Повесть о Гагарине. Глава Третья

- Ты видишь, какие мы небольшенькие с ней? – Неожиданно сменил тему дед. – Это болезнь. В народе называют – уровская, а научно – болезнь Кашина-Бека. Мы с ней последние долгожители с такой болезнью. На учёте стоим. Нигде больше таких нет! – Он назидательно поднял короткий, как обрубленный, палец и, довольный произведённым на меня эффектом, рассмеялся.
- А служили как? Ведь не должны призвать? – Намекнул я осторожно, желая продолжения интересного рассказа.
Всё было зыбко, туманно, противоречиво. Хотелось ясности.
- Какая служба? У меня была справка о том, что непригоден к службе. Но в комендатуру меня приняли с восемнадцати лет, в 1932 году. Я 1914 года рождения. Помню разговоры о смерти Ленина, коллективизацию помню, перестрелки помню. Многое помню… Определили меня в комендатуре разнорабочим, за конями ухаживал. Мы же здесь от рождения с животиной. Мне надо было только ухватиться хотя бы за гриву, и я уже верхом, ни один конь за всю жизнь не сбросил. А как пришли на ту сторону японцы, так и стали меня использовать в комендатуре по-другому.
- Как это по-другому? – Чувствуя что-то нехорошее, снова осторожно спросил я, разливая по кружкам «столичную» с кремлём на этикетке.
- Шпиона стали из меня делать! – Рассмеялся Гагарин. – В особом отделе бумагу подписал на всю жизнь, в разведотделе поставили на добавочное довольствие. Так и проработал в комендатуре всю жизнь. Вроде бы с конями… Агент – это особый человек, на особом счету. Да, ты назвал меня Скляром. Неграмотный я в шпионских делах, но кликали меня так. Агентурная кличка – Скляр.

В этом заброшенном садике, среди лопухов, лебеды и грядок, странных деревьев и кустарников, за которыми росли уже знакомые каждому тополя и двухметровая крапива, я чувствовал себя, как на диковинном необитаемом острове в обществе его единственно возможных жителей. Мы были совершенно отделены от суетливого мира и его забот.
 Медленно, с каждым предложением старика, я начинал вникать в события полувековой давности, которые и начал записывать на следующий день после нашего застолья со Скляром и бабой Маней.

Кто же это такие?

Вместе с тем я понимал, что эти люди, особенно Громов, который сейчас проживал в Китае, если не потерялись во времени навсегда, то теряются в нём периодически. Им трудно жить в настоящем времени. Сейчас на дворе 1989 год, письмо он написал в 1987 году. По словам Гагарина Громовы выехали в Китай в 1955 году. Прошло 32 года, а бывший переводчик с китайского, а на самом деле – разведчик, полагает, что его знакомые офицеры Переведенцев и Емец всё еще служат в комендатуре, что с тех пор ничего не изменилось. Также стоит комендатура, те же дома, служат те же люди, а его друг Сергей Гагарин утром отправится на работу и возьмёт в канцелярии справку о том, что Николай Громов работал переводчиком при особом отделе комендатуры с 1938 по 1955 год. Никто не состарился и не умер…

Переводчик, конечно, он врождённый, отец – китаец, мать – русская, родился и вырос в Швей, а это сразу на том берегу Аргуни. Конечно, говорит на китайском и русском, это же его родные языки. Обыкновенный метис. Его просто использовали в нужное время для нужных целей в соответствии с его способностями. Громов 1920 года рождения, сейчас ему 69 лет.

Гагарин – не простой русский мужик, с большой примесью китайской крови, с рождения знающий китайский язык, из глухой таёжной деревушки Гандыбой, что рядом с Гагаркино. О цивилизации там не знали и никогда не узнают: исчезли деревни. Образование, наверное, у дяди Серёжи не больше 4 классов.
Громов, надо полагать, вообще не учился в русской школе, если указывает, что письмо за него пишет его дочь Марина, проучившаяся в Большом Заводе, то есть в нашей станице, четыре года.

Особый отдел использовал естественные, специфические, качества этих людей. И эти же качества чуть ли не с рождения делали их разведчиками, ведь они знали и ощущали, что совершенно отличаются от всех нормальных людей, а потому должны были чуждаться общества, а общество чуждаться их. Природу тут не переделаешь.
Чем больше отвергали их земляки и сверстники, тем внимательнее и настороженнее должны были становиться эти люди. А свою природную ущербность такие особи пытаются превратить в достоинства, каких ни у кого не может быть. Так и маленький Гагарин становился сильным и ловким чёртом, который мог справиться с любым мощным конём, а уж с человеком – тем более. Таёжный ниндзя. Сама природа заботится о выживаемости своих детей. В особом отделе таких людей заносят в отдельный список.

Таких, как Громов и Гагарин в Китае зовут «ламоза». Это о них, русских, становящихся китайцами, писал Арсений Несмелов «синеглазый русский ручеёк». Его должны были не воспринимать ни китайцы, ни русские, жизнь сама его толкнула в объятья особого отдела.

Через неделю после дружеского застолья стало понятно, что мы с Гагариным почти породнились. Сказывалась, конечно, и моя не русскость: я ведь тоже был в какой-то мере отчуждён от тёмного и доминирующего общества. Если такие люди, как Гагарин или Громов, признают кого-нибудь за своего, то – на всю жизнь. Впрочем, подобные признания – исключительная редкость, это как подписку о неразглашении нарушить. Скляр нарушил и подробно, в мельчайших деталях рассказывал мне о своей жизни. Память у него была поразительной. Движение божьей коровки и направление её полёта в 1944 году помнил старик, о том, как выглядели и даже как пахло от выпивших офицеров передавал в нюансах! Биографии людей выдавал, как в лучшем отделе кадров.

О своём друге Громове рассказал следующее (прямая запись с его слов):
«Сведения о Громове Николае Ивановиче.
1920 года рождения. Младше меня на пять с лишним лет. Отец – китаец, мать – русская. Это старый обычай: когда китаец женился на русской, то обязательно брал её фамилию. (Недавно, в станице Ваня Ван стал по паспорту Золотухиным. Дураки над ним смеялись. А это давний китайский обычай. А кто над обычаями смеётся? Только дурак.)
Громов родился и воспитывался до 18 лет в Швей, что напротив наших Олочей. Об этом периоде его жизни точных данных у меня нет, могу только догадываться.
В 1938 году Николай Громов перешёл через государственную границу в районе села Покровка, где Шилка соединяется с Аргунью и образует Амур. Видимо, китайская или японская разведка тоже пытались его использовать, если он оказался на нашей стороне в километрах за двести от Швей и Олочей.
Его сразу определили в особый отдел Покровского пограничного отряда, в котором он работал с 1938 по 1941 год. Потом его передавали в другие особые отделы пограничных отрядов, которые охраняли участки вдоль российско-китайской границы по Аргуни. Думаю, что его отправляли в разведку с этих участков. Иначе, зачем переводить из отряда в отряд?
В 1941 году его передали в Даурский пограничный отряд, где он проработал до 1943 года. В 1943 году он появился в Нерчинско-Заводском пограничном отряде, где и прослужил до 1955 года.
В 1945 году его отправили на жительство в Китай, но прожил он там недолго и вернулся обратно. Окончательно уехал в 1955 году».

Конечно, у него были документы о том, что он работал переводчиком в пограничном отряде. Вряд ли в современном Китае обращали на это особое внимание. Ведь Громов работал против Японии. Но бумаги Громова затерялись во время культурной революции в Китае, которую окитаившиеся русские зовут «беда революция». Из-за этого Громов получал только 40 процентов от положенной пенсии, надеясь выхлопотать копии утерянных документов в комендатуре пограничного отряда, который в его теперешнем понимании всё ещё находится и действует в том же месте…
Гагарин восстановил связь со своим другом в 1987 году через человека такой же, как и он с Громовым, судьбы. Иннокентия Кмитова, живущего в областном городе. Вышло так, что к этому Кмитову приезжала из Китая сестра. Гагарин в это время был в городе, куда его часто вызывают врачи, изучающие болезнь Кашина-Бека. Тогда он и навестил Кмитовых, где и встретился с его сестрой, которую очень хорошо знал. Она рассказала, что Громов живёт в Лабдарине, Гагарин тут же написал ему письмо. В первом ответе друг писал, что ему необходимо восстановить стаж («штат»), а во-втором Марина сообщала, что Громов отправился в Австралию, где жила его младшая дочь Люба...

Железный занавес России только начинал приподниматься над границами, для китайцев мы перестали быть ревизионистами, в обе стороны потянулся тоненький ручеёк родственников, который со временем стал большой и неудержимой рекой.
Дочь Громова Марина преподавала в Лабдарине русский язык. Мне ли укорять человека, который четыре года учился в русской школе и всю жизнь прожил в Китае, в неграмотном письме? Напротив, я думаю, что письма Громовых очень даже грамотные и в глубине своей сохранили русский характер и образы.
Все прежние вопросы стали маленькими, когда выяснилось, что время притормаживает свой бег не только для Гагарина и Громова. Таких людей было много! Некоторые из них жили среди нас.
Какими мы выглядим в их глазах?

Затариться для угощения хороших людей не тягость и всегда радостно. Не зря в первый раз Гагарин сказал бабе Мане: «Не мешай человеку получать удовольствие». Было бы на что.
Снова в отгороженном от внешней суеты мире дяди Серёжи Гагарина я появился с китайской ханжой и свежениной. У тети Фроси Сазоновой закололи свинью для сдачи. Деньги стремительно таяли в цене, люди резали и продавали домашнюю животину.
Бабы Мани не было. Ханжу Гагарин одобрил. Мы организовали маленькую жарёху в большой сковороде на уличной печурке. Потом читали и расшифровывали письма из Лабдарина.
Вот тексты с подлинников. Гагарин хранил их, пронумеровав:
«Летит привет с глубоким извинением из Китая!
Здравствуйте намногоуважаемый близкий друг Сергей Андреевич и всё ваше семейство. Во-первых, спешим сообщим, что 4 декабря получили ваше третье письмецо, а несколько месяцев тому назад получили ваше второе – с фотокарточкой письмо, в котором друг описал ясно об оформлении моей трудовой книжки или справки. И вот я всё думал, расспрашивал как делать или правда лично поехать, но сейчас собираться в путь-дорожку почему-то стало трудно. Все болит. Каждый день пьём лекарства, нынче летом, все лето болел поносом, весь ослаб, вот к зиме стало как-то получше. Ставил уколы и пил разные лекарства. И вот всё не утвердили как делать и не писали вам писем, просим извините нас за опоздание ответа.
И вот опять получили ваше письмо с горячим сердцем, ты опять прописал мне как ехать и куда обращаться, хотя я не выхлопочу мой трудовой штат, но я доволен, что есть честные близкие друзья, они меня сочувствуют и знают. Ещё выражаю, мой дорогой друг, вам мою и всей моей семьи большую благодарность.
Во-втором, хочу спросить – как ты живёшь в настоящее время, чем занимаешься, на фото видно, что вы ещё здоровый и бодрый человек, выглядишь моложе меня несмотря на то, что ты старше меня на пять лет.
Желаю всегда быть вам здоровым, весёлым и бодрым. Бываешь ли ты у друзей, как у Кмитова иль у других. Кмитов давно нам не писал, наверное, кто-нибудь от его сестры или сама сестра, живущая в Китае, ездила к нему.
Дорогой друг Сергей Андреевич! Хотелось бы снова вернуться в Большой Завод, посмотреть как он строится, каким переменился, но вот здоровья бог не даёт, плохо чувствую, как ехать, наверное, ничего не выйдет. Мне не подняться, так что и про штат думать не надо, они, ваши, по заочи ещё не выписывают, а я не могу поехать, так надо всё бросать, не думать и не хлопотать.
В-третьем моего письма, мы всей семьей поздравляем тебя и всю твою семью с наступающим Новым 1988 годом. Желаем вам нового счастья, новых успехов и всего-всего хорошего и долгих лет жизни.
Ну, пока, пишите почаще. Шлю открытку на праздник.
Твой друг Громов Николай, Вера, Марина, её муж Леонид и все дети.
5 декабря 1987 года».

Следующее письмо пишет уже Марина, дочь Громова:
«Привет из Китая!
Здравствуйте намногоуважаемый дядя Сергей и тут же тётя и всё ваше семейство. С горячим приветом к вам и массой наилучших пожеланий к вам Марина Громова мой муж Леонид и все наши четверо детей. Дяди извините меня за долгое молчание, давно уже получили ваше письмо и две открытки, одну мои мать и отец увезли с собой в Австралию на память. Дело вышло срочное, когда получили ваше письмо и тут же получили телефон из Пекина. Билет на самолёт был на 17 марта, так сразу срочно стали собираться, делать проводины, гуляли три дня.
8 марта как раз на праздник мои родители тронулись с Лабдарина, легковая машина одного друга увезла до Хайлара, в Хайларе пожили до 14 марта у сватовей, это Любины свёкр и свекровь. 14 марта сели на поезд, мягкое купе. 16 марта утром доехали до Пекина, там продневали, сходили на площадь Тян-Аньмэнь, снялись на фото, когда отчистят обязательно вышлем вам.
Я со старшей дочкой Ниной провожала родителей до Пекина, с нами были другие три человека из родни. 17 марта после обеда, в 4 часа 25 минут самолет с моими родителями вылетел. Улетели мои родители. Я долго упала и плакала, но ничего не сделаешь.
23 марта мы вернулись домой, но настроение плохое, везде, куда ни посмотришь, оставлены вещи родителей. Посмотрю, так слёзы и катятся. Хотела сразу написать вам письмо, но не смогла. Вот сегодня пишу, сообщаю об отъезде родителей. Наверное, скоро придёт от них письмо, узнаем как они летели на самолете и как установились на новом месте жительства в Австралии.
Дядя, ещё извините меня, что я вам со своей просьбой придала много х лопот. Через границу трудно, так прошу не беспокоиться и не берите этот велосипед. Начальник вашего района Коваленко, наверное, долго не приедет, оставьте беспокоиться из-за меня, в тот раз необдуманно написала вам, не думала, что так трудно переправлять вещи через границу.
Я слышала, что Коваленко приедет летом. Нравится ли вам перовая теплушка, если любите носить, то я тебе возьму и отправлю с Коваленко. Можно? Или что вам нужно другое? Пишите, я во все постараюсь. Ну вот, теперь ждём письма из Австралии, придёт письмо я сразу напишу тебе об них положении.
Дядя, передавайте привет всем родным и знакомым от нашей семьи.
Пока заканчиваю письмо.
Желаю вам счастья, здоровья и больших успехов в работе хотя дома, а главное – крепкого здоровья и долгих веков жизни.
Крепко целю вас, дядя.
До свидания.
Известная вам Марина, Леонид и все мои дети.
29 марта 1989 года».

- Уехали Коля с Верой к младшей дочери Любе в Австралию. – Вздохнул дядя Сережа, наливая в солдатские кружки принесённую мной ханжу. – Выпьем за их здоровье.
После недолгого молчания, Гагарин заговорил:
- Марина сейчас работает учительницей русского языка, а ещё её приглашают переводить, когда приезжают русские делегации. А сестра её Люба переехала с мужем в Австралию, потом позвала родителей. Чует моё сердце, не задержится там Громов, вернётся.
- А сколько таких людей, как Громов и вы, работали в комендатуре?
- Целая бригада. Я был записан при конях, а другие - огородники. Как говорится, ярко выраженные азиаты. Жили и работали в Углихе. Люди думали, что там китайский колхоз, а на самом деле это был четвёртый отряд особого отдела комендатуры. Но на ту сторону ходили не все. Обычно нам давали напарников из местных русских.

Продолжение следует.




__________________________________________________