Плюшкин еще как пригодился

        Сейчас  большинством  ученых  почти  не  оспаривается  факт  вполне  возможного  программирования  нашим  Творцом  основных  вех  будущей  жизнедеятельности  ребенка,  находящегося  еще в утробе  матери. А  кем  еще,  кроме  него? Оказывается,  линии  на  ладонях  формируются  во  время  развития  плода  в  матке  ведь  уже  на  третьем  месяце  беременности,        одновременно  с  совершенствованием  нервной  системы,  и  поэтому  любые  отклонения  при  созревании  плода  оставляют  свой  след  на  его  коже. Да.  Ладоней.  И  сразу  после  появления  ребенка  на  свет,  вполне  возможно   с  определенной  долей  вероятности  предсказать  возможные  и  физические,    и  психические  нарушения  по  линиям  ладони  новорожденного. 
        Ученые полагают, что по ним можно обнаружить  предрасположенность  ко  многим  заболеваниям: шизофрении,  эпилепсии,  болезней  Дауна,  язве  12  перстной  кишки,  туберкулезу,  сахарному  диабету  и  т. д. Так  что  по  этим  линиям  можно  судить  о  состоянии  здоровья  и  дальнейшей  Судьбе  ребенка  по  жизни.  Например,  на  его  левой  руке  видны  генетически  унаследованные  качества,  а  на  правой  руке – приобретенные  в  процессе   жизнедеятельности. И  все  может  легко  прочитать толковый  хиромант. 
        Короче  говоря,  Всевышним  для  чего-то  «написана»  вся  информация  о  нас:  и  кто  мы,  и  что  мы,  и  каков  характер  наш,  и  наклонности  наши,  и  что  нам,  господа, предопределено  помимо  нашей  воли.  Вот  сразу  хочется  и  живой  пример  привести  о  людях,  имеющих  одно  довольно-таки распространенное,  но весьма  противное,  отрицательное  качество  человеческое.  И  черта  эта  многим  детям  Адама  уж  точно  не  нравящаяся.  А  поэтому-то  испокон  веку  чаще  всех  и  осмеиваемая  не  только писателями,  но  и  всеми,  кому  просто  потешиться  не  лень. 
        И  речь,  граждане  россияне,  пойдет  о  «не  сытой  душе»,  Иудиной  жадности,  стоящей  на  втором  месте  особо  тяжких,  смертных  грехов,  после  самой  тяжкой - гордости.  Можно,  например,  взять  более  всех  других  известный  на  Руси, этакий  классический  по  своей  сути,  персонаж  Н. В. Гоголя.  Помните  же  вы  некоего  Плюшкина?  А  ведь  подобных  ему  типов  в  народе  не  так  уж  и  мало.  Согласны?  Вот  кто  из  нас  хоть  немножечко,  да  в  глубине  души  и  не  экономист?  Да-да.  Здесь  имеется  в  виду  то  самое  постоянное  и  ежедневное,  и  не  раз,    подсчитывание  семейного  бюджета,  и  посему  каждодневная  боязнь: а  вдруг  к  концу  месяца  возьмут,  да  и  не  сойдутся  в  итоге  концы  с  концами?! 
        Ну,  живой  пример  можно  взять  с  проклятого  и  непобедимого    никем  ЖКХ. Или  взять  постоянно  скачущие  цены?  И  что  тогда?  Плюнув  на  совесть  и  унижение,  пойти  по  миру  с  протянутой  рукой?!  Вот  из-за  того,  чтобы  хоть  на  чем-то  сэкономить  и  приходится    совсем  и  не  по  разу  в  день  (а  то  в  ночь!),  арифметику  вспоминать,  в  какой-то  степени  и  в  действительности  уподобляясь  помянутому  выше  скопидому.  И  считать,  считать,  считать. Но,  по  идее,  господа,  за  что,  спрашивается,  винить  до  одури  жадного  человека-Плюшкина?   За  его  ненасытность?  Так  ведь  уже  известно,  что  алчность  будущего  неимоверного  скряги,  скорее  всего,  изначально,  еще  в  утробе  матери  была  в  нем  для  чего-то  заложена?  Но  только  вот  кем  именно,  и  с  какой  целью? 
        По  весьма  интереснейшей  и  очень  даже  оригинальной  гипотезе  индусов,  расчетливость  и  жадность  «приписаны»  к  себе … лично  им  же  самим.  Да-да..  Этим  человеком.  Как  это?  А  так  это. Названная  скупость    в  так  называемой  карме  его  уже  давным-давно  находится.  И  дана  она  ему  не  просто  так,  а  постоянно  следует  вслед  за  ним.  И  все  из-за  лично    наработанных  им  же  «скопидомских  Иудиных  заслуг»  еще  в  той,  в  прошлой  его  жизни.  И  выходит,  что  жадность  он  для  себя  лично  сам  приобрел.  А  уж  борется  ли  он  со  скупостью – большой  вопрос… К  примеру,  это  то  же  самое,  отчего  некоторым  людям  щедрость  великая  подарена.  Или  та  же  никем  и  ничем  неискоренимая  завистливость… Как  говорилось  исстари – «кому  что на  роду  в  Книге  Жизни  написано»… И  что  же  тогда  получается,  господа  россияне? 
        Ведь, в  таком  случае,  выходит,  что  упомянутые  товарищи  будут  потом  век  вековать  с  данным  им  качеством,  и  после  всю  свою  очередную,  последующую  жизнь  сознательную  будет  пытаться  отчаянно  с  ним  бороться?!  И  снова  упорно  и  бессмысленно  будет  этот  бедолага  пробовать,  как  можно  скорее  стараться  избавиться  от  имеющегося,  и  совершенно  не  нравящегося  ему,  порока  скупости?  Но  вы  еще  раз  заметьте: чаще  всего  именно  врожденного,  а  не  каким  либо  образом  приобретенного  в  жизни.  А  иной  товарищ  может  на  скопидомство  свое    попросту  рукой  махнуть…Мол,  ну  да-да,  жадный  я?  Ну,  и  что  с  того?  Погибать  мне  теперь  прикажете  из-за  этого  дурного  качества?
        Например,  вам  ведь  весьма  слабенько  верится  в  такую  вот  байку?   Допустим,  некому  человеку,  бывшему  до  ВОВ  невероятно щедрым,  долгое  время  пришлось  недоедать.  Однако,  всем  смертям  назло,  все  же  сумел  он  выжить,  предположим,  в  голодную  блокаду  Ленинграда.  И  что  с  ним  произойдет?  После  годов  житья  впроголодь  станет  он … жадным  до  смешного?  И  особенно  на  еду  любую?  И  после  голодухи  до  конца  своей  жизни  будет  он  припрятывать  куски  хлеба  «на  потом,  на  всякий  случай»?  Как  вы  на  это  смотрите,  господа  хорошие? 
        А  потому  что  это  была  как  бы  прелюдия  к  дальнейшему  повествованию,  и  прямо  сейчас  последует  совсем  и  не  хилый  рассказ  о  товарище,  которому  не  раз  уже  помянутое  скопидомное  дурное  качество,  тем  не  менее,  даже  и  саму  жизнь  спасало.  Представляете?  К  тому  же,  еще  и  не  один  раз,  а  целых  три!  И  все  это - лишь  только  благодаря  неуемной  его  жадности  и  расчетливости.  Сам  герой  рассказа – истый  немец.  А  что  весьма  примечательно: ему,  Эрнсту  Шредеру,  в  свое  время  аж  «посчастливилось»  учиться  в  одном  классе  с  будущим  партайгеноссе  Мартином  Борманом. 
        И даже какое-то время  пришлось  и  за  одной  партой  с  ним  посидеть!  Кстати,  хочется  сразу  же  попутно  заметить  вот  что: оказывается,   и  сам  приснопамятный  Мартин  с  детства  раннего  был  из  той  же  когорты  людей  невероятно  прижимистых.  Да-да.  Примерно,  таких  же,  как  и  описываемый  его  одноклассник,  и  страшный  скупердяй,  Эрнст  Шредер.         Видимо,  чуял-таки  и  точно  знал  хитроумный  Адольф  Гитлер,  в  чьи  алчные  и  загребущие  руки  можно  без  особых  колебаний  доверить  абсолютно  все  партийное  золото  Третьего  рейха! 
        Да.  Именно  только  лишь  в  лапы  мудрейших  и  подобных  злых  «не  людей»  типа  Мартина  Бормана.  И  еще  с  юности  на  всю  последующую  жизнь  запомнился  скупому  Эрнсту  такой  вот  неординарный  случай.  Примерно  за  годик  до  окончания  школы  пришлось  ему  занять,  вернее,  с  величайшим  трудом,  чуть  не  с  кулаками,  но  выклянчить,  вытребовать  «на  краткое  время»  у  Мартина  Бормана  те  несчастные  22  пфеннига. 
        И,  если  уж  разобраться  чисто  по  человечески,  занятые  «копейки»      ведь  такая  сущая  мелочь!  Но  тогда  в  школьной  столовой  Эрнсту  на  завтрак  как  раз  вот  этих  нескольких  грошей-то  и  не  хватило.  Не  менее  расчетливый  Эрнст,  разумеется,  виноват,  так  как  с  отдачей  долга,  ввиду  невероятной своей сквалыжности он,  наглец, вообще  не  поторопился.  Мол,  а  что  там  отдавать-то?  Всего  ничего?  И  сколько  заимодавец  Борман ежедневно, поистине часами,  и  даже  прямо  на  уроках,  ни  гипнотизировал взглядом бессовестного заемщика Шредера, сколько осуждающе головой не  покачивал,  наглый  и  жадный Эрнст  делал  вид,  что  не  замечает  этого. 
        Потом,  в  конечном  итоге  уже  больше  не  выдержав  бесстыдной  молчанки,  Мартин  Борман  несколько  раз  открыто  намекал  на  долг.  Но  все  было  бесполезно.  И  только  уже  непосредственно  перед  долгим  расставанием  (по  окончании  школы),  озлобленный  Борман  предъявил  свои  претензии  к  Эрнсту напрямую.  Да.  Мол,  а  ну,  отдавай,  скотина!  И  требовал свои  кровные  «копейки» даже  с  применением  соответствующих  нецензурных  выражений.  Однако  беззастенчивый  скопидом  Эрнст  и  в  этот  последний  раз опять  и  снова отделался  пустым  обещанием  типа  «завтра».  Поэтому  «глас  вопиющего  в  пустыне»,  обманутого  скупым  Эрнстом  не  менее  жадного  Бормана,  остался  не  услышанным…
        Ну,  а  после  школы,  как  известно,  была  страшная  и  долгая  война  немцев  практически  со  всем  миром.  Но  вот  уже  и  март  1945  года.  В  обеденный  перерыв  Эрнст  Шредер  с  супругой  сидят  в  огромной,  шикарно  убранной  столовой  Управления  РСХА  в  Берлине,  невзирая  на  частые  вражеские  бомбардировки.  И  все  столики  одинаковые,  и  каждый  рассчитан  строго  на  четыре  человека,  но  они  с  женой  пока  что  сидят  вдвоем.  Времена,  само  собой,  тяжелые,  и  все  вояки-немцы  в  курсе: с  питанием  даже  и  у  офицеров  безопасности  Третьего  Рейха  имеются  еще  ой,  какие  тяжкие  продуктовые  проблемы. 
        Как  вдруг  целая  группа  официантов  приносят  и  раскладывают  на  все  столы  мясные  котлеты  прямо-таки  неестественно  и  неэкономно  для  расчетливых  наци  больших  размеров.  Да  ведь  еще  и  с  картофельным  гарниром,  да  еще  и  огромные  котлеты  щедро  политы  непередаваемо  вкусно  пахнущим  соусом!  И,  что  весьма  странно  для  прижимистого  столовского  начальства,  в  этот  раз  выданы  были  чудо  котлеты почему-то  аж  по  две  штуки  на  каждого  борца  за  безопасность  Великой  Германии.  Да-да!  А  не  как  это  было  обычно,  всего  лишь  по  одной. 
        И  крайне  удивились  такой  неестественной  щедрости  многоопытные  супруги.  Отчего?  А  в  честь  какого  праздника  в  нынешнее  голодное  время  настолько  непонятная,  совсем  и  не  немецкая,  расточительность?    Однако,  и  вправду  странно  как-то… С  трудом  поборов  жадность  и  оставив  котлеты  «на  потом»,  для  большего  кайфа,  обед  супружеская  пара  офицеров  начала  с  дымящегося  пюре.  Но  вот  и  принять-то  успели  только  по  паре  вилочек,  как  в  сей  непередаваемо  аппетитный  момент  вдруг  невероятно  оглушительно  завыла  сирена  воздушной  тревоги. 
        Согласно  жесткой  инструкции,  в  сердцах  «плюнув»  на  необычайно  вкусную  еду,  воинственный,  но  голодный  люд  немедленно  помчался  в  бомбоубежище.  Разумеется,  те,  кому  еще  жить  хотелось  больше,  чем  шикарно  покушать.  Ибо  их  обед,  они  знали,  он  никуда  из  столовой  не  денется  и  обязательно  подождет.  И  спасаться  рванули  все,  кроме  семьи  Эрнстов.  Да,  вы  угадали.  Кроме  скупого  и   здорово  проголодавшегося  Эрнста,  который,  тоже  плюя  на  явную  угрозу  жизни,  в  полном  смысле  прямо-таки попросту  обалдел  от  столь  невиданного  котлетного  богатства.  А  если  судить  по  возбужденному  виду  его  военной  супруги,  она  была  такого  же  мнения,  так  как  также  была  настоящей  жадиной… 
        И  в  затуманившейся  голове  опытного,  видавшего  виды,  но  в  этот  раз  чересчур  оголодавшего  Эрнста,  лихорадочно  мелькнуло: ну,  а  что,  если?!  Ведь  даже  и  поваров-то  нет?!  Все  трусы  попрятались!  Правда,  только  двое  чересчур  смелых  молодых  лейтенанта  за  соседним  столиком  сидят.  Но  и  те  молча.  И  почему-то  уронив  личики  прямо  в  свои  блюда. Подошел  хитрый  Эрнст,  и  наметанным  глазом  заметил  у одного    из  них   торчащую  из  кармана  ополовиненную  бутылку  шнапса.  А  поэтому  он  даже  и    принюхиваться  не  стал.  Все  и  так  ясно.  Поддатые  и  довольно  крепко.  Так  что  спят  возможные  их  «свидетели»,  как  убитые. 
        Вот  и  отлично!  Значит,  если  что - будет  на  кого  воровство  свалить!  Они,  пьяненькие,  вон  как  мало  закусили.  Всего  лишь  по  половинке  котлетки  и  отведали.  А  на  остальное  у  них,  поддатых,  видимо,  просто  уже  силенок  не  хватило.  Можно  начинать!  Эрнст  шустро  забрал  с  их  стола  оставшиеся  шесть  котлет,  и  добавил  со  своего  еще  восемь  гигантских  красавцев.  С  секунду  поразмышляв,  махнул  рукой,  цапнул  для  ровного  счета  еще  шесть – и  бегом  в  свой  кабинет,  к  сейфу.  Вот  это  удача,  так  уж  удача!  Целых  двадцать  огромных  котлет!  И  вся  эта  несложная,  хотя,  стыдно  признаться,  сквалыжническая,  но  умнейшая  по  замыслу  операция  под  кодовым  названием  «Выживание»,  заняла  всего  лишь  только  пару  минут!  Вот  что  значит  опыт  офицера  безопасности,  дослужившегося  до  целого  штандартенфюрера!
        Да  и  супруга,  хотя  и  майор,  но  одного  с  мужем  «скупого»  теста,  оказалась  не  промах,  умыкнув  с  десяток  огромных  котлет  тоже  к  себе  в  кабинет.  А  после  окончания  непредвиденных  «пищевых  заготовок»,  они  уже  с  легким  сердцем,  и  совершенно  не  жалея  ног,  рванули-таки  в  бомбоубежище.  Однако,  несмотря  на  чересчур  долгий  воздушный  налет,  исходящих слюнями  и  вернувшихся  высокопоставленных  военных  просто  не  пустили  в  эту  столовую,  устроив  вместо  обеда  срочное  совещание.  Молча обведя присутствующих соратников строгим оловянным взглядом,  начальник  гестапо  генерал  Генрих  Мюллер  бесстрастно констатировал: двое «самых доблестных»  защитников  Великой  Германии,  оставшихся  во  время  бомбежки  в  столовой,  к  счастью,  мертвы. 
        Да, проверили. Мертвее  не  бывают. А  еще  шестнадцать  офицеров,  успевших  лишь  чуток  откушать  отравленные  врагами  Рейха  котлеты - находятся  уже  в  госпитале,  но  вот-вот  «присоединятся»  к  этим  двоим  усопшим.  Еще  двадцать  два  обедавших  соотечественника  «наказали  долго  жить»  только  что,  прямо  здесь  же,  в  их  бомбоубежище.  Всем  нужно  успокоиться.  Должные  меры  уже  приняты,  виновные  арестованы,  а  успевшим  попробовать  хотя  бы  и  кусочек  котлеты,  он,  Мюллер,  требует  немедленно  обратиться  к  ожидающим  их  медикам. 
        Что  же  касаемо  вот  этих  уткнувшихся  в  блюда  двоих  немецких  жадных  свиней,  (а  иначе  и  назвать  их  нельзя!),  которые  в  столовой  за  бутылкой  шнапса  умудрились  каким-то  образом  сожрать  более,  чем  аж  по  десятку  преогромных  котлет - разговор  особый!  Это  до  какой  же,  спрашивается,  степени  нужно  им  так  оголодать,  а?!  И  сии  защитники  Отечества  еще  смели  гордо  называть  себя  истинными  арийцами  и  офицерами  государственной  безопасности?!  Да,  эти  ненасытные  твари,  плюнув  на  свою  жизнь  и  соответствующие  служебные  инструкции,  остались  специально,  чтобы  напиться  шнапса  и  под  шумок  английских  бомб,  на  халяву,  наглым  образом  объесть  их,  набив  утробы  свои  набить  уворованным  от  своих  законопослушных  сослуживцев?!
        Да, они  и  честь,  и  совесть  свою  на  жратву  с  алкоголем  променяли!  Поэтому  все  правильно!  Вот  туда,  вниз,  в  ад,  им  и  дорога!  Ну,  а  кто,  кроме  них,  мог  такое  невообразимое  количество  котлет  зараз  под  шнапс  оприходовать?!  И,  как  бы  в  наказание,  затем  прямо  тут  же,  рядом  с  «корытом  свиным»,  так  бесславно  и  подохнуть!  За  столом.  И  кто  они  есть  после  этого?  Да,  хряки,  хавроньи,  свиньи  они  самые  настоящие  и  больше  о  них  и  речи  нет!  Ведь  столь  постыдным  образом  опозорить,  опошлить  честь  мундира  великого  немецкого  офицера,  лучшего  в  мире  воина!  Да  тьфу,  тьфу  на  них,  на  уродов  этих! 
       До  предела  напугавшиеся,  попросту ужаснувшиеся  Эрнст  с  супругой  Изольдой  буквально  впитывали  каждое  слово  шефа  гестапо  и  с  горечью  вспоминали,  как  хотелось  им  прямо  сразу  же  накинуться  на  неимоверно  соблазнительные и по  виду,  и  по  столь  приятному  запаху,  «обманки-котлеты».  Но,  к  счастью,  в  помощь  им  снова  подключилась  и  победила … их  всегдашняя  жадность  и  расчетливость.  Да… Уж  очень  им  хотелось  дома,  не  спеша,  основательно,  и  непременно  много  их  покушать.  А  чтобы  хотя  бы  разок  наесться  досыта,  будучи  в  полном  уединении… И,  самое  главное,  чтобы  никого  котлетами  не  угощать.  И  чтоб  никто  не  претендовал  на  них,  красавцев,  и   не  смотрел  на  них  завидующими  глазами.  Вот  таким  замечательным  образом,  и  лишь  благодаря  скупости,  удалось  им  благополучно  избежать  столь  глупой  и  позорной    смерти. 
        А  чуть  позже  Эрнст  еще  и  второй  раз,  и  тоже  с  великим  трудом,  но  ушел  от  «нее».  Правда,  теперь  от  смерти  совсем  и  не  глупой… Он,  штандартенфюрер  Шредер,  с  супругой  в  чине  майора,  как  «истинные  арийцы,  не  запятнавшие  себя»,  в  начале  мая  1945 года  удостоились  великой  чести  попасть  в  особую,  элитную  группу  под  названием  «ОДЕССА», и  были  удачно  вывезены  на  субмарине  в  Южную  Америку. Но, к сожалению, по  прибытии  накладка  получилась: необходимо    было  угодить  новому  правительству  и  совершить  очень  нужную  для  ее  страны  специальную  операцию.  А  об  отказе  и  речи  быть  не  могло. 
        И  вот  летит  Эрнс,  с  группой  диверсантов,  как  вдруг  с  самолетом  какие-то  страшные  нелады  происходят,  и  следует  строжайшая  команда: весь  лишний  балласт - срочно  за  борт.  Кроме,  естественно,  оружия.  Но    прямо  через  пару  минут  слышится  еще  один  истерический  приказ: немедленно  выкинуть  не  только  и  его,  а  даже  всю  самую  мелкую  мелочь.  Да!  Вплоть  до  содержимого  карманов.  Иначе  абсолютно  всем  конец!  Выбросили.  Затем  с  грехом  пополам,  на  брюхе,  еле-еле,  они  аварийную  посадку  совершили,  кое-как  сумев  сесть  на  небольшом  и    совершенно  безлюдном  каменистом  островке.  Где  ни  еды  и,  что  самое  главное,  не  было  ни  единой  капельки  воды... 
        В  живых  их  осталось  всего  семеро,  а  ввиду  полного  отсутствия  у  них  жидкости,  ровно  через  пять  суток – выжил  один  лишь  Эрнст.   И  то    только  потому  остался  в  живых  он,  единственный,  что  оказался  самым  хитроумным,  и  по  природной  своей  жадности  и  расчетливости  не  стал,      как  все  послушные  чокнутые  спецы,  швырять  за  борт  личный  балласт.  Да-да,  налитый  его  предусмотрительной  супругой  вкусный  компот  в  удобной,  плоской,  двухлитровой  фляжке,  которую,  невзирая  на  дубовый  приказ  умудренный  опытом  штандартенфюрер  решил  не  выбрасывать.  И  в  звериной  своей  интуиции  не  ошибся  Эрнст  Шредер  и  на  этот  раз. 
        И,  конечно,  сразу  и  человеколюбивый  вопрос  следует: а  почему  же  это  он  с  помирающими  от  жажды  товарищами  по  несчастью  жидкостью  не  поделился?  Но  ответ  зверя  прост  и  логичен,  как  дважды  два.  А  кто,  кроме  самого  опытного  из  них  ветерана  СС  в  состоянии  осмыслить    создавшуюся  поистине убийственную ситуацию?  И  какой,  простите,  резон  в  совершенно  бессмысленном  их  угощении?!  Мол,  если  допустить  сию  глупость  и  поделить  сладенькую  жидкость  по  глоточку  на  семь  рыл,  то,  можно  было  бы,  наверное,  еще  на  пару  деньков  продлить  лишенное  смысла  их  существование… Да.  Пошустрее  прикончить  мизерный  для  семи  человек  водный  припас.  А  потом  все  равно  помереть  от  жажды…
        Правда,  только  не  через  пять,  а,  пускай,  семь  дней.  И  разница  в  таком  случае  огромная.  Почему?  А  потому. Тогда  бы  они  уж  точно  померли  бы  все.  Да! Все  семеро!  Все  до  одного  и  вместе  с  ним,  с  поделившимся  с  ними,  Эрнстом.  Поэтому  он,  как  старший  по  званию,  рассудил  логично: кто-то  из  команды  непременно  должен  попытаться  остаться  в  живых … просуществовав  чуть  подольше.  И  если  этому  счастливцу  повезет,  вот  он-то  после  и  доложит  о  случившемся  наверх... 
        И  так  оно,  в  итоге,  к  счастью  для  многоопытного  Эрнста,  и  произошло,  так  как  через  восемь  дней  его  все  же  заметила  случайно  всплывшая  немецкая  подлодка.  Очень  жаль,  конечно,  что  произошло  это  событие  именно  на  восьмой  день  нахождения  их  на  островке… Когда  все  шестеро  диверсантов,  кроме,  конечно,  Шредера,  были,  само  собой,  уже  мертвы… Но,  простите,  кто  же  мог  знать  об  их  будущем?  Зато,  господа,  каков  был  бы  итог,  если  представить,  к  примеру,  вот  это?! 
        Первое.  Ведь  если  бы  Эрнст,  будучи  от  природы  очень  «честным,  послушным  и  щедрым»,  не  утаил,  не  зажилил  бы  фляжку  эту  самую,  а  добросовестно,  как  все,  кинул  бы  его  вместе  с  балластом?  Тогда  бы  и  он,  полный  идиот  Эрнст,  вместе  с  ними  на  пятый  день  непременно  усох  бы  тоже… Как  пить  дать!  Второе.  А  если  допустить,  как  уже  упоминалось,  что,  не  скрыв  емкость  с  компотом,  он  с  товарищами  бы  честно  поделился?  Опять  не  то  бы  вышло!  И  Эрнсту,  и  товарищам  его  однозначно  грозил  бы  тот  же  самый  скорый  финал... Ведь  никто  все  равно  не  знал  бы,  что  подлодка  появится.  К  тому  же,  столь  поздно  для  оставшихся  диверсантов  на  островке.  Аж  только  на  восьмой  день.  Когда  их  никого  бы  и  в  живых-то  уже  не  осталось… Правильно? 
        Но,  как  уже  говорилось,  кто-то  один  из  них  обязан  был  хотя  бы  попробовать  выжить.  И  им  по  воле  судьбы  оказался  самый  мудрый,  хитрый,  опытный,  и  расчетливый  из  всех.  Да.  Он,  Эрнст. Таким  вот  чудесным  образом  скупость  и  прижимистость  второй  раз  помогли  ему  «косую»  на  вороных  объехать,  и  снова  остаться  в  живых…
        По  прибытии  с  задания  его,  не  смотря  ни  на  что,  похвалили,  жильем  их  с  женой  обеспечили.  И  даже  работой.  И  перед  кем  им  за  полученные  блага  настоящей  жизни  колена  свои  преклонить?  А  все  сие    совершено  было  лишь  благодаря  неустанным  заботам  и  риску  его,  великого  партайгеноссе  Мартина  Бормана,  который  правдами  и  всеми  неправдами  сумел-таки сберечь доверенное  ему  золото  партии!  Весь  мир  мучился  вопросом,  где  и  как  он  погиб,  и  только  избранные  наци  «ОДЕССЫ»  кое  о  чем  догадывались.  Что  и  «нигде,  и  никак»  не  погиб  Борман. А  он  основной  их  и  кормилец,  и  поилец. 
        И  однажды  Эрнст  со  своим  напарником  Генрихом  даже  убедились  в  этом  воочию, дожидаясь  в  коридоре  приема  к  врачам.  Сидящий  рядом  товарищ  его,  в  свое  время  также  неплохо  знавший  легендарного  шефа  нацисткой  партии,  вдруг  нетерпеливо  ткнул  дремавшего  Эрнста  в  бок: из  открывающегося  дальнего  противоположного  кабинета  они  вдруг  увидели  медленно  и  этак  величаво  выходящего  с  тросточкой  Мартина  Бормана  в  сопровождении  двух  шкафов-охранников. 
        И,  несмотря  на  мастерски  проведенную  пластическую  операцию  на  лице,  алчные  глаза  могущественного  партайгеноссе  умелым  хирургам  поменять  все  равно  не  удалось,  и  обалдевший  Эрнст,  как  говорится,  в  сей  же  секунд  узнал  бывшего  одноклассника,  но  додумался,  и  шары  свои  собственные,  к  счастью,  опустить  успел  вовремя.  И  хорошо,  догадался  бывший  многоопытный  штандартенфюрер  вместе  с  глазами  в  то  же  время  еще  и  головку  свою  склонить.  И  как  можно  более  ниже…
        Спросите,  почему  и  зачем?  Господа!  Да  о  чем  тут  говорить?!  Ни  сам  скупердяй  Эрнст,  не  жадина  Мартин  до  самой  своей  смерти  ведь  не  забудут  тот  не  отданный  одним  жмотом,  и  не  полученный  другим  крохобором  школьный  должок  в  пускай  даже  и  мизерные  22  пфеннига!  И  сейчас,  находясь  на  столь  высокой  ступеньке,  разве  простит  этот    всесильный  и  неимоверно  жадный  Борман  такого  же  не  менее  скупого  старинного  знакомца  Эрнста?  К  тому  же,  ведь  вон  как  провинившегося  перед  ним,  и  сейчас  находящегося  на  служебной  ступеньке  много-много  ниже  его,  целого  партайгеноссе?!  Да  ни  в  жизнь! 
        И  в  понимании  вполне  возможной  бы  трагической  концовки  своей  от  неожиданной  встречи  со злопамятным  заимодавцем  Борманом,  до  полусмерти  перепуганный  Эрнст  удостоверился  немедленно.  И  вот  после  чего. Напарник  его  Генрих,  обрадованный  появлением  живого  Бормана  и  ранее  все  это  время  молча  сидевший,  внезапно  вскочил  с  места,  и  с  горящим  взором, и  с  широко  распростертыми  для  дружеского  объятия  руками,  с ликующим, громким возгласом:«Господин Партайгеноссе!  Какая  встреча!», буквально сломя голову кинулся, было, к Борману…
        Однако  тот  моментально  отвернулся,  сделав  вид,  что  заоравшего  он  не узнал, и поспешно вошел  в  кабинет  обратно. А донельзя  возбужденный  и  совсем  напрасно  возликовавший  напарник  ласково,  но  убедительно  выведен  был  двумя «шкафами»  на  улицу,  после  чего  Эрнст  его  больше  уже не  видел.  Да. Никогда. Правда, немного  позже  знакомые обмолвились: якобы крепко поддатый несчастный Генрих, засмотревшись  по  сторонам,  попросту  не  успел  увернуться  от  быстро  проезжающей  автомашины  и  приказал  всем  «долго-долго  жить»…
        Но  Эрнст-то  прекрасно  знал  его  как  очень  живого,  подвижного  и  не  столь  давно  бывшего  даже  чемпионом  Берлина  по  боксу.  И,  между  прочим,  Генрих  ведь  совершенно  не  употреблял  спиртное,  и  имел,  кстати,  также  нехилое  звание  штандартенфюрера… Вот  сдержал  бы  он  чуток  свои  эмоции,  промолчал  бы  и  потому,  вполне  возможно,  прожил  бы  малость  подольше… Как,  например,  он,  неимоверно  жадный  и  всю  жизнь  проживший  на  расчете  Эрнст,  продолжающий  быть  живее  всех  живых,  вполне  возможно,  еще  и  до  сих  пор!
        На  что,  спросите,  автор  намекает?  Нет-нет!  Только  отнюдь  не  на  то,  чтобы  образец  скупости  с  вышеописанного  немецкого  «Плюшкина»  брать.  Но,  тем  не  менее, ведь  от  судьбы  нам,  господа, наверное,  все  одно  не  уйти…  Скорее  всего,  так  оно  на  самом  деле  и  есть… И  каково  же  тогда  будет  наше  резюме?  Что?  В  таком  случае,  значит,  борьба  с  врожденными пороками  совсем  и  ни  к  чему  ввиду  ее  совершеннейшей   бессмысленности  и  бесперспективности?  Однако,  господа,  «приехали»…