Откуда ангелы берутся? Гл. 22
в которой ещё нет ответа на главный вопрос.
Рамон возвращался в Угорье окольными путями, чтобы ненароком не столкнуться с Шерифом. Над городом шёл дождь, а тут пока было сухо, Дашин велобайк нёс его по извилистым тропинкам, неизвестно кем протоптанным среди цветущих лугов, и Рамон невольно напитывался не только ароматом трав и цветов, но и красотой родного простора. «И зачем куда-то стремиться? В область или даже в столицу? — думал он. — Таких, как я, как вся наша группа, там сегодня пруд пруди. Здесь мы радуем земляков новыми песнями, а там будем думать лишь о том, как побольше урвать бабок да каков наш рейтинг… Разве в этом радость жизни?»
Рамон нажимал на педали, насвистывая мелодию одной из своих песен, и в приподнятом настроении въехал в одну из окраинных улочек Угорья. Здесь пока тоже было сухо. Он уже почти забыл о случившемся с ним на свалке, но нежданная встреча с жившим на этой улице ударником своей группы Колей Воротниковым мгновенно вернула его к действительности. Коля сидел в детской песочнице и ожесточённо тёр песком ладони.
— Ты чего, Коль? — удивился Рамон, затормозив байк. — Что случилось?
Вместо ответа Воротников показал руки. Яркая желтизна просвечивала даже сквозь песок.
— Краска, что ли?
— Какая краска?! — буквально взвыл Коля. — Огонь!
— Обжёгся?
— Сам ты обжёгся! На халяву повёлся! Нутром чуял: не может быть на свалке нормальное золото и н; тебе — пожалуйста!
Вот оно что! Свалка, золото! Сторожка… выстрел… и — мёртвый Федя!..
Рамона бросило в жар. Заметались отрывочные мысли. «Ты же преступник, Ромка, ты человека убил! Мама не переживёт! Что теперь делать, куда бежать? А бежать надо, иначе — суд, тюрьма!.. Стоп! Отец Кента говорил, чтобы ехали к ним в усадьбу. И Федю туда увезли. Значит… значит, могут помочь?!»
Могут или не могут — выбора всё равно нет.
Рамон посмотрел на Колю, тот снова тёр песком ладони и чуть ли не всхлипывал. Бедный друг!
Рамон нажал на педали и через минуту въехал в дождь. Дорога сразу стала скользкой.
На пути к усадьбе была лишь одна проблема: отделение полиции. Объехать его невозможно, шансов нарваться на сослуживцев и даже на самого Шерифа — выше головы, но Рамон надеялся проскочить, а потому разогнался до максимума. Но он не учёл, что сразу за отделением улица круто, почти под прямым углом, сворачивает вправо, и крутой поворот на такой скорости да на скользкой мостовой грозит большими неприятностями.
Мчась мимо отделения, Рамон успел заметить, что уазик стоит во дворе, а полицейские снуют под дождём, разгружая и перетаскивая в служебку жёлтые обломки. А ещё краем глаза увидел, что на крыльцо вышел сам Шериф. Перед поворотом следовало затормозить, однако вместо этого ноги сильней нажали на педали, и в следующее мгновение Рамон будто налетел на стену. Причём он сам направился в одну сторону, продолжая движение по инерции вперёд, а велосипед — в другую, туда, куда повернул руль.
Когда он открыл глаза, первое, что увидел, — озабоченное лицо начальника.
— Жив, сынок? — спросил Кузьма Петрович. Вроде бы ласково спросил, но Рамон, как говорится, нутром почувствовал скрытую угрозу.
— Жив, — угрюмо ответил он.
— Вот и славно! А теперь поднимайся и пойдём. Не то промокнешь насквозь.
— Куда пойдём?
— Как куда? В обезьянник. Ты задержан по подозрению в убийстве гражданина Пичугина. То бишь Феди Боксёра.
— Тогда и себя рядом сажайте, — с трудом поднимаясь, сказал Рамон.
— Это ещё почему? — вроде бы удивился Шериф, но Рамон опять почувствовал в его словах иное. На этот раз испуг.
Начальник явно ждал продолжения, однако Рамон не стал раскрывать карты.
— Сами знаете, — коротко ответил он. Поднял покорёженный велосипед (у байка был погнут руль и «восьмёркой» свело переднее колесо) и потащился с ним во двор отделения полиции.
Шериф, однако, не посадил его сразу под замок в зарешеченной комнате, называемой «обезьянником», а провёл в свой кабинет.
— Садись, — кивнул на стул для посетителей, сам уселся за стол и выжидательно уставился на подчинённого.
Рамон устроился поудобней и в свою очередь воззрился на начальника.
— Ну? — спросил Шериф через минуту игры в «гляделки». — Что молчишь?
— А чего говорить, коли нечего говорить?
— Расскажи, как ты ожил, после того как Крошка Рита тебя замочила?
— Понятия не имею, о чём это вы…
—Так. — Шериф опять помолчал. Потом встал, достал из холодильника пару банок «Балтики», протянул одну Рамону, другую открыл сам, глотнул и вернулся за стол.
Рамон повертел банку в руках и отставил. На вопросительный взгляд начальника мотнул головой:
— Я не пью.
— Оно ж безалкогольное.
— Тем более, — усмехнулся Рамон. — Отрава!
— Но-но! — нахмурился Владыкин. — Не умничай. Так о чём я сам знаю?
— Что было, о том и знаете.
Начальник сделал слишком большой глоток, поперхнулся и закашлялся. Успокоившись, продолжил:
— Мы здесь вдвоём — говори прямо, без дурацких намёков.
— Наверно, они не дурацкие, раз вы так волнуетесь. — Рамон был совершенно спокоен.
— Ты валялся с двумя пулями в груди и не мог видеть, что было дальше.
— Другие видели.
— Кто?! — Владыкин не сдержался и встал, упираясь кулаками в стол. Наклонился к парню: — Кто видел?!
— Да кто бы ни видел, вам его не достать. Руки коротки.
Начальник схватил свою банку, буквально высосал остатки пива и швырнул жестянку в мусорную корзину. После чего плюхнулся на стул и
какое-то время сверлил подчинённого яростным взглядом. Тот оставался невозмутим, и эта невозмутимость больше всего злила и пугала Шерифа.
Рамон пододвинул ему нераспечатанную банку:
— Пейте, пока есть возможность. Вы же сами говорили: каждый получит по заслугам.
Владыкин банку взял и криво усмехнулся:
— Это всё, что я заслужил?
— Ваши заслуги определит суд, — сухо сказал Рамон. Помолчал и добавил со вздохом: — Как и мои.
— Рома, — почти заискивающе заговорил начальник, — но ведь все живы, за что судить-то? Доказательств нет. Если языком не трепать, то и вообще всё останется покрыто мраком. Верно?
Рамон не успел ответить. Дверь распахнулась и в кабинет влетел профессор Хайдаров. Ни слова не говоря, он вытянул руки — ладони их были ярко-жёлтые и как будто светились. Рамон и Владыкин невольно взглянули на свои и одновременно вздохнули с облегчением: у них всё в порядке.
— Никак озолотился, Игнатий Васильевич? — ухмыльнулся Шериф.
— Смеёшься? — зловеще произнёс Хайдаров. — А нам — не до смеха!
— Кому это «нам»? Сколько вас?
— Да, почитай, весь город! — профессор выхватил из рук Владыкина банку, открыл и стал поливать на руки.
— Эй-эй, ты чего?! —возмутился Шериф.
— Охлаждаю, — пояснил Хайдаров. — Горячо!
Рамон вспомнил Колю Воротникова, представил, как должно быть несладко Севке и Варе, перекладывавшим золото рэкетиров, и поёжился. Слава богу, Даша не имела с ним дела! Да и Сергей Андреевич не прикасался. И Кент, первопричина всей этой катавасии, — тоже. Впрочем, почему Кент? Не-ет, первопричина — Крошка Рита со своим амбалом Федей. Не появись они в Угорье — не было бы никакого золота.
Вспомнив про Федю, Рамон приуныл. Федя-то с раскуроченной башкой — настоящий трупак, и этот трупак — на совести его, Рамона. Если Балагулы ничего не придумают, сидеть полицейскому Величко за решёткой. А по Шерифу и Маргарите ничего не докажешь: пострадавших нет, значит, и преступления нет. Он даже как свидетель выступить не может: сам ничего не видел и не слышал.
От невесёлых мыслей Рамона отвлёк начальник.
— Пошли, Величко, в обезьянник. Посидишь, пока всё не выяснится. Вон возьми гитару, может, песню сочинишь. А мы с профессором помозгуем над ситуацией.
Глава 23 http://www.proza.ru/2018/09/28/828
Свидетельство о публикации №218092800088