Каберне- сюита

Он так крутил её в танце, ввернув магнитофон в приоткрытое окошко, отодвинув стол с клеёнкой, остатками консервов, яблок и карамели, а она так задирала ноги, что и не могла подумать, что такая гибкость в ней есть!

Каберне пили прямо из бутылки, (Галка стащила из дома), отодвинув гранёные стаканы. И вилка одна была - поддевали пальцем.

- Я люблю Бони Эм.. Особенно "Степного волка", - задыхалась Галка.

- Порнуха, - крутил дальше Генка, - Лучше Deep Purple..

- Ты мой Волк! - чмокала его в шею, голый торс.


               

Через полгода они поженились.
Егор Палыч, отец Гали, переживал, не такой судьбы хотел зятя, мать плакала тихонько, но тоже смирилась, кафе сняли, и со своей стороны пригласили гостей немного. Стеснялись. А Генкина родня вся приехала, и дядьки и бабки, и мамки.

Гуляли под Бони Эм, пили Каберне-Савиньон. Водки не было, родители не позволили, но сокурсники пронесли, да и деревня самогона подтянула. Эмилия Павловна, нежная, как прихваченная морозцем, роза, прикрывала глаза - свидетель пошатывается, а в туалете набезобразничали - боялась, что потечёт тушь.
Ещё поварихи в проёме маячат, смотрят...

- А "горячее" хорошо, -  хочет веселиться Эмилия Пална, но видит уснувшего "дядьку" в растянутом свитере. Столовые приборы скрещиваются на тарелке и слезинка выбивается все же сквозь, приправленную слюной, "ленинградскую тушь".

- Мама! - подбегала Галка облаком, пеной, и Гена, неловкий, узкий, загнанный в новый импортный костюм.

- Мамуля, - чмокала в голову, сверху, в обильно политый лаком начёс.


               


Догуливать пошли в общагу - а родня Генкина, кто в гостиницу (всё устроили) - кто к "сватам", у тех квартира большая, "обкомовская".

- Пожалуйста, будьте как дома, - приглашала Эмилия Павловна, слово "сваты" коробило её, и рот двигался, запутавшись то ли в улыбке, то ли в вот-вот начнувшемся плаче.


Через неделю молодежь уехала в далекое село, учительствовать.


               


Хлеба нынче высокие, знает Генка. Долгая осень будет. Кулаки у него большие, красные, как палицы, а пальцы не сгибаются, и, кажется, заточены только под тугой руль старого "Беларуси". Он и сам стал похож на большой комбайн, в плечах раздался, солярой пропитался, могуч, Генка.

- Опять стиралка сломалась, надо в районный центр ехать, - жалуется Галя.

- Съезжу.. За запчастями все равно мотаться, - щурит он голубущие глаза.

- Гена, я сало засолила, давай вечером? - ластится Галка, попав как обычно в голубой плен.

И вечером она у него на коленках, самогон хорош, но все в  меру, не как некоторые в деревне. Да и вставать утром, управляться, ещё Рассвет заболел, теленок, выпаивать надо.  И восьмой "Б" куролесит.


               



- Лера, -  шепчет Егор Палыч - Ле-ра, - щекочет он за ушком молодой Лере, с жёлтыми завитками. Тонкая золотая цепочка, подарок Егора Павловича, топорщится, утонув в завитке, тоже щекочет Лере шейку. Лера прикрывает глазки, вытягивает губки, высовывает язычок-жалко, чувствует хруст белоснежной рубашки, понимает, что запутался, как муха в меду, Егор Палыч-то...  Но Егор Палыч не видит, он целует Лере шейку, цепочку, и понимает, что  прикован, накрепко, что за этим завитком на глупой мордашке, поползёт по земле, по песку, по грязи.


- Ещё немного, - наливает  "номерное" Егор Палыч.

- Нужно сделать маникюр... Облез, - жеманится Лера, глядя на ножки, шевелит пальчиками.

- Сделаешь завтра, - лепечет Егор Палыч, он грузный, тяжеловато дышит.

Счастье накрывает Егор Палыча, он растекается своим большим телом, водит руками по большой, как целая планета, Лере, по разбросанным созвездиям родинок...

- Да.. Это счастье, - проваливается он, удивлённый.


               


- Мама... Мама! Да все хорошо, не переживай ты! У меня десятый "Б" выпускается.. Некогда!  Гена тоже, от зари до зари.. Дети в школе, Санька может не серебро потянет. - Никак не получается, мам... Может, после уборочной, в осенние каникулы. - Мам, у Кати месячные начились. - Месячные!- кричит Галя.

               


- Ле - ра... Ле - ра. - Играет цепочка маленькими звеньями.

- Хрум - хрум - хрум, - Щелкает Лера галету за галетой.

               


Эмилия Павловна нервничает, хрустальный фужер быстро пустеет, она звонит соседке - Алечка, прошу Вас, дорогая. У меня дети приезжают.. Завтра.. Пожалуйста, пару бутылочек. Спасибо, дорогая, спасибо.
Эмилия Павловна в шелковом халате, её немножко пошатывает, в баре - каберне, номерной резерв. Как красив рубиновый бокал, изящно запястье - Эмилия Пална трогает  прядь, с робко пробивающейся, (и незамедлительно задушеваемой гидроперитом), сединой, касается уха. В ушах серьги, тоже с рубином. Егор дарил...
Эмилия Пална включает кассетник,  "Бони Эм", Галочка так любила.


               


- Милочка.. Это я .. Эээ.. Задержусь. Выездное заседание, - врет Егор Палыч.

- Да, Егор, - Эмилия Пална темнеет, руки не слушаются, клацает трубка. Какая-то жидкость, горько-сладкая, расползается внутри, изо рта, в голову, предательски, как змея. Змея укладывается в голове, не спеша, какая-то металлическая, прохладно-липкая,  бьет по вискам, затылку.
Но звонок в дверь возвращает румянец Эмилии Палне. Она прижимает прохладные бутылочки, как дитя, зажмуривается, целует.


               


- Не люблю иностранщинуу, - капризничает Лера. - Поставь Антонова...

- Это Поль Мориа.

- Не хочу Мориа!

 Егор Палыч крутится, меняет пластинки.

- У тебя пахнет рубашка! - морщит носик Лера, и скидывает с себя, бросает на стул, и Егор Палыч качает головой, потеет, оседает от счастья.

               


Эмилия Пална берет стакан, открывает окно, ветер врывается, нетерпеливый, как когда-то Егор, обнимает ее, целует в щеки, трогает волосы, и ей легче, ей хорошо. Егор приедет утром, внук идёт на "серебро",  у Кати месячные.. Жизнь продолжается! Щеки у Эмилии Палны розовеют, яркий румянец распространяется на все лицо, шею, грудь. Она вся розовая, гибкая...  Эмма прибавляет звук, ещё прогибается, волосы падают вниз волной.

- Жизнь прекрасна! - крутится она в одиноком танце, под "Степного волка".

               


- Дети спят?

- Спят...

- Ну, будем! - Генка смотрит Гале в лицо, белые морщинки на красно - коричневом лице прыгают, смеются. Он такой же, он не изменился.

- Врубим?
- Врубим!
- Волчара!!!

Они тоже танцуют, счастливые.

               

- Ле- ра.. Ле- ра...