ж ить проститутка, а не подонок по жизни, и ты ж не специалист там, кастролог...  - Ты не должна, мол,  быть жестокой-то такой, что даже мне вона почти уже и страшно аж сделалося, и вот  его тоже жалко (а мне может вообще я уже и не помню когда и было жалко, и тем более страшно, на то я и такой вон крутой весь как есть), а сейчас вот уже чуть ли не стало. – Вот же как оно до того..., и как оно до того как!
Но та не унимается, и в угоду зрителям с художественным вкусом, под трусливые опусы качка, таки чутка его там подрезает, но чутка видать только, то есть по всему видно, что не в полной мере.... Хотя и тот, конечно, подмачивает и при этом уровне накала, грозную и крутую свою репутацию, ну и штаны и седалище стула, разумеется, тоже.... от накала калом подмачивает.

***     Сцена другая: она и Ник, стоят на улице. Она отдает ему весь взятый у падонков бабос. Он снова ей, мол это же твоё, мол, дура ты... Та снова ему сует пакет в руки (ну типчная тоже сцена, обычное дело, писят штукарей баксов, всяческое благородство типичное, типичных благородных и положительных во всех местах героев... – Д,артаньян с Мон-Те Кристо отдыхают... в рюмочной, естественно... – ранимый Гамлет и Дездемона утонченная... – типично американские)... В результате кто-то, скорей она чем он, наконец догадывается и делит пополам эти пачки (не то пришлось бы еще одну серию снимать).  Она сует ему половину и отваливает уже до конца фильма, т.е. в прекрасное, и что характерно, заслуженное далеко...  Улетает вместе с великими американскими мечтами – баблом и воссозданной великой справедливостью. С вполне восстановленной честью честной американской девушки и проститутки и с её же достоинством (достоинствами, учитывая денежную сумму). Ник привычно хмурит бровь, - играет Чака Норриса. (успешно играет).

***            Вместе с бешенной этой деньгой входит Ник в казино, где и ждет его тщедушный тот из начала картины, и заодно одна из главных сцен фильма.  - Он садится за стол и начинает играть. Так потихоньку помаленьку втягивается в этот необычайно увлекательный процесс... Играет напряженно. Показывают игральные  карты: то ему король выпадает, то другие карты – семерка, дама, туз даже, в общем аж так прям  дух и захватывает... Или в пересчете на очки, то у него девять...
 Он: Ещё... Ему дают еще четверку. (становится тринадцать, смекает смекалистый зритель), (так... -  это тринадцать, а надо-то «двадцать одно», продолжает смекать он же, и значится можно и даже нужно еще карту просить). И сам Ник так и делает – просит: Ещё... (о чудо!, зритель как бы вовлекается в самую во нутрь картины, - такой ход прямо аж чуть ли не мурашки! и аж по всему телу – вот же дают американцы, ну просто-ж вообще! Красота да и только! Супер как гениально!). Она дает еще шестерку, следовательно, равно уже 13 + 6 = девятнадцать!?!?! – И это уже чуть ли не заявка...(!) что ты..., - тут страсти у страстных начинают закипать... И тут самые козыри, самые важные пошли моменты..., - сам чистый изюм, сахар, мёд, что только может быть сладкое – все это тут... прям в этом месте... – всё и в одном флаконе! -  тут зритель попкорн свой начинает заедать валидолом, у кого он есть... у кого нет Колой давятся, - волнуются же, о как тревожно! Как трогательно!
Ник: О, я кажется чувствую, что на плечо мне положила свою руку, сама тетка удача (вот это текст!, вот ни фига сибе текст!).  - И если так, а я ведь крутой чувак, и кто как не я знает, что это именно всё так и есть.. – что мне мол кажется, что это мне не кажется, а это точно... – Кажется точно, что не кажется... - ну, он же крутой, он всё прикидывает, анализирует, он же еще и глубокий аналитик. И вот же и кажется же ему, что это ему совсем  даже не кажется.. (ну,  а как вам? Каково!?)
– Ты  дай-ка ты мне, мать...,  мать твою так, двойку, пожалуй, старушка... – пока мол я чувствую и мне кажется то, что мне кажется..... Тетка (которая сдает карты, это же он к ней обращается, а она с ним знакома, т.е. знает, что он реальный крутой тип) и она так медленно снимает карту с колоды, так медленно её переворачивает, а там... А вот ты догадаешься чего у неё там?... Вот и то-то же и оно... то, что там знаешь вообще сколько там карт? -  Вот столько там и вариантов, за минусом тех которые уже на руках, т.е. вероятность вообще не такая уже и высокая чтобы дать ему «двойку»).
А тот тщедушный тем временем азартной  игрой увлечен. Он кубики мечет. Два кубика (кости) и вот их кидают такие же азартные и смекалистые чуваки, и у кого выпадет сумма большая тот и выиграл... – Нет, представляете какой и азарт и смекалка!?... И тут же тебе и развитие интеллектуальное, таки же надо бегло уметь прибавлять числа, сравнивать их, запоминать у кого сколько... Правда там им и помогают такие особенные люди, которые берут за эту сложную услугу свои какие-то проценты, но дело разве в этом. Главное, что отдыхает человек свободный душою своей свободной такой и американской, растет интеллектуально,  и развивается как личность умственная, как личность свободная и гордая. Но, самое главное – может ведь денег выиграть уйму немереную... Просто взял да пришел, сыграл, и выиграл... Каждый американец имеет такую возможность..  Не зря америка – страна колоссальных возможностей. Тут те кто по америке «засыхает» начинают засыхать еще более интенсивно.
А та чувиха, между делом, которая карты раздает, таки же дает Нику.... Нику дает.... вытаскивает ему
карту... в замедленном уже опять времени переворачивает... А там... Ну, посмакуйте... Не торопитесь... Это же сценарист и режиссер старались наверное не один месяц, такой накал создать, такое сделать, придумать, и реализовать... – художники, да с большой буквы Хэ, и молодцы!!... Да, она ему дает... «шестерку»....  (и сделай паузу прямо сейчас) (конфуз да? – какой конфуз?! а ты думал, конечно, «двойку»? - да не расстраивайся ты так, это же я так чисто подколол...).   – Конечно же «двойку» она выдает ему... и – двадцать одно у него... (успокойся).  -  Очко! – Вау!!! – Это же скольких дублей наверняка съемочной группе все эти сцены тревожные стоили?!!
 Попкорн начинает усваиваться прямо в руках... – Ник выигрывает сто или даже больше баксов!... Бухает синьку.  Тут же заказывает еще, и ставит все что выиграл.  Выигрывает и  снова ставит... выигрывает и ставит и снова выигрывает.... Слюна брызжет у всех... и зрителей которые там с Ником этим в кадре, и тех что в зрительном зале, последним хочется скорее досмотреть фильм и сразу в казино бежать... Так Ник, все время повышая ставки, выигрывает пол миллиона (!) баксов! Нет, прикинь, - за каких-то минут там десять, пятнадцать, ну пусть и все двадцать – ПОЛ МИЛЛИОНА баксов! Не, там конечно в кине артисты, но зрители-то - люди, и они уже,  как в туалет после арбуза, вполне на казино созрели... и невтерпеж уже им, и еле сидят они... – азарт, адреналин, феромоны, дофамины, что там еще? - бьют через край аж!!...
***       Нет, извините,  я чуть чуть отвлекусь для тех кто не верит, знаю есть и такие. Но, я их недоверия сейчас развею. Вот глядите сами, следите за мыслью: вы ставите 10 тыщ баксов, - выигрываете. У вас уже их 20... Так? Ставите 20, выигрываете и у вас 40... Ставите 40 – и у вас 80.... 80 – 160... А это, когда уже через сотню перешло, то и быстрей уже пойдет гораздо и эффективнее: ставите 160 – получаете 320... 320 = 640...  640 = 1280 (а это ведь тысяч баксов!!! Подумайте только 1280 тысяч(!) баков... это на 280 тыщ. больше мильёна!!!)... То есть, как видите достаточно только прийти с какой-то несчастной там десяткой штукарей баксов и вот вам пожалуйста... - Я только что весь алгоритм и раскрыл, у вас уже 1280!!! Один лимон двести восемьдесят тысяч!!! – Нет, вы  серьезно-то хоть понимаете что это за деньги!? Ну, нет, не подумайте, что я такой легкомысленный, я не скрою, что конечно же знаю, что часть там пробухаете, это само собой, вы же нормальный человек... часть каким ни будь проституткам отвалите, той что сдает тётке, какому ни будь упырю-оттопырку, какому ни будь да омбалу, там и в гардеробе и еще официантке, швейцару, таксисту, ну не подумайте что я забыл про все это, нет.... Даже налог, можно было б учесть, хотя это-то конечно и вряд ли... Так ведь я лишь показал, что пол лимона – лимон – это вообще спокойно, так пришел, взял да и выиграл... Фу ты, и делов-то... Зато теперь и вы знаете, что жить легко, и если денег надо, знаете уже что надо делать. Особенно когда вы в такой, исполненной крутых возможностей, крутой стране. И это вам не щи хлебать лаптем... или капусту с лапшой.
А Ник тем временем берет килограмма два, два с половиной этих выигранных фишек и идет в кассу... Но что-то останавливает, тормозит его, снова у него прогон какой-то, - замедленное воспроизведение включается (толи глюки у него, - таки же бухает он очень уж много, почти  все время и безостановочно), и он от кассы снова чуть не бежит к столу. И ставит всю эту полную охапку фишек на игру. Интрига, накал, страсть,  Чак Норис на лице, пот на лицах работников казино, (зритель вообще весь в поту, и даже там где прилично не очень)  - шутка ли уже пол лимона выиграл, и ставит снова всё... (ну, поняли видимо, что он тоже этот, приведенный выше алгоритм, знает). - То есть и еще пару раз выиграет и привет... И их казино так запросто сейчас же может и поменять своего собственника на Ника Норриса. Так и идут интрига за интригой. Арифметическая сага, «Война и мир», за пять минут, т.е. в пятиминутном выражении американском...  Ему сдают семнадцать или восемнадцать даже очков... Но, вместо того чтобы остановиться (не заказывать больше)  и наверняка выиграть, что совершенно очевидно даже тем кто уснул или считать не научился еще, но приходит в кино на махачи крутые посмотреть...   (все то есть вообще зрители бы на его месте остановились и выиграли бы... – это уже и для них теперь так просто...), а он не остановился. И – перебор – двадцать четыре....  Ау раздающей было только шестнадцать, т.е. она бы на сто процентов (!) проиграла.... бы (!!!!).... А у него бы и было уже аккурат лимон и даже с небольшим (что-то около + писят тыщ... не пять, а пийсят тыщ... плюс к тому еще миллиону!!! Нет, представляете себе, да!? – Умеют снимать фильмы в америке? – конечно да, и еще как, и конечно умеют!!!)
Ник, глубоко (по Чак Норисовски) переживая, но по крутому так, брутально, пренебрежительно и гордо: Да, пришел с двадцатью пятью штукарями и ушел без пятьсот  двадцати пяти тысяч... – Ну, что ж, и такое бывает... т.е. – так себе тоже, обычное дело... – Сходил мол за хлебушком... развеялся.
Тут и тщедушный уже его как бы жалея, - Да, мол,  ну как же ты так, а?
- Да, ты пойми, ты, тщедушный, у меня есть мечта, отвечает ему Ник,  – это яхта и море...
(мол:            он без них прожить не может,
с ними счастлив он и горд....
две любви яхта и море
в нем живут неразделимо,
 а граница между ними порт, порт.....    (имея в виду казино, конечно)               и припев:
 море, море, мир бездонный....  пенный шелест волн пребре-ежных
– так и напрашивалась песенка в эту душевную мизансцену Антонова Юрия, жаль что в америке не знают об этом напрашивании).
– И вот я бы выиграл... и что? – продолжает маловозмутимый Ник,  – Поехал бы к морю, купил бы там яхту, зажил бы там (в смысле по людски)... -  А через лет пять бах, и кончились денежки, и что? – И снова я здесь и без денег..., - так что ли?.... – Так что ты знай, горемычный, мне без мильёна и нафиг не надо... А ты-то лошара, думал что я просто дурак? И ты, дурак, это зря так.... Я и так здесь лучше буду мечтать и работать.... Или вот выиграю возьму как ни будь в другой раз... - Когда в другой раз руку удача на плечо мне положит.... – Ну, или еще что ни будь...,    а то и не на плечо.... - такое глубокомысленное он делает умозаключение.  И зритель его понимает. Зритель, он вообще на такое кино понимающий только ходит, не понимающий-то – то попроще чего ни будь из фильмов поглядывает, или мультики...

***   Через совершенно небольшое время, (тут я уже малость мог и забыть точно, но это суть хода творческой мысли не меняет), возможно даже прямо здесь же, на выходе из этой игральной конторки, подкатывает к Нику куча таких конкретно крутых чуваков-негодяев. Такая нормальная, конкретная и серьезная куча. То да сё, и их много, и они все крутые, серьезные не показушно (и так-то видно, что крутые, так еще же и вооруженные неимоверно). Однако, видно так же, что это правильные такие негодяи, то есть не которые как те отморозки в гостинице, а совершенно такие чуть ли не благородные, Робины Гуды такие все очень благообразные. Куча эта и говорит: Ник, тут есть ряд вопросов до твоей гнусной персоны, и один крендель-приятель тебя ожидает в связи с этим... и звать его.... Ажно самое  Бэбби (о, не может быть, неужто прямо аж сам Бэбби?!!?? – кто-то из зрителей просит вызвать ему скорую помощь)... Но, выражение лица Ника устойчиво и спокойно как часы «Ватер-пруф», как Чак Норрис когда он спокоен, или спит, или вообще хоть когда.  Или, что угодно другое (оно ж у него всегда одинаково устойчиво, на то он и Чак Норис – велико гениальный американский артист, и народный герой и любимец)... Кто-кто, но он-то, Ник,  наверняка же прикидывал и такой «расклад карты» - думает зритель, и естественно он в этом не ошибается.. – Ну, так-то. зритель же думающий.. Недумающий не смотрит такие фильмы... смотрит научно-популярные, где думать мало надо или не надо и вовсе думать.
- А чё б здесь не забазарить? – говорит Ник, -  Че за зря, мол, ходить-то, чё и туда и сюда?
-  Атак просто надо, понимаешь ли, не то мы тебя бы уже секунд как восемнадцать – тридцать пять тому как уже бы убили насмерть (или строчки три-четыре назад этого текста). Или смертельно хоть бы ранили и всех то есть и делов.. Да ты и сам в курсе, ты же и сам-то крутой вона весь... – мол, знаешь что по чем у нас, у крутых... такшта, айда давай пошли с нами, приятель.
- А, ну раз надо так надо... – Айдате тогда, тогда конечно, ведите к самому Бэбби если... я мол хоть и крутой совершенно, и хоть и самого Бэбби вообще совершенно не боюсь, как впрочем и  никого вообще на свете (кроме разве что летучих мышей и тараканов коричневых)... (а ну, и чего в самом деле бояться-то когда ты крутой до такой крутой степени... -  не, тут вообще бояться нельзя ничего... а тем более у него же договоренности с этим Бэбби имеются... и Бэбби не должен к нему лезть, как и он сам к Бэбби этому не лез никогда, так как у них же договоренности) (а про мышей летучих речь и не заходила, так что бояться нечего ему вообще).
***         Ведут его. Приводят в какую то халупу, толи офис какой-то, толи какая-то пром. зона заброшенная, какие в американских фильмах любят показывать. (конечно лучше чтобы там где ни будь на втором плане, станок – циркулярная пила стоял бы с пилой такой огромного размера. На худой конец – сверлильный с крупным таким сверлом, что, если что, - сердце чтоб сразу и просверлить или мосх на худой на конец. Или какой ни будь металл расплавленный, красный... в ковше таком для металла расплавленного, чтобы в случае чего туда нырнуть кого-то попросить вежливо, обычно несговорчивого или невежливого собеседника.  Или, в крайнем случае, зубчатые колеса только огромного обязательно диаметра) – все это для усиления эффекта опасности для главных героев (ну, это-то давно понятно). Опасность, однозначно показана в этой сцене высокая, тревожная такая, словом - полноценная и полновесная опасность не шутейная.
Ника садят на стул. Напротив него, метрах в восьми на таком же стуле уже сидит Качек. Кругом амбалы, падонки и качки и обстановка раскалено-опасная, можно смело сказать - тревожная. На авансцену выходит сам Бэбби. (сам Бэбби!!!). - Оказывается не такой уже на самом деле и БЭББИ, а плюгавенький такой, даже как бы тоже тщедушный мужичишка, лет пятидесяти пяти с небольшим, правда прилично причесанный. И по виду совсем и не скажешь, что он и есть здесь, среди этих падонков самый крутой что ни на есть и пресловутый Бэбби... Так себе - Бэби как Бэби – обыкновенный такой, средненький, нормальный Бэбби.. – ничего особенного.
Здоровается с Ником, привет-привет, мол... - Я, - говорит, - тута вот что решаю, - однако, вальнуть тебя надо бы малость... А то ты тут тень навел на мою на плетень лишнюю,  на всё то есть моё героизированное имя и светлое. Словом навонял и сходил по большому и прямо в нашей во фирме, прям в центральном её офисе. А у нас, у нормальных чуваков, так не принято, знаешь ли..  - Ты ж нафига, дорогой ты товарищу, так облажался-то предметно? – Короче, убьем счас тебя, только вот побазарим сначала чутарика. Не, ну потом-то убьем, это уже ясно... – Всё  чтоб как в фильмах крутых наших, американских.
 Хотя может ты наоборот желаешь чтобы мы поступили?... - А че, можно и так... Давай мол хоть бы сначала завалим, а уже потом... в смысле – потом будем базарить, ты как на то смотришь?.
Хотя нет, - таки потом уже ты ответить не сможешь нормально... и тогда тебя надо будет второй раз опять убивать за невежливость, а это же лишние траты  патронов, ресурсов, да хоть бы вот и кинопленки... (так если и не сказал дословно, то ход мыслей примерно ж такой, истый, нормальный, здравый, с элементом налета сарказма художественного).
 - Ты, расскажи мне, Качек, и ему, - пусть напоследок, мол, хоть послушает, чтобы знал за что его порешат  прям сейчас горячие мои и боевые товарищи,  и вот эти крутые подонки еще многочисленные. Как и чего он там у вас натворил, негодник этот такой, и нагадил, проказник,  так пошло и подло и много – так этот Бэбби выстраивает тему разговора, обращаясь к Качку.
- Тык, выходит, опять я расскажи, и я и опять повтори?! – снова за рыбу мол деньги... - А то ты не знаешь кто я весь здеся такой? Кино прям и немцы... – Или я не говорил, что это, оно, это – чмо? – И чё это ваащще происходит-то здесь, а?!.... Че за такой цирк  натуральный, а? – Или не знаешь ты кто мой папашка? – Я вот тут как понимаю: (1 – первое, или раз) - я тебе забазарил конкретно; (2 – два, или второе) - ты это чмо порешил, потом;  (3 – третье и самое важное) - принесли мне твои упыри его эту бошку от тебя, и (4 – а это последнее) я в ней его и признал-опознал (видимо он думал что так только и должны дела делаться, за три-четыре хода... не больше) – и вот  и всех-то делов. – А ты это дерьмо сюда притащил, и теперь оно здеся еще раз и снова будет вонять... – И вообще не понимаю я, как это все понимать...(?) (это называется предъяву кинуть как бы, по-русски означает – «негодовать и удивляться»). И качек показано негодует с еще  большею силой, с предъявами.
Бэбби:  Ну, что же, это пожалуй логично... – И да, ладно, Качек... – Извини если что. – Я, мол, же знаю, да и папашку твоего, как яркого гада, и тебе тоже верю как и серьезному падонку, и как родному, словом как и себе, почти. – Но, и однако и ты, как-то хоть тоже чутка кинь уважухи, хоть бы для показухи, хоть бы чуток к моему имени звучному, зычному Бэбби... (зрителей вон мол весь тоже полный стадион и будь ты хоть бы чуть-чуть да поприличней) то есть не наезжай так злобно – я тебе говорю... - Таки же и я не мальчишка с мусорным там ведром тебе, а все таки я пожилой человек... и а я аж сам Бэбби я, понял ли что ли – я – это Бэбби... Понимаешь ты, - Бэбби – это я, я  это сам, а то есть настоящий Бэбби!...(как бы показывает как себя надо вести, чтоб зритель знал, и принимал на себя хорошие его манеры его поведения хорошего, вежливого и рассудительного... Мол, старших – уважать, и доверять им следует и т.п. – таки же не только зрелища же, но и в воспитательном плане кино тоже ведь на людей должно воздействовать, и как и всегда положительно.. Вот в этой части это именно как раз про то). Ну, так вота где-то, да, так... Ага... Ато распоясаются все, и кто меня бояться тогда станет (это уже я домысливаю некоторые моменты, чтобы тому, кто этого не умеет делать, полегче все же было в них сориентироваться).
Тут тот, Качек то есть, недовольно,  медленно, с обидой и снисходительно, исполненный подраненного превосходства:   Ну, тык, а чё мне базарить, я уже все сказал... – Этот, утырок, видать по карманам там шмонал... Завалил к нам, срезал бабки, а двух корешей моих лепших и сердцу дорогих товарищей моих (да будет им вечно в сердцах наших светлая память) замочил, гад такой, безоговорочно. А там шухер в коридоре приключился видать, и он и слинял тогда и всё. Рассказ закончен...  И поэтому и меня видать и не замочил, а то бы и меня порешил, редиска такой сосиска, сарделька, Новохудоносор.... вот, и дерьмо и урод... – злодей словом, не убоюсь этого слова «убоюсь» (и мол простите и вы мне, дорогие зрители) – считай Бэбби – собака он... - И че тут не понятного-то?, - мочить его надо, падонка такого!... Или вон утопить как-то на худой конец  в каком ни будь металле расплавленном, или на циркулярке распустить на доску необрезную, пятидесятую.., хотя можно и на дюймовку....или же на вагонку...,  а мы тут кинопленку попусту изводим коммерческую.. слова вхолостую тратим (и время еще кинопрокатное). Мол, нехорошо это. Не по товарищески.
- Бэбби, рассудительно: Так, ну что ж, хорошая такая, правдивая, хотя и пошлая и злобная история... - Ты что же Ник, - так ведь нельзя поступать с нашим же братом, подонком... или ты «что такое хорошо...» не читал в детстве сопливом своем, когда над горшком со дерьмом восседал? – Однако валить тебя надо за это..., раз уже дело такое, - так рассудительно вслух рассуждает Бэбби. – Что скажешь на это, Ник, нам на прощанье? Или молчком соизволишь в тот или иной мир отойти?
Ник: - Все правильно, базару ёк... (с татарского «нет» означает) - и такой весь, как всегда брутальный, брутально же и говорит,  - Да, отпечатки на его пистолете мои есть, базару нет... и что замочены те гниды две из этого же ствола (мир иху праху), я тоже вполне уверен и отрицать даже не посмею и это... Только вот у меня два есть вопроса – первый и второй...  (видть таки же хочет умереть решив эти вопросы последние, думает думающий зритель, интересно (толи страховка это, а толи и с завещанием что-то...)  интерес прям конденсируется аж на пенсне зрительском, и всяк с внутренней стороны линз).
- А ну давай валяй, да побыстрей уже, а то вон видишь – паренек-то крутой, Качек,  весь шибко волнуется и негодует, до того справедливости в нем дух зудящий и зловонный злободневен. Да и детсады падишто уже скоро закроются, а многим из негодяев наших еще падишто и деток своих надо забрать из них, чтобы домой их потом к себе привести... Ну, или там, уроки с ними поделать... Позаниматься в общем... ну, там по-родительски...
Ник: - Вопрос номер раз: (или сразу же со второго начать?, а ладно – начну по порядку и с первого) - Нет, я не отрицаю, и даже вообще ничего не имею против его рассказа, - все почти так и было, (амбалы замочены, бабло исчезло) всё точь же прям в точь.. Да, очень хороший рассказ. Такой рассудительный, глубокомысленный, продуманный текст... там орфография, синтаксис, ударение – нет, все правильно, в общем... и все справедливо.  – И там отпечатки тоже мои на пистолете есть, да... – И вообще все путём, чисто, и комар носу не подточит... (а где же вопросы то, толи он время тянет, думает нетерпеливый зритель... – видать все таки - чтобы пожить видимо еще хоть бы малость). – Но, вот же и вопрос номер один: Зачем мне пистолет?          (!? и зритель аж ахнул всем залом огромным,  - насколько же тонко, изящно, предметно подчеркнуто жирной линией средней длины!). И действительно же – пистолет-то зачем же ему?!
Качек сразу в ухмылку: Хороший, - говорит, -  вопрос... и что этим вопросом он жизнь гад, себе удлиняет, или нам её укорачивает, или портит тут опять воздух, или  чего это он, а, как вы думаете? Как ты за то думаешь, Бэбби, а?  Не, ну, думает, лучше б спросил: прочтите мол мне полное собрание сочинений виленина, Пушкина, Чехова, Толстого... из конца-то в конец,  и я вам скажу про свой первый вопрос; Он, мол,  там зашит в тех томах, в тех страницах... меж строчек, меж буков..., мол просто я забыл счас конкретно в каких, так как я немного забыл малость..,  а  вот если прочтете то вспомню.. – по крайней мере было бы хоть понятней, а то же «зачем пистолет?» - Ну артист? Ну, казёл. – Шпана, а не крендель конкретный.
Но Бэбби, он же не просто Бэбби, а он крутейший такой Бэбби, и он сразу смекнул в чем и как дело и он говорит: - Тю, точно же, зачем же Нику пистолет!? (как будто вспомнил, что-то). – Да Ник порешить может хоть бы кого ногтем, чернильницей, тетрадью школьной школьника хоть в клетку хоть в линейку, а хоть и промокашкой даже из этой тетради, кусочком мела, зубным порошком или пастой, помадой, лаком для ногтей перламутрового цвета, хоть стержнем от гелиевой ручки, шнурком ботиночным, дыханием одним своим свежим, банановой шкуркой..., чешуей рыбьей...  не то что банковской и пластиковой картой... Да он, вона взглядом одним острым своим дыры в стене просверлить  может запросто... По крайней мере диаметром до сорока миллиметров.... - А ты говоришь пистолет...  Да Ник, может и стрелять-то из него не знает как... Он вона глазищами своими, ты глянь, как он стреляет. В том смысле, что наверняка знал как стрелять..., но просто взял да и разучился. А за ним видимо и тянулась такая репутация славная, что он убивает всех подряд без использования пуль, пистолетов, а только находчивостью, ловкостью и смекалкой;  - Ну хобби у него такое, а толи и амплуа, а толи то и другое вместе, ну он же крутой  Ник... мол, не какое ни будь там нечто простое и обыкновенное... А он может брезглив до пистолетов, а до других орудий для убиства не так он брезглив – делает вывод,  умеющий делать выводы, Бэбби.
- Так, счет похоже 1 :  0... - Айда сюда,  - давай второй вопрос, смотри-ка ж чё... и даже интересно становится, а ну давай валяй дальше.
- Вопрос второй, - говорит Ник, - Сколько ты думаешь у меня на спине или на теле родимых пятен, бородавок, шрамов, родинок, папиллом, дырок от пулевых ранений, прыщей разных или тому подобного всего? Особенно волосинок на заднице, которая всегда в трусах? – вот же, как он лихо-то задал!
И тишина. - Все в тупике, вот так вопрос? Вот нифига сибе нифигасина!!!... - вот так расклад!   Интрига стягивается в морской или не морской узел. – Так, ты значится не знаешь (это Ник у Бебби интересуется)? (тут все естественно думают, что сейчас начнут все это дело считать, в смысле – подсчитывать, разглядывать видимо и так до конца фильма...  Ан нет...).
– А этот Качек, как думаешь, мошть знает? - Или кто-то вообще знает? - Как там у меня на спине и чего и как там ниже её как? – все напряженно размышляют, перебрасываются  думающими взглядами. Прям не боевичок подтуповатый, а викторина «что-где-когда?» для знатоков. (Зритель вспотел аж и замерзать начал от таковых вопросов, жаль разумеется там нет ни одного тебе ни Александра Друзя, и ни одного тебе даже Бориса Бурды, и нет там самого Ворошилова, да хоть бы и Бори  Крюка – один хрен же - нет.)
- Так вот, если кто знает – пусть скажет так прямо, а если не скажет, то пусть промолчит....-  (в общем что-то такое тоже умное, в продолжение напряжения умственного)(блин, во! – ну и интрига!!).
- Так а я же вам всем вот что скажу. – А я вот откудова знаю, что у Качка этого «писярик» его поцарапан? – А..., ну что? – Какие есть версии? Кто будет отвечать? – все недоуменно молчат и недоумевают. (зритель понял, что минута пошла на размышление незнатоков).
- Так вот, мои братья, Быки с большой буквы «Бэ», эту писюльку его одна красна девица давеча собственноручно, в присутствии троих аж свидетелей и подстремала из гнусных своих убеждений и жадности до справедливости.
(все – вот нифигасибе  какова же история!). - Вот так вот, я кончил рассказ свой, и желаю ответ услыхать. Или хоть бы выслушать имеющиеся соображения. После чего и смерть мне принять лютую  или жуткую, на ваше усмотрение, будет не так уж и тягостно.    Бэбби усиленно задумывается. Видимо производит стройные вычисления, словно бы делит в уме столбиком числа двухзначные на два.
- Значь так... – А ну-ка, сымай-ка штаны, паренек – обращается он к уязвленному качку. (зритель трет руки, надеется – счас будет стриптиз небольшой).
- Да, ты чё это, дядя, упал...? – иль голову только застудил изнутри?!? – Это вот я-то, такой-то чувак... и качек..., и чтоб писюльку свою прямо здесь доставать?!!! – Нет, ну, ты дядя вообще уже.. (э, нет, похоже не будет стрептиза, надеющийся зритель, малость разочаровывается).
Бэбби снова уходит в глубину размышлений. - И то же ведь верно, - думает про себя.... – Да-а, вот так и ребус на старости лет... - А, о! – кажется знаю! И точна, такой из вариантов – пойдем сейчас вместе вон в тот кабинет и там вместе, синхронно и сымем  каждый свои штанишки... – и так и покажем друг дружке, ну, чтоб не обидно, чтоб всё чин чинарем... всё па пацанкски..., по-честноку, то есть – всё круто...
- Э-э, дядя, у нас, у крутых парней такое не канает уже давно.... Это, мол, я когда еще в садик ходил, в среднюю, а толи уже в старшую группу, точно не помню, - вот там только на тех же условиях и договаривался я с девочками... А теперь-то я, сам-то погляди хоть... – я ить вон уж какой... и папка как если узнает, что я тут такими глупостями весь занимаюсь с тобой несерьезными... – как думаешь, мне это «вот это» вот надо мне это?! – Да я может быть, себе-то сейчас его стесняюсь показать иной то раз...  – А ты тут говоришь такое.... слушай, абидэна, да... – очень абыдна, слушай. (-согласись, так бы хорошо здесь с акцентом кавказским звучало бы)...
Бэбби: Ну, то да сё... и покажи да покажи..., а то мол как Ника валить при таких вот, открывшихся только что обстоятельствах? – И несправедливо. – Вот же блин, ну и дела, - зажался показать... ну, блин... посмотрите-ка вы, стеснительный весь какой....
Обижается тогда качек не на шутку, психует даже и злится. Вскакивает и убегает весь оскорбленный в лучших чувствах.
Бэбби: Мда-а-а, Ник, ну ты и чувак! Прям очень круто так, брутально, мне прям понравилось, не зря сразу тебя не замочили. Иди и живи себе с миром, (плодись мол и размножайся) только в дела мои не лезь, как и раньше. – Ах, вот же еще один вопрос к тебе тогда, и заодно: А нафига ж этот качек тех своих завалил обоих амбалов-подонков? Ну, же не сами-ж они завалились? (ну, надо же достраивать сюжетную линию, а то же зритель мол так и не поймет что и к чему). – Где логика, Ник?
А Ник, словно уже эту загадку и знал как разгадывать: Так всё же элементарно, мол, Ватсон!, - они были свидетелями как он в штаны нассал, и облажался (в смысле – наложил в штаны) в их глазах, и всё в общем-то.. теперь ты понял, Бэбби?
- А-а, да, и то точно...  логично... да, теперь и мне понятно... и как это я сразу не смекнул, вродь всегда был смекалист и хитер, и в школе же ведь хорошо даже тоже учился... - Да, еще, только, Ник, чёрт этот (качек если не понял кто) будет тебя искать, ты это помни, брат... – в том смысле, что не будь ты теперь лохом. И он придет за тобой.
- Да пусть ищет, гад такой, я буду это помнить, Бэбби... Пусть приходит. Спасибо, однако, и тебе Бэбби, что ты меня сразу не шлёпнул, Бэбби. - Все таки как хорошо, Бэбби, что у нас с тобой такой договорчик негласный, да Бэбби?... И я, как и ты, всегда тоже буду и дальше блюдить его, как и в истории с этим несчастным качком.... Ну, сам же, понимать должен, какой-то там качек плюгавый, пусть и с амбалами и папиком, а тут-то – Проститутка, а то есть же Женщина светлая личность, сама невинность, нежность и женсвенность (а, фу ты, черт... не женсвенность, а женственность, - всегда ошибку делаю в этом чертовом слове, - грязно ругается всегда ругающийся и делающий ошибки в этом слове, Ник), и честь её Девичья... ну, благородство там всякое тоже... Ну, одним словом, они друг друга поняли, они ж на то и крутые. (Сцена закончена, зритель начинает дышать ровней).

***           Сцена следующая: Ник с малодушным малым сидят в какой-то крутой американской забегаловке. Сидят, чего-то едят, бухают, курят, т.е. всё как и обычно вроде.
Тщедушный: Так то вообще-то Ник, я ж знаю какой голубизны твоя мечта. – тебе охота к морю, к воде и к яхте,  - ну, он-то такой-же малый догадливый,  он же не только тщедушный. – А у меня вот, знаешь, у меня тоже вродь все бы и нормально, только вот мне низколобой смелости, такой вот как у тебя,  сильно недостает слегка. – И вот ты загляни-ка вот под этот стол, дружище.
Ник достает из под стола, видать заранее туда помещенный тщедушным, пакет. Разворачивает, а там бумаги.
- Здесь на пол ляма баков чек, и авиабилет в один конец, в Венецию, - как бойко я тут всё прикинул, а?
- Ну, это ты зря так, чувак, - на кой мол, мне эти твои билеты и поллимоны?
 - Так вот же я про то и говорю, послушай: Я-то, - говорит он,  - на много еще умней немного, чем ты об этом знал..., или не знал... И я вообще искал в амбалы себе именно тебя, а не первого попавшегося амбала. Я если ты не понял – умный шибко, но хлюпик.
- Да ну ты, а я-то думал, что ты обычный нытик, ботаник в лучшем случае, чмо и чудак (на букву «эм»). - А ты значится вона из кудой..., ну-ну и чё... че дальше?
- Ну, вот, я же и говорю, что мне только тупоголовности и не хватает шибко... Ты, понимаешь ли, я вот так как ты хочу, но не могу, и Чака Норисса еще вот за такое-ж уважаю.
- Да, ну и дела... прям и не знаю что и сказать..
- Ну, так тогда слухай дальше, я если хочешь знать, в свои когда мне было 17 толи 19 лет уже свои поднял аж 72 мильёна, понял!?
Ник, с своим и Чака Норриса обычным выражением лица: Да ну..., и что?... – в том плане, что это как будто вполне все так обыкновенно, буднично, как бы само собой... один, мол вышел из троллейбуса, другой дальше поехал, и что тут удивительного-то?... так, - ровным счетом же ничего.... – каких-то там тебе несчастных всего лишь 72 лимона долларов... – так... ерунда.
- Не, ну серьезно, Ник, бабосы у меня есть, а смелости нема... – вот же беда какая... И я бы хотел бы у тебя ей научиться... А деньги что, - так ничего... они так... – пыль... взял да и протер... взял да и заработал честно (в америке все точно так, на то он и воспитательно-высокий ориентир в америке крутой имеется).
Сидят перепираются, Ник брать не хочет, этот назад не хочет забирать этот пакет. Сидят бухают, курят, и всё как обычно...
Вдруг.... тяжелая музыка.. и переход к замедленной съемке. Изо всех сторон к ним как бы выросшие из воздуха, из ниоткуда, приближаются разнообразные (но в основном крупные в размерах) крутые отморозки. Здоровенные все в основном тоже амбалы, качки и переростки, с отсутствующими выражениями лица на лицах....- по всему видно, что это не положительные подонки, как те, что приходили от Бэбби, а это подонки отрицательного толку, герои то есть отрицательные. Они так медленно идут буквально отовсюду, от соседского столика, от распахнутых дверей, от стойки барной, от окон, просто от стен. (если мысленно расчертить вокруг тщедушного с Ником окружность, то они с шагом в градусов пятнадцать, если и еще не плотней). И у всех оружие, биты, двустволки, карабины, пистолеты (булав и копий не хватает, - единственный пожалуй недочет фильма, и парочки гранатометов калибра Д100, и лент пулеметных крест-накрест как у матроса у Железняка с «Максимом» - пулеметом). Они медленно но верно приближаются, и Ник их так же медленно и наблюдает... – Эх, думает наверняка Ник,  - щас в воздухе бы как-то бы раствориться... Пробует, ан нет – не получается... А получается только Чак Норрис традиционно на лице – такая вот картина маслом... то есть же – масляная.
Те приближаются «из всех щелей», Ник, Норис, Чак все здесь, и все желают раствориться, да шансов мало... Стараются еще сильней, видать и напрягаются, а виду все равно не подают – Чак Ник он же и есть завсегда только Ник Норрис..
И тут, какой шкандаль опять!... Какая-то нелепейшая песня... Откуда!? Что!? – Все от неожиданности так и остолбенели... Фальшивейшая акапелла!? - А это тщедушный наш, бросился вдруг ни с того ни с сего на какой-то первопопавшийся столб, запрыгнул на него повыше, закрепился там на этой высоте и знай себе поет чушь какую-то. Да так еще и громко и противно... серьезно  путая ноты.
- Ну, ладно – думают бандиты, - дурак он же и есть дурак... Но!!!! ??? А где же Ник??? Глядят, а там где был Ник, больше нет никого ни Чака и ни Ника!!! – Вай, вот же шайтан!!! – Растворился таки!! – Видимо таки же получилось... – ну и дела! – Все удивляются.
(Аха ха ха,.... Аха ха ха ха ха.... Смеется весь благодарный режиссеру и автору сценария зал) – вот это да, вот это прямо супер, - вот это ход!!!! Вот же он ловко-то как сумел, вот это он дал, вот это да, ну супер-пупер же, великий американский чисто Супер...! –  или супер во чистейшем виде.
Отморозки растерянны и необычайно злы. Заглядывают под стол – там никого. Туда сюда, под другие столы зырк-зырк – и там пустота – ни одного тебе ни Ника, ни Чака Норриса. – Да что б тебе, - думают.... Срывают пару скатертей с пары столов, - ах же и там его нет даже под скатертями, - тю, черть тебя побъери... В часах бы посмотреть, там где сидит кукушка, да нет в кафешке вообще никаких часов.
Все выбегают на улицу (человек двадцать), через единственный выход из этого заведенья. Туда-сюда смотрят, нет никого вокруг, никто не бежит, все тихо и спокойно... (а там, на входе-то, во время их входа, видимо и небыло из них никого... – они-ж появлялись-то все как по окружности, все равномерно и все потихоньку... а и чего им было собственно вход этот и караулить? – когда они с такой плотностью там неимоверной просачивались, и сгущались вокруг этих двух типов... – словом, логично всё).
Качек ругается на чем свет стоит... Орет этим придуркам: Так, весь город мне перевернуть вверх дном, Но этого козла найти, надрать ему зад, и сразу же убить... хотя, или нет, не так, - сюда его ко мне тащить, и я его сам и убью, вот этой вот рукой, и этим своим пальцем (которым давят на курок) и прямо  насмерть убью его... прямо из этого нагана блестящей марки.. Одним лишь пальцем. Крупный план откатывается, экспозиция расширяется и.... - вот же дела! – Ник-то, оказывается, лежит прям над тем местом где этот качек дебильный и отрицательный орет все эти свои гнилые слова. Там прямо над входом, над входной группой козырек из тряпки, и в нем, прям как в гамаке и возлегает ловкий Ник, а снизу-то этот «гамак» не заметен же... – Одно слово, ловкач смекалистый, и проворный – ну, настоящий же крутой чувак, как истый Стейтом Джейсон. Как минимум – не хуже.
А качек, как раз вспоминает почему же его так упустили чуть не по детски чисто. Тут же вспоминает про тщедушного, и тут осеняет его, что это именно благодаря тщедушному этому, Ник и ускользнул так ловко и так незаметно. Ведь внимание-то и зрителей и его этих дебилов узколобых отвлечено было именно на тщедушного... И ярость буквально вспыхивает с новыми силами на его злобном лице. И он орет: И этого сохатого оленя, лебедя верного его, то есть дружка того,  ублюдка, тоже пожалуй замочите заодно, пусть знает, гад как надо ЛЯ брать в второй октаве первого куплета.
 (и все бы ничего, и отлежался бы Ник на этом козырьке до конца хотя бы фильма, и преспокойно бы куда-то схоронился потом...  и можно было бы еще серий пять или шесть про это еще снять... но эти вот слова, про того парня, что лет двадцати...  что поиграть в Лос Анжелес приехал, осуществив может мечту заветную всего своего детства... Простого, скромного такого парнягу, из какой-то там да дыры американской...  Жизни в своей короткой жизни еще не видавшего, и пороху сухости не ощущавшего, и кроме мильёнов своих ничего не видавшего еще в этой жизни (и дома не построившего, дерева не  вырастившего и т.п.)... и тут такие слова. Да разве мог бы любой положительный, да хоть бы и не положительный даже, но просто нормальный американский герой на месте этого Ника вот так вот отлежаться спокойно теперь на козырьке, что над входом? Да не в жизнь, - ни будь он после этого Стейтеном. Ни Стивен Сигал, ни Рэмбо, ни даже Брюс Виллис, никто из нормальных парней, из крутых на его этом месте бы вряд ли бы тоже отлежался спокойно).
И при этих-то словах, Ник, моментально соображая, что вот-вот кронты присниться могут его клиенту, а таки же он его оберегать обязан был по ходу разворота событий. Он ловко так спрыгивает с этого козырька и начинается почти что самая крутая сцена, или очередная из самых крутых. Самая то есть осмысленная. Тут поочередно напрыгивают на него разнообразные мордовороты. Кто однажды отгребает и сразу привет (дрова), кто многократно. Кто без оружия, лишь с какой ни будь битой там бейсбольной иль ломом, а кто и с автоматическим даже и прется с оружием. Но всех он кладет кого на лево, кого и направо. Кому руку сломает в двух-трех четырех местах, кому голову свернет, кого ножичком маленьким таким своим несколько раз тыкнет... Но всё изящно так, ловко, проворно. Крушит Ник ублюдков исправно, методично и полноценно, почти как мясорубка когда та фарш на пельмени мелет. Ногами крушит их и руками. С азартом, смекалкой, не сильно меняя циничности взгляда. Все выверено четко, ни одного лишнего взмаха, удара, поднятья ноги, руки, века глаза, - ни единой неточности, - все в цель, всё во злодеев, все в зачет, всё в «десятку» на благо благородству и успеху. Единственный, отдельной изюмины удостоенный эпизод – да, правильно – это уничтожение Качка. Тут просмаковано и традиционно и тонко. Качек, после того как все его войско поредело на нет, понимая, что кроме него уже и некому удавить ненавистного его доброму сердцу Ника. И только тогда он вступает с ним в честное единоборство. Понятное дело, что используя для этого какие-то коварные и подлые только ходы. Но, не заморачиваясь на деталях, Ник, действуя так же сугубо героическим образом, уничтожает и его. Смачно так, с хрустом, с стонами и правдоподобно. (хорошо хоть зритель  с попкорном на такое взирает, не то бы стер зубы от страсти за всё за такое... до того как захватывающее).

***   Последняя сцена.
Ник, уставший и победивший всё зло человеческое в лице отдельно взятой америки, с типичным для таких сцен выражением лица Чака Норриса, устало выдыхает и присаживается на корточки недалеко от своей крутой американской машины.. Он уставш и немного покоцан убиенными им подонками. Из забегаловки выходит тщедушный с доброй и благородной улыбкой идиота. И снова дает пакет с билетом и чеком на пол миллиона Нику в руки.
-Ты знаешь, - говорит он, - я ведь, впервые в жизни, счас не забздел и не зассал... А я спел таки эту песню... Хотя, заметь, всегда репетировал совсем другую. Правда не в до-миноре, а в ля-мажоре спел, чего раньше и даже представить себе не мог..., до того это мне было сложно... Да, я сфальшивил, особенно в третьем куплете, ну, так же и я волновался же.... И в целом я рад, что так вышло и что нас обоих тут не замочили нисколько.
Ник: Э, не, я не возьму это дерьмо от тебя... – И что я с ним буду делать потом?.... Пройдет лет пятак... – и начинает снова затевать ту самую свою историю, что мол кончатся деньги и снова работать идти....
- Эй, да ладна тебе, Ник. – Ну, я ж не зассал, и значит я теперь тоже вполне себе крепкий, и даже такой же как ты узколобый значит... Ну, почти... Ну немного... Ну, ведь же я не зассал... И ты не зассы.. и бери их...  как я До-диез, что сфальшивил конкретно.
- Ладна, давай суда – говорит ему Ник, - вот только сразу молчи теперь, а то опять всё испортишь... как в том, третьем то есть куплете...
На этой славной ноте он прыгает в свою крутую американскую машину, и с тем же каменным лицом, что и в начале фильма отбывает в неизвестном направлении. (но, зритель-то догадливый догадывается уже куда он теперь едет).
Титры. Конец.
***
Зритель не торопится уходить, смакует благодать от просмотренного шедевра, доедает попкорн и стряхивает его с своей одежды (а тот, что в большом количестве упал на пол, заталкивает под ниже расположенное кресло, ведь он же человек культурный), читает некоторые титры,  но они идут хотя и медленно, но все же быстрее, чем он умеет  и успевает это делать. Эх, думает, было бы время (или времени) бы немного побольше – сходил бы, пожалуй, и еще разок-другой эту кинишку бы посмотрел бы... – До того же хорошо на душе. До того силен синематограф по этой части американский.


Спросишь:  Зачем мол я всю эту чушь тут взял да и написал?
Отвечу: Ты смеяльса когда ни будь вообще? - таки  зачем?  (тут ты ответишь .......    ) - и это и будет твой (и мой) правильный ответ.
 

Традиционное ПС
Загадки. (прочти, товарищ, еще раз о чем этот фильм, из официального анонса и ответь на следующие вопросы):
Анонс:         В фильме показано, как тяжело доводится прошлым военным. О них забыло государство, и они вынуждены любым способом приспосабливаться к жизни в мирное время. Ник Искаланте свое время полностью проводит в казино Лас-Вегаса. Он пошел туда работать охранником, поставив перед собой четкую цель. Его домом должна стать Венеция, а для этого необходимо скопить много денег. Именно потребность в деньгах держит его здесь, но то, что появилась Холли, в корне изменило все. Холли - проститутка, у которой множество проблем. Ник пытается помочь ей справиться с ними. Основной ее неприятностью является сын серьезного гангстера, который наслаждается тем, что избивает Холли. Как удастся бывшему солдату отстоять честь девушки и защитить ее от этого изверга?
Вопросы:
- В какой части ты увидел тяжесть которая так тяжелит прошлого военного?
- Где о забывчивости государства?  И о связанной с этим нужде этого заслуженного и незаслуженно забытого военного?
– Где о приспосабливаемости к мирной жизни?...
- Какую четкую цель поставил перед собой Ник, как  он добивается этой цели, и его действия, по достижении этой цели?
- Как четко нацеленный военный копит много денег?
- Как согласуется мечта четко нацеленного человека о накапливании больших денег (и заслуженно лучшей жизни) с нудной и вынужденной работой охранника казино? И это при таких разнообразных и всесторонних талантах этого талантливого военного? И при его неуемной страсти к алкогольной выпивке?
Все изменилось благодаря пртоститутке Холли с её множеством проблем? – Не следует ли из этого, что развивая пороки можно таки дойти и до  добродетели? А именно: не борьба с пороками (проституция), но утверждение, что падонков может победить только падонок еще более мощный (яркий, изощренный, подготовленный лучше, подонистыый). - Что занимаясь этим благородным делом можно быть успешным и положительным (крутым, нравственным, добрым, отзывчивым, справедливым)?
- Какие еще из множества проблем бедной девушки-проститутки (кроме сынка гангстера) вскрыты в картине? – Какие решения этих проблем здесь показаны?
- С какими из них (кроме сынка гангстера) Ник помог (пытался помочь) ей справиться?
- Что такое честь девушки?
-Что такое честь девушки, основной род деятельности которой менять эту её честь на сребреники, изощренно и ежедневно (профессионально)?... при этом не ради нужды, такой же высокой цели, детей и т.п., но ради того чтобы лишь еще больше бухать, курить и разлагаться морально...
- На сколько полно (полноценно) восстановилась честь девушки после её отстаивания бывшим солдатом? Восстановились ли от этих же его деяний её физические кондиции, как то – основное орудие труда (средство производства) и ухо, как дополнительная опция орудия труда и одновременно и эстетический этого же орудия компонент?
- В какое время честь девушки была восстановлена:  - в сцене с ножницами в гостиничном номере?, - в эпизоде дележа 50 000 долларов? - или в сцене убийства сына гангстера?
- Если бы денег у гангстера было, например не 50 а 2,5 тысячи долларов, на какую часть восстановления своей поруганной чести могла бы претендовать несчастная девушка? И как скоро бы она восстановилась за эту сумму полностью?  Какой минимальной суммы достаточно для этого нелегкого процесса, -  восстановления чести (благороднейшей проститутки и простой, скромной девушки)?
- На сколько благородно и высоко-морально убивать людей, пусть даже не хороших? Пусть даже не из пистолета, а более гуманными, гуманитарными способами (пластиковыми карточками, например)?
- Всегда ли и всех ли подонков следует убивать, если имеются какие-то основания, желание помочь бедной девушке, не девушке, просто ради добра, любви и мира? Какими должны быть эти основания, чтобы запросто и многолюдно уничтожать человечество, пусть даже в части несчастной этой группы (негодяев)?

....Вот чему  в целом и учит эта благородная во всех компонентах высокохудожественная и  изящная картина, isn't it? (или сие не так?) следует из увиденного...?

Так вот, смех очень часто защищает от серьезности. В данном случае от серьезного поглощения этого дерьма собачьего, произведенного в США в виде типичного дерьма собачьего. А так, со смехом, можно и увидеть его и ценность и полезненность истинную...
Видимо для этого и крутят подобные кина на телеканале РЕН ТВ... всяческие Игори и Прокопенки.
А толи просто, чтобы как тот военный и крутой, и проститутка честная – лишь зарабатывать свои сребреники, чтобы потом бухать на них, курить и разлагаться, в чем, безусловно, запад, ушел далеко вперед. Ну, а доблестные служащие телеканалов и сами их догоняют, и о электорате своем тоже во всю свою силу заботятся.
Поэтому: Эй, приходи электорат, поговорим, пофотографируемся и обменяемся автографами (последнее – почти полная цитата из обращения к электорату Прокопенко Игоря...  в том плане, что приходи же скорей, электорат, мне так не хватает тебя... и твоих, конечно же, сребреников). А толи и он, как этот солдат благороднейший из кина, служит, весь свой талант на это дело поклав, так как имеет цель благородную, четкую – сребреников подкопить много, чтоб его домом наконец стала Венеция.

23,01,18     А.  Коьцовъ. (Цой В.: ...А я смеюсь, хоть мне и не всегда смешно...)