Напрасная тревога

Осень долго медлила, но наконец,  ближе к началу октября, заявила о себе. Зарядили тоскливые дожди, небо затянули серые тяжелые тучи, похолодало.
Он сидел в кабинете отца настоятеля и готовил проповедь на завтра: в кружке дымился чай с чабрецом, в камине потрескивали поленья, за окном уныло кисло ненастье.
Поправив лист бумаги в печатной машинке, он прокашлялся, поправил теплый халат, передернул плечами – неуютно, все же. Без отца настоятеля, вырастившего его, и ставшего для него всем- семьей, лучшим другом – ему было тоскливо.
Заниматься проповедью не очень хотелось. Ему было проще делать реальные дела, а не болтать.
Внизу, у входной двери кто-то тихо поскребся. Не мыши – их мелкие легкие шажки он знал, не Томас – лабрадор спал, свернувшись у камина. Затем раздался чуть слышный стук. Потом – явственней.
- Иду, - поправил он белокурые волосы, и снова вздохнул, - сейчас.
Он священник, и должен быть милосердным, хотя – добрые люди в такую погоду вряд ли шарятся по чужим садам. Но он был настоящим, достойным служителем Церкви, осторожность – пусть. Но милосердие превыше.
- Чем я могу помочь?  - тихо спросил он, приоткрыв дверь. На пороге зябко куталась в тонкую шаль женщина. Молодая, лет двадцати, продрогшая насквозь. Тонкие пальцы посинели, нос наоборот, покраснел. Она дрожала и сосредоточенно топтала ногами коврик.
- Вы священник? Я заблудилась.
Еще и голос хриплый.
- Проходите, фрой… Фрау, - поправился он, видя ее внушительный живот. Что она забыла здесь, вдали от городка, от дороги в ближайшую деревню?
- Вам плохо? Вы не ранены?
- У вас милый акцент, отец, - не к месту прокомментировала она.
Он вздохнул.
Затем – горячий чай, хотя она и хотела стакан шнапса. Нет-нет, нельзя алкоголь. Разогреть остатки ужина.
- Останьтесь тут, - он показал гостевую комнату, - утром я подумаю, чем вам помочь.
Она только кивнула, оценивающе глядя на убранство гостевой комнаты.
Впрочем, утром о ней не пришлось позаботиться – ночная гостья исчезла, оставив после себя только чуть примятое покрывало на кровати.
- Был бы здесь отец настоятель, он оставил бы тебя сторожить ее, чтоб ничего не украла… Или вовсе не открыл, - поделился он с Томасом своими мыслями, - скорей бы уже вернулся из епархии…
Однако, таинственная незнакомка напомнила о себе скорее, чем священник ожидал. Под вечер, когда отец настоятель вернулся домой, на нем лица не было.
- Ты видел? – на стол полетел густо исписанный лист бумаги, - у тебя есть объяснения?
- Я ее видел лишь однажды…
- Для дурного дела много времени и не надо, - с болью в голосе проговорил настоятель.
- Но не сутки же. Она вчера постучалась сюда… Вы не верите мне? Думаете, я мог, - он не договорил.
- Прости. А что я должен был думать? – настоятель, невысокий, медленно полнеющий с годами, но все еще интересный мужчина упал в кресло и закрыл лицо руками.
- Рассказывай все.
Рассказывать было особо нечего.  По мере того, как он говорил, на лице настоятеля отображались, сменив боль, замешательство, озадаченность и наконец, гнев.
- Значит, кто-то знал, что ты будешь один. И что доказать свою невиновность тебе будет нечем.
- Но кому?
- Ищи, кому выгодно. А все, что остается делать нам, молиться.

Но просто молиться и ждать, пока все решится по Божией воле – было слишком мучительным. Настоятель, отчасти ради успокоения своей ревности, но в основном – спасая карьеру своего приемного сына и помощника, вспомнил все то, о чем читал у горячо любимого автора детективов… Кстати, преступления там раскрывал тоже священник.
Жители ближайшей деревеньки смогли навести отца на след мужчины, которого видели в обществе девушки, по описанию похожей на ночную незнакомку.
- Я сам ищу Исабель, отец, - поморщился могучий, едва ли не двух метров ростом, мулат, Кристиан, - приехали вместе, жили душа в душу… А потом ее как подменили. А, накануне она в городе была, на исповеди. Все нахваливала тамошнего священника.
Значит, Исабель. Испанская кровь, горячее желание устроить своего ребенка получше, и полное отсутствие моральных ограничений. Но отец  Рене хорош, ведь нашел, кто бы согласился, организовал все, зная, что никто не откажет беременной девице, попавшей в столь затруднительное положение!
Настоятель решительно махнул головой.
- Я, кажется, знаю, где твоя Исабель. И поверь, она попала в дурную компанию, и ей может грозить статья за клевету.

Конечно, такой вопиющий случай, как бедняжка, забеременевшая от приходского священника на его приходе – это почти стопроцентная гарантия, что его никто не назначит епископом… Чего и хочет отец Рене.

Прошли несколько недель. Подготовка к Рождеству шла полным ходом:  пушистые сугробы укутывали и дома, и мрачный лес, и, казалось, даже небо. Когда спускалась ночная тьма, то золотой свет фонарей отражался мириадами огоньков от острых и искристых снежинок, и они, как и сияющие звезды на небосклоне, радовали взор и наполняли душу ожиданием чуда.
- Я хотел бы окрестить ее вскоре после Рождества, - прогудел Кристиан, держа в руках кулек с сопящим младенцем, - ваше Высокопреосвященство?
Приподняв брови домиком,  недавно рукоположенный епископ вопросительно посмотрел на своего приемного отца, и бывшего настоятеля.
- Ну, ты же видишь, как все хорошо решилось. Я бы согласился.

А отцу Рене предстояло праздновать Рождество в дальнем монастыре, его утешало лишь то, что его все-таки не лишили сана.